Из-вне

[et anima es]

Единственное окно комнаты было заграждено массивной кованой решеткой и покрыто слоем пыли, вобравшей в себя последние лучи закатного солнца. Казалось, даже воздух пропитался мельчайшими ее частицами. Ряд полок черного дерева расположился прямо напротив окна, и на них одна за другой были уложены небольшие деревянные коробочки с прозрачной стенкой – бабочницы. Коллекция эта славилась редчайшими видами, некоторые из которых встречались лишь на самом краю земли, в таких ее уголках, о которых многим из нас не доводилось и слышать за свою недолгую – в сравнении с бабочками – жизнь.

Читать далее

Некогда эта комната служила своего рода лабораторией известному энтомологу – человеку, несмотря на признание, замкнутому, погруженному лишь в собственный фантастично-иллюзорный мир. Он путешествовал по свету, охотясь за новыми и новыми видами, и в одном этом видел смысл своей жизни. Он мог выжидать, не замечая времени, рождения нового экземпляра для своей коллекции, мог годами искать – ради одного только плавного взмаха сачком, ради того, чтобы еще одна легкокрылая чаровница оказалась приколотой к бархатной подушечке и упокоилась под тонким слоем стекла.
Не перенося вида гусениц и куколок, этой досадной, однако всецело искупленной природой ошибки, он все же собирал и выводил из них бабочек, он наблюдал за их развитием и превращением, он знал о них все. Он только хотел сохранить красоту и получал притупленное болезненное наслаждение, создавая тончайшие детали очередного своего произведения, выписывая его бережно и самым тщательным образом. За годы работы он научился определять время по солнцу – засветло усыпляя крылатых прохладной струей эфира, вслушиваясь, как трепещет и плавно угасает в них жизнь; в полдень прокалывая грудку булавкой, вечером - расправляя одно за другим крыло. На закате бабочка обретала постоянное пристанище в маленькой коробочке с бархатным дном.
К последнему своему экземпляру он относился особенно трепетно – это была ночница с оранжево-черным ажурным крылом, бахромчатым по краю, и жемчужным исподом. Она словно бы все еще была живой; иногда энтомологу казалось, что сквозь холодное стекло он даже, как и когда-то ночью, слышит легкий аромат ландыша – ее последнего и самого счастливого цветка. Он струил прохладный аромат предрассветного неба и мягко мерцающего в нем, почти прозрачного полумесяца. Тот, последний ландыш, словно являл собой предчувствие хрупкого и тонкого первого снега, что, едва явившись, вот-вот исчезал, легкими свежими каплями уходил под землю, ознаменовав собою приход нового времени - и это было то чудо, которое хотелось в памяти сохранить, сберечь, как самую сокровенную тайну. В ландышах была сокрыта трепетная и неуловимая улыбка самого непреложного, самого непостижимого счастья, счастья такого, какое только могло быть на земле. Тот, кому доводилось ее увидеть, уже не умел о ней забыть - она легким ветерком, едва слышимым касанием, молчаливо-светлым приветливым сиянием навсегда оставалась с ним.
Энтомолог провел ночь, размышляя об этом и стараясь смириться с мыслью, что итогом всей его жизни стала встреча с красотой, не требующей булавки и сладковатого эфира, красотой, неподвластной воле и свободной.
Светало. Солнечные лучи заскользили по решетчатому окну. Энтомолог, устало вздохнув, притворил его, позволив проникнуть сквозь ставни лишь одной скупо белеющей полосе света. Когда она набрала силу, стало ясно, что в комнате никого не было. Тонкие струящиеся лучи оттенили только черное крыло маленького мотылька, присевшего на подушечку ажурной ночницы, и кружащую в воздухе горстку цветной пыли, переплетенную с ароматом ландышей.

---

ни.Где?

[kirsu]

Название: ни.Где?
Автор:  kirsu
Жанр: sci-fi, киберпанк, horror
Рейтинг: варьируется
Дисклеймер: вся идея, мир и персонажи принадлежат мне. Запрещается выдавать за своё, запрещается плагиат идеи и описания мира.

Состояние: в процессе
Предупреждение: насилие, жестокость, кровь, секс, однополые отношения. Запрещается показывать детишкам.
Примечания:

почему именно "ни.Где?", а не "Нигде?"

потому, что это местами игра слов. "Ни" в японском языке - суффикс для вежливого обращения к брату, следовательно, это может быть, например, мыслями Цу - "Ни где? (Где братик?)".

чем вдохновлялся?

анимэ, анимэ и ещё раз анимэ. В основном Волчий Дождь, Когда плачут Цикады и Триган.

почему авторшу и одного из главных героев зовут одинаково?

просто так Ничего общего, абсолютно.

глава первая /PG-13/

Поезд нёс меня на огромной скорости сквозь бескрайнюю равнину снега и пепла, в которую превратилась когда-то жившая земля. Вагон представлял собой жуткое зрелище - вагоны были разграблены, там, где когда-то стояли скамьи сейчас ютились люди, собравшие свои скромные пожитки и тоже решившие уехать.
Я смотрел в запотевшее от собственного дыхания окно. А это навсегда, да? Мир навсегда останется таким? Пальцем я вывел на окне солнышко - таким, как его обычно рисуют дети в садиках - кружок с отходящими от него чёрточками. Наверное, Цу тоже так сделала бы, правда?

Что произошло? Война, катастрофа - уже почти никто и не помнит. Лет 20-30 назад случилось что-то, после чего в мире воцарились хаос и анархия, а природа ушла в мерзлоту. Единственным оплотом цивилизованной жизни стал Город - простой и чистый Город, стерильный Город, Город неведения, Город, за любое сомнение в работе правительства его тебя могли выгнать на мороз за купол, где бы ты и недели не прожил, городская неженка.
Так же и со мной. Хотя, нет, не совсем так. Я сам ушёл, потому, что меня больше ничто не держало в этом Городе.
Родителей своих я никогда не видел. За все свои 15 лет жизни я имел всего двоих дорогих людей - тётю Амалью, которая умерла, когда мне было 10 и сестрёнку Цусаки, которую военные увезли.
Мы жили в Городском приюте для техногенных сирот. Так называли тех, у кого родители из-за климата умерли. Я знал, что это было не так, и убил их вовсе не климат - тётя сказала - но я молчал, потому что тогда меня нас перевели в другой приют, а техногенный был самым лучшим. Нас там любили, уважали, и друзей мы там имели хоть обдружись, и вроде бы всё было прекрасно и безоблачно - я бы пошёл в академию, устроился пилотом, смог бы обеспечить себя и Цу... А потом, в один прекрасный день, нагрянули военные. Всех детей младше 8, как потом говорила директриса, "описали" и увезли "в другой приют". Узнав о том, что Цу исчезла, я обессилел. На пару недель я перестал контактировать с внешним миром - не говорил, не ел, спал ли - не помню, а через две недели социум принял меня обратно.
— Ю, почему ты молчал?
— Потому, что Цу нет.
— Забудь же наконец.
— Цу я не забуду, а ты - уходи. Навсегда уходи, насовсем.
Так я расстался со своей первой, и, как я потом понял, последней девушкой в своей жизни. Как я, опять таки, потом узнал, она вырвалась из приюта, женилась на активисте-оппозиционере и закончила в аннигиляционной камере вместе с мужем и двумя дочерьми, которых она назвала в честь - удивительно! - меня: Ю и Кико.
Удивительная вещь любовь - она может уйти так же быстро, как и нагрянуть, а может остаться шрамом на сердце на всю жизнь - врагу такого не пожелаю, честное слово.

Поезд продолжал движение. Из-за сильной метели он стал двигаться чуть тише, чем обычно. Я вышел в тамбур вагона и закурил дешёвую сигарету - одну из вещей, которые составляли немногочисленный список моего добра, которого я прихватил с собой из приюта. Глаза, как обычно, чуть защипало от едкого дыма.
— Есть закурить? — раздался негромкий голос слева. Оглянувшись, я увидел юношу примерно моего же возраста, тощего, и, как я понял, очень сильно чем-то подавленного.
— Наверное, - я пожал плечами и протянул парню одну из сигарет. Тот прикурил от моей и, испачкав куртку, медленно опустился на пол по стенке тамбура.
— Куда едешь? - спросил он, выдохнув облачко мутного дыма.
— В Кёсо, - ответил я, переведя взгляд с собеседника на дверь.
— В Кёсо? - с каким-то недоумением переспросил парень. В голосе появился явный интерес, - Что тебе надо в Кёсо, там сейчас помойка та ещё.
Мне показалось, что я почувствовал пристальный взгляд на своей заднице.
— За последние года 3 Кёсо стал городом шлюх. Припахают к работе, заставят военных-пидоров обслуживать, а надоешь - на органы или в Кин.
— Кин? Что это за место?
Собеседник ухмыльнулся.
— Кин - экспериментальная станция военных. Они там над детьми эксперименты провозят. Свозят туда отребье всякое - сирот, бродяг, тех же шлюх - и экспериментируют по-всякому.
Когда он сказал о сиротах, моё сердце как-будто поёжилось. Цу? А вдруг именно туда увезли Цу?
— А откуда ты столько знаешь?
— А ты что, ещё не догадался? Я военным жопу свою продаю! - он расхохотался, обнажая белоснежные зубы, - В Город на их тусовку ездил, сейчас обратно. Я шлюха, друг мой. Грязная шлюха. Кстати, не представился - Ноуэр Крис, можно просто Кирсу или просто Ноу.
— Юкико. Фамилии, к сожалению, нет, - я скромно потупил взгляд.
— Так у меня тоже нет. И имени. Я вру. Все врут.
Поезд едет по снегу.

Когда поезд прибыл в Кёсо, на горизонте уже начали появляться первые лучи мутного солнца. Меня разбудил Кирсу - нежно так, нежным пинком под зад. Сквозь сон я пробормотал что-то вроде "не сейчас, воскресенье", а в ответ получил ещё один пинок - покрепче.
— Какое в жопу воскресенье? Ты вообще где? - слегка раздраженно протянул Кирсу, глубоко вздохнув.
— А... точно, - я с трудом встал и мы вышли из вагона, вливаясь в массу людей, покидающих поезд.
Толпа - вещь страшная, с какой стороны на неё ни посмотри. Попав в толпу человек становится лишь частицей, молекулой в огромной амёбе движения в неизвестном направлении. Он теряет своё "я", личность, и просто двигается, выполняя приказы ядра толпы, если имеется такое. Если нет ядра - они идут. Просто идут тупым маршем, сдавливая друг другу кости, ломая рёбра и теряя сознание от нехватки воздуха, гибнут женщины, дети, старики. Гибнут от нелепого падения, затаптываемые толпой, от накачанных рук военных, которые никогда не считали и не считают себя частью толпы. Сама по себе толпа, а особенно неуправляемая - машина смерти, которой всегда требуется оператор.
Поезд был очень длинный, и поэтому толпа, которая из него высыпала была огромна, как очередной митинг у Городского купола. Тысячи три человек маршем двигались к выходу с вокзала - тысячи три измученных временем и условиями беженцев, которым в жизни повезло не так, как жителям Города. Вот мать, укутанная в бежевый шерстяной платок. Она худа, она мерзнет, а за ней бежит укутанная в десяток курток маленькая, лет семи дочка. Глядя на неё, я на мгновение вспомнил о Цу, и моё сердце словно кольнуло острой иглой. Больно.

— Девочку жалко, - заметил Кирсу, обратив внимание на объект в моём поле зрения, - Затопчут стопудово.
Я огорчённо вздохнул и отвёл взгляд.
— Привыкай, - продолжил он, - В этом городе и не к такому привыкнешь. Детишки - лишь вершина айсберга. Ты знаешь, что ей лучше умереть здесь, а?
Я был очень сильно удивлён и напуган. Глаза мои широко раскрылись, а зубы сжались. Я перевёл взгляд на Кирсу. Тот лишь едко улыбнулся.
— Ну, посуди сам. Если она выживет - они с матерью будут бродяжничать, они по виду последние деньги на билет до Кёсо отдали. Мать департирована, значит работу ей не дадут, а значит для пропитания себя и дочери ей придётся...- парень сделал паузу, и, хихикнув, посмотрел мне прямо в глаза, - Торговать телом. Не своим, дочери.
Меня накрыл приступ немой ярости. Я чувствовал, с какой силой бьётся о мои рёбра сердце, как глаза наливаются слезами, но сдержался, чтобы не ударить Кирсу по челюсти.
- Такие малышки тут ценятся гораздо дороже, чем я, - Кирсу посмотрел в небо и провёл руками по своим каштановым волосам, убирая чёлку с глаз, - Гораздо дороже.
Солнце уже полностью показалось из-за границы ледяной пустыни. Я почувствовал, что стало чуть теплее, чем было. Совсем чуть-чуть, чем было. Да.

Мы с Кирсу отправились на поиски ночлежки. Я знал, что скорее всего очень скоро уеду из города шлюх, но чтобы выжить тут хоть пару дней, мне нужен был опытный проводник. Пейзажи Кёсо меня, как Городского жителя, поражали до глубины души. Здания были в большинстве своём невысокими, ветхими развалюхами, сделанными из серого бетона, покрытого грязью, кровью, и ещё чем-то, но я постарался не задумываться о том, что это было. Вдали слышались выстрелы, изредка проходили небольши группы военных с оружием на перевес. При виде них, Кирсу всегда рисовался: игриво подмигивал правым глазом, кокетливо улыбался, посылал воздушные поцелуйчики. Мне это казалось мерзким, но Кирсу было всё равно - это его работа. Похоже, скоро он заработает на новый шарфик. Или ботинки.
На стене одного из домов я увидел зеркало. Как давно я не видел собственного лица - день, неделю, месяц? Отражение встретила меня с образом довольно высокого, худощавого паренька с чёрными короткими волосами, подстриженными абы как и абы где, карими глазами и царапинами по всему телу. Одет я был в странную чёрную куртку, порванную везде где только можно и в сапоги.
Кирсу был ниже меня. У него были тёмно-каштановые волосы чуть длиннее моих, голубые глаза и царапина на правой щеке. Одет он был в длинный плащ болотного цвета и тёмные штаны, на шее у него был повязан шарф.
— Красавцы, - рассмеялся Кирсу, - Я не знаю, сколько за тебя дадут, но, конечно, выглядишь ты недёшево.
Я покачал головой.
— Я собой не торгую.
- А придётся. В этом городе по-другому никак.
Ночлежку мы нашли скоро. Один старый знакомый Кирсу согласился пустить нас к себе на недельку, при условии что каждый день один из нас будет "платить" его дочери.
— Таи-кун, нехорошо же, - наигранно возмущался парень, стараясь не засмеяться, - Я не смогу трахнуть твою дочь.
— Раз жопу военным подставляешь мою красавицу ты трахнешь с удовольствием, - хрипло рассмеялся Таи и они пожали друг другу руки.

Комната нам с Кирсу досталась неплохая - конечно, не хоромы, но и не помои, уж поверьте. Нам досталась выбеленная комната с двумя кроватями и шкафом, а так же старым телевизором и чайником. Своего санузла у нас не было. Штукатурка, конечно, кое-где облупилась, да и мебель была далеко не последней модели, но в целом всё смотрелось довольно уютно. Войдя в комнату, Кирсу тотчас же плюхнулся на кровать, и, вдохнув аромат стирального порошка, исходивший от простыней, прошептал:
- Это, чувак, запах дома.
Я присел на противоположную кровать и посмотрел на Кирсу. Почему я ему доверился? Я знаю этого человека около четырёх часов, но не знаю кто он вообще, как живёт, да что там, я даже имени его настоящего не знаю! Предаст, сдаст военным - что он может со мной сделать? Ждать пока время покажет? Подожду. А оно-то покажет, обязательно покажет...

Я даже не заметил, как моё простое валяние на кровати постепенно увело меня в мир сновидений. Проснулся я под вечер, когда солнце уже начинало постепенно садиться. Кирсу лежал на кровати напротив обнажённый по пояс и смотрел телевизор.
— О, проснулся? - спросил он, переведя взгляд с какой-то порнухи на экране на меня.
— Даже не понял, что заснул, - я зевнул и, наконец-то, стянул с себя куртку. После нескольких часов сна мне в ней стало ужасно жарко, да и вспотел я порядочно.
— Сходи что-ли в душ, - демонстративно зажав нос протянул Кирсу, глядя как я снимаю с мокрого торса майку. Он на третьем - по лестнице вверх и направо. Не ошибёшься.
Захватив из шкафа полотенце, я отправился по адресу, как можно осторожнее наступая на ветхие половицы лестниц. Санузел оказался скромен - змызганные грязью кафельные стены и полы, ненмого ржавая раковина, такие же душ и унитаз. Скинув с себя остатки одежды, я, впервые за, наверное, дня три, встал под тёплые струи воды.
А ведь в приюте я мылся каждый день, да? Загоняют мальчиков по четверо в душевую и заставляют мыться за пять минут -намыливать голову и тело, смывать это. Многие не успевали отмывать шампунь с головы, приходилось делать это в раковине в туалетах. А ведь это был один из лучших приютов Города, по крайней мере так его позиционировали директора и правительство.
Завершив своё рандеву с душем, я, как и положено, отдёрнул занавеску, и, внезапно, тут же её задёрнул. За занавеской оказалась девушка - невысокая, но с виду старше меня. Её рыжие волосы были собраны в неаккуратный хвост - несколько прядей выбивались из него. У девушки были большие, красивые зелёные глаза. Сообразив, что девушка должна быть смущена появлением напротив обнажённого юноши, я понял, что положение ну очень неловкое. Спасла ситуацию она.
— Извини. Я думала, что ты Кирсу.
— А что, он тебя не стесняется? - глубоко вздохнув спросил я.
— Он спит со мной, чтобы здесь жить. Меня зовут Дзюни, я дочь хозяина этого дома.
На несколько мгновений мне стало безумно жаль Дзюни. Но затем я сообразил, что не отцу платят за то, чтобы спалть с его дочерью, а отец платит за то, чтобы его дочь с кем-то спала.
Я опустился на поддон кабинки и повернулся к Дзюни спиной. Колени я прижал к подбородку.
— Зачем ты так живёшь? - спросил я, закрыв глаза.
Дзюни присела позади меня. Я почувствовал её дыхание в своих волосах, и по моему телу на секунду пробежали мурашки.
— Потому, что мне вас жаль, - прошептала она, - Потому, что я не хочу чтобы такие рабы обстоятельств, как вы оставались в подворотнях на ночь. Для меня ничего не стоит с кем-нибудь переспать, для вас тоже, а, однако, смотри как хорошо - мы и удовлетворяемся и не остаёмся без крыши над головой.
Я повернулся к Дзюни. Её взгляд был опущен куда-то вниз, в пустоту. Дыхание было глубоким и ровным, лицо - спокойным и как будто бы немного грустным.
— Тебе же это не нравится, - шёпотом сказал я, проведя рукой по мягким рыжим волосам Дзюни, - Ты же как и все девушки хочешь любви до гроба, счастья... любви...
Дзюни не ответила. Она закрыла глаза, и из их уголков медленно потекли тонкие полосочки слёз. Я встал с поддона, бесцеремонно сорвал с карниза занавеску, обмотался ей, и, вздохнув, сел рядом с Дзюни, приобняв её рукой.
— Не плачь. Всё будет. Всё будет хорошо.
Она прижалась мокрым лицом к моей груди и заплакала ещё сильнее, ещё горьче, и каждая её слезинка была для меня словно серная кислота.
Значит, спать с кем угодно, чтобы их спасать?
Глупая ты, Дзюни.
Глупая.

— Что-то ты долго, - сказал Кирсу, не отводя взгляда от своего отражения в выключенном телевизоре. Очевидно, парень куда-то собирался - он был в верхней одежде, и, глядя на себя в экран, навадил марафет, как школьница перед первым свиданием.
— Да так... надо было кое-кому помочь, - вздохнул я, падая на кровать.
— Ты что, дрочил что ли? - рассмеялся Кирсу, наконец отстав от несчастного телевизора.
— Идиот ты, Кирсу.
— Да знаю я. Что идиот. Извини.
И с этими словами, Кирсу вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Хлопок был такой силы, что с потолка на меня, как одинокие снежинки, упали несколько крупиц штукатурки.
— Что это он? - вслух спросил я, покачав головой.
Я встал у окна. Оно оказалось не как я надеялся, на улицу, а на небольшой внутренний дворик, где стоял массивный мусорный контейнер. У него возилась Дзюни, выкидывая мусор из огромных чёрных мешков. Бедная, надо будет ей в следующий раз помочь. Обязательно помогу.

Ночной Кёсо - это оплот порока и грязи в терминальной стадии. Как только солнце опускается за обледеневший горизонт и зажигаются неяркие уличные фонари, на улицы как будто фанаты со стадиона высыпают все возможные проститутки, торговцы наркотой и органами, контрабандисты и революционеры, в общем все, кого правительство считает отбросами общества. Кирсу выглядел гораздо приличнее чем большинство публики ночного Кёсо, но по сути оставался всё тем же дитятей разврата. Остановившись у какой-то стены, он прислонился к ней спиной, и, согнув левую ногу, молча закурил. Стоять ему пришлось недолго - скоро мимо прошли три довольно здоровых мужика, один из которых был военным в ужасным шрамом на правом глазу. "может быть, знакомый?" - подумал Кирсу, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить. На той тусовке военных, куда он ездил в город спиртное лилось рекой, нюхали, курили, кололись, и по этой причине почти весь тот день и часть следующего начисто вылетели из головы юноши.
— Привет, детка, - бархатным голосом протянул шрамированный, растянув губы в дьвольской ухмылке, - Хочешь прокатиться с большими дядями?
- Конечно, - сухо ответил Кирсу, втоптав сигарету в ледяную землю, - Конечно, не бесплатно.
- Сколько хочешь, шлюшка?
- Сегодня мне нужна информация. Для знакомого.
- Для знакомого? - собеседник Кирсу удивился, - Анархист что ли?
- Нет. Брат одного ребёнка, которого увезли в, предположительно, Кин?
- Хорошо. Расскажу кого туда в последнее время увезли. Но только если я тебя оттрахаю хорошенько и ты мне понравишься. Нет - пулю в голову и поминай как звали. Зовут-то тебя как?
- Ину. Просто Ину.
"Никогда не называй своего имени. И одинакового имени дважды", - подумал Кирсу. "Эх, достанется мне сегодня. Ю-кун, ты будешь мне по гроб жизнью обязан. Ю-кун..."

Я молча лежал на кровати, устатвившись в потолок уже наверное часа два или три. Так как я выспался днём, а на улицу ночью выходить мне запретила Дзюни, мне ничего другого не оставалось, как остаться в комнате.
Кирсу, где же ты?
Я понимал, что он знает Кёсо как свои пять пальцев, понимал, что это его профессия, его бизнес - продавать тело, но кто, кто знает что никто сегодня не засадит ему в горло пулю? Каждая минута капала мне на нервы, как раскалённый воск, каждая секунда отрывала кусочек надежды. Это как когда увезли Цу. Первые пару дней ты надеешься, что её вернут, потом злишься, потом пытаешься торговаться, пытаешься вымолить у бога, чтобы тебя забрали вместо неё, а затем, наверное, миришься с реальностью. Как это называется, четыре стадии принятия? Да, наверное так.
— Он вернётся, - послышался тихий голос со стороны двери. Я приподнял голову. Оказалось, в дверях, оперевшись на косяк, стояла Дзюни. Она смотрела куда-то вверх, словно надеясь там что-то найти.
— Такие как он не пропадают в начале. Он вернётся.
— В начале чего? - я слегка наклонил голову набок и приподнялся на локтях.
— Пути. Вашего пути. Ты же в Кёсо не просто так, не так ли?
Я кивнул.
— Ты не такой, как Кирсу. У тебя есть вдохновение, душа, цель. Ты ищешь сокровище, и ты обязательно его найдёшь.
Мне показалось, что зрачки зелёных глаз Дзюни сузились, а говорить она стала немного быстрее.
— Найдёшь, обязательно найдёшь, ты найдёшь, а потом потеряешь, но ненадолго, на чуть-чуть, - с бархатного низковатого голоса голос Дзюни сорвался на сопрано, - На чуть чуть, на недолго, на немного, а потом вы снова будете, да, будете, да, да, да! Спаси меня, спаси её, да!
Внезапно, Дзюни упала на пол и задёргалась всем телом. Руки, ноги, всё тело девушки дрожало, словно в конвульсии, словно через неё пропустили ток. Голосовые связки несли полный бред, вперемешку со словами "найдёшь", "спаси", "да" и другими, которые присутствовали в её связнном монологе.
Я бросился к Дзюни с графином холодной воды. Подлетев к ней, словно коршун к мыши, я залпом вылил на неё весь графин, а затем отпрянул. Конвульсии и бред прекратились. Дзюни лежала на полу, тяжело дыша, грудь девушки то высоко вздымалась, то опускалась, зрачки снова выросли, осталась только мелкая дрожь в руках.
На крики Дзюни прибедал её отец и горничная в спортивном костюме.
- Что с ней, что с Дзюни? - хозяин дома бросился к своему сокровищу и положил ладонь ей на лоб - девушку мучал жар.
- Наверное, приступ, - я пожал плечами и отошёл к окну. Не увидев ничего нового, кроме мусорного бака в новом свете, я скоро вернулся обратно в постель. Дзюни унесли в её комнату и вызвали врача, а я снова остался наедине с самим собой.

Через час я вырвался из мрака полудрёмы благодаря скрипу двери.
- Кирсу! - рефлекторно выпалил я.
Но, наверное, то, что я увидел было вовсе не Кирсу, правда?
Что-то измученное и грустное, с незачёсанной каштановой чёлкой на лице. С изорванной одеждой, шарфом, царапинами на лице - теперь уже свежими.
Я мгновенно соскочил с кровати, подбежал к юноше - и, наверное, вовремя же, потому, что именно в этот момент от усталости у него отказали ноги. Кирсу упал на меня, обхватив меня за плечи.
— Ю-кун, - роняя слёзы жалобно протянул он, - Это было ради тебя, Ю-кун. Честное слово.
Каждый звук, вылетавший из горла Кирсу, был для меня, словно нож.

глава вторая /PG-15/

Кирсу пролежал в постели ещё дня три.
Всё это время я спал на раскладушке в комнате Дзюни, чтобы его не беспокоить. Хотя какое там "спал", я и задремать не мог - как же это так получилось, что "это было ради тебя, Ю-кун"? Что я такого у него попросил, что он слёг, обессиленный и изнемождённый?
— Такое бывает, - сказала как-то посреди ночи Дзюни, заметив мрачное поблескивание в темноте моих глаз.
— Что "бывает"? - спросил я, заинтересованно приподняв голову.
— Уходит на заработки вечером, - ответила Дзюни, отведя от меня взгляд, - А под утро приходит весь уставший, иногда в царапинах, на спинах полосы какие-то... Лежит пару дней, а потом снова идёт зарабатывать.
- Он всегда живёт у тебя? Когда в Кёсо?
- Почти.
Мы замолчали. Я отвернулся от Дзюни, а потом, как мне показалось, услышал её же мирное сонное посапывание. Как там говорят? "Спит как ангел"? Да, именно.
На утро четвёртого дня Кирсу спустился позавтракать. Увидев своего приятеля здоровым и, впринципе, бодрым, я еле сдержался, чтобы не вскочить со стула и не обнять его. Вместо этого я, лучезарно улыбнувшись, кивнул ему. Он слабо улыбнулся в ответ и молча сел за стол.
— Господи, Кирсу, что он с тобой делал? - деловито поинтересовался Таи, выкладывая со сковороды на тарелку юноши яичницу.
— Много чего...- сухо ответил Кирсу, глотнув из кружки чая, - Но это того стоило. Я добился своего.
Мы с Таи переглянулись.
— Это касается только меня, и, - Кирсу убитым взглядом посмотрел на меня, - Ю-куна. Это было ради него.
Ну вот, снова - Ю-кун, ради тебя...
А ты не такой простой, каким ты кажешься, Крис Ноуэр. Или нет?
Размышления прервала влетевшая на кухню Дзюни.
- Кирсу! - радостно воскликнула она и набросилась на него с объятьями, - Ты снова ожил.
Он улыбнулся.
— Хоть бы вид сделала, что для тебя это обыденно как, - он косо посмотрел на тарелку, - Яичница Таи-куна.
- Между прочим папа отлично делает яичницу, - Дзюни обиженно надула губки и отпрянула от Кирсу. Тот же, в свою очередь, громко засмеялся.
"Дураки", - подумал я, и, отрезав ножом маленький кусочек яичницы, отправил его в рот.
— Завтра мы уйдём, - тихо сказал Кирсу ближе к ночи, когда мы оба уже собирались ложиться спать.
- Куда? - удивлённо спросил я.
- В Кин. Твоя сестра там.
Между нами повисла свинцовая тишина. Кирсу слегка наклонил голову, так, что его чёлка закрыла лицо до кончика носа и, ядовито улыбнувшись, продолжил.
- Ты просто не представляешь, каких мук мне стоило узнать, что твоя сестра именно там, где мы и предполагали, - подняв голову, Кирсу опустился с кровати на пол, и на четвереньках, как животное, как хищный кот, медленно начал приближаться ко мне, - Ю-кун, это было ради тебя. Ради тебя я позволял за несколько слов драть себя в задницу. Меня избивали, заставляли вытворять такое, что тебе в самых кошмарных снах не снилось. Ад? Ад наверное выглядел бы именно так, если бы он существовал.
Скоро Кирсу оказался на коленях прямо передо мной, и, молитвенно сложив руки, протянул:
- Ю-кун, это было ради тебя. Ты мне благодарен, да?
Но я не смог ничего сказать. Глаза Кирсу как будто бы на мгновение потеряли живительный блеск, превратившись в стеклянные, кукольные.
- Кирсу! - вскрикнул я, и машинально подался вперёд, обнимая его, - Ну конечно я тебе благодарен, Кирсу, я бы что угодно отдал, чтобы тебя отблагодарить!
Мне показалось, что из моих глаз градом потекли слёзы. Юкико, идиот, не плачь. Я почувствовал, как руки Кирсу замком сомкнулись у меня за спиной.
- Просто давай пройдём это вместе. Давай это будет отпущением моих грехов. Я освобожу птицу из клетки, и она подарит мне мою душу. Заново.
- Кирсу... у тебя есть душа, - хрипло говорил я.
- Ты просто меня очень мало знаешь, - отвечал он, а затем, отпустив меня, словно птенец из гнезда, выпал из кольца моих объятий. Глухо ударившись о деревянный пол, он прошептал.
- Я наконец-то нашёл свою птицу.
Но я, наверное, этого не услышал.
- Спасибо, Кирсу. Спасибо тебе.
Всю ночь меня одолевали кошмары. Я попал в психоделический мир, где всё пространство было небольшой комнатой, со стенами выкрашенными в серебро, а на потолке стояла Цу, которая, то собирая свои золотистые волосы в хвост, то распуская их, выдавала бессмысленный набор слов.
- Пройти. Удар в ногу? Книга! Палец! Кактус? Разбор... Золотая мечта, вас не осталось. Дорогая мебель. У-у...
И каждый раз делая паузу после "у-у", она переворачивала мир, и с пола я оказывался на потолке и наоборот. Закончилось всё тем, что голова Цу, разбрызкивая вокруг себя фонтаны фиолетовой крови, сорвалась с её плечей, а из её шеи выплял огромный золотой карп, который проглотил меня.
В холодном поту я проснулся, и, убедившись, что я не в чреве рыбы, глубоко вздохнул и начал успокаиваться. Часы показывали три часа ночи, отвернувшись к стенке на кровати напротив спал Кирсу.
- Кирсу, ты не спишь, - сказал я, протерев рукой глаза.
- Как ты угадал, - он повернулся ко мне и сел на кровати.
- У спящего человека дыхание глубже. Ровнее.
Кирсу улыбнулся.
- А тебе снились кошмары. Ты чуть с кровати не упал. Может, ляжешь со мной?
Я неодобрительно посмотрел на него.
- Пидор ты, Кирсу.
- Нет, - ответил он, - Просто хочу помочь.
- Пидор, - я повернулся лицом к стене и попытался заснуть. Не получилось. Может быть, стоило?... Нет, Юкико, бросай свои пидорские мысли. Тьфу.

Поспать по-человечески мне так и не удалось. Наутро я был похож на приготовленный на пару овощ, по какой-то причине мрачный, как туча. Увидев меня в таком состоянии, Кирсу ликующе засмеялся.
- А я предлагал лечь со мной, - сказал он, похлопав меня по плечу, - Выспался бы.
- Да отвали уже со своими намёками к чёртовой матери! - резко отдернул плечо я и дал Кирсу звонкую пощёчину.
Повисла тишина. Почти бесшумно Кирсу поднял руку и положил её себе на ударенную щёку.
На лестнице чуть выше кто-то раздёрнул занавески, и в глаза Кирсу попали лучи солнечного света. Тот не моргнул, а его зрачки сузились до размеров крошечных точек. Кирсу без зрачков в ярком снопе света походил на душу мертвеца, покидающую своё тело.
- Кирсу...- прошептал я, протягивая к нему руку. Тот поднял свою свободную руку, останавливая меня, а затем улыбнулся и закрыл глаза, слегка повернув голову влево.
- Извини, Ю-кун, - сказал он, - Наверное, ты по-другому воспитан или вроде того.
Я промолчал и прошёл вниз мимо него. Кирсу остался стоять на лестнице, не меняя ни положения, ни улыбки на лице.
Скоро он спустился ко мне вниз.
- Мы сегодня же отправимся в Кин, - сказал он, - Мы отправимся в Кин, и нам понадобится нямка и всякое такое. Ты сходишь на базар, купишь еды, а я возьму нужные вещи у Таи-сана. Идёт?
- Хорошо.
Кирсу сунул мне а руки несколько мятых купюр и лёгким толчком руки вытолкнул меня из дома, кинув мне вслед куртку.
"Странный он какой-то", - подумал я.
Обледеневшая земля Кёсо, политая противоскользящим реагентом то поскрипывала, то посвистывала под резиновыми подошвами моих сапогов. Температура была довольно тёплая для конца осени - около нуля или чуть меньше. За все несколько дней, что я прожил в Кёсо я почему-то не выходил дальше внутреннего двора.
Предвзятое отношение к "городу шлюх" не выпускало меня из дома? Возможно, да. Да, точно.
От городского базара дом Таи распологался минутах в пяти, однако у меня дорога заняла немного больше - наверное потому, что я часто тормозил, чтобы посмотреть на довольно бедные, но очень милые улицы Кёсо. Между купюр я нашёл небольшой список того, что нам с Кирсу требовалось. Канистра бензина?... Кое-что из непортящейся еды?... Кирсу, что ты там затеял?
- Ну что, поехали? - спросил Кирсу, который встретил меня перед домом, заливающим бензин в снегоход на лезвиях.
- А Дзюни и Таи-сан... как же прощания, типа того? - поинтересовался я, удивившись, что их не столо на пороге.
- Они...- Кирсу отвернулся, опустив голову, - Таи-сан уехал в гости к кузине, а Дзюни ушла к подруге.
- Хорошо...
Не спрашивая Кирсу, я вошёл в дом, чтобы взять фотографию Цу, которую я оставил на столике в спальне.
Удивительная вещь - старые потолки! Если на чердак протечёт дождь или что-нибудь ещё, то в комнатах на верхних этажах всяко случится потоп. Мы с Кирсу жили на предпоследнем этаже, на верхнем же жила Дзюни. Фотографию Цу я нашел сразу, но как только я взял её в руки, на щёку Цу на фотографии внезапно упала маленькая красная капелька. Я вздрогнул. Обмакнув в неё мизинец, я попробовал её на вкус.
Меня передёрнули. Кровь. Кровь человека. Сунув фотографию Цу во внутренний карман куртки, я ринулся на верхний этаж, и, с ноги выбив дверь, ворвался в комнату Дзюни.
Почему это так больно?
Посреди комнаты, раскинув руки и ноги, словно звёздочка, лежала Дзюни, небликующий взгляд которой был устремлён в потолок. Ровно в середину грудной клетки был вонзён здоровенный тесак, который вошёл в девушку почти по рукоятку. Вокруг девушки образовалась огромная лужа крови, казалось, что все те несколько литров её, что были в её теле оказались на полу, протекали между досками, падали на нижний этаж. Я остолбенел. Я хотел кричать, хотел проклинать себя за то, что ушёл, хотел искать виноватых, хотел... а что, я много чего хотел, только сделать не мог.
Прости, Дзюни, я не спас тебя.
- Она сама это сделала, - эхом отозвался голос позади меня. Я с трудом обернулся. Мокрыми от слёз глазами я разглядел силуэт Кирсу, - Она забыла принять таблетки и у неё случился приступ. Таи-сан правда уехал. Я не виноват. Давай просто уедем.
Ничего не ответив, я подошёл к телу Дзюни. Даже после смерти она казалась мне милой и беззаботной девочкой, которая верит в сказки про принцесс и фей, рыцарей, королей... Маленький кулон в виде солнышка поблескивал на её шее.
- Прости, Дзюни, - прошептал я молча и снял его с шеи покойницы, застегнув его на шее у себя, - Я никогда тебя не забуду.

Оставляя за собой две ровные прорезаемые во льду линии, снегоход нёсся по обледеневшей земле в сторону, предположительно, военной базы Кин. Руль на себя взял Кирсу, сказав, что с этой штукой знаком, а я сидел позади него, одной рукой держа его за талию, а другой разминая между пальцами кулон Дзюни. Изредка я покусывал нижнюю губу, чтобы вернуть себя к реальности - да, Юкико, да, она мертва.
Интересно, а про её смерть Кирсу солгал?
- Таи-сан, - тихо произнёс я, чуть подавшись вперёд, - Он обвинит во всём тебя. Ты убил его дочь. Ты угнал его снегоход.
- Он меня знает и понимает, - не отводя глаз от заснеженной земли сказал Кирсу, - Я бы никогда не тронул Двенадцать-тян.
- Двенадцать? - удивлённо спросил я.
- Дзю-ни, - по слогам ответил он, - Это японский. По-японски Дзюни значит двенадцать.
- Ясно...
"Странное имя" про себя подумал я и слегка отпрянул от Кирсу. Между нами пролетел робкий ветер северной земли, слегка опалив холодом его спину и мой живот. Я хотел было снова прижаться к Кирсу, но, вспомнив диалог прошлой ночи, передумал.
Кёсо уже остался далеко позади. Я и Кирсу неслись по огромной ледяной пустыне на старом снегоходе Таи, которого дома ждал кровавый сюрприз. GPS-навигатор на руле снегохода показывал, что ближайшее место обитания людей - научная станция Дзюхати - находилась в примерно сотне километрах от нас. Стабильная скорость нашей машинки была семьдясят пять всё тех же километров в час, и поэтому нас ждало чуть больше часа не сильно разнообразного пути. Я снова огляделся. Под нами был серо-бурый слой неровного льда и снега, не слишком твёрдого и не слишком рыхлго, бодро рассекаемого лезвиями снегохода. Вокруг на сотни километров не было ни домов, ни людей, ни такиж же как мы с Кирсу бесбашенных идиотов, которым не лень нестись на верную смерть, никого.
Через пятьдесят километров молчания мы переехали железную дорогу. Точнее, перешли - у неё мы затормозили, и машину пришлось переносить на руках - до ближайшего переезда было тридцать километров влево. Мы с Кирсу бранились, ранили руки лезвиями, но эту незначительную преграду всё же преодолели.
- Эх...- уставший Кирсу припал спиной к перенесённой машине и исподлобья, каким-то странным не то наркоманским, не то просто усталым взглядом посмотрел на меня, - Ю-кун, ты умеешь управлять этой дрянью?
Я косо посмотрел на снегоход. С виду машина была несложная, всего-то газ, тормоз, поворотник... Да и ездил я вроде на такой лет в 12, когда мы с группой детского приюта ездили из Города в ближайшие пригороды - по-моему, на закрытое куполом озеро, в котором ещё можно было купаться...
- Да, наверное смогу.
- Отлично. А то у меня руки устали держаться.
Заняв место Кирсу, я, заведя мотор и надавив на газ, привёл снегоход в движение. Пока руки, не приноровившись к рулю, то и дело срывались, снегоход болтало из стороны в сторону. С трудом выровнявшись, я наконец-то сверил наше положение с координатами Дзюхати и мы поехали дальше.
Кирсу, в отличие от меня, не быд скромником, всячески подчёркивающим свою гетеросексуальную ориентацию. Только оказавшись за мной, он обхватил меня за талию обеими руками и крепко ко мне прижался, прикрыв глаза. Я хотел было что-то возразить, но, о, господи, он был таким тёплым, что я не смог попросить его отделиться от меня. В какой-то момент мне показалось, что он спит, но даже во сне его руки держались за меня крепко, как титановый замок держится за дверь.
Скоро мы наконец оказались рядом с Дзюхати. Солнце уже начало постепенно скатываться с неба, и пусть было светло, на станции уже зажгли огни. Едва мы появились на горизонте, из небольшого здания вышла человеческая фигура, которая замахала нам огромными рукавицами, зазывая к себе.
- Э-эй! - эхом отдавалось в дали, - Сюда!
И вот, наконец, мы поравнялись со станцией. На встретили два человека - высокий бородатый темноволосый мужчна и, ниже его, девушка лет двадцати пяти, блондинка с волосами собранными в хвост. На носу её красовались очки.
- Добро пожаловать на станцию Дзюхати! - хором сказали они.
- Спасибо, - ответил я, слезая со снегохода. Кирсу же молча отпустил меня и начал снимать навьюченные на снегоход вещи.
- И что привело вас к нам? - по-детски задорным голосом пропела блондинка, прижав руки в огромных варежках к груди.
- Мы едем в Ки...- начал было я, но Кирсу меня перебил.
- В Кирен, - сказал он, локтем ткнув меня промеж лопаток.
- Да, в Кирен. И мы хотели бы переночевать у вас.
- Конечно! У нас как раз сейчас свободные места, многие учёные ушли в отпуск!
Она что, солнечным светом питается?

На станции мы недурно устроились. Быт местных исследователей был суров и беден, но вполне пригоден для существования. Внутри станция Дзюхати состояла из трёх сегментов - жилого, кухонного и санитарного. Станция была рассчитана на постоянное проживание пяти человек, но сейчас на ней жили только двое - учёным урезали финансирование или что-то вроде того. Я не был в курсе научной жизни нашего государства.
Мы с Кирсу не стали особо раскладываться - всё-таки наутро мы собирались продолжать путешествие. Мы даже сумки особо не разбирали - ну только отдали в холодильник немного еды как плату за проживание.
Скоро солнце начало стремительно падать с небосвода. На Дзюхати зажгли огни. Я вышел из здания станции, чтобы посмотреть как ученая-блондинка стала запускать генератор уличного света. Её, кстати, звали Ису, а её напарника - Ситигацу.
- Помочь? - спросил я, устроившись на каком-то большом ящике.
- Нет, спасибо, - солнечно улыбнулась в ответ Ису, прищурив глаза, - Я уже привыкла. Каждый день я запускаю генератор, чтобы если кто ночью заблудился между городами, мог найти людей.
- Благородно, - я тоже попытался улыбнуться.
Я почувствовал сбоку шорох. В дверном проёме появился Кирсу с кружкой чая, испускающей вокруг себя клубы пара.
- Не боитесь, что ночью прибегут всякие ночные твари? - он улыбнулся и как-то дьявольски упёрся взглядом в Ису. Та на секунду задумалась, приоткрыв рот и уставившись в небо, а затем собралась и ответила Кирсу со всё той же улыбкой.
- Да какие тут твари. Во льду никто не живёт, только учёные. Слишком холодно, - она снова посмотрела в темнеющее небо, - и слишком пусто. Наверное.
Кирсу пожал плечами и снова скрылся, очевидно, впав в раздражение от солнечных реплик девушки.
Запустив генератор, который зажёг на доме учёных иллюминацию, похожую на новогоднюю, она села на ящике рядом со мной и приподняла воротник куртки. Я вгляделся в её черты лица - хрупкая, как будто хрустальная. Ису была низенькая, с островатыми чертами лица, слегка курносым носом. А глаза... Её янтарные глаза напомнили мне глаза Цу. Они всегда были яркими и светлыми, излучали радость и счастье...
Мысль о Цу лезвием прошлась по моему сердцу, а из глаза выпустила глупую слезу, которая быстро пробежалась по моей щеке и исчезла.
- Что-то случилось? - спросил тихий голос Ису.
- Да нет... ничего, - я опустил взгляд и глубоко вздохнул.
Чьи-то руки тепло меня приобняли и я почувствовал у себя над ухом теплое дыхание.
- Не лги мне, - нежным шепотом протянула Ису.
И я выложил всё. С самого начала. Я рассказал о Цу и приюте.
О поезде.
О Кёсо.
О Дзюни.
О Кин.
Обо всем.
Она меня внимательно слушала, словно впитывая в меня каждый слог, каждую букву, а в самом конце разжала объятья, и, мокрыми от слёз глазами посмотрела в мои и прошептала:
- Так ради любимого человека ты готов лишиться жизни?
- Да, наверное, - ответил я.
Солнце полностью скрылось за обледеневшим горизонтом. Мы были потолком, а морем под нами была тёмно-синяя масса из неба и звёзд.
- Давно здесь не было чистого неба, - сказала Ису, - Давно.
Падающая звезда. Неужели звезда? Неужели я первый раз в жизни вижу падающую звезду? Я сорвался с ящика и побежал в сторону летящей точки, про себя повторяя желание "Увидеть Цу, увидеть Цу, увидеть Цу". Я бежал довольно долго, скоро от усталости упав на лёд.
Она осталась сидеть там, провожая взглядом звезду.
- Пусть Юки-сан будет со мной, - она сложила руки вместе - Он не должен пропасть.
- Он не твой, - сказал голос неподалёку от неё. Ису испуганно обернулась - никого? Странно. Успокоить разум просто, но организм...
Её сердце ещё долго билось слишком сильно. Честно-честно.
Я остался лежать на льду. Перевернувшись с живота на спину, я уставился в звездное небо. Скоро рядом со мной легла и Ису.
- Ты за меня волновалась? - внезапно спросил я.
- Ну... - протянула она, - Есть немного.
- Ты же говорила что здесь некого бояться.
- Кроме самого себя. Ты и есть свой главный враг. Много людей в безумии уходили во льды...
- Я не безумен.
- Все мы немного безумны.
Внезапно, она ловко перевернулась и оказалась стоящей на четвереньках надо мной.
- Я, например, безумно люблю влюбляться с первого взгляда.
Моё сердце бешено забилось. Я бы понял, если бы я ей нравился, она мне тоже была не совсем безразлична, но любовь... За столько времени она невозможна.
- Ису, я, - начал было я, но закончить не успел. Освободив руки, Ису оказалась лежащей на мне, и, не дожидаясь моего ответа, прижалась к моим губам в поцелуе. Я слегка растерялся, но скоро, чёрт бы побрал инстинкты, начал отвечать ей, наверное, приведя её в восторг. Она водила пальцами по моим волосам, я по её, и в целом, всех это, наверное устраивало.
Эй, Кирсу, а мне повезло, что я тогда не увидел твоего взгляда?

глава третья /NC-17/

Научно-исследовательский центр, находящийся на военной базе Кин, был наверное самым мрачным и опасным местом среди всех мест на нашей выпотрошенной планете. Среди казарм и центров боевой подготовки это здание стояло огромным особняком из стали и бетона с угрожающей надписью "НИЦ Генетических исследований" на стене. Даже некоторые военные побаивались его - никто, кроме работников, и, разумеется, самих подопытных, и не подозревал, что творится внутри, а вещи внутри царили, поистине, ужасные.
Вы когда-нибудь слышали об Абсолютном оружии? Раньше его называли биологическим и подразумевали пушки с сибирской язвой или вроде того, а теперь оно стало Абсолютным и подразумевает под собой, скорее всего, людей с измененным ДНК. Используя технологии, сущность которых одному Дьяволу известны, учёные меняли генетический код людей (детей, чаще всего девочек) и превращали их в машины для убийств с невероятными, а то и сверхъестественными силами.
Детей содержали в жестоко отгороженных камерах-боксах.
Общались только через внутреннюю радиосвязь.
Вещества им вводились руками-роботами, то есть электронными манипуляторами.
И всегда, всегда из стены торчал автомат, готовый в случае неповиновения расстрелять милых девочек в фарш.
Как это мило, правда?

Кагура Аоикава уже третий месяц работала в НИИ. Довольно симпатичная брюнетка с длинными волосами, чаще всего убранными крабиком назад, издали она напоминала соблазнительную красотку, но вблизи, как только бликовали очки, она становилось ботаником-дурнушкой. Кагура была стажёркой-генетиком, которую приписали к одному из первых "образцов", созданных учёными. "Образец" имела код "001UMNK", за что в кругу приписанных к ней учёных стала ласково называться Уминеко, то есть Чайка. Из всех созданных в НИИ существ, Уминеко была самой общительной и наименее агрессивной. А ещё, в свои одиннадцать, она была отличным психологом, понимала всех, могла дать совет и поддержать человека.
Кагуре было страшно. Приписанная к UMNK, она не имела права знать об остальных разработках НИИ, но слухи, ходившие по Центру, даже бывалого военного могли пробрать до мозга костей. Иногда Кагура плакала. Тогда она убегала к камере Уминеко, включала радиосвязь, и выговаривалась.
Ну вот как в тот день. Кагура снова пришла.
- Привет, Кагура-тян, - ласково сказал подёрнутый радиопеленой голос Чайки. Кагура удивилась - через окно она её увидеть не могла - стекло было односторонним, да и она ещё не представилась.
- Привет, Уминеко. Как ты? - спросила Кагура, поправив очки на носу.
Уминеко повернулась и улыбнулась. Девочка была похожа на анорексичек из пропогандистских фильмов - рёбра, тазовые кости, локти и колени - всё неестественно торчало, пугая. Волосы её были абсолютно белыми, чуть ниже лопаток, глаза - голубые, которые, казалось, смотрели прямо на Кагуру через непроницаемое стекло.
- Раньше у меня были чёрные волосы, - сказала Уминеко, - Я иногда вспоминаю себя - до. Я была пухлой черноволосой школьницей.
Кагура отвернулась от Чайки и посмотрела на пульт с датчиками. Жизненные показатели девочки были в норме.
- К нам идут, - внезапно сказала Уминеко, - Я чувствую, что скоро придут нездешние, из Мира. За какой-то из нас.
Кагура испугалась. Она привыкла к отсутствующему тону Чайки и странным речам, но не настолько странным. Чтобы не упасть, она решила опуститься на стул.
- Ты знаешь что творится в других секторах? - спросила Уминеко. Кагура отрицательно кивнула.
- Там другие. Наверное штук семь проектов. И ещё около пятидесяти незадействованных, в приюте. В искусственных условиях.
Уминеко встала с колен и подошла прямо к стене, где должно быть стекло, прижалась худеньким нагим телом к нему.
- У-ми-не-ко, - по слогам тянула она, - И-ти-га-цу, Ро-ку-дзю, Ми-цу, Ха-на, Ру-на... и Са-цу-ки. Девочки. Они иногда говорят со мной. Телепатия - одна из генетических штучек твоих коллег.
Кагура затряслась всем телом. Она резким пинком оттолкнула стул на другой конец комнаты оператора бокса, но присутствие Уминеко в своей голове продолжала ощущать.
- А знаешь кому хуже всех? - спросила девочка, по гладкой стене словно стекая вниз, - А хуже всех Сацу-тян... она говорит что её мучают... вонзают в руки ножи...
- Хватит...- боязливо подала голос Кагура, - Хватит, Уминеко...
- Они разрезают её на куски и собирают...
- Хватит... ХВАТИТ!
Сорвавшись, Кагура заработала себе огонёк безумия в глазах. Оторвавшись от стула, она нажала на пульте красную кнопочку с надписью "SLEEP MODE", и со вздохом проследила за тем, как серебристый газ заполнил бокс, и проект "001UMNK" упал на мягкий пол и заснул детским сном.
- Прости, Уминеко-тян... Я не хотела, - сказала Кагура и покинула операторскую.
"Уминеко, Итигацу, Рокудзю, Мицу, Хана, Руна, Сацуки. Кто же вы такие, чёрт вас дери?" - думала девушка, глядя в чашку кофе в комнате отдыха.
Но что она могла там увидеть, кроме своего лица, тёмного от кофе, мокрого от слёз?

Поцелуй Ису-тян сладчайшей чёрной меткой отпечатался на моих губах. Первый раз?.. Вовсе нет, я уже упоминал о том, что у меня была девушка, но, в отличие от неё, Ису целовалась гораздо более по-взрослому: чуть крепче, но страстнее и нежнее в разы. Когда наши губы разомкнулись, Ису покраснела, словно школьница, и убежала, оставив меня одного лежать на льду неподалёку от станции.
С полминуты я лежал на земле, пытаясь осознать произошедшее. Кулон Дзюни всем своим золотом пытался прожечь во мне отверстие, но что-то ему очень сильно мешало это сделать. Быть может холод?
- Ну... и как? - послышался равнодушный голос за моей спиной. Встав и отряхнувшись от крупиц снега, я увидел Кирсу, и впервые мне показалось, что его всегда весёлые глаза с задорной искоркой хитрости и ярости потускнели, как гаснут уличные фонари по утрам.
- Странно, наверное, - я пожал плечами и посмотрел в небо. Восточный ветер погнал по незадолго до того чистому небу стайки тёмных облачков, которые были похожи на толпы людей - спешащих куда-то, бесцельных и посредственных.
- Странно? - равнодушие вмиг сменилось удивлением, - Ты что, ни разу не целовался с девушкой?
- Да нет же! - я снова посмотрел на Кирсу и возмущенно скрестил руки на груди и насмешливо улыбнулся.
- Ю-кун...- Кирсу внезапно отвёл взгляд, - А ты никогда не пробовал... ну... целовать другого парня?
Сначала я впал в ступор. Такой невинный вроде вопрос для меня прозвучал, как абсолютно прямое "Ты - гей?
Затем я засмеялся.
- Ну, Кирсу, разве я настолько похож на педика? Ну ты даешь.
Он не ответил.
Боже, сделай так, чтобы я забыл его взгляд, который в ту секунду поразил меня, как разрывной патрон по душе.
Имя - неизвестно (возможно, Крис Ноуэр), род занятий - проституция. То, что для меня было неестественно, неправильно, для Кирсу казалось делом обычным. То, на что у меня было наложено вето для него было способом зарабатывания денег. Я ужаснулся, едва услышав невинный вопрос о поцелуях с парнем, а тем, кто его целовал наверное не было счёта. Десятки? Сотни?
Возможно.
Пораскинув мозгами, я понял, что был несправедлив по отношению к нему. В конце концов, не мне смеяться над ним только за то, что он был бисексуалом.
Кирсу не разговаривал со мной до времени отхода ко сну. Закутав половину лица в свой тёплый светло-салатовый шарф и оставшись в голубом свитере и чёрных штанах, остаток дня он провёл помогая Ситигацу с косметическим ремонтом Дзюхати.
- Прости, - внезапно сказал он перед сном, скрестив ноги сев на противоположной кровати.
- Меня прости, - ответил я, улыбнувшись, - Я вёл себя как тупой баран.
- Возможно, - Кирсу захихикал, прикрыв губы ладонью.
- Если хочешь, можешь лечь со мной, - кивнув мне, сказала проходившая мимо Ису, уклонившись от злобного по неведомой мне причине взгляда Кирсу.
- Давай, - пожал плечами я. В конце концов, так будет гораздо теплее.
Взяв под руки подушку и одеяло, я, смято бросив через плечо "спокойной ночи" для Кирсу, я ушёл за Ису в женский сегмент. Она сидела там, напевая что-то под нос, закрыв глаза.
Ису, ты не говорила, что ты ещё и поешь прекрасно.
Ису, может быть...

Кирсу привык к экстремальным условиям, и поэтому в стационарной, похожую на больничную, пижаме станции Дзюхати он мог выйти на двадцатиградусный мороз абсолютно без труда. Найдя сигареты, он закурил, всматриваясь в ночное небо.
Падающая звезда?
- Дай мне ещё немного безумия, - выдохнув облачко серого дыма протянул он, - Совсем капельку.

- Ты слышала, Кагура в последнее время неспокойная какая-то! - секретарша Акаикава из НИЦ в Кин, рыжая девушка одетая в офисный костюм, подчеркивающий её приличный размер груди и широкие бедра перегнулась через стойку регистрации проходящих в первый сектор. Ещё две секретарши помладше рангом, женщина-учёный и молодая стажерка впитывали каждое её слово и при каждой паузе странно хихикали.
- Я тут узнала, что она стала много ходить к Уминеко, - задумчиво протянула стажёрка, гребешком проводя по своему аккуратнейшему каштановому каре, - Наслушалась бреда десятилетки на обезболивании.
- Да какие там обезболивающие, - возразила женщина-учёный. Её чёрные волосы были собраны в пучок, обтянутый белой сеточкой, - Её вводили вещества непосредственно в мозг. Она что-то типа экстрасенса, понимаешь?
- Бедная девочка, - в один голос вздохнули секретарши, которые вообще не имели к дискуссии отношения, но поддакивать умели и любили.
- А ещё, - Акаикава ещё больше приблизилась к ушам собеседниц, - А ещё Кагура заинтересовалась в остальных проектах. Она даже их коды откуда-то узнала.
- Может, шпионка? - спросила стажёрка.
- Нет. Я вам говорю - что-то нечистое в нашей зоне стерильности. Нечистое, я тебе говорю.

- Как это произошло? - спросил я, очнувшись только под вечер следующего дня. Я стоял напротив свежевыбитых во льду могил, рядом с которыми Кирсу воткнул корявые кресты. Рядом с ними лежали два обезображенных окровавленных трупа, в которых я с трудом мог узнать Ису и Ситигацу. Меня шатало, наверное по этому я не плакал - не было сил.
Очевидно, нас с Кирсу что-то оглушило. Или кто-то, а потом вынесло учёных на улицу, и, вооружившись ледорубом, принялось кромсать человеческую плоть.
Особенно досталось лицу Ису, которое не узнала бы и мать родная. Глаза были выколоты, зубы выбиты, волосы местами были выдраны клочьями. Всё тело её было покрыто синяками и царапинами, шея была рассечена, казалось, из неё до сих пор сочилась кровь.
Ситигацу не был лучше, о, ничуть. Живот доброго великана был рассечён ножом. Кирсу неуклюже пытался заклеить аккуратно разорванное брюхо Ситигацу, но безуспешно - даже из формы торчали некоторые участки кишечника. Безумно раскрытые глаза покойника смотрели в небо, которое, как будто смеясь над всеми, наградило день солнцем.
Меня затошнило. Я отошёл за угол станции, и, вывернув наружу всё содержимое желудка, вернулся.
- Не плачь, - сказал Кирсу, держа на руках тело Ису, - Ты не мог ничего сделать.
С глухим стуком тело девушки упало в ледяную могилу, окропив её ровные стены красными разводами.
Ситигацу мы сбрасывали вместе. Он был крепким мужиком, и один Кирсу его бы не поднял. А Ису даже после смерти оставалась лёгкой и изящной, да, такой она и была.
Кирсу залил покрытые новым слоем снега трупы водой.
- Чтобы льдом заросли. Такой подарок новым поколениям, - мрачно пошутил он. Мне хотелось ответить ему на это смачным пинком в солнечное сплетение, но в конце концов я передумал - друг всё-таки.
- Что произошло, Кирсу?
- Нас с тобой ударили по голове. Этих, наверное, тоже, но они сопротивлялись. Военные, наверное, - он пожал плечами, - Нам с тобой повезло, друг.
- Ага... - я посмотрел в могилы ещё раз. Кровавые очертаний становились всё более смутными, - повезло.

С Дзюхати мы уехали в тот же день. Чувства к Ису я похоронил в месте с ней, оставив на кресте медальон Дзюни.
Никакой больше.
Никакой больше любви в этом путешествии.
Ах, да, что-то я не могу вспомнить... вышибло из головы.
Господи.
Прошлой ночью я переспал с Ису. Нет, серьёзно, из-за удара по голове это вылетело у меня из головы.
Я помню, как мы болтали, сидя на кровати, она рассказывала мне про "Асагири но Утау", песню утреннего тумана - ту, что она пела, когда я пришёл. А потом мы снова поцеловались, и тут уже не было выбора. Я медленно, дразня Ису, расстёгивал пуговицы на её пижаме, медленно стягивал с неё штаны, получая то ли за это, то ли за что-то ещё царапины от её ногтей на своей спине. Я целовал Ису шею, проводил языком по её мочке уха и её груди. Я чувствовал, что мы дышали в такт, мы были одним, одним целым, одной кровью и плотью, да, даже тогда.
А потом мы соединились полностью. Ису выдохнула чуть сильнее, чем обычно, а когда мы начали двигаться вместе, она начала стонать, заставляя меня делать это всё жестче и жестче. в конце концов, мы с Ису громко вскрикнули и, затем, обессиленно легли рядом с друг другом.
Она молчала. А потом, прихватив пижаму, отправилась в душ, оставив меня одного.
То ли я потом уснул, то ли забылся, то ли меня ударили по голове уже тогда - кто знает, кто знает...
Но почему-то этот момент вылетел из головы.
А она не сказала, что любит меня, эй.
Кирсу я решил не говорить.

-Разрешите мне доступ в остальные сектора, - железным голосом сказала Кагура, сев напротив руководителя научного центра в Кин. Руководитель чем-то был похож на президента какой-нибудь заносчивой страны - без повода гордый и пафосный, характером похожий то на льва, то на павлина.
- На основании?...- играя с интонациями отвечал он, попивая кофе из позолоченной чашки.
- Пожалуйста. Хотя бы к одному сектору. К третьему, к седьмому - без разницы!
- На основании?...
- Мне... мало работы в первом секторе. У нас всегда спокойно.
Руководитель рассмеялся, обнажая свои белые, когда-то выпрямленные зубы.
- Вам слишком спокойно у нас в Кин? Вы вообще знаете куда попали?, - нахмурившись начал он, - Наши девочки - это такие маленькие бомбы замедленного действия. Вот вы, - он взялся за бейджик Кагуры, на котором каллиграфическим почерком секретарши Акаикавы было выведено "Аоикава Кагура" и стоял штрих-код "001UMNK", - приписаны к Уминэко, да? Даже там случаются, так сказать, эксцессы. Она может ментально воздействовать на людей.
- Это не страшно, - настаивала Кагура, - Я хочу поработать и с остальными, как вы их называете, девочками.
- Ты хочешь проблем?
- Нет, не проблем. Хочу материал.
Руководитель достал из стола папку, пухлую, как небольшой толстый кот.
- Вот. Материал по проекту "007SCK". Если полистав это, вам все ещё захочется посещать такие опасные сектора, обращайтесь.
- Вы так просто раздаёте секретные бумаги?- удивилась Кагура.
- Ни для кого не секрет, что Сацуки - проблемная девочка. Это толстая папка - список её проказ. Мило, не правда ли?

Города мы достигли довольно скоро. Как потом выяснилось, база Дзюхати принадлежала отнюдь не научному управлению по Кёсо, а научному управлению по Кирену, куда мы и приехали. В отличие от того же Кёсо, Кирен был городом сравнительно молодым и благоустроенным - над ним уже, как и над Городом, стоял тонкий и блеклый купол, а температура внутри напоминала середину весны.
Завидев КПП, Кирсу нахмурился.
- В чём дело? - спросил я, слегка склонив голову набок.
- Не ожидал я этого. Нужно было сразу уходить на Кин, - голос Кирсу звучал встревоженно, но в то же время с нотками недоумения и лёгкой обиды, - Не люблю светить паспортом.
- Фальшивка что ли?
- Конечно. Кто ж такой шлюхе как я настоящий выдаст.
Как оказалось, их у Кирсу было три - для военных, для больниц и для проезда через разнообразные контрольно-пропускные пункты. Общее в них было только одно - инициалы: Кирсу всегда представлялся как К. Н. У меня, к его недовольству, паспорт был один, и то настоящий, какой выдавали всем в нашем приюте. Серенькая книжица скромно рассказывала, что я - Юкико 186588403665927, родителей нет, родственники мертвы, а сестра считается пропавшей без вести. Проживаю, как водится, в приюте для "техногенных сирот".
Меня, к счастью, досматривать не стали - очевидно, интересным не показался. Паспорт Кирсу же излядели вдоль и поперёк, стараясь найти хоть что-нибудь противозаконное или фальшивое. К счастью, работа мастеров-изготовителей была искусной, и у военных не возникло никаких подозрений. Вскоре, мы оказались на улицах чистенького Кирена, бросив нашу тарахтелку-снегоход на ближайшей стоянке.
Кирен был белым.
Всё в нём - дома, дороги, одежда городских служащих - всё было белым. Купол проецировал сам на себя изображение голубого неба, яркого, как будто в солнечные день, и нас, неподготовленных "туристов", город словно пытался ослепить. Выругавшись, Кирсу надел тёмные очки, похожие на пилотские, которые он до того не доставал.
- На случай сильного снега или ещё какой-нибудь хрени, - пояснил он, скаля зубы.
Я старался бороться со светом как мог. В конце концов, я просто решил идти, прикрывая глаза ладонью.
Температура в Кирене была весенняя - около десяти-пятнадцати по Цельсию. Изредка среди белой идиотии попадались зелёные растения, которые, к счастью, давали отдых глазам. Цвели синтетические сильно пахнущие цветы. Мимо пробегали домашние кошки.
В отличие от дикого пацана Кёсо, Кирен был кроткой девушкой, которая всё содержала в порядке и любила себя украшать.

Израненные тела.
Размозженные лица и конечности.
Оторванные головы.
Сломанное оборудование.
Всё на бумаге, в отчётах, фотографиях, от которых казалось исходила аура смерти и смрадный запах мертвечины.
Сидя в коридоре перед кабинетом руководителя, Кагура пролистывала и пролистывала страницы в папке, которую он ей дал.
- Ноль ноль семь, Эс Цэ Ка...- вздохнула она, на секунду отведя взгляд от очередной фотографии трупа и посмотрев на лампу на потолке. Та источала ровный белый свет, который, казалось, иногда слегка подрагивал, - Сацуки...
Проблемная девочка, список проказ? Ха, да материалов из этой папки хватило бы на поколение фильмов ужасов. Но Кагура терпеливо читала, стараясь понять, в чём же дело.
- Вы всё ещё хотите перевестись в другие сектора? - спросил руководитель, когда Кагура вернулась в кабинет и бросила папку ему на стол.
- Нет, - начала она, - Я хочу перевестись в седьмой сектор. К образцу "007SCK".
- После всего, что вы прочитали? Милочка, да вы самоубийца.
- Я знаю, что я делаю и во что ввязываюсь. Это всё ради вашей науки, господин руководитель. Если вы не можете её контролировать, то что сможет?
Руководитель озадаченно умолкнул.
- Вы готовите живое оружие, чтобы атаковать кого-то? Да вы ничего сделать не сможете! Она не знает, кто друг, а кто враг! Я хочу, чтобы вы перевели меня туда, я хочу научиться контролировать её мыслительную деятельность. У меня даже план созрел...
- Кагура. Аоикава Кагура, - задумчиво протянул руководитель, - Знаете, у меня рука не поднимется подписать приказ. Вы слишком милая, чтобы отправлять вас на седьмой круг Ада.
- Я не должна для вас быть милой, - отрезала она, - Для вас я должна быть специалистом. А это разные вещи, "дорогуша".
В первый раз в жизни она чувствовала себя столь наглой и уверенной.

- А теперь, мелодия "Асагири но Утау" в радиоволнах исполняется образцом У Эм Эн Ка. Без зрителей, без Кагуры-тян, без всех. Вдохновение, песня и всё - неизвестного автора.
Иногда даже Чайке требовалось немного своего бреда и своих песен.

@темы: Творчество

---

Один день

[McKORMICK]

Один день.

- Спасибо, Стэн, что спас меня от жутких монстров. Ты мой герой, - ласково шепчет Вэнди и её губы всё ближе и ближе…
- …Стэнли! Пора просыпаться! Опоздаешь в школу, - раздаётся голос матери.
Стэн просыпается, трёт глаза и смотрит на часы.
- Вот так всегда, - вздыхает Стэн и откидывается на спину, мечтательно смотря в пустоту.

День Стэна

Стэн походит к столу, где все уже сидят, за исключением Рэнди.
- Мам, а где папа? – спрашивает Стэн
- У него сегодня выходной, и они с дядей Джимбо вчера…
Из ванны выходит сильно помятый Рэнди, с полу прикрытыми глазами и мокрой головой.
- Можешь не заканчивать: я понял, - скривил губы Стэн.
Рэнди садится за стол и хватается за голову.
- Стэн… Стэн! – хрипит Рэнди, - Я кажется умираю…
- Ты не умираешь, идиот, - хмурит брови Шеррон, - Это просто похмелье.
- Стэн, принеси папе пива, - продолжает хрипеть Рэнди.
- Пап, я вообще-то в школу опаздываю, - разводит руками Стэн.
- Я кому сказал!? - уже нормальным голосом рявкнул Рэнди.
Стэн нехотя поднимается и идёт на кухню. Возвращается с упаковкой баночного пива. Рэнди тут же её выхватывает, открывает и начинает пить.
- Ну что? Теперь я могу идти? – спрашивает Стэн.
- А? Что? Конечно, – сказал Рэнди доставая вторую банку пива.
Раздаётся характерный гудок школьного автобуса. Стэн подбегает к окну и видит уезжающий автобус.
- Ах ты, чёрт! – восклицает Стэн.
- Стэн! Не выражайся, - возмутилась Шеррон.
- И как мне теперь в школу добираться?
- Не волнуйся, сынок, - икнул Рэнди, - Папочка тебя подбросит.
- Рэнди, я не думаю, что в твоём состоянии следует садиться за руль.
- Ерунда! Я прекрасно себя чувствую! – отрезал Рэнди выкидывая третью пустую банку, - Пошли, Стэн.
Они садятся в машину и начинают ехать. Рэнди открывает чётвёртую банку.
- Пап, может не надо столько пить?
- Я в порядке! Что может произойти? – хихикает Рэнди, но постепенно его лицо из пренебрежительного становится напряжённым. Вскоре он останавливает машину, и держась за шнягу бежит в сторону от дороги. Потом начинает отливать.
- О-о-о-у. А-а-а.
- Пап, ты скоро? – кричит из окна Стэн.
- Е-э-э-э. Да-а-а.
- Пап? – Стэн выходит из машины и идёт за отцом, - Чего так долго?
- Да-да. Сейчас, только стряхну, - Рэнди прыгает на месте с довольной рожей, поворачивается и снова меняется в лице: его машина уезжает. Стэн тоже поворачивается и говорит:
- И что теперь?
- Ну лично я пойду домой, позвоню в полицию и завалюсь спать.
- Но мне надо в школу!
- Конечно-конечно, - соглашается Рэнди, уходя по направлению к дому.
Стэн идёт вдоль дороги. Вдали показалась машина. Стэн голосует. Подъезжает полицейская машина.
- Что-то случилось, парень? – открыв окно, спрашивает коп
- Мне срочно надо в школу, а папину машину угнали.
- Ладно, садись. Подвезу.
Стэн садится в машину.
- Сейчас очень много угонщиков, - говорит коп, - Надо ухо держать востро.
Передатчик:
- Пятнадцатый, ответьте!
Коп берёт в руки микрофон:
- Слушаю вас, база.
- Ограбление магазина комиксов.
- Вас понял, - сказал коп и повесил микрофон, - Извини, парень. Но у нас вышла небольшая задержка, - коп круто поворачивается и включает сирену.
Машина останавливается возле небольшого магазинчика.
- Посиди пока в машине.
Коп выходит из машины и идёт к магазину.
Стэн смотрит на часы, потом на пустое водительское сиденье, чертыхается и перелазит.
- Надеюсь, он ничего не заметит, - пробормотал Стэн, осторожна трогаясь с места.
Внезапно раздаются выстрелы и в полицейской машине появляются несколько лишних отверстий.
- А-а-а! – вопит Стэн и выжимает педаль газа. Машина резко срывается вперёд и во что-то врезается. Стэн теряет сознание.
Очухавшись, он видит, что машина врезалась в школьный автобус.
Стэн выбегает из полицейской машины, залазит в автобус и говорит водителю-латиносу:
- Погнали, чувак!

* * *

- Кайл, бубочка, ты должен следить за своим младшим братом.
- Но за мной же никто не следил!
- Потому что было некому.
- Разве это справедливо?
- Дело не в справедливости. В Торе написано: «Ты должен поступать так, как хочешь, что б поступали с тобой». Ты бы хотел что б за тобой в детстве присматривали?
- Конечно!
- Вот и всё.
- От, блин….

День Кайла

- Быстрее, Айк! Автобус сейчас уедет.
- Бу-ба, гы-гу…
Двери закрываются прямо перед ними и автобус уезжает.
- Эй! – кричит Кайл, продолжая бежать за отъезжающим автобусом, - Вы что нас не видите?!
Автобус набирает скорость, Кайл и Айк останавливаются.
- Всё. Мы опоздали. Надо идти домой.
- Но-на, мы-го-га! – недовольно говорит Айк
- Но как мы попадём в школу?
- Ло-ла, ка-ва! – лопочет Айк, показывая на машину стоящую невдалеке.
- Что?! Я не буду этого делать!
- Ка-ва!!
- Ах ты ж чёрт. Я ж обещал присматривать за тобой…
Кайл и Айк осторожно садятся в эту машину. Кайл снимает ручник и стартует со второй. На отъезжающую машину смотрят Стэн и Рэнди.
Кайл ведёт машину, её шатает из стороны в сторону. Наконец, она врезается в столб.
- Ну что. Теперь ты доволен? - потирая лоб, язвит Кайл.
- Бо-бу, ка-ва, - виновато говорит Айк.
Слышится звук сирен.
- Бежим! Это легавые, - кайл хватает Айка за руку и убегает, - Нет, давай лучше через тот переулок.
Они забегают в тёмный переулок. Из темноты вырисовывается силуэт человека. На свет выходит мужик в маске с пистолетом.
- Не с места! Или я вас пристрелю! – кричит мужик, направляя пистолет на мальчиков. Айк прячется за спину Кайла.
В лицо мужику попадает торт. Он от страха и неожиданности начинает палить наугад во все стороны. Часть пуль попадает в полицейскую машину, на которой ехал Стэн.
Одна из пуль срикошетила и попала в трос на котором держался тяжёлый блок. Блок падает на мужика и убивает его. Пистолет падает к ногам Кайла. Кайл не долго думая хватает его.
Они с Айком бегут дальше. Айк хмурится и останавливает Кайла.
- Ну чего тебе? - раздражёно спрашивает Кайл.
- Но-на, пи-ка! – хмурится Айк и показывает на пистолет.
- Нет, Айк. Пистолет может нам пригодится.
Внезапно перед ними, разбив окно, вываливается мужчина в стрингах с огромным дилдо в руках и орёт.
Кайл трясущимися руками направляет пистолет на мужика:
- Р-р-руки вверх!
- Не стреляйте! Пожалуйста… Я всё расскажу! Я во всём признаюсь!
Подъезжают полицейские машины. Из них вылазят копы. Заламывают мужику руки за спину и сажают в машину. Один из копов подходит к Кайлу:
- Спасибо, парень. Ты помог задержать опасного преступника. Может тебя куда подвести надо?
- Если вас не затруднит, - улыбается Кайл и выкидывает пистолет.

* * *

- Кенни! Засранец. Ну просыпайся, и тащи свою задницу в школу, - Стюарт стучит кулаком в комнату Кенни, - Я с кем говорю? Немедленно выходи или получишь ремня!
- Стюарт. Ты придурок! – говорит его жена, проходящая мимо, - Кенни уже пол часа, как ушёл. Совсем мозги пропил!
- Что? Да ты на себя лучше посмотри! Чем ты лучше? Нет, ответь: чем?
- Иди ты нахер!
- Сама пошла…

День Кенни

- Вот это сиськи, - восхищённо говорит Кенни разглядывая журнал Play boy в магазине комиксов.
- Эй, пацан, - окрикивает его продавец, одетый в кожаную куртку с надписью Star Treck, - Ты будешь что-то брать или нет?
- Нет, у меня нет денег.
- Тогда вали отсюда!
Кенни кладёт журнал и идёт к выходу. Дверь магазина распахивается настежь – и в магазин врывается мужик в маске и с пистолетом:
- Всем не двигаться! Это ограбление, - он хватает Кенни и приставляет ему пистолет к башке, - Гони бабки! Или прострелю этому молокососу мозги!
- Хорошо-хорошо, - залепетал продавец, доставая деньги из кассы, - Вот, все наличные.
- Отлично! Не вздумай позвонить копам! – грозит Грабитель, забирая деньги, после чего отпускает Кенни и убегает через чёрный ход.
Через минуту подъезжают полицейские и залетают в магазин. Один из них, хватает Кенни:
- Отлично. Преступник не успел уйти.
- Я не преступник! Я просто мимо проходил, - мотает головой Кенни.
- В участке расскажешь!
- А как вам удалось так быстро приехать? – удивляется продавец.
- Мы тут недалеко были, следили за одним маньяком-педафилом. Всё никак не можем поймать его с поличным.
- Я на живца не пробовали, - спрашивает продавец.
- Кто согласится подвергать свою жопу такому риску? – разводит руками коп.
- Я готов, - вздыхает Кенни, - Если вы меня потом отпустите.
- Ты чё это серьёзно? – недоверчиво говорит коп, - Эй парни! Тащите сюда микрофон, у нас появился шанс поймать этого педофила.
(Через пару минут)
- Вот так, - говорит коп приматывая микрофон к груди Кенни, - Это средство связи. Ты придёшь к маньяку домой, как разносчик пиццы. Он тут недалеко живёт на Кастилло-Стрит 621. Он тебя пригласит к себе. Как только он начнёт к тебе приставать – кричи. Мы будем держать связь из этого магазина. Всё понял?
- Угу, - кивнул Кенни.
(Ещё через пару минут и через пару кварталов)
Звонок
- Кто там?
- Доставка пиццы! - говорит Кенни через дверь.
- Я кажется не заказывал… - открывается дверь, на пороге стоит полуголый мужчина неопределённой ориентации, видит Кенни, облизывается и продолжает, - Хотя, может и заказывал. Проходи, мальчик.
Кенни заходит. Мужчина достаёт деньги:
- Сколько за пиццу?
- Три пятьдесят.
- А может по другому расплатимся? – томно предлагает мужчина, - Например игрушками.
- Игрушками? – переспрашивает Кенни.
- Да… Смотри сколько их у меня, - мужчина достаёт из стола здоровенный самотык, - Смотри какие…
Вдруг микрофон Кенни начинает передавать:
- Я знаю, где ты и что ты замыслил!
Мужчина хватается за голову и кричит:
- Это мой парень, Бруно! Он нас убьёт, - после чего выпрыгивает через закрытое окно. Прямо перед Кайлом и Айком.
Кенни пожимает плечами, снимает микрофон и берёт деньги. Слышит звук сирен и, т.к. не хочет снова иметь дело с копами, выходит через чёрный ход.
Видит такси и голосует.
- До школы сколько?
- Три пятьдесят.

* * *

- Поросёночек, пора в школу…
- Да, сейчас. Дай посрать!
- Я тебе с собой приготовила сюрприз к завтраку.
- Сюрприз? Это хорошо. Люблю сюрпризы, - говорит Картман и выходит из сортира, - давай его сюда!
- На, - Лиен протягивает ему пакет с собойкой, - Давай я тебя поцелую на прощанье…
- Нафиг! Я и так опаздываю, - ворчит Картман и выходит из дома.

День Картмана

Картман садится в автобус.
- Как здорово никто из этих говнюков не пришёл. Можно развалится на сиденьях, - Картман закидывает руки за голову и смотрит в окно, где замечает бегущих Кайла и Айка.
- Эй, Водила! Почему мы не едем? – орёт Картман.
- А разве этот дети не из наша школа? - спрашивает водитель-латинос.
- Да они даже не из нашего города!
- Ну тогда поехалы, - кивает головой водитель и закрывает двери автобуса.
- Э-э-эх… Какой замечательный день, - блаженно говорит Картман, и достаёт собойку, - Что там у нас? Ага, кажется шоколадный торт. Это по мне.
(Через пару минут)
Сидит довольный Картман, с перепачканным ртом:
- А что у нас там ещё имеется? – Картман опять роется в собойке и достаёт ещё один шоколадный торт, - Хм… Ещё один мне не осилить…
С переднего сиденья к нему поворачивается Баттерс:
- Эрик, дашь попробовать кусочек торта?
- Сума сошёл, Баттерс? Ни за что в жизни!
- Но тебе не съесть столько?
- Да я лучше выкину его, чем дам такому отсОсу, как ты.
- Ты выкинешь торт?
- Ты что думаешь, у меня кишка тонка? Смотри! – Картман открывает окно и кидает туда торт, который попадает в лицо мужику в маске и с пистолетом.
- Ёшкин кот, - вздыхает Баттерс.
Картман ржёт над Баттерсом, а нахохотавшись смотрит в окно, где видит Кайла и Айка. И замечает у Кайла пистолет.
- Значит эти евреи начали реализовывать свой коварный план, - задумчиво чешет подбородок Картман, - Я должен им помешать!
Картман бежит к водителю и говорит:
- Срочно! Остановитесь здесь.
- Тут нельзя останавливаться.
- Ты наверное не понял. Если ты не остановишься, я не смогу помешать злобному еврейскому заговору.
- Тут нельзя останавливаться.
- Или ты остановишься, или я скажу директору, что ты водишь в автобус шлюх.
- Что?!! – водитель резко нажимает тормоз, - и в автобус тут же врезается полицейская машина, за рулём которой Стэн.
Картман выбегает из автобуса, забегает за угол и смотрит куда идут Кайл и Айк.
- Кайл вооружён. Мне с ним не справится. Но судьба Америки в моих руках. Думай, Эрик думай… Что я обычно делаю, когда не могу справится сам?.. Ябедничаю! – Картман смотрит по сторонам и замечает припаркованные возле магазина полицейские машины.
Картман забегает в магазин, видит копов и говорит:
- Офицеры. У меня важная информация по поводу опасного преступника…
Один из копов:
- Тише, пацан. Мы как раз следим за ним.
Картман:
- Что ж вы ждёте? Надо схватить его пока он не творил бед!, - выхватывает переговорное устройство и говорит в него: - Я знаю, где ты, и что ты замыслил, - в ответ слышны крики.
Коп:
- Чёрт возьми! Побежали
Картман выходит за копами, но те оставляют его одного.
Картман:
- И на чём мне теперь добираться?
Сзади раздаётся голос:
- Я могу тебя подбросить.
- Ты что за хрен?
Мужик в кожаном костюме с надписью «Star Treck» говорит:
- Я – хозяин этого магазина, так что поедешь?
- Типа у меня есть выбор.
Мужик садиться в мотоцикл, за ним садиться Картман.
Надпись на мотоцикле: «Бруно».
Они уезжают.


Финал

К зданию почти одновременно подъезжают: школьный автобус, полицейская машина, такси и мотоцикл. Из них выходят соответственно: Стэн, Кайл, Кенни и Картман. Подходят к дверям школы. На дверях висит табличка с надписью «Сегодня школа не работает».
Стоят с ох@евшим видом.
Картман: «Твою ж мать!»

@темы: саус парк, фанфик, Рассказ

---

Зимнее

[Alexiadell~]

Я завернулась в теплый свитер.
Привет, холодная Зима.
Какой известный композитор
Не воспевал твои снега?
Еще октябрь, а ты стучишься
И в двери, в окна и сердца.
Ты отпечаталась на лицах
И холода, и холода.
Придут ко мне.
А я бессильна
бороться с нежностью твоей,
С мазками снега на ресницах
И скорбной тишиной полей.

@темы: Стихи

---

[Anastezie]

Это такая судьба - пожимать плечами,
Это такая проказа - кивать.
И разом:
Мне б разглядеть своё солнце за облаками,
Бес_поражений,зовущийся медным тазом.

Дай мне хоть чуточку сил,чтоб в себя поверить!
Вера,конечно,осилит любые бури...
Но я упорно ломаю и рушу двери.
Ведь на разруху (чего там) хватает дури...

Наши слова не прописаны в предисловьях,
Что же...О нас не пишут и мы не пишем.
Мне бы проснуться у радуги в изголовье...
Мне бы проснуться...
И ,может, уже не лишним!

---

ЗАКРЫВАЯ ГЛАЗА…

[Askramandora]

Закрывая глаза, я увижу не серое небо,
Не дорожную пыль и не тусклый пейзаж,
Не крикливых ворон вечно чёрные крепы,
Не печали моей похоронный плюмаж.
Закрывая глаза, я увижу незримые горы,
Их окутал прекрасный негаснущий свет.
И в полёте не буду искать я опоры,
Ибо в мире иллюзий нужды в ней уж нет.
Закрывая глаза, я услышу не стоны и крики,
А чудесный и трепетный хор соловьёв.
И ничто не сотрёт мне блаженной улыбки,
Никому не вернуть меня в землю оков.

@темы: Мысли вслух, Стихи, Творчество, Чувства, Я

---

Гхм...стихи свои выставлю на критику.

[Askramandora]

Здесь нет того, за чем моя душа стремится,
Здесь нет того, чего я истомленно жду,
Здесь нет того, чем сердце радостно искрится,
Когда-нибудь отсюда я уйду.
Здесь временно лишь все, не постоянно,
Здесь балом часто правит сатана,
Здесь ходит зло, от счастья полупьяно,
Здесь неправа благая сторона,
Здесь ненависть протянет руку злобе,
Агрессией пропитан смрадный прах,
Здесь честное в далекой темной скорби,
И сладость умирает на устах.
Здесь все решает бренное, земное,
Здесь важен внешний вид, а душу - прочь!
Я знаю, вы сражаетесь со мною,
А мне...мне так хотелось вам помочь.

@темы: Мысли вслух, Стихи, Творчество, Философия, Чувства, Я

---

Попробую.

[Анна Андреевна]

Ты говоришь, что путаешься в числах,
Любовников случайных вспоминая.
Ты любишь выражение "неистов",
Ты принца ждёшь и ездишь на трамвае.
Тебе не нужен конь, не нужен замок -
Ты слишком идеальна для принцессы.
Ты создана для пышных бальных залов,
А в клубах тебе просто нету места.
Ты, может быть, курила бы, кололась,
Но знаешь, что сейчас это не модно.
Ты, уходя, теряешь рыжий волос,
А принцу перед мамой неудобно.
Ты говоришь, что путаешься в числах
И в именах, и в голосах, и в лицах.
Ты слишком глупая для нищих трубочистов
И слишком совершенная для принцев.

@темы: Стихи

---

Ассасин и тамплиер

[rony-robber]

Небольшая зарисовка в исторических декорациях, написанная в подарок для  Вот - Черт

***
Галдёж нарастал.
Народу в таверну набивалось всё больше и больше – казалось, сейчас сюда переместилась вся жизнь Картахены. Но это, конечно же, было не так. Просто сегодня в порт прибыл португальский караван из Византии и купцы, таможенники, ростовщики, сутенёры да мелкое жульё не без основания рассчитывали на поживу.
Хозяин едва успевал разливать довольно сносное вино всем страждущим, не забывая отсылать бутылки вполне приличного аликанте более состоятельным посетителям.
Например, вон в тот дальний угол, куда расторопная Долорес относила уже третью бутылку. И, судя по тому, с каким удовольствием она это делала, посетитель не скупился на мелкое серебро для пышногрудой вертлявой смуглянки…
Жизнь бурлила как суп в котелке. Купцы пили, таможенники сквернословили, ростовщики обсчитывали, сутенёры предлагали, а нищие и монахи обирали простых смертным именем господа.
Шёл март месяц 1314 года.

...

***
- Мир тебе, господин.
Из пёстрой толпы, разморенной от кухонного чада и кислого вина, выделилась сухощавая сутулая фигура в старом, застиранном до бурого цвета, плаще. Человек появился так внезапно и так незаметно сел за стол, что создалось впечатление, будто он сидел тут с самого начала вечера.
Посетитель, ранее заказавший у служанки три бутылки аликанте, слегка подался вперёд и поддёрнул край капюшона.
- И тебе мир. Как мне называть тебя?
Человек в плаще откинулся к стене и сказал:
- Милостью Аллаха Хассан моё имя. А как мне тебя звать, достопочтенный?
Голос у него был глухой и абсолютно невыразительный. Попроси кого опознать, не вспомнит ничего – ни тембра, ни говора, ни интонации.
Посетитель в капюшоне поднял голову, позволив увидеть вновь прибывшему очертания гладковыбритых щёк, широкого нормандского подбородка и приметный шрам, уродующий нижнюю губу:
- Зови меня Гуго.
Оба назвавшихся чужими именами скупо кивнули друг другу в знак того, что всё поняли – эти имена могли сказать многое тому, кто слушал и слышал.
Но здесь, в одной из дешёвых портовых таверн славного испанского города Картахены, вряд ли кто-то слышал про Гуго де Пейна, не говоря уже о Хассане ибн Саббахе. И даже слухач, буде его кто-то решил направить сюда, догадался бы, что тот, кто пришёл раньше назвался именем основателя ордена тамплиеров, а пришедший позже – именем Горного Старца, главы ассасинов…
Вопросы истории и большой политики ценятся весьма недорого, когда есть пожива, вино и доступные женщины.
- Не рискует ли достопочтенный встречаться в подобном месте? - спросил тот, кто назвался Хассаном.
- Это место не хуже и не лучше других. Безопасней было бы увидеться под стенами Храма господня, но дело не терпит отлагательств.
Ассасин понятливо усмехнулся и опустил взгляд:
- Слово сказано. И воля могущественного должна быть исполнена.
- Да, - веско сорвалось с изуродованных губ, - in principio erat Verbum, в начале было Слово. И слово должно сочетаться с делом.

***
Париж замер в предвкушении – скоро начнётся.
Готовы факелы, опущенные в вёдро со смолой. Готовы вязанки хвороста, с тщательностью и прилежанием уложенные вокруг помоста со столбом. Наконец, готовы люди – тысячи тех, кто пришёл на площадь, чтобы увидеть казнь. И глашатай уже набрал воздуха в лёгкие, чтобы огласить приговор впавшим в ересь…
Всё давно решено. Великий магистр ордена зазнавшихся храмовников Жак де Моле – измождённый, разбитый пытками старик – скоро будет очищен и предстанет перед Господом, чьё величие смел попрать. А тот в благости своей поступит с грешником по своему разумению…
Весь цвет и вся чернь Парижа ждут.
Вот уже заключённых ввели на помост. Где их гордыня? Где власть, состояние и слава воинов, сражавшихся в Святой земле? Где знаменитые белые плащи с красным божьим крестом? Нет их. Есть только люди – жалкие тела, которые сгорят быстрее, чем ветер донесёт дым и запах пригоревшего к дереву мяса до городской стены.
Папа безучастен, королевская свита молчит, монарх торжествует.
Ещё недавно он был должником могущественного Ордена. А сейчас посмотри, король, вот перед тобой Великий магистр – тот, кто посмел заявлять властителю Франции, что он имеет долговые обязательства перед рыцарями-ростовщиками.
Не бывать этому.
И, торжествуя, король подаёт знак.
Факелы вспыхивают, занимается и хворост. Толпа дружным отливом шарахается от разгорающегося пламени. И людской гул вторит гулу и треску огня.
Но он не может заглушить последних слов магистра:
- Папа Климент! Король Филипп! Гийом де Ногаре! Не пройдет и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклинаю вас!

***
Пышногрудая Долорес поставила на столешницу четвёртую по счёту бутылку вина и призывно улыбнулась. Тамплиер кивнул головой, жестом попросив её удалиться. Девушка насупилась и, махнув юбками, упорхнула обслуживать остальных посетителей.
- Значит, трое? - совершенно равнодушно спросил ассасин.
- Да, - подтвердил храмовник, - Трое – Папа, король и его прихвостень.
- Носящие красный крест никогда не желали мелких достижений, - заметил посланец Горного Старца.
- Всё во имя Господа, - сурово произнёс рыцарь Храма. - Не нам, Господи, не нам, но имени твоему ниспошли славу!
Ассасин склонил голову – Аллах Христу не враг, если это выгодно обоим.
- Достославный скажет о сроках?
- Великий магистр назначил год, - энергично сказал собеседник. – Но братья сказали – как можно скорее. Чем быстрее слуги шейха исполнят дело, тем полнее наполнится сокровищница владыки.
- Те, кто носят красное на белом никогда не отступают от своих обязательств, - склонил голову звавшийся Хассаном.
- Не отступаем. И другим не даём отступать, - с напором отметил тамплиер.
Ассасин понимающе кивнул и поправил край плаща. Храмовник отметил, что ладони у него тёмные узкие, покрытые сетью сильно выступающих вен. Движения посланца Горного Старцы были точными и стремительными, но лишёнными всяческой суеты.
Рыцарь храма улыбнулся, и неприятная гримаса исказила изуродованный шрамом рот – он знал людей, подобных нынешнему собеседнику. Он видел результаты работы таких профессионалов – там, в Святой земле. Он видел трупы имамов, заколотых прямо во время молитвы, шейхов, не покинувших покоев наложниц, крестоносных баронов, так и умерших на своих любовницах… Много их было, тех, кто почувствовал во рту вкус яда или холод кинжала под ребром.
Ассасины всегда выполняли заказ. И слово магистра будет исполнено – тамплиер в этом не сомневался.

***
Чем дальше, тем больше таверна напоминала то ли чистилище, то ли само пекло – гомон, чад, запах прогорклого масла на прокаленных сковородах и сонмы теней, снующих в тумане с запахом жаркого и лука.
И кому какое дело, о чём разговаривают двое угрюмых мужчин в дальнем углу, если они заказывают еду и платят за вино?
Пробегая мимо с очередным тяжёлым подносом, уставленным мисками, кружками и жбанами, Долорес глянула в угол, но стол, где сидели двое в плащах, был уже пуст. Чуть позже, когда она смахивала со столешницы крошки и переставляла на поднос посуду, из-под миски выкатился и словно сам собой упал в ей передник полновесный золотой франк.
Тамплиеры всегда щедро платили за заказ.

@темы: Рассказ

---

[Ki chan]

Нежно по губам, случайно
Тихо шелестишь по коже.
Ты довел меня до дрожи,
Плачу громко и печально.

Плачу сильно, но от счастья.
Ты меня провел до дома,
Будто бы совсем знакомый,
Стал моей незримой частью.

Приходи, мы выпьем чаю,
Таешь от тепла людского.
Не хочу сейчас другого.
Помогаешь мне отчаянно.

Забывать о тех кто бросил..
Ты пришел за мной, любимый?
Господи, какой красивый.
Я ждала тебя всю осень.

На моей щеке остался.
В сердце пар, как будто, стужа,
А я, словно, твоя лужа.
Он нелепо улыбался..

Мой любимый человек.
Приходи почаще..
Снег.

---

Пожалуй, все же положу продолжение...)

[Askramandora]

Падение. 2

Школа

Амарель рассеянно вслушивался в монотонный голос учителя, пытаясь вникнуть в то, о чем тот говорит. Однако мысли все время разбегались. И было весьма нелегко собрать их в кучу.
Сидевший рядом Фибрамес подтолкнул товарища локтем.
- Рэль, прекрати спать!
- Что? – Амарель с трудом заставил себя встрепенуться.
- Ты что, ночью не спал? – Фибрамес покосился на нынешнюю подружку Амареля – рыжеволосую Энне. Та сидела на самой последней парте и с загадочной улыбкой посматривала в сторону мальчиков.
- Тебе-то что? – вяло огрызнулся Амарель.
- Мне ничего. Просто спросил, – все так же шепотом продолжал Фибрамес.
Дождавшись, пока учитель повернется к ним спиной, объясняя что-то маленькой худенькой девочке за передней партой, Фибрамес тихо поинтересовался: - Слышь… ты мне так и не рассказал толком, почему жрецам Кальфандры требуется именно белая кошка.
- Думаешь, я сам это подробно знаю? Но мы можем выяснить.
- Каким образом?
- Отправиться в храм и спросить у них об этом.
Веснушчатое лицо Фибрамеса заметно побледнело: он, не боявшийся чужих кулаков и ремня своего отца, сурово воспитывавшего сына, перед жрецами Кальфандры, богини смерти, испытывал почти суеверный ужас.
До них явственно доносился скучный голос учителя:
- Гафарса омывается водами Матафийского океана и находится на юго-западе Мерферийского материка. Ее южным соседом является Бей-Ял, северным – Афирилэнд, восточным – Ихранджан, с запада у нас Море-Эра. Природа нашей страны разнообразна и очень красива. Кто скажет, как называется я наша знаменитая горная цепь на юге?
Фибрамес немедленно вскинул руку, стараясь избежать пристального взгляда Амареля, ждавшего его ответа.
- Можно я скажу?
- Давай, - учитель повернулся к их парте, мельком отметив, как сын кузнеца Леефе что-то рисует на грифельной дощечке вместо того, чтобы слушать учителя.
- Аторка она называется.
- Правильно, молодец. Леефе! А чем это ты так занят, что даже урок географии тебя не интересует?
Амарель сердито поглядел на Фибрамеса – нечего было привлекать внимание к их парте.
- Да так, ничего, учитель.
- Значит, ничего, – медленно повторил учитель. – Коли так. Назови мне самую длинную реку Гафарса.
Амарель судорожно попытался припомнить вышеупомянутую реку, но, честно говоря, это ему никак не удавалось. Может быть, потому, что он почти не слушал учителя, а может быть, потому, что он почти не читал книгу по географии родной страны.
- Ну же? – поторопил учитель и счел нужным добавить: - Если кто-нибудь подскажет, выставлю за дверь школы.
- Не помню, - безнадежно произнес Амарель и украдкой бросил взгляд на Энне. Девчонка была влюблена в него по уши и сейчас не отрывала глаз от их парты.
- Очень жаль, неудовлетворительно, - сухо произнес учитель. – Когда я встречусь с вашим отцом, постараюсь объяснить ему, что в школу детей отдают не с двенадцати, а с десяти лет и у них вследствие этого с детства развивается интерес к наукам. Ты же, Леефе, мог бы и не поступать в школу вообще, ибо в тебе не наблюдается и вовсе никакого интереса.
С этими словами он отвернулся, а Амарель шепнул Фибрамесу:
- После уроков идем в храм. И не вздумай отпираться, понял?
- Чего это тебе так хочется туда пойти? – сердито пробурчал товарищ. – Только из-за того. что я попросил тебя объяснить насчет белых кошек?
Амарель неопределенно пожал плечами. На самом деле ему давно хотелось побывать в таинственном зловещем храме, жрецы которого ходили только в черном и всегда с таким видом, будто только что вернулись с похорон близкого родственника. Какая-то отталкивающая и вместе с тем неотразимо притягательная аура царила возле храмов богини смерти, и в последнее время острое любопытство и желание узнать, как выглядят храмы изнутри пересилили строгий отцовский запрет. Неце, понятное дело, пришел в ужас, когда как-то раз Амарель дома упомянул о своем желании поглядеть изнутри на какой-нибудь из храмов Кальфандры – всего их в Фаарне было пять, - и строго-настрого запрети мальчику даже приближаться к храмам Кровавой богини. Однако Амарель не оставлял свою идею и то и дело мыслями возвращался к ней.
-Отец тебя выпорет,- уверенно прошептал Фибрамес. – И мой меня.
- А ты что, порки испугался?
- Нет, но…
- Тогда в чем же дело? – не отставал Амарель, не обращая внимания на то, что учитель неодобрительно косится на них.- Если боишься, так и скажи. И я пойду один.
- Нет уж, - друг заметно напрягся, - одного я тебя туда не пущу. Ладно уж, пойдем вместе.

Храм, который находился ближе всего к школе, был самым красивым образцом архитектуры среди остальных храмов. Издали он казался безлюдным, но Амарель и Фибрамес слышали, что в любое время в храмах Кровавого Культа дежурят либо сами жрецы, либо их ученики.
С каждым шагом, приближавшим мальчишек к храму, Фибрамес все больше нервничал. Он предпочел бы встретиться в драке с половиной компании Миэрко, нежели заходить в этот храм.
- Ты уверен, что они спокойно отнесутся к нежданным посетителям? - то и дело спрашивал он Амареля, чьи черные глаза зачарованно и восхищенно обозревали храм. – Вдруг они решат, что наше присутствие оскверняет это место?
Амарель не отвечал. Мрачная красота храма вызвала какой-то странный отклик в его душе, и он подумал о том, каково там внутри. Должно быть, полутьма, свечи и жутковатая торжественность…
- О, черт! – простонал Фибрамес, и Амарель взглянул на него. – Энне увязалась за нами.
Амарель едва не выругался и оглянулся через плечо, сбавив шаг. Девочка шла за ними, испуганно поглядывая в сторону храма и влюблено – в сторону Амареля.
Фибрамес и Амарель остановились и подождали, пока Энне поравняется с ними. Рыжевато-карие глаза смущенно блеснули, перебежали с одного хмурого мальчишеского лица на другое, и Энне остановилась перед ними.
- Куда ты, Энне? – спросил Амарель. Девчонка покраснела, метнула на него свой взгляд застенчивой лани и ответила не сразу:
- Я с вами.
- Ты что, не видишь – это храм богини смерти! – вмешался Фибрамес. – Ты ночью потом от испуга не уснешь!
Энне с неожиданной твердостью ответила:
- А я не боюсь. Я посмотреть хочу, так же как и вы.
- А если у тебя дома узнают?
- А если у вас дома узнают? – отпарировала она.
Амарель еще больше нахмурился.
- Энне, в это место женщин не пускают… так я слышал.
- Я хоть одним глазком гляну, - упорствовала девчонка.
- Нет! – непреклонно отрезал сын кузнеца Леефе. – И не думай об этом. Не вздумай идти за нами, поняла?!
В глазах Энне вспыхнули обида, недоумение, ресницы дрогнули. Фибрамес боялся, что она вот-вот расплачется, но девочка не стала этого делать – она лишь молча повернулась и ушла.
- По-моему, ты был чересчур груб с ней, - буркнул Фибрамес, шагая вперед по пыльной дороге. Солнце светило сверху, как раскаленный шар, и было очень жарко, поэтому Фибрамес даже не надел башмаков при выходе из дому и шел теперь, увязая босыми ногами в пыли.
Амарель тоже был без башмаков, и ноги у него были гораздо меньше, чем у товарища. Сложением, как и лицом, он больше походил на свою хрупкую, изящную мать, нежели на широкоплечего, похожего на могучего дровосека отца.
- Разве? Если бы я не был груб, она бы точно пошла за нами. Тебе это надо? – передернул плечами Амарель.
Фибрамес сунул руки в карманы штанов и угрюмо ответил:
- Я бы на ее месте точно не пошел.


Храм Кальфандры

Тяжелые резные двери храма были открыты, и Амарель, потихоньку подобравшись к ним, начал открывать. Фибрамес, бледный, но полный решимости не оставлять друга одного, мысленно дивился тому, как осторожный и осмотрительный Амарель сам сует голову в змеиное гнездо.
Чуть-чуть приоткрыв дверь, мальчик заглянул внутрь. После ослепительного света солнца на улице ему казалось, что внутри храма Несравненной, как называли свою богиню жрецы Кальфандры, совершенно темно. Но вскоре он убедился в том, что неправ – в главной зале храма царила лишь полутьма, которую рассеивал слабый свет факелов на стенах.
- Ну что там? - настороженно поинтересовался Фибрамес.
Амарель ничего не успел ответить, потому что прямо перед ним вдруг выросла высокая тощая фигура жреца в черном. Лицо жреца было бледным и худым, как и у большинства остальных, и определить его возраст было трудно, особенно если учесть, что Амарелю было совсем и не до этого – жрец ловко ухватил его за руку и, распахнув дверь, втащил в храм.
Фибрамес ахнул и одним махом влетел внутрь вслед за ними прежде, чем жрец успел закрыть двери. Он и сам не понял, как так случилось, что он сумел перебороть страх перед этим жутким местом…
Внутри не было никого, кроме одного жреца – того самого, который сейчас так цепко держал Амареля, и младшего ученика, подметавшего пол в храме. В сторону Фибрамеса и Амареля он глянул с любопытством и недоумением. Фибрамес мельком отметил, что, в отличие от жреца, носившего длинные, почти до лопаток, прямые темные волосы, в которых кое-где виднелась седина, младший ученик был острижен совсем коротко.
Жрец пристально смотрел на Амареля. На его худом остроносом лице замерло очень странное выражение.
И Фибрамес с изумление понял, что это было выражение… восторга от осуществившейся мечты.

Фаресар, темный маг и один из самых ревнивых служителей Кровавого Культа, последние пять лет был одержим мечтой, которую в его душу вдохнуло постоянное чтение священных книг Кальфандры. Мечтой об Идеальном Ученике.
“…И встал однажды Фегреон с молитвы и увидел, как навстречу ему идет мальчик. Этот мальчик был отмечен печатью Кальфандры. Восторг обуял Фегреона, неземное ощущение радости, когда понял он, что то и есть Ученик, обещанный ему величайшей богиней. Каждый жрец мечтает о достойнейшем продолжателе дела своего – поклонения Несравненной, и лишь Идеальный Ученик может помочь осуществиться этой святой и благородной мечте…”
Этот отрывок из легенды постоянно вставал перед внутренним взором Фаресара, которому уже было далеко за пятьдесят, но который никак не мог найти среди множества своих младших учеников достойного – того, кто действительно смог бы стать жрецом Третьего Храма Кальфандры. Того самого храма, который темный маг когда-то возвел собственноручно и в котором был лишь один жрец – он сам. Этот храм был дорог Фаресару как частичка его души, его преклонения перед богиней Кальфандрой, и унаследовать это чудесное строение. Образец прекрасной архитектуры и истинной веры должен был истинный жрец. Идеальный Ученик.
Легенда гласила, что Идеального Ученика узнаешь по глазам. Достаточно один раз взглянуть на него, чтобы узнать в этом взоре грядущее торжество Религии Смерти.
И Фаресар заглядывал в глаза каждому из своих учеников. Он неустанно искал того, кто станет хранителем Третьего Храма. Но все никак не находил…
Пока не повстречал Амареля Леефе.

Амарель не мог понять, почему этот старик так странно на него уставился. Тяжелый взгляд жреца было трудно выдержать, и мальчик опустил глаза.
- Кто вы такие? – Фаресар усилием воли заставил себя оторваться мыслью от мечты. Только бы не спугнуть мальчишку. Ведь тот сам пришел в храм. Что, если…
- Меня зовут Амарель Леефе, а это мой друг Фибрамес Михрен, - Амарель кивнул на товарища, которому явно было все больше и больше не по себе. И его можно было понять.
Младший ученик, подметавший пол, то и дело поглядывал в их сторону. У него были рыжие короткие волосы, карие глаза и угрюмое веснушчатое личико. На вид ему было лет одиннадцать.
- Оставь нас,Изул,- велел ему учитель.
- Но учитель Фаресар…
- Оставь, я сказал. Потом подметешь. Пока иди все приготовь к службе.
Мальчишка молча кивнул и удалился, оставив метлу в углу. А жрец повернулся к незваным гостям.
- Так зачем вы явились сюда? – Фаресар попытался выжать из себя улыбку, но он так давно не улыбался, что забыл, как это делается вообще.
И все же душа его пела. Идеальный Ученик… Идеальный Ученик…
Амарель глядел больше в пол, чем на жреца, - тот пугал его лишь чуть меньше, чем Фибрамеса.
- Мы… ээ…
- Лучше говорите правду, - голос Фаресара звучал мягко, но за ним скрывалась определенная угроза.
Фибрамес молчал и жалел о том, что позволил Амарелю уговорить себя пойти сюда и что вообще не остановил друга хотя бы силой от подобного поступка…
- Мы хотели узнать, для чего жрецам Кальфандры белые кошки, - помедлив, произнес Амарель.
Не стоит лгать, мальчик, мысленно внушал ему Фаресар. Для твоего же блага, будь со мной правдив. И тогда я введу тебя в круг избранных…
- Белые кошки? Существует легенда, согласно которой белая кошка самая чистая из всех существ этой породы. Иногда мы проводим определенные службы, во время которых проливается кровь самого чистого животного, которым у нас, жрецов Кальфандры, считается кошка. Итак, самое чистое животное – это кошка, а самая чистая кошка – это белая. Теперь все понятно? – Фаресар говорил тоном учителя в школе.
Проливается кровь… Амарель вспомнил Иеру и настойчивость, с которой Миэрко предлагал деньги за кошку.
- И так как в Фаарне белых кошек весьма мало, - продолжал жрец Кальфандры, - то приходится довольствоваться теми, что есть, увы.
- А что происходит с животными после службы? – тихо поинтересовался Фибрамес.
Фаресар небрежно пожал плечами.
- Как правило, умирают. Но чаще дух вылетает из них во время службы.
- И как часто проходят такие службы?
- Примерно раз в неделю.
Амарель судорожно сглотнул и продолжал внимательно рассматривать пол, на котором были нарисованы какие-то диковинные узоры.
- А что вы даете тем, кто приносит вам кошек?
- Смотря каких. Обычно это делают уличные мальчишки, и они приносят самых обыкновенных кошек, за которых мы даем не больше десяти монет.
- А сколько за белую?
- О, белая – это редкость! – Фаресар поднял указательный палец. – За нее мы даем золотой.
Теперь понятно, почему Миэрко так хотел заполучить Иеру. Проклятый жадный ублюдок.
- Спасибо за информацию, - Амарель был сама вежливость, хотя его взгляд выдавал, что он боится жреца и всей этой зловещей атмосферы, в которой, однако же, было что-то… привлекательное, как с удивлением подумал сын кузнеца Леефе.
- Да, спасибо, - торопливо подхватил Фибрамес, державшийся поближе к двери, - а теперь можно нам уйти?
Фаресар сдержал нетерпение. Нельзя удерживать силой…
- Идите. Можете приходить сюда в любое время. Здесь, кроме меня, нет жрецов, а я узнаю вас, - он наконец-то сумел улыбнуться, но улыбался он только Амарелю, не замечая его друга. – Если меня вдруг не окажется, а вас встретит кто-нибудь из младших, велите им позвать Фаресара. И я приму вас.
Амарель на мгновение поднял на него глаза. Ему захотелось задержаться… с чего бы это? Чары? Наваждение? Потрясенный, мальчик тем не менее попытался взять себя в руки и поспешно пошел к двери.
Прежде чем выйти, он еще раз оглянулся. Фаресар все так же улыбался и смотрел на него странным, непонятным взглядом.

Сон

Перед ним раскинулось поле – огромное, необъятное поле, сплошь поросшее черной, абсолютно черной травой. Кое-где среди травинок пробивались темно-фиолетовые, с узорами цветы – они были прекрасны, но от них веяло ароматом тления.
Амарель стоял посреди этого поля и держал в руках несколько маленьких фигурок. Он сам не понимал, что это за фигурки и откуда они у него взялись. Подчинившись внезапному порыву, он присел на корточки и ссыпал все фигурки на траву.
Их было пять. Четыре человеческие и одна – фигурка животного. Маленькой белой кошечки, в которой Амарель тотчас же узнал Иеру.
Человеческие фигурки принадлежали его отцу, матери, Фибрамесу и какой-то незнакомой белокурой девушке. Взгляд Амареля задержался на ней – она была совсем как живая, только до смешного маленькая. Типичная северянка – светлые волосы, голубые глаза.
В какой-то момент мальчику показалось, будто игрушечная фигурка ему подмигнула.
Куклы. Это всего лишь куклы, твердил внутренний голос, стремясь успокоить своего владельца. Однако Амарель чувствовал, как им начинает овладевать паника.
Это не куклы. Не куклы. Они настоящие, живые…
Кто-то приближался, шел к нему по черной траве. Амарель поднял голову и увидел Фаресара. Жрец богини смерти улыбнулся и протянул руку.
- Пойдем со мной. Я покажу тебе то, что приведет тебя к вершине небесного блаженства. И тогда ты возблагодаришь своего наставника…
Какого наставника? Какая вершина? Амарель ничего не понимал, но аромат фиолетовых цветов дурманил его сознание и делала его безвольным и послушным. Он медленно поднялся на ноги.
- Брось кукол, – вкрадчиво шепнул голос Фаресара. – Они же только мешают тебе. Брось их… смотри, две уже развалились.
Амарель взглянул вниз и увидел, что фигурки его матери и отца превратились в прах. Ужас охватил мальчика, и он невольно отпрянул от Фаресара.
- Что…что вы с ними сделали?!
- Ничего, Амарель, ничего, они просто сами ушли с нашего пути. Они больше не будут нам мешать. Ну же, дай мне твою руку.
Но Амарель все еще колебался. Он окинул взглядом бескрайнее черное поле вокруг, фиолетовые цветы. В его груди рос протест.
- Я не хочу. Если я пойду с вами, они тоже развалятся в прах, - он кивнул на остальные фигурки. – Я не хочу, чтобы они развалились…
- Дурак, - пожал плечами темный жрец, – это же всего лишь куклы. Неужели ты сам не видишь?
- Это не куклы, - прошептал Амарель, наклонившись над травой и пытаясь собрать в ладони ускользающий прах. – Это не куклы….
Прах превратился в дымок, витавший над землей, и Фаресар исчез. Черное поле окутал туман, фигурки исчезли.
- Где вы?! – закричал Амарель, чувствуя, как ледяной страх подбирается к его сердцу. – Где вы?! Отец! Мама! Фибрамес! Иера! Где вы?
Он подумал об этой девушке. Как же ее зовут? Она ведь тоже что-то для него значит, пусть он пока и незнаком с ней. Что-то очень важное. Быть может, она из тех, кто ведет за собой и заставляет поверить в несбыточную мечту?
- Какие глупости, - пропел у него над ухом женский голос. Кажется, он слышал его и раньше.… Да это же та красивая женщина, назвавшаяся Сферель Гриффи!
- Какие глупости, Ами, - повторила она. Амарель оглянулся и увидел ее сзади – так же как и Фаресар, она улыбалась и протягивала руку.
- Пойдем, мой бедненький. Тебе страшно?
Ему стало лучше, заметно лучше, да и туман исчез. Она волшебница, она просто добрая фея.
- Да, я пойду с вами, - он шагнул к ней и взял протянутую руку, но та вдруг превратилась в скользкую, шипящую змею…
…Амарель проснулся от собственного крика и тут же погрузился в темноту ночи. Ничего нет – никакого черного поля, никакой Сферель, никакого Фаресара и…никаких фигурок. Вспомнив фигурки, Амарель задрожал. Они были в точности как человеческие. Только гораздо меньше.
Что это такое, какое-то дьявольское наваждение? Чары того жреца, Фаресара? Амарель не помнил, чтобы ему когда-либо раньше снились кошмары. Разве что в раннем детстве.
Дверь его спальни отворилась, и внутрь проскользнула Эме со свечой в руке.
- Ами, что-нибудь случилось? – Она приблизилась и села на его кровать, протянула тонкую смуглую руку, коснувшись его коротких черных кудрей. – Тебе что, кошмары снились?
- Нет, - пробурчал Амарель, пытаясь отвести ее руку. Вечно мать нянчится с ним, как будто ему пять лет.
Эме покачала головой, слегка улыбнулась в темноте.
- А знаешь, ты произнес это слово в точности как твой отец.
Отец. Амарель с беспокойством думал, не видел ли их с Фибрамесом кто-нибудь у храма Кальфандры. В Фаарне редко что-либо остается незамеченным. Но Неце вряд ли еще знает, что сын был в запретном месте, иначе бы он давно вызвал того на откровенный разговор, разозлился бы, наорал на него или выпорол бы, - и, возможно, правильно сделал бы.
Эме снова провела рукой оп его волосам.
- Так все в порядке, Ами?
- Все хорошо, мама. Иди спать, - устало произнес Амарель, отворачиваясь от нее. Зачем рассказывать ей об этом странном сне? Чем она может объяснить его?
Эме встала и направилась к двери, оглянулась с улыбкой, прежде чем выйти.
- Ты так быстро растешь, Ами. Неужели завтра тебе уже четырнадцать исполняется? Ну ладно, не буду тебе досаждать. Спокойной ночи…
И она вышла. Амарель покачал головой. В последнее время мать стала какая-то немного странная, постоянно говорит с сожалением о том, что он вырос, и за ним бегают девчонки.
Девчонки. Энне.
Надеюсь, она не очень на меня обиделась за вчерашнюю грубость. В любом случае, я беспокоился о ней. И она должна это оценить.
Амарель попробовал уснуть обратно, но в голову постоянно лезли воспоминания о том кошмаре. Фаресар… Этот в высшей степени странный тип. Как он их с Фибрамесом звал в храм…
Их? Он тебя звал. И только на тебя и смотрел. Странно…что же ему надо?
Сферель. Эта красивая, очаровательная женщина. Амарель не отказался бы увидеть ее еще раз. Но почему в его сне ее рука превратилась в змею? Значит ли это, что этой особе не следует доверять?
Какая чепуха! Теперь ты начал верить в сны?
Надо постараться поскорее забыть об этом сне. И не придавать ему значения.
Приняв это решение, Амарель закрыл глаза и долго лежал так, пытаясь ни о чем не думать, но мысли все равно упорно возвращались к увиденному им во сне.
Белокурая голубоглазая девушка… кто же она?

Встреча

Джиллиан проснулась, когда забрезжил рассвет. Из соседней комнаты доносился мощный храп, и девушка брезгливо поморщилась - она вспомнила вчерашний вечер и очередного полупьяного мужика, которого мать притащила домой.
Осторожно, стараясь лишними звуками не разбудить спящих, Джиллиан стала одеваться. Лучше уйти до того, как они проснутся.
Натянув на себя старенькое серое платье и наспех расчесав длинные золотистые волосы, Джиллиан погляделась в маленькое треснутое зеркальце, когда-то подаренное ей главарем уличной компании Миэрко, и потихоньку выскользнула из дому.
Джиллиан Рэсхолд была чистокровной афирилэндкой. Когда-то ее мать и отец приехали сюда, в Фаарне, столицу соседней страны Гафарса, скрываясь от закона – отец Джиллиан был вором. В Гафарса он подхватил какую-то местную болезнь и быстро умер, а мать Джиллиан стала шататься по кабакам и водить домой мужчин, которые платили ей деньги. Вскоре молва о Белокурой Проститутке, как называли мать Джиллиан, пошла по всему городу.
Джиллиан, к тому времени заканчивавшая третий класс школы, была позорно выгнана с клеймом “дочь гулящей твари”. Не помогли ни отличные оценки, ни слезы несчастной девочки, которая помчалась домой и обнаружила мать в объятиях очередного хахаля. “Чего ревешь?” – грубовато поинтересовалась тогда Белокурая Проститутка. “Из школы выгнали”, - сквозь слезы выдавила из себя Джиллиан. Мать расхохоталась и легко шлепнула ее по щеке. “Ну и дурочка! Сдалась тебе эта школа, думаешь, эти гафарсийские ханжи способны чему-нибудь научить?”
С тех пор Джиллиан шаталась по улицам и пробовала как-то устроить свою личную жизнь. Ремесло матери было ей глубоко отвратительно, но в Нижних Кварталах трудно было прожить честным заработком. Это были самые грязные, убогие, бедняцкие кварталы, в которых жил кто попало.
Миэрко Фарреса, высокий и сильный семнадцатилетний парень, главарь местных хулиганов, сразу же оценил Джиллиан и предложил ей стать его девушкой, взамен пообещав уберечь ее от приставаний других. Джиллиан, у которой не было другого выбора, согласилась. Она побаивалась Миэрко, к тому же тот был некрасив и вспыльчив, когда выпьет, а пил он довольно часто, как и все обитатели Нижних Кварталов, - но именно Миэрко вышвырнул из окна очередного материнского любовника, когда тот стал слишком уж решительно приставать к Джиллиан.
Где-то в глубине души Джиллиан жили тоска, отчаяние и страстное стремление выбраться из низов, выйти замуж за кого-нибудь из Средних Кварталов – на Верхние она даже не замахивалась своими мечтами, так как в верхних жили одни аристократы и очень богатые люди. Нет, устремления бедной шестнадцатилетней девушки из Северных Земель были вполне земными и осуществимыми…вот только кому была нужна дочь Белокурой Проститутки? Даже на рынке торговцы смотрели сквозь Джиллиан и с ледяным видом отдавали ей товар,а дружки Миэрко были очень не прочь пристать к ней, - чего уж там говорить о чем-то большем? Пока Миэрко был увлечен Джиллиан, и она чувствовала себя в относительной безопасности, но что произойдет, когда она ему надоест? Она беззащитна против мужчин, этих похотливых скотов с грубыми манерами. Где-то, быть может, есть и другие, с хорошими манерами и красивыми глазами, в которых будет не отражение животного инстинкта, а чистое чувство любви, но пока Джиллиан таких не встречала. Видела издали похожих, но… при виде ее подобные молодые люди спешили прочь, брезгливо кривя губы – дочь Белокурой Проститутки! Это хуже рабского клейма на теле.
А все-таки Джиллиан ждала. И надеялась.

Утро было прохладным, и Джиллиан было холодно в ее старом, поношенном и почти ветхом платье. Мать никогда не давала ей свои платья поносить, утверждая: “Тебе и одно платье сойдет, ты же не работаешь, как я”.
Джиллиан горько усмехнулась. Теперь это называется работой.
Она торопливо шла по улицам, обхватив плечи руками и пытаясь согреться. Ничего, скоро засияет солнце, и ей будет тепло.
Хорошо бы сегодня не наткнуться на Миэрко. В последнее время он стал просто отвратителен и груб, а его прикосновения заставляли Джиллиан вздрагивать от омерзения.
Задумавшись, она сама не заметила, как оказалась в Средних Кварталах. Люди здесь смотрели на нее косо – что ты делаешь тут, дочь Белокурой Проститутки? Отправляйся-ка к своей блудливой мамаше!
Они не произносили эти слова, но Джиллиан безотчетно чувствовала, как иголки их взглядов впиваются в ее кожу.
Зря она сюда пришла. Да еще и в такое время.
Неподалеку стала собираться кучка молодых людей, переговаривающихся друг с другом и изредка бросавших взгляды на проходившую мимо девушку. Один из них вдруг увязался за ней и схватил ее за руку не менее грубо, чем это делал Миэрко.
- Привет, девка! Не хочешь прогуляться?
- Отстань, - сквозь зубы процедила Джиллиан, пытаясь вырвать руку. Но тип не отставал.
- Чего это ты такая недотрога? Небось в своем квартале не такая, а?
- Оставь меня в покое! – закричала Джиллиан так громко, что шедшие впереди двое мальчишек оглянулись. И остановились, так что Джиллиан и приставала едва не налетели на них.
Мальчишкам, должно быть, едва исполнилось четырнадцать лет. Оба носили белые рубашки и черные штаны, и ноги их были босы. На этом сходство и заканчивалось.
Джиллиан взглянула на того, что слева, и замерла на месте. У него были черные кудрявые волосы, большие черные глаза и бледное, невинно-красивое лицо. На плече мальчика сидела белая пушистая кошка, зеленые глаза ее были устремлены прямо на парня, пристававшего к Джиллиан.
“Какой хорошенький”, - подумала Джиллиан и глянула на второго, пониже ростом и гораздо шире в плечах. Его широкое лицо было покрыто веснушками, на голове торчали коричневые вихры.
- Что это вы пристаете к девушке? – вежливо поинтересовался черноволосый, скользнул взглядом по Джиллиан…и глаза его широко раскрылись. В них промелькнуло какое-то непонятное выражение.
Его товарищ красноречиво сжал кулаки довольно больших размеров и посоветовал приставале убираться вон. Тот, будучи, видимо, трусом по натуре, сплюнул и предпочел отступить. Предварительно, впрочем, пояснив защитникам Джиллиан, что они имеют глупость защищать дочь уличной девки.
- Сама она, видать, такая же! – Прибавив к этому несколько непечатных выражений, мерзкий тип удалился.
Джиллиан не выдержала и разрыдалась от унижения. Она немедленно повернула назад и хотела уйти, но черноволосый задержал ее:
- Подождите, красавица! Как вас зовут?
- Оставьте меня! – Джиллиан, тем не менее, остановилась. – Я… - Она не знала, что сказать.
- Давайте познакомимся, - предложил мальчик все тем же тоном, как будто они находились в каком-нибудь замке и она была не менее, чем дочерью хозяина. – Меня зовут Амарель Леефе, а это мой друг Фибрамес Михрен, - он кивнул на веснушчатого. Тот был заметно смущен словами приставалы и явно нехотя поздоровался с девушкой.
- А меня зовут Джиллиан Рэсхолд, - робко улыбнулась она. Черноволосый совершил совсем уж немыслимый поступок: взял ее за руку и поцеловал ее. Джиллиан онемела – она не привыкла, чтобы ей целовали руки, да еще и как ни в чем ни бывало, как светской даме.
- Рад знакомству с вами, Джиллиан.
[\MORE]

@музыка: Evanescence - Lithium

@темы: фэнтези, проза, Творчество

---

[Askramandora]

Здравствуйте!" Вас приветствует графоманка Чокнутая Аскри... Не совсем начинающая, правда...

Разрешите тут кое-что выложить, если кто-то хочет в критике потренироваться...

Падение. 1.

Баронесса

Женщина медленно шла по улице - высокая, все еще красивая женщина лет тридцати - тридцати пяти.
Воздух застыл от жары, как желе, и женщине, должно быть, было очень душно в тяжелом, длинном темно-синем платье из афирилэндского бархата. Время от времени она лениво обмахивалась красивым резным веером, тоже привезенным из соседней страны, и замедляла шаг, вглядываясь в голубое-голубое, акварельное небо. Губы ее шевелились, - полные, красивые яркие губы.
Ми да ра... Хейм брел... Си маннагг...
Казалось, стало чуть прохладнее, или все же опять не подействовало? Она нетерпеливо повела плечами и подумала, что надо бы об этом поговорить с Колдуном.
Магия несовершенна или она, Сферель Гриффи, несовершенна?
Из переулка, в который женщина собиралась завернуть, выбежал мальчишка с белой кошкой на руках. Он едва не сбил женщину с ног,но вовремя успел остановиться и отпрянуть.
Сферель тоже остановилась, с интересом глядя на мальчика. Она что-то почувствовала...Показалось? Неуловимо волшебное...и трагическое. Как будто издалека прозвучала печальная песня детского голоса...и вдруг смолкла. Что же это было?
Забыв обо всем на минуту, Сферель молча рассматривала худое, чуть скуластое бледное лицо, казавшееся еще бледнее по контрасту с иссиня-черными вьющимися волосами и жгучими, как у южанина, черными глазами - большими, просто огромными, пожалуй.
Красивый. Слишком красивый для мальчишки, на ее взгляд.
Поймав ее взгляд, юный горожанин смутился и крепче прижал к себе белую пушистую кошечку, дрожавшую от страха. Длинные, изящные белые пальцы почти машинально приглаживали мягкую шерстку, в то время как черные глаза испытующе вглядывались в высокую стройную фигуру незнакомки.
- Извините, я не хотел вас пугать, - сказав это, мальчишка смущенно и очень мило, как подумала Сферель, улыбнулся. Правда, губы у него были тонкие, почти бесцветные, и это придавало какую-то аскетичность его красоте.
- Ничего, ничего, - ободряющим тоном произнесла вдова барона Гриффи, поглядела на кошечку. - Куда это вы бежали, мой юный друг? Спасали кошечку от тех, кто любит издеваться над животными?
Черные глаза восхищенно раскрылись.
- Вы волшебница! Так и есть. - Мальчик снова погладил кошку и беспокойно оглянулся. - Кажется, мне удалось оторваться от них.
- Кого - них? - мягко поинтересовалась баронесса Гриффийская, обмахнув себя веером и всколыхнув светлые пряди волос, выбившиеся из прически.
- Миэрко и компании, - хмуро пояснил новый знакомый, - они...ну, в общем, это уличная компания.
- Все ясно, - немного скучающим тоном протянула Сферель, снова бесцеремонно оглядывая мальчика с ног до головы.
Высокий, лет тринадцати-пятнадцати на вид, лишь чуть пониже ее ростом, чем-то похожий на бей-ялинца. Если бы не белизна кожи...
- Я же забыл представиться, - спохватился он и поднял на нее глаза. - Меня зовут Амарель Леефе, а вас?
Леефе. Так она и... Прекрати. Ничего ты не думала. Ты просто смотрела на него и любовалась, старая развратница.
- Очень приятно, а я Сферель Гриффи, баронесса, - сладко пропела Сферель и протянула мальчишке руку, ожидая, что тот пожмет ее, как сделали бы большинство юных Гафарсийцев его возраста. Но нет - Амарель взял ее за руку и слегка коснулся ее губами.
- Рад знакомству с вами.
Баронесса Гриффийская внимательно поглядела на мальчика - одной рукой держит кошку, другой ее пальцы, глаза вежливо улыбаются, а в лице...все то же тревожное, напоминающее о печальной песне.
Сферель с трудом стряхнула с себя оцепенение. Отняла свою руку, взмахнула веером, улыбнулась краешком губ.
- Я думаю, мы еще увидимся, Амарель Леефе. А пока что позволь мне продолжить путь, - Сферель величественно, подражая особе голубой крови, кивнула восхищенно смотревшему на нее мальчику и не спеша удалилась.
Откуда-то сзади почти неслышно появился низенький юный субъект примерно того же возраста, что и Амарель, с усыпанным коричневыми веснушками широким добродушным лицом.
- Рэль!
Амарель вздрогнул, как будто его пробудили от чудесного сна, и повернулся к веснушчатому.
- Фибрамес, ты не видел Миэрко и Отряд?
- Нет, а что, они опять пытались купить у тебя Иеру?- нахмурился Фибрамес, подойдя к другу и взглянув на уже успокоившуюся и мирно сидевшую на груди у Амареля кошечку.
- Хуже, они попытались ее у меня отобрать.
- Зачем им Иера? - удивленно поднял выцветшие на солнце брови Фибрамес.
Амарель огляделся, видимо опасаясь, что их может кто-то услышать, затем наклонился к самому уху друга и шепнул чуть слышно:
- Кошек берут жрецы Кальфандры и проделывают с ними какие-то страшные штуки, так я слышал. И еще темные маги...за белую кошку дорого дадут.
ибрамес широко раскрыл карие узкие глаза и засопел.
- Жрецы? Маги? Очнись, Рэль. Какие у них могут быть дела с таким, как наш пустоголовый Миэрко?
Амарель насмешливо улыбнулся.
- До чего ты наивен, друг мой. У них нет дел с Миэрко, просто он принес кошку, продал, взял свои деньги - и все. Тем более что в Фаарне белые кошки весьма и весьма редкое зрелище. Теперь понимаешь?
Фибрамес кивнул.
- Люди хуже животных... Готовы за деньги на что угодно, - он ласково погладил Иеру, и та блаженно заурчала. - Вот скажи, Рэль, разве ты позволил бы проделать темные колдовские штуки со своим другом, пусть даже хоть тысячу золотых за это дадут?
- Конечно, нет, - горячо ответил Амарель и прижал к себе кошечку. - Иера мой друг не меньше, чем ты, Фибрамес. Разве я смогу предать друга, хотя бы и за большее количество денег?! Да никогда! Я же не Миэрко.
- Да и я бы никогда... - Фибрамес оборвал речь и прислушался. - Мне кажется или сюда кто-то идет? Пошли, Амарель, кое-что тебе расскажу!
Неце и Эме
Неце Леефе, простой горожанин и кузнец, никогда не был высокого мнения о правительстве города Фаарне и страны Гафарса в целом.
Политика короля Тирфи, дружившего с темными магами и поддерживавшего Кровавый Культ, как в народе именовали религию, предписывавшую приносить человеческие жертвы, была глубоко ошибочна, и Неце не упускал шанса громогласно заявить об этом вслух.
На его счастье, никто еще не донес о вольных речах простого кузнеца городской страже, но Эме, жена Неце, все равно беспокоилась за своего мужа и старалась убедить его в том, что возмущаться бесполезно.
- Это не изменится, солнце мое, такие люди, как мы, не имеют ни малейшего влияния на короля и его совет, -говорила она.
Неце хмурился.
- То-то и плохо, что не имеют! Какой же он король, если не прислушивается к мнению народа?
Эме с усмешкой пожимала плечами.
- Так не только у нас, солнце мое. На родине моей матери, в Бей-Ял, то же самое, так же как и у северян афирилэндцев и даже у суровых воинов ихранджанцев. Везде так, и это неизбежно. С этим нужно смириться, Неце!
Эме, столь быстро со всем смирявшаяся жена кузнеца Леефе, была очень красива. Ее черные, как ихранджанский бархат, глаза и волосы, золотисто-смуглая кожа и нежный голос в свое время заставили молодого гафарсийца Неце Леефе влюбиться в девушку без памяти.
Тогда Эме было восемнадцать, теперь же ей шел уже тридцать четвертый год, но ее красота, казалось, и не думала увядать и только расцветала все больше и больше.
- Ты моя черная роза, - говорил ей Неце порой. - Черные розы растут лишь в Гафарса, но по милости небес твою красоту взрастила бей-ялинская земля!
Неце не умел говорить красиво, и подобные фразы с трудом приходили ему на ум, так что Эме весьма ценила их.
Сам Неце не был хорош собой - он был больше похож на северянина, чем на гафарсийца. Светлые, почти бесцветные глаза и волосы и бледная кожа явно были наследством отца, наполовину афирилэндца.
- Наша семья - это просто помесь разных народов, - любила говорить по этому поводу Эме.
Неце Леефе обожал свою жену, да и она его очень любила. Их характеры были совершенно разными: мягкая, немного ленивая, но в глубине души по-южному темпераментная Эме и строгий, холодно-рассудительный Неце, для которого долг и гражданские обязанности были выше всего. Да, они были совершенно разными, но тем не менее прекрасно уживались вместе. Эме была образцовой домохозяйкой, а Неце был хорошим кузнецом, и они не испытывали нужды в деньгах, что могло бы повлиять на их отношения. Иными словами, эту пару можно было бы назвать почти идеальной, - по крайней мере, такое они производили впечатление.
Спорили Неце и Эме только по одному вопросу - вопросу воспитания единственного и любимого сына Амареля.
Амарелю было уже почти четырнадцать, и внешне он был почти копией матери, вот только небыл смуглым, как она. Бледная кожа и тонкие губы аскета - вот и все, что досталось мальчику от отца. Он не унаследовал строгость и решительность Неце, вместо этого проявляя черты характера, присущие его матери.
- Ты его избаловала, Эме, - временами качал головой Неце, отчаявшись загнать сына в кузницу. - Следовать по стопам отца Рэль явно не намерен. Учебу он ненавидит, только читать и писать научился, да и в школу мы его отдали поздно - в двенадцать лет. Разве это хорошо? Мальчишка ленив, как капустный червь, а ты ему потакаешь!
Эме смущенно улыбалась и брала мужа за руку.
- Солнце мое, он просто не хочет ни учиться, ни быть кузнецом. Вот и все. Ему по душе другие занятия.
- Знаю я, какие занятия по душе этому лоботрясу, - привычно ворчал Неце. - Недавно видел его с одной девчонкой, потом с другой. Головы им морочит, песенки поет.
- У мальчика красивый голос, - робко вставила Эме.
- И что он будет с ним делать? Станет бродячим певцом, что ли? Ну нет, дорогая, только через мой труп, в семье Леефе бродячие певцы, актеры и прочие отбросы общества совершенно ни к чему, - категорично заявил как-то раз Неце.
Эме на какое-то время притихла, затем призналась:
- Ами говорил мне, что хочет рисовать схемы, по которым можно что-то строить. Это как, тебя устраивает, солнце мое?
Неце задумчиво посмотрел на жену, потом вспомнил виденную им однажды во время путешествия в южном ханстве Бей-Яле картину: важный человек с какими-то чертежами в руках, распекавший строителей за то, что они что-то построили не по его схеме.
- Пожалуй, так можно, - наконец вынес он приговор. - Только я слыхал, этому учиться надо. В специальной школе.
Эме радостно улыбнулась, довольная, что идея сына не нашла опровержения у строгого отца.
- Рэль не возражает. Он просто хотел узнать, согласен ли ты.
- Мог бы и сам у меня спросить, - пожал плечами Неце. - Или провожать до дому девочек и возиться с этой невесть откуда взявшейся белой кошкой легче, чем разговаривать с родным отцом?
- Он боялся, что ты откажешь, - вздохнула Эме. - Ты же знаешь Амареля, Неце...
На самом деле Неце редко бывал доволен своим сыном, однако это не мешало ему любить Амареля так же сильно, как это делала Эме. Разница между любовью матери и отца на сей раз заключалась не только в обычной разнице, которая сопровождает эти два вида любви, но и то, что Эме просто любила Амареля таким, какой он есть,а Неце стремился воспитать мальчишку по-своему.
Впрочем, попытки сделать из Амареля второе 'я' были заранее обречены на неудачу - с виду мягкий и ленивый, Амарель всегда умел настоять на своем.

Такова была семья, которую Сферель Гриффи намеревалась навестить, идя вниз по улице.
Вдова афирилэндского барона Гриффи шла и чувствовала стеснение в груди, приближаясь и этому дому...и не только по причине жары.

Предложение Сферель

Эме была занята. Она сидела в гостиной и вышивала, тихонько напевая про себя какую-то старинную песню на бей-ялинском языке, когда-то в детстве выученную ею наизусть. Мать Эме очень любила петь эту песню во время работы и досуга, в любой момент, когда ей приходили на ум знакомые строчки.
Неце сидел рядом с ней и по привычке любовался тем, как ловко и быстро движутся тонкие смуглые пальцы. В такие минуты счастье завладевало им целиком. И он боялся даже пошевельнуться, чтобы не спугнуть его, как робкую птичку…
И надо же было кому-то в это время постучаться в дверь!
Эме подняла глаза на мужа.
- Откроешь, Неце? Может, это сосед Михрен наконец долг принес.
- Как же, будет он отдавать долги раньше, чем через полгода! – сердито пробурчал Неце Леефе и пошел к двери, заранее недружелюбно настроенный против незваного гостя.
Открыв дверь, он собрался было сухо приветствовать пришедшего, но… слова замерли, та к и не сорвавшись с языка кузнеца Леефе.
Перед ним стояла его собственная сестра, когда-то убежавшая из дому и не так давно вернувшаяся обратно в Фаарне, - Сферель. Точнее, баронесса Гриффийская, вдова безвременно и при подозрительных обстоятельствах погибшего барона-северянина, на свое несчастье составившего завещание в пользу жены.
- Сферель… - Неце медленно отступил в сторону, глядя на ее безмятежную улыбку. Сестра томно обмахивалась веером и смотрела на него яркими зелеными глазами, – ни дать ни взять великосветская дама, пришедшая на пышный бал.
- Домой пустишь? – сладко улыбаясь, спросила Сферель.
Неце угрюмо смотрел на нее.
- Кажется, в прошлый раз мы все обсудили, Сферель. Ты прекрасно знаешь, что я не хочу видеть тебя в своем доме.
- Ах таак? – протянула баронесса Гриффийская, ее улыбка стала натянутой. – Это когда в прошлый раз? Когда мы встретились у Четвертого Квартала?
- Именно, - подтвердил Неце. – Я сказал тебе, что после всего случившегося не могу принимать тебя в своем доме, хоть ты и сестра мне. Ты стала одной из тех, чей путь проклят и устлан трупами, – темной колдуньей. Ты связалась с таинственным и ненавидимым всеми стариком, которому, как говорят, уже свыше пятисот лет и все эти годы он творит свои гнусные дела… с Колдуном!
Глаза Сферель стали совсем холодными, улыбка быстро исчезла с полных губ.
- Ты изменился, брат. Ты разговариваешь со мной так, как будто я враг тебе. А ведь когда-то ты был моим единственным защитником от побоев пьяного отца.
- Разве ж я знал, что ты превратишься в чудовище? – с горечью бросил Неце.
Уголок рта баронессы дернулся.
- Чудовище? Что ты обо мне знаешь? Любого человека можно при большом желании превратить в темного мага, жреца или другого злодея, - теперь ее губы искривила жесткая, нехорошая усмешка.
- Нет, - возразил Неце,- не любого. Только того, у кого есть предрасположенность ко злу. Видать, у тебя она была. А я этого так и не разглядел.
- Ах, бедненький! Он не разглядел.… Если бы ты был поставлен в такие же условия… будь ты гордой, честолюбивой, несчастной девушкой, которой вдруг представилась возможность стать сильной и отомстить, - разве ты пренебрег бы ею? Скажи!
- Отцу ты уже не отомстишь, - пожал плечами Леефе. – Он давно мертв. А кому еще ты собираешься мстить?
Сферель нервно облизала губы. Неце, Неце… Если бы ты знал, как ты теперь похож на отца… И голосом, и внешностью, и угрюмыми манерами волка-одиночки… Если бы ты об этом знал…
- Не будем говорить об этом, Неце. Лучше впусти меня в дом, и я забуду ту нелюбезность и грубость, которые ты проявил по отношению к вернувшейся из небытия сестре.
- Зачем тебе мой дом? – медленно произнес Неце. – У тебя есть владения барона Гриффи, его замок. Колдун в любой момент ждет тебя в гости. Да и в конце концов, у тебя, как я слыхал, есть любовники.
- Какая осведомленность! Да, есть, и что с того? мне претит ханжество гафарсийцев, кричащих на каждом углу о возмутительности внебрачных связей. Ты думаешь, они сами этим не занимаются? Ты думаешь, они…
- Хватит, Сферель, – резко оборвал ее брат. – Уходи, прошу тебя, и никогда больше не появляйся здесь вновь! Между нами нет ничего общего.
- Ничего общего? – Баронесса прищурилась. – Пожалуй, ты прав, братец. Я уйду.… Ах, да… - Словно припоминая что-то, она беззвучно засмеялась. – Я видела твоего сына.
Неце напрягся, как натянутая тетива лука,и подозрительно посмотрел на сестру. Что она хочет… чего добивается?
- Амарель Леефе, так? Красивый, удивительно милый мальчик. Признаться, до того, как я узнала, что он мой племянник… - она снова засмеялась. На сей раз жутким смешком, одно звучание которого вывело Неце из себя. Он едва не набросился на нее.
- Чертова колдунья! Если ты что-то сделала с моим сыном…
- Успокойся, - насмешливо проговорила Сферель. – Я не пью кровь маленьких мальчиков. Сколько ему лет?
Немного устыдившись своей вспышки, Неце пробурчал:
- Скоро четырнадцать исполнится.
-Надеюсь, ты оповестишь меня об этой знаменательной дате? Очень хотелось бы сделать мальчику подарок. Такой вежливый, любезный… чудо, одним словом. Вероятно, весь в твою жену, а?
Неце молча кивнул.
- Я кое-что в нем почувствовала, - продолжала баронесса задумчиво. – И это что-то определенно магического свойства. Твой сын мог бы стать неплохим волшебником.
При одной мысли об этом гнев Неце вспыхнул вновь. Амарель…маг?! Она с ума сошла?! Да он, Неце, скорее вырежет из груди собственное сердце и съест, нежели позволит своему родному сыну пойти по темной колдовской стезе!
- Уходи, Сферель, – еле сдерживая себя, Неце сжал кулаки. – Если ты надеешься, что я позволю тебе сбить моего сына с истинного пути…
Женщина легко и весело рассмеялась.
- С истинного пути людей не сбивают, они чаще всего сами с него сходят, по своей воле, братец мой. А что касается Амареля, то его аура ясно говорит о грядущих страданиях и боли… я их чувствую… - она приложила руку к груди.
Кузнец Леефе несколько мгновений молча смотрел на сестру. Затем, усмирив в себе гнев, процедил сквозь зубы:
- Амарель никогда не пожелает сам сойти с истинного пути и стать магом. У него доброе и чувствительное сердце, он не то, что ты, негодяйка!
- У меня тоже есть сердце, Неце. И когда-то оно было таким же, как у милого Ами. Но время иссушило его, а жажда власти и могущества превратила в кусок льда. Так что не загадывай, - усмехнулась Сферель чуть мрачно. – Кроме того, ему же не обязательно быть темным магом. Он мог бы быть светлым.
- Все маги зло. И я не допущу, чтобы Амарель заинтересовался этим делом.
- Но у него определенно есть к этому талант.
- Все равно, – упрямо повторил Неце, снова сжимая кулаки и недобро глядя на сестру. – Этого не будет! Слышишь ты – не будет.
Баронесса Гриффийская передернула плечами.
- Ну посмотрим, посмотрим. А подарок я ему обязательно подарю. До свидания, милый брат Неце, я думаю, - даже и не думаю, а уверена, что мы снова встретимся.
Послав брату последнюю ехидную улыбку, Сферель медленно развернулась и пошла прочь, обмахиваясь веером. Оскорбленная гордость, злоба, чувство безмерного унижения если и бушевали в ее душе, то она никак этого не показала.
Месть хороша по прошествии некоторого времени, Неце. Ты сам увидишь это…

Колдун

В полутемной, просторной спальне было душно, и она велела открыть все окна и сидела на своей кровати как пришла, в тяжелом бархатном платье, держа в руке бокал, полный вина.
Взгляд блестящих зеленых глаз был устремлен в окно, за которым вовсю заливалась сладким голосом какая-то птичка. Птичка…
Как же я не люблю, когда поют и мешают мне пить вино.
Баронесса Гриффийская с усмешкой подняла свободную левую руку и медленно стала сжимать пальцы в кулак. Глаза ее стали совсем пустыми, губы зашевелились, что-то произнося.
Птица умолкла, будто захлебнулась. Раздался шлепок упавшего с ветки на землю тельца. Звук, который обостренный слух Сферель уловил сразу.
Женщина снова усмехнулась и опустила сжатый кулак на колени.
Ты заплатишь мне за это унижение, Неце. Заплатишь. Не так быстро. Но будь спокоен, это произойдет не позже пятидесятой луны…
Дверь бесшумно отворилась, впуская гостя, которому баронесса Гриффийская всегда была рада. Колдуна. Того самого, чье имя было давно позабыто даже им самим – настолько этот служитель тьмы был стар.
Колдун был невысок ростом, но его внешность, уродливая и вместе с тем носившая на себе отпечаток какой-то значительности, наводила на мысль, что над ним никто никогда не смеялся. Или, во всяком случае, смеялся недолго.
- Здравствуй, ученица, - скрипучий голос нарушил тишину, и Колдун подошел вплотную к женщине и сел рядом с ней.
Сферель с усмешкой поглядела на него и стала медленно пить свое вино.
- Ты, как и подобает настоящему темному магу, весь в черном, учитель мой.
- Я и есть настоящий черный маг, - Колдун отнял у нее кубок и пристально посмотрел в мрачные зеленые глаза. – Что с тобой, Сферель?
Она коротко и зло рассмеялась.
- Ничего. Точнее, совсем ничего.
- А все-таки? Ты не похожа на человека, с которым ничего не случилось.
Баронесса отвернулась и долго смотрела в окно.
- Он отказал мне от дома. Велел даже не приближаться к нему.
Колдун ответил не сразу. Циничная усмешка зазмеилась на его сморщенных губах.
- А чего же ты ждала, Сферель? Кем стала ты и кто он? Добропорядочный кузнец Леефе, пользующийся уважением соседей. Вполне зажиточный…. И его сестра, темная магичка и злодейка с репутацией дамы сомнительного поведения. Как же ты все еще наивна!
- Но он мой брат! – яростно вскричала женщина. – Он должен был в любом случае поддержать меня… или хотя бы сохранить видимость тех отношений, которые существовали между нами! Он должен был понять, что у меня не было другого выхода, кроме как стать твоей ученицей! Я едва сбежала из дому, я не знала, что делать и как выжить в этом тысячу раз проклятом мире, и тут ты! Это был единственный шанс…
- А я ведь сразу увидел в тебе магические способности, - Колдун все с той же циничной усмешкой коснулся жесткими сухими пальцами ее полуголого плеча. - Это было нетрудно… вот только откуда они взялись, при простых смертных-родителях?
Сферель нетерпеливо дернула плечом, словно пытаясь сбросить его руку, которая, однако, и не думала покидать свое место.
- Мне это неизвестно, учитель мой. Кстати, - ее зеленые кошачьи глаза сощурились, - похоже, что я тоже умею видеть чужие магические способности.
- Да? И у кого ты их углядела, моя дорогая ученица?
- У одного молодого человека, - со странной улыбкой отозвалась женщина. – Очень молодого. Ему всего лишь четырнадцать лет. Однако есть… уже есть намек на что-то.
Колдун невольно заинтересовался.
- И кто же это? Сын какого-нибудь из твоих любовников?
- Нет, - с неудовольствием произнесла баронесса Гриффийская, которую в Фаарне именовали просто баронессой и очень не любили. – Это мой племянник. Амарель Леефе, сын этого безмозглого идиота Неце.
- Да ты что?! Родная кровь…
- Вот именно. Кто знает, может, в нашем роду и правда были волшебники? – Усмехаясь, Сферель склонила голову набок и задумчиво поглядела на кубок, который колдун протянул ей обратно, взяла его и сделала глоток. – Иначе откуда объяснить наличие магических способностей не только у меня, но и у Амареля?
- А ты точно уверена, что они у него есть?
- Без сомнения. Я это почувствовала…
- Понятно, - Колдун встал, подошел к окну и резким движением закрыл его. – Здесь довольно прохладно. Что не есть хорошо для моих старых костей.
Баронесса ничего на это не ответила. Она допивала вино и смотрела в огонь горевшего напротив камина.
- И что же ты теперь будешь делать? – с интересом спросил Колдун, возвращаясь и присаживаясь снова рядом с ней. – Насколько я понимаю, Неце едва ли отдаст своего сына тебе в ученики.
- Кто собирается его спрашивать? – процедила сквозь зубы Сферель.
- Планируешь тайно обучать мальчишку? Ну-ну.
- Думаешь, это плохая идея? – ощетинилась Сферель.
Колдун равнодушно поглядел на нее.
- А как ты считаешь? Во-первых, ему самому твои уроки могут не прийтись по нраву. Об этом ты подумала? Если он сын Неце, то, скорее всего Неце воспитывал его так, как самому ему хотелось. И соответственно, этот Амарель Леефе относится к магии – а тем более к темной – весьма и весьма отрицательным образом.
- Я не отрицаю такой возможности, - заметила баронесса Гриффийская. – Но, тем не менее, я надеюсь на то, что мой племянник будет заинтересован тем, что я в самом ближайшем времени намереваюсь ему показать…
Сказав это, она холодно улыбнулась. От этой улыбки даже Колдуну стало не по себе.
- И когда планируется самый первый урок? – поинтересовался он.
На сей раз в улыбке Сферель промелькнуло что-то загадочное. Но оттого не менее неприятное.
- Вот этого я тебе точно сказать не могу.
- Но, по крайней мере, это будет в этом месяце? – настаивал Колдун.
- Скорее всего. – Сферель зевнула и потянулась, как сытая кошка, отбросила пустой кубок на пушистый ковер под ногами. – Повторяю, дорогой мой учитель – обещать я ничего не могу.

@темы: фэнтези, проза, Творчество

---

Привидение

[DzyaN]

Вот, мне привиделось ко яви:

ДИКОЕ, НО СИМПАТИШНОЕ

Я уже сфотографировал, только надо показать.
Там есть листья, есть гербарий. Водка есть, и сигареты.
И красиво это, правда! Будет праздник у детей!
Будут взрослые все пьяны, дети - чисты, и наги!

Будут взрослые как звери, дети же - увидят свет.
Будут все читать Стругацких, а потом стругать в сортир.
Будет классная училка, дети ей подложат нож.
И она своею жопой этот ножик - ПРИМЕТ. Что ж!

Будет тут смертоубийство, ради лучшего конца
Будут дети знать про еблю, видя порно без лица.

---

Еще одна песенка

[Neopoznanniy]

Как всегда,
Я так спешил тебя поздравить с новым днем,
Рассказать о том, что снилось в эту ночь,
Что ты была моим огнем,
Но ты опять уходишь прочь.

В сотый раз,
Мы врываемся в давно привычный бой.
Каждый сам ведет свою войну,
За свой привычный мир,
Свою луну.

И я лечу,
А ты плывешь на своем белом корабле.
И мы стреляем друг по другу наугад.
Ждем когда погаснет свет,
Последний кончится снаряд.

Но скоро ночь.
И ты опять пойдешь домой писать стихи,
Мне-ж гитара залатает раны.
Каждый пишет про свои грехи,
Свои награды.

А потом,
Я снова буду набирать твой телефон,
Слушать эти надоевшие гудки,
Вспоминать свой странный сон
О не случившейся любви.

---

Песенка

[Neopoznanniy]

Я просто сделал шаг вперед,
Всего лишь малый шаг тебе на встречу.
А ты уже в атаку поднимаешь взвод
И воздух рассекает свист картечи.

Не слышны тебе мои слова,
О том что вся эта война без смысла,
Перед глазами снова пелена
Из раздраженности повисла.

припев
Но эта война - лишь повод жить,
Дитя неосознанных привычек.
Нам легче сражаться чем любить,
И пороха запах так обычен.


Неосторожные слова,
Одно слегка неловкое движение.
На меч ложиться вновь твоя рука,
Удар всегда идет на поражение.

И так проходит день за днем,
Сражение за сражением, бой за боем.
Когда нибудь друг друга мы убьем,
Но свое сердце не откроем.

припев.

---

[синяя амёба Антон]

Не моя судьба - быть в ладони твоей мечом.
Ты не воин - бухгалтер, нафиг тебе клинок?
Твоё дело - вести счета, подводить итог
За квартал. Ну подумай сам, меч-то тут при чём???

Не твоя дорога - сражаться, спасать принцесс,
Бить драконов, и дам чужих уводить смеясь.
Ведь тебя ежедневно складывает под пресс
Вся твоя большая и правильная семья.

Не мой долг - держаться всегда за твоим плечом -
Знаешь, ты вот сейчас, прости, у стены стоишь.
И с чего же ты захотел, чтоб я был мечом?..
... Ладно. Вот рукоять, вот гарда. И на Париж!!.



Про рифму 6-8 строк - знаю. Раньше было ещё хуже.

---

[Юзу-тян НЯ!]

Я придумаю новое имя,
Поменяю прическу и платье,
Я забуду друзей и любимых,
Я уйду в новый мир...
с меня хватит!

Я не создана жить среди фальши.
Вихрем маски сметаю с прохожих.
Пусть поймут, пусть прозреют однажды,
И увидят на что же похожи.

Я уйду, унесу свои песни,
Уведу с собой правду и счастье.
В этом мире мне просто нет места.
Я уйду. Я не буду прощаться...

@темы: Стихи

---

Осенняя депрессия

[Юзу-тян НЯ!]

Осенняя депрессия

Атональный мотив отбивает
По окнам осенний дождь,
Цветы на окне замерзают,
И чай со слезами ты пьешь.

В осенней депрессии сон
Так медленно погружаясь,
Ты забываешь, как звон
Солнца лучей оглушает.

Ты забываешь про цвет,
Ты видишь лишь серость вокруг,
Все ждешь, что вот-вот первый снег
На город опустится вдруг.

@темы: Стихи

---

Тебе, Тебя цитируя

[EternalFreedom]

Всё отдав, укрывшись только инеем,
Ухмыльнёшься: «Что ты, не замерз».
Нам ли ныть, переступившим линию?
Нам ли, пролетевшим сотни вёрст?

Еле сохраняя равновесие,
Хрипло: «Я живее всех живых».
Нас ведь не сожгли и не повесили,
Как подобных в миллионах книг.

«Ты сходи с ума, сходи... умеренно».
Так, чтоб не утратил ясность взгляд.
Нам ведь слишком многое доверено,
Нам ведь отступленья не простят.

«Не грусти» - простое заклинание.
Верю – значит действует, ведь так?
Мне не много нужно – только знание.
Убежденность. Ты мне - не чужак.

@темы: Стихи

---

давай

[Ki chan]

Давай! Давай не будем больше плакать.
Давай учиться не кричать на осень!
И в комнатах холодных, одиноких,
Кого-то никогда уже не спросим.
Давай смеяться, взгляд чужой бросая,
Давай свистеть Земфиру так невинно.
И в тишине, где нас никто не знает,
Давай полюбим эту злую зиму.
Давай сильнее, побыстрее, резче,
Бегом по кругу, по наклонной выше,
Давай поймем, что мы сильнее многих.
Зачем кричать, когда никто не слышит?
Давай поспим, сегодня и без мыслей.
Мы включим плеер для себя, для воли.
Ты знаешь, это ты мне рассказала...
Давай учиться не кричать от боли.