Уже взошло солнце, но лучик, что пробился сквозь окно, не добрался еще до ее глаз. Его нежное тепло касалось лишь кончиков пальцев, что торчали из-под подушки.
Она уже не спала. Это был как раз тот час, когда сон только отступил, но ты еще видишь перед глазами его концовку, хотя и понимаешь, что это был сон и стоит лишь открыть глаза – увидишь знакомую комнату, где и заснула вчера.
Она нежилась в постели. Было так приятно сонно и ленно.
Она не спешила с пробуждением, наслаждалась каждым мигом этого утра.
Он сидел на краю кровати и смотрел, как она спит.
Солнце светило прямо прямо в глаза, поэтому они были прищурены настолько, насколько это было возможно, чтобы отчетливо видеть ее.
Ее руки, глаза, губы, ресницы, волосы, веснушки – все было ему безумно дорого. Ведь он так долго искал ее.
Он смотрел и боялся отвести глаза, чтобы она вдруг не исчезла, не растворилась. И боялся прикоснуться к ней : мираж превращается в дымку, как только протягиваешь к нему руку и пытаешься коснуться.
Она чувствовала, что он сидит на краю кровати. Нет, он ничем себя не выдал : ни звуком, ни просто движением. Она видела его глазами души, когда не знаешь, как он выглядит, в какой позе сидит, но точно знаешь, что он там.
Она боялась открыть глаза, чтобы не случилось так, как случалось всегда : открываешь глаза, а на краю кровати никого нет. Она не хочет это опять переживать. Ведь она так долго его искала.
Он стал смелее. Он приблизился к ее лицу, чтобы рассмотреть смешные веснушки на щеках.
Какая же она красивая, когда спит!
Он не удержался и коснулся губами уголка ее губ. Пальцы дрогнули, а губы подернулись легкой улыбкой.
Но она не открыла глаз : все еще боялась, что это мираж, галлюцинация.
Тогда он коснулся губ еще раз – поцеловал ее улыбку.
Она изогнула спину, уткнулась носом в подушку и снова легла, как лежала. Рука выскользнула из-под подушки и потянулась к нему так неуверенно и робко.
Он взял руку в свою и обомлел – Она исчезла. Будто не было ни ее, ни подушки, что она обнимала, ни лучика солнца на кончиках ее пальцев… Лишь луч солнца освещал то место, где только что была она.
Она решилась открыть глаза и чуть не заплакала. Все случилось как всегда – его не было на краю кровати. Лишь знакомая комната, она, обнимающая подушку одной рукой, а вторая рука протянута к лучику солнца, что разлегся на том месте, где должен был бы быть он.
Они так сильно стремятся найти друг друга, что не раз виделись во сне. Но ни разу в реальной жизни. И кто знает как далеко они друг от друга? Может, они живу в разных странах, а может их разделяет лишь одна бетонная стена советской многоэтажки и они соседи, и даже ходили в одну школу, но не встретились.
Она ждет его, а он ждет ее. И они однажды встретятся. Главное дождаться.
Выкладываю небольшой отрывок из моего романа. Хочется узнать, насколько интересно читается, достаточно ли быстро развивается действие, ну и без обычной проверки ляпов не обойтись.
Summary: действие происходит в Иерусалиме в 1 в. н.э.
Жанр: детектив/приключение.
Статус: не окончен.
читать дальшеНа пир Пилат прибыл одним из последних. Как только он вошел, его оглушили голоса и смех. Кто-то декламировал стихи, бессовестно сдернутые у Гомера. Слушателей это нисколько не смущало. Пилат вообще не был уверен, что они когда-либо слышали об «Иллиаде». К прокуратору заспешил хозяин дома, полный и жизнерадостный мужчина.
- Приветствую тебя, Пилат. Да пребудет с тобой милость твоих богов! Чувствуй себя, как дома, и веселись от души.
Пилат досадливо вздохнул.
- Вина прокуратору! Эй там, поживей!
Откуда-то сбоку вынырнула служанка с подносом.
- Это мое самое лучшее вино. Пришлось опустошить подвал ради такого события, - и он издал короткий смешок.
- Конечно, нет, - сообразив, что только что сказал, Лукреций поспешно добавил: – Без сомнений, твой визит – честь для моего дома, просто не знаю, как выразить свое восхищение.
- Но?
- Да что ты, прокуратор? Это действительно большая честь. Я очень рад, что ты принял мое приглашение и почтил своим присутствием мой дом. Этот вечер тем более интересен тем, что посланник из Рима, достопочтимый Корнеллий Марк Овидий, также сегодня здесь.
Отпив из кубка, Пилат удивленно вздернул брови.
- Как? Неразбавленное?
- Вот именно. Ах, мой бедный, опустевший подвал, он лишился лучшего вина.
- Теперь понятно, откуда у твоих гостей столько радости.
Про себя же Пилат отметил, что странностей все больше и больше. Вино было принято подавать разбавленным водой, чтобы гости быстро не хмелели. Чего же добивается Лукреций, спаивая их? Вряд ли его интересуют эти евреи. Нет, его целью должен быть кто-то поважнее. Я? Наврядли. Вполне возможно, римский посланник, от которого ему что-то нужно. Но что? Добивается ли он его рассположения, почивая хорошим вином, или хочет, чтобы тот утратил разум? В последнем случае он мог бы рассчитывать, что Корнеллий Марк Овидий выболтает что-нибудь интересное. Например, о своем задании в Иерусалиме.
- Так, говоришь, посланник здесь? – умело изобразил удивление Пилат. – Не представишь ли ты нас друг другу?
- Как? Разве ты его не видел? Я думал, он первым делом заехал к тебе, как к римскому наместнику.
Тут Пилата толкнули в спину, отчего он расплескал вино. Обернувшись, он увидел пьяную рожу – иначе и не скажешь, – на которой выделялись красные осоловевшие глаза, выглядывающие из-под полуприкрытых набрякших век. Пьяный, как Вакх, сказали бы в Риме. Что с такого возьмешь? Он потом и не вспомнит, что кого-то толкнул. Пилат расслабил сжатую в кулак руку и раздраженно обратился к хозяину дома:
- Мы могли бы поговорить в более спокойном месте?
Хозяин провел гостя в пиршественный зал, но направился не к столу, а в дальний угол, откинул занавеску, за которой обнаружилась глубокая ниша. Протиснувшись вслед за Лукрецием, Пилат обнаружил, что они прекрасно скрыты от посторонних глаз.
- Итак, о посланнике. К сожалению, я не смогу тебя ему представить, он очень занят.
- Чем?
- Откуда же такому скромному человеку, как я, знать? На пир он прибыл в плохом настроении, поэтому я приказал своей служанке приготовить для него комнату и исполнять все его желания. Он удалился наверх и после этого не показывался. Предлагаю пока пообедать, гости уже собираются за столом.
Мужчины вышли из-за ширмы, никто этого, казалось, не заметил. Хозяин просеменил к столу, указывая гостям места за ним в соответствии с их общественным положением. Только Пилат направился к столу, как чья-то темная фигура перегородила ему путь.
- Прокуратор.
Пилат поднял глаза, т.к. человек перед ним был на голову выше.
- Кайафа.
Кайафа был облачен в традиционные одежды первосвященника. С широких плеч спадал черный плащ, немного волочащийся по полу. На нем была высокая черная шапка, из-под которой виднелись темные, начинающие седеть волосы, доходящие до плеч. По лицу первосвященника было видно, что он был чем-то обеспокоин.
- Не думал тебя здесь увидеть, Кайафа.
- Я не мог пропустить мероприятие, которое посетило сразу два таких высокопоставленных римлянина, – вежливо улыбнулся первосвященник.
- Что ты, что ты? Я пришел отведать прекрасной еды и поучаствовать в интересной беседе. Насколько я слышал, римляне обладают широкими познаниями во всех сферах жизни. Я же никогда не упускаю возможности узнать нечто новое.
- Очень рад, что тебя интересуют подробности римского быта. Тиберий был бы рад услышать, что его восточная провинция начинает пускать ростки просвещения.
Пилат с некоторых пор начал замечать, что в разговорах с Кайафой его так и тянет на витиеватость. Наверное, все дело было в том, что первосвященник его раздражал и заставлял постоянно быть настороже.
- Ты в курсе, что посланник Рима пришел на пир? – как бы между прочим заметил Кайафа.
- В курсе, - Пилат вопросительно посмотрел на Кайафу.
- Интересно, что ему здесь понадобилось.
- Наверное, как и ты: захотел хорошо покушать и побеседовать с умными людьми.
Первосвященник нахмурился: прокуратор явно уводил разговор в сторону. Пилат же вежливо улыбался и искоса посматривал в сторону столов, явно показывая, что ему некогда.
- Несомненно, что вы еще можете тут делать? – в голосе Кайафы проскользнули нотки язвительности. - К тому же где еще можно найти столько умных людей? Но меня... вернее, Синедрион весьма заинтересовала причина, по которой посланник прибыл в Иерусалим.
- А я-то думал, что политика тебя не волнует, - не смог в свою очередь не съязвить прокуратор.
- Политика? Простое любопытство.
- В любом случае мне это не известно.
- Неужели? – Кайафа даже не пытался скрыть недоверие: оно сквозило и в его насмешливом тоне, и в прищуренных глазах, и в резком взмахе руки. - Все равно скоро это перестанет быть секретом, поэтому не вижу причин, по которым ты не можешь мне все рассказать, - пожал плечами Кайафа.
- Я уже сказал, что ничего о задании этого Овидия не знаю. Я проголодался.
Пилат направился к столу, Кайафа последовал за ним.
это только первая глава, я уже успел написать 10. Возможно она слишком растянута, но только потому что эту главу нужно было всё-таки написать. без вступления никак нельзя)))
Прошу оценить можно даже жестоко. это только первая версия поэтому ошибки и исправления неизбежны.
Глава 1. начало хорошего дня.
читать дальшеЛёгкий туман сна содрогнулся гулким звоном. Смилодон в очередной раз сладко потянулся и попытался встать с дивана. С первого раза это ему не удалось. Впрочем, так повторялось уже последние десять лет. Смилодон просто устал каждое утро просыпаться в школу под гром старинного будильника, который всегда отставал на два часа, но ещё мог оправдать своё название и утро за утром заставлял спящего человека тянуть руку к столу, что бы прекратить этот металлический звон. А несколько дней назад стол, на котором стоял будильник, передвинули к другой стене комнаты и прошлым утром Смилодон, забыв про это, свалился с дивана, пытаясь нажать вытянутой рукой на несуществующий будильник.
Но сегодня всё было по-другому. Сегодня первый день осенних каникул, а значит можно позволить себе часик поваляться под одеялом. Ещё раз, потянувшись, Смилодон вытащил из под дивана книжку, изрядно «зачитанную» местными пауками. Стряхнув клочья пыльной паутины, он принялся за чтение, просто для того, что бы прогнать мысли о том, что пора уже сделать в комнате уборку. Так он провалялся часа три, собираясь и дальше так провести день, но урчание живота напомнило, что уже давно подошло время завтрака. «Потом»- сказал он себе и снова принялся за чтение. Однако это обещание явно не устраивало его желудок, который, похоже, начинал маленькую революцию, и Смилодону всё-таки пришлось натянуть домашние тапочки и отправиться в кухню. Из холодильника на него уставилась одинокая сосиска. Он заглянул в морозилку, но и там не нашлось ничего кроме пачки масла. «И всё равно в магазин сейчас не поду!- подумал он- хватит с меня и сосиски!». За спиной с надеждой мяукнула кошка. Смилодон медленно повернулся, дожёвывая сосиску:
- извини, больше ничего нет, масло ты всё равно не будешь, а я никуда не поду!
- Мяу!- настойчиво повторила кошка.
- ну, хорошо, хорошо - сказал Смилодон - сейчас схожу в магазин.
Он неторопливо зашлёпал тапочками в ванну, где кое-как умылся и попытался расчесать непослушные густые тёмные волосы. Ему не нравилось как они вьются, но сколько он ни старался, всё равно на затылке волос упрямо топорщился. Вскоре это занятие ему надоело и Смилодон просто наклонился, подставив голову под кран. Как же всё-таки приятно после сна чувствовать на щеках струйки прохладной воды. Он потянулся за махровым полотенцем, но его почему-то на месте не оказалось - «как всегда»- подумал Смилодон и бросился в свою комнату, стараясь как можно скорее найти в шкафу полотенце. Капли воды стекали по его острому подбородку и, падая, разбивались о полки с книгами. Несмотря на царивший в шкафу беспорядок, ему удалось, наконец, найти полотенце, и протереть глаза. Смилодон заглянул в зеркало, висевшее рядом на стене - «пора в этой жизни что-то менять!»- многозначительно прошептал он, смотря в свои собственные серые глаза. Это часто повторялось, но пока ещё ничего он так и не изменил.
Через час он шёл по осенней улице, сжимая в руке большой пакет, в основном набитый всякими сладостями, и мокрые листья старались прилипнуть к его куртке.
На встречу ему шла компания его друзей с рюкзаками за спиной.
- Здорова Смил! Поедешь сегодня с нами?- окликнул его один из друзей. Это был лучший друг Смилодона, Витёк. Внешне они были совершенно разные: у Витька было более круглое, чем у Смилодона лицо, нос картошкой, толстые губы и ровные дленные волосы, которые всегда ложились в одной и той же причёске. Единственно, что их роднило, так это фигуры, только Витёк был немного ниже. Оба были крепко сложенные достаточно упитанные. Их друзья так и не пришли к выводу, кто же шире: Смилодон или Витёк. Сами же они считали, что это зависит от времени года. Зимой Смилодон был толще, а летом наоборот.
- Здорова, а куда собственно вы собрались?- ответил Смилодон, обмениваясь с друзьями рукопожатиями.
- В поход! Ну, эээ… почти в поход… в общем, вот, смотри, что мы купили.- И Витёк протянул Смилодону металлоискатель - полазим в лесу денёк, может, найдём чего-нибудь. Правда это маловероятно, но говорят, когда была революция, белые казаки зарыли где-то огромный клад, да и вообще можно найти что-нибудь оставшееся от немецких солдат и на этом можно хорошо заработать!
В глазах Смилодона блеснул огонёк азарта. Мама уехала в командировку, делать всё равно нечего. Конечно, он знал, что клад казаков многие искали, причём с аппаратурой по мощнее этого металлоискателя, но пока ещё некто ничего не нашёл. А вот поискать что-нибудь оставшееся после войны - это действительно заманчивое предложение.
Забежав, домой Смилодон быстро переоделся, накормил кошку только что купленной в магазине колбасой, написал записку матери и стал собрать свой рюкзак. Прежде всего, рюкзак проглотил полотенце, запасные спортивные брюки, свитер, пару походных кроссовок и кусок клеенки на случай дождя. По идее больше ничего не должно было понадобиться, тем более что поход был спланирован всего на одну ночёвку. Сверху всего этого Смилодон положил в рюкзак палатку и спальный мешок, пару банок тушенки и сгущенного молока, сухари, хлопья и фляжку с водой. Поверх рюкзака он пристегнул военную шляпу, а карманы туго набил конфетами. В последний раз он оглядел комнату, что бы ничего не забыть. Его взгляд остановился на полке с книгами. Полка была вся забита книжками о древних славянах, их культуре, вероисповеданиях, обрядах и т.п. Смилодон достал книжку, которая затаилась между «русскими народными сказками» и «языческими обрядами и праздниками». На красной обложке золотым теснением было выбито «мифические существа и духи». «Может, возьму, почитать на досуге?» - подумал Смилодон - « а ладно, вряд ли в походе, я смогу спокойно почитать». Всё что касалось мифологии Древних славян, было хобби Смилодона. Он уже несколько лет подряд собирал материалы по этой теме и из класса на уроках истории по этой теме он был «главный эксперт». Он вытащил из-за шкафа воздушку, пристегнул её сбоку рюкзака, так, на всякий случай и вышел на улицу, где его уже поджидали друзья. Вместе они быстро зашагали на остановку электрички.
Ромка слетел с антиграва еще прежде чем на его шее красной лазерной удавкой вспыхнул индикатор Предела. Пальцы с обкусанными ногтями по инерции перебирали воздух, не находя допотопной пластиковой клавиатуры. А потом пол услужливо прогнулся, становясь мягким в месте падения двух тел, и Ромка потерял сознание.
Тимка среагировал как всегда молниеносно. Я даже осмыслить не успела последний выкрик нашего горе-реалиста, а он уже взвился с места, в безумном прыжке отталкивая Ромку от компьютера.
Всем обитателям дома жизнь спас. Если не города.
Я вскочила на ноги и подбежала к ребятам, забыв на столике пульт аварийного отключения. У Тимки был точно такой же, но он им не воспользовался. Привык рассчитывать только на свои силы.
Меня трясло, и я не могла произнести ни слова. В голове металось теперь только одно: «Это четвертый!» И какой четвертый! А когда Тимка, поднимаясь на ноги, попытался успокаивающе улыбнуться, я не выдержала. Разревелась.
- Не плачь, Анюта!
Ромка лежал на полу, по-детски приоткрыв рот, как во сне. Его лицо казалось обиженным.
- Шансов практически нет. Это четвертый его Предел за месяц и второй – за неделю. И на этот раз он зашел слишком далеко.
Мишка сидел мрачнее тучи рядом с кажущимся спящим Ромкой, а мы – все пятнадцать – расположились вокруг на принесенных из столовой антигравах.
Умом я понимала, что Старший прав, что он совсем не хочет быть жестоким, а старается рассуждать трезво. Но его слова били наотмашь.
Было четыре часа дня.
Ветер за окном усилился.
-3-
- Можешь стирать. У них все равно все уже зафиксировано с точностью до запятой и доли секунды.
Тимка в момент выделил несколько десятков строчек злополучного транс-реал-кода и оглянулся на Мишку.
- Сам не хочешь посмотреть?
Старший нервно взлохматил темные волосы и отрицательно покачал головой.
- Чтобы узнать, как он умудрился снять запрет на эту операцию? Чтобы повторить его подвиг и помножить нас всех на ноль к чертям собачьим? Давно пора, конечно, но я не буду. Не хочу и не буду.
- Так ты думаешь, он за этим…? – быстро спросила я, чувствуя, как внутри все опускается.
- А ему на Пределе было без разницы – за этим, не за этим, - отозвался Мишка, отворачиваясь от монитора и склоняясь над Ромкой. – Всего один оператор не успел дописать, бедняга. Молодец, Тимон.
Я никогда не слышала в голосе Старшего столько усталости. Обычно он не давал воли чувствам.
- Молодец, Тимон, - через паузу повторил Мишка, будто что-то обдумав. Потом помедлил еще, но все-таки спросил:
- Не жалеешь?
Тимка посмотрел на него тоскливо и виновато, ничуть не смущаясь моего присутствия. Нажал на Delete.
Я вышла в коридор, и авто-замок тихо звякнул за моей спиной.
Ветер все не стихал.
-4-
- Ребята, в нашем уставе есть пункт номер одиннадцать, и вы все прекрасно знаете о его существовании. Если кто-то забыл, я могу процитировать.
- «Также устранению подлежат те, чьи действия в состоянии Предела представляли опасность для жизни и здоровья окружающих», - сквозь зубы процедила Вика.
- Вот видите, напоминать ничего не нужно. Теперь скажите мне: если бы Роману удалось искривить пространство в точке «ноль», было бы это опасно для нас с вами?
- Нет, - бросил Женька.
- Это отчего же? – Елена Вадимовна все так же невозмутимо обернулась к нему.
Интересно, почему с Отклонами работают в основном женщины? Ведь с общепринятой точки зрения работа довольно опасная!
Особенно для тех, кто совсем не понимает шуток.
- Потому что нас с вами бы уже не было, - дерзко улыбнулся Женька, зная, что Елена ничего ему не сделает.
- Если ты, Евгений, пытаешься вызвать во мне раздражение, то стараешься совершенно зря. У меня повышенный коэффициент невозмутимости и самообладания, а неконфликтность приближена к пороговой.
- А чувство юмора стремится к нулю, - буркнула я себе под нос. Елена на мгновение задержала на мне взгляд, но ожидаемого «Это касается и тебя, Анна» так и не удостоила.
- Итак, совершенно ясно, что действия Романа являлись для нас не просто опасными, а смертельно опасными. Поэтому решение относительно его дальнейшей судьбы обжалованию не подлежит.
- Но ведь он ничего не успел сделать! – осознавая глупость своих слов, от бессилия и безнадежности воскликнула Оля.
Елена сделала вид, что не слышит и собрала в папку лежавшие на столе бумаги. Я знала, что это за бумаги – распечатки Ромкиного личного дела. Сейчас Елена зайдет к директрисе и положит эту папку на стол рядом с электронным ключом от кабинета двадцать три. Ее дежурство на сегодня закончено, она провела положенный общий сбор в 18.00 и может спокойно отправляться домой. Вооруженная своей повышенно невозмутимостью, Елена Вадимовна поцелует мужа и обнимет детей, даже не вспомнив при этом об оставшейся на директорском столе папке с надписью «Роман, Отклон №2885/24/8» и рекомендацией «Устранить в соответствии с пунктом 11».
Как и у других работников ИИЧООПП (институт изучения человеческих особей с отклоняющейся поведенческой программой) , у Елены полностью заблокировано сострадание к Отклонам.
- Решение относительно дальнейшей судьбы Романа обжалованию не подлежит по причине отсутствия таковой, - мрачно пошутил Женька вслед Елене Вадимовне.
Оля и Наташа заплакали. Тимка пнул ни в чем не повинную стену.
На улице пошел дождь.
-5-
Ромка очнулся только через полтора часа после общего сбора, видимо в отделе анализа информации решили перестраховаться и подержать его в отключке подольше. Мы уже успели поужинать и снова собрались в тренировочном транс-реал-зале, где он лежал. Отклона, пережившего Предел, нельзя трогать и переносить с места на место. Устав ИИЧООПП, пункт 6, подпункт 2.
- Хорошо, что пол с подогревом, а то простудился бы, - как-то раз пошутил Ромка. Кажется, это было в понедельник. В день его предыдущего предела.
Не простудишься, Ромка. Не успеешь…
«Не плачь, Анюта»…
- Ребята, у вас пожрать ничего не найдется? – как ни в чем не бывало, осведомился Ромка, поправляя очки. – Проголодался зверски!
Как правило, мы не помним о том, что делали, когда были на Пределе. И очень удивляемся каждый раз, видя плоды своей деятельности (если они остаются) или слушая рассказы друзей.
В гробовом молчании запасливая Вика протянула Ромке булочку. Тот принялся есть, при этом умудряясь разглагольствовать и не понимая, что режет нас этим без ножа.
- Как чувствовал, что на этой неделе опять на Предел выскочу! Это, конечно, дело неожиданное, но состояние у меня было какое-то… напряженное. У вас так никогда не бывало? Нет? А у меня вот было! Да я ведь вам говорил!
Он действительно делился своими «предчувствиями» не далее чем позавчера. Тогда-то Мишка и решил устроить дежурство, чтобы не оставлять парня одного.
Сегодня дежурили мы с Тимкой. Не уберегли. Да и нельзя, наверное, уберечь от Предела…
- …уже четвертый раз! Хорошо, что месяц скоро заканчивается, а то пятый Предел – и адиос амигос! Что я хоть творил-то сегодня? Опять окна непрозрачными делал? С помощью всего одной программной процедуры?
В наступившей тишине все посмотрели на Мишку. Старший понимал, что именно ему предстоит сообщить Ромке ужасную новость. Понимал, что не на кого переложить обязанность произнести страшные слова.
У меня бы язык не повернулся сказать: «Рома, ты пытался искривить пространство в нулевой точке. Поэтому завтра…»
Мишка на мгновение прикрыл глаза, собираясь с духом:
- Рома, ты пытался искривить…
Дождь ожесточенно хлестал в окна.
-6-
- Я мог не говорить ему, я мог! – Мишка размахнулся и саданул кулаком в стену. Стена приняла удар, сделавшись мягкой, и никакого удовлетворения от своего действия Старший не получил. Вот у Тимки иногда получается опередить нок-реакцию и ударить по твердому. – Я мог не говорить ему, но я сказал!
- Ты не мог ничего не сказать, - тихо сказал Лешка. – Ты мог соврать, но он все равно бы почувствовал… Мы все умеем это чувствовать, ты же знаешь.
Мишка знал. Но на его плечах тяжким грузом лежали слова Ромки, которых не слышал никто, кроме Старшего и меня. Когда Ромка выскочил из зала, мы, не сговариваясь, кинулись следом за ним. Не знаю, зачем – ведь не поможешь, не найдешь тех единственных слов, которые все исправят.
Долго мне будет сниться оглушительная трель авто-замка и надорванный Ромкин крик:
- Подавитесь своей честностью! Лучше бы я не знал!
А чего мы ждали? Что по очереди будем приходить в его комнату прощаться? Будем говорить ласковые слов, зная, что утешить – невозможно, а он безропотно смирится со своей участью?
Как Ромка, должно быть, ненавидит всех нас сейчас – за то, что остаемся жить, что не ждем с обреченностью рассвета. Пусть он и знает – никого из Отклонов рано или поздно не минует чаша сия, но ведь не прямо сейчас, не завтра и не послезавтра…
Дождь поутих и монотонно стучал в окна. Зная, что не достучится.
-7-
- Вы можете попрощаться.
Ромка затравленно глянул на нас покрасневшими глазами сквозь помутневшие стекла очков. Меня передернуло от спокойствия, с которыми Олег Сергеевич произнес эти слова.
«Все-таки не доверили женщине везти парня на устранение», - невпопад подумала я, и слово, обозначающее смерть, резануло официальной оскоминой. Так просто, так буднично, а ведь нет за этим ничего – ни солнца, ни смеха друзей, ни радости познания нового. Все, край, рубеж, порог, Предел…
Предел. Проклятие Отклонов.
«Давай же! – закричала я мысленно, от отчаяния поверив в самую нелепую легенду. – Улыбнись, Ромка, улыбнись и тоном супергероев из тупых Нормальных сериалов ляпни что-нибудь вроде: «Не поминайте лихом, ребята!» Ошарашь эту бездушную скотину Олега своей похожестью на него, пусть кинется проверять! Живи, Ромка, пусть не с нами, но живи!»
Нелепая, глупая легенда. О том, как после своего последнего Предела, уже по дороге на устранение, Отклон становится вдруг совершенно Нормальным. Совершенно таким, как все.
Ромка ничего не сказал и отвернулся от нас. Я видела, как низко опустил голову Мишка и, кажется, всхлипнул. У меня слезы уже давно катились из глаз, не переставая. Нет. Легенды никогда не сбываются.
Никто так и не произнес ни слова. Олег помедлил еще немного, потом передернул плечами – мол, как хотите – и сделал Ромке знак следовать за ним.
За окном было серое осеннее утро.
-8-
Пол ощутимо пружинил под ногами, а затылок слегка ныл. Значит, в здании усилена нок-реакция, а ОМНС (Охранный Микрочип Нейро-Слежения) вовсю работает на благо отдела анализа информации.
Черт бы их всех побрал! От обилия контролирующих импульсов у основания шеи появилось покалывание. Мы недаром расшифровывали ОМНС как От Меня Не Спрячешься – от микрочипа прятаться было действительно негде, разве что…
Разве что на Пределе.
Вот возьму и выскочу на Предел, злорадно подумала я. И плевать я хотела на то, что эта вспышка во всем организме якобы от меня не зависит. ОМНС обезумеет вместе со мной, а потом на пульте в отделе анализа загорится индикатор, и они пошлют блок-сигнал. Красная лазерная удавка и глубокий пост-Предельный обморок. Ну и что. Все равно они не смогут постичь сути Предела. Никогда, хоть обвешай нас микрочипами с ног до головы. Хоть расшибись в лепешку, пытаясь усовершенствовать проклятый ОМНС.
Я шла в свою комнату. Усиленная нок-реакция начинала раздражать. Подумать только, какая трогательная забота о нашем здоровье! Я могу с разбегу таранить головой стену, а ощущение будет такое, будто сунулась в мешок с пухом. Как минимум день все будут ходить чуть подпрыгивающей походкой.
До сих пор не понимаю наших глубокоуважаемых сотрудников: знать, с кем имеют дело, и ждать Нормальных реакций! В соответствии с ними все оставшиеся после Ромкиного устранения пятнадцать Отклонов как раз сейчас должны биться головами о стены, грызть пол и сыпать проклятиями. Вот отдел транс-реала и постарался обезопасить бедненьких деток. Завтра повсюду будет звучать тоскливая музыка, чтобы легче было выплакаться, выдавить из себя боль вместе со слезами. А послезавтра тоже будет музыка, но уже веселая, бодрящая, а реалисты включат освещение из ламп солнечного спектра. Вытри слезы и пой, кто-то ушел безвозвратно, но ведь жизнь продолжается!
В последнее время снова вернулась мода на бумажные книги. У нас в ИИЧООПП довольно большая библиотека – в основном, конечно, для персонала, но заинтересованность Отклонов литературой только приветствуется. Еще бы, столько новых впечатлений и необычных, нестандартных реакций на стандартные вещи! Нам только и делают, что подсовывают новые впечатления. Надеются разгадать тайну Предела. Наивные.
Я заглядывала в библиотечный зал чаще прочих. Художественной литературой Нормальных я успела пресытиться – когда поняла, что все книги написаны в соответствии с Настольной Книгой Писателя и Настольной Книгой Поэта. В последнее время в руки все чаще попадались книги по психологии. Их развелось едва ли не больше, чем штампованных детективов и любовных романов. Причем вместо пространных рассуждений о непонятном, как в старых книгах, я все время натыкалась на заголовки типа «Что делать, если…» Перечень этих самых «если» исчислялся тысячами. Увлекательнейшее чтиво! Можно было вообразить себя шпионом, читающим секретные бумаги врага. И появляющаяся время от времени пульсация в затылке и шее напоминала: «враг» отвечает мне полной взаимностью.
Я читала и не верила своим глазам. Меня забрали от Нормальных десять лет назад, с тех пор общение с ними свелось к минимуму. Поэтому просто в голове не укладывалось – неужели в жизни можно все предусмотреть? Предусмотреть и записать в толстенный том, с руководствами к действию? И все – от северного до южного полюса – будут поступать, как по писаному?
Хотя почему как?
Это как условный рефлекс у собаки: показали еду – выделилась слюна. Ушел муж – сядь и аккуратно запиши в один столбик его положительные качества, а в другой – отрицательные. Если положительных больше – попробуй вернуть, смотри раздел «Что делать, если хочешь вернуть мужа». Получилось, что отрицательного в благоверном больше? Забудь о нем, смотри раздел «Что делать, если кто-то ушел безвозвратно».
Помню, когда я впервые нашла в книге этот раздел, меня как ледяной водой окатило. Оказывается, избавиться от боли утраты – будь то смерть родственника или уход из семьи супруга – очень просто. Необходимо всего три дня. На любой работе вам без вопросов дадут нужное число выходных. Программа поведения в Нормальных заложена генетически, всем в первый день после трагедии захочется рвать и метать, во второй – оглашать дом безутешными рыданиями, а на третий отчаяние уступит место надежде на лучшее. Даже сейчас, вспоминая, я невольно скривилась. Как здорово быть Нормальным! Все поведенческие программы известны наперед. С потерей любимого можно смириться в три дня, а умная книжка подтолкнет подсознательные намерения. Подскажет, как лучше рвать и метать, как громче реветь, чтобы боль не отравляла неизменно светлое будущее.
Наверное, так сделала когда-то моя Нормальная мама.
-9-
Меня забрали в ИИЧООПП с новогоднего утренника, мне было четыре года. Помню только отрывками. Я – в неизменном для девочки костюме снежинки. В окружении трех десятков таких же девочек-снежинок и мальчиков-зайчиков. Улыбающийся мужчина в костюме Деда Мороза, приглашающий детишек в центр круга - потешить дедушку стихотворениями про нарядную елку и праздник. Гордые родители и счастливые, раскрасневшиеся дети…
Стихов про Новый Год для детей-дошколят было всего пять. Год за годом фальшивый Дед Мороз совсем не фальшиво восхищался, когда очередной карапуз декламировал давно и наизусть известное. Дед Мороз в нашем садике был Нормальным. Как и все. Жизнь радовала его своей предсказуемостью.
Пять стихотворений раздали тем, чьи фамилии завершали список группы. Так было заведено на всех праздниках. То возьмут из начала, то из конца, то на какую-то букву. Для Нормальных не существует понятия «лучший». Для них все – лучшие. Каждый – такой же, как все остальные.
Мне не досталось стихотворения. Остальные «обделенные» весело хлопали читающим, а я сделала то, чего не сделал бы ни один Нормальный – обиделась. И, дождавшись, пока очередной «зайчик» получит свою порцию аплодисментов, выскочила в середину круга и вскарабкалась на антиграв.
У нас в садике был красивый праздничный антиграв, в виде сказочного ковра-самолета. На нем читали стихи и пели песенки на всех утренниках. Может, и до сих пор поют. Откуда мне знать.
После обрывка воспоминаний, как я пыхтя забралась на антиграв, я больше ничего не помню. Это был мой первый в жизни Предел. Рассказать о том, что он вычеркнул из моей памяти, некому.
Наверное, вокруг заплакали дети и всполошились родители. Может быть, у кого-то хватило самообладания спросить: девочка, кто рассказал тебе этот стишок? И, может быть, я с гордостью ответила, что только что сочинила его сама. Не понимая, почему все вдруг стали такими злыми или грустными.
Нормальным вредно находиться рядом с Отклонами, когда те выскакивают на Предел. Одно стихотворение, одна песенка или танец нестандартного ребенка может расшатать мир под ногами у десятков взрослых. Они на некоторое время начинают видеть жизнь Нормальных такой, какой видим ее мы. Пресной, предсказуемой и невообразимо скучной. Для Нормальных это тяжелый шок. Реабилитация после него – долгая и трудная.
Именно поэтому нас изолируют.
А раньше – устраняли без разговоров.
-10-
Тихо пискнул авто-замок. У нас у каждого своя комната – здание ИИЧООПП большое, места хватает на всех. К тому же у Отклонов, как говорят Нормальные, «большая текучесть состава». Я вспомнила заплаканные Ромкины глаза и не удержалась – саданула-таки кулаком в стену. Становлюсь нормальной, не иначе! Вдохновение привычно шевельнулось во мне. Ага, Нормальной, разбежалась! Я правильно сделала, что не пошла с остальными в видео-зал. Сдерживать рвущиеся на волю строчки – этак и до Предела недалеко.
А здесь – удобный, родной стол. Антиграв в виде мягкого желтого шара.
Строчки – еще не оформленные - подпрыгивали во мне в такт шагам. Сейчас, сейчас, только возьму ручку – и запишу. Не стихотворение Предела – их не записывают, не успевают. Их кричат в полный голос.
Говорят, стихотворения на Пределе лучше обычных. Не знаю, точнее – не помню. С подобным талантом в ИИЧООПП я теперь одна. После того, как два месяца назад устранили нашего прежнего Старшего…
Я еще успела взять ручку и подумать – сколько же моих шедевров хранится где-то в архивах отдела анализа информации? Строчки выплеснулись без разрешения.
Я выскочила на свой триста шестнадцатый в жизни Предел.
Тучи за окном бежали по небу, обгоняя друг друга.
-11-
Попрощаться. Сказать «Не скучайте». И тихо уйти.
Раствориться. Но только из памяти так не уйдешь.
Мне хотелось бы броситься следом и с криком «Прости!»
Удержать тебя. Пусть не дадут. Уведут. Ну и что ж.
Пусть легенды все ложь, пусть ужасен и близок рассвет,
Я хочу сделать так, чтобы он никогда не пришел.
Не хочу видеть утро. Кого-то еще больше нет.
Я хочу, здесь и сейчас было всем хорошо.
Убегают слова и слагаться в строку не хотят.
Я их буду ловить, отпуская на волю – лети!
И пусть тех, кто ушел, мы уже не воротим назад…
Лазерная удавка Предела. Обморок.
И другой голос – шепотом:
- Все равно брошусь следом с отчаянным криком «Прости!»
Часть вторая: Новенькая
-1-
Ей было тринадцать лет. На год меньше, чем мне.
Когда я очнулась, она сидела на моем антиграве и сосредоточенно изучала наполовину исписанный листок бумаги.
- Ты кто? – задала я вполне естественный вопрос.
- Я Настя, новенькая, - она улыбнулась и помогла мне встать.
Я хотела спросить, что эта новенькая Настя делает в моей комнате, но она опередила вопрос.
- Ты кричала, ты была на Пределе. Поэтому я и решила зайти. Мне дали соседнюю комнату. Сижу, никого не трогаю, а тут – крик…
Соседнюю комнату, обожгло меня. Ромкину.
Что-то еще настораживало в этой Насте. Но я никак не могла понять, что именно.
- А это у тебя что? – я указала на листок.
-Это? - с готовностью схватила листок Настя и протянула его мне. – Это то, что ты кричала. Я записала.
Не веря своим ушам, я всмотрелась в аккуратные округлые буквы чужого почерка. ОМНС кольнул резкой болью и замолчал. Никаких импульсов. Совсем.
- А меня Аня зовут, - зачем-то сказала я.
На улице было холодно. Еще холоднее, чем вчера.
-2-
- Анна, Отклон №2884/17/4, пройдемте за мной.
Я мысленно быстро пересчитала свои Пределы за этот месяц. Сегодня был третий, устранить вроде не должны. Очередной тест разработали? Так для этого обычно берут двоих-троих…
Однако я решила спокойно идти за Ниной Васильевной и не бояться. Не устранят – и на том спасибо. Все остальное поправимо.
Нина была единственной из воспитателей, кого я невольно уважала. Она одна обращалась к нам на «вы». И никогда не напоминала к месту и не к месту, какая между нами пропасть, как это делала та же Елена. Да, мы – Отклоны, сбой в генетической программе. Но это не повод обращаться с нами так, будто мы не умеем чувствовать. Будто мы живы только по ИХ милости.
Нет, Нина нас не жалела. Это чувство, я уже говорила, заблокировано у всего персонала. Но существовал один факт, из-за которого мы не могли не уважать ее.
Она работала в ИИЧООПП, будучи матерью Отклона. Нашего прежнего Старшего, Андрея. Устраненного два месяца назад.
Этой весной мы праздновали его двадцать третий день рождения. Поздравления, шутки, смех – и мысль, от которой никто не мог избавиться.
Отклоны столько не живут.
Это была последняя весна Старшего Андрея. Восемнадцатого сентября он выскочил на пятый за месяц Предел, и его устранили.
Нина Васильевна не появлялась в ИИЧООПП положенные ей по закону три дня. Потом вернулась - почти такая же, как прежде.
Почти.
Андрей был очень похож на нее. До сих пор, глядя на воспитательницу, я вижу его черты.
Он был моей первой любовью.
-3-
Как ни странно, Нина привела меня не в ненавистный отдел сбора и анализа информации, а в отдел технической поддержки и устранения неисправностей.
Какого черта?
Только когда один из работников – кажется, Антон Викторович – указал мне на стол с трубками мгновенного наркоза, я поняла, зачем понадобилась отделу техподдержки.
Мне будут заменять ОМНС. Ставить новый взамен сломанного.
- Как это случилось? – стал допытываться Антон. – Ты ударялась головой, когда была на Пределе? Или после того, как пришла в себя?
Я чуть было не рассмеялась в лицо этому дотошному очкарику. Удариться головой в комнате с усиленной нок-реакцией – это даже Тимке не по зубам.
Поняв, что вопросами ничего не добьешься, Антон поручил меня ассистентам – готовить к операции. А сам расписался и поставил личную водяную печать на документе, протянутом Ниной. Мол, Отклон №2884/17/4 на операцию по замену ОМНС принят, обязуюсь вернуть в лучшем виде.
Я не боялась операции – с мгновенным наркозом я ничего не почувствую. А после… ну, подумаешь, голова поболит пару часов. Вот, помнится, когда меня угораздило попасть в искривление – вот это была боль. После нее все остальное – детский лепет.
Прежде чем дали наркоз, я успела услышать, как Антон сказал Нине:
- И все-таки, я не могу понять причины…
Причина, сложенная вчетверо, лежала в кармане моей черно-желтой юбки.
Дождя не было. Он пошел только к вечеру.
-4-
Нина отвела меня сначала на кухню – остальные уже успели поужинать, и столовую закрыли, а есть хотелось нестерпимо. Ведь даже пообедать не довелось, из-за Предела. Дождавшись, пока я справлюсь с остывшей гречкой и сосисками, воспитательница проводила меня до сектора отдыха и отправилась домой. Выход из строя моего ОМНС задержал Нину на дежурстве, и я даже чувствовала себя немного виноватой. Ждет ли ее кто-нибудь дома? Никто из нас не знал, есть ли у Нины другие дети, кроме Андрея. Мы не знали, что сделал ее муж, когда много лет назад узнал, что его сын – Отклон. Когда жена, не желая выдавить из себя эту боль за три дня, устроилась на работу в ИИЧООПП. Может, ушел из семьи. Даже скорее всего.
Я представила себе Нину, аккуратно записывающую в столбики плюсы и минусы отца Андрея. И впервые порадовалась за Нормальных, которые не держат в себе боль подолгу.
Откуда мне было знать, что когда забрали в ИИЧООПП Андрея, его отец действительно бросил мать. Не могла я знать и о том, что Нина всю ночь просидела над злополучными колонками достоинств и недостатков. Но сколько она не билась, качеств в колонках получалось поровну. Едва вспоминался плюс, ему в пару приходил минус. Едва находился минус – его сглаживал новый плюс.
Утром Нина Васильевна, всю жизнь бывшая домохозяйкой, сидела в приемной отдела кадров ИИЧООПП. Ее приняли на работу – с удивлением, но охотно. Наверняка подстраховались при обычном для персонала стартовом тренинге. Усилив блок на жалость. Все-таки сын.
Сколько я себя помню, Нина никогда не выделяла Андрея среди прочих. А он, к моему появлению в ИИЧООПП уже достаточно взрослый, научился радоваться просто тому, что она рядом.
-5-
Как я и думала, все наши собрались у Мишки. Это наша традиция – проводить вечер после появления новенького в комнате Старшего.
И тут я наконец поняла, что меня смущало в Насте.
Обычно посиделки у Старшего – это знакомство с новеньким, как ритуал приема в нашу своеобразную семью. Сколько ревущих малышей нам доводилось успокаивать на таких посиделках! Каким вниманием и любовью окружать, чтобы хоть как-то возместить тепло навсегда потерянного дома!
Мы всегда относились к новеньким дружелюбно и ласково. Помня о том, что все мы когда-то так же плакали в одной из здешних комнат – маленькие, испуганные, ничего не понимающие. И другие Отклоны, которых давно нет на этом свете, как могли старались нас утешить.
В ИИЧООПП попадают обычно после первого же Предела, в возрасте от четырех до семи лет.
Насте было тринадцать.
Кажется, все уже осознали эту странность, но никто почему-то не решался спросить. А Настя, чувствуя всеобщее напряжение, как ни в чем не бывало рассказывала о себе.
У нее, похоже, талант – отвечать на незаданные вопросы.
- …только на беду городской к нам приехал, а мамка возьми да ляпни: у меня девка совсем сдурела, по ночам в лес убегает, кричит, да так громко! Да все в рифму! А городской-то и сказал, что есть для таких девочек подходящее место. Ну, меня сюда и отправили.
Настя нарочно окала по-вологодски, ее фразы резали слух. Даже визгливые интонации проскакивали. Недаром говорят, что прогресс в деревнях устроили, а речь так и осталась с незапамятных времен прежней. До сих пор себя от городских отделяют, хотя от самой глухой области до Питера рукой подать, если по магнитному автобану. А его уже куда только не провели.
- А из каких мест ты будешь-то, Настасья? – подмигнув мальчишкам, спросил у новенькой Димка.
Все, можно считать, окрестили. Парни нас, девчонок, просто по именам никогда не зовут. Я вот уже и не помню, когда меня последний раз называли Аней. Свои зовут Анютой, воспитатели – Анной. Так и с остальными – Викусик, Катюха, Танюша, Олюшка, Иринка. Новенькая Настасьей будет. Сама виновата.
- Из Вологодской области, деревня наша Глухаревкой зовется, - невозмутимо ответила Настасья.
У Насти все так складно выходило, будто в шутку. Только говорила она на полном серьезе. И мне это не нравилось. Я чувствовала, что она врет. И не выдержала.
- Настасья, хорош комедию ломать, - сказала я неожиданно зло. Так, что шутливое настроение со всех как ветром сдуло. Стало очень тихо.
Настя обернулась ко мне, забавно хлопнув ресницами.
- А чиво такое?
И меня понесло. Сейчас я тебе покажу «чиво»!
- Во-первых, не коверкай речь. Когда мы разговаривали днем, никакого деревенского говора у тебя не было.
Настя молчала. Ее голубые глаза подернулись ледяной корочкой.
- Во-вторых, не из какой ты не из Глухаревки. Если только называется твоя деревенька не в честь глухих Нормальных. Которые за шесть – это минимум! – лет умудрились не съехать с катушек, имея под боком поэтически одаренного Отклона.
Настя по-прежнему молчала.
Таня тронула меня за плечо:
- Анюта, ты чего?
- Я-то ничего, - я достала из кармана юбки листок, не сводя глаз с новенькой. – Вот, почитай.
Настя покачала головой и грустно улыбнулась.
- Ты бы лучше все объяснила по-человечески, чем сказки рассказывать, - бросила я ей, пока Таня разворачивала листок со стихотворением моего Предела.
Мы так и не узнали, зачем Настасья раскрыла было рот – поведать нам тайну? Оправдаться? С характерным оканьем сморозить очередную глупость?
Отбросив пресловутый листок, взметнулась со своего антиграва Таня. Ее руки и ноги плели какой-то невообразимо красивый, но странный узор. Мы отпрянули от нее, в Мишкиной комнате было мало места для танца. Иринка свалилась с антиграва и захныкала. Тимка вскочил следом за Таней, он один сумел перебороть оцепенение. Он попытался сгрести танцовщицу в охапку. Но Отклона на Пределе нельзя остановить. Таня выскользнула из Тимкиных рук и почти сразу осела на пол.
Блок-сигнал. Как всегда вовремя.
Я посмотрела на лежащую в мягкой вмятине пола Таню, и остатки контроля над собой полетели к чертям.
Я перепрыгнула через Вадика и Кирюшку. Они возились на полу с Мишкиной скрипкой, а теперь испуганно переглядывались.
- Анна, назад! – крикнул Мишка, впервые назвав меня полным именем.
Поздно. Я уже сдернула Настасью с антиграва и со всей силы впечатала в стену. Ох, если бы не нок-реакция…
Говорили, что даже Тимка не сразу оттащил меня от новенькой. Говорили, я трясла ее, как куклу и пыталась выбить какие-то признания.
Что происходит? Кто ты? Зачем ты пришла? Что знаешь ты, чего не знаем мы?
Что?!!
Она так ничего и не ответила. Голубые глаза смотрели на меня не моргая.
А потом…
-6-
Мы ужасно одиноки, когда пишем эти строки,
Мы ужасно одиноки в этой жизни до конца.
Хороши законы жизни, но для нас они жестоки,
Их придумали когда-то люди-куклы без лица.
Мы кричим и горько плачем, только нас никто не слышит,
И тогда, забыв про гордость, мы мечтаем быть как все.
Было так, всегда так будет – кто-то ниже, кто-то выше,
Но ничто не постоянно в судьбоносном колесе.
Докричать бы, догореть бы, пока кто-то с тихой бранью
Не закрыл излишне громким их крикливый дерзкий рот.
Колесо судьбы не дремлет, мы мечтаем, что за гранью,
Пусть – за гранью нашей жизни – будет все наоборот.
-7-
Это был первый на моей памяти случай, когда сразу три Отклона выскочили на Предел почти одновременно.
Первый случай, когда в один день я переживала Предел дважды.
И первый случай за все время, что существуют Отклоны и Нормальные (тогда я была уверена в этом!), когда Предел был один на двоих.
-8-
Несомненно, отдел сбора и анализа информации уделил бы должное внимание всем этим фактам. Весьма вероятно, не обошлось бы без жертв.
Нормальные всегда стремятся уничтожить то, чего не понимают. То, что способно нарушить привычный ход их безоблачно счастливой жизни.
Любой Нормальный вам скажет, что счастье – в стабильности.
Любой Отклон поспешит с этим не согласиться. Стабильность и талант редко уживаются.
Даже из боли может родиться красота. Но Нормальным этого не понять. Они выдавливают боль из себя, не давая переплавиться и стать силой.
Боль рождает красоту и боль дает силу. Так говорила Алена – девушка-Отклон, которой сейчас могло бы быть двадцать один год.
Да, отдел анализа мог бы устроить нам разбор полетов. Но как все-таки здорово, что даже во вдоль и поперек предсказуемом мире Нормальных случайность еще осталась!
Молитвами питерских транс-реалистов на город обрушилось наводнение.
И сотрудникам отдела анализа стало не до нас.
Да здравствуют глупые ошибки в сверхточных расчетах!
-9-
А все потому, что Санкт-Петербургскому Институту Искусственной Трансформации Реальности всегда мало. Вопреки древней мудрости «Лучшее – враг хорошего».
В прошлом году транс-реалисты на неделю изолировали русло Невы от людей (чтобы в искривление не угодили ненароком, как я в свое время!). Натащили своей аппаратуры, стали сканировать. Нашли нужную точку, радостно запрограммировали искривление. И Нева стала незамерзающей судоходной рекой.
Ура, товарищи! Всеобщее ликование и премия от губернатора. Тут же начата разработка следующего проекта – незамерзающий фарватер в Финском заливе. Обещали закончить к марту будущего года и претворить проект в жизнь.
И ведь претворят. Нормальные всегда укладываются в сроки. Все сделают, куда денутся.
Хотя теперь уже не знаю…
Даешь незамерзающий фарватер Финского в апреле месяце!
И все бы хорошо, но группа разработчиков, не задействованных в проекте с фарватером, решила сделать горожанам подарок к Новому году. Сделать Неву не просто незамерзающей, а теплой. Этакая речка Конго питерского разлива.
Димка, услышав об этом проекте, еще сказал:
- Ага, и крокодилов туда запустить. Под торжественные аплодисменты.
Мы долго смеялись. На деле вышло еще смешнее, правда не для всех.
Транс-реалисты слишком осмелели. После успехов с маленькими объектами радостно замахнулись на большие. Вроде Невы и Финского залива. Вообразили себя царями природы. Их можно понять, они Нормальные и привыкли к предсказуемости.
Вот только природу об этом никто не предупредил. У Невы не спросили, хочет она становиться Конго или нет. Вдоль и поперек ее просканировали, в нужных местах установили приборы. А толку? Мы, Отклоны, на приборы плевали с высокой колокольни.
И закатила всем Нева по-нашему, с размахом. Такой Предел (или лучше сказать, бесПредел?) устроила, завидки берут. Обезумел весь город. Как же так? Мне на работу идти, а тут наводнение! Нестыковочка, господа Нормальные! Извольте на время прозреть! Не все в мире подчиняется вашему «если - то».
Все-таки Институт Транс-Реала жалко. Наверняка получат от кого следует по ушам за халатность. А проект с фарватером и вовсе отложат до лучших времен. Хороший проект, для города полезный.
Я очень люблю Питер.
-10-
Большинство наших собирались пойти на торжественный запуск проекта. Мы даже выбили из директрисы разрешение на длительную прогулку. Уговорили дежурную Нину нас сопровождать.
Я уже, кажется, упоминала о поощрении новых впечатлений.
Но из-за случившегося с Ромкой все и думать забыли про этот маленький праздник. Тогда «маленький праздник» пришел к нам сам.
С доставкой на дом.
-11-
6.2. «Запрещается трогать, сдвигать, переносить с места на место или как либо иначе тревожить Отклона, пережившего Предел и находящегося в пост-Предельном обмороке до поступления разблокирующего сигнала. Исключение может быть сделано только для экстренных случаев».
К копии устава, которая есть у каждого из нас, список «экстренных случаев» не прилагался. И мне всегда было интересно, что такое может произойти, чтобы пришлось рискнуть здоровьем Отклона?
Я хотела знать?
Я узнала.
Часть третья: Отклоны среди Отклонов
-1-
…Никогда не слышала столько нецензурных слов сразу…
Наверное, каждому Отклону знакомо это состояние. Состояние после Предела. Когда приходишь в себя, отчетливо слышишь голоса вокруг и можешь даже приоткрыть глаза. Но тело похоже на кисель, оно совсем не слушается. А мысли текут медленно, как в полусне. Лежишь себе в мягком углублении на полу и вяло ругаешь про себя отдел анализа. Сколько можно, разблокируйте скорее!
Чертыхался Мишка. И через секунду я поняла, почему.
На меня обрушился поток воды и накрыл с головой. А сил не было не только на то, чтобы вскочить, но даже на то, чтобы булькнуть: «Ребята, помогите!»
Я могла захлебнуться, и тогда мой призрак бродил бы по ИИЧООПП, осыпая проклятиями отдел анализа. Провались они со своей предусмотрительностью! В здании невесть что твориться, а им трудно вовремя снять блок!
Привидения из меня не получилось. Чьи-то руки вытащили Отклона Анну из воды и кинули животом на антиграв, лицом вниз. Хлопок по спине помог закашляться, выбить воду из легких. Я висела на антиграве, как простыня на заборе.
- Анюта, живая? – это Женька. Мой спаситель.
Диким усилием я выдавила из себя невнятное мычание.
Вокруг было очень шумно. Весело гомонили Кирюшка, Вадик и Иринка. Для них стихийное бедствие было веселой игрой. Мишка давал распоряжения, кто-то из мальчишек с ним спорил.
А разблокировка все не приходила. Голоса становились гулкими, от попыток открыть глаза в темноте под закрытыми веками плясали огненные искры. Сознание снова гасло.
-Скорее наверх, вода прибывает! – услышала я.
Дешевая экранизация «Титаника» какая-то, честное слово. Кто-то вцепился в антиграв, на котором я висела, и повлек его вперед.
Блок не снимали. Но это уже не имело значения. Спасая меня от спятившей стихии, ребята нарушили подпункт два пункта шесть. Один из главных в уставе.
Значит, теперь мне не быть прежней.
Можно снова терять сознание.
-2-
В ИИЧООПП не любят быть голословными. В рамках программы «Как нехорошо нарушать устав» нам был показан фильм. О том, что бывает, если твои не в меру заботливые друзья нарушают пункт 6.2.
Жила-была в нашем Институте девочка-Отклон. Лет десяти, вроде нашей Олюшки или Наташки. Было это лет шестьдесят-семьдесят назад. Тогда многое еще только разрабатывалось, в том числе и блок-сигнал.
Эксперименты проводились здесь же, на Отклонах. Их тогда еще рождалось довольно много. Подумаешь, одним больше, одним меньше…
Девочка выскочила на Предел танцуя, как наша Таня. Потом блок-сигнал. Заботливые друзья-подружки перетащили в общую комнату отдыха на втором этаже. Потом пробуждение.
Лучше бы его не было.
У нее отнялась левая половина тела, бедняжка говорила с большим трудом. Нам показали, как мальчишки возили несчастную на антиграве. Нам показали, как отчаянно она пыталась вернуть себе утраченное.
Более того, нам показали, как она умирала.
Ближайший же Предел, когда сознание рвалось, а тело не могло танцевать, прикончил ее.
Слезы душили мен, когда я прибежала в тот день в свою комнату и схватилась за ручку. Слезы падали на страницу вместе с рифмами, которых нет в Настольной Книге Поэта.
Потому что я – Отклон. Человек с днем рождения, превратившимся в учетный номер.
Я – зло.
Я – ложка дегтя в бочке меда уютного мира Нормальных.
-3-
Ты родился Отклоном – подумаешь, не повезло!
То, что был человеком, теперь навсегда позабудь.
Мы – пришельцы из прошлого, мы – недобитое зло.
В бочке меда проклятого дегтя осталось чуть-чуть.
В этом мире уже с давних пор не бывает войны.
Если знает противник твой ход, то зачем воевать?
В этом – ваша заслуга и капелька нашей вины,
Это мы бы могли повести за собою солдат.
В этом мире все правильно, логика действий проста:
Если сделаешь так, значит завтра объявят войну.
Ты не сделаешь. Ты ведь живешь, как играешь с листа,
Потому нарушение правил тебе ни к чему.
По талантам написаны книги, и каждый – поэт.
Все безлико и скучно, и жизни дорога пряма.
Что же будет? – для всех однозначен ответ.
Что же будет со мной? – я ответа не знаю сама.
-4-
- Вы знаете, что такое мизерикорд?
Сотрудники ИИЧООПП потрудились на славу – от вчерашнего затопления не осталось и следа. Вот и по Елене сегодня не скажешь, что вчера она, растрепанная, завернув брюки до колен, бегала следом за директрисой. Помогала командовать. Много крика, а толку – чуть…
Сегодня Елена Вадимовна была сама безупречность. Как всегда. И как всегда блистала своими познаниями. Вот только – к чему бы?
Предчувствия были самые нехорошие. Я знала, что такое мизерикорд. Если бы могла, сказала бы. Мизерикорд – удар милосердия. Проще говоря – добить, чтоб не мучился.
Передо мной сидела Таня, ожесточенно растирая правое колено. Не слушается. В глазах слезы. У меня, наверное, тоже. Настасья всхлипывает, близоруко щурясь на левую руку. Пальцы не гнутся. Повезло, что на левой. Повезло. Повезло! Повезло?!
Добить, чтоб не мучился!
- …поэтому было принято решение устранить Отклона №2884/17/4.
Смятение в глазах ребят. Почти – почти! – виноватые глаза Елены. «Ты ведь не можешь говорить, Анна. Первый же Предел тебя доконает, так что лучше…»
Лучше! Конечно, к чему ждать?
Добить, чтоб не мучилась!
С самого утра за окном был туман.
-5-
Сколько вас было? Сколько вас было?
Так же сидящих во тьме, как и я?
Я ведь считала, я не забыла,
В наших рядах эту цифру хранят.
Сто сорок восемь – в этом вот доме
Жили, смеялись. Пришел их черед.
Кто-то из Них на служебном пароме:
«К острову смерти? Садитесь! Вперед!»
Сколько вас было, сестренки и братья?
Как провели вы последнюю ночь?
Плакали тихо? Кричали проклятья?
Зная – никто вам не сможет помочь.
Хмуришься, силясь понять и поверить
В страшную правду. Все это – с тобой.
Завтра их будет сто сорок девять.
В дверь постучали…
- Анюта, открой!
Да ведь это же Настасья! Я бросила ручку и шагнула к двери. Щелкнул авто-замок.
За окном тихо стонал ветер.
-6-
- Ты не напрягайся, просто кивай, хорошо? Времени мало!
Я кивнула.
На этот раз она рассказала мне все. Она не местная, из Екатеринбургского ИИЧООПП. Отправили в питерский, заметив странности. Решили: в северной столице разберутся.
- Меня даже называли – Отклон среди Отклонов. Я не впадала в оцепенение, как остальные, когда кто-то выскакивал на Предел.
Вот в чем дело. Она могла запомнить и потом воспроизвести действия других на Пределе. Наизусть рассказать стихотворение, напеть мелодию, сделать несколько па танца. Записать Предельные строчки кода, как у Ромки.
У Настасьи не было своих Пределов. Она чувствовала и могла повторить Пределы других.
От этого у Отклонов постоянно ломались ОМНС. Как у меня два дня назад. Поэтому и отправили Настасью в Питер. Мол, разбирайтесь сами, столичные коллеги.
- Я могу снова сломать твой ОМНС, и ты убежишь, - горячо шептала Настасья. – Ты обязательно должна жить!
Должна жить. Обязательно. Мне стало смешно.
Смех вышел хриплым и отрывистым.
За дверью слышался шорох и приглушенные до шепота голоса. Все в сборе. Я взяла ручку и прямо под стихотворением написала:
«Спасибо за заботу, но Отклону в этом городе бежать некуда. Немому Отклону – тем более. Ты забыла, что сделает со мной первый же Предел?»
Настасья подняла глаза от листка. Ужас, безнадежность и желание помочь.
«Хочешь помочь – лучше помоги остальным».
Она заплакала. Я покачала головой и приписала ниже:
«Я бы хотела обойтись без проводов. Уходите».
Ветер стих, и было слышно, как бьются об набережную волны присмиревшей реки.
-7-
Они поняли меня буквально. Они не пришли проститься, когда меня забирал из ИИЧООПП все тот же Олег. Но я слышала, как плачет в соседней комнате Иринка. Они были рядом.
«Не поминайте лихом, ребята, и ведите себя хорошо».
Олег посмотрел мне в глаза. Никаких следов долгих ночных рыданий.
Кинется проверять?
-8-
Говорят, устранение – это совсем не больно.
Здание было грязно-белым. Я отрешенно подумала: а зачем оно вообще нужно, отдельное? Расщепить на атомы можно в любой из пустующих комнат ИИЧООПП. Для аппаратуры много места не нужно.
Что еще может располагаться в здании, где устраняют Отклонов?
Очень интересно!
Олег передал меня с рук на руки сидящей на вахте женщине. Та деловито просмотрела распечатки моего личного дела. Кивнула, оттиснула личную печать на протянутом Олегом бланке.
Отклон Анна №2884/17/4 успешно доставлен к месту устранения. Олег выполнил свою работу и может быть свободен.
Я повернулась к нему спиной, и женщина указала мне на дверь в коридор.
Меня вели умирать.
Страх как-то незаметно ушел. Похоже, даже для него это было слишком.
- Меня зовут Надежда, а тебя?
Я скривилась и ткнула пальцем на свой рот. Невнимательно читали личное дело, Наденька? Так в самом верху кру-упными такими буквами было написано.
А в самом конце должно было быть описано, как я потеряла голос.
- Ах, да, Аня, я вспомнила! Сколько тебе лет?
Слишком глупа и разговорчива для службы устранения. Либо пытается отвлечь разговором. Но зачем? Я не бьюсь в истерике. Интересно, а если забьюсь, Надя одна со мной справится или подмога прибежит?
Проверять не хотелось.
Я еще раз выразительно ткнула на свой рот. Немая я, неужели непонятно?
Со второго раза она поняла.
- Ой, извини!
Прозвучало совершенно искренне. Кто ж тебе сострадание-то не заблокировал, Надя из службы устранения?
-9-
В комнате было на удивление много народа, человек десять. Все – мужчины, возраста примерно от тридцати до пятидесяти. Надежда подошла к одному из них и что-то тихо сказала. Тот пробежался пальцами по клавиатуре (голографическая, новенькая, завидую!). В воздухе развернулся прозрачный проекционный экран.
Какое внимание к моей скромной персоне! Я-то думала, будет достаточно одного сотрудника. Нажать на заветные клавиши – и нет меня! А тут – такая аудитория и трансляция на большой экран!
Я вовремя покосилась на этот самый экран. Потому что на нем были мои мысли. Считанные через ОМНС и записанные самым наглым образом.
«Так, это еще что такое?!»
- Спокойно, Анна, сейчас все объясним, - сказал один из старших мужчин. – Меня зовут Владимир Николаевич.
«Очень приятно. А почему столько зрителей на устранении? Неужели зрелище того стоит? Я рассыплюсь ярким фейерверком?»
Владимир Николаевич рассмеялся, остальные его поддержали.
- Это еще не все зрители, Анюта.
«Как он меня назвал?! Мужик, ты уверен, что ты Нормальный?»
К сожалению, я не умею контролировать мысли. На сей раз все просто застонали от смеха.
«Весело, что просто за…»
Мысль осталась незаконченной даже на экране. Дверь открылась, и в кабинет ввалились Андрей и Ромка.
Моя первая любовь и наш горе-реалист.
В воздухе запахло хэппи-эндом.
Как я поняла чуть позже, это был заранее поставленный и отработанный спектакль. Сколько Отклонов до меня так же ошарашено таращились на тех, кого недавно проводили на смерть?
«Сколько вас было, сестренки и братья?»
Их было много. И все они были здесь, в этом доме. Я оказалась среди Отклонов – живых и настоящих.
- Немота лечится быстро, ОМНС удаляем, - уже бубнил кто-то за моей спиной.
- Звучит пафосно, но он прав! – усмехнулся Андрей, обнимая меня с другой стороны.
-10-
- Анюта, Анюта, представляешь, у меня тут есть изолированная комната с нулевой точкой! Искривляй – не хочу!
Нормальные думают, что они – хозяева мира, а мы – ошибка генокода. На самом же деле, «темные лошадки», теневые кукловоды всех правительств мира – Отклоны.
- Без нас не было бы никакого прогресса. Даже мода бы не менялась, представляешь?
- Нормальным хочется верить, что в их руках, что все предсказуемо – мы не нарушаем этой веры. Мы управляем ими очень осторожно, незаметно. Ты тоже научишься, Анюта…
- Мы подаем Нормальным новые идеи так, что они искренне считают их своими…
- Это тоже искусство, Анюта…
- Но нас мало, и мы скрываемся, чтобы никто не догадался, что живет по подсказке ошибок генокода…
- Анюта, ты понимаешь, что мы тебе говорим?
«Я не понимаю одного. Почему вы сами не ищете маленьких Отклонов, если вы так всемогущи? Почему мы все должны пройти через страдание? Почему мы должны видеть, как уходят друзья? Жить затравленными белыми воронами? Почему? Я не понимаю!»
- Даже из боли может родиться красота, - повторила Алена сказанные когда-то давным-давно слова.
- Только пройдя через боль, мы становимся сильными.
- Прекрасное лекарство от мании величия для тех, кто действительно правит миром…
«Красивые слова! Великие идеи! Но это же дети! Дети с искалеченным детством! У нас даже пятилетний Вадик знает, что Отклоны долго не живут! Неужели вам никому не хотелось освободить друзей? Тех, оставшихся в ИИЧООПП? Тех, которые не знают, что ад на самом деле – рай?»
- Так нельзя, Анюта. Чтобы хорошо делать свою работу, мы должны быть незаметными. Ты предлагаешь взять ИИЧООПП штурмом?
- С ними ничего не случится. Ты рано или поздно встретишься со всеми ними – здесь.
«Но до этого им придется испытать еще много боли!»
- Боль закаляет…
«К чертям! Ромка! Ромка, иди сюда, ты мне нужен!»
-11-
- Что, Анюта, что?
Ромка ни на шаг не отходил от Андрея. Они подошли ко мне вместе.
«Мне не нужен такой рай! Я не хочу, как вы говорите, править миром, если даже не могу помочь тем, кого люблю! Катитесь вы все к черту – Отклоны, Нормальные!»
Я хрипела, пытаясь выговорить эти слова. Меня душили злые слезы.
- Анюта, успокойся!
«Ромка!»
- Да здесь я, здесь!
«Где твоя комната с нулевой точкой? Отведи меня туда!»
- Анюта, не дури!
«Заткнись, Андрей! Твоя мать оплакивала тебя, пока ты слушал сладкие сказочки про могущество Отклонов!»
- Неправда! Я не…
«Ромка, ты мой друг! Твои руки будут чисты, я сама загружу код!»
- Анюта…
«Найду сама…»
- Анюта, стой!
- Держите ее!
Экран двигался за мной, как привязанный.
«Ромка, где? Ромка, ты помнишь наших или уже успел забыть о них здесь? Маленький Толик очень плакал по тебе, Ромка! Где твоя чертова транс-реал-комната?!»
- Анюта! Я не хотел… Анюта, вторая дверь налево по коридору! Я не хотел… Я не…
- Держите ее!!!
- Анюта, не дури, стой!
«Спасибо, Ромка! Помнишь, ты говорил, что нулевая точка – это дверь в параллельный мир? Давно пора проверить, ты как думаешь?»
- Держите дверь! Да держите же, дьявол вас побери!
- Анюта, назад! – крикнул Андрей.
- Анюта, прости!!! – крикнул Ромка, бросаясь следом за мной.
Whatever you do in life will be insignificant, but it's very important that you do it. Because nobody else will. (c) Remember me
Если не трудно, то укажите положительные и отрицательные стороны, пожалуйста.
Было бы интересно узнать мнение о некоторых клочках собственного творчества от людей, с кем я лично не знакома, поскольку друзья не всегда объективны, и, бывает, минусы умалчивают
Обращаю внимание тех, кто осмелится прочитать вышенапечатанное, на то, что оно является песней, поэтому и стихотворный размер здесь не выдержан. Хотя, возможно, это я просто ищу оправдания своей неграмотности