воскресенье, 28 марта 2010
Show me the waves Slaves of the sea Is there a swirl an oyster pearl inside of me ?
суббота, 27 марта 2010
22:01
Доступ к записи ограничен
I'm here for you.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
на Бога не пеняй, живя убого: Бог всем даёт. Не все берут у Бога.
Чтоб стала правильней судьба,
а цели — ближе и яснее,
я должен победить себя.
Нет у меня врага сильнее!
Я это осознал вполне,
иду в атаку под знамёнами...
Но каково же будет мне,
самим собою побеждённому?
Мне, отдающему богатства,
мне, свой роняющему штык,
мне, угоняемому в рабство
к вершинам собственной мечты?
а цели — ближе и яснее,
я должен победить себя.
Нет у меня врага сильнее!
Я это осознал вполне,
иду в атаку под знамёнами...
Но каково же будет мне,
самим собою побеждённому?
Мне, отдающему богатства,
мне, свой роняющему штык,
мне, угоняемому в рабство
к вершинам собственной мечты?
положи в кармашек
Если я когда и влюблюсь,
Так, что томно, несчастно и сладко
Обещаю, стократно клянусь
Со словами играть только в прятки.
читать дальше
Так, что томно, несчастно и сладко
Обещаю, стократно клянусь
Со словами играть только в прятки.
читать дальше
на Бога не пеняй, живя убого: Бог всем даёт. Не все берут у Бога.
Чёй-то мне тоже захотелось об вампирах высказаться...
Сальери.
Постой, постой!.. Ты выпил!.. без меня?
Моцарт (бросает салфетку на стол).
Довольно, сыт я.
(с) Александр Пушкин.
Я есмь энергетический вампир.
Мы обществу нужней, чем горлу гланды.
Нас много. Мы слетаемся на пир,
когда творить пытаются таланты.
Они пылают творческим огнём
бездымно и вполне безрезультатно,
а мы их биополе жадно пьём,
нам делается сытно и приятно.
Они, потея, мучась и мечась,
кантуют Слово, как Сизиф свой камень,
а мы, насытясь, в этот самый час
шедевры лепим левыми ногами.
Они бесславно выгорят дотла,
истлеет терпеливая бумага,
а мы свершим великие дела
во славу нашу и себе во благо.
Конечно, мы рискуем головой:
зло истребимо. Но не в полной мере!
Один из нас высасывал Сальери,
пока не выпил кубок роковой.
Другой, об этой драме возвестив,
упал с свинцом в груди и с жаждой мести.
Кто ядом, кто «лепажем», кто бесчестьем —
всяк норовит вампира извести.
За что? За наш дурной, но верный глаз?
За легковесность гениальной строчки?
За то, что травят нас поодиночке,
не в силах ликвидировать как класс?
Сальери.
Постой, постой!.. Ты выпил!.. без меня?
Моцарт (бросает салфетку на стол).
Довольно, сыт я.
(с) Александр Пушкин.
Я есмь энергетический вампир.
Мы обществу нужней, чем горлу гланды.
Нас много. Мы слетаемся на пир,
когда творить пытаются таланты.
Они пылают творческим огнём
бездымно и вполне безрезультатно,
а мы их биополе жадно пьём,
нам делается сытно и приятно.
Они, потея, мучась и мечась,
кантуют Слово, как Сизиф свой камень,
а мы, насытясь, в этот самый час
шедевры лепим левыми ногами.
Они бесславно выгорят дотла,
истлеет терпеливая бумага,
а мы свершим великие дела
во славу нашу и себе во благо.
Конечно, мы рискуем головой:
зло истребимо. Но не в полной мере!
Один из нас высасывал Сальери,
пока не выпил кубок роковой.
Другой, об этой драме возвестив,
упал с свинцом в груди и с жаждой мести.
Кто ядом, кто «лепажем», кто бесчестьем —
всяк норовит вампира извести.
За что? За наш дурной, но верный глаз?
За легковесность гениальной строчки?
За то, что травят нас поодиночке,
не в силах ликвидировать как класс?
четверг, 25 марта 2010
сrawling in my skin
Мы – люди на ладонях старика,
Он нас ведет в убыточные дали.
Мы – пряди из седого парика,
Пенсне старинное разбили и продали.
Мы – песни из трамвайного депо,
И наши руки греют старые вагоны.
Мы – стайка попрошаек у метро,
Мы ищем истину своей дурной природы.
Мы – воры подзаконного родства:
Враги, друзья, враги и снова...
Мы – это, верно, точка без конца,
Хочу тебя увидеть завтра дома.
Он нас ведет в убыточные дали.
Мы – пряди из седого парика,
Пенсне старинное разбили и продали.
Мы – песни из трамвайного депо,
И наши руки греют старые вагоны.
Мы – стайка попрошаек у метро,
Мы ищем истину своей дурной природы.
Мы – воры подзаконного родства:
Враги, друзья, враги и снова...
Мы – это, верно, точка без конца,
Хочу тебя увидеть завтра дома.
Those wings... I want them too.
В городе этом так сложно мечтать
Среди полинявших пейзажей.
Что за мечты, когда трудно дышать,
И небо испачкано сажей.
В городе этом так сложно любить,
Не хочется порванным нервам
Вспомнить два слова: "понять" и "простить".
"Нет, пусть извиняется первым!"
В городе этом так просто забыть
Что есть не бездушные люди.
Надо порой выживать, а не жить,
А кто победил – неподсуден.
Но в городе этом бывает весна
В растаявших капельках снежных,
Когда просыпается мир ото сна,
И воздух пьянящий и нежный
Весна - как надежда на новую жизнь,
Надежда "всё будет нормально".
И будет. Конечно. Ты только держись.
Я верю: нас мир не сломает.
Среди полинявших пейзажей.
Что за мечты, когда трудно дышать,
И небо испачкано сажей.
В городе этом так сложно любить,
Не хочется порванным нервам
Вспомнить два слова: "понять" и "простить".
"Нет, пусть извиняется первым!"
В городе этом так просто забыть
Что есть не бездушные люди.
Надо порой выживать, а не жить,
А кто победил – неподсуден.
Но в городе этом бывает весна
В растаявших капельках снежных,
Когда просыпается мир ото сна,
И воздух пьянящий и нежный
Весна - как надежда на новую жизнь,
Надежда "всё будет нормально".
И будет. Конечно. Ты только держись.
Я верю: нас мир не сломает.
Свой путь в забвение я пройду в ярости. (С)
Don't dream it - be it.
Предисловие: много думал - раз; много делал - два; много Пастернака читал - три.
Прорвало, наконец-то. Ничего хорошего не жду. Знаю, что сейчас по буквам раскритикуют. Согласен *поставил галочку и расписался*
Стих
Прорвало, наконец-то. Ничего хорошего не жду. Знаю, что сейчас по буквам раскритикуют. Согласен *поставил галочку и расписался*
Стих
среда, 24 марта 2010
Когда говоришь, что думаешь - думай, что говоришь
В современном мире Золушек не существует. Есть только неравные браки, основанные на чем угодно, но только не на любви. Наш брак не такой! Я уже несколько лет пытаюсь тебя в этом убедить.
читать дальше
читать дальше
молчаливый ПЧ
Он опять позвонил мне в час ночи.
Он опять говорил о погоде.
Я б давно ему врезал по морде -
Я не знаю, чего он так хочет.
Он опять говорил об искусстве,
О классической музыке, танцах.
Как же я ненавижу засранца
(Для меня это новое чувство).
Он читал мне Ахматову с Блоком.
Я не спал - я всё слышал и слушал.
Он, похоже, забрался мне в душу,
И звонки эти выйдут мне боком.
Било в окна прицельно и точно
Утро, желтое как канарейка.
Я весь день заряжал батарейку -
Я ему позвоню этой ночью.
Он опять говорил о погоде.
Я б давно ему врезал по морде -
Я не знаю, чего он так хочет.
Он опять говорил об искусстве,
О классической музыке, танцах.
Как же я ненавижу засранца
(Для меня это новое чувство).
Он читал мне Ахматову с Блоком.
Я не спал - я всё слышал и слушал.
Он, похоже, забрался мне в душу,
И звонки эти выйдут мне боком.
Било в окна прицельно и точно
Утро, желтое как канарейка.
Я весь день заряжал батарейку -
Я ему позвоню этой ночью.
Когда говоришь, что думаешь - думай, что говоришь
А поутру они проснулись –
В одной постели. Как всегда –
Друг другу мило улыбнулись,
И, разбежались – кто куда.
У каждого свои заботы –
Ему - работа, ей – семья.
Им строить счастье неохота
Вновь начиная все с нуля…
В одной постели. Как всегда –
Друг другу мило улыбнулись,
И, разбежались – кто куда.
У каждого свои заботы –
Ему - работа, ей – семья.
Им строить счастье неохота
Вновь начиная все с нуля…
вторник, 23 марта 2010
виртуоз эскапизма
Эй вы, там, наверху!
Вы лучших забираете,
Вы лучших до того доводите,
Что лучшие сами уходят.
И дальше смеетесь, играете, фигурки переставляете.
Творцы по своему обыкновению
Красивым пытаются сделать творение.
Где красота?
Где она?!
Может, этому миру
Одной ненаписанной песни не хватило,
Чтобы стать чище, намного, намного чище,
Ложки духовной пищи
Не хватило.
Но что я могу знать, и чего мне орать,
Ведь ко мне
Вы благосклонны вполне,
А почему бы и нет,
Я вам нахрен не нужен,
Ведь я не одна из
Так вами любимых жемчужин.
Вы лучших забираете,
Вы лучших до того доводите,
Что лучшие сами уходят.
И дальше смеетесь, играете, фигурки переставляете.
Творцы по своему обыкновению
Красивым пытаются сделать творение.
Где красота?
Где она?!
Может, этому миру
Одной ненаписанной песни не хватило,
Чтобы стать чище, намного, намного чище,
Ложки духовной пищи
Не хватило.
Но что я могу знать, и чего мне орать,
Ведь ко мне
Вы благосклонны вполне,
А почему бы и нет,
Я вам нахрен не нужен,
Ведь я не одна из
Так вами любимых жемчужин.
Когда мне станет все равно..театр иль кино...она или оно...я выпрыгну в окно...в один прекрасный час...но только не сейчас..(с)
ОБОСТРЕНИЕ
1
Каждую весну- обострение,
Каждую зиму- весна.
Я забыла, чем это навеяно,
Я как прежде сходила с ума.
Каждую весну как проклятие-
Умирая всерьез наяву
Каждый год мое снова зачатие
Воскресаю и снова... живу
Прилетают грачи-полуночники,
Расцветает ромашкой апрель,
-Здравствуй, милое одиночество,
Я в палате просторной теперь.
Заходи! Расскажи как намаялось?
Как жило без меня в пустоте?
А весна надо мною не сжалилась,
Я опять растворяюсь в весне,-
Стены белые холодом косятся,
Потолок разрисован тобой,
Мои черные волосы с проседью
Отражаются ранней весной
На асфальт потечет снег растаеный
Кто-то машет в окно мне рукой
Я качаюсь на койке отчаянно
Снова осени жду золотой!
2
Мои сны- мои повести сладкие
Их герои приходят ко мне
И садятся за стол, будто ватные
Я их имя пишу на руке
Мои сны- паралели неверные
В лабиринтах хожу наугад
Мои сны- мои повести смелые
От чего только пальцы болят?
Вывожу ручкой строчку корявую
А название будет потом
Я придумаю повесть печальную
Кровожадную повесть о том
Как бежал ты, гонимый священиком,
И упал перед черным крестом
Назовут тебя божьим наследником
...мне вкололи последний укол...
И расслабятся пальцы корявые
Ручка выпадет плавно из рук
А листы, на столе мной оставленные,
Я не знаю... Наверно сожгут.
1
Каждую весну- обострение,
Каждую зиму- весна.
Я забыла, чем это навеяно,
Я как прежде сходила с ума.
Каждую весну как проклятие-
Умирая всерьез наяву
Каждый год мое снова зачатие
Воскресаю и снова... живу
Прилетают грачи-полуночники,
Расцветает ромашкой апрель,
-Здравствуй, милое одиночество,
Я в палате просторной теперь.
Заходи! Расскажи как намаялось?
Как жило без меня в пустоте?
А весна надо мною не сжалилась,
Я опять растворяюсь в весне,-
Стены белые холодом косятся,
Потолок разрисован тобой,
Мои черные волосы с проседью
Отражаются ранней весной
На асфальт потечет снег растаеный
Кто-то машет в окно мне рукой
Я качаюсь на койке отчаянно
Снова осени жду золотой!
2
Мои сны- мои повести сладкие
Их герои приходят ко мне
И садятся за стол, будто ватные
Я их имя пишу на руке
Мои сны- паралели неверные
В лабиринтах хожу наугад
Мои сны- мои повести смелые
От чего только пальцы болят?
Вывожу ручкой строчку корявую
А название будет потом
Я придумаю повесть печальную
Кровожадную повесть о том
Как бежал ты, гонимый священиком,
И упал перед черным крестом
Назовут тебя божьим наследником
...мне вкололи последний укол...
И расслабятся пальцы корявые
Ручка выпадет плавно из рук
А листы, на столе мной оставленные,
Я не знаю... Наверно сожгут.
понедельник, 22 марта 2010
Если друг попал в беду, друга мелом обведу
Весенние будни Бессонницы
– Бессонница жила на перекрестке яви и сна, на давно забытой, присыпанной осколками разрушенных надежд дороге, в землянке с покосившимися стенами и поросшей мхом крышей, – Микли поправила на носу очки, хотя они ей были без надобности, ведь хозяйка исчезающего замка сочиняла историю на ходу. За окном лил весенний дождь, а на маленькой кухоньке было тепло и уютно. Суетились белки: разливали по кружкам чай, таскали из буфета печенье и раскладывали его по тарелкам. А растрепанная, как всегда не выспавшаяся Микли придумывала очередную сказку для маленькой слушательницы. Про Микли всякое рассказывали: ее называли и ведьмой, и нечистью, но юная Мари чувствовала: это все ложь. Хозяйка замка была странной, но доброй.
читать дальше
– Бессонница жила на перекрестке яви и сна, на давно забытой, присыпанной осколками разрушенных надежд дороге, в землянке с покосившимися стенами и поросшей мхом крышей, – Микли поправила на носу очки, хотя они ей были без надобности, ведь хозяйка исчезающего замка сочиняла историю на ходу. За окном лил весенний дождь, а на маленькой кухоньке было тепло и уютно. Суетились белки: разливали по кружкам чай, таскали из буфета печенье и раскладывали его по тарелкам. А растрепанная, как всегда не выспавшаяся Микли придумывала очередную сказку для маленькой слушательницы. Про Микли всякое рассказывали: ее называли и ведьмой, и нечистью, но юная Мари чувствовала: это все ложь. Хозяйка замка была странной, но доброй.
читать дальше
Я выбрал этот путь. И это был Путь Дурака. (с)
воскресенье, 21 марта 2010
Офтальмозавры ловят кальмаров во мраке ночи.
- Расскажи мне еще о лесе.
Он запрокидывает голову и смотрит на низкий потолок моей комнаты под главной лестницей.
Он закрывает глаза и видит лучи белого света, пробивающиеся сквозь ветки. И капельки воды на липком темно-зеленом листе. И рыхлые размякшие дороги между корнями. И разворошенный пень. И запах подгнивающей листвы. В его лесу почти всегда идет дождь. В его лесу почти всегда темно. В его лесу животные дикие и никогда не станут говорить с человеком. Зачем? Про его лес никогда не расскажут сказки. Ни один сказочник не забредет так далеко в чащу.
Он кладет руку мне на глаза, и я тоже начинаю различать силуэты деревьев на стенах.
- Ты устал, - говорит он. Я не слушаю его и ощущаю, как хлыст ровного света лампы бьет по вискам.
- Ты устал, - говорит он и этим завершается поток его сегодняшнего красноречия. Впрочем, он никогда не был человеком слова. Я опускаю ресницы и уже не понимаю, держит ли он в горсти мои глаза или уже успел взять меня за горло. Я не понимаю, лежу ли я на своей тесной койке или уже провалился в липкую скважину между запрелой корягой и топким мхом. Может быть, я уже сорвался в неясный горячечный сон.
Просыпаюсь я от того, что он сидит напротив и листает одну из моих книг. Шварррк. Переворачивает страницы.
- Тебе и правда все это нужно? – спрашивает он, в общем-то, не рассчитывая получить внятный ответ. Ему неуютно здесь. В этом городе, в этой тесной коморке, в этом потрепанном кресле, в этом глупом теле.
- Не важно, - отзываюсь я почти со злостью, сажусь в кровати, тру глаза. – Не важно. Расскажи мне еще… еще о лесе.
Он запрокидывает голову и смотрит на низкий потолок моей комнаты под главной лестницей.
Он закрывает глаза и видит лучи белого света, пробивающиеся сквозь ветки. И капельки воды на липком темно-зеленом листе. И рыхлые размякшие дороги между корнями. И разворошенный пень. И запах подгнивающей листвы. В его лесу почти всегда идет дождь. В его лесу почти всегда темно. В его лесу животные дикие и никогда не станут говорить с человеком. Зачем? Про его лес никогда не расскажут сказки. Ни один сказочник не забредет так далеко в чащу.
Он кладет руку мне на глаза, и я тоже начинаю различать силуэты деревьев на стенах.
- Ты устал, - говорит он. Я не слушаю его и ощущаю, как хлыст ровного света лампы бьет по вискам.
- Ты устал, - говорит он и этим завершается поток его сегодняшнего красноречия. Впрочем, он никогда не был человеком слова. Я опускаю ресницы и уже не понимаю, держит ли он в горсти мои глаза или уже успел взять меня за горло. Я не понимаю, лежу ли я на своей тесной койке или уже провалился в липкую скважину между запрелой корягой и топким мхом. Может быть, я уже сорвался в неясный горячечный сон.
Просыпаюсь я от того, что он сидит напротив и листает одну из моих книг. Шварррк. Переворачивает страницы.
- Тебе и правда все это нужно? – спрашивает он, в общем-то, не рассчитывая получить внятный ответ. Ему неуютно здесь. В этом городе, в этой тесной коморке, в этом потрепанном кресле, в этом глупом теле.
- Не важно, - отзываюсь я почти со злостью, сажусь в кровати, тру глаза. – Не важно. Расскажи мне еще… еще о лесе.
суббота, 20 марта 2010
23:55
Доступ к записи ограничен
I'm here for you.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
22:55
Доступ к записи ограничен
Если нельзя, но очень хочется, то можно.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра