*** А люди от нас по ночам уходят: Они у кровати сидят и тихо Всё смотрят, всё смотрят на наши лица Ещё молодые, на наши руки, читать дальшеПропахшие кофем и сладкой вишней – И быстро встают, прикасаясь нежно, Так нежно, ладонью к чужой ладони (А самые близкие нас целуют), И после уходят, не плотно двери Прикрыв, и уходят в поля цветущих Подснежников, в дали, где встреч не будет… Оттуда, из этих краёв апрельских Нам письма приходят – со свежим, крепким «Ты как?», с фотографией, где мы вместе, Где мы, молодые, весной, безбожно Счастливые, возле фонтана глупо Смеёмся, и верим, и верим юно – Всем сердцем, всем сердцем тугим и детским, - Что живы, что только вот это важно – А вовсе не тот предиюньский холод, Куда почтальоны не носят писем, Где будем однажды смотреть с балкона, Как он, как последний теперь уходит – И знать, что мы сами за ним исчезнем…
Предупреждаю заранее: там достаточно много... точно сколько - не скажу, но - много И огромная просьба - если вы точно знаете, что все не прочтете, потому что лень/нет времени/бессмысленно/безынтересно - не стоит читать несколько первых строк Если же недочитали по причине "не понравилось"/"серо"/"стандарт" - милости прошу высказаться в комментариях, каждому буду рада
***
И вновь пролетают за окном знакомые места, тянется, тянется бесконечно песочный забор с багряной полосой. Стоят пыльные деревья с уставшей зеленью, заброшенная фабрика летит громадой мимо - и вновь, вновь все тоже чувство электрички. И чудиться: стучат колеса так же, как и прежде, подрагивают еле слышно стекла, а небо за окном мутное, серое, с потеками грязи... Но нет. Не электричка. Тише стучат колеса, не дрожат окна, стекла в них чистые, прозрачные до хрусталя. Скоростной поезд из Санкт-Петербурга, а не электричка. читать дальшеНо за окном - все те же знакомые места... Вздыхаешь и опускаешь взгляд на книгу на коленях, на бегущие, словно пейзажи за окном, строчки. Но нет - слишком ярко горит солнце, уже у горизонта - но горит. Слишком явственно видишь пролетающие названия станций, даже сквозь строчки книги видишь стоящих на платформе людей... "Химки", "Левобережная"... А поезд летит и летит. А все равно чудиться - будто в электричке, будто и не уезжала никуда. Будто едешь на работу или учебу, а за окном - привычный мир... Вспоминается институт, пропадает; новые станции, новые люди, новые и новые платформы, переходы, перроны... А везде одно и то же - привычка. Будто и не уезжала... Где, где же бурлящая внутри кипятком радость от возвращения домой, как обычно бывает после долгих поездок? Где веселье, беззаботное и яркое, чистое... Пусто. Странно. Никогда раньше так не было... И вновь - электричка. Да нет же, поезд! Вокруг - гул голосов, шум, кто-то начинает уже доставать с верхних полок багаж, кто-то кричит, кто-то смеется... Электричка. Стучат колеса... И нет радости - так странно. Зато есть пустота. Уезжала домой - была горечь расставания, как обычно бывает, тугие капли слез медленно выбивались наружу, терпкий комок застревал в горле. При расставании всегда так. А при возвращении домой - радость... А ее нет. Горечь была при прощании, а сейчас - пусто. Плохо... Но - пусто. ..."Нам ли печалиться, Алень?"
... Сидишь, ждешь. Поглядываешь на непривычную карту в пять разноцветных линий. Слишком мало для москвича, слишком много для торопящихся. Ждешь... "Сколько?" - нервничаешь, сжимаешь ремень тяжелой сумки. "Сорок семь минут," - звучит в ответ нервный голос, приправленный грустью. Заглядываешь в глаза - грустит. Влага того и гляди сформируется в слезы. "Не надо плакать, я же еще вернусь!" - обнимаешь за плечи. "Конечно..." - Кивает согласно в ответ, пытается улыбаться, а в глазах - тоска. Как и в твоих. Наливается там эта тоска соленной водой, стремиться вышибить себя из глаз прочь, прочь! Не сдерживайся, выбрось меня! я брызну, потеку, побегу по щекам! - кричит. А ты держишься, не даешь тоске вырваться, а она кричит-завывает...
Поезд начинает останавливаться, притормаживать... Убираешь книгу в сумку, надеваешь кожаную куртку, вздыхаешь. Оглядываешься - Люди мечутся, одеваются, собираются. А ты сидишь и смотришь. И думаешь не о том. Ни о чем не думаешь. Ни о доме, ни о радости... Ни даже о прощании. Пусто. Вот поезд начал все медленнее и медленнее тянуться к вокзалу, к платформе. Нудно, долго тянется, как время. Люди бегают, кто-то уже вытаскивает сумки в небольшой коридор, ведущий к выходу. А ты прислоняешься лбом к холодному стеклу - чистому, как родник, - и смотришь, смотришь... Грубый железный забор с облупившейся краской, разрушенный некогда красивый домик в два этажа, какие-то амбары, тюки, бочки... Люди мечутся муравьями, что-то носят, толкутся у амбара. А ты смотришь и чувствуешь - пусто. Кто-то в рыжем жилете бежит вслед за поездом, останавливается, щуриться, идет обратно, кому-то машет рукой... Пусто. Где же радость?! Где хотя бы умиротворение от того, что вот он - дом! Где?! А люди уже тянуться к выходу. Все. Делать нечего, приходиться вставать. Закидываешь на плечо одну сумку, оправляешь кожанную куртку, подходишь к другой, тяжелой, круглой, забитой под завязку вещами, подарками, сувенирами... Тащишься вместе с людьми к выходу. Людской поток останавливается, все ждут. Кто-то поудобнее перехватывает сумки, кто-то устанавливает чемодан у ног, кто-то смеется, кто-то тихо переговаривается. А ты стоишь, молчишь, слушаешь вагон вокруг себя; и не слышишь. Где-то позади, где осталось твое место у самого входа, на кресло присела пожилая женщина, опуская рядом спортивную сумку, чуть поодаль: маленькая девочка держится за мать; за твоей спиной вздыхает кто-то. С горечью вздыхает и говорит мужским голосом: - Вот и все. Приболтались... - последнее: нараспев. Словно из песни...
... Сжимаешь нервно сумку, до боли в пальцах; сжимаешь. "Наша остановка?" - спрашиваешь в который раз, уже зная ответ и удобнее перехватывая плечевой ремень. "Да! Успеем!" - возбужденно отвечают, вскакивая и беря твою ручную сумку. Ты взваливаешь на себя громаду тугой вещевой и бежишь вслед, обходя людей. "Туда!" - а ты в ответ киваешь, чтобы не сбить дыхание, оскальзываешься кедами на мраморном полу метро, чертыхаешься сквозь зубы, вскидываешь плечом - а ну как удобнее будет с сумищей-то? Но нет... все так же давит на плечо, оттягивая его, склоняя все тело набок; а ты бежишь, бежишь... "Налево! - впереди взметается сквозь поток людей грива рыжих чуть вьющихся волос. "Хорошо!" - кричишь вслед и сбиваешь дыхание. Нет сил бежать, нет сил идти, а поезд - в ровно, а осталось - десять минут... Если не меньше. Останавливаешься на мгновение, перевешиваешь сумку на левое плечо, тебя вновь склоняет на сторону, а ты сжимаешь зубы и идешь быстрым шагом, не в силах больше бежать. Становишься в очередь на эскалатор, торопишься, следом тоже торопятся. Встаешь на ступеньку, смотришь вверх и начинаешь бежать. Ступенька, ступенька... Человек преграждает проход. "Пропустите, пожалуйста, поезд!" - то ли кричишь, то ли шепчешь; а женщина - толстая, некрасивая, неприятная, все же уступает, недовольно глядя вслед. Бежишь дальше и не слышишь - чувствуешь: тяжелые шаги бегущего сзади человека, прерывающееся дыхание... А ты бежишь, и следом - бегут. Но нет. Затор - слишком много людей. А сзади - ну как услышать сквозь вечный гул и шум метро? - облегченный вздох: устали бежать. И ты устаешь, уже устала. Останавливаешься, сбрасываешь с плеча сумку, перегибаешься через ползущие вверх перила: долго ли? Долго. Терпишь, переминаешься с ноги на ногу, оборачиваешься: "Не расстраивайся!" - гладишь по плечу. "Хорошо," - улыбаются тебе с влажными глазами. Отворачиваются, смотрят вверх, запрокинув голову - как и ты делаешь, чтобы загнать слезы обратно. Или тугую влагу, все норовящую ими стать. Люди начинают шевеление; живая, комками стоящая на ступенях масса начинает шебуршиться, ковыряться, кто-то что-то достает, кто-то начинает двигаться вперед... Ты тоже достаешь билет из своей сумки с чужих... нет, родных рук, держишь его, прижимаешь, и вот: начинаешь судорожно искать глазами конец сгладившихся ступенек. Находишь. Перешагиваешь и - бежишь... Но нет, нет сил, дыхание не восстановилось, не можешь. Рядом берут под руку: " Время есть..." Смотришь на вокзальные часы: 15.53. Кричишь: "Осталось 7 минут!" Начинаешь прибавлять шаг, увлекая за собой держащего тебя под руку. "Время есть! Успеем!" - обнадеживающе кричат за плечом. Веришь.
Медленно идешь к выходу. Продвигаешься, сумку за лямки держишь - тяжело. Двигаешься. Идешь вперед, чуть поворот: выход. Спрыгиваешь на платформу, тяжелая сумка тут же требовательно тянется вниз, к земле, а останавливаться нельзя: сзади люди, тоже с сумками, чемоданами. Все спрыгивают и борются с тяжестью. Все уступают тут же место остальным, лишь кое-где задерживаются, обнимая встречающих. А тебя никто не встречает. Никто. Сумку держишь обеими руками, обходишь по кривой людей, смотришь - не туда повернула. Разворачиваешься, закидываешь на плечо сумку, кренишься всем телом; а выправиться не можешь, не получиться. Достаешь свободной рукой сигарету из кармашка сбоку у ручной поклажи, хватаешь резко зубами, приминаешь фильтр. Вцепилась - не отпустишь. Судорожно ищешь там же зажигалку - находишь, поджигаешь. Затягиваешься. Быстро идешь, среди людей, среди потока, среди смеха и вопросов; кто-то что-то гордо вещает, кто-то радостно хохочет, а ты идешь, огибаешь всех, все сумки, чемоданы, тележки, огибаешь и затягиваешься, быстро, резко, как будто куришь в последний раз и времени больше не будет. Даже дыма сизого не видно... Хотя нет, вот он: окутывает тебя на мгновение, рассеивается, сигарета стремительно кончается, а тебе никак: рука занята, моторика привычная: ко рту поднести, опустить руку вниз, пепел стряхнуть, даже если нет его. Стряхиваешь. Затягиваешься. И идешь, идешь... А внутри - пусто, только сизый, чуть в синеву дымок витает и смеется. Улыбается. Пустоту заполняет. Да не заполнит. Пусто.
... Вот они: платформы! Радостно кидаешься вперед, оборачиваешься, кричишь: "Последний рывок!" Слышишь в ответ: "Не могу... больше не могу бежать..." И глаза. Зеленые, задорные, грусть только чуть замутила, но и она забылась в безумной гонке. " Ну хорошо.... просто пойдем быстро, ладно?" - заглядываешь в глаза улыбаешься губами; спешишь, торопишься. А сзади: "Даже нет времени поплакать..." Как в метро еще было: "Торопимся так - не успеем поплакать, - и улыбка грустная, - может сейчас начать?" А ты пугаешься, сжимаешь плечи. "Не надо!" - говоришь, а на душе - тоска... Но то - в метро, а здесь - почти успели! Шесть минут остается... Пять... "Смотри, сразу после 12 - 10 вагон!" - радостно, улыбчиво. Только все равно тоскливо. Горько... "Да! Но дальше - все по порядку пойдут..." Как в воду глядишь - по порядку. Вагон 4 - это еще в метро углядела - далеко, дойти бы... Торопишь шаг, убыстряешь, а дыхание сбито, не выравнивается; курить хочется, легкие сжимаются, расслабления молят, а ты все идешь быстро, идешь... Почти бежишь. Шестой, пятый впереди... "Еще два и - наш!" - смеешься на выдохе, с хрипом набираешь воздух. "Вот он..." - то ли кричит, то ли вздыхает тихо... Протягиваешь проводнице билет и паспорт, говоришь, разгоряченно улыбаясь: "Вот, успели, еле-еле... бежали". Зачем говоришь - непонятно. А все равно. Вбегаешь потом в вагон, оставляешь сумку, выбегаешь. Обнимаешь, чмокаешь, гладишь. Просишь не плакать. А тугой комок влаги - вот он, режет веки, копошиться жучина в горле, глотку продирает. Больно. Мерзко. Горько...
Выходишь с вокзала, куда - сама еще не понимаешь. Выходишь, смотришь - то что надо! Знакомая дорога. Бежишь к кассам; бежишь, по привычке, чтобы не тормозить поток, массу, серую, цветную, гомонящую, орущую... Сумку даже не ставишь - привыкаешь к боли в плече, покупаешь билет, хватаешь его, идешь к турнекетам. Тыкаешь как попало, осекаешься. Быстро, судорожно перебирая пальцами поворачиваешь штрихкодом - есть! Толкаешь вертушку, идешь... Смотришь на табло - электричка лишь одна, на твоей станции останавливается. Радуешься вроде, улыбаешься. А внутри - пусто. Даже дым рассеялся. Развеялся... Вновь ищешь пачку, вновь зажимаешь зубами - уже по другому, чуть сдержаннее, понимаешь - успеешь. Теперь - успеешь. Идешь - все равно быстро. А иначе: плечо оттянет; шагу не ступить, вздоха не сделать. Доходишь до первого вагона, затягиваешься последний раз, всем телом, душой, что вместе с телом набекрень - и бросаешь сигарету. Вниз, под колеса поезда. Ей ведь не больно. А вот тебе - больно. От пустоты, от синеватого дыма в этой пустоте, от пропавшей тоски. Куда она делась, родимая? Ау! Зовешь, не дозовешься...
... Поезд отъезжает, и чувствуешь: горько. Плохо. Стоишь в прогоне, дверь еще не закрыта; через плечо проводницы машешь. Просишь: "Не плачь!" И видишь - зря просишь. И тебя просить о таком не надо. Не стоит. Перрон уходит прочь. Вместе с фигурой с ярко-рыжей, почти огненной гривой. И одинокой сумкой на плече. Идешь обратно в вагон, садишься, облокачиваешься на спинку кресла. Пустота накатывает. Слезы глотаешь молча, слез-то и нет. Внешне - нет. А внутри - пламя, огонь, да все соленым поток заливает. "Нам ли печалиться, Алень?" - слышится веселый, беззаботный голос, там, далеко в прошлом. Нам ли?..
Трясешься в электричке. Те же знакомые места. Еле слышное дребезжание окон. Сидишь - книгу читаешь, ничего вокруг не замечаешь. Вдруг входят: смешные, радостные, чуть пьяные. На головах: синий и розовый парики из завитушек. Не клоуны - улыбчивые арлекины. Садятся, шутят с народом, пытаются людей разговорить; все улыбаются, на них глядя, а иногда, нет-нет да и бросят укоризненный или осуждающий взгляд. Люди... "Девушка, ну как вас зовут? Вот меня - Владимир! Ну что вы такая скрытная?" - слышится сквозь грохот колес. Девушка что-то пищит тонким, совсем молоденьким голоском, люди переглядываются, некоторые делают вид, что спят. " Ну зачем вам имя ее?" - вступается за девушку какая-то женщина, то ли родственница ей, то ли нет: со спины и не поймешь. " Так мы же общаемся! - возмущается мужчина в смешном парике. - Вам не интересно разве, откуда мы такие, с париками?" "И откуда?" - улыбается, должно быть, женщина. " С фестиваля пива! Сегодня первый день, открытие!" - Хвастается болтун в синем парике. Все улыбаются, кто-то качает головой, кто-то - глаза закатывает. А ты опускаешь глаза вниз, садишься удобно и читаешь. Не слышишь больше беседы, не видишь людей. Вдруг - из омута словно вылетаешь. Очухиваешься. Смотришь: следующая станция - твоя! Всего-то три остановки электричка и делает... Еще чуть-чуть, пытаешься дочитать до конца страницы, норовишь перевернуть - ан нет! Выходить пора. Прячешь книгу, только на обложке буквы виднеются: "Олди". Вздыхаешь, закидываешь на плечо сумку, идешь к переходу. Заходишь, толпится вокруг народ, кричат, гомонят, гулкое эхо гуляет по переходу. А ты идешь, чуть оскальзываясь кедами на скользких ступеньках, идешь и идешь. Спуск, коридор, подъем. Выходишь из коридора. вновь сигарету достаешь. Сегодня - можно так, сегодня - не иначе. Зажимаешь вновь зубами, сильно, жестко, скорее: от усталости, чем от злости. Не торопишься, но и не спешишь. Чиркаешь зажигалкой, прикуриваешь. Вдыхаешь с наслаждением: пустота внутри вновь заполняется. Пустота. И сизый дымок... Не окутывает, как на вокзале, сразу улетучивается. Идешь. Пересекаешь дорогу, идешь дворами, сворачиваешь: скоро и дом покажется. Показался. Сворачиваешь, идешь, за угол: подъезды. Радуешься вроде; а вроде - и нет. Пусто... Сигарету выбрасываешь прямо на дорогу: плевать. Усталость гложет, давит каменюкой громадной на плечи, словно на титана - небо. Давит, к земле тянет, норовит накренить еще сильнее, скособочить совсем до земли. До асфальта. Достаешь ключ, открываешь домофон, заходишь, поднимаешься по ступенькам: тяжело, с выдохом, со сбивающимся дыханием. Не можешь поймать ритм, не можешь - вот и дышишь с хрипотцой, с трудом. И не в сигаретах дело: легкие натруженные, развитые фехтованием - не в сигаретах дело... В пустоте.
... "Нам ли печалиться, Алень?" - звенит где-то не грани слуха. Вздрагиваешь, отрываешься от книги, смотришь на бегущий пейзаж за окном поезда. Не электричка. Не радость. Пустота. Или печаль?
Ключ в замке - скрежет, привычный, еле слышный, но - скрежет. Душит, ранит, режет, царапает коготочками по душе. По пустоте. Гложет... Открываешь дверь - темно. Пусто. Глухо. Словно и не дом, словно - чужое все, не твое. Не ждали тебя, а ты пришел. Зачем, для чего? Кто ж ответит... В коридор медленно выходит кошка. Смотрит осуждающе, обидчиво. Укоризненно и возмущенно. Непонимающе. Протягиваешь руку, садишься на корточки - даже кеды не скидываешь, только сумку опускаешь, да куртку кожаную по привычке оправляешь - ждешь. Кошка подходит, нюхает. Обидно ей, тоскливо без тебя было, хоть дом обычно полон людей, хоть кормили ее исправно, гладили, ласкали, ан нет - обидно. Любит тебя, а ты бросила. Обидно. Подло. - Ну не надо... Пожалуйста. Извини... так получилось, - просишь. Кошка вздыхает подходит ближе, нюхает. Заглядывает в самые глаза, вздыхает вновь, тыкается мокрым носом в руку, пушистые щеки да усы ладонь щекочут. Вздыхает вновь и тихо, на несколько мгновений - замурчала. Признала. Пустота гулко уходит, растворяя в себе осточертевший дым сигарет. Приходит тихая, непривычная, странная радость. Ты - дома. Дома. "Нам ли печалиться?.."
не верь рассказам Зимы. Они - лишь обман для прощенья, Они не несут в себе правды - Ее позабыли в снегу. Не веруй и в вещие сны, Не падай в сознанья ущелья, И помни, что всё, что искал ты, Привидилось в пьяном бреду.
Не слушай, что небо сказало, Ему ты не нужен, поверь. Оно лишь витает над нами, Смеется над слабостью нашей... И знай, что тебе показалось, Что в жизни так много потерь: Горсть памяти брось за веками - Никто тебе слова не скажет.
Не верь разлукам Зимы - Их не было, нет и не будет, Приснились они в глупом сне. А сны (помнишь?) - верная ложь. Сбрось путы испуганной Тьмы, Не думай, пока не забудешь... И пусть горит в вечном огне Судьбы ветхий сломанный нож.
Нет жизни, нет веры, нет боли, Нет счастья и верности нет. Остатками сломленной воли Поверь - существует лишь Смерть.
Конец – ключевое слово для этих отношений. Это значит – стоя на лавке, бросать французские слова в пустоту улицы. Спицы заострять о пальцы. Пытаться всунуть морду в пяльцы, где раньше был шелк и вышитая фраза «Я тебя люблю». Конец – замирать от слез в набитом автобусе, бусы подаренные рвать в попытке повеситься, это жаться к первому встречному (высеченному из камня?) Конец – ключевое слово, чтобы понять (выбрасывая из памяти слова про длинные ресницы, нежную кожу – ну кто же так сможет?) Забывать поездки на пароме, всесторонне развивать себя, что весомо – дома держать только спирт. Он пил? Нет, он совсем не пил. Ожидаемо – боль сильна только первые годы, и вот наступает новое время (Теорема простая?) (Не смогу забыть – исступленно кричала…)
Хотим сделать мы всё, всегда, но когда. Когда, но всегда всё мы сделать хотим? Херувим парит сверху, говоря "Ерунда". Ерунда! Говоря сверху, парит херувим.
Я хочу пить, прошу, хватит мне лгать. Лгать мне хватит, прошу, пить я хочу. Хохочу, ведь поймешь, буду ткань целовать, Целовать ткань буду, поймешь, ведь хохочу.
Лица раскрась, я не вижу, не знаю, Знаю, не вижу, не я, раскрась лица. Птица ли я? Облака. Ветер. Летаю. Летаю. Ветра. Облака. Я ли птица?
И если я прощу тебе всё, Всё тебе прощу я если, Мысли, непонятный пространный полет, Полет - пространный, непонятный - мысли.
"All i want is someone to come sit with me in the ashes." cf. Job 2:11-13
Вечная память. Она неразменной монетой Отдана страшной боли, сомненью и тёмным снам, Тысячам тысяч слов , так никогда и не спетых, Сотням сотен камней, никогда не сложившихся в храм. И богу, и солнцу, и демонам полуночным, Разбившим шатры на пылающем своде небес, Ангелам светлым, хранящим покой наш непрочный, И людям, услышавшим бой наших новых сердец.
Время. Стою я посреди могил, И вспоминаю это время, Когда со мною ты ходил, Неся на сердце смерти бремя. Ты врал... Я верила... Зачем? Наверное, хотела верить... Ты первым был. Какою я была? На тот момент нельзя было проверить. Теперь стою среди могил... с другим, А ты с другой напротив Ты так же горд, непобедим Она кротка напротив. Я улыбнулась... подошла. Хотела молвить... нет. Не буду. Ты был другим, другою я была... Пусть время скажет главные слова.
А я опять брожу один Среди потерянных детей. Мне плакать хочется, Но день Еще не начался и плакать страшно, Ведь ночью страхи выползают И мне не хочется идти, С глазами, что так ярко в темноте сверкают. Я одинок, и я не плачу, И разве может быть страшней Ребенка, что плакать не умеет? Нет. И я не плачу. Пусть я буду страшным. Пусть я пугаю ваших стриженых болонок, Ведь я один, не до того мне. Я ведь хотел идти на свет, но света нет. Смешно, не так ли? Иду на ощупь в темноте И говорю, что плакать страшно. Боязно. Нельзя. Ты хочешь выжить, милый мальчик? Тогда не плачь. Иди и смейся. Улыбкой на лице сияй. Так можно. Правильно. Так надо. Рот до ушей ты растяни. Иди, малыш, вперед, иди! Поверишь, странник? Я пошел. Я шел и как больной смеялся. Я шел, мой друг, и - ты представь! - увидел свет. Не чудо ли? А я ведь просто шел и улыбался. Как будто с той болонкой поцеловался, и вырвал у хозяйки поводок. И убежал, глотая воздух, хохоча - Так вроде жизнь ко мне вернулась, А вместе с ней надел я маску, Чтоб не пугать больше детей и недоверчивых Болонок. Я идиот, уверен я с пеленок. И это мой идиотический удел. И крест. Спасибо, я говорить уже закончил.
На рабочем столе, в папке программы еще одна папка с названием странным. Внутри – файл «Таблицы фаз Луны». Это – как сделать два солнцестояния, одну безлунную ночь, как заставить море выйти из берегов, под градом упреков от кого-то сверху. Как написать в Блокноте и скинуть на флешку простую фразу – я без тебя не смогу ни разу вдохнуть. Это как отправить по мылу файл с видеозаписью – несколько секунд на полу играются кошки, прописью надпись в правом углу сверху – это мои руки. Это как от скуки набирать с контрол вэ твое имя – две тысячи пятнадцать раз, в голове очертания твоих рук и бровей, запах вчерашней дыни. Это как найти в Музыке душераздирающее танго. Это как серьезно думать об ограблении банков. Это значит сходить с ума потихоньку, это значит смеяться над словом тонкий. Это – чувствовать языком один вкус – горький. Это как веткой с размаху по щеке – не спорьте. На рабочем столе заставка – мальчик идет по дороге, дрожа, я лежу в постели, у меня жар. Я набираю тебе смс – холодной бы воды на голову ушат – с двумя словами: «Это пожар».
Твоя слащавая улыбка, Твои блестящие глаза. Отношенья наши зыбки. А ссоры буйны, как гроза. Твоя матовая кожа, И безупречный внешний вид. Мне надоела твоя рожа И гора твоих обид. Я давно к тебе остыла, Мы расстались навсегда. Твоя любовь была могилой, И навевала холода…
Я проснулся утром. Болит голова. Пытаясь припомнить что такое слова, Открываю пиво и смотрю в потолок. Я что-то забыл, какой-то важный урок, Мне его преподавал вчера человек. Он был одет как-то странно, как будто век Наш его не коснулся. обошел стороной, И никак не припомнить кто же он такой. Его речь сложна но мысли просты Он явно хотел навести мосты Между мной и чем-то похожим на рай С тишиной и покоем ну и ярай С ними со всеми - болит голова...
Я сделав глоток опускаю глаза И первая мысль: что это за... Напротив меня сидит человек Тот самый.. ну как там его... имярек Спокойно подносит палец к губам И произносит: Будь верен кубам Их будто соли в мире земном... Я всё сказал и пожалуй на том Позволь мне расстаться с тобою камрад Нашей беседе я был очень рад... Он тихо растаял, я пиво допил Ведь волноваться не было сил К тому же я вспомнил кто это был.
Я парю над землёй высоко, Задыхаюсь и харкаю кровью, Болью маюсь, ломающей кости. Дайте в сердце салют мелкой дробью, И, как самая важная гостья, Та без стука войдёт глубоко.
Дайте рухнуть на мост в тишине, Уберите разбитое тело И посыпьте песком мостовую. Ветер сдует его между делом, Ветер знает, что я существую. Он расскажет весне обо мне.
Котенок, выброшенный в мир, Котенок, никому не нужный. Под окнами жилых квартир Сидел он бедный в грязной луже. Взгляд, пропитанный страданием, И шерстка мокрая висит. О, люди, где же сострадание??? Лишь безразличие кипит. Среди усталых, злых прохожих, Среди огромных, быстрых ног, К котенку подошел Сережа, Белобрысый паренек. И в нем взыграло сострадание, Холод, ливень, ветер злой. И беззащитное создание Он принес к себе домой Доброта, пришедшая в наш мир, И, скрытая под маской льда и стужи, Доброта – Ты древний наш эликсир, Тот лучик света, что всегда нам нужен.
Бодрого времени суток. Прежде чем начинать читать то, чем мне очень хочется поделится, я хочу, что Вы выслушали меня. БОльшую часть времени я адекватно отношусь к критике в адресс того, что делаю или пишу. Слышать критику именно на это я не хочу, оно такое, какое есть. Но мне очень хотелось бы услышать впечатление и Ваши мысли, не обязательно хорошие на тему написанного. Пожалуйста, не поймите меня неправильно, мне не нужно восхваления того, что того не заслуживает. Мне просто очень важно узнать, как оно звучит со стороны. Если моя просьба противоречит политике сообщества, дайте мне знать, и я удалю пост или модераторы смогут сделать это сами. Спасибо.
Для тех, кто должен жить, В нас двоих слишком много стремления к смерти. Для тех, кто знает дорогу, мы слишком давно в пути. Отгоревший огонь наших глаз закружится пеплом.
Мы не из тех, кто может обернуться назад. Мы нарисуем в пыли звезду и будет светел наш путь. И пусть твой конь падет на скаку, я за тобой вернусь. За нами остается право начать с нуля.
Твои запястья ободраны в кровь, В глазах ненависть, не боль. Ты дрожишь, но это не страх. Кривая усмешка и кровь на губах.
Мы не пойдем с тобой в последний бой, И потому что бой, и потому, что он последний. Мы уступим право быть героями другим, И, может быть, проводим их в последний путь.
Мы будем безмолвно стоять у распахнутых настеж дверей. Ты не можешь войти, и мне тебя не утешить. Твой ворон расправляет крылья и ты касаешься моей руки. Что бы не случилось, мы не хотим отступать.
Нас встретит тишиной огромной зал, Свора может рваться с цепей, все равно им тебя не отдам. Я буду стоять у твоего плеча, всегда. Так же, как встал бы ты для меня.
Ты только не подманивай Зовущую_за_собой сам, Не проси у светлых глаз бокала. В тебе слишком много стремления к смерти. Я знаю, это моя вина. Но мы из тех, кто живет...
Вот, скажем, кто-то кому-то заехал в лоб кулаком. Это может быть оскорбление. Это может быть предательство. Это может быть подвиг. Меняются обстоятельства, меняется с ними и смысл. М.Семенова
Не забывай, мы безнадежно выросли В хитросплетениях борьбы добра со злом, И этот путь, он, безусловно, рыцарский, Но зачастую щеголяет двойным дном. В угоду свету на передовой Клинком сверкающим ты чествуешь победу, Ты светлый маг и должен быть такой, Но веришь сам ты в идеалы света? С недавних пор ты знаешь – жизнь сложна, И грань – добро и зло - неоднозначна, И, что важней всего, бывает сторона, В которой свет и тьма любимых прячут.
Рассказ относится к придуманному мною миру, про который можно почитать в моем дневнике )точнее, можно будет =) я только начал выставлять эти истории)
ТШЕ ИЛ ЭМ АРА ТАЙ. 26.02.04 Цикл Их Имена. -Здравствуйте, меня зовут Тше. Мне пять лет, у меня ещё нет лапок, и я люблю ползать, ощущая под своим телом километры земли и камня, прочнейший пласт - основа существования, залог незыблемости мыслей. читать дальше Из тоннелей я поднялся на поверхность, и этим ознаменовалось моё рождение. Находясь на земле, я чувствовал, как рвутся вверх следующие поколения - из тайников у раскалённого ядра планеты. Во время долгого пути их тела остывают, и у самой поверхности они сбрасывают тяжёлую чешую, похожую на гробницы. Говорят, высшие существа, подобные тысячекрылым птицам, стремятся вернуться к своей колыбели... Движимый любопытством, я нашёл сброшенную чешую и в замешательстве сидел перед гигантским сооружением из потрескавшихся щитов, которые возвышались надо мной, как скала... читать дальше*** -Здравствуйте, мне уже семь лет и меня зовут Тше Ил. Я люблю ходить, ведь у меня появилось десять лапок. Впервые я обрёл лёгкость и ясность мысли, с которыми стал скользить над землёй – движение, подобное вектору от точки начала до конечной цели. Земля ещё не отпускает меня – я оставляю на песке следы. Раньше я видел цепочки отпечатков, и только сейчас научился читать мысли, оставленные другими. Точка - уютное ночное гнездо. Длинная цепочка следов до следующей точки, где незнакомый мне философ отдыхал, обдумывая новую мысль, чтобы утром оставить её на песке... *** -Здравствуйте, меня зовут Тше Ил Эм, мне одиннадцать лет, и я очень люблю летать, ведь только вчера развернулись мои крылья. В первые мгновения, да что там, весь этот день они казались мне неуклюжими, тягостными, слишком огромными и тяжёлыми, чтобы поднять меня в воздух. Так я думал, сидя на песке, пока они наливались красками и проявлялся рисунок, в котором запечатлелись все мои следы... В воздухе я встретился с теми, кого всю жизнь считал высшими существами. За их мнимую свободу, за крылья, запечатлевшие раз и навсегда заведённый порядок, за бессмысленный поиск над песками... *** -Здравствуйте, мне уже семнадцать лет и меня зовут Тше Ил Эм Ара. Я люблю дышать, ощущать движение воздуха внутри – лёгкие расправились внезапно и болезненно. Я дышал, зная, что этот воздух вдыхали и выдыхали до меня; что это тоньше, сложнее всех следов, оставленных на песке... Я знал, что этот воздух будут вдыхать и выдыхать и после меня... *** -Здравствуйте, мне двадцать один... Меня зовут Тше Ил Эм Ара Тай, я Люблю...