[Jane D. Ankh-Veos]

Прошу оценить.
(Картинка - от Surrgeon, стихи - мои).



(Это, кстати, екатеринбуржский Храм-на-крови, и посвящено произведение именно его близжайшим окрестностям и тому, что у меня было с ними связано...)

---

На лезвии бритвы

[Фрейя-Оро]

На лезвии бритвы
танцевать босиком.
Раскинув руки,
чтобы удержаться.
Каждая нота -
крик из будущего.
Каждое па -
обещание боли.
Страшно? Смотри,
не касаясь кожи,
Оно мерцает
серебристым огнем.
Танец изматывает,
но снова и снова
Краткий полёт -
замирает сердце
В предвкушении:
да или нет?

---

третий пошел)

[Морячок]

«Время» (песенка)
Порваны кроссовки и джинсы истёрты на коленях
Временем.
Старые ветровки разбросаны по полкам пыльным,
А тем временем
Люди опыт копят и тратят мудрость жизни на мелочи,
Я свыкаюсь с мыслью, что и рядом со мной бывали сволочи…

Порчены все нервы, и сердце давно истощено
От времени.
Мы живём на улицах, ну а когда-то люди жили
В племени.
Время всё расставит по местам, воздаст всем по заслугам;
Никогда не пойму, отчего человек – через пять минут враг –
Называется другом…

припевчик:
Время не лечит то, что всерьёз покалечено,
И никогда не исправит ошибок, - поможет раскаяться.
Временем будет обида забыта, но не излечена.
Лишь на часах будут стрелки минутами маяться.

Вены исколоты иглами, в наших желудках – лекарства беспечности.
Смерть на больничной койке – никто не будет жить до бесконечности.
Опыт и мудрость копятся, словно деньги, и также тратятся без толку.
Я признаюсь себе в том, что давно не искала счастья: ходила в потоках, играла в тоску.

Раны забылись, обиды простились, сердце заштопано
Временем.
Люди сходились, потом расходились, снова любили,
А тем временем…
Старость так близко стояла с кем-то, с другими стояла молодость.
Я же немного другим прощала: рядом со мною стояла гордость…

---

Стих

[Фрейя-Оро]

Привет.Было бы очень интересно послушать мнение общественности.
Покритикуете?


Звездный свет
Грудь мою разрывает,
Холодный свет
Крылья мне раскрывает.
Я стремлюсь
В небо ночное,
Я хочу
Расстаться с землею.
Мне не дано
Жизни понять законы,
Мне суждено
Быть к небу прикованной.
Всё не так -
Я в этом мире лишняя.
Звездный свет
Сохранить лишь бы мне.
Я не хочу,
Чтоб он погас однажды.
Свет - это я,
Всё остальное не важно.
Трудно жить,
Я иногда завидую
Тем, в ком уже
Погас этот свет невидимый.
Это легко
Сделать всего лишь шаг.
Не суждено,
Я не могу так...

---

Перс.

[geffy]

Мейсон повсюду. Он вещал скучным доброжелательным голосом доброго родителя из всех динамиков, его лицо было на всех плакатах и экранах. Он рассказывал как жить, объясняя своим неумелым детям как сделать это правильно. Его речь была монотонной убаюкивающей.
Рассвет только забрежел, Марина чувствовала это кожей, но остановиться, повернуться и посмотреть она не могла. У гражданина нет чувств, есть обязанности. У гражданина нет личных дел, есть дела общества. Гражданин должен служить обществу. Марина шла твердым ровным шагам по зеркальным плитам Тауна, как и миллионы вокруг нее. Была одета в серое пальто, как и миллионы вокруг нее.
Эта человеческая масса двигалась в едином ритме, пытаясь изо всех сил быть единым организмом. Они дышали как один, думали как один, существовали как один. Их сердца бились в едином ритме, и его задавал Мейсон.
В какой-то неуловимый момент монотонный шум толпы был нарушен. Двое в черной форме, с вышитым золотым ястребом на предплечье, остановили пожилого мужчину. Людской поток разделился, образовав пустоту вокруг них.
Замах резиновой дубинки и четкий профессиональный удар под ребра, мужчина упал на колени. Удары сыпались градом, выбивая жуткий ритм. Тихие беспомощные стоны… и тишина.
Люди шли рядом, в метре от полиции. Шли, рассматривая свою обувь. Марина знала, о чем они думают. Они молились со страстью беспомощной жертвы.
- Пусть, пусть они пройдут мимо. Пусть заберут его, а не меня. Пусть они пройдут мимо. Пусть…
Марина молилась тоже, ее скулы свело от напряжения. О господи, пусть они пройдут мимо, путь бросят взгляд на другого, только не я. Только не я. Пожалуйста, господи, только не я.
- ПОЖАЛУЙСТА! НЕ НАДО! ПОЖАЛУЙСТА, Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Крик, сорванный очередным ударом на тихий скулеж. Боль разливающаяся волнами адского пламени по телу, страх съедающий изнутри. Она уже давно лежала на полу и не пыталась подняться. Глаза были слепы, веки не открывались.
Марина молила разбитыми губами: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
Перс молчал.
Марина плакала, от боли и страха.
Перс молчал.
Марина забылась темным болезненным сном.
Перс молчал и слушал. Он слушал разговоры охраны, скаблезлые шутки. Он не боялся. Даже когда его слепого и беспомощного куда-то понесли, он не боялся.
Марину бросила на холодный кафельным пол. Хрустнули и без того измученные кости. Марины выла, выла как безумное умирающее животное. Свернувшись на полу в позу эмбриона, она затихла, уходя в спасительное забвение.
Перс молчал, он оценивал повреждения, его разум встрепенулся выходя из спячки, куда сам себя загнал, спасаясь от боли. Перс понял, что он выживет. Били больно, беспощадно, но профессионально. Били, но не убивали. Перс вслушивался в тишину, сквозь приоткрывшиеся щелочки век всматривался в темноту. Он затаился, как хищник, готовый драться за жизнь, дай только шанс.
И когда свет ударил в открывшуюся дверь камеры, Перс смог встать. Он щурился, его мутило, ноги предательски дрожали. Но пелена с глаз уже спала настолько, что Перс успел заметить удивление мелькнувшее на постном лице полицейского.
Его вели долго. Два полицейский впереди, два позади. Он шел и каждый шаг давался все тяжелее. Он терпел и когда наконец его вывели в светлый просторный зал суда, Перс задыхался от боли и слабости.
Приговор.
- Нарушение общественно порядка.
Денежный штраф, перевод на более низкую должность, пол года строгого надзора. И красный, кровавый штамп в паспорте. Навсегда.
Перс сознался во всем, его покорность была вознаграждена милостивой улыбкой и новой библией Мейса. Перс рассыпался в благодарностях, еле шевеля разбитыми губами.
Выйдя за ворота участка, Перс дышал полной грудью, щурясь от солнца.
Тогда он впервые обратил внимание на щуплую, похожую на приведение, девушку, она жалась к стене. Ноги не держали Марину.
Она плакала, тихо беззвучно.
Перс молчал, понимая что, что-то в сердце умерло там в участке.
Это случилось пол года назад.
Марина медленно оправилась после кошмара. Ей снились сны: холодный кафельный пол, хриплые скабрезные шутки и боль, боль, боль. Она вскакивала среди ночи с криком и дрожа сидела до рассвета, не в силах заснуть снова. Перс тоже не спал, он не кричал, лишь стискивая зубы.
Они не помнили, как стали жить вместе, просто в одно прекрасное утро Марина нашла на столе букет цветов и записку: Доброе Утро.
Она улыбнулась грустно, блекло. Но в душе поселилось тепло. Она заботились друг о друге в силу своих возможностей. Как два потерпевших кораблекрушение, держались друг за друга, помогая держать голову над водой. Отпустит один, утонут оба. Они почти не виделись, Марина спала ночью, днем работала. Перс бодрствовал ночью, спал днем. Они общались через записки, написанные маркером на стальной поверхности холодильного шкафа. «Купила продуктов». «Убрал Квартиру». «Ты сегодня отлично выглядишь, улыбнись». «Пожалуйста, не кури так много».
Чем занимался Перс, Марина не знала. Она ему верила свято, бездумно. Она его знала, как себя и не знала совсем.
Спустя месяц Марине стало легче, защитный механизм встроенный в каждое слабое существо сработал. Марина смирилась, да она нарушила порядок, да ее наказали, но теперь она будет хорошей и с ней этого не повториться никогда-никогда.
Персу стало хуже. Он был реалистом, он отчетливо понимал что за ним могут прийти снова: завтра, послезавтра.
Перс похудел. Он курил по полторы пачки за ночь, даже зная, что соседи могут донести. Надеясь, что соседи донесут. Перс хотел умереть.
Марина скандалила, писала гневные записки, но Перс молча стирал их с зеркальной поверхности и снова доставал сигареты. Марина покупала сотни отдушек, забивая ими квартиру. Все теперь пахло жасмином, вербой, жимолостью, лавандой и сиренью.
Марина спасла Перса от смерти, даже не подозревая об этом.
Она работала библиотекарем, до этого была главой по связи с общественностью. Однажды она принесла с работы полуиспорченную деку. Случайно. Эта мигающая испорченная вещь вызвала у нее жалость.. Марина хотела попробовать ее починить. Она положила деку на кухонный стол, а утром нашла ее на прикроватной тумбочки и записку с просьбой принести еще что-нибудь в этом роде. Книга называлась «Локальные Сети».
Перс изменился за одну ночь. Плечи распрямились, взгляд стал твердым. Он снова начал есть и стал очень острожным с сигаретами. У него появилась цель.
Он понял что не хочет жить в таком мире, а это значило, что надо что-то менять. Он не был романтиком и не был знатоком политики. Он не был военным и не умел обращаться с оружием. Перс не собирался выходить на улицу с транспарантами или коктейлем Молотова. Перс понимал всю самоубийственность этих действий. И он умирал, не находя способа изменить свою жизнь.
Ключом, искрой зажегшей его душу стала книга «Локальные Сети».
Теперь Перс хотел жить.
Компьтерная система. Контролирующая все, от автоматического вывоза мусора, до охранных систем. Денежные переводы банка, медицинские аппараты, экскалаторы в супермаркете. Все.
Перс глотал книги по компьютерам, сетям, кодам, все что мог найти. Когда кончились легальные книги, он вышел на улицу, впервые за пол года. Он знал куда шел, знал зачем. В этом городе системы Мейсона, осталась пара неприглядных мест. Перс нашел, что искал.
Он был умен, точен и хладнокровен. Внимателен и осторожен. Не трус, уметь рисковать он умел. Перс начал с мелочей. Он узнавал внутренние данные прачечных и химчисток, расписание мусорных уборщиков.
В одну темную тихую ночь, Перс не удержался, он изменил расписание мусорных уборщиков, заставив их обойти районы глав партии. На утро, высокочтимые господа вышли на свои роскошные балконы и вдохнули вместо чистого утреннего воздуха вонь разлагающихся помоев.
Перс ликовал не долго.
На следующий день Марина узнала, что все программисты отвечающие за мусорных уборщиков без суда отправлены в лагерь строгого режима. Лагерь Смерти. Марина плакала как дитя, страдала за них обоих.
Больше Перс ошибок не повторял. Он тщательно выбирал жертв, но и пощады он не знал.
Мир Вирта, та часть его что осталась свободной кричала о новом герои. Робин Гуда двадцать третьего века. Человека взявшегося в одиночку бороться с системой.
Персу предлагали дружбу, помощь, у него появился фан-клуб. Он чурался всех, неизменно работая один.
Марине было больно, после приговора от нее отвернулись все друзья, родственники забыли о ее существовании. Мать бросала трубку услышав ее голос. Марина плакала, Перс ее утешал. Он не видел большого горя. Вечно одинокий, у него была только Марана, и Перс искренне полагал что им будет хорошо только в двоим.
Слава Перса росла как снежный, ком. На его поиски отправлялись лучшие агенты системы, но безликий хакер был неуловим.
Тогда на него вышли повстанцы.
Девушка работала в библиотеке древней, как сама история. Марина работала монотонно, стараясь сократить контакты с коллегами и клиентами до минимума. Она часто уходила в лабиринты читального зала расставляя деки с книгами по полкам. Единственным человеком, кто сумел к ней прорваться была Агния.
Женщине было за пятьдесят, у нее были добрые глаза и мягкая улыбка. Агнию не отпугнул красный штамп в паспорте Марины.
Как то у Агнии задрался манжет и Марина мельком увидела татуировку. Агния была ссыльной, неведомо каким чудом вернувшейся обратно.
Марина не спрашивала, Агния не говорила.
Однажды Марина привычно ходила между полками расставляя книги. Она зашла в подсобку и что-то дернуло ее заглянуть в пустую пыльную кладовую.
Агния сидела в темноте, среди полок с моющими средствами, выключенными дроидами-уборщиками. Она дрогнула, заметив Марину. Сигарета-самокрутка выпала из ее пальцев, покатилась по полу. С минуту они смотрели друг на друга, потом Марина ожила.
- Не бойтесь, я никому не скажу, - и закрыла дверь.
Марина стояла приклонившись к косяку, закрыв глаза. Из-за двери донеслись всхлипы. Агния плакала.
Марина открыла дверь. Медленно, словно во сне, она подошла к женщине и села на пол, возле нее, положив голову женщине на колени. Спустя миг, рука Агнии дрогнула и поднялась, гладя Марину по голове материнским жестом. Они плакали уже обе. Беззвучно.

Агния исчезла через две недели. Марина стала еще больше похожа приведение. Она умоляла Перса выяснить, что случилось. И Перс выяснил.
Агния забрали агенты, беспощадные собаки системы. Суда не было. Ее оправили в Лагерь Смерти. Перс потратил неделю, что бы снять грифы секретности. Агния была связана с повстанцами. Подробностей не было, но Перс понял, что дело в ее старых «заслугах» перед системой.
Еще неделю Перс потратил на завоевание компьютера лагеря. Это была неприступная крепость даже для него. Многие «сложили здесь свои головы», но Перс не умел сдаваться. И спустя неделю бесплотных попыток, система легла к его ногам. Перс был выжат как лимон.
Он сделал для Агнии две вещи. Сначала перевел ее из красного тревожного сектора в белый, где содержались «легкие» заключенные. Второе – во время вывоза на общественные работы белого сектора, Перс стер Агнаю из баз. Все. Она перестала существовать для системы.
Больше он ничего делать не стал. Перс расценивал себя как стихию. Как течение, что может вытолкнуть утопающего на поверхность, а может и утянуть назад. Перс дал Агнии шанс.
Повстанцы вызвали у Перса смех. Он знал о них многое, намного больше чем они думали. И Перс точно знал что они связаны с системой. Он знал откуда идут деньги на сопротивления, как лидеры связываются с агентами системы. Он знал что это всего лишь огромная ловушка, мясорубка засасывающая сбившихся с пути, уничтожающая способных поднять голову и выступить против системы.
Ему назначили встречу. Марина отговаривала как могла. Она боялась. Сидя на кровати, Марина видела в зеркале напротив уставшую женщину, старше чем она была на самом деле.
Перс наоборот помолодел, он светился. Адреналин добавлял ему жизни. И чем лучше становилось ему, тем хожу было Марине.
Встреча с повстанцами происходила в центре города, на красивой четко очерченной площади. Стройность форм радовала взгляд.
Перс не спал, он готовился так тщательно, как мог. Применяя все меря безопасности. Заблаговременно установил на площади камеры, и устройства слежения.
Марина, неожиданно для самой себя, вызвалась ему помочь, она провела на площади почти весь день, продрогнув до кончиков пальцев.
Девушка обходила площадь, ступая по мраморным плитам, ее губы были сжаты в тонкую ниточку, решимость во взгляде напоминала отважившегося самоубийцу.
Перс был спокоен, как скала или метал. Он был уверен в себе, в Марине и в своей технике.
За час до назначенного срока, к площади подошел человек среднего роста, закутанный в теплое пальто. Он уселся на скамейке и достал деку с книгой.
Пол часа он и правда потратил на чтение, а потом щелкнул кнопкой. Экран мигнул и показал камеры.
Человек ждал.
В назначенное время к назначенному месту подошел молодой парень. Он был худ, высок, выражение лица – словно списано с картины молодой революционер.
Перс поморщился. Чего-то подобного он и ожидал. Черный сотовый телефон вполне подходил человеку, что сидел на скамье. Набор. Гудок.
В телефонной будке рядом с парнем раздался требовательный звонок. Перс позволил себе улыбку, все шло нормально.
Они говорили обо всем и не о чем. Они играли в одну игру, стараясь выжать из друг-друга как можно больше информации, как эгоистичные любовники, когда каждый искал выгоды только для себя.
Перс вздохнул, он и так знал порядочно, а еще знал, что площадь подвергается тщательному сканированию… надо было уходить, он и так превысил лимит опасности.
Одна фраза, одна ударила как кинжал в сердце. Марина бы наверное не выдержала напряжения, а Перс удар держал, сильнее стиснув зубы, держал.
- Мы хотим поблагодарить вас за Аглаю.
Перс понял, что женщина мертва. Он просто констатировал факт, только где то в глубине души разбилось надежда. Марине он так ничего и не сказал. Задаваться вопросами, не была ли Аглая мертва к моменту взлома системы лагеря Перс не стал. Времени у него не было. Совсем. Роняя машинальные безликие фразы, он закончил разговор.
Домой Перс возвращался медленно, специально выбирая путь подлинее. Решение он принял уже когда поднимался наверх, в квартиру. Если он не ударит первым, может быть уже завтра их с Мариной не станет.
Медленнее чем обычно, Перс готовился к взлому. Искал сигареты, делал кофе, проверял свою машину. Он словно древний воин, настраивался пред решительным боем.
Совсем недавно перс вспомнил, как попал в полицию. Он передел компрометирующие материалы одному молодому политику, ведущему настоящее сопротивление. Более тонкое и верное, чем подставное. Это сопротивление даже не осознавало себя, не высказывало громких лозунгов. Его суть была в улучшение жизни. Круговая порука. Люди понимающие тонкость материй общества и осознающие гниль системы. Они тихо делали свое дело. Будь то мусорщик или первый министр.
Перс все еще не помнил, как они встретились, помнил только, что материалы ему отдала Марина. Значит они были знакомы раньше? Перс старался об этом не думать, начинала болеть голова. Политика агенты не тронули, только потому что не смогли добиться от Перса признания.
Поэтому его отпустили, поэтому он оказался под наблюдением.
Совсем недавно Перс возобновил связь с Политиком.
Перс был картежником, но не игроком, шулером. Он любил сдать карты и посмотреть, как разыграется партия. Но он сотворил великую глупость, выбрав любимую масть, тем самым став заложником игры. Он подыгрывал политику, как плохой крупье. Защищал его и подсовывал правильные карты. Политик быстро пошел в гору, внешне яро доказывал верность системе. Он уже стоял близко к Мейсу и Перс планировал поднять его еще выше.
Увы, время играло против него.
Перс закончил проверку своей машины. И игра началась. Почти десять часов Перс просидел без движения, он взламывал ресурсы армии, партии, продовольственных поставом, денежные переводы. Он менял все что мог, уже не заботясь о своей безопасности. Лишь то что он может не успеть, заставляло волноваться.
Спустя шестьсот минут Перс отошел от компьютера. Его спина ныла, глаза покраснели.
Он подошел к окну и впервые увидел рассвет за долгое время.
- Вот и все… карты разданы. Дело за малым.
Перс улыбнулся и оглянулся на спящею Марину. Девушка забылась беспокойным сном. Персу было грустно, он последний раз посмотрел на восходящее солнце и повернулся к Марине. Обняв ее за плечи, он лег рядом. Закрыл глаза. Нет, он не прощался, и не переставал существовать. Но он растворялся в личности Марины. Сквозь грусть просвечивало теплое чувство правильности и Перс заснул тихим спокойным сном.

Марина проснулась спустя некоторое время. Она удивленно села на постели. Чувство, что ее кто-то обнимал, пока она спала, не проходило. Впервые за последние полгода она чувствовала себя отдохнувшей и бодрой. Девушка подошла к окну, по дороге подхватив пачку сигарет. Привычно нащупала в заднем правом кармане зажигалку.
За окном ощутимо грохнуло, стекло вздрогнуло в порыве унять взрывную волну. Армия была в городе… Марина улыбнулась спокойной счастливой улыбкой Перса.

ЗЫ: Перс – имя было первоначально взято по анологии с жителями Персии, персами. Вот такая попытка вызвать ассоциации и заставить читателей представить персонажа в этом ключе. Сюдя по отзывам попытка провалилась.
Спустя пару дней мне указали, что персами называют персонажей в ролевых… такой вариант меня тоже устаивает. )

---

[Девушка с лицом Нестора Махно]

Посмотри, там хохочущий труп мой на кресте бирюзовом,
Вот идет по воде он, шатаясь от пьянства и радости.
Посмотри, под присмотром Христос оказался особым,
Он идет, проклиная людей, про себя жуя сладости.

Мне снится река, над рекой тот же крест,
На котором свистит мой хохочущий труп.
Сожжены грани мира и времени, слышен треск.
Кровь поколений превращается в питательный суп.

Заходи погостить, попьешь чаю в тени гениальных поэтов.
Посидим, поболтаем о мыслях чужих и подпольных газетах.
Не пугайся, если вдруг дверь откроет мой хохочущий труп,
Он довольно безволен и отвратительно глуп.

Посмотри, там хохочущий труп твой на кресте бирюзовом,
Вот идет по воде он, шатаясь от пьянства и радости.
Рядом хромаю и я, безвольное нечто под присмотром особым,
Опершись на Христа, проклиная людей, доедая за ним сладости.

---

ЖЕНЩИНА

[@natali@]

Ты с будущим крутишь романы,
Ты даже с вечностью на ты,
А я над пропастью как пьяный,
Я испугался высоты…
С идеей маленькой, но трезвой –
На солнышке позагорать,
Ты ноги свесила над бездной…
Дай мужества тебя понять!
Я знаю, ты мышей боишься,
Но за чертой небытия,
Когда удобнее садишься,
Прическа треплется твоя
И вот рукою безмятежной
Меня ты к пропасти зовешь.
А я стою перед тобою,
К скале прижатый высотою
И страшно под ноги смотреть…
Боится снег туда лететь.

---

ВИНО – ДЛЯ УМНЫХ

[@natali@]

ВИНО – ДЛЯ УМНЫХ

Умный для умного когда-то давно
Для удовольствия сделал вино,
При этом сказал, подумав, так:
Пусть избегает спиртного дурак…
Мудрец не учел здесь явленье одно,
Что дурь выявляет нередко вино.

Вино пьют умный и дурак.
Вино всегда к твоим услугам.
Но сколько выпьем мы и как –
Нас отличают друг от друга.

И умный станет дураком,
А глупый вовсе обалдеет,
Когда меж дурью и умом
Окажется стакан с вином.

Тебя за человека посчитали
И пригласили в добрую семью…
Наивные, они тебя не знали,
Что провожать придется им свинью.

@темы: Стихи

---

Приветствую всех

[@natali@]

Интересно было бы почитать ваши мнения о моем скромном творчестве

КОМУ ОН НУЖЕН?

Стакан граненный водки за стаканом
Муж пьет, как будто воду из-под крана,
А результат всегда один при том –
Свинья свиньей приходит к детям в дом.

А утром – песня эта не нова –
Трещит от перепоя голова,
Ему не милы все родные лица,
Одна забота, чем бы похмелиться.

Жене и так с детьми забот хватает,
А муж ее своей бедой терзает
И требует отвар сушеных груш…
Кому такой на черта нужен муж?

@темы: Стихи

---

ночное. бредятина.

[вэнс]

В тела сновидений
Я жидкостью жизни протек.
Я видел тебя
И от вдохов постыдно немел.
Сетка ласковых черт
И нахально так… что же? Увлек.
И насквозь, и по нервам
И это – еще не предел.
Из зализанных тем
Восстанавливать фразы «люблю»
Переписывать день,
Подвергаясь атаке метро.
Забываться в толпе
И большущему кораблю
Вдруг придумать
Вояж и тепло.

Интуитой по ветру.
Ты – глянцевый отрок чудес.
Как «в постели с мечтой»
И немножко смеяться в тоске.
Серебрю тебе оберег,
Глупенький северный крест.
Подарить бы…
Шагать через ночь налегке,
По рукам до the top.
И оттуда наивно упасть.
Королем или шлюхой -
Какая мне, в сущности, рознь.
Так бывает.
Бессовестно злющая страсть
Так кусается
В губы… а все же, не тронь.

Девять десятых
Грамм морфия в вену
И уснуть бы с тобой
Как тела сновидений.

---

Всем привет!!

[Лесная Ель]

Привет! Я вот новенькая.
Хотелось бы услышать критику. Надоело, что друзья отделываются словом "прикольно".
В конце концов, если всё плохо, надо же хоть узнать об этом?

Рассказ называется "Картина"

Картина.

Впервые, я увидел её месяц назад. Честно сказать, я поначалу хотел пройти мимо, но столкнулся с каким-то незнакомцем. Он улыбнулся и извинился, а после пошёл дальше. А мой взгляд упал на неё. На Картину.
Это было что-то совсем обычное и завораживающее. Что-то, что заставило меня стоять где-то с полчаса всматриваясь в её узоры и ассемитричность. Неправильная геометрия большого города, нарисованного на ней, действовала успокаивающе и как-то умиротворяюще. Она не отпускала…
Однако я всё-таки ушёл домой. Наверное, оттого, что я не часто в последнее время вижу чьё-то творчество. Да и сегодня, мне необходимо было идти по делам. К сожалению ли, к счастью ли, меня ждали в другом месте, стоять там просто не было времени.
А дома, ночью, я вспомнил о ней. И даже, взяв бокал вина, я выпил за неё. Мне казалось, что в ней есть нечто важное. То, что поможет найти мне ответы на вопросы. То, что может дать мне шанс выбраться из всей той грязи, куда я попал в этой жизни. Мне захотелось увидеть её ещё раз.
И на следующий день я отправился в этот музей вновь. Картина оказалась дорогой, как я отметил. Она висела в зале с несколькими довольно известными. Но если о других художниках я что-то да слышал, то об авторе этой никогда.
Ричард Фрейз. «Картина».
Так полотно и называлось. Просто картина.
Но… всё гениальное, как говорится, просто. А это, я уверен, было гениальным творением. Хотя и сам не понимал, отчего же она заставляет меня всё вглядываться и вглядываться в её неровные линии и небрежные мазки? Она одновременно была и единым целым, и набором странных, неподходящих друг другу частей. Это полотно вызывало во мне восторг и грусть. Она казалась мне тем, что давало жить. Я отчаянно понимал, что это очень глупо. Мне казалось, что я схожу с ума.
Однако, с того момента я стал проводить всё свободное время сидя на скамеечке, напротив неё. Уходя оттуда куда-то по делам, я хотел вернуться. Мне хотелось всё чаще и чаще сидеть возле неё.
И каждый день я находил в ней нечто новое. Мне иногда казалось, что она будто говорит мне, что делать, как поступать в тех или иных ситуациях. Она давала мне меня.
В компании друзей я очень грустил. Я хотел видеть её, хотя и понимал, что это очень странно. С одной стороны меня терзала просто мысль о ней, а с другой мысль о том, что это просто паранойя. Хотя, довольно приятная и даже какая-то мирная – это то, что меня успокаивало.
Я скрывал это. О «картине» не должны узнать ни жена, ни друзья, ни коллеги. И мне одно время удавалось это. И все кругом думали, что у меня просто появилась любовница. Мне было смешно. От того, что картина стала большим, намного большим для меня, чем вся эта мирская кутерьма. Вся суета банального мира убивала меня. Если раньше я пытался всё исправить, теперь мне просто было куда бежать. Теперь, у меня появилась своя святыня. Я забывал всё, когда приходил к ней.
Я, помню, вёл с ней мысленные разговоры. О том, что у меня происходит в жизни, на работе в офисе, о том, как идёт моё творчество, хотя точнее о том, как не хочет идти моё творчество. Я рассказывал ей о ссорах с женой, обо всём, что было в моей жизни. Хотя, мне иногда казалось, что она и так всё знает, ей известно всё обо мне.
Постепенно, эта ситуация перестала казаться мне глупостью. Она влилась в мою жизнь, и я стал надеяться на то, что найду ответ на самый главный вопрос своей жизни. Ответ на мою жизнь.

* * *

Я вспоминаю тот день. Утро началось как обычно. За рулём своей машины и с сигаретой в руке я добирался до места своей работы. Алматы уже давно пробудилось ото сна и люди спешили на работу. Я долго стоял в пробке из-за того, что на перекрёстке опять был регулировщик, и, если честно, только тормозил движение.
Мысли были о жизни. Я думал о том, как вчера поссорился с женой. Саша тогда обвиняла меня во многом. В том, например, что я ничего не делаю для нашей семьи, в том, что я постоянно где-то шляюсь неизвестно с кем… в том, что я не люблю её. И те её слова долго отдавались эхом в моей голове. «Ты её любишь? Или это просто секс? Впрочем, неважно, я ухожу» - мне казалось, что это звучит отовсюду.
Она думала, что у меня просто появился кто-то.
И я понимал, насколько всё это странно, страшно… я разрушаю свою жизнь, а собственно, ради чего? Ради странной паранойи, ради несбыточной мечты, ради… картины. Нельзя так. Мне казалось, что вот-вот всё вернётся на свои места, вот-вот всё станет нормально. Возможно меня ждёт что-то новое. Возможно, я, наконец, найду что-то, ради чего стоит жить реальностью.
Добравшись до офиса, я всё решил. Решением было отказаться от того, что может разрушить всё, что я за свои двадцать восемь построил.
Я верил в любовь. Только я не верил в то, что она встретится мне на пути ещё раз.
… Ссора с Сашей промыла мне мозги. Мне казалось, что она вытолкнула на поверхность остатки нежности к ней в моих чувствах. И, хотя всё это стало просто ссорой по пьяни (до этого мы были на юбилее одного нашего приятеля), она рассказала нам обоим, что мы скрываем внутри своей головы. Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Я понимал, что был неправ и хотел извиниться. Зайдя на своё рабочее место, я взялся за телефон и задумался. Просто позвонить? Она не захочет слушать. Она вчера обещала, что уйдёт к маме. Всё это, чёрт возьми, так глупо пахнет банальностью…
Вздохнув, я набрал номер знакомого агентства, которое занималось доставкой цветов. Взяла как обычно моя знакомая Аня:
- Алло. Агентство «Букет», я вас слушаю.
- Ань? Приветик, это я, Сергей.
- Ой, привет! Как дела у тебя?
- Да всё потихоньку. Тут вот… прими заказ.
- Харашо…- протянула она, - какие цветы?
Я ненадолго задумался. Саша, Сашенька… Какие же цветы она любит? Ах да…
- Белые лилии. Я думаю, букет должен быть большим.
- Ну-у… ты для Саши? Да уж, придётся побольше.
- Да. Ты уже знаешь?
- Ага, звонила ей. Она вещи собирает.
- Чёрт возьми, - я потёр переносицу, которая ныла от очков.
- Тебе надо просто извиниться, она вроде готова тебя простить. Только домой пораньше заявись. И тоже там… ну, с подарками…
- Да, Ань, спасибо.
- Так… значит букет по твоему адресу…
- Постарайся побыстрее… и записка. Да, на записке напиши…ммм… Так: «Мы вчера оба погорячились. Прости. Я люблю тебя».
- Слишком сухо, тебе не кажется?
- Я не знаю. Пиши так,… а там разберёмся.
- Окей. Удачи тебе…
- Спасибо, пока…
Я устало облокотился на кресло.
«Мы вчера оба погорячились. Прости. Я люблю тебя». Да уж, я вру. Я нагло вру. Мы не погорячились, мы просто сказали друг другу о том, что мы думаем. Она не простит, хотя и скажет, что простила. И я не люблю её. Уже не люблю.
Мне так захотелось сейчас увидеть ту самую картину. Мне хотелось к её спокойствию, к её странной отстраненности от всего мирского. Я устал говорить и делать то, что просто предписано негласными правилами.
Но… нельзя уходить. Я всё решил уже. Я приду сегодня домой и принесу Саше те самые золотые часики, о которых она так восторженно говорила. Она встретит меня ужином и вином.
Мы помиримся и… что? Что дальше? Зачем вообще, зачем?
Я подошёл к окну и закурил. Зачем?
Так надо. А кому надо, и не понять. Возможно, я просто испугался неизведанного? Мира, который даёт мне картина. Однако, я не совсем доверял всему этому. Кто может мне подтвердить, что это всё волшебство картины не сгинет так же неожиданно, как появилось? Надо жить дальше.
«Всё, - решал я, - я никогда больше не приду туда. К картине».
Как бы мне ни было плохо, надо жить.

Однако решение жить не изменило ни чего-то вокруг, ни чего-то во мне… Всё осталось как и было, и только я остался наедине с горькой правдой.
Иногда, бывает, приходит депрессия. И нечего делать, и нечего ждать. В такое время надо найти какой-то глупый и бессмысленный труд. Обычно я ударяюсь в работу. Очередной чертёж нового здания. Или ещё там что-то.
Но вот тогда не получилось. И я не смог сделать что-то с этим.
Потирая переносицу, чуть приподняв очки, я стал бродить по комнате. И начал понимать, что надо что-то делать. Только что?
Вздохнув, я сел за компьютер. Открыв браузер, я набрал в командной строке адрес одной поисковой системы. А затем в стоке поиска набрал «Ричард Фрейз. Картина».
Возможно, мне хотелось хотя бы сквозь время, сквозь пространство немножко прикоснуться к ней. Или же… боже, какое простое решение проблемы! Я могу просто достать в Интернете её изображение, поставить на рабочий стол. И стать жить нормально.
Воспрянув духом, я нажал на ссылку с картинками. Выбрав одну покрупнее, я скопировал её. А затем открыл.
Полминуты, всматриваясь в её очертанья, я понимал, что сильно обманулся.
Откинувшись в кресло, я стал крутиться. Всё оказалось не таким простым. Картина была живой. Она… она была чем-то… Она отличалась от всех репродукций и фотографий. Вот только чем?
Чёрт возьми…
Поискав дальше, я решил узнать о художнике, создавшем это полотно.
Ричард Фрейз был сиротой, воспитывался в детском доме,… эти сведенья казались ненужными,… но вот что странно: дата окончания написания «Картины» и дата его смерти совпадают.
Порывшись в информации о нём ещё немного, я опустил голову на руки и замер.
Ричард Фрейз писал эту картину долго. Где-то три-четыре года. Ему постоянно что-то не нравилось и он переделывал, переделывал¸ переделывал…
В одно утро он сказал жене, что его картина закончена. Она поздравила его, спросила, как та будет называться. А он ответил, что так и будет: просто «Картина».
Его жена, Гертруда Фрейз очень удивилась, так как обычно Фрейз называл картины звучными сочетаниями слов, или же одним словом, но чётко выражающим суть.
Хотя, возможно так и было на этот раз. Одно слово, чётко выражавшее суть полотна.
В то утро он как обычно выпил свой кофе и отправился наверх, любоваться на своё творение. А вечером его нашли мёртвым на стуле возле той самой картины…
Причин смерти не выявили. Ни яда, ни порезов. И это был даже не сердечный приступ или инсульт. Он просто умер.

* * *

Весь день прошёл странно. Я не мог найти себе места, бродил из угла в угол, думал. Жизнь представлялась какой-то нерадостной.
Но всему приходит конец. И дни, какими бы длинными они не казались, заканчиваются. И, слава богу конечно. Однако, это только первая часть. Потом будет дом, Александра… перемирие, быть может, обычный секс с приглушённым светом. Она скажет, что любит. А я промолчу, и только устало улыбнувшись, засну. Вот и все радости.
Как же обыденна эта схема. В ней нет и не будет ничего нового, если я её не изменю. Этот образ жизни надоел мне. Я мог бы терпеть, долго терпеть, но это сложно, особенно если знаешь, как всё поменять. А я знал. Это было мучительно. Так же как и с вещами: неприятно использовать что-то старое, если ты знаешь, где нечто новое можно достать. Это новое представляется так сверкающе, свежо. Конечно, образ абстрактный и неважно чем эта вещь может быть.
По дороге домой, я размышлял. О чём? Да опять о жизни.
Что у меня есть? В принципе, процветающий средний бизнес, который приносит достаточный доход. Жена, дом, квартира, машина. Почти американская мечта. И что мне это даёт? Это всегда было странно. Люди учатся в школе, потом в универе, получают профессию, устраиваются на работу. Кто-то, как я, открывает своё дело. Женятся. И что потом? Я знаю, быть может, я живу слишком однообразно. Не хожу на какие-то вечеринки и всё такое. Но я и в студенчестве никогда не ходил на них. Потому, как сидел у компьютера и писал-писал-писал… писал рассказы, стихи, романы. И мне это приносило такой нереальный экстаз, что я прибегал домой и просто как маньяк долбил по клавиатуре. Правда… особых гениальных произведений я не написал, ни одного. Ни одного, который мне бы показался нормальным, лишённым глупости и прочей инфантильности. По молодости, они все получались инфантильными и чересчур банальными. Однако, они просто были очень дорогими для меня.
А потом, я это забросил, и, как открыл своё дело, писал только по работе. Что-то исчезло. Создавать рассказы, которые никому не нужны – это перестало быть интересным. Да и… что-то ушло от меня. Быть может муза? Мне стало неочём писать.
«И что теперь?» - думал я, поднимаясь по лестнице на свой этаж. В руках были цветы и коробка с часиками для Саши.
Я должен был понять, что мне выбрать. Решение, принятое утром осталось где-то там – в том утре. Сейчас всё опять стало размытым.
- Привет, - сказала она тихо, открыв дверь.
- Приветик. Это тебе – я протянул ей цветы и коробку с часами. Она благодарно приняла её, потом мы обнялись. Я зашёл в дом, и здесь пахло жаренной рыбой. Вздохнув, я поплёлся в ванную, где очень долго смотрел себе в глаза через зеркало, надеясь увидеть в отражении подсказку.

* * *

Ночью я внезапно проснулся. Наверное, от холода. Сашка опять натянула на себя всё одеяло.
Вздохнув, я тихо поднялся и вышел на балкон.
Закурив сигарету, я смотрел на эти звёзды. Их нельзя сравнивать с чем-то, и врятли есть что-то, похожее на них.
Иногда к тебе является некое откровенье. Это может произойти в самое неожиданное время, в самом неожиданном месте. Откуда оно? Из космоса? Из нас самих? Не знаю. Да и не надо знать. В этот момент обычно понимаются некоторые истины. Истины, которые раньше казались гнилыми, открываются в новом свете, в новом сиянии.
А что потом? Ты идёшь по своим делам, и тихо-тихо ощущаешь, что эта минута откровенья запомнилась тебе, и будет давать силы ещё надолго. Может, мы просто подзаряжаемся некой энергией? Быть может прав тот, который сказал, что человеческий мозг – это компьютер. Подзарядка для ноутбука. Вот чем становится та минута.
Быть может. Сейчас я докуривал сигарету и смотрел на звёзды. И понимал, что смотрю на них в последний раз.

Это была суббота. Мне не нужно было как обычно на работу, и я, одетый в парадную одежду, заходил в музей.
Чего я ожидал? Не знаю… просто что-то толкало, тянуло меня туда. Именно сегодня. Когда я уходил из дома рано утром, Саша как-то странно посмотрела на меня. Но ничего не сказала. Неужели, она бы простила, будь у меня кто-то ещё? Но эта мысль становилась какой-то второсортной, при мысли о картине.
Музей сегодня работал полдня.

Я мог ясно ощутить в воздухе запахи утра, запахи осени и финала. Финала, что ждал меня давно. Я усмехался странным иллюзиям, разбираться в которых мне не хотелось. Хотя бы оттого, что если я разберусь – то они исчезнут, наверное.
Я шёл по коридорам, где было полно разных шедевров. Картин, которые признаны многими. Портреты, пейзажи, необыкновенные композиции. В них было много яркого и пёстрого чувства, но не было жизни. Жизни, которая была в моей картине.
Наверное, видеть меня со стороны было довольно странно. Молодой человек, бродящий с блаженной улыбкой по галереям.
Я давно здесь не был. Неделю. Ровно столько я смог удержать себя от посещения музея. От взора на картину.
И что я собрался сделать? Я ничего не понимал, и только медленно-медленно шёл по галереям с безумным выражением лица. Шёл туда, откуда начал разрушение моей жизни. И сегодня, наверное, закончу.
В голове искрилась только одна мысль. Странная, безнадёжная, глупая, но греющая душу мысль. Я понял, чего я хочу. Я хочу всегда, навеки вечно обладать этой картиной. Я хочу изучить все её черты, знать о ней всё.
Медленно и столь страшно в голове образовался план. Я должен, просто должен взять её себе. Ей не место здесь, сотни глаз смотрят на неё, пробегают глазами мимо, а потом уходят. И это неверно. Зачем ей быть здесь? Если только я смогу по-настоящему ценить её?
Странно, мне никогда и представится не могло такое состояние. Это был страх, это было безумие, это был странный адреналин в крови.
Я подошёл к ней и долго-долго, примерно час смотрел на неё и решался на что-то.
А потом… как глупо об этом вспоминать. Я схватил картину, вырвал из рамы и нырнул в дверь, которая вела на крышу. За мной, кажется, кто-то погнался. Смотрители… ха-ха, максимум смотритель в этом музее – старенькая бабулька. Наверное. Мне бы хотелось в это верить.
Я бежал так, как никогда ещё не бегал. Вскоре, этажа через три, я увидел дверь. Я подёргал ручку. И на мою радость: открыто!! Я быстро вбежал туда. Справа от меня стояли принадлежности для мытья полов. Это был чулан, в котором я видел маленькое окошко на крышу.
Я закрыл дверь за собой, заложил одну из мётел так, чтобы дверь нельзя было открыть. Затем, я подошёл к двери на крышу.
И только сейчас заметил, что на ней висит большой замок, подёргав который, я потерял все надежды на спасение. Нет выхода.
Но я не сдамся. Я просто знал это.
Я сел прямо на пол и развернул картину. И вновь обратил к ней, такой чистой и лишённой суеты, свой взгляд.
Она затягивала…
Внезапно, кто-то стал ломиться в дверь.
- Откройте! Откройте немедленно! – мужской голос выводил меня из оцепенения.
Я старался не слышать его. Я вглядывался в мою картину. В мою картину!!!
Постепенно, звуки стихли. Я летел куда-то вперёд,… парил в неведомой и сладкой эйфории. Я был опьянён.
Я чувствовал возвышение над всеми, чувствовал счастье, которое ни разу не испытывал в жизни.
Но постепенно всё стихло. Я падал в манящую и ласковую темноту.

* * *

Я очнулся под лучи солнца. Они весело били мне в глаза, которые я открывал на встречу новому дню.
Всё вокруг казалось нереальным. Я осмотрел комнату и понял, что это моя комната. Большая широкая кровать, столик с компьютером. Всё было именно таким, мне желанным.
Я встал и спустился по лестнице. На мне была та самая одежда, в которой я уходил из дома… тогда. В той жизни.
Внезапно, в дверь постучали. Я посмотрел в окно и увидел мужчину со спины. На нём был красный колпак – это всё, что я смог разобрать.
Я открыл дверь. Он смотрел на улицу, стоя на моём крыльце. Он улыбался. Я мог видеть выражение мудрости в его улыбке, в его глазах. Мужчина был довольно стар, серая борода свисала чуть ниже груди.
Я сразу понял кто он.
Он – художник.
- У тебя есть вопросы? – спросил он.
Я ощутил ворох чувств. Как, зачем, почему? И что теперь,… но оборвал себя на полумысли. Мне не нужны ответы. Теперь уже не нужны.
- Нет.
Он улыбнулся в ответ.
Я тоже улыбнулся. Я смотрел на нарисованное солнце и дивился его красоте. Я достал из кармана нарисованные сигареты и подкурил одну из них красивым нарисованным огнём.
Я всегда хотел этого - покоя.
Я буду создавать нереальные сюжеты в этом нереальном мире.
И таков мой долгожданный финал.
Я нарисованный писатель. Теперь я нарисованный писатель.

The end.

---

Наброски.

[chuub]

Монотонный стук - треск,
Затихает моя боль,
Я поставлю в конце крест,
В душу фразы, как в шерсть моль.
За окном ни черта - нет,
В руку гвоздь не забьют жаль,
И в конце, как всегда свет,
На плечах, как всегда шаль.
Вместо точки опять ноль,
Результат, а зачем жить?
В спину ветер бросал " Стой".
Не тебе ли счастливым быть?

Ещё одно..

Кричать.
Ночами или днём.
Реветь.
От боли и досады.
Молчать.
Когда опять вдвоём.
Смотреть.
На то чему не рады.
Уйти.
Оставив лишь слезу.
Забыть.
Пусть даже очень сложно.
Прости.
Сказать в лицо ему.
Размыть.
Всё то что невозможно.
Искать.
Любовь которой нет.
Блуждать.
Класть карты, та же масть.
Увидеть.
Где-то яркий свет.
Взлетать.
И снова вниз упасть.

---

[Северная женщина]

Провидение

Оно идет...
и
закончится хочет
для тебя
открывая просвет
для других.
Только разве
тебе это нужно?
поколение
....новых
........идей?
Поколение
.....других
........осознаний?
И вопросов
в воздухе
вечных
витаний
проживая
последний
свой крик.
Обопрись
о плечо
проживаний
моментов,
и слов.
Глаз твоих-
время кончилось,
выстрел
....по венам,
очарованно
смотришь
на жизнь
проживая
свое
проведение
в сотый раз
проживая
свой
взрыв..

---

Демон

[deleted one]

- Где он? Где он? Ну где же он? - взволнованно носились все и я вместе с ними. Я не знаю, кого конкретно представляют из себя все, и кто такой он. Но я чувствовала, что этот кто-то очень близкий и дорогой человек.
Пейзаж был каким-то размытым и неясным, я не обращала на него внимания, а только бездумно бегала туда-сюда вместе со всеми, повинуясь то ли инстинкту, давно забытому подсознанием, то ли чьей-то чужой воле, решившей вдруг позабавиться.
Мир меркнул... Внезапно я очутилась перед каким-то большим полым предметом, по-моему, это была корзина, и стала лихорадочно перебирать пакеты, находящиеся внутри. Один из них, прозрачный и наполненный не очень большими шариками странного коричневого цвета, напоминающими собачий корм, особенно привлекал меня.
Наконец я дошла до него и стала кок-то странно ощупывать. Пальцы чувствовали неровности шариков собачьего корма, тщательно пытаясь обнаружить среди них что-то, что я искала.
Горловина пакета была завязанна узлом. Найдя рядом с ним маленькую дырку, я ощутила странный страх и разочарование. Но всё равно продолжела ощупывать пакет, проговаривая про себя. Хотя, может быть, и вслух:
- Его здесь нет! Он ушёл... ушёл... Его здесь нет.. Он ушёл.. Нет, нет! Он.. Где? где?! Ушёл, но где он? Куда ушёл? где, где...
Мир завертелся, земля и небо поменялись местами... Я чувствововала, что мои ноги куда-то идут почти совершенно отдельно от всего остального тела. Иногда я даже могла рассмотреть окружающий меня пейзаж... Все всё ещё были рядом со мной и всё ещё панически взывали к чему-то:
- Где он? Где он? Ну где же он?! Где?..
Земля успокоилась и заняла привычное место под ногами, а небо обречённо зависло над головой, незыблимое в своём хрупком равновесии.
Мир вернул себе привычные - для себя - краски и грустно вздохнул, вызвав ещё одну дрожь и заставив снова зашататься небо и землю, два элемента, два осколка чего-то большего.. Скорей всего, ещё одного осколка.
Моё зрение прояснилось, и свет больно удариол по уставшим глазам. Клинок сверкал в лучах солнца...
Он находился в руках молодого кузнеца. Тот как раз раскалял его. Грохот метелла о металл коробил барабанные перепонки. Меч пронзительно зашипел в воде... И снова грохот. Казалось, уши больше не выдержат - боль начиналась где-то за ушами и обручем опоясывала всю голову.
От ярких искр в глазах мелькали цветные точки, фигуры и блики. Тучи внезапно закрыли солнце, дав несколько мгновений покоя мне. Но тут я заметила фигуру кого-то, кто свернулся калачиком и закрыл голову руками на верстаке за спиной кузнеца. Все дружно ахнули.
Кузнец поднял алый от огня меч, от которого исходили волны жара, и направился к фигуре. Занесённый клинок сверкал даже в тёмном от туч небе...
Сзади раздался крик ужаса, и я поняла, что фигура на верстаке и есть тот он, которого так панически искали все. Сердце истерически ёкнуло в груди, и я помчалась на встречу чему-то.
Я еле успела вклиниться между кузнецом, вернее, занесённым оружием, и темной фигурой, всё ещё неподвижно застывшей на верстаке.
Меч застыл на волосок от моей шей и опалил кожу.
- Негоже закалять клинок в крови его владельца, - произнёс кузнец, и я наконец взглянула в его лицо. Его не было. Лица не было! Хотя, скорей всего, это была прсто маска, но лицо было просто плоским и ровным, не было ни глаз, ни рта, ни носа.
Он взял меч за лезвие, не обращая внимания на то, что оно было тёмно-вишнёвого цвета, и протянул его мне. Я осторожно взялась за рукоять, словно ожидая какого-то подвоха, но меч был как меч. Тяжёлый и хорошо уравновешенный... Он немного покачался в руке, как бы осторожно устраиваясь в ней. Как будто рука была сделанна по мечу, хотя, на самом деле, всё должно было быть совсем на оборот.
И тут я впервые услышала этот звук. Все глубинные страхи вдруг всполошились во моей душе от него... От скрипа открывающихся кранов и тихого журчания воды. Все вдруг закричали от ужаса. и только иногда проскальзывали осмысленные мысли и выражения:
- Идёт! Он идёт! Уходите - он идёт! Идет...
Шум воды внезапно стал громче, почти заглушив скрип кранов. Мир наполнился водой до самых краёв... Левая рука кузнеца безвольно обвисла, вода охватила его, дав лицо...
- Демон! - панически взвизгнул кто-то.
Все исчезли... И те все, что окружали всё время меня, и тёмная фмгара на верстаке, и другие, незнакомые мне все... Даже кузня...
Меч завизжал от боли, почувствовав воду. Демон из воды разинул пасть, показав остсутствующее лицо кузнеца, но тут же закрыл её и ухмыльнулся.
Огненный клинок, потерявший свой цвет в этом сине-голубом мире, замер в руке.
Скрип открывающихся кранов и тихого журчания воды становились всё сильнее...
Демон надвигался на меня...
Я просто не знала, что делать...
(25.03.07)
ну как?..графоманы всех стран. объединяйтесь...

---

[Гонщик]

Журавль, что стремился скрыться от осени, сбился с курса. Он долго пытался найти свою стаю, но понял, что это бесполезно и решил лететь на зов сердца. Дни и ночи он проводил в пути и, наконец, над красивейшим островом почувствовал, что не в силах больше продолжать свой путь. Он медленно спустился на землю и стал важно расхаживать по золотому песку у самого края моря. Остров был чудесен. Словно яркими красками нарисованные цветы, деревья, которые журавль раньше никогда не видел и райские птицы, услаждающие его слух своими песнями. Мягкие волны бились о берег, а небо сияло лазурью. Казалось, будто, все самое прекрасное, что только было в мире, Бог собрал на этом острове. Это был воистину райское место, но, пожалуй, нигде в мире не было более несчастной души, чем наш журавль. Его стать и грация никогда не выдавала истинных чувств, словно застывшая восковая маска. Красота рая, пленяющая любого, не могла разрушить одиночества птицы отбившейся от стаи.

---

[Всё Пиздато]

визуализация
цивилизации
на земном шаре показала аномальную агрессивность!
человек, что-то себе доказать силясь
спалил вселенную -
все абоненты недоступны временно,
потому что
кто-то из инфопушки им выстрелил в затылок
и на арену цирка "земля" из опилок
миллиарды осколков скорлуп
свиней-копилок
с потеками кроваво-красных мыслей
выпорхнувших из головы,
смотрите!
в открытый мир вылезли:
я!
он!
и вы!
а потом, как копоть осели плакатами на стенах домов,
предложенной последовательностью слов,
жестов,
рекламой предпринимаемых действий!
"я хочу чтобы только с моей песней
на устах
кололи штыком врага
лицом к лицу, наверняка!"
но
"нам на головЫ агит.колпак
в виде награды - гос.знак,
в виде страны бардак"
я хуею дорогая редакция,
вот
что
нам показала
визуализация
цивилизации.

---

Просто стихотворение

[Mrs.Tenderness]

Дорогие критики, мне очень важна ваша оценка и я прошу вас судить по полной катушке, т.к. от вашей оценки зависит, отправлять ли мое творение в газету...Заранее огромное спасибо!

---

[Freya]

Кусок моей недописанной книги. Правда из середины, про вампиров, так что особых похвал не жду. да и вообще...
По-моему, я уже на том свете. Не знаю. Тут тихо и я чувствую, что вампира нет ря-дом. Зато темно. Тьфу ты, я же не открыла глаза! Все равно темно, хотя нет, за спиной есть свет. Как и положено – в конце туннеля. Допрыгалась, искательница приключений. Ну и что же мне делать, а? Я не хочу туда!
Я пошла в темноту. Почему? Ну ведь если свет – это загробный мир, то с другой стороны – совсем наоборот.
Но, как всегда меня ждал облом. У меня на пути оказалась невидимая стена. Ну, почему!.. Так, главное не расплакаться. А хочется. Ну и пусть. Я протерла глаза и пошла обратно. Раз другого выхода нет… Звучит, как строка из пафосного фильма.
Ой, и здесь стена! И укус на шее заболел. КУДА Ж МНЕ ИДТИ? Я хочу ЖИТЬ!!!
Пол подо мной растворился, и я куда-то полетела…
Трава, на которой я лежу, холодная и сырая от вечернего дождя.
Та-ак. Я жива? Я что, спала? Вампир! Неужели и я теперь… Снова хочется плакать. Ставший более чутким, слух уловил шорох маленьких крыльев. Я провела языком по зу-бам – клыки. Рядом кружил крупный бражник. И я узнала эту бабочку. Это не простой мотылек.
- Я, знаю, что это ты, вампир.
Страха больше не было. Только спокойствие и равнодушие. Я поняла, что уже ни-чего не могу сделать.
Бражник метнулся в сторону, становясь тем самым вампиром. Я заложила руки за голову, устраиваясь поудобнее.
- Зачем ты это сделал? Просто хотел крови, да?
- Ты знаешь, что нас, - слово «нас» он произнес с особенной интонацией, - нас ста-новится все меньше. Люди стали осторожнее: здесь, в лесу, больше не ходят орды охотни-ков. Заполучить тебя – это способ показать, что вампиры не истреблены. Появятся новые вояки, которые станут частью нашего общества. Не то что этот… - вампир скривился.
Я даже расстроилась (почему-то).
- Но почему я?!
- Ты вела себя, как человек, который не верит в вампиров. Но ты боялась.
- Да ну, - я отвернулась.
- Я нашел тебя и решил, что ты станешь неплохим пополнением для нашего вида.
- Ну ты и сволочь.
Я перевернулась на бок, подложила руку под голову и поджала ноги к животу. Вампир никак не реагировал на мое нарочито бесцеремонное поведение. Спокойный субъ-ект.
- Вампир…
- Меня зовут Клаус. Ты можешь изображать здесь равнодушие, но знай, ты никуда от нас не денешься.
Тут я будто проснулась. Вскочив с травы, я крикнула:
- Я не хочу быть вампиром!!!
Клаус равнодушно смотрел как бы сквозь меня.
- Многие так говорят сначала. Ты пока подумай. И не надо хвататься за меч, все равно ты не сможешь убить вампира-хозяина. Спокойней. Думай, у тебя впереди целая вечность, если ты не нарвешься на этого, - Клаус с ненавистью фыркнул, - охотника. Ос-торожно, запомни, он – дампир.
- Чего?
Вампир, неопределенно махнув рукой, растворился в тумане, который развеял ве-тер.
Догулялась.
На что он рассчитывал, я никогда не смирюсь с…
Я даже не успела додумать, с чем именно я не смирюсь, как новоявленное вампи-рье шестое чувство подсказало: опасность! Нет времени страдать и бушевать, надо бе-жать!
Не думала, что могу развить такую скорость, тем более в лесу. Но преследователь тоже не отставал. Сейчас, наверное я больше похожа на загнанное животное, чем на могу-чего вампира. Может быть стоит опробовать новые силы? В голове голос Клауса крикнул: «Сдурела! Это ОН! Беги давай!»
Я послушно ускорила темп.
Неизвестно как, но мне удалось более-менее благополучно добралась до нашего Штаба. Что это такое? Это маленький деревянный домик, смахивающий на собачью буд-ку. Его соорудил Редж, по просьбе, нет, по требованию, Рейчел, которой очень не хоте-лось ночевать под открытым небом. И чем ей не угодил прежний домик? Кстати, странно, что оправданная Рейчел Сенто решила остаться со своей сестрой и нами. Может быть есть какая-нибудь причина?
Между тем, приближался рассвет. Я в панике замолотила кулаками по крыше буд-коштаба. Из окошка высунулась заспанная Урсула и спросила:
- Фрейя, что происходит?
- Происходит подъем! Вылазьте все!
Стало чуть светлее. Из домика вылезли Урсула, Миранда и Рейчел.
- Где Редж? – спросила я на автомате, ныряя в дверцу.
- Не знаю, гуляет где-то, - Рейчел потянулась, - так что случилось?
- Тс-с… Ночью расскажу (может быть). Не будите меня и не открывайте окно и дверь, - сказала я, закрываясь.
«Блин, никогда не замечала, что здесь порог из осины» - такой была моя последняя мысль в эту ночь.
Проснулась я сама, когда село солнце. Вся компания сидела возле будкоштаба, не посмев потревожить меня. Какие послушные…
Урсула осторожно спросила:
- Так что случилось-то?
Я проигнорировала ее вопрос:
- Надеюсь, вы не весь день тут куковали?
Урсула заверила меня, что они только что собрались и снова потребовала ответа.
Открываться не хотелось. Зато хотелось есть. В вампирьем понимании этого слова.
- Всё потом, ребята. А щас мне пора.
Редж прищурился:
- Куда?
Какие любопытные. Привязались. Я шагнула к лесу и улыбнулась, не показывая зубы:
- Я действительно должна идти.
С этими словами я бросилась бежать. Не буду же я им объяснять, что кровь, пуль-сирующая в их артериях, так манила меня?
Когда я остановилась, то поняла, что я на той самой поляне, где впервые встретила Клауса.
А вот и он – на ветке дерева сидел ворон.
- Сам себе зоопарк? – спросила я, - Может хватит дразнить меня тем, что можешь превращаться в разных животных.
Ворон моргнул
- Я не дразню. Ты тоже теперь сможешь быть не только кошкой. Конечно, после того, как попробуешь крови.
- Издеваешься, - утвердительно сказала я.
Ворон не моргнул.
- Какие планы на ночь, Фрейя?
Издевается???
- А что? – спросила я (женская логика – всегда есть варианты).
- Ты чувствуешь жажду, - ответил Клаус, - я могу помочь тебе найти жертву.
- Какой ты добрый. А может, я решила сесть на диету?
Ворон посмотрел на меня одним глазом, потом другим.
- Идея хорошая, но она пришла тебе в голову слишком поздно.
- Что?!! – я не на шутку разозлилась, - Сам такой!!!
Ворон прикрыл глаза.
- У меня даже до смерти была прекрасная физическая форма. Ты не беспокойся, многие вампиры теряют в весе.
Да он хуже Маркуса!!! Я не придумала ничего лучше, чем броситься бежать.
Бежала я не долго (но достаточно, чтобы Клаус потерял меня из вида). Потом на моем пути оказался корень дерева. Я споткнулась, вякнула «понаставили тут!» и подняла голову. В метре от меня стоял худой черноволосый парень с двумя короткими параллель-ными шрамами на правой скуле. Я запоздало вспомнила, что пока бежала, голос в голове кричал про опасность. Интересно, имелся в виду корень или этот бледный юноша? Рас-сеивая мои сомнения, парень пробормотал что-то вроде «на ловца и зверь бежит».
- В каком это смысле? – заволновалась я. Вообще, всегда волнуюсь, когда разгова-риваю с незнакомцами. Особенно с незнакомцами мужского пола. Но этот жуткий какой-то.
- Не важно, - его рука потянулась к сумке, свисавшей у него с плеча.
- Важно, - пробормотала я, размышляя: как бы смыться.
Парень промолчал. Выхватил из сумки револьвер. Направил его мне в грудь. Дуло почти коснулось меня. На лице незнакомца не отражалось никаких эмоций.

---

В духе монолога...

[Quirites]

Привет. Что? Вы против такой фамильярности? Ну, хорошо. Вечер добрый, месье! О! Вы улыбнулись. Да, не лучше ли – добрый вечер, мистер? Или товарищ? Хотя и слово «гражданин» - неплохое обращение. Верно, ох уж эти обращения, вопрос самоопределения целой языконосящей группы. Благодарю, с удовольствием присяду. Как видите – «привет», самый ни к чему не обязывающий, хотя и с налётом плебейства, синоним слова – «здравствуйте». Громкая тут музыка, не так ли? Кто бы это мог сейчас петь? В самом деле? Никогда не слышал о таком. Ах, рэпер… Пожалуй что, я уверен в себе на все сто процентов, что я не любитель черномазых частушек. Нет-нет, я не расист. Мне Армстронг нравиться, например. Знаете, тоже вполне себе негр, только с дудкой…
Куда Вы так пристально смотрите? Хм, да, как Вы сказали? «Эффектная особа». Так глянешь, и сразу понимаешь, какая профессия самая древняя. Нет, я всего лишь имею в виду: охота или собирательство. Как же - как же! «Охота Любви». Слышали такой злободневный для людей одиноких и депрессивных вопль? Правда, стоит отдать должное и бомжам, которые подбирают на улицах алюминиевые банки и стеклотару, с их помощью собирательство как вид труда явно переживает второе рождение. Хотя это и порочное занятие, делать выводы из своих собственных слов, но всё-таки рискну предположить, что эволюция просто ходит по кругу, чтобы не заблудиться… Нет, вряд ли мы в тупике. Посудите сами, было бы уже так тесно, что мы все бы стали абсолютно плоские, чтобы уместиться в этом тупике. Хотя, конечно, если соизмерять нашу жизнь с «существованием» мёртвых шпрот в банке, то теснота – признак переполненности жизни. Однако, признайте, нелепо же быть плоскостью в трёхмерном пространстве?
Абсурдное выражение? Да Вы непримиримый враг метафор! Славно, ведь и я – то же. Стало быть, Вы и в Любовь не верите? Ах, значит, я ошибся? Шрамы? Вы счастливчик! Почему? Разве Вы не видите своего счастья? Шрамы остаются после ударов, нанесённых врагами, ими можно хотя бы похвастаться. Другое дело едва заштопанная нитями плохой памяти рана, края которой расходятся и вы постоянно готовы истечь из-за неё кровью. Да, вот что такое порезаться о Любовь. Чем тут гордиться и бравировать? Нет-нет, у меня такой проблемы нет, но я иногда оставлял такие. Бессердечно? Едва ли, едва ли, ведь всё вокруг – ничуть не больше чем жизнь. Однако, Вы видите в ней какой-либо смысл? В самом деле? Я не столь категоричен. Счастье – штука переходящая, меняющаяся от одной прихоти. Смысл жизни, на моё мнение, в Смерти.
Вы же пьёте из этого стакана алкоголь? Это же самореализация в саморазрушении… Медленно, но, как говориться, верно. Не сходятся у меня понятия удовольствия и счастья. Ах, критерии! Следуя Вашим словам, можно сказать, что Вы всех людей делите на добрых и злых, или как там? Плохих и хороших, верно. Я предпочитаю на глупых, богатых и интеллигентных. Чем богатых? Вы умеете приятно удивлять! Все отчего-то предполагают, что я говорю о богатых ценностями бытовыми и материальным. И никого не смущает, что в логическом ряде из двух параметров ума – вдруг появляется определение для исчисления чужих денег. Смею от души Вас поблагодарить.
Вы не против, что я похлопал Вас по плечу? Некоторые люди редко моют руки, и потому с определёнными опасениями относятся к чистоте чужих ладоней, их касающихся. Варварское время! Да Вы и сами слышали, что теперь снимают? Не уверен, что смогу точно повторить формулировку, но это звучит примерно как «исторические боевики с массовыми батальными сценами». То есть актёры годятся играть лишь толпы грязных немытых мужиков, а мы, зритель, с благоговением всем эти любоваться. Хороша эпоха.
Однако, любезный друг… Кхм, Вы смутились?! Впрочем, это и верно. Слово «друг» ко многому обязывает, но я с радостью освобождаю Вас от этой ненужного наполнения. Знаете, как в математике. Минус – это одна палка, плюс – две палки. Как заучили, так и будем различать, по внешним признакам в виде количества чёрточек, а отнюдь не по смысловой алгебраической нагрузке этих знаков. Так и слово «друг» затрепали и вешают, где ни попадя, думая им поправить внутренние несуразицы, если желаете – внутренние проблемы, межличностных отношений. Вроде починить проводку путём простого перекрашивания стен. Я вижу, Вы не против не несущего смысловой нагрузки и обтянутого оболочкой позитивного слова «друг». Итак, куда Вы опять столь упорно свой взгляд направляете? Всё, вижу. Не даёт Вам покоя эта блистательная, простите, эффектная фигура, то есть, я хотел сказать, особа.
Хотите я её позову? Что? Ах, Святые Небеса, что за ремесло Вы мне вменяете в вину? Досадная случайность, не более того, я отнюдь не… Мммм. Её дистрибьютор, сменим-ка Ваш термин на мой эвфемизм. Ну, раз Вы всё-равно отказываетесь, не будем её вообще беспокоить. Лучше ещё выпьем? Вы не желаете? Славно, тогда я один выпью за нас обоих. О, послушайте! Я понял, где ошибся! Ведь и в правду, я сам не далее пары мгновений назад выяснил вместе с Вами, что мы живём в варварском веке. Теперь мужественность измеряется тем, что настоящий мужчина не закомплексован и не боится знакомиться в метрополитене или приставать к честным женщинам на улице. Кажется, я своим предложением взять на себя приятный, хотя лишь по современным меркам, момент «отрекомендации друга перед дамой», чуть не попрал Вашу гордость? Право, каюсь! А Вы и в правду не в обиде? Очень мило с Вашей стороны. Но, что же нам в таком случае обсудить? Машины? Хотя они-то как раз без хозяев и так никуда не уедут, а вот женщины могут и уйти. Ну-ну, я же говорю это с улыбкой. Вежливой, но возможно даже и великосветской. Шутка такая.
Что? Хах… Да, безусловная правда, что и бегуны из Кении могут без нас убежать. Как много твориться в Мире без нашего ведома и соизволения. Тем лучше, остаётся больше времени на пустые дела! Собственно, и чем бы занялись толпы бездельников – я имею в виду репортёров и журналистов – если бы мы и без них всё знали? Ваши слова о каждодневных хороших новостях возвращают нас к женщинам. Каким образом? О! Здесь всё повязано на логике. Если у Вас есть в знакомых – настоящая женщина, то она неукоснительно следует закону любой честной особы прекрасного пола – хорошеть день ото дня. Вот Вам и «перпетум мобиле» всех поэтов, писателей и прочих окололиричных людей. Ах, да, perpetuum mobile… Что правда, у Вас произношение лучше. Вечный двигатель вдохновения авторов. Замечу, что потому все простые девицы так и любят много болтать о вещах, одежде и внешности. Подделываются, думаю, это самый верный термин, подделки. Подделки хотя бы на словах под главный закон женской жизни…
Ох! Вы прямо уличаете меня в сексизме! Хотите узнать, почему я так часто сворачиваю на тему слабого пола? Отчего бы и не признаться Вам? Минутку, только закажу ещё стаканчик… Вы не религиозны? Значит, принимаете мои слова по Фрейду, нехватка сексуальной активности? А всё куда проще! Отпуская Адама из Рая, Бог ему дал лишь Еву да Змия Искусителя. Что ещё такого райского есть в нашей жизни? Всё остальной уж плоды деятельности хомо сапиенсов сапиенсов. Правда? Эге, так стало быть Вы не такой уж и противник метафор, раз заметили параллель между Евой и Змием. Так и мучаемся, выбираем. Главное – не завыбираться. А то нездоровые тенденции возводить свободу выбора в ранг самоцели приводит к тому, что люди готовы выбирать даже между меньшим и большим злом. Не абсурд ли? Нашли же повод. Но, кажется, я слегка захмелел от этой нашей беседы. Пожалуй что самое время мне откланяться. Нет-нет, боюсь, у меня совсем нет возможности остаться. Успешной Вам жизни, любезный друг…

---

***

[Девушка с лицом Нестора Махно]

Если дождик упадет
запоздалой руганью,
ты не верь - не мои проделки.
Ты проверь, может кто нарочно
среди синих крыш леса
опрокинул решето с музыкой.
Там и ругань дождя,
и резиновые коврики из-под вёдер,
и синие пальчики колокольчиков.
Может кто опрокинул сиреневое мессиво мыслей,
или еще чего.
А если скажут, что это я с дождиком заодно,
ты стисни зубы и жди.
Жди пока я не стану молчать,
но ты и тогда не рассказывай, что проверял.
Потому что все это неправда...