Зеленеет усадебный двор

[vergeben]

Зеленеет усадебный двор,
Расчирикалось утро в окошке.
Я с лопатой иду за бугор
Прикопать составные окрошки.

За углом притаился компост,
В ямке слева застыла крапива.
Распушила задумчиво хвост
Кучерявая девочка-ива.

В землю носом уткнувшись стою
И сажаю по ямкам рассаду -
Органичен весенний союз
Красоты и торчащего зада.

@темы: Суюрова Елена, Стихи

---

Из жизни королевства Сознания

[Потерявшая свет]

Жду мнений. Предупреждаю, что русский не мой родной язык, так что если что-то не по правилам - сразу говорите =)

Далеко-далеко, в неспокойном и изменчивом королевстве Сознании, что раскинулось где-то в глубинах человеческой психики, жила-была Совесть. Высокая, стройная, красивая, с горящим самоотверженным взглядом и сильным характером, она имела абсолютно все шансы, чтобы быть королевой Сознания. Еще когда она была совсем маленькая, ее мама, обычная простолюдинка Наивность, всегда говорила ей:
– Поверь, малышка, настанет светлое время, когда ты будешь править королевством. И все жители его тогда будут довольны и счастливы. Да, это время непременно настанет…
Она росла, окутанная заботой и любовью мамы. И еще тети, важной и гордой Справедливости. Папа ее, потомственный аристократ Культура, погиб давным-давно, когда Совесть была еще совсем маленькой. Сейчас она с трудом могла воспроизвести в памяти черты его лица, просто знала, что он был красивым и величественным, и все любили и уважали его. Он принадлежал к древнему аристократическому роду и был законным наследником короны Сознания, почему, собственно, и был убит жаждущим власти далеким родственником Жадностью.
Избавившись от единственного конкурента, Жадность взошел на трон Сознания и вот уже успешно правил в последнее время вместе со своей блистательной свитой: Алчностью, Эгоизмом, Ленью и Глупостью. Своим правлением они истощали и разрушали Сознание, с каждым днем все больше и больше толкая его к неминуемой гибели.
Поэтому Совесть была воспитана на мысли что она – единственная надежда Сознания, единственная наследница истинного королевского рода и единственная правительница, которая сможет вернуть к жизни увядающее королевство.
Пролетело время, Совесть выросла и из маленькой девочки превратилась в настоящую красавицу. И вот, после ее совершеннолетия, мама и тетя решили, что пора уже предъявить ей свои права на трон. Но так и не сошлись во мнении, как именно это нужно сделать.
– Она должна прийти и просто сказать, что она дочь легендарного Культуры, тогда Жадность извинится и уступит ей трон, – говорила Наивность.
– Да-да, вот так вот встанет и уступит, учитывая, что убил ее отца собственными руками, – возражала Справедливость, – ты же не хочешь, чтоб твоя доченька погибла так же глупо и бесславно, как погиб мой дорогой брат?
– Тогда что ты предлагаешь? Ты видишь какой-то другой выход?
– Хм, возможно. Знаешь, я думаю, что нам может помочь моя золовка.
– Хитрость?! Вы же никогда с ней не ладили!
– Да, у нас слишком разные взгляды на жизнь, поэтому мы никогда особо не испытывали обоюдной симпатии. Но Жадность с его соратниками навряд ли будут играть по честным правилам и я, как ни прискорбно это осознавать, признаю, что сейчас ее взгляды более актуальны.
– О, а я думала, что вы уж никогда не помиритесь… Тогда я пошлю за ней прямо сейчас.
Совесть в это время сидела в соседней комнате и умирала от любопытства. Ну не могла же она подслушивать, в самом-то деле. Но все равно было дико интересно, что же они все собираются делать. Как никто другой, она понимала, что мысли и принципы Жадности и его свиты коренным образом отличаются от принципов и мыслей ее семьи. И все дело в том, что одним из этих самых принципов ее семьи было никоим образом не принимать мыслей и принципов противника. Эх, как все запутано… Но ясно одно: видеть, как медленно погибает ее родное королевство и вот так вот сидеть, сложа руки, она не могла…
Вдруг Совесть услышала звук подъехавшей кареты и тотчас же бросилась к окну. Дверца кареты открылась, и она с удивлением узнала тетку Хитрость. Зачем она приехала, если всю жизнь была в ссоре с ее любимой тетей справедливостью? В следующую секунду она просто не поверила своим глазам. Тетя, ее тетушка Справедливость, вышла на крыльцо и приветливо встретила свою золовку, приглашая пройти в дом. Это уже вообще какой-то парадокс. Так как усидеть в комнате, когда тут творится такое, она не могла, поэтому тоже вышла встречать Хитрость.
– А я говорила тебе, что когда-то ты не сможешь без меня обойтись, – как раз говорила она Справедливости, но совершенно беззлобно, а скорее как дружеский упрек, – о, а вот и виновница всей шумихи! Привет, Совесть! Ты настоящая красавица, как я погляжу.
– Спасибо, – Совесть присела в скромном реверансе, – очень рада вас видеть, хотя, признаться, слегка удивлена…
– И ты совершенно права, детка. Но видишь ли, такое благородное дело, как вернуть нашему роду трон Сознания стоит того, чтоб мы наконец-то объединились, – Хитрость лукаво ей подмигнула.
– Но отчего же мы так и стоим в прихожей, – спохватилась Наивность, – пройдемте в комнату, нам предстоит столько всего обсудить!
И вот четыре женщины, абсолютно разные и при других обстоятельствах непримиримые, собрались за одним столом для того, чтобы, ни много, ни мало, вершить будущее королевства Сознания.
– Значит так, – начала Хитрость, – убрать конкурента так, как это в свое время сделал он сам мы не можем…Да я и говорю, не можем! Этот вариант не рассматривается! – повторила она, увидев возмущенный взгляд Совести, – значит, нужно сделать так, чтобы он сам отказался от трона. А по закону потом правителем станет кто?
– Следующий наследник, – ответила Справедливость.
– Именно! То есть, наша дорогая Совесть! Но, я думаю, вы все понимаете, что действовать так, как привыкли вы, сейчас ну никак не получится, поэтому вы должны довериться мне и безоговорочно выполнять то, что я скажу. Согласны, девоньки? Чтоб без обид потом?
– Согласны, если твой план действительно действенный, – тут же ответила Наивность. Совесть вопросительно посмотрела на тетку. Та сомнительно поджала губы, но кивнула. Тогда и виновнице всех этих событий не оставалось ничего, кроме как согласиться на условия Хитрости.
– Вот и чудненько, – продолжила та, – так вот, вернемся к нашим баранам. Ни для кого не секрет, какое сильное влияние на Жадность оказывает его жена Лень. Ведь именно она подавляет все недовольства, возникающие среди народа, и вообще король слушает ее во всем и безоговорочно подчиняется любому ее слову. Мой план простой, и в то же время гениален: нужно как-то нейтрализовать Лень, ведь именно в ней вся проблема, а потом просто поднять всенародное восстание и свергнуть Жадность. Это будет легко сделать, ведь без Лени они все беззащитны перед народными массами!
– И как ты собираешься убрать Лень? – подозрительно спросила Справедливость.
– Проще простого: заманить в какой-то подвал и закрыть там.
– Нет! На это мы не пойдем! – категорически ответила Совесть.
– Ага, вот об этом я и говорила. А придется, если хотите вернуть трон. Это я беру на себя. Ваше дело – подготовить народ к восстанию. Нужно просто объехать все дома и лично поговорить с каждым. Убедить в том, что мы беспокоимся о будущем Сознания, что еще не все потеряно, что мы еще будем жить хорошо, что теперь, когда Совесть совершеннолетняя, у нас всех есть надежда… В общем, вы меня поняли. Если большинство будет на нашей стороне, тогда мы можем быть уверены в удачном исходе нашего восстания.
– Стоп, – перебила ее Совесть, – а как ты собираешься убрать Лень? Как-то на нее повлиять, или что?
– Так, а это уже не ваше дело. Меньше знаете – лучше спите. Просто поймите, что без этого нам никак не победить и доверьтесь мне. У вас есть чем заняться. В королевстве около полусотни домов, чем быстрее мы будем уверены в поддержке большинства населения. Тем лучше для нас всех.

***

Раз уж Совесть, скрипя сердце, согласилась на план, то вынуждена его выполнять. Агитировать народ она начала со своей подруги Краткости, надеясь, что она уговорит и своего брата, красавца Таланта. Двое уже хорошо, а там и все остальные присоединятся…
Вот две подруги и сидели на скромной кухне Краткости, и пили чай с сухариками.
– Знаешь, зачем я приехала? Я должна тебе кое-что сказать, – издалека начала Совесть, – ты знаешь, что я, как дочь Культуры, настоящая наследница трона Сознания.
– Знаю, – ответила Краткость и отхлебнула чаю.
– Вот скажи честно, тебя устраивает правление Жадности и его свиты?
– Нет.
– Я уже совершеннолетняя, и могу заявить о своих правах на трон. Но мне понадобится поддержка народа. Ты за меня?
– Да.
– Спасибо, подруга! Мне понадобится твоя помощь. Нужно, чтобы как можно больше людей выступило на моей стороне. Ты поможешь мне?
– Да.
– Отлично! Я на тебя рассчитывала. Тогда нужно сказать это Таланту. Он дома?
– В своей комнате. Рисует.
– Можешь его позвать?
– Могу, – ответила Краткость и поднялась со стула.
Через несколько минут она вернулась с братом. Талант был красавец, что и говорить. Жаль только, что больно уж нелюдимый. Он старался избегать любого общества, все больше сидел у себя в комнате и вечно что-то лепил, рисовал, писал, играл… Вот и сейчас он вышел к Совести с явной неохотой.
– Привет, Талант! Давно не виделись!
– Привет. Да я занят в последнее время. Работаю над новой картиной. И сейчас у меня времени не очень много, так что говори по делу.
– Да, я быстро. Слушай, тебе нравится правительство Жадности?
– Не скажу, что нравится, но мне, по большому счету, все равно.
Совесть была в высшей степени шокирована таким ответом.
– То есть как это все равно?!
– Просто. Мне абсолютно все равно, какое правительство, какая ситуация в стране, какая погода на улице… Мне нет дела ни до чего, что не касается моего творчества. Для меня главное, чтобы у меня были материалы под рукой, и меня абсолютно не волнует, кто сейчас сидит на троне.
– Но… Но… Погоди… – растерялась Совесть. Она никак не ожидала такого ответа, – если я заявлю о своих правах на трон, не нужно заручиться поддержкой народа. Ты будешь на моей стороне и готов участвовать в восстании?
– Навряд ли. Прости, Совесть, здесь нет ничего личного. Ты замечательный человек, и ты должна быть отличной правительницей, и всей душой болею за то, чтобы ты заняла по праву положенный тебе трон, но восстание отнимет слишком много моего времени, а оно мне очень дорого. Я могу создать столько шедевров! Поэтому еще раз прости. Если у тебя все, можно я вернусь к работе?
Совесть кивнула, еще не совсем осознав смысл сказанным им слов, и от Таланта и след простыл. И ей ничего не оставалось, кроме как удалиться.

***
Следующим был дом эгоизма, но совесть сознательно его проехала. Вот на его согласие точно можно не рассчитывать. Всегда только про себя думает, а на королевство ему наплевать… Но возле миленького домика Доброты она затормозила.
Хозяйка встретила ее более чем радушно. Провела в гостиную, напоила чаем, дала с собой в дорогу вкусных пирожков, долго расспрашивала о здоровье матушки. Совесть тоже была рада ее видеть, поэтому к делу они перешли не сразу.
– Вы же знали моего отца, правда? – наконец-то начала Совесть.
– О, конечно! Золотой был человек! Жалко его до невозможности. Прямо слезы на глаза наворачиваются, как думаю о том, что его больше нет…
– Да, его все любили… Так вот, я, как вы уже знаете, совершеннолетняя, и мы решили свергнуть Жадность с трона. Я могу рассчитывать на вашу поддержку в случае народного восстания?
– Как?!! Свергнуть жадность?! Это же невозможно! Да и даже если допустить реальность этого всего, то это же стольким людям сломает жизнь… У него такая большая свита…
– Но они же уже столько лет тиранят целое королевство!
– Но они же тоже люди! А вдруг придется кого-то ударить? Ранить? Или даже убить? Нет, милая, прости меня, но я остаюсь нейтральной.
И удивленная Совесть поехала дальше.

***

Ей хватило одного дня, чтобы объехать все королевство. И чтобы окончательно понять, что никто не хочет никаких перемен. План Хитрости потерпел оглушительное фиаско. Нейтрализовать Лень оказалось невозможно. К кому бы не обращалась Совесть, никто ее не слушал. Она лично обошла каждый дом, но везде получала вежливый отказ. Одна только Краткость была за нее, да и еще Отвага и Самоотверженность. А остальные либо находили отговорки, либо просто ее игнорировали. Да уж, влияние Лени в Сознании было слишком велико, чтобы его так просто побороть…
Поэтому подавленная Хитрость вынуждена признать свое поражение и подумать над другим планом. Но Совесть все равно не отчаивалась.
– Я обязательно, рано или поздно, буду править Сознанием! – твердо говорила она.
– Непременно, дорогая, непременно, – вторила ей Наивность.

---

кусочек безымянной прозы)

[.петрова]

что скажете?
Хочешь, я перемещу тебя в пространстве, измерении и смысле существования? Хочешь летать над звёздами? Или – ходить, и звенящими золотыми монетками будут сыпаться под ноги детские неосуществлённые мечты. Ты будешь смотреть на землю свысока, мёртвыми петлями будут свиваться в твоих глазах циклоны и магнитные бури, а ты будешь ласкать их мягкими пальцами, и быть может, подаришь мне настоящий лунный камешек.
Хочешь, закрой сейчас глаза, а потом из душного и ненастоящего по устланной моими желаниями лестнице поднимись лёгкой своей походкой и выйди в Город. Пройди по широкому главному проспекту, и Город, как лучший из влюблённых художников, нарисует твой портрет лучами закатного солнца. На портрете ты будешь сидеть на каменной набережной на фоне разведённых мостов и любить, любить Город шальными своими глазами.
Хочешь просто проснуться, и на стене напротив будет играть солнце, и новорожденный день уже будет влюблён в тебя, а на кухне кто-то – ты знаешь кто – будет варить тебе кофе, и этот кто-то будет тебе дороже всех этих остальных ненужных миллионов. Ты улыбнёшься легко и сладко, и полетишь навстречу, распахнув тёплые крылья, пахнущие сигаретами и любовью, - настоящая – лучшая – самая.

@темы: Творчество

---

Сто грамм

[эдже]

Расскажи, что сейчас за твоим окном.
Не спеши ты, свой виски выпьешь потом.
И Бог с ним, что растает колотый лед,
Не кури, сигарета никуда не уйдет.
Расскажи мне, далекому, как ты там?
Есть ли рядом кто-то, с кем выпить сто грамм,
Есть ли друг, что разбудит в ночной тишине,
Если ты вдруг увидишь кошмар? Закричишь вдруг во сне?
Есть ли кто-то, с кем можно молчать,
Слушать пение птиц и часы, те, что вечно спешат?
Есть ли муза и музыка, та, что до слез?
Есть ли фильмы, такие, чтобы всерьез?
Пишешь что-то? Стихи или новый рассказ
Про любовь или, может, про нас?
Расскажи мне, далекому, как ты там.
А потом выпей виски. Там ровно сто грамм.

запись создана: 18.04.2009 в 16:01

@темы: Стихи

---

Вальсу

[Фалькорр]

Боятся ли коты летать?
Иль опасаются восхода…
Их столь усатая порода
Вполне умеет умирать.

Боятся ль кошки высоты?
Иль их волнуют только перья.
Людские чертовы поверья
Сквозь тот отрезок пустоты.

Они боятся умирать,
Боятся падать с плоской крыши,
Паря под звездами все выше.
Умеют ли коты летать?

@темы: Стихи

---

[Desmodin]

В чашке плавает заварка,
От плиты на кухне жарко.
Дремлет небо в старом парке,
Пар поднялся над рекой.
След миниатюрных ножек:
Так гуляет дрожь по коже.
Кто же ждет тебя в прихожей?
Кто нарушит твой покой?

Чу! Тебе все это снится.
Чудо прячется в светлице.
Чуть пьяны от счастья лица,
От весны бледны чуть-чуть.
Кто оставил дверь открытой?
Кто просыпал сны сквозь сито?
Спит в чулане древний свиток
Незатейливых причуд.

Промолчит о вечном лира –
Не ищи себе кумира
Там, где в мире много дырок,
Где пути по звездам нет.
Тени тянутся на мили.
Спи, мой ангел, среди лилий.
Средь больших автомобилей
Затеряется твой след.

@темы: Стихи

---

о наболевшем

[Пузик]

так ведь проблем меньше, вопросов меньше –
править на род «правильный» всех женщин,
править – и свято верить, что незамечен,
что никогда никто ни о чем никак.
но понимаешь в прекрасный весенний вечер,
что бесполезно – вычислен, рассекречен,
что прикрываться незачем, да и нечем.
и понимаешь, какой же ты был дурак
(дура точнее): «как-бы-чего-не-вышло».
вот ты однажды подходишь и говоришь ей:
«мы им еще покажем, мы им - напишем».
и повторяешь шепотом это «мы».
можно уже не думать «а-вдруг-услышат».
первый весенний ливень стучит по крышам,
а за окном уже расцветает вишня,
словно и не было этой дрянной зимы

@темы: Стихи, Я

---

убегай

[амери]

убегай
пока снег февралем заметает следы
и не ищут пропавших
убегай
пока реки не делят на пепел мосты
на "ваших" и "наших"
убегай
оглянуться не смея назад за углом
страх - вне правил, ведь так?
убегай.
кто-то ждет тебя, стоя под ярким зонтом
чтобы сразу узнал
ну а я
прирастаю к тебе с каждой каплей дождя
как ребенок к отцу
и вода
словно пробка пусть глушит попытки кричать
прижимаясь к лицу
убегай...

@темы: Стихи

---

[просто Анька]

***
Если ветер в лицо с дождем,
Значит долго кого-то ждем.
Одиночество снова - пусть.
Это просто ночная грусть.

И в дверях силуэт стоит
Человека, а образ - скрыт.
Всегда кажется, что "оно",
Но быть вместе не суждено.

Это просто такой закон:
Жизнь реальна, любовь же сон.
В окне желтый, тревожный свет...
И людей рядом близких нет.

@темы: Стихи

---

Февраль

[эдже]

С керосином в руке - Геростратом мниться,
Наблюдать, как дым горько-черный клубится,
Выворачивать душу, вязать на спицах
Белую шаль.
С керосином в руке - зажигать лампаду,
Слушать ночного дождя канонаду,
Соль одолжить соседке, коль надо -
Мне же не жаль.
Мне не жаль ничего, хотя так не бывает.
Засыпаю в залитом солнцем трамвае.
Глупо плакать - все будет нормально, я знаю.
Так ведь, февраль?

@темы: Стихи

---

Потускнел от времён лоск...

[СССР-тян]

Потускнел от времён лоск,
Испарился со свеч воск,
Перестал течь из ран сок
И простился с тобой Босх.

Не румян одеяний щёлк
И тревожно на сердце - щёлк!
И всё колит и колит бок,
Это том из стихов - Блок.

Звук пропал и затих зов
И пусть каплет наземь кровь,
Не подняться тебе вновь:
Просто ты потерял любовь.

---

Маленькая девочка

[raved]

А маленькой девочке холодно
Стоять в одиночестве. Улица,
Приют для актёров. У клоуна
Размазался грим и полез с лица.

Осенними листьями скрашенный,
Размытый живой дождевой водой,
Порывами ветра приглаженный
Молчит город будто глухонемой.

А маленькой девочке страшно тут.
Она не привыкла ко тьме ночной.
Прохожие мимо домой идут,
Никто не возьмёт её на постой.

Давно уж не белые ночи. Круг.
А скоро лёд встанет и над Невой.
Да снег поздоровается, он- друг,
Укроет, как пледом белым, собой.

А маленькой девочке хочется
Уюта домашнего и тепла,
А клоун дома ворочается,
Сонливость из тела его ушла.

Ночная прогулка. Город не спит,
И клоун идёт по набережной.
На лавочке видит она сидит,
Подходит: "Малышка, пойдём домой."

---

Маленький бал

[Stilla Mellis]

Здравствуйте! Очень нужны ваши отзывы и критика, так как стихотворение предназначено в подарок.


"Маленький бал"

читать

I. Ожидание

Пока отсрочены рецензии
И никаких различий нет,
Цветные венчики гортензии
Легко слетают на паркет;

Застыла пауза начальная,
Сомкнулась линия венка -
И только грация хрустальная -
В их неподвижности - пока.

Одним порывом заворожены,
Как вешним ветром стебельки,
Как смотрят ясно и встревоженно!
Как тянут кисти и носки!

Застыли лёгкие создания -
И лишь небесное тепло
Танцоров маленьких сиянием,
Как позолотой, облекло.

II. Венский вальс

Раз-два-три! Раскрутив очарованный круг,
Стали крыльями тонкие линии рук,
И в стремительном ритме привычной игры
Мотыльки замелькали, вольны и пестры.

Вился шёлк и атлас, шелестя и шурша,
Где измученный день угасал не спеша:
Он за ними угнаться не мог - и, легки,
"Раз-два-три!" - отзвонили его каблуки.

Только Вечность осталась, а Времени - нет,
Всюду пары мелькали хвостами комет,
И шипел огоньком фейерверка внутри
Нескончаемый счёт: "Раз-два-три, раз-два-три!"

III. Пасодобль

Одна стремительная встреча
Сожгла и стёрла грубый глянец -
И целый рой противоречий
Свился в один согласный танец.

Всё было здесь: и ожиданье,
И напряжённое круженье,
И безрассудное признанье,
И исступлённое сраженье.

Но знали цену два сатрапа
Дождём расцвеченной пустыни
И этой нежности внезапной,
И ненадломленной гордыне. -

И были принятые узы
Не соглашением негласным,
Не поединком, не союзом,
Но чем-то странным и прекрасным.

(c) Carmen Venti

@темы: Стихи, Творчество

---

"Бумажная птица"

[1642 - 1727]

— Крис, открой дверь! Крис, послушай, будет лучше, если ты сейчас откроешь дверь и мы спокойно поговорим. Мы же взрослые, разумные люди, правда?
Молчание.
— Крис, пожалуйста… — Мэрион стояла в коридоре, барабаня кулаками в дверь и дергая за железную, круглую ручку. Крис не отвечал. Он влетел в комнату, как бешенный, заперся и вот уже двадцать минут оттуда не доносилось ни звука. — ДА ОТКРОЙ ТЫ ЭТУ ДОЛБАНУЮ ДВЕРЬ!
Крис стоял на коленях перед открытым ящиком, наполненным потрепанными, облитыми бензином записными книжками и тетрадями, дождевая вода стекала с его лица и волос, капли падали на смятый лист бумаги, зажатый в посиневшей от холода руке, буквы смазывались и расплывались, слова переставали терять смысл, превращаясь в кляксы.
Человек, сидевший в углу на полу, наблюдал за ним, скрестив руки на груди, в темно-синих, поблескивающих в полумраке глазах угадывалось веселье.
— Не смотри на меня, — прошипел Крис. — Почему ты все время так смотришь? Чего ты хочешь добиться?
Человек не отвечал. Его белое, как восковая маска, лицо было непроницаемым.
Крис схватил с пола спичечные коробок, на мгновение крепко сжал его в ладони.
— Сожги…
По стенам метались темные, беспорядочные тени, дождь барабанил в оконное стекло, словно сотня нетерпеливых пальцев, отдаленный гул призрачных голосов за спиной напоминал о том, что время истекает. Еще одна секунда вытекла из опустевшего, изъеденного трещинами сосуда.
Вот и все
Больше ничего не осталось
Ни одиночества, ни печали, ни смерти…
— Сожги! — взмолился Крис, запрокинув голову и обратив взгляд к серому потолку. — Прошу тебя, помоги мне… Теперь… как никогда… мне… нужна эта помощь… сейчас…
Человек беззвучно рассмеялся. Волосы упали на исказившееся лицо, все тело сотрясалось от смеха. Костлявые руки, до сих пор покоившиеся на груди, безвольно упали, как руки тряпичной куклы.
Крис всхлипнул и чиркнул спичкой. Крошечное пламя заплясало, затряслось в его дрожащих пальцах.
…Мэрион, кусая до крови ногти, спустился в гостиную, перевернула письменный стол, схватила блокнот с телефонными номерами. Сама не зная, что ищет, торопливо пролистала его от начала до конца, пододвинула к себе телефон и медленно сняла трубку с рычага. Несколько секунд Мэрион неподвижно смотрела на нее, словно ожидал, что она сама заговорит, затем поднесла к уху. Нет гудков… Тихо, как в могиле…
— …Я знаю, что ты хочешь сказать…Ты хочешь сказать, что я убийца, да? В который раз ты хочешь свалить всю вину на меня… Ничего не изменилось, верно? Во всем виноват я, только я, как всегда… Ну что ты молчишь, поганый ублюдок? Думаешь, что я тебя не знаю? Думаешь…
Крис запустил руку в ящик, вытащил черную, толстую тетрадь и с улыбкой поднес ее к глазам.
— Ничего этого не было… Все это очередная галлюцинация, иллюзия… Я просто сошел с ума, да… Все по-прежнему…
Пламя обожгло пальцы, но Крис, казалось, этого не заметил. Спичка догорела и упала на грязный, вышарканный ковер.
— Почему ты не хочешь услышать меня сейчас? Если я настолько сильный… Если я знающий… Почему теперь я не могу ничего сделать?
Человек в углу закрыл глаза, словно выражая этим свое презрение. Крис поднялся, потрясая тетрадью.
— Дневники… Их десятки… Тысячи слов… Все, я все записал, я помню все, я помню каждый чертовый день, ничто не заставит меня забыть… И зачем? Ты хотел, чтобы этот кошмар продолжался? Ты заставил меня написать все это, раз за разом я открывал очередную тетрадь и знал, что ты стоишь за моей спиной! Знания… Ты сказал, что я получу их, но не сказал, что хочешь взамен… Рассудок?.. ОТВЕЧАЙ!
Со стоном отчаяния и боли Крис обхватил свою голову руками и зарыдал.
— За что? Что я сделал? ЧТО Я СДЕЛАЛ?
— …если ты сейчас же не откроешь дверь, я вызову полицию, я не шучу…
— Почему я слышу эти голоса?..
— Крис, не делай глупостей, прошу…
— Я не могу больше этого выносить…
Мэрион пнула дверь и опустилась на пол, закрыв лицо руками. Мертвые, бесполезные мысли вдруг ожили, как оживают осы при внезапном потеплении, и завопили в один голос, смущая и угнетая одновременно… Она была заперта здесь, вместе с этим сумасшедшим, и стоит ей сделать шаг за дверь, он подожжет дом… Но что если…
— Топор. — Мэрион посмотрела на дверь. — В кладовке.
… Крис разорвал листы тетради и, вцепившись зубами в нижнюю, кровоточащую губу, разбросал их по комнате. Человек устало вздохнул и провел рукой по своим спутанным волосам.
— Когда, когда все это началось? Что я упустил? Что…
Взгляд Криса упал на большой, темно-красный фотоальбом, втиснутый кое-как между пыльными книжками. Человек в углу проследил за его взглядом и усмехнулся.
— За день до смерти Уилли позвонил мне и сказал, что будет ждать меня утром возле того заброшенного дома… Он сказал, что ему нужно сообщить мне что-то важное… Меня ничего не насторожило тогда, да и с чего бы я стал беспокоиться? Я ничего не почувствовал.
Он пересек комнату и, выдернув фотоальбом, сел на пол.
— Его не было, я позвонил ему домой, но никто не ответил… По дороге назад я зашел к Роберту…. Я хотел спросить, не видел ли о его… Он ответил, что нет… Шел дождь… Я не надолго задержался… Уилли… А ЧЕРЕЗ ЧАС Я УЗНАЛ, ЧТО ОН МЕРТВ!
Крис листал страницы, с остервенением выдирая фотографии одну за другой.
— Я любил его, он был моим другом, БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ! Я не убивал его, разве я мог? Нет… Как бы ты ни старался, что бы ты мне там не нашептывал …
Человек чуть склонил голову и нахмурился.
— Знаешь имя? Знаешь? Я понял сразу… Род говорил мне, что это несчастный случай… Что он оступился и сорвался с крыши… Какая глупость, черт бы его побрал… О, Боже, я видел его лицо…
…Мэрион распахнула скрипучую дверь и вошла внутрь затхлого, душного помещения. Нашарила в темноте выключатель и несколько раз ударила по нему ладонью. Свисающая с низкого потолка лампочка наконец загорелась, осветив горы картонных коробок и ящиков, заполненных всевозможным хламом. Мэрион быстро окинула их взглядом, стараясь вспомнить, где может лежать то, что ей нужно… Тяжело найти вещь, которой никто никогда не пользуется.
Оглядевшись, она схватилась за край одной из коробок и перевернула ее. Ничего. Всего лишь куча старой одежды.
— … Сорвался с крыши! Сорвался! Сорвался, при этом выбив себе половину зубов? Разорвав себе губы?! Господи, у него не было глаза, У НЕГО НЕ БЫЛО ЧЕРТОВОГО ГЛАЗА!
(Уилли упал на колени, прижимая ладонь к пустой, кровоточащей глазнице, расшатываясь из стороны в сторону, словно марионетка на ветру.
— Ннн… н… надо… нне…
Железный прут в последний раз обрушился на его голову, и он умер прежде, чем коснулся земли…)
Человек озадаченно уставился на Криса, всем своим видом выражая сочувствие.
— Я до сих пор слышу в голове его крик! Конечно… ты ведь оказал мне услугу… Он бежал по улице, Род и толпа его проклятых прихлебателей загнали его на крышу и убили… Род… Он всегда был таким смелым… Какой благородный поступок… толпой забивать одного… Стая трусливых шакалов… А знаешь, как я с ним расплатился? — Лицо Криса озарила такая светлая улыбка, будто бы он вспомнил самый счастливый момент в своей жизни. — Да…
(— Ты спятил? Что ты делаешь?..
— Ты совершил свою самую главную ошибку…)
— Он ответил за всю боль, которую причинил моему другу… У меня не было чувства жалости… Я бил, я просто не мог остановиться… Я не мог… Я ничего не видел перед собой, я слышал только крики в своей голове…
Человек покачал головой и горько усмехнулся.
— Убийца? Ты называешь меня убийцей?! Я? Почему я? Я должен был отомстить, он должен был получить наказание! У меня было на то право! ОТВЕТЬ МНЕ, СУКИН СЫН! — Крис кричал, брызжа слюной и тряся кулаками, а Человек неподвижно сидел, подперев щеку кулаком и глумливо глядя на него.
…Мэрион крепко сжала рукоятку топора и, спотыкаясь об разбросанные по полу кладовки вещи, вышла в коридор. На втором этаже раздавались полные безумия крики ее друга. Он обращался неведомо к кому, рыдал, смеялся, иногда его прерывали тяжелые, глухие удары. Мэрион замерла перед лестницей в нерешительности. Сердце, казалось, застыло в груди от страха.
…Крис поднял с пола одну фотографию и долго всматривался в нее.
— Роберт К… Гений… Все, все нахваливали его картины, все говорили, что в них есть нечто особенное… А я… всего лишь несчастный, жалкий рисовальщик… Неудачник, которому не стать великим художником в мире, где живет Роберт К.. — Крис тихо засмеялся. — Краски… руки, руки… печальный, вечно скучающий Пьеро… Уж я рассмешил его… Я это сделал лучше, чем кто-либо другой… А ты знаешь, как я его развеселил? А я тебе расскажу… Это было так просто… Я не мог остановиться, и все… Не мог… Я перестал понимать, что это такое… Я хотел только одного… Я нарисовал ему эту чертову, клоунскую улыбку, я прочертил ему ее от уха до уха… У меня в руках был нож, бедный, несчастный Роберт отмахивался от меня...
( — Опомнись, что ты делаешь…
— Хочешь, я заставлю тебя улыбаться? Хочешь, я заставлю тебя…
Роберт бросился к двери, но Крис успел схватить его за рукав старой, потрепанной ветровки.
— Я помогу тебе…)
—… я располосовал его отвратительный рот, он захлебывался своей кровью, а я сидел и смотрел на него, будь он проклят, несчастный уродец, сумасшедший, слабая, безмозглая жертва… — Истеричный смех снова перешел в сдавленные рыдания, и Крис зажал ладонями уши, словно не желая слышать их. — Несчастный гений… Единственный, кто понимал меня… Да, конечно… Я знал, что никто не станет искать бедного, неимущего художника-студента… Я оставил его в подвале того заброшенного дома, возле которого договорился встретиться с Уилли… Когда-то… Кажется, это было сто лет назад…
Человек отвернулся, уткнувшись лбом в стену.
— Ты отворачиваешься от меня? Ты думаешь, я закончил? Нет… Нас же было пятеро, разве ты забыл… Разве ты забыл о Ней?
Мокрое от слез, худое, вытянутое лицо посерело от тоски.
— Я не хотел причинять ей боль… Я никому и никогда не хотел причинять боль… Я был счастлив… И что теперь? В кого я превратился? Что у меня осталось? Что я натворил? Что я сделал с тобой? Это ты во всем виноват… Почему ты убил Ее? Почему ты заставил меня убить Ее?
Крис поднял лицо к портрету, висящему на стене над письменным столом.
— Мы всегда были вместе… Все мы… Не уже ли я предатель? Предатель? Как ты это назовешь, мой маленький молчаливый друг.
Человек посмотрел на него с ненавистью.
— Ты видел, как она летела, когда я столкнул ее?.. Словно птица… Так медленно и долго… Целую вечность… Мы все обещали быть вместе, мы все клялись, и вот теперь остался один я, все ушли, а я остался… Человек-убийца, глупый, пустой, бессмысленный, ничего не значащий маньяк-шизофреник… УБИРАЙСЯ ПРОЧЬ! Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ! — в приступе безумного смеха Крис закружил по комнате, заломив руки. Смех сменился криком — пронзительным, нечеловеческим криком.
…Мэрион что было силы ударила топором и лезвие застряло в двери. С трудом его выдернув, она ударила еще раз, и еще, и еще. Руки онемели от напряжения, но она продолжала с остервенением бить, не переставая выкликать имя своего друга. Но тот будто бы не слышал. В большую дыру, образовавшуюся благодаря своим стараниям, Мэрион увидела странного незнакомца, который метался по комнате с дикими воплями и не имел ничего общего с тем Крисом, которого она так хорошо знала. В глазах потемнело, руки затряслись и она выронила топор.
— О Боже…
—… Каждый их нас всего лишь чье-то орудие… Я твое орудие? Я ТВОЕ ОРУДИЕ?! Пустая кукла… Безвольная, дурацкая кукла! Что во мне… Что ты хотел, чего ты добился? Почему я не могу понять смысл всего этого… Оставь, оставь меня, или убей, как ты убил остальных… Что тебя останавливает, почему ты не делаешь то, что должен делать? У меня нет сил больше… Ты высосал все до последней капли, ты забрал все, что я имел, а теперь уходи… Молчишь, молчишь, молчишь… ненавижу… ненавижу… я уничтожил бы тебя так же, как их, я превратил бы тебя в пепел, да… я не остановился бы, Я НЕ УМЕЮ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ, я могу только действовать… ДЕЙСТВОВАТЬ… Ты превратил меня в чудовище…
— Пожалуйста, Крис, опомнись, услышь меня, Крис, все хорошо, успокойся, успокойся, ладно? УСПОКОЙСЯ!!!
— Иди к черту… ИДИТЕ ВЫ ВСЕ К ЧЕРТУ!
Крис перевернул ящик, и дневники высыпались на пол. Хватая их по очереди, он выдирал листы и, повторяя, словно мантру: «Идите к черту!..», разбрасывал их по комнате. А Человек все сидел, ухмыляясь, тяжелая, черная тень легла на его лицо и казалось, что за эти несколько минут он состарился на двадцать лет. Все чувства покинули его — осталось только злорадное, беспричинное веселье.
Мэрион просунула руку в дыру и, ухватившись за ручку, попыталась открыть дверь, но тщетно. Крис запер дверь на ключ. Она подняла топор и снова опустила. Все это бессмысленно.
…С гневным рычанием Крис бросился к письменному столу и, вытащив все ящики, рассыпал их содержимое.
— Хочешь, я покажу тебе, что такое боль? ХОЧЕШЬ ЭТО ПОЧУВСТВОВАТЬ? Я покажу тебе… у меня это получается лучше всех… да… Твоя кровь послужит для меня хорошей пищей…
И, резким движением подняв с груды смятых бумаг, книг и порванных фотографий пистолет, он выстрелил четыре раза в Человека, который в притворном ужасе выставил перед собой руки. Раздался пронзительный крик Мэрион — даже когда снова наступила тишина, нарушаемая только равномерным, негромким постукиванием дождя в окно, она продолжала кричать, зажав руками уши.
А Человек по прежнему сидел в своем углу, и надменная улыбка застыла на его губах.
[Я ПОБЕДИЛ!]
— Я ничего не чувствую… — прошептал Крис, последняя слеза скатилась по его щеке и он медленно поднял руку к виску. — Просто я больше не хочу быть твоим орудием… о, господи…
Когда раздался еще один выстрел, Мэрион лежала на полу, обхватив руками колени и закрыв глаза. Она дрожала всем телом, кровь капала с кончика носа на темный, деревянный пол, топор, поблескивающий лезвием в полуденном свете, лежал возле головы. Ее мысли уносились далеко и безвозвратно, образы стирались из сознания, оставляя после себя пустоту, такую же белую, как чистый лист бумаги.
…Окно с помутневшим, багровым стеклом распахнулось, ударившись о стену и впустив в комнату ветер и дождь. Бледно-красная вода капала с подоконника, расползаясь чудовищными пятнами на обоях и собираясь в лужу на полу.
(Они склонились над ним и с абсолютно одинаковым выражением счастья и смятения на лицах наблюдали, как кровь, медленно вытекающая из раны в виске, впитывает волосы и ковер.
— МЫ ПОБЕДИЛИ! — говорили эти лица. — МЫ ВСЕ ТАКИ ПОБЕДИЛИ!)
Ветер подхватил со стола порванный лист бумаги и выбросил под дождь. Лист, прозрачный и невесомый, словно призрак, для которого не существует преград, взлетел вверх, поднялся над домом, мелькнул, словно птица в небесах и исчез.


Это не должно было быть рассказом. Но я старалась сделать так, чтобы было ясно, в чем тут все дело.

@темы: Рассказ

---

Love Is...

[Baba_misha]

Мимо всех *Глобусов* и бутиков *Армани*,
Словно две кляксы по расчерченной тетрадке,
Мы сквозь прохожих с фигами в кармане,
Цыганке руку подадим в перчатке,
И - прыг в троллейбус в стразах от сваровски -
Пусть катится куда-то по брусчатке,
И пионерские костры сгорят, и сложатся палатки
Мне нравится тебя любить…
Так почему наши тела играют в прятки?
Мимо кафешек, парков и семи чудес
Мы батарейки - плюс и минус, и заряд в
порядке
Твоя улыбка, как у сотен стюардесс -
Я в ней цвету, как опиумный мак на грядке
А наш троллейбус, розгоняя млечный путь,
Укатит нас домой - без пересадки
Мне очень нравится тебя любить…
Ты для меня любовь - в сухом остатке…

@темы: Стихи, Чувства

---

[raved]

Жёлтая страница,
Мне опять не спится,
Забываю бриться,
Как бы мне не спиться.

Непоправима только смерть.

В северной столице
Небо снегом злится,
Может мне влюбиться?
Вряд ли. Небылица.

И остаётся лишь смотреть.

В баночке горчица,
Мысль отравиться,
Жалко застрелиться
Не смогу решиться.

Кто страдает, тот не грешит.

Стушевались лица,
Я боюсь забыться,
Знаю, мне приснится
Будущий убийца,

Он души душит- не спешит.

@темы: Творчество

---

[|Иона|]

Вам дует? У Вас сквозняк?
Ветер сквозь сердце летает?
Если сойдутся два сквозняка,
Что с ними станет?
Может друг в друге они задохнутся,
Лбами столкнувшись?
Может в один ураган сольются,
Всласть развернувшись?
Будут деревья ломаться как ветки,
травы расти перестанут,
Только они кружить в своей клетке
В жизнь не устанут.
Если сойдутся два сквозняка
И не разлетятся,
Может коснутся друг друга слегка?
Может огнем разгорятся?

---

вот так

[i-key]

...давясь стихами,
глотаю молчания горечь, в глазах - лилово
давно наждаком в безнадегу верлибры стерла
В застывшем цементе отлить нерожденное слово,
Стихами, как гранью смерти, скрести по горлу...

@темы: Стихи

---

Память

[51-75]

Интересно послушать мнения)

Название: Memoria
Автор:  Damonistic
Жанр: технофэнтези, мемуар, ангст, чуть-чуть романс
Рейтинг: R
Предупреждение: слэш есть
Размещение: с разрешения

То первое, чем мне запомнилась Миа Тиаре – взгляд. Тяжелый и высокомерный, взгляд человека, которого жизнь кидала и не раз, а он поднимался. Но как, как в таком возрасте может быть подобный взгляд?..
Второе – это, разумеется, медальон. Он висел на тонкой цепочке на шее Мии и на нем были выгравированы герб в форме феникса и одно слово – «Vergin». Слово мигом расставляло все на свои места – Верджин являлись довольно знаменитым родом.
Третье, что я запомнил – это внешность. Смуглая кожа и серые глаза, вьющиеся черные волосы, коротко остриженные. Еще подростковое телосложение и черная мантия – знак принадлежности к черным магам.
А четвертым был голос.
- Хан, третий из белых убийц? – голос был низким, чуть хрипловатым, но все равно приятным.
- Он самый, - кивнул я.
- Для тебя будет задание.

***

Именно с того момента начались странные дни. Я ночевал в корпусе Ордена, ел и занимался вместе со всеми, слушая голоса товарищей. Они никогда не рассказывали подробностей со своих заданий, и я был благодарен им за это. Мы болтали о бытовых мелочах и смеялись. Да, именно те моменты я ценил больше всего – ведь в них я смеялся. Выйдя за пределы белоснежных корпусов Ордена, я не мог расслабиться, поэтому… Поэтому каждое задание я думал только об одном – вернуться домой, к этому смеху. К этим искренним улыбкам, которые были как луч солнца в окружающей меня кромешной тьме, залитой кровью.
Вечерами мы приходили к старику Дымовичу, живущему в уютном домике неподалеку от Ордена – и слушали его истории. Сказки, легенды или же воспоминания – было все равно. Старик раз за разом натапливал печь и угощал нас теплым чаем. Он знал, кто не нему приходит, знал нашу репутацию в Ордене – и тем не менее к чаю ни разу не примешался вкус яда.
Но кроме этой жизни появилась и другая.
Одетый в форму гвардии, где я служил вне Ордена, я садился на своего коня и рано утром выезжал в поместье той девушки из рода Верджин, носящей фамилию Тиаре. Я выслушивал сотни формальностей от охраны, а потом шел в ее кабинет, стараясь не производить лишнего шума. Девушка улыбалась мне, а я улыбался ей – и с такой же улыбкой принимал заказ. Я не перечил, потому как уже испытал на себе всю ту боль, что могут причинить её заклинания.
Да и оплата была неплохой.

***

Впрочем, протестовать хотелось. Миа посылала меня убивать лидеров революционных организаций, настроенных против Темного Визиря – Альсорена. Причем просила, чтобы это был не яд или якобы несчастный случай, а именно убийство, предполагающее кровь. Разумеется, крови я не боялся, да и заказы в духе «выдрать у него ребро и вставить ему же в глаз» были для меня не в новинку, но… Что-то внутри, какая-то часть меня – протестовала.
«Заказы» попадались абсолютно разные – от миловидных девушек Империи до темных эльфов Фьюристали. Я не втирался никому из них в доверие – нельзя было «светиться» - я просто приходил и убивал. Днем же моя напарница Юлиана, третья из черных убийц, вручала мне газету с новым некрологом.
Главной целью Мии было запугать революционеров, задавить их повстанческое движение еще в зародыше. Будучи столь юной, она, тем не менее, являлась главнокомандующим одного из полков Альсорена, и потому делала все для укрепления как своих, так и его позиций.
Когда я возвращался с отчетом, Миа поила меня вином и давала весьма неплохие кушанья. Она могла сесть со мной за стол, а могла уйти; могла молча смотреть куда-то за мою голову, а могла и делиться своими размышлениями. Каждый разя присматривался к ней все лучше, и мне чудилась некая искра, горящая в этом хрупком теле. Не по годам зрелые рассуждения, не по годам высокий статус, не по годам большой опыт. Миа была мне интересна – и еще как. Однако чем-то она и пугала. Были моменты, когда даже я, убийца, не обделенный физической силой и ловкостью, начинал ее бояться. Хватало одного лишь взгляда – и тело прошивало мелкой дрожью.
Разумеется, я молчал об этом.

***

Как девушку…как женщину, я Мию не рассматривал. Меня интересовала ее личность, но никак не ее тело.
Личная жизнь у людей нашего Ордена была явлением редким: оно пугало, но его и оберегали. Ведь быть рядом с человеком, руки которого в крови и который может убить, который может вдруг исчезнуть и не вернуться… почти подвиг, как мы справедливо считали. К тому же у нас всех были профессиональные заморочки по поводу безопасности – пройти по городу, скажем, я не боялся, а вот обычная кружка выпивки могла вызвать приступ паранойи.
Бывало, конечно, что парочки складывались из людей Ордена. Мои друзья – Александро и Виттория – были довольно ярким тому примером. Сам я вниманием не был обделен, но подобное не являлось моим смыслом жизни.
Влечение – возможно, а вот любви не было. И когда это влечение обретало острые формы, мою жизнь разнообразили ночные посиделки в тавернах со всеми вытекающими. Потому я мог знать, что у Селины упругая грудь, а у того же Александро – удивительно мягкие губы.
Впрочем, дальше этих посиделок ничего не шло и оставалось только между нами.

***

В Орден нельзя было попасть просто так.
Чаще всего наши ряды пополнялись за счет наследственности; иначе – за счет случайных свидетелей выполнения заказа. По желанию люди приходили редко, ведь для того, чтобы добровольно убивать – нужно еще и иметь определенный склад психики. Однако если человек вдруг изъявлял желание присоединиться, он расспрашивал о нас в тавернах. И благодаря нашим информаторам не он нас находил – что было бы печально – а мы его.
Нет, несомненно, все жители столицы видели белые корпуса Ордена, прячущиеся за белым же стенами. Они являлись закрытой территорией, отмеченной, как один из филиалов боевых гильдий. Людям активно пудрили мозги на тему того, что Орден – место проживания и тренировки элитных бойцов Империи, и они верили. Кто не верил, тот мог и проверить – контроль на входе был жестким, но не делающим проход для мирных жителей невозможным. Те, кто заходили, могли увидеть жилые и тренировочные корпуса и столовую. Ничего интересного.
Я отвлекся.
Однажды во время затишья со стороны Мии меня попросили встретить одного новобранца. Дело было не новым, но все же непривычным – не так часто меня гоняли на столь мелочные задания.
Новобранца звали Ирбис Стальген, ему было всего лишь восемнадцать лет. Проживал он в рабочем районе столицы, и едва за моими окнами посветлело – я направился туда.
У Стальгена был весьма опрятный домик с садом, за которым явно неплохо ухаживали. За домом виднелись еще какие-то помещения, и одно из них явно предполагало собой конюшню. Хорошо устроились.
Я постучал в дверь, и мне открыл сам Ирбис – юный и симпатичный брюнет. Что меня удивило сразу, так это его кисти – кисти человека, непривычного к труду, естественному для жителей этого района.
- Гвардия? – удивился он, кланяясь.
- Именно, - улыбнулся я. – Дома есть кто?
- Нет… Мать ушла на рынок, а отец с утра до ночи на пашне, - ясные карие глаза лихорадочно шарили по мне, словно пытаясь понять, что забыл офицер гвардии в доме простых рабочих.
- Орден, - коротко сказал я.
В глазах что-то изменилось, словно передвинулся показатель счетчика. Он еще раз оглядел меня и отодвинулся от дверного проема, давая мне войти.
- Вы из белых убийц, да? – спросил юноша, едва дверь захлопнулась. Он явно намекал на цвет гвардейского мундира.
- Мальчик, даже у стен есть уши, - устало ответил я. – Но да, я из белых убийц.
Как повелось в Ордене, его участники делились на две категории – черных и белых. «Белыми» убийцами звали тех, кому можно было доверить задания повышенной сложности…или жестокости. Своеобразная элита.
Между нами воцарилось молчание. Ирбис ждал моих слов, а я неспешно собирался с мыслями.
- Итак, зачем же тебе понадобилась работа в подобном заведении?
Секунда – и между нами словно протянулась невидимая нить, установившая связь. А потом дрожащий, но уверенный голос ответил:
- Я иду к мечте.

***

Вечерами я прокручивал в мозгу сцену этой встречи. Она вселяла в меня смутные сомнения и требовала к себе внимания. Впрочем, не настолько, чтобы думать об этом круглосуточно. Бывало, что идя всей компанией к Дымовичу, мы с Александро отставали, и тогда он переплетал свои пальцы с моими. Я целовал этим мягкие, очень податливые губы, отвечавшие мне со всей нежностью, но меня все равно не отпускали мысли. И тогда Александро замечал это и спрашивал: «Давай никуда не пойдем?»
И мы сидели в беседке, а его голова покоилась у меня на плече. Мы смотрели в сгущающуюся темноту и кружащиеся около леса синие огоньки. Иногда к беседке подходил единорог, и я гладил его по шелковистой белой шерсти. Мы могли расслабиться…а потом я рассказывал. Александро был единственным, кому я доверял настолько – видимо, сказывалось то, что мы прошли огонь и воду, и не разу не предали.
Он слушал и добавлял что-то свое, а потом мы просто смотрела на поднимающийся от знакомого домика дым.

***

Совпало так, что Миа Тиаре уехала именно в тот промежуток времени, когда к нам присоединился Ирбис Стальген. Задания от нее прекратились, и мне не оставалось ничего, кроме как наблюдать за ним. Разумеется, юноше дали псевдоним, как и всем в Ордене, но я звал его только по этому имени и ничего не мог с собой поделать – видимо, потому и заработал репутацию «доброго наставника».
Но Ирбис действительно видел во мне наставника. Обращался за помощью и советами, прибегал в свободное время – привязался, одним словом. И в то же время было видно, что он немало меня уважает и прекрасно осознает дистанцию между безранговым новичком и третьим белым убийцей.
На все его просьбы я отвечал с готовностью, да и поболтать было приятно. Не то, что бы он был особенным… я любил общаться с молодежью и детьми. Хотя да, конкретно к нему я испытывал привязанность, хоть и не того рода, что к Александро.
Просто странное ощущение, что в стену моей жизни наконец вставили кирпичик, которого все это время недоставало.

***

Да, меня все время преследовало чувство, что чего-то не хватает. Словно рядом со мной должен, просто обязан находиться какой-то определенный человек – а его не было. Изредка куда-то в подкорку мозга просачивались образы, вроде изящного детского силуэта, но потом они исчезали. Растворялись.
А затем пришел Ирбис, и он словно заменил тот образ. Стал его живым почти-воплощением. Не тем самым, но все равно подходящим.
Поэтому…я часто улыбался ему. Я относился к Ирбису как к младшему брату – и как-то неосознанно ввел в нашу компанию и взял под защиту. Мы все вместе ходили к Дымовичу и слушали истории, млея за чашками чая. Глаза Ирбиса загорались от этих историй, словно он был ребенком.
Ребенком, ищущим путь к мечте.

***

В день, когда нам доверили совместное задание, лил дождь. Литры воды обрушивались на столицу, а мы сидели у окна и ждали, когда же нас выгонят под эти самые литры. В коридоре явственно чувствовался запах дождя, а в некоторые комнаты залетали его капли через незакрытые окна.
Убийцы первых рангов собрались в одной комнате – сейчас они были похожи на голодных волков. Мрачные взгляды, сверлящие Ирбиса рядом со мной и черная с белой униформы – должно быть, он чувствовал себя пешкой на шахматной доске. Пешкой под прицелом гораздо более мощных и значимых фигур.
Одна лишь Юлиана, моя напарница, не придавала присутствию Стальгена особого значения – давно привыкла видеть его рядом со мной.
Разумеется, первые и вторые были абсолютно нормальными людьми, не избалованными высокомерием (за исключением второго белого). Я легко мог понять их повышенное внимание к Ирбису – всем было интересно, за какие такие заслуги убийц с настолько разным рангом поставили в пару.
Я сомневался, что это из-за нашего общения. Нет, у Ирбиса были какие-то свои дела с главой Ордена, и в эти дела не хотел вникать даже я. Тем не менее, он по-прежнему не имел чина, и этим заданием намеревался его заполучить.
Глава вышел из своего кабинета и кивнул нам со Стальгеном – мы синхронно поднялись и, поклонившись, вышли. Тихий голос окликнул меня, и я попросил Ирбиса идти вперед, так как задержусь. А потом, зайдя в комнату неподалеку от кабинета, где по-прежнему сидели первые, я отдался прикосновениям и ласкам моего любовника. Именно он звал меня. Мокрые от дождя руки проводили по моей спине и зарывались в волосы, а затем там же – в пустой крошечной комнатке, рядом с полуоткрытым окном, - их обладатель взял меня. Лихорадочные поцелуи, сбивчивый ритм и слова-обещания, что обязательно вернусь – мне казалось, что Александро чем-то до смерти перепуган. Перепуган за меня. Словно знает, что со мной должно случиться что-то неладное, но ничего не поделаешь. Как…матери, посылающие сыновей на войну.
Я впервые видел его таким, но по-прежнему принимал.
Там же, оставив на горячей еще коже прощальный поцелуй, я поспешно застегнулся и махнул ему рукой, а затем ушел, не оборачиваясь.
Волна чувств, и в первую очередь чувства страха, настигла меня только в тот момент, когда я захлопнул дверь. И тогда я смутно начал понимать.
Однако обратно пути уже не было.

***

Наш путь лежал в город примерно в полудне пути от столицы. Все, что требовалось – убрать монахов, живущих у какого-то там озера. Задание, которое мог бы осилить и сам Ирбис.
Едя на лошадях по размытой дороге и ежась от холода, мы молчали. Именно сейчас я не собирался разговаривать с Ирбисом – слишком странные эмоции накатывали на меня.
Несомненно, где-то в Ордене готовился заговор. И, скорее всего, этим заданием нас со Стальгеном намеревались… убрать, задержать, отвлечь?.. Противиться мы не имели права – за невыполнение задания его исполнителя убирали. Белые ли убийцы или Феникс – не важно, однако живым он оставался недолго.
Да, все мы не понаслышке знали о Фениксе – Condenado vivir por el nombre. Асассин-легенда; титул, передававшийся по засекреченным критериям; и имя, что на устах у всех ныне живущих.
Так вот.
Другое дело, если заговор – дело рук самого Ирбиса. При этой мысли меня почему-то пробирали дрожь… хотя поводов не доверять моему юному другу пока не был. Он просто был…странным. Не таким.
Миновав какое-то количество километров, мы въехали в Гиралов лес, в недрах которого находилась пещера одного из последних минотавров, по легендам, хранящая в себе несметные богатства. Конечно, желающих попасть туда было много, но ни один пока что не вернулся живым.
За лесом должен был быть небольшой городок с королевской резиденцией. Еще один – прямо в лесу, не считая деревушки пришельцев с северных островов.
В лесу нам пришлось спешиться, и дальше мы пошли пешком, ведя лошадей в поводу.

***

Собственно, не прошло и получаса, как мы поехали обратно. Тела были фотографированы и зарыты рядом с подобием монастыря, где они раньше жили. Позже мне сказали, что убитые были не просто монахами, а падшими ангелами, но роли этой особо не сыграло.
Я не отказался бы увидеть просто ангела, но, как говорят предания из уст Дымовича, эти прекрасные существа покинули нас уже давно, и с тех пор не появлялись ни в одном, даже самом отдаленном уголке мира.
Ирбис был мрачен, а я говорил ему какие-то слова поддержки. В ответ я услышал лишь одно: «Я сам выбрал эту судьбу». Несомненно, меня радовало то, что юноша сам осознавал это, но все равно было как-то не по себе.
Путь к мечте – вот, как Ирбис характеризовал все свои поступки. Он часто говорил об этом, но вот что за мечта – не уточнял. Интерес внутри меня этим только распалялся, однако не настолько, чтобы донимать Стальгена расспросами.
Я не такой. И он не такой. И Миа Тиаре… возможно, тоже.

***

Столица умирала. Обсыхая под лучами солнца – умирала. Над ней словно нависла черная аура, и казалось, будто дыхание смерти уже щекочет наши ноздри. И надвигалась, неотвратимо. Чувствуя ее, кони прижимали уши к голове и замедляли шаг.
Из-за своих мыслей мы не сразу заметили дым. Дым, поднимавшийся в сизые облака. Дым от пожара.
Мы спрыгнули с лошадей и побежали – к белым корпусам, утопавшим в огненных сполохах. Никто из горожан не кидался на помощь – они лишь образовывали плотное кольцо из зевак, подобное каменной стене вокруг Ордена. Никто не тушил обитель убийц, да и не стали бы. Горожане верили в обитель элитных бойцов королевской армии, но страх, страх перед ними был ярче.
Я слышал, как в ворота Ордена ломятся с той стороны, я пытался помочь их открыть. Я был словно безумен, и в то же время слишком трезв. Я кричал Ирбису, чтобы он помог, и только потом обнаружил, что тот потерял сознание. Я метался. Во имя королевской гвардии призывал на помощь, и даже под страхом наказания мой статус не помог.
Дым застилал сознание, а слезы – глаза.
Окруженный каменной стеной, изолированный от внешнего мира, Орден сгорал на глазах.

***

Им казалось, что мои раны смертельны. Они посчитали, что внезапно подошедшая девушка из рода Верджин похоронит мое тело.
Они ошибались. Голодные волки, черно-белые фигуры на шахматной доске. Предатели, что пошли против Ордена и сгубили его. Не весь – ведь он существовал не только в столице Империи – но один из главных филиалов.
Она – первые Ордена, исключая меня с Юлианой.
Миа Тиаре, увидевшая пожар еще с высоты, взяла на себя ответственность похоронить меня, тем самым спася. Она лично смыла с меня всю копоть и дала новую одежду.
А потом, перед тем, как перейти к обсуждению создавшегося положения, передала мне слова некоего юноши, что открыл ворота, едва пожар кончился: «Я иду к мечте».
Последнее, что запомнилось мне в Мие Тиаре, носящей медальон Верджин – моя ей признательность.

@темы: Рассказ

---

ВОЛ

[СССР-тян]

Твоя улыбка потихоньку
Сошла.
Оставив на губах легонько
Дыхание Москвы.
Пусты
Все наши прежние печали
И мечты
Сгорели в восходящем солнце.
Я пуст.
И пусть.
Я помню.
Зной дня. Весеннее метро.
Цветы.
И ты.