[Содзуру Натоси]

Ты хочешь смеяться надо мною,
Беспомощной, зажатой в твоей металлической тени...
Ты распарываешь мои вены иглою,
Ищешь там слепого, опьяненного кровью вдохновения...

Ты хочешь взрастить вкруг меня
Адские дерева, с извивающимися руками вместо веток,
Что отверстиями безгубых ртов бранят,
Режут мою кожу, закладывая в порезы семена ответов...

О, они когда-нибудь пробьются
Сквозь толстую корку веков и пыльных, желтеющих книг,
И слезы из прошлого прольются,
На бесконечно-кратковременный, одержимый вечностью миг...

И моя могила станет памятником
Тем, кто имея крылья, не смел глядеть в небо открытое,
Кого Смерть оглушила маятником,
Кто не успел даже выплеснуть в строки внутри сокрытое...

О, смейся надо мною, глупец,
Твоя зависть - черта, за которую не заступить...
Быть может, мне скоро придет конец,
Но стихи мои будут жить.

---

[Содзуру Натоси]

Маме

Нет ни ада, ни рая, ни Бога...
Этот миф уже очень стар!
Есть темнота и дорога,
И желтые отблески фар.

Нет ни Бога, ни рая, ни ада,
Мама, библия – только сказ!
Мама, не плачь, не надо,
Это все не для нас.

Нет ни ада, ни Бога, ни рая…
Есть Курантов сломанных бой.
Мама, когда умираешь,
Мир умирает с тобой.

---

Зарисовка

[Raisalyng]

— Так то был настоящий ангел?
— Настоящий.
— С крыльями?
— С крыльями. Большими, белыми. Он сперва ими весь город перепугал. А потом народ привык. Ангел, понимаешь ли, был добрый, светлый. Помогал людям, исцелял недуги. Постоянно улыбался, пел песни. Мы его, честно сказать, любили, хотя чуть-чуть и побаивались. Где это видано, чтобы одним… постой… как это называется? Ага… «возложением рук» лечили менингит, ветрянку, горячку, подагру, рак? Вот и я говорю – нигде. А он лечил. Хороший был малый. Правда наивен до чертиков, сущий ребенок. Это его и сгубило…
— Сгубило? Что ж с ним стало?
— Да в тюрьму бедолагу упрятали. За…э…«медицинскую практику без лицензии»…
— Вон оно как! Хм, понятно. Ну, выпьем?
— Выпьем!

---

О Пламени

[Леди Лайя]

Чувства твои я, конечно, не знаю,
Может быть, мысли твои и легки.
Я в Пустоте понемногу сгораю…
Только лишь боль порождает стихи.

Ты ведь не примешь такого закона,
Скажешь, не надо решать сгоряча.
Ты удивлен… ведь все было спокойно…
Но… равнодушие гасит очаг…

Мертвый Огонь и поникшие крылья…
Вылечить это не сможешь и ты…
Знаешь, мечты я давно засушила
Между страниц, как когда-то цветы.

---

[anemone.]

***
Сижу я в комнате один,
В руках горячий чай,
В ушах-разбившихся пластин
Остался звук..."ТЫ УЛЕТАЙ..."....

---

Граффоманское...

[ABCD1]

Когда-то в школе нам давали простенькие задания – учительница литературы заболела, а нас, шумных, живых и вертящихся, надо было чем-то унять, и давалось обычно задание – написание небольшое по объему сочинение (чтобы потом не мучится особо с проверкой), которое бы обязательно кончалось на заданную фразу.
Помнится, была как-то дана фраза «я люблю зиму». На нее сочинение должно заканчиваться. И вот – на старости детства, «во студенчестве» – вспомнилось.

Зима, утро. Снежок. Пятнадцатое января, Россия. Как следствие – посттравматическое состояние почти всех органов осязания, психика расстроена, нервы ни к черту. Нехватка сна – тоже похмелье…
Восемь часов утра тридцать минут. Нет, не пол девятого. Пол девятого звучит не так… расстраивающее, как восемь тридцать.
Первая пара – лекция права Европейского Союза. Не европейского права, не в коем случае, хотя разница – только для юристов, эксклюзивном.
Меня пытают юриспруденцией, хотя, судя по количеству судорожных глотков волшебной минералки – не только меня…
И в сознание проникает…

– Европейская социальная Хартия была пересмотрена узким кругом…

Взма-а-ах ресниц – и вот они опускаются, опускаются, почти падают…
Матрица.
Почти видна.

– Комитет начал работу по усовершенствованию в отношении прав человека. Фактически…

Я ни-че-го не понимаю. Но ведь сегодня пятнадцатое…все нормально…

– В варианте шестьдесят первого года…

«Странно», - слабо удивляюсь я, а ведь где-то читала, что варианта образца шестьдесят первого года не было, это была мистификация…Зачем? Не помню. Кому это нужно? Знать…знать…Спи…Глупая Хартия, и, в любом случае, не спорить же с преподом? Накроется автомат.

Девятнадцатое марта. Дико хочется спать, спать, спать. Я краем уха слышу чей-то шепот, еле слышный, едва-едва: спи-ите, весна, авитаминоз…

Так должно быть. Должно. Быть. Быть. Должно.
Так.


Спать, спать, спа-ать…

– Но контрольный механизм...


Лектор диктует, я пишу, моя рука выводит какие-то иероглифы – буквами их точно не назовешь, ничего сознательного. Но никто не вскрикивает, не падает в обморок, даже просто не одергивает меня - все нормально, я такая же как все.
Пишем дальше.

– Процесс косвенного воздействия…

Он идет, идет. Хо-одит, размеренно, спокойно, плавно, читает. Нет, не читает – отчитывает – отходную.
Как поп, как исповедник умирающему – равнодушно, со знанием дела и уверенностью, что клиент готов, никуда он, голубчик, не денется.
Со знанием ритуала.
И как хочется встать – нет! Нет встать! Вскочить, заорать, убить, растоптать, но кроется в уголках глаз насмешка, мелькает темное знание – ты никогда, никогда этого не сделаешь.

Я ненавижу это знание, эту уверенность…
До него была школа, после него будет – обязательно будет – начальник (шеф- босс- клиинты-заказчики), невесть откуда взявшийся муж, дети и соседи, ноющие собаки и ревматизм…И довольный голос гробовщика.
Зачем ждать?
Повешусь.

Снег мягко ложится на грязную землю, пусть ненадолго, но скрывая грязь ее тела.
Красиво.
Я люблю зиму.

---

[Содзуру Натоси]

Сокровища

В жемчужных днях, в агатах ночи,
В туманно мраморной тиши,
Холодная, как древних мощи,
В рубинах пламенной души
Я обреталась тишь лелея.
Храня надежду-изумруд,
И платиной себя жалея,
Желала, жаждала средь груд
Чужих словес, чужих молений,
Чужих слияний, слез чужих,
Средь воздаяния мгновений,
Среди слепых, немых, глухих!
Их чувства – шлак, обманка, серость
В сравненьи с халцедоном мук,
И сердоликовая смелость
Вновь рвется в бой из бронзы рук.
И меди тяжесть заискрится,
В моих скрываясь волосах,
И томным блеском отразится
Кошачий глаз в моих глазах
И золото молчанья жгуче
Отметит речь из серебра
Я знаю, что желают души:
Зла, Равнодушия, Добра.

---

[Johny&Mary]

*заходит медленно, на всякий случай прикрывшись чугунной ванной*

Для тебя придет Новый год,
Для тебя снег в апреле растает.
Для меня все бело и холодно,
And so much for suicide.
Для тебя — попросить прощенья
У растерянных бледных лиц.
Для меня — не боль от паденья,
Но блаженство полета вниз.
Для тебя — рыжий огненный диск,
На рассвете глядящий в окно.
Для меня — ледяные брызги,
Для меня — каменистое дно.

---

[HahaON]

Дождь тихо ложится на плечи.
Дождь плачет, и плачет давно.
Свершилось, погашены свечи.
Свершилось, а мне все равно.

Деревья мне шепчут о чем-то,
Язык их забыт мной давно.
Они понимают - все просто.
Все просто, а мне все равно.

Луна не проронит ни слова,
Она все сказала давно.
Луна все увидит и снова...
И снова, а мне все равно.

Опять Люцифер улыбнется,
Он тоже все знает давно.
Все снова на круги вернется.
Вернется?Вернется. А мне все равно.

---

Рассказ

[Черный*]

Название: ЕРЕТИК
Автор: Глубина. Другого я пока не знаю.
Права: разрешение автора на выставление в сообщество не получено.

Примечание: это настоящий рассказ, простой, как гений, и сложный, как китайская головоломка.

__________________

Только отчаянные храбрецы способны бросить
Вызов господству кровожадных фанатиков в мире,
Где безраздельно правят силы зла.
Г.Л. Олди.


Человек медленно брел по дороге. Он выбрался из монастыря тайком, боясь разбудить тех, кто был поставлен сторожить его. Он шел в соседний городишко, надеясь, что там монахи не отыщут его. Впрочем, человек понимал, что страхи монахов вполне обоснованы, ведь то, о чем говорил он, пере­ворачивало с ног на голову все их убеждения.
Он усмехнулся, обнажив пеньки, год назад выбитых зубов, и вспомнил лицо мальчика-по­слушника, живущего при монастыре. Мальчик слушал его раскрыв рот и впитывая каждое слово. Ско­рее всего, мальчик уйдет из монастыря и, возможно, изменит своей Вере, но он не этого добивался.
Монахи ошиблись. Не был он богохульником. Не был он ни еретиком, ни вероотступником. Просто однажды, традиционно читая Библию, он задал вопрос, и родители не нашли, что ответить. Он повторил свой вопрос на исповеди и тем озадачил священнослужителя. Он задавал вопрос снова и снова, чувствуя, что ответ зреет в его голове, расцветая за разом раз. И однажды, он проснулся с ощу­щением, что это не просто так, Иисус желает, что бы он принес свою правду миру, и он пошел.
Он не проповедовал, нет. Он лишь задавал свой вопрос и предлагал два варианта ответа. Вы­бор у слушателей был не велик, но третьего почти не существовало, и они не знали что ответить, как опровергнуть его.
Его ненавидели. За ним охотились монахи, его разыскивали светские власти, его боялись го­рожане, и никто не поддерживал открыто.
Он опровергал Библию.


"Для чего был создан Ад? - вопрошал он вначале. - Разве не для того, что бы содержать там грешников?"
"Да!" - отвечали ему обычно.
"Это же очевидно!" - кричали излишне импульсивные. Он кивал, причмокивая сухими губами, улыбался и, кутаясь в плащ, последнее время он все чаще мерз, продолжал: "А теперь скажите мне, Иисус Сотер из Назарета, Сын Божий, кем он стал, приняв на себя все грехи человеческие?"
В этом месте люди озадаченно замолкали, не зная верного варианта. А он выдерживал паузу, и предлагал свой первый ответ:
"Приняв на свою бессмертную душу все грехи, всего человечества, разве не стал он величай­шим грешником в подлунном мире? Но неужели для того, что бы искупить все грехи всего человече­ства за многотысячелетнюю историю, достаточно просто умереть? Разве не должен он, как и все ос­тальные грешники провалиться в Геенну Огненную, дабы и впрямь искупить грехи человеческие?"
Крайне редко в этом месте кто-то осмеливался открыть рот и поспорить. Безусловно, люди понима­ли: все, что он говорит ересь. Но в чем его рассуждения переходят грань правды и превращаются в еретический бред, они не понимали и потому помалкивали, ожидая продолжения.
"Вы молчите? - удивленно восклицал он. - Но ведь в Библии сказано, что Иисус пребывает в Царствии Небесном?" Он вновь выдерживал паузу, наслаждаясь замешательством аудитории.
"Как же это понимать?" - он окидывал взглядом лица, повернутые к нему, и говорил то, чего они меньше всего ожидали услышать.
" Неужели это вы считаете искуплением? Разве можно назвать искуплением всех грехов, такое наказание, после которого грядут тысячелетия райской жизни в кругу друзей и сподвижников? Или, может быть, мы не внимательно читаем Библию? Знаете ли вы что в действительности там сказано? Иисус должен искупить грехи человеческие и лишь после этого случится Страшный Суд для людей и наступит Царствие Небесное. А помнит ли кто из вас о том, когда произошло столь знаменательное событие, как Страшный Суд? Верно, его ещё не было. А это значит, что Сын Божий до сих пор искупает грехи наших предков в Геенне Огненной!!! "
Иногда он добавлял еще что-нибудь, если видел, что слушатели не понимают его, но цели своей добивался всегда. С ним соглашались, но не все, слишком потрясала людей мысль о том, что за их грехи, Сын Божий расплачивается в Геенне Огненной до сих пор. И тогда он опровергал то единственное, что противоречило его теории в Библии.
Он опровергал слова Иисуса.
Отцы Церкви уничтожили почти тридцать Евангелий, рассказывающих из первых уст о Сотере. Они лишили мертвых последователей Христа права донести до потомков свое видение Мессии, свою память о нем. Почему? Да потому что, там была иная точка зрения, либо двоякочитаемая и от того неудоботрактуемая для них. Уцелели лишь четыре наиболее безопасные, нейтральные повествования, из числа тех, в которых крайне мало сведений об Иисусе, как о личности, за то вдосталь проповедей и притчей. А возможно они просто боялись, что сама мысль о том, что Спаситель во плоти продолжает расплачиваться за грехи человеческие, вот уже скоро тысячу лет, отпугнет последователей христианства, глубиною жертвенности Иисуса.
Что ж, если так, они оказались правы...
Человек остановился и посмотрел на небо. Солнце уже докатилось до середины неба, тускло, проблескивая сквозь вязкий кисель серых облаков. Холодный осенний ветер жалобно всхлипывал в кронах деревьев, яростно срывая листья. Серая хмурая склизкая осень. Он не любил осень. Потому что осенью как-то совсем не верилось в то, что когда-нибудь настанет Царствие Небесное и Спаситель, наконец, станет свободен.

Человек медленно брел по дороге. Он шел в соседний городишко, надеясь, что там монахи не найдут его. Он не знал, что лесорубы уже заготовили дрова для костра, на котором он, наконец, погре­ет свои старые кости. Он не знал, что станет первым еретиком, сожженным на костре Святой Инквизи­ции...
Человек медленно брел по дороге...

_____________

Евангелие от Марка. Глава 10.
44 И кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом;
45 Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, что бы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих.

Евангелие от Матфея. Глава 16.
-- Симон же Петр отвечая сказал: Ты - Христос, Сын Бога Живого.
-- С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть,
28 Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем.

Евангелие от Иоанна. Глава 20.
-- Иисус говорит ей: не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему.
-- Много сотворил Иисус пред учениками своими и других чудес, о которых не написано в книге сей;
-- Сие написано дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его.

@темы: Вера в человека

---

[Содзуру Натоси]

Эрмоденунг

Загадка.
Грех на губах -
Ядом.
Сладко
Ночью в снегах
Падать…
Бледность,
Укор черных губ –
Остр.
Нежность?
Доступен и груб.
Монстр.
Смертью
Пропитано стройное
Тело.
Ветвью
Любого согнет
Смело.
Губит,
Касаньем одним
Точным.
Любит?
Страдание с ним
Ночью.
Скован,
Проклятьем своим
Связан.
Сломан,
Службой чужим
Обязан.
Травит.
Не удержаться.
Грустно.
Правит
Не-на-вис-ти…
Чувство…
В венах
токсичная слизь,
Жутко…
Мена
Смерти на жизнь
Шутка ль?

---

[Stilla Mellis]

Закат

Гоняет вихрь седые тени туч,
Как призраки по зеркалу бумаги,
И солнца закипающий сургуч
Хоронит день и приспускает флаги.
Ещё одно мгновенье у черты -
И пламя растворится без остатка.
Лишь тонкий блик, упавший на листы,
Останется оброненной перчаткой.
Прощальный блеск: и вызов, и мольба,
Надежда, любопытство и притворство!
Призыв к земле, просоленной и чёрствой –
Призыв звезды к безмолвию раба.
Шумит листва, стучит в моё окно
Под тёмною зелёной черепицей –
Как будто бы уходом светской львицы,
А не закатом всё увлечено.
Прощальный блеск без страха и стыда.
Ирония над скупостью и тленом.
Роскошный жест, порыв самозабвенный –
Последний шанс не кануть без следа.

Прошу не оставлять без внимания, критика учитывается.

---

[Содзуру Натоси]

Подражание Символистам

Ночь упадет дождем и тьмою,
Вечность на острие клинка...
На полувыцветших обоях
Застыла узкая рука.

Смеется, скалится, хохочет
Широкоскулый лик луны,
Как будто нам сказать он хочет,
Что все земное только сны!

Что снятся нам дома и скалы,
Морской прилив и жемчуга,
И ночи черные провалы,
И дня искристая дуга...

Что снится ненависть и счастье,
Страданье снится... спится нам!
Мы не проснемся в одночасье,
Подобно греческим богам.

И умирая, и рождаясь,
В однообразно-вязкой тьме,
В одно и то же обращаясь,
Мы обращаем взор к луне...

---

Нечто

[Marvin_42nd]

Эдакая зарисовка, что ли.

Тьма. А потом появились звезды. Теплый ветер приятно коснулся лица. Тепло, совсем не страшно. Потом под ногами появился песок. Я стоял посреди пустыни и ощущал тепло исходившее от нагретого за день песка. Я просто стоял и молча любовался на звезды, но чувствовал неудовлетворение. Ах, да, я же пришел сюда к друзьям. И услышал ответ: «Иди на костер, неужели ты его не видишь?». И в самом деле, костер был. Само пламя я не видел, лишь красные отсветы на барханах, за которыми он и горел. Я пошел на мерцание костра, наслаждаясь приятным теплом ночной пустыни. Какие ядовитые твари? Здесь никого нет. Только я и мои друзья. Да, и море. Очень тихое, спокойное море. Я пошел вдоль берега и теплые волны одна за другой омывали мои уставшие от долгой дороги ноги. Только вода в море была грязной. На дне были видны обрывки газет, полиэтиленовые пакеты, мертвые рыбешки. Как я все это вижу ночью, освещаемой лишь звездами и маленькой луной? Луна. Когда она успела появиться? Лунная дорожка дрожит в маслянистой пленке покрывающей поверхность воды. Испорченное, мертвое море. Но оно мне нравится. Оно родное, как… как моя жизнь. И словно я вечно шел вдоль его кромки. Да, друзья: наконец я вижу и пламя костра, и их лица. Среди них есть и незнакомые люди. А вот сидит подруга, с которой я когда-то поссорился и которую давно уже не видел. Но она друг. Конечно, как в тесной компании без запутанных отношений? И мы помиримся. Ведь здесь так хорошо – ночью на краю моря у костра, среди близких, и, пока что еще незнакомых, друзей. Некоторые тихо переговариваются между собой, но это совсем не мешает наслаждаться тишиной. Я присел к костру, стало теплее, но совсем не жарко. Обменялся с кем-то парочкой слов, абсолютно бессмысленных, но в тоже время очень важных, просто необходимых, словно я внес свою лепту в творение, создаваемое всеми. Я захотел окунуться в воду. Зашел в теплое, молчаливое море по пояс, и медленно погрузился с головой. Теплая вода коснулась лица, и я почувствовал легкую истому, словно долго мучался в тяжелой болезни, а после, устав, с облегчением канул в беспамятство. Прошло не более мгновения, а когда я вынырнул, уже светало. Становилось холодней. Надо было скорее выходить из воды и впитывать оставшееся тепло. Я вышел на берег. Друзья уже потихоньку расходились мелкими группками, уходя вдаль в пустыню, исчезая за песчаными холмами. Еще остались некоторые, что сидели у остывающего кострища и молча смотрели на восток. Не далеко от берега остановилась лодка. Два браконьера безмолвно занялись своей работой: сетью вылавливали мертвых рыбок со дна. Пробыв недолго, их лодка, тихо шурша мотором, уплыла на запад, в еще не рассеявшуюся тьму. Стало еще холоднее. Последние из оставшихся друзей ушли, крикнув что-то на прощание. Я остался один у потухшего, остывшего костра. Мокрый я стоял на холодном песке, дрожа от пронизывающего ветра, глядя на восток, где смыкаются море, серое предрассветное небо, и песок пустыни. Я чувствовал, что скоро что-то должно произойти. Первый луч солнца вот-вот готов был вырваться на поверхность омертвевшей пустыни, разрывая сумрак позади меня, а волнение все нарастало. Оно становилось нестерпимым, и вот, в последний момент, когда над поверхностью опустевшего одинокого мира появилась первая точка солнца, я понял, что проснулся.

---

[Алиеонор Аквитанская]

Я чувствую капли дождя,
Я слышу страшный вой ветра.
Кричу:"Заберите меня!",
Но рядом никого нету.

Я одна в темноте ночной,
Не вижу лучика света.
Плачу:"Возьмите с собой!",
Но нету опять ответа.

Срываюсь и лечу в пустоту,
В открытых глазах огонь.
Не отдам свою я мечту
За то,что не взяли с собой...

---

сразу извиняюсь, если что-то не так...тут впервые\

[DeathStar]

Стишок (или песенка) без названия.

В затихающем пульсе толпы
Бьется сердце изгоя навеки.
В мысли тех, кто мечтает уйти,
Вплелся спутанный ум человека.
Вслед за ними бы, вслед за толпой!
Он бежит, но вот именно - следом...
Должен быть всегда кто-то чужой,
Подгоняемый призрачным светом.

Пока ты есть -
Иди вперед сквозь страх и боль и не сдавайся,
Пока ты здесь -
Мир даст тебе твой миллион последних шансов.
Еще твой разум не угас,
Еще струится кровь из глаз,
И с твоих собственных колен ты встанешь сам.
Еще бывает хорошо,
И чувства есть пока еще,
А, значит, ты положишь жизнь к своим ногам.

И, как водится, нет слов таких,
Что могли бы облегчить страдания,
И мы верим по-прежнему в миф,
Называя его пониманием.
Но от первого крика и слез
До последнего тихого вздоха
Путь свой тот, кто живет в мире грез,
Неизбежно пройдет одиноким.

Пока ты есть -
Иди вперед сквозь страх и боль и не сдавайся,
Пока ты здесь -
Мир даст тебе твой миллион последних шансов.
Еще твой разум не угас,
Еще струится кровь из глаз,
И с твоих собственных колен ты встанешь сам.
Еще бывает хорошо,
И чувства есть пока еще,
А, значит, ты положишь жизнь к своим ногам.

Нет, к такому привыкнуть нельзя,
Вместо силы приходит усталость,
Когда стали чужими друзья,
Остается лишь самая малость.
Только ты не покинешь себя -
В этом счастье и в этом мучение.
Веря в чудо и призрак любя,
Ты надеешься до изнурения.

Пока ты есть -
Иди вперед сквозь страх и боль и не сдавайся,
Пока ты здесь -
Мир даст тебе твой миллион последних шансов.
Еще твой разум не угас,
Еще струится кровь из глаз,
И с твоих собственных колен ты встанешь сам.
Еще бывает хорошо,
И чувства есть пока еще,
А, значит, ты положишь жизнь к своим ногам.

P.S. большая просьба ткнуть носом в ошибки\ и еще бОльшая - не пугаться и прислать комменты на [email protected]

@музыка: Сварга

@темы: Мысли вслух, Я

---

[[Розовый слон]]

Это две первые главы моего творения. Прошу прочесть, оценить и написать мне, что понравилось, а что не очень. Заранее спасибо!

ГЛАВА 1

«Как он мог? Что я ему сделала?». Я шла по темному мосту, тяжело ступая по неровной поверхности. Вокруг было тихо, слышен был лишь шепот прибрежных волн да шум листвы в лесу. Была осень, вступал в свои права октябрь, но холодный, промозглый ветер создавал ощущение приближения зимы. Холод усиливали слезы, отчаянно бегущие по моему лицу. Черный плащ, все время норовивший слететь с моих плеч, развевался на ветру, затрудняя движение.
«Не хочу жить! Не хочу!!!». Я остановилась, облокотилась о перила, взглянула вниз и попыталась увидеть что-то, сама не зная что, в черной ряби воды.
Я горько улыбнулась, вспомнив, что именно на этом мосту когда-то познакомилась со своей первой и последней любовью – Олегом. Он не был особенно красив и умен, зато с ним всегда было весело. До поры до времени…
Познакомились мы до банальности просто. Я шла из библиотеки и несла в руках книги, которые взяла, чтобы подготовиться к контрольной по химии. Вдруг я столкнулась с парнем, книги упали и разлетелись вокруг. Он помог мне собрать их и предложил:
- Давай помогу с химией. Я ведь в медицинский поступил, так что проблем с ней у меня нет. Кстати, меня Оле-гом зовут. Ну, так как?
Парень смотрел на меня такими добрыми карими глазами! Я вздохнула, улыбнулась и … согласилась, тем более что мне действительно нужна была помощь. В химии мне не везло: преподаватель была строгая, а первые темы были пропущены из-за болезни. Грех было не воспользоваться та-ким шансом, заботливо предложенным мне Госпожой Судьбой.
Так начались наши отношения, хотя их так даже нельзя было назвать. Олег всего лишь называл меня своей девуш-кой, но когда мы приходили к его друзьям, тут же начинал ухаживать за другими девушками. Каждый раз мне хотелось провалиться сквозь землю, только чтобы не видеть всего этого. Его друзья и подруги ухмылялись и перешептывались за моей спиной, а он после «вечеринки» вел себя как ни в чем не бывало провожал до подъезда, целовал в щеку и уходил!
Если бы рядом не было моей подруги Маринки, я бы давно сошла с ума!
В общем, наши с Олегом отношения были ужасными, я другого ждала от первой любви. Ради того, чтобы с ним встречаться, я врала родителям: говорила, что иду к подруге, а на самом деле шла к нему. Я убегала из школы, чтобы встретиться с ним. Обо всем этом знала лишь Маринка, но она никогда бы меня не выдала.
Наш «роман» длился ровно месяц, но я поняла на-сколько может быть обманчиво первое впечатление о чело-веке. За то время, что мы встречались, Олег не раз меня пре-давал, а потом звонил и разговаривал со мной, как вроде ничего не произошло.
А однажды был такой случай. Олег вдруг позвонил мне рано утром.
- Аленка, сегодня не приду, Алю надо встретить из школы, а потом отвести в кино. Ты только не расстраивайся, знаешь же, что я её не люблю. Я с ней просто так встречаюсь, а скоро вообще брошу, – он говорил это таким приторно-ласковым голосом, что мне уже от этого стало противно, да и зовут меня далеко не Алена.
- Да ну, - резко бросила я в трубку. – Олежек, ты что, номера перепутал?
- Аля?...,– пролепетал по ту сторону линии негодяй.
- Да! Это я! Ну, раз ты собрался меня бросить, то давай! А если нет, то тогда я тебя бросаю! Усек?! Чао-какао!
Я выключила телефон и, бросив его на диван, горько зарыдала. Потом на скорую руку оделась, схватила плащ и выбежала из дому.
Целый день я бродила по городу, пока не пришла на этот мост.
«Как он мог? – в очередной раз спрашивала я сама у себя. – Ведь я же его любила! Я врала всем ради встречи с ним, а он так со мной поступил! Зачем давал мне надежду, если и не думал любить?! Зачем?! За что мне все это?!».
Слезы бурными потоками текли по лицу, не переставая. Я скинула туфли и влезла на перила. Ветер безжалостно дул в лицо, мешая мне видеть, что там впереди.
Я глубоко вдохнула свежий воздух. От безудержных слез хотелось кричать. Я была готова умереть, чтобы навсе-гда забыть обо всем. Я знала, что стоит упасть в холодную воду, как тут же умру от переохлаждения. Почему-то сейчас не думалось о родителях, которые будут страдать, потеряв меня.
В общем, я была готова к прыжку, но тут кто-то сильными руками скинул меня на мостовую. Я приоткрыла веки, опухшие от постоянных слез, и увидела темный силуэт, плохо различимый в свете фонарей.
- Девушка, с вами все в порядке? Вы чуть не упали! Хорошо я успел вас схватить - быстро говорил незнакомый парень.
- Зачем?! – спросила я, чувствуя, что слезы опять ко-мом подбираются к горлу.
- Не понимаю… - растерялся он.
- Зачем вы меня спасли?! Я хочу умереть, - сказала я, попыталась встать, но вдруг сразу ослабевшие руки и ноги не желали меня слушаться.
Парень промолчал, а потом сказал:
- Где вы живете? Я отвезу вас домой.
Но я не могла ответить. Мой ослабевший после всех переживаний организм отчаянно боролся со сном. Незнако-мец терялся из виду. Из последних сил я произнесла:
- Кутузовский, 7…

ГЛАВА 2

Проснулась я в своей постели. За окном ярко светило солнце, погода словно забыла о вчерашней непогоде. Все события прошедшего дня показались мне сном. Я вспомнила, что обычно утром мне звонил Олег, чтобы пожелать доброго утра, и, усевшись поудобнее, стала ждать звонка.
Вдруг дверь отворилась, и в комнату «влетела» моя подруга Маруся. Одета она была довольно-таки экстрава-гантно: верх её украшала ярко-красная кофта, а низ такого же колера брюки. В общем, этакий помидор, по недоразумению имеющий голову, руки и ноги.
- Привет! Ты уже очнулась? Как себя чувствуешь?
- Нормально, только голова немного болит.
- Еще бы, после всего, что было!
- А что было, – испугалась я. «Неужели мне это не приснилось?».
И тут Маруся выдала такое, что было от чего сойти с ума. Оказывается, домой меня привез какой-то парень. «Он представился Аликом, сказал, что уберег тебя, дуру, от само-убийства. Сказал, что шел домой, обычно он ходит другим путем, но в этот день его прямо потянуло на этот мост. Вдруг он увидел стоящую на перилах девушку, которая явно собиралась прыгать. Ну, он побежал и едва успел схватить девушку. Да если бы не он, я б с тобой сейчас не разговаривала! Кстати, он оставил тебе свой номер на случай, если тебя снова придется спасать» - сказала Марина, глянула на свое отражение в зеркале и продолжила:
- Ты после этого целую неделю в больнице пролежала, тут твои родители с ума сходили. А ну, колись, что случилось? Чего это ты решила с жизнью расстаться? Это не в твоих правилах!
Я почувствовала, как предательские слезы вновь начи-нают меня душить, и разрыдалась.
Маринка испугалась:
- Эй, Алька, ты чего? Ты же никогда не плачешь про-сто так! А ну рассказывай! Это Олег?! Да?! Это он?! Я так и знала!
Она побежала на кухню, принесла валокордин, на-поила меня и выслушала мой сбивчивый рассказ.
Когда я закончила свое повествование, Маруся для приличия помолчала немного, а потом сказала:
- Ну и что? Подумаешь, с парнем рассталась! Тем более сама его бросила! Так чего убиваться?! Успокойся! И по-мяни мое слово, ты еще будешь счастлива!
Я горько улыбнулась и сказала:
- Спасибо, Маруся! Чтобы я без тебя делала?
- Да уж, это точно, - ухмыльнулась Маринка. – Ладно, я пойду, мы сегодня с Мартином встречаемся, - сказала она, и было видно, что ей давно не терпелось мне об этом сказать.
Мартин – это аргентинец, который вот уже полгода пытается завоевать крепость под названием «Сердце Мари-ны». Парень очень хорош собой и умен, и я до сих пор не понимаю, почему Маруська не хочет с ним встречаться. Мартин попал в наш город, как студент по обмену, он учится в нашем университете на менеджера по маркетингу на втором курсе. Все знают, что его отец в Аргентине владеет какой-то крупной компанией, и их семья ни в чем не нуждается.
- Неужели? Осчастливила несчастного парня? Он, наверно, уже готов на тебе жениться! – сказала я, глядя на Марусю, крутящуюся возле зеркала. – Что же заставило тебя переменить решение, а?
- Да ты!
- Я?!
- Ну не я же, – вышла из себя Маринка. – Помнишь, ты рассказывала мне про бабочку?
И тут я вспомнила, что недавно отыскала такой афо-ризм: «Счастье подобно бабочке: если его ловить, то оно всегда ускользает; но если переключить свое внимание на что-нибудь другое, то оно придет и тихонько сядет вам на плечо».
- Ну и что, - спросила я, окончательно запутавшись.
- Помнишь, как я за ним бегала? Представь себе, красивый, умный, накачанный, да еще и иностранец! А он на меня даже внимания не обращал! Если бы не ты, я бы, на-верно, точно умерла – она немного помолчала, а потом про-должила, - Ну, так вот, потом он стал за мной бегать, но мне стал уже совершенно не интересен. Потом ты попала в больницу, посоветоваться мне было не с кем, и я решилась на очень глупую штуку. Помнишь, раньше я с Мартином хоть иногда общалась, а теперь решила ему даже на глаза не попадаться.
- Ну и дура, - громко воскликнула я.
- Знаю, - подтвердила Маруся, - в общем, целую неделю я от него бегала, по библиотекам пряталась. А потом вспомнила твой афоризм про бабочку. И, представляешь, выхожу из библиотеки и вижу его. Сидит на лавочке, за-гнанный такой, потрепанный весь, как бездомный котенок. Мне так жалко его стало. Подошла я к нему и говорю: «При-вет!». Он чуть с лавочки не упал, глядит на меня влюблен-ными глазами и сказать ничего не может. «Привет», - выдавил потом из себя. Я села рядом с ним и сказала: «Ты предлагал в кафе пойти. Твое предложение еще в силе?». Что с ним было! Ты не представляешь! Он как с ума сошел! Обрадовался несказанно!
- Еще бы – хмыкнула я.
- Ага, - подтвердила Маруська. – Ладно, я пойду. Ты тут без меня проживешь?
- Постараюсь. Иди – строй свое счастье. Потом все расскажешь!
- Обязательно – сказала Маринка, поцеловала меня в лоб, еще раз мельком глянула в зеркало и, схватив сумочку, убежала.
Я осталась одна, включила телевизор и стала смотреть абсолютно неинтересную передачу. Потом пошла на кухню, выпила чаю. По радио зазвучала песня «Капают слезы мне на ладони…», кажется, её исполнял Сергей Жуков из группы «Руки вверх». Она была довольно-таки оптимистичной, и мне вновь захотелось жить.
Хлопнула дверь в прихожей. В кухню вошла мама, по-ложила на стол пакеты с продуктами и села на стул. Она грустно улыбнулась, увидев меня, и тихо сказал:
- Ну, дочь, рассказывай…
- Что? Я не понимаю…
- Дочь, - остановила меня мама. – Я не всегда бываю рядом. Сама знаешь, у меня очень серьезная работа, иногда она мешает принимать участие в твоей жизни, но я всегда рядом. Я – твоя мать. Ты обязана рассказать, почему решила лишить себя жизни. Мы с отцом должны это знать. Согласись, мы не заслуживаем быть в неведении, - она замолчала, и было видно, что её глаза наполняются слезами. – Ну?
- Мам, там, на мосту у меня просто голова закружилась, и я чуть не упала. Только и всего, - сказала я и выдавила из себя жалкое подобие улыбки.
- Аль, давай по правде. Кто он? Кто тот, из-за кого ты решила умереть?
Я молчала, было больно все вспоминать, но я не могла смотреть нам мамины слезы, они больнее воспоминаний.
В общем, я все рассказала маме. Она долго молчала, переваривая информацию. Сделав мне и себе кофе, она спросила:
- Почему ты молчала? Почему не сказала, что у тебя есть парень? Мы бы тебя поняли, - сказала мамочка, явно не веря в собственные слова.
- Мамуль, да ты бы первая сказала: «Будешь сидеть дома! Никуда не пущу!». Разве не так?
- Да, ты права. Но ведь сейчас мне еще больнее осоз-навать, что я могла все это предотвратить.
- Да? И как же? Я нашла бы способ выбраться из дома, я же думала, что он меня любит!
- Да какая может быть любовь в пятнадцать лет-то?! – вышла из себя мама. – Какая любовь?! Недавно из пеленок вылезли, а уже любовь-морковь!!!
- Мамуль, а ты вспомни себя в пятнадцать лет, - сказа-ла я осторожно. – Постоянно ждешь чего-то, сама не зная че-го. Ищешь взглядом кого-то. Каждый комплимент воспри-нимаешь, как признание в любви. Это нормально, - произ-несла я, глядя на задумавшуюся маму. – Только как это пройдет, зависит от родителей. Я и не ждала, что вы пойме-те. Я знала, что этого не будет.
- Аля, я…
- Мамуль, я знаю, что вы хотите мне только добра. Знаю, что все делаете для того, чтобы я ни в чем не нужда-лась. Но это же жизнь! У всех это случается, и я не хочу при-чинять боль своим родным. Я виновата, но я думала, что скоро все вам расскажу, но, видишь, не получилось. Прости меня, а?
Мама заплакала, я тоже:
- Господи, я даже не предполагала, что ты так быстро вырастешь. Вроде только в куклы играла в песочнице, а те-перь уже парни, свидания, поцелуи, - она вытерла слезы ку-хонным полотенцем и сказала. – Знай, что бы ни случилось, мы всегда будем рядом.
В общем, мы с мамой еще долго обнимались, плакали и рассуждали о любви подростков. За этим нас и застал папа.
Он зашел в кухню, посмотрел на маму, потом на меня и сказал:
- Судя по тому, что Александра цела, ты её не убила. Значит, все в порядке?
- Ага, - сказали мы с мамой в один голос и заговор-щицки переглянулись.
- Ну, вот и прекрасно, - сказал папа. – Дайте-ка поесть мне.
Вечер у нас прошел как всегда, как вроде ничего не случилось. Мы с мамой накормили папу, потом мы всей семьей смотрели телевизор. День для нас закончился далеко за полночь – потом мы еще долго разговаривали.
И я поняла, что когда у тебя что-то случается, очень важно чтобы рядом с тобой были близкие тебе люди, чтобы тебя могли поддержать и не дать утонуть в пучине жизни.

---

[Johny&Mary]

Внимание: читать со скорбной миной на лице, трагически подвывая на гласных.

День был скучен и сиз,
И ветер с севера дул.
Я разогнавшись, двинулся лбом о забор.
Краска посыпалась вниз,
И я вдруг с тоскою подумал:
Пожалуй, придется мне заново красить забор.

---

[Фьёла]

Здравствуйте.
Рада видеть здесь всех - вы очень талантливые; у меня хватило смелости прочитать почти все страницы - это просто здорово, то, что все вы пишите. (При чем на это ушло очень-очень-очень много времени и я рада, это действительно здорово) А сама я взялась за рассказы совсем недавно, пропадая в сетях обыкновенного фанфикшена. Если для вас не будет трудным, не могли бы вы высказать свое мнение вот об этом:

"Неправильный Ангел"

Небесная канцелярия была с утра поднята по сигналу тревоги: ангелы бешено слонялись туда-сюда, архангелы спотыкались, путаясь в длинных мантиях, но никто не знал, что же произошло. Самые прилежные – те, что были в белых костюмах, с прорезями для крыльев, они важно и спокойно сидели на своих облаках и о чем-то неторопливо говорили. Почтовые голуби – последний крик небесной моды, летали словно реактивные, таская в клювах горящие записки; они то и дело задевали чьи-то крылья и уже пеплом сыпались на чьи-то головы. День выдался очень не обычным, и все ждали, когда же им объяснят происходящее.
Наконец, вышел самый главный ангел, у него на шее еще висел ключик – ходили слухи, что это тот самый ключик, от Главной Двери – но это были только слухи, поэтому никто и не говорил об этих догадках вслух.
-Произошло странное событие… - Тихо начал главный ангел, но не успел он продолжить, как все обернулись на скрип опоздавшего облака.
-Простите, я опоздал. – С облака спускался необычный ангел, с горящими глазами, весь в сером; И почему-то у него в руках была горстка перьев.

Ангелы недовольно заворчали и все же обратили свое внимание на главного: тот призывал всех к порядку:
-Мы сегодня получили письмо.
Сначала на облачное помещение опустилась тишина, казалось, эта фраза повергла в шок всех ангелов, кроме одного – того, что опоздал; Но потом тишина сменилась ужасным гулом непрекращающихся восклицаний. «Переполох, переполох!» - кричали одни и их тут же пытались перекричать другие: «Безобразие!»
-На самом деле, - пытался продолжить ангел, - это письмо имеет конкретного адресата, но мы все должны знать, что в нем написано, вы же понимаете?
Ангелы пугливо замолчали и как-то смутившись, закивали головой: все, кроме того, который опоздал.
Опоздавший ангел, тяжело вздохнув, сел на свое облако и закрыл глаза:
-Но мы не можем, мы же ангелы, а адресат так надеялся…
-Это все ничего, ради великого дела можно и поступиться принципами! – Возразили ему и отпихнули куда-то в сторону его облако, облако Непокорного и Неправильного. Растрепанный ангел вздохнул еще раз, посмотрел на горстку перьев в своей руке и чему-то грустно улыбнулся.
А остальные ангелы трепетно затаили дыхание в ожидании.

Тут, по зову Главного, влетела в помещение серая птица, неизвестного вида и непонятного облика. – Это, - пояснил Главный, - прихоть отправителя. Отправитель пожелал, чтобы письмо несла свободная птица, а из свободных у нас только одна серая.

Все молчали. Им было все равно, какая птица, какой отправитель… Они хотели знать, что же за письмо такое пришло в их канцелярию впервые за многие тысячи лет – кто же раздобыл адрес, как узнал, да и что пишет?
А Опоздавший ангел все сидел себе, занятый перьями в руках…

Конверт был невыносимо толст, некрасив и грязен – ангелы брезгливо поморщились и отвернулись, пока Главный распечатывал письмо. Но вот, наконец, чужое письмо было распечатано, разорвано любопытными руками и зачитано вслух:

«Здравствуй, дорогой мой Серый Ангел…
Я живу в небольшом городе, и я очень давно хотела тебе написать…
Знаешь, целых семнадцать лет своей жизни, почти каждый день я пишу письма; с детства я писала тебе о том, как безмерно я счастлива, жить на свете… У меня самая замечательная семья, я их всех-всех очень люблю. Светлые мамины объятия, улыбки братьев, и самое доброе папино слово – я очень люблю тебя мой Серый Ангел…
Сейчас, к сожалению, у меня никого из них рядом нет – есть только ты.
У меня еще есть разодранное в клочья сердце, но оно, к сожалению, здесь не котируется – продать его нельзя, потому что человеческие сердца, бывшие в употреблении, а потом много страдающие и отданные в ремонт – они никому не нужны.
Еще у меня душа, правда она такая маленькая, что порой я вовсе забываю о том, что она вообще у меня есть… Но ее я тоже продать не могу, потому что абсолютно такие души есть у всех, а зачем человеку две одинаковые души?
Еще, если хорошенько поискать, то я могу найти доброту – она у меня тоже есть, но и ее у меня покупать не хотят и приходится раздавать бесплатно.
У меня в доме протекает крыша и, что смешно, по ночам, когда идет дождь, я ставлю на пол много-много пустых тазиков: вода так смешно капает туда…

Но, видишь ли, зачем я все это пишу, мой Серый?
Знаешь, я ведь никогда ничего не просила у тебя, верно?
А сейчас вот прошу…

Рядом со мной живет много-много людей: они все разные-разные. Но некоторым из них так не хватает счастья… Милый мой Ангел, у меня нет ничего, что я могла бы отдать тебе взамен, на твои дела: сделай их, пожалуйста, чуточку счастливее, хотя бы на один день.

Я знаю, знаю, что счастье оно не продается, знаю! Да и денег у меня нет: ведь так никто и не купил мое использованное сердце и половинчатую душу… Тогда может быть ты немножко поработаешь для них задаром? Ты каждый день делаешь меня счастливой… Не мог бы ты один из этих дней – подарить и другим людям?
Пожалуйста».

На небесное помещение опустилась звенящая тишина.
А тот самый Неправильный, Опоздавший, Серый Ангел… Он поднес к лицу свои ладони и тихонько дунул на перья, лежащие в руках – и они полетели вниз, скрывая его грустную улыбку…

А где-то там, далеко-далеко, в маленьком небольшом городе, с неба посыпались перья. Невыразимцы - люди, для которых девочка просила счастья, удивленно вышли на улицы…
И улыбнулись…

@музыка: A Comme Amour

@настроение: Изменчива, как зимний день

---

Не знаю как это назвать)

[Flame of Heaven]

Чуть-чуть трясет от холода,
Чуть-чуть от напряжения.
И вроде бы нет повода
Родиться вдохновению.

Но мысли сами кружатся,
Невнятные, уставшие.
Разлитой правды лужица -
Где вы, меня предавшие?

Нуждалась в одиночестве
Укрылась в своем логове.
Но выпить с кем-то хочется
Да и забыть про многое.

Так где вы, мои верные?
Ведь я от вас не пряталась!
Вы говорить умелые.
А большего ненадобно...

Зальем былые нежности,
Забудем оскорбления.
Заменим звуки верности
На камни преткновения...

Пусть кто-то ухмыляется,
Сегодня напиваемся.
Нас завтра не останется.
На ты и я прощаемся.