красота и польза

[демодок]

Маленькой пихточке холодно в лесу.
Из дому вытащу, в мусор отнесу.

Будет красавица на костре гореть.
Может, ей понравится бомжиков согреть!

Это не жестоко: красота грешна,
ежели убогим вовсе не нужна.

Дай мне, Бог, отваги! Ведь мои стихи -
те, что на бумаге, - вовсе не грехи...

@темы: Стихи

---

[Vistrel]

Цикл стихов. Название - "Заметки".
п.с. размещение цикла согласовано с демодоком

***
А стихи должны быть простыми,
Как судьба у милого Фета,
Как пломбир, как солнечный клевер,
И вон те примерные дети.

А стихи должны быть простыми,
Ну как счастье, яблоко, служба –
Как любовь соседского Феди,

Но всё скучно, скучно, как скучно.

***
На цыпках любовь ловить,
И яблоком падать вниз.
Но помнишь ли ты, скажи,
Как звал я: вернись, вернись.

А после – опять апрель,
У девушки звонкий смех,
И очень бы кстати здесь
Забыть: и себя, и всех.

***
И вот, через столько-то «летий»
Стою перед лестницей,
Которая скоро растает,
И в дали спокойные
Тебе говорю, улыбаясь:
Моё человечное,
Нелепое, в общем-то, сердце,
Послушай, послушай же,
Я очень устал, дорогое,
И очень вот хочется
Пожить: да без захеров этих,
Отсутствия выходов.

Так вот: обниматься - не будем,
Идите, идите же –
Нам, право, не стоит встречаться.
Прощай.
И прости меня…

***
Нет, не забуду я
Стыд за мою несмелость.
Жизнь упустил свою –

Что же я, что
наделал.

***
А вишни было – на всех,
И яблок – ну до смешного!
Там мальчик в Африку плыл
К живым лазурным драконам.

Там Блок не писал поэм,
Счастливый, вроде, Есенин, -
И я ещё не рождён.

Вот было чудное время!

***
А впрочем, не будем сейчас о прошлом.
Что было – то было давно.
Я знаю: ищу, чего нет на свете,
И пусть.
Всё равно, всё равно.


***
… Рисовать самого себя,
А из глины лепить – своё, нутренное.
Но выходит опять лицо
Не моё, а совсем
иное.
Иное.

---

Сделав круг все опять обернется

[|Иона|]

Будет день - будет пища
Будет ночь - будут сны
Будет дом твой повсюду
Куда ни пойдешь
Будут мысли правдивы,
а руки чисты
И все то, что потеряно,
Вновь обретешь
Слышишь музыку?
Видишь мерцающий свет?
Ветер чувствуешь на горячей щеке?
Меня нет с тобой рядом,
Давно уже нет,
Но почувствуй - я рядом...
Я здесь.
Пусть строкою сочится
как кровью рука
Жаркий молот в груди забьется
Будет день... будет ночь...
Суть легка...
Сделав круг,
все опять обернется.

@темы: Стихи

---

[shella4370]

Почему.

Когда кричишь — себя теряешь,
А замолчишь — вина горчит.
Когда бежишь — все забываешь,
Взлететь захочешь — цепь гремит.

Колюч от холода тумана,
Повис рассвет больным дождем.
Нам сигаретной пачки мало —
Мы вместе зиму переждем.

Увяз, как муха в капле меда
Обрубок ночи на крыльце.
Зачем в такое время года
Ожог терпенья на лице.

@темы: Стихи

---

А я таки рискну...

[Кристалл хрусталя]

Если Вы убеждены, что в русском стихосложении существует всего пять "классических" размеров - пожалуйста, пройдите мимо, по возможности в направлении вумных книг по данному вопросу. И Вам спокойней, и мне, ну правда)
У автора сессионное обострение филоложества и стихокропания. По этому поводу автор может начать выражаться в Ваш адрес умными стиховедческими словами, подслушанными на лекциях.
Не смотря на это, автор не отрицает, что в данное произведение могли закраться косяки.

А ты - улыбнись, пускай они верят в чудо
Не смей раскисать, плата слишком уж высока
А хочешь забыться - поможет тетрадей груда
И мысли, мысли, про дальние берега.

А ты не молчи. Молчать - не поможет делу.
Вот только слова разлетятся на груду букв
Слова не живут, в письме обретая тело.
А звук слишком тих, и голос почти потух.

Ты просто пойми, зима - это очень важно.
И может быть даже, кому-то нужнее всех...
А нам остается только вздохнуть протяжно,
И ждать, вновь и вновь срываясь на нервный смех.

Холодные пальцы ты снова согрей дыханьем,
Смотри на свечу, мечтай о живом огне,
Храни, улыбаясь, эту весну, как тайну,
Она обязательно снова придет во сне.

@темы: Мысли вслух, Стихи

---

О жизни.

[Artemisia Amanita]

Жил-был на свете юноша. В обычном городе, в самой обычной квартире, в нормальной полноценной семье. Было юноше пятнадцать лет, а звали его Игорем.
Он учился в самой обычной школе, в самом обычном классе. Но сам юноша был вовсе не обычен: он был мечтателем.
Игорь считал – родись он на пятьсот лет раньше, то стал бы рыцарем.

Возможно, это было правдой. Может, нет.

На рыцаря юноша внешне был совсем не похож. Игорь был худощав и сутул. На носу у него восседали строгие прямоугольные очки. Уши оттопыривались сильнее, чем юноше хотелось. Совершенно среднестатистический молодой человек нашего века. Лишь внешне.
О, его внутренний мир был поразительно богат! Юноша становился то рыцарем, то героем. То разведчиком, то храбрым солдатом. Игорь жил в мире фантазий и мало обращал внимания на окружающих.
А если он замечал кого-то – то полностью менял его в своих мечтах. Сгорбленная старуха превращалась в злобную ведьму, молодая девушка – в принцессу. Мускулистый сверстник - в злодея.

Был юноша совсем ещё ребёнком.

Однажды, возвращаясь домой из школы, Игорь увидел особенную девушку. Прекрасная юная особа стояла в компании подружек и с улыбкой и бурной жестикуляцией что-то объясняла им. Девушка улыбалась так светло, так счастливо! Игорь замер на месте и восхищенно всмотрелся в лик красавицы.
Она была миниатюрна и стройна, пышные волосы обрамляли изящное личико с блестящими глазами и пухлыми губками. Юноша никогда не видел такой феи. Все девушки, которых он знал раньше, были не такими. Они казались ему развязными и грубыми, глупыми и ограниченными.
«Но эта точно меня поймет», - восторженно подумал юноша, подался вперед и замер. Нет. Слишком много людей вокруг. Если бы поговорить с ней наедине…
Он испугался подойти к сей дивной деве – вдруг ведь та скажет нечто, что его принизит во глазах других.
«Я ещё найду её!» - твердо решил Игорь и, никем не замеченный, зашел в свой подъезд.
Окольными путями, через давних знакомых, юноша выяснил, кто же такая его прекрасная незнакомка. Девушку звали Альбиной, она ходила в балетную школу, была общительна и дружелюбна.
Всё славно – никакого компромата.
Игорь часто наблюдал за Альбиной. Подходил к окну и видел её во дворе с подружками, с матерью, с веселой компанией. Но сам к ней не подходил ни разу. Раз он нечаянно столкнулся с ней в автобусе, пробурчал невнятное «извини» и отодвинулся.

Действительно, он же был не готов, ни стихов, ни цветов, ни благородства на лице – одни прыщи.

Девушка и не запомнила его.
Но вот, - о счастье! – случилась подходящая ситуация. Игорь шел по переулку и увидел нечто, что его потрясло. Прекрасная Альбина подверглась нападению! Двое долговязых парней в спортивных куртках требовали у девы мобильник и кошелек. Дева вяло отбивалась, но Игорю было ясно, что это ненадолго. Юноша торопливо подскочил к Альбине и срывающимся голосом крикнул:
- Эй, вы, валите отсюда! А то двину в морду!
Да, не слишком это прозвучало красиво, но зато – отважно.
Парни переглянулись, буркнули одновременно «Придурок какой-то» и убежали, прихватив с собой кошелек девушки, но забыв мобильник.
Альбина быстро подхватила телефон и в порыве чувств произнесла:
- Слушай, спасибо! Ты прикольный, гопников отпугнул, и мобилу мою спас, а у меня там флешка, аська, симка! Давай в кино сходим?
Игорь отшатнулся от девушки. Он не находил слов.
- Да ты… - выдохнул он и убежал.

Красавица показалась герою приземленной и совсем не воздушной.

С тех пор он считал всех девушек недалекими и мелочными. Так родился новый женоненавистник. Со временем он научился смеяться над шутками знакомых, не замирать при виде прекрасной заиндевелой березы, не путать рок и рэп.

Но любить он не научился.

*************************************************************

А ещё жила-была на свете одна девушка. Она любила встречать рассвет на крыше своего дома, рисовать лица грустных людей и танцевать в одиночестве.
Она была мечтательницей. Звали девушку Олей, было ей пятнадцать лет, и жила она в соседнем доме с Игорем. Оля собирала волосы в низкий хвост, носила мешковатые свитера, и редко смотрела под ноги.
Оля мечтала о рыцаре, о романтике, о том, кто бы забрал её на край света и увез в белый замок.
Она часто влюблялась, но возлюбленные даже не узнавали о ней. Девушка писала им письма и складывала их в ящик стола. Никто не читал этих писем, никто не слышал её песен.

Но она ждала принца.

Игорь видел её много раз. Во дворе, в школе, в магазине.
И ни разу её не взглянул на неё. Потому что даже не догадывался, что его принцесса может быть такой.

Оля искала в толпе своего героя, но всегда пропускала его лицо.

@темы: Рассказ, Философия

---

[lorenell]

Название: Святой Павел
От автора: возможно, отрывок из будущего произведения. Нужна справедливая критика, советы и рекомендации. А стоит ли вообще продолжать?


Он лежал на распятой, обуглившейся земле, с материнской нежностью охлаждавшей до мяса обгоревшую кожу. Выжившие травинки спасительно нашептывали неведомые песни языческих богов ему на ухо.
А Павел считал секунды своей вечности и чувствовал острые иглы, колющие изломанное тело.
Сейчас должен был придти изможденный и красиво-грустный Иисус, чтобы прекратить страдания бренного тела.
Но Иисус не приходил, а запах тлеющей катастрофы сливался с запахом смерти.
«Почему я умираю так долго? Господи, смилуйся».
Павел не мог даже приподняться на локтях, кажется, что-то произошло с руками, и почему-то не мог перестать наблюдать за космической синевой неба.
Угасающий слух выделил в окружающей симфонии беды испуганный и далекий вопль сирены.
«Господи, пусть все это кончится».
Отравленные огнем почерневшие губы приоткрылись в попытке произнести слово...
Он умирал медленно и тяжело, как и все пассажиры неудачно приземлившегося рейса. И не важно, по ошибке пилота или из-за плохой видимости произошла катастрофа. Важны были сто пятьдесят обреченных на смерть людей.
Среди них был и Павел Дымов, молодой человек двадцати шести лет, родом из Саратова. Священник.
Скоро его безразличное, обгоревшее, изломанное, израненное тело достанут из-под обломков дорогостоящей рухляди. Всем мертвецам будет одна дорога – в черный мешок, да в холодильник с выбеленным кафелем. Патологоанатом с руками хирурга без интереса осмотрит их, попытавшись собрать из кусочков целостную картину.
А в финале минута молчания заново отсчитает последние секунды жизни ста пятидесяти случайных пассажиров.
И почти никто не запомнит перечень сгубленных имен.
Миллионный разбившийся самолет… или сколько их там еще разобьется?
Павел не успел обо всем этом подумать и все это представить: знакомые невидимые руки, пахнущие хлебом и вином, вдруг подняли его под самый потолок бесконечного неба.
Умирающий умер.
Дождался.
Павел Дымов не дожил до возраста Христа.

@темы: Рассказ, Творчество

---

[Welm]

Название: Noël à Paris*
Автор:  Фантомхайв
Бета:  5.54
Жанр: детектив

Глава 1.
Кафе «Севиль» прятало нас от дождливой слякоти за окном. Климат в Париже был не намного лучше лондонского, хотя и радовал отсутствием привычного вязкого тумана. С. сидел рядом, внимательно изучая предложенное официанткой меню.

- Простите, возможно, это ошибка, но я не нашел в вашем меню Escargots de Bourgogne. Когда я был здесь в прошлый раз, это блюдо считалось визитной карточкой данного заведения, и оно имело на то полное право, изумительно сочетая в себе изысканность французской кухни и экзотичность редких китайских пряностей.
- О, мсье, по всей видимости, вы были здесь в прошлый раз очень давно, Эскарго вот уже как десять лет не подается. Не проработай я здесь еще дольше и не помни все изменения, произошедшие в «Севиле», сомневаюсь, что хоть кто-то еще вспомнил бы это блюдо.
- Как жаль. Что ж, тогда принесите две порции утки и по восемь грамм черных трюфелей к каждой, белое Мерсо и свежую газету.
- Как скажете, мсье.

Огни за окном освещали каменную мостовую авеню Шанз-Элизе, которую ежесекундно пересекали прогуливающиеся джентльмены, ведущие под руку своих дам. При виде знакомых они кланялись, здоровались и совершали несложный ритуал приветствия, сопровождая его опускающимися и поднимающимися шляпами. Казалось, в канун Рождества вся молодежь Парижа выплеснулась на Елисейские поля, радуясь и встречая наступающий праздник.

Шаги и шорох за столом дают понять, что наш заказ принесли. Я поворачиваюсь и вижу спину удаляющейся официантки. С. поправляет мне салфетку и вилку. Они лежали на пятнадцать градусов левее, чем должны были.
В моей тарелке роскошная запеченная утиная нога и нечто маленькое, черное и сморщенное. С. выглядит страшно довольным.

- Эти грибы, растущие в южной Франции, - самые дорогие в мире, они созревают лишь к зиме и только сейчас источают свой пьянящий аромат. Брать их имеет смысл только в это время года. Консервированный трюфель – мертв и далеко не так изыскан, как свежий.

Я неуверенно поддеваю кусочек гриба и принюхиваюсь. Да, аромат действительно прекрасен. Через несколько секунд отмечаю, что вкус ничуть не уступает аромату, и не замечаю, как моя вилка поддевает уже второй кусочек.

- Весь процесс приготовления составляет всего пять минут проведенные трюфелем в духовке. Трюфель растет под землей и только в диких условиях. Вывести искусственно этот гриб пока еще никому не удавалось.

Совсем забыв про утку, я доедаю жалкие останки этого французского деликатеса и чувствую жгучее желание вновь ощутить его пикантный аромат и незабываемый вкус.

- Чтобы найти трюфель, французы используют специально натренированных свиней и собак, которые по запаху определяют местонахождение грибов.

Вяло принимаясь за утку, поглядываю на трюфели в тарелке С. Тот только принялся за еду, сочетая грибы с птицей и вином. И то, и другое теперь кажется мне поразительно безвкусным. Стараясь отвлечься, я открываю «Журналь де Деба», где на первой странице в глаза бросается яркий, вызывающий заголовок: «Убийство жандарма. Мафия объявляет войну?» Утренняя статья растеклась по широким листам желтоватой бумаги, повествуя об убитом полицейском Анри Гофруа, застреленном в кабинете Пьера Жермена, человека, по слухам, причастного к торговле легкими наркотиками. Убийство произошло утром на бульваре Распай в доме №12, между лавкой... Закрываю газету и заканчиваю трапезу. Приносят счет, С. расплачивается. Мы выходим.

- До гостиницы тридцать минут пешком, отправимся в фиакре?
- Нет, я хочу прогуляться.

В какой-то момент мы сливаемся с течением прогуливающихся дам и кавалеров, присоединяясь к их плавному шествию. Мелькающие шляпы раздражают, и я рад, когда, наконец, мы сворачиваем на улицу Фобур-Сент-Оноре, где стоят антикварные лавки и здания, предназначенные дня чиновников. Один из домов «cité du Retiro» по виду напоминает средневековое поместье мальтийского рыцаря. Но даже такое старинное здание хорошо вписывается в окружающую обстановку. Повсюду развешаны рождественские украшения. Во Франции их вид гораздо более броский, нежели в Англии.

Мы снова свернули. Улицы становились менее праздничными, менее чистыми, и вскоре тишину нарушали только хлюпающие звуки под нашими ногами и изредка детский смех вперемешку с настойчивыми голосами беспокоящихся за своих чад родителей. Пожилой француз вышел из лавки «Ришар» и закурил. Что-то привлекло мое внимание в этом простом действии, и я остановился. Раскрыв газету, я убедился в своем подозрении. Лавка «Ришар» находилась рядом с домом, где произошло убийство. Беглый взгляд в сторону помог убедиться в этом. Мы находились на бульваре Распай, и дом №12 был справа от нас. Когда я поднял голову, то увидел на лице моего спутника след скользнувшей по губам улыбки. Он заметил, где мы находимся, раньше меня и следил за тем, обращу ли я на это внимание.

- Почему бы нам...
- Желаете осмотреть место преступления?

Я кивнул, и мы неторопливо направились в сторону двенадцатого дома. Чувство начинающейся охоты пробежало по моему телу жаркой волной адреналина, когда мы поднялись на два пролета вверх по деревянной лестнице и увидели нужную дверь. Повозившись несколько секунд над замком, С. пропустил меня вперед. Мы оказались в квартире, переделанной под рабочее место, где небольшая прихожая с несколькими стульями вела в кабинет средних размеров. Воздух был пропитан запахом табака, как бывает в тех случаях, когда хозяин помещения много курит и запах за долгие годы въедается в стены и мебель. Труп, естественно, уже вывезли, но на полу мы могли видеть очерченный контур тела с отмеченным местом ранения. В этом случае огнестрельная рана была точкой отмечена в височной области головы пострадавшего. Тело на момент смерти лежало лицом к столу хозяина помещения. Если какие-то улики и были, то после визита жандармов здесь ничего не осталось. Я разочаровано опустился в кресло владельца кабинета. С. стоял передо мной.

- Кажется, мы зря потратили время. Ничего удивительного. Было бы странно, оставь они здесь кучу улик. К тому же, разборки жандармов с наркоторговцами – это не та сфера, куда следует лезть.
С. ничего не ответил. Луна за окном освещала высокую тонкую фигуру, создавая в темноте подобие нимба вокруг его головы. Подобная ассоциация вызвала у меня смешок. Будь я на месте подозреваемого Жермена, мне было бы неловко стрелять в того, кто похож на ангела. И неудобно. Легкий зуд в районе солнечного сплетения не давал мне отделаться от этой мысли. Жермен, сидящий на своем рабочем месте, мог попасть в висок стоящего напротив, только если бы тот повернул голову. В сторону двери. Однако то, с какой точностью был сделан выстрел, исключает подобную возможность. Я достал пистолет и прицелился. С. не пошевелился, продолжая смотреть на меня. На его губах вновь мелькнула улыбка. Поднявшись с кресла, я обошел его, приставив пистолет к виску, в который стреляли. Судя по рисунку на полу, убийца был выше пострадавшего или... Повернувшись к окну, я спрятал пистолет.


- Выстрел с такой точностью нуждался в подготовке. Убийца должен был иметь возможность наблюдать за происходящим и хорошо прицелиться. Он знал, что Жермен много курит и открывает окно даже зимой, так что мог заранее выбрать нужный угол наблюдения, удобный для обстрела. Самому Жермену не имело никакого смысла убивать парня, а затем вызывать жандармов. Его подставили, а значит наша рабочая версия – разборки внутри мафии. Открой верхнюю часть окна.

С. подчинился, открывая горизонтальную часть окна, и поднял меня на тот уровень. Теперь я мог оценить, на какой высоте должен был находиться снайпер.

- С учетом предполагаемой высоты убийцы, опираясь на рисунок, я могу вычислить траекторию выстрела. Примерно на один этаж выше нашего. А значит - третий этаж противоположного дома.
Вернув место преступления в его изначальный вид, мы вышли на бульвар Распай и вновь оказались рядом с хлебной лавкой «Ришар». Дом, который был нам нужен, выглядел еще более старым и ветхим, чем тот, в котором мы только что побывали. Лестница скрипела под ногами, вызывая смутное чувство беспокойства. На третьем этаже было всего две двери, и одна нам явно не подходила. Постучав и не услышав никакой реакции, мы проникли в квартиру. На этот раз это было жилое помещение в одну комнату с очень малым количеством мебели. Стены были обшарпаны, и кое-где слазили обои. Окинув комнату беглым взглядом, я почувствовал зарождающуюся надежду. Похоже, что это место жандармы не осматривали, так что у нас был хороший шанс найти что-нибудь полезное. С. уже принялся за дело. Он присел на корточки и, освещая помещение фонариком, осторожно двинулся к окну.

- Благодаря пыли и плохой погоде здесь осталось куча следов. Последние принадлежат мужчине ростом примерно 6 футов, скорее всего очень худому. Он приходил и уходил отсюда несколько раз. Самые свежие - утренней давности, а старым - около трех дней, - С. помедлил, - может больше.
Я направился к окну, когда его довольный возглас остановил меня.
- Волос. Черный волос, - достав лупу, С. внимательно разглядывал свою маленькую находку. Подцепив его пальцем, он приподнял его. – Кажется, он чем-то окрашен. На пальцах остаются следы.
Возле окна меня ждало сплошное разочарование. Ни следов пороха, ни гильз оставлено не было. Убийца был аккуратен и предусмотрителен. Закончив осмотр помещения, мы собирались было уходить, когда мое внимание привлекло блеснувшее светлое пятнышко в углу окна. Подойдя ближе, я присмотрелся к нему, сначала не понимая, что это такое. Оно было телесного цвета и было явно случайно оставлено. Наклонившись ниже, я принюхался и коснулся его кончиком перчатки.
- Грим?

...продолжение следует...

* Рождество в Париже

@темы: Рассказ

---

Питерское, закладки

[Mio Cat]

...Озябший декабрь шагает по Петроградке,
Идет со мной под руку, ставя на память закладки:

Вот здесь мы от ливня бежали с тобой без оглядки,
На Троицком, помнишь (?), монетки горстями - не жалко!

А в парке учили к зачету чего-то в запарке,
Весь день проторчали на Горьковской у зоопарка,

Скамейка, фонтан и любимая юбочка в складку,
Чуть-чуть обсудили твои и мои недостатки,

Потом целовались - испачкала нос шоколадкой,
"А я тебя очень..." - несмело на ухо украдкой...

...Озябший, осипший декабрь на Петроградке,
Рисует следами прохожих немых отпечатки,

Где нас не случилось - у жизни другие раскладки,
И мы потерялись, как дети играемся в прятки.

Вот взять позвонить бы друг другу:

- Как жизнь?
- Вроде гладко...
- Зима не достала?
- Как видишь... достала порядком.

Сжимаю до боли замерзшие руки в перчатках.
Забытые галочки в клетках потертой тетрадки.

- А может быть встретимся?...
- Адрес?..
- Метро "Петроградка".

@темы: Питер, воспоминания, город, Чувства

---

[EternalFreedom]

Бесконечная колонна травмированных
Шагает в светлое будущее.
Толпа брошенных, обиженных, инфицированных,
Поколение, воспитанное дворами
и женщинами,
Поколение, пропитанное злобой
и желчью.

Держись, мы устроим тебе
лучшую жизнь.

@темы: Стихи

---

Песенка пдопытных кроликов

[Цинциана]

Мне иногда кажется, что над нами всеми проводят какой-то эксперимент, суть которого нам непонятна, что мы все – подопытные кролики. Вот и возникла эта песенка. Действительно напеваю ее на какой-то свой незатейливый мотивчик. Буду рада, если кто-нибудь положит а музыку.

ПЕСЕНКА ПОДОПЫТНЫХ КРОЛИКОВ

Мы все сносить должны без ропота:
Нас держат только для того,
Чтобы над нами ставить опыты.
Судите сами, каково

По лабиринтам путь наматывать,
Чтобы добраться до еды,
Рефлекс условный вырабатывать…
Но это, право, полбеды.

Коварны люди, и коварство их
Всего заметнее тогда,
Когда нас пичкают лекарствами –
Вот настоящая беда!

Порой отравлено бывает все,
И надо быть настороже…
А то внутри у нас копаются -
Ну, тут не выживешь уже.

Словами непередаваемо
Все, что мы терпим от людей,
За их науку погибаем мы –
Все потому, что нет своей!

Ну что ж, держитесь, братцы-кролики!
От этих опытов порой
Заходят шарики за ролики,
Теряешь ум последний свой.

Ох, нас ученые замучили –
И для себя, и напоказ!
Но, видно, племя мы живучее,
Раз кто-то жив еще из нас.

@темы: Стихи

---

Зазеркалье

[демодок]

Я знаю с малых лет,
но иногда не верю,
что зеркала — не двери,
что Зазеркалья — нет.

Я не один такой.
В мечтанья взоры вперив,
и вы стояли перед
обманчивой стеной.

Всё отражалось в ней,
и всё преображалось,
и довоображалось
доступное во сне.

...Там всё наоборот,
не только текст в газете:
там даже компас врёт,
запутав страны света.

Там всё наоборот,
всё проще и прямее:
кто ближе к сердцу, тот,
конечно же, правее.

Там всё наоборот,
как в песенке и в сказке:
богат и счастлив тот,
кто жил не по указке.

Там всё наоборот,
а значит, всё, как надо:
там друг не предаёт,
а враг не ждёт пощады...

Сей образ жизни мил
уставшим от ушибов:
мечтать по мере сил
и собственных ошибок.

В том нет, пожалуй, зла,
а может, и не будет,
что смотрят в зеркала
мечтательные люди.

Пока никто не свят
ни тут, ни в Зазеркалье —
до той поры едва ли
его осуществят,

и слава Богу.

@темы: Стихи

---

Коротко

[Цинциана]

Коротко. Всего четыре строчки. Даже под кат прятать не буду.

* * *

Мир казался мне тихим омутом,
Где скучать и воде приходится,
Но однажды мне жизнь напомнила:
В тихом омуте черти водятся.

@темы: Стихи

---

Поиск скрытой лажи.

[24+1]

Ищу сокрытую в собственном бумагомарании лажу. Она где-то есть, и я ее чую.
Попытка выжать из жанра "вампирская история" нечто оригинальное (угу, автор утопист и мечтатель).

Правила


Я закрываю глаза и делаю пару вдохов-выдохов через рот. Не помогает - только еще больше голова кружится, запах ладана настырно перекрывает дыхание. Перед глазами колышутся источающие слабое тепло и запах воска огоньки свечечек. Отсвечивает позолота. Со всех сторон, со всех стен смотрят нарисованные глаза святых. Взгляды их укоризненные, или равнодушные, или что я должен увидеть за этим непроницаемым выражением. Мне с этими взглядами не тягаться - я смотрю на чужие сгорбленные спины, на пол с истертым ковром посредине. Я слушаю неразборчиво-протяжное пение и шепот.

Ноги обмякают, хочется прислониться спиной и затылком к колонне. Запаха страха. Страхом пропиталось все здесь, страх смотрит на меня во все глаза, лезет в уши, в нос, вызывает спазм в желудке. Здесь все боятся, боятся всего подряд. Просят, молят уберечь и охранить. И ничего не могут сделать. Беспомощность, страх, ненависть. Но тошнит меня просто оттого, что я уже сутки на ногах и почти ничего не ел. Просто так получилось - перед рассветом оказался около церкви, так почему же не скоротать время?

Не получилось, жаль. Огоньки свечек подмигивают успокаивающе. Если сжать фитиль быстро - ожога не будет, даже боли не будет. Просто потухнет - и все. Совсем не так получится, если будешь слишком долго колебаться и сжимать пальцы. Может, это детский страх. Перед голубым гвоздичным венчиком газовой горелки, язычком зажигалки и угольках тлеющих сигарет. Наливающимся скрытой краснотой жалом паяльника. А сейчас мне напротив хочется хоть какого-то тепла, пусть даже переходящего в ожог, лишь бы прошла эта сырая ломота в костях, этот кислый запах страха. Тяну руку к свече, но останавливаюсь. Только пара капель воска осталась на рукаве.

Как будто я призрак и ни до чего здесь не имею возможности дотронуться. Как будто я оказался в потустороннем мире, и все мои жесты не оказывают никакого влияния на происходящее. Это место скверно действует на меня: появляются мысли о том, что все было напрасным и я, как всегда, ничего не изменю и остается только уповать на то, что кто-то более сильный распорядится моей жизнью по своему усмотрению. Не люблю себя, когда появляются такие мысли.

Скоро служба кончится. Я разворачиваюсь, толкаю тяжелую дверь - на металлической ручке остаются потные отпечатки рук - и выхожу на улицу. Там уже день - теплый, душный и пасмурный. Ночью шел дождь, я вымок и малость измазался, но на наскоро вытертом темном плаще малозаметно. Единственный мой приличный костюм, - думаю я и одеваю темные очки. Глаза в последнее время начали слезиться по утрам. Кости ноют к дождю. Нормально. Это нормально. Зато можно дышать.

+++

Я медленно иду домой. Пешком. Мне нужно подышать свежим воздухом. Сейчас день, и на улицах безлюдно. Может, кто-нибудь выглянет в окно из-за занавески, увидит меня, шагающего посреди проезжей части, скажет: что за псих.

Если сейчас меня собьет машина, кто-нибудь скажет: смотрите, этого психа сбила машина.

Я должен вздыхать и грустить из-за того, что до меня никому нет дела? Вряд ли. Я рад, что никому не до кого в этом городе нет дела и потому мне никто не мешает. Автомобилями уже почти никто не пользуется. Потому мне легко дышится и иду я там, где мне хочется. И могу не оборачиваться, когда слышу сзади нарастающее гудение мотора. Могу начать считать. Десять-девять-восемь-семь...

На счете "пять" слышно взвизгивание шин. Я чувствую волну теплого воздуха, которую машина гонит перед собой. К запаху мокрого асфальта примешивается запах бензина и металла. За мной следуют на самой малой скорости, но очень-очень близко.

Четыре, три.

Мотор взревывает.

Два.

Я сажусь на услужливо подставившийся капот и стараюсь подобрать ноги побыстрее. И говорю:

- Раз.

И оборачиваюсь.

Я знаю, что ты разбила не меньше трех машин - и знаю, что их было больше - пока научилась водить. Я думал, это чтобы водить что-нибудь праворульное, какой-нибудь классический "Мини-Купер". А ты, научившись не палить двигатель, пригнала заполеванный тобой где-то "Форд", тоже, впрочем, антикварный и праворульный. К такому даже зеркал заднего вида не полагалось в комплекте. И он лучится золотисто-апельсинным цветом.

Ты радовалась тому, что у этого динозавра есть хотя бы усилитель руля. Ты смеялась и гордилась этой великолепной допотопиной.

И точно так же беззвучно, через стекло, смеешься сейчас. Я машу тебе рукой и опираюсь спиной о ветровое стекло. Ты не прибавляешь скорости, а даешь по тормозам, чтобы я чуть-чуть не слетел с капота. Беззвучно говоришь: садись.

Конечно. Но не на переднее. Не сегодня. Захлопываю дверь, ложусь на сидение, спустив ноги.

- Куда отвезти? - ты чуть приоборачиваешься, я вижу твой золотисто-пушистый затылок. Я спрашивал, не под цвет ли машины ты перекрасилась. Куда меня отвезти...?

- Пить хочу - заключаю я. - Отвези туда, где можно попить.

- А выпить?

- С утра не выпиваю.

- Тогда ко мне, - ты заключаешь это серьезно. Я прикрываю глаза. К тебе. Ну надо же. Я думал, я тебе друг. Или что-то вроде. Потому что после того как мир, где мы были знакомыми, полетел к чертям, нам остается возможность быть друг для друг чем-то вроде... друзей, например.

- Достань кассету.

Шарю рукой, ты всегда знаешь что где валяется. Между дверцей и сидением и вправду завалилась пленочная кассета без коробки и опознавательных надписей.

- Что это? - ты, не оборачиваясь, протягиваешь руку, пластиковые браслеты на запястье скользят со стуком.

- Без понятия, - я также без понятия, почему ты так любишь полухлам-полуантиквариат. И почему предпочитаешь выглядеть и одеваться как очень ухоженная версия хиппи. Может, потому что все это зверски немодно. Или потому что тебе нравится возиться со старьем и нелеквидом. В последнюю категорию вхожу и я...

...не знаю, что из всего этого получится, не знаю даже что это за кассета. Очень вероятно, что и сама ты этого не знаешь. Вот щелкни "Play", и все прояснится.

Звук гитары сырой и шероховатый, как гранитная ступенька после дождя. Проигрыватель шипит пленкой.

Я укутываюсь плотнее в отсыревший плащ, кладу локоть под голову и закрываю глаза. Слышу, как за мелодией ты в такт похлопываешь ладонью по рулю, выговариваешь незнакомые слова. Очень контрастирует с общей дисгармоничностью звука и мужского резкого голоса записи.

- Что значит? - теперь ты спрашиваешь требовательно: я всегда перевожу тебе с каждого известного мне мертвого языка. Английского, немецкого, немного с испанского.

- "...я бегу от тебя, и снова возвращаюсь... ты берешь меня за руку и я изображаю улыбку, твоя хватка все крепче, но я еще улыбаюсь... стараюсь улыбаться..."

-"...Используешь мое желание и получаешь желаемое..." - подпеваешь ты рефрену.

- Верно-верно.

Под мелькание мокрых ветвей и кусков неба за окном я засыпаю, мне снится что-то, и сквозь сон давит в бок и не дает окончательно отрубиться что-то угловатое. Музыка и ритмы, переводы и смыслы, приглашения и перспективы. Людей все меньше, мир сдивинулся и опустел, все полетело к чертям и кое-кто из нас теперь не становится старше, а кто-то начал очень внимательно следить за лунными циклами. На окнах восьмого этажа - решетки. Серебро продолжает дорожать, хотя какая разница - серебряный кинжал или осиновый кол, если в сердце. А теперь ты пригласила меня к себе домой. Нужно было отказаться, ведь это все испортит, это не может закончиться ничем хорошим. Да ничем хорошим наша дружба с самого начала закончиться не могла. Я просто не знал, что это случится так скоро.

А может я просто слаб и малодушничаю с утра. Может, все будет просто и мило. Хотелось бы. С такими смутными мыслями я чуть не падаю с сидения, когда ты резко тормозишь.

- Приехали! - через распахнутую дверь свежий мокрый воздух. Похоже, скоро опять начнется дождь. Я вылезаю, на ходу расправляя плащ, мне неуклюже и неудобно. А ты снова смеешься, это и вправду смешно - как я моргаю, присматриваюсь к заросшему высоченными сорняками участку, к дому с закрытыми ставнями.

- Хороший дом, - осторожно заключаю я. - Похоже, большой.
- А, ерунда. Внутри неуютно. Заходи, сам увидишь.
- Приглашаешь?
- Конечно!

К дому ведет выложенная кирпичом расплывшаяся дорожка. Семена с сорняков осыпаются мне на рукав, репьи цепляются к штанине, торчащая ветка норовит хлестнуть по лицу. Одна ступенька в склоне, вторая, третья. Если считать с теми, что ведут на веранду - получается тринадцать.

Ты в своих тапочках без каблука идешь за мной бесшумно. Привносишь к запаху мокрой земли и преющих растений запах пачули. В какой-то момент я оборачиваюсь и вижу твое беспокойство, ты всегда очень забавно беспокоишься: поджимаешь уголки рта, пощипываешь себя за мочку уха. Что не так?

- Усталый ты сегодня. И это ты беспокоишься.
- Ерунда. Просто ночью скверно спал. Сыро, дождь. А тебе бы лучше о себе побеспокоиться. Живешь одна, на отшибе...

Этот обмен "дружескими советами" у нас традиционный, необидный и бесплодный, потому что:
- А тебе бы лучше перестать копаться по кладбищам и почаще бывать на солнце.
- Знаешь же, что не могу... - я пожимаю плечами. Ты открываешь дверь, замок поддается со скрипом.
- Тогда заходи.

Я оглядываюсь на запущенный сад, на пасмурное небо - похоже, затянуло на весь день, - и вхожу. Внутри полутьма и пахнет отсыревшими коврами, отслаивающимися обоями, засохшими в горшках растениями. Шторы задернуты, мебель стоит поодиночке и без порядка - стул в центре комнаты, стол в паре шагов от стола, сервировочная тележка норовит выкатиться из угла и зацепиться за плащ.

+++

- Присаживайся, я сейчас буду.

В этом полумраке неудобных вещей и запахов солидного, медленного разложения ты ориентируешься безошибочно. Пожалуй, и вправду хороший дом. Нужно тебе об этом сказать, когда ты вернешься. Что еще сказать? Тут не холодно и не жарко, но плащ я снимаю, вешаю на спинку стула. Потираю натертую дужкой очков переносицу. Останки вежливости, развалины дома, осколки погибшей цивилизации. Напоминание о том цивилизованном существе, каким я был когда-то. В серванте вижу несколько расписанных пышными цветами блюд, поднос. Открываю ящик - так и есть: несколько потемневших от времени вилок, нож с костяной ручкой. Серебро?.. Остатки, осколки, с потолка капает, в углах, на диване - пятна плесени. Да, вот это уже непоправимая неуютность. В одиночку за таким не уследишь, даже если бы ты действительно этого хотела. Но ты больше хочешь жить одна и не так, как принято сейчас. Глупости какие...

Впрочем, я и сам живу один. И мало-помалу опускаюсь. Это не просто неприятно, это опасно. Забыть затереть пятно на плаще, затем забыть отмыть руки, затем забыть... и вот. Стоит видеться с тобой хотя бы ради того, чтобы ты смотрела и задавала разные вопросы. И иногда отвечать на них.

+++

- Тебе нравится?

Ты подходишь очень близко, приподнимаешь волосы так, чтобы я смог разглядеть ожерелье из крупных оплетенных бисером бусин и тонких медно-темных цепочек.

- Два вечера при свечах сидела!..

Бисер глубокого брусничного оттенка, с полупрозрачным отливом. Как чуть засахарившееся варенье:

- Смотрится... вкусно.
- А вот поди поропробуй, - ты усмехаешься и я отвожу глаза. Слишком долго смотреть на шею невежливо - это одно из правил новейшего этикета. Это я еще помню.
- Ну, это вроде тех самых янтарных пуговиц, которые кажутся сладкими.
- А как по-английски "янтарь"? Amber?
- Точно так, - устраиваюсь я на стуле. Сидение широкое, удобное. Раньше умели делать такие солидные вещи, по которым сразу ясно: они настроены пережить как минимум три поколения. По твоим, стуку браслетов, голосу, я отслеживаю твое передвижение по комнате. Глаза снова слипаются, ночь и вправду выдалась беспокойная, и день до нее тоже...

Только бы не эта тишина, она провоцирует. Пусть бы пространство заполнилось хоть чем-нибудь. Даже криминальная хроника по радио, с сухими голосами извещающая об очередной жертве сегодняшней ночью... И то было бы лучше. А мне остается только присвистнуть и вспомнить слишком быстрый ритм, слишком быстрый, чтобы его настучать или намурлыкать. Скорее это что-то уже вроде пульса. Как там было? "Ты кружишь мне голову, пока меня не затошнит", но мы же могли очаровательно жить по разные стороны. Проводить время вместе. Хотя это с самого начала было больше нужно мне, ты это тоже знаешь.

...Ты знаешь толк в моих привычках,
И разбираешься в причинении боли,
Я бегу от тебя, но возвращаюсь снова...


От тебя часто в последнее время пахнет корицей, в багажнике машины я как-то видел пакеты с овощами и мукой. И сейчас призрачные запахи дома отдают выпечкой, призрачной или настоящей... Конечно же, я не единственный твой гость. Конечно же, гостей принято кормить.

По крайней мере это правило вежливости сохранилось неизменным.
- А при чем тут пуговицы, объясни.
- Долгая история. Прочел где-то, давно это было, уже и не помню...

Примерно в то же время я отпустил волосы длиннее и воротник рубашки стал застегивать на все пуговицы. Примерно в то же время, когда ты стала опасу ради часто менять место жительства. Мы оба избегали упоминать об этих обыкновенностях своей жизни. И теперь они к нам возвращаются.

...Голос, голос - вот, собственно, и все. И еще спокойствие, уверенность в том, что ты делаешь. Да, а еще доверие. Куда же мы бы девались, если бы друг другу не доверяли. Да, видишь, какие уродства могут остаться от хвата за шею. Чертовски неприятно, но это было давно. Как-нибудь потом расскажу. Можно сделать все аккуратно. Например, по руке. У меня в кармане плаща есть нож, он острее, чем это столовое серебро, годится. Я закатаю рукав, чтобы не испачкаться. Так?

Ты кивнешь, а я попрошу: "Обними меня". Я сделаю все так, как ты хочешь. Аккуратно, без лишней боли и крови. Будет только небольшой порез, а крови хватит. Откуда знаю? Со времен того шрама на шее прошло достаточно, было время... научиться осмотрительности. Обстоятельности. Спокойствию. Разобраться в себе и том, что мне надо. И что нужно тебе, что тебе действительно это нужно... сначала крови почти нет, а затем она начинает выступать из раны, выглядывать наружу, превращается в живущее своей жизнь существо, в процесс истечения, который делает вид, что не зависит ни от тебя, ни от меня. Это даже интересно, и почти небольно, правда...


- Приходи еще, приходи хотя бы завтра.

- Если пригласишь завтра, - немного неудобно уходить так быстро, мне на самом деле хочется остаться с тобой сегодня, проспать весь день, проснуться вечером... повторить.

Именно поэтому я должен уходить быстро.

Я накидываю плащ на плечи, тянусь в карман за очками... очки не здесь, а вот этот карман оттягивает куда более весомый предмет. Ты смотришь на меня с некоторым беспокойством:

- Все в порядке?

- Да-да, все в порядке. Теперь гораздо лучше, теперь все понятно...

Ерунда, которую я говорю, уже не имеет никакого значения. Значение имеет только то, что мне непременно захочется сюда вернуться. Это я сейчас понимаю слишком хорошо, сейчас у меня еще нет времени себя обманывать. У тебя тоже нет времени меня переубедить. У тебя не должно остаться времени ни на это, ни на что-нибудь другое.

Потому что мы стоим друг к другу слишком близко. И этот момент подходит как нельзя лучше. Значит, сейчас. Ты успеешь только удивиться, но не сделать шаг назад. Вот так.


Оставаться в том доме после у меня уже нет сил. Все, чем я ограничился - это снял у тебя с руки один из плетеных шнурков. На память, что ли? Память в моем случае только мешает, останавливает, когда нужно идти вперед. Продолжать. Не сдаваться.

Раз так, то ты только приближаешь мой неизбежный конец. Меня поймают. Мы были знакомы. Это было против самых древних правил хищников: не охотиться возле логова, не убивать там, где тебя могут выследить по цепочкам знакомств и случайных свидетелей. Плетеный шнурок просто ускорит события. Сегодня я уйду. Не сейчас, не сейчас. Это потом у меня, может, найдется время на сожаления. А когда уходишь от погони, не остается места ни для каких других мыслей. И это славно. Это потом я, возможно, буду думать, что с "поилкой", бывало, жили месяц, год, два, что может быть...

Буду считать тебя своим несбывшимся чудом.
Одно чудо в моей жизни уже случилось, требовать большего было бы просто непростительной наглостью. Остальное было везением, ловкостью, да и их бы не было, если бы не ты. Если бы ты не научила меня, что мы очень похожи... и что все мы умираем примерно одинаково.
Спасибо. Правда, я буду помнить. Что бывает хотя бы иногда в нашей жизни что-то хорошее, пусть и ненадолго. Что все вы разные. Хотя, думаю, вряд ли я встречу таких, как ты. Большинство из вас лучше понимает отношения охотника и добычи. Впрочем, мы смотрим на это точно так же. Боимся, прячемся, ненавидим... я тоже пошел против этих правил, когда начал охотиться сам вместо того, чтобы прятаться. Пусть ты и стала той самой волшебной палочкой, что наколдует мне конец... пускай даже янтарные пуговицы только с виду кажутся сладкими... и за все хорошее мы расплачиваемся… спасибо.

Пистолет придется выбросить, да и патронов не осталось.

Выползшее из-за тучи мокрое, мутное солнце согревает. На предплечье может шрам остаться - хорошо бы. На память.

18 марта - 11 ноября 2010 года.

@темы: Рассказ, Отношения

---

[elen_botari]

отрывок из рассказа по Star Trek' у
Доктор развлекается, а Спок готов его убить.

- Ой, посмотри! - МакКой дернул первого помощника за рукав. - Это светящаяся бабочка!

- Да, доктор, - терпеливо ответил Спок. - Она привезена сюда с Дельта Веги с целью использования в...

- Ой, - перебил его доктор. – Смотри, какая красивая коровка!

- Где? - не понял Спок, пристально вглядываясь в густую листву перед собой и упорно ничего не видя, крупнее уже упомянутой бабочки.

- Вот, - МакКой ткнул пальцем в крупный папоротник прямо перед Споком, показывая на ярко-голубого круглого жука. – Очень похоже на божью коровку!

- Это не божья коровка! Это ядовитый микрожук с Беты! – торопливо проговорил Спок доктору, который уже потянулся к «коровке». – Его яд убивает почти мгновенно! Достаточно просто дотронуться!

Доктор быстро отдернул руку.

- Черт, тебе обязательно нужно все испортить! Ой, смотри!- мгновенно переключил внимание он. – А вот там…

Спок тихо застонал про себя, позволяя человеческому началу взять верх над логикой.

Вчера они прибыли на Орион в самый крупный зоосад в этой части галактики и самый крупный Зоосад Редких Эндемиков вообще. Тут были собраны интереснейшие экспонаты, привезенные с множества планет.

Сегодня капитан послал его вместе с Маккоем и ящерицей на планету. Можно было высадиться прямо рядом с дирекцией зоосада, но доктор категорически возражал, мотивируя это тем, что хочет пройтись. Они шли уже два часа, доктор останавливался у каждого листика, громко восхищаясь и хватая все, что там ползало, дрыгалось и шевелилось. Ящерица после первых 10 минут в руках доктора вырвалась и теперь плелась за ними с совершенно непонятным выражением на морде, хотя Спок уже научился различать, что она чувствует. Маккой тоже этим хвастался, хотя его градация и включала в себя – Довольна / Не довольна / Очень Зла (такой она была, когда добрый доктор после какого-то празднования дня медицинского работника нечаянно сел на неё и получил укус в… Впрочем, не важно).

- Спок, ты идешь или нет? Ну чего ты там встал, как пень? Посмотри, какая сороконожка!

Первый помощник вздрогнул и поспешил к Маккою, который, кажется, уже намеревался взять что-то длинное и светло-желтое.

Доктор все-таки успел схватить создание первым и теперь с интересом юного натуралиста рассматривал его, держа двумя пальцами на вытянутой руке.

- Спок, у него 9 ножек, это не сороконожка! – разочарованно протянул МакКой. - А интересно, как он ходит на 9 ножках? Зачем нужна девятая?

Первый помощник сжал зубы и постарался, не издать никакого разоблачающего себя звука. А еще ему очень захотелось настучать доктору по голове.

- Девятая, это не ножка, доктор! – ответил Спок, с шумом выдыхая воздух. Краем глаза он увидел, как ящерица легла под кустом и уткнулась в свою лапу мордой.

@темы: Творчество

---

полглавы

[демодок]

Быть может, скоро мне удастся опубликовать повесть, из которой этот отрывок...

Снилась Аля.
Она была в белом свадебном платье, при сбитой набок фате и с ненатурально взрослой причёской, уже слегка растрепавшейся. Всё это ей удивительно шло. Они с Ильёй на спор плясали вальс под «Облади-обладу», и выяснялось, что это вполне осуществимо, если не очень обращать внимание на музыку. А младший лейтенант Василий Мудрых, затянутый по случаю собственной свадьбы в парадный, «цвета морской волны» мундир, был непривычно угрюм, прихлёбывал шампанское, как воду, и косил на невесту ревнивым глазом. В нём просыпался домостроевец. Ему начинало не нравиться, как взмётывается в танце белый подол с высоким, выше середины бедра, разрезом, то и дело открывая Алины загорелые ноги.
Ну и чёрт с ним. Зато это нравилось Але.
К тому же, ведь это, наверное, был их последний танец, и пускай Васька потерпит.
Все свадебные благоглупости были уже позади. Дрых, растянувшись под гардеробной стойкой, шафер, мужественно выхлебавший полную туфлю коньяка. Наливался хмельной нетворческой тоской институтский поэт, шевелил губами и досадливо мотал головой — видимо, его программа была ещё не исчерпана, а может быть, он остро переживал слишком вольную редактуру своих эпиталам и мадригалов. Валялись под ногами бумажные мальчики и девочки, в невыполнимом количестве извлечённые Васькой из капустного кочана. Кое-где, под ногами же, похрустывало стекло. В одном тёмном углу целовались («У вас своя свадьба — у нас своя свадьба!»), а в другом то затухал, то с новой силой разгорался генеалогический спор: кто кому теперь шурин и деверь, а кто — просто свояк...
И почти никому, кроме притомившихся музыкантов да возревновавшего мужа, не было дела до чудных Алиных ног.
— Давай больше не будем его дразнить, — шепнул Илья.
— Ещё чего! — возразила Аля. — Наоборот! — И тряхнула головой так, что фата наконец оторвалась и мягко спланировала прямо в тарелку поэта.
Музыканты, словно того и ждали, сопроводили полёт фаты заливистыми фиоритурами и выдули в саксофон жирную коду.
— Судьба! — сказал Илья, останавливаясь и останавливая Алю.
— Случайность, — возразила она и положила голову ему на плечо.
— Закономерная случайность, — сказал Илья, мягко отстраняя от себя чужую жену. — То есть судьба.
Потому что он уже слышал, как шумно сопит над своим фужером Васька. (Но, видимо, всё-таки понимает, что это глупо, и не встаёт, боясь потерять лицо.) Илья покивал ему сочувственно и успокаивающе, а Васька пренебрежительно дёрнул погоном: да знаю, мол, и сам, что ерунда, а вот...
Поэт между тем обнаружил нечто белое и воздушное у себя в тарелке, перестал шевелить губами, поднял ЭТО двумя пальцами и огляделся: откуда оно прилетело? Увидел Алю без фаты, поморщил чело, соображая, и вдруг возрадовался.
— Горь...! — возопил было, но Аля погрозила ему кулаком, и поэт снова задумался. Аля кивнула ему глазами на Ваську и пошевелила пальчиками: «мани-мани» — выкуп, мол, требуй!
— Не разоришь мужа? — спросил Илья.
— Бутылкой откупится — Ванюша не жадный... Выйдем? — не спросила, а приказала она вдруг и двинула Илью к дверям.
— Подышать? — спросил Илья, подчиняясь (не очень охотно, потому что Васька таки не вытерпел и стал подниматься из-за стола).
— Ну и подышать, — согласилась Аля. Тут она тоже увидела движение мужа и крикнула ему: — Вася, ты посиди, мы на минутку! — и Васька с очень равнодушным видом повиновался.
Сквозь прозрачную стену кафе-стекляшки Илья заметил, что идёт снег — падает и, наверное, тает, не долетев до земли, но всё-таки снег, — и, проходя мимо гардероба, захватил чей-то пиджак, набросил на Алины плечи. Они прошлись под снегом вдоль стены, глядя, как внутри поэт Ванюша, преодолевая неожиданные препятствия в виде столов и стульев, двигается параллельным курсом за своим выкупом.
— Ну и как? — спросила она, не глядя на Илью.
— Стопроцентное поражение! — весело признался Илья. — Оказывается, это возможно!
— Не понимаю, — она остановилась и посмотрела на Илью. — Если возможно, то почему поражение?
— Но ведь я утверждал, что у нас ничего не получится! А у нас очень здорово получилось. Жаль, что почти никто не смотрел... — Он увидел Алино лицо и осёкся. — Погоди... Ты, собственно, о чём...?
— А ты?
— О вальсе. Под шейк.
— А я о другом. Или ты уже забыл?
— Понял, — сказал Илья. — Нет, я не забыл.
— Ну и как? — снова спросила она. — Там — тоже поражение?
— Там пока неопределённость. Я пробую.
— Ты пробуешь... — повторила Аля и отвернулась.
— Послушай, — сказал Илья. — Это совсем не так просто, как тебе хотелось бы... Да и мне тоже... Это три недели шагать — и то, если никто мешать не будет! А я всего пятый день в пути.
— И тебе уже мешают?
— Да.
Илья решил не вдаваться в подробности. Незачем Але знать эти подробности.
— Кто мешает?.. — Она по-прежнему не смотрела на него, а смотрела в кафе, сквозь стекло.
— Люди мешают, — сказал Илья, закипая.
— А ты с ними справишься?
Илья взял её за плечи и развернул к себе.
— Я попробую, — сказал он, глядя в её глаза.
Он вдруг с болезненной остротой ощутил, до чего же это приятно и замечательно — смотреть в глаза человеку. Например, Але... А кому ещё он может смотреть в глаза? Только ей. Он вынужден был наконец осознать, что Васька приобретает гораздо меньше, чем теряет он, Илья, и что нет в этом обиды и несправедливости. Это судьба.
Глупо было бы ждать справедливости от судьбы и глупо было бы на неё обижаться.
Они смотрели друг другу в глаза и не произносили больше ни слова. Только взгляд Алин становился всё мягче — и одновременно твёрже, уверенней. Она почти верила Илье. А если и сомневалась, то не в нём самом, а в его способностях. В его силе (физической), быстроте, изворотливости. Но не в твёрдости его духа и не в чистоте намерений. Это была ещё не вера, но уже надежда и благодарность.
А Илья, видя, понимая и принимая её надежду и её благодарность, ничуть не старался усилить и укрепить их. Он просто смотрел. Потому что смотреть было приятно и замечательно. Потому что в последний, наверное, раз.
Он заставил себя первым отвести взгляд и попытался заинтересоваться происходящим в кафе. Правда, он забыл, что всё ещё держит Алины плечи...
Поэт Ванюша наконец добрался до жениха, обратив-таки на себя его угрюмое внимание. Торг начался. Из-за столов и из укромных уголков подтягивались зрители.
Васька пошарил под столом и выставил перед поэтом нераспечатанную бутылку шампанского. Ванюша отступил на шаг и отрицательно покачал головой, дразня Ваську фатой. Появилась ещё одна бутылка. Поэт отступил ещё на один шаг. Васька подумал, решительно мотнул «нет» и протянул руку. Поэт опять отступил и начал пританцовывать, размахивая фатой, как платочком.
Славный парень поэт Ванюша, — подумал Илья, — но любит выпендриваться, как все поэты. И делает это всегда не вовремя. И не к месту. Васька, пожалуй, долго терпеть не станет — отнимет, и вся недолга.
— Знаешь, что? — он опять посмотрел на Алю. — Пойдём-ка поэта спасать! А то его сейчас обидят.
— Кто? — Аля выскользнула из его рук и тоже посмотрела в кафе. — Вася? Тогда наоборот — отсюда посмотрим! — и она с очень оживлённым видом прильнула к стеклу.
Илья хмыкнул, но таки вынужден был остаться. В конце концов, поэты — народ обидчивый, но отходчивый. Проспится и всё забудет...
Он тоже прильнул к стеклу и увидел, что поэт Ванюша медленно озирается и каменеет лицом, а Васька, довольно ухмыляясь, заталкивает фату в карман кителя. На столе же перед Ванюшей как стояли две бутылки шампанского, так ни одной и не прибавилось... Не стерпел-таки Васька, отнял. Ну что ж, пеняй на себя, женишок!
Чтобы отнять у поэта фату и не порвать её, с фатой надо было обходиться нежно. Значит, с поэтом — созданием не менее воздушным, но Ваське-то откуда знать? — пришлось обойтись грубо. А на грубость поэты всегда реагируют однозначно и очертя голову: Ваня ухватил шампанское за горлышко и обрушил бутылку на Васину маковку.
То есть, это ему, разумеется, только показалось, что обрушил. Васька сделал три моментальных движения (сливающихся для непрофессионального взгляда в одно) и в следующий миг бутылка была у него в руке, а поэт очень прямо сидел за столом и пытался дёргаться. Когда перестал пытаться, Васька его отпустил и поставил перед ним бутылку. Поэт обиженно смахнул её на пол и упал лицом в руки.
То есть, это ему опять показалось: что на пол. А на самом деле — в подставленную Васькину ладонь. Васька опять поставил перед ним бутылку, и поэт опять её смахнул, не глядя.
Этот процесс повторился несколько раз и в конце концов заинтересовал поэта. Спустя полминуты они с Васькой хохотали, обнявшись, а спустя ещё полминуты чокались наполненными фужерами...
— Вот какой у меня замечательный муж, Илюшенька! — сказала Аля. И посмотрела на Илью с нежностью, адресованной не ему, а Ваське. — Ведь ты рад за меня, правда?
Илья кивнул.
— И я рада. — Она провела пальчиком по носу Ильи, взглянула, покачала головой и хотела было вытереть пальчик о его рубашку. Но почему-то передумала и вытерла о подол своего белого свадебного платья. — Илю-юшенька! — просительно сказала она. — Я очень-очень люблю Васю. Понимаешь?
— Это запрещённый приём, Аля, — хрипло сказал Илья. — И, поверь мне, совершенно не нужный.
— Верю, — сказала она. — Верю, Илюшенька! Но мне всё равно. Я сейчас ещё один запрещённый приём проведу.
«Какой?» — хотел спросить Илья, но спросил одними глазами и сразу отвёл глаза.
— Нет, ты не отворачивайся, не надо! — сказала Аля, ухватила его лицо горячими ладошками и повернула к себе. — Хочешь поцеловать меня? — спросила губы в губы.
— Да, — сказал Илья, зажмурившись и пытаясь задрать подбородок. — Хочу. Но не буду.
Она не стала его упрашивать — она поднялась на цыпочки, прижалась к нему и прильнула губами к его губам. Надолго-надолго. И губы Ильи не смогли не ответить, потому что так хотела Аля.
Соскользнул с её плеч и упал позаимствованный у кого-то пиджак, звякнув о мокрый асфальт многочисленными значками и орденскими планками. Снежинки падали и падали — Аля чуть заметно поёжилась, повела обнажённым плечом; и пришлось обхватить её спину и плечи руками: укрыть, защитить, согреть... А поцелуй всё не кончался — неприличный, невозможный, скандальный. Но не это в нём было самое горькое, а то, что он был «запрещённым приёмом» Али. Очень плотно (почти что в единую плоть) соединяя их губы, их руки, их плечи, он разъединял их самих навсегда. Навсегда — так хотела Аля.
Можно забыть о достигнутом и пренебречь достижимым — но как уничтожить память о несостоявшемся? Разве что — перестав дышать. Потому что с тех пор каждый вдох Ильи стал напоминанием о том, как она, наконец, отстранилась, позволяя ему вдохнуть. Дышал — и помнил. Так хотела Аля...

---

Не ждали или дракон во дворе

[Zavulonika]

Жил-был Дракон. И последнее время не где-нибудь, а на королевском дворе. Вы спросите, почему именно там? Поверьте, этим вопросом задавались даже придворные звездочеты-алхимики, но всей их премудрости так и не хватило для более-менее нормального объяснения феномену. Версий было множество, по одной из них Дракон желал быстрой и безболезненной смерти, потому что отравился дочерью кузнеца, пропавшей некоторое время тому назад. Злые языки утверждали, что сию девицу видели в соседнем городке с каким-то менестрелем, но верить в справедливые страдания чудовища, безусловно, хотелось больше.

Существовали версии, будто Дракон сошел с ума, кем-то околдован, решил присягнуть в верности королю или просто-напросто оголодал. Но проходили дни, чудище на смелые выглядывания стражи из-за углов, тыканья палочками и перебежки слуг через двор агрессии не выказывало, даже дымом тактично не чихало. Посовещались управляющий замком с главным советником и решили ничего до возвращения короля из дипломатической поездки не предпринимать. Пусть зверюга живет себе, раз никого не трогает, а королю тем временем нужно письмо отправить с подробным описанием свалившейся во двор беды. Так и сделали.

Дракон в замковом дворе обжился, даже попытался свить нечто вроде гнезда из вывешенного на просушку исподнего и позаимствованного на конюшне сена. Конюх не возражал, потому как после оглашения чудищу своих возражений он рисковал долго восстанавливать подмоченную репутацию из-за подмоченных штанов. Кухарка же была вне себя от гнева: белье оказалось именно ее, да притом любимое. Женщина хоть и славилась отвагой, но работа на замковой кухне сама собой бы не сделалась, так что пришлось выручать белье кухаркиной дочке - Эльзе.

Жалеть девушку стали бы только те, кто совсем ничего о ней не знал. Эльза была красива, но на этом положительные качества заканчивались. Она была своенравной, сильной, вспыльчивой и чаще плевала на правила приличия, чем следовала им. Надо ли говорить, что все окрестные мальчишки ее боялись. Впрочем, парни постарше тоже обходили стороной, оно и понятно: на сеновал живой не затащишь, безнаказанно за место пониже спины не ущипнешь - скучно.

Пришла Эльза к Дракону, уселась перед ним на землю и стала думать, как из-под его туши извлечь маменькины панталоны. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы чудище в это время спало.

- Ну, чего приперлась? - раздался в голове девушки вполне человеческий голос. Она огляделась, потрясла головой, даже проверила уши на предмет чистоты.

- Да я это говорю, Дракон. Сейчас только телепатически мне и можно изъясняться, а то, знаешь ли, начнут с вопросами приставать. Ты не бойся меня.

Зря он сказал последнюю фразу, потому как Эльза никогда никого не боялась и не раз это доказывала со скалкой в руках.

- С чего ты взял,что я могу испугаться? Чудовищ не боюсь с детства, - стала она загибать пальцы,- придворные алхимики вечно телепатируют, что на завтрак желают, так почему меня должен испугать телепатирующий дракон?

Огромная рептилия призадумалась: наконец-то нашелся некто разумный, с кем можно договориться.

- Чего ты хочешь, девочка?

-Хэй, я давно не девочка! Хотя и не женщина... хм, не важно. Верни белье!

- Какое белье?

- Нижнее! Которое украл! - праведно возмутилась девушка.

Дракон хмыкнул, порылся в своей подстилке, вытянул бельевую веревку с цветастыми тряпками, по размерам больше смахивающими на наволочки. Чудище удивленно осмотрело вещи, держа их за край двумя пальцами, потом понюхало, поморщилось и странно глянуло на Эльзу:

- Твои?

Девушка покраснела. Как она потом утверждала, от злости.

- Я верну, но только в обмен на услугу, - блеснул зелеными глазищами Дракон.

Собеседница призадумалась, все-таки весовые категории у них разные, скалка вряд ли поможет.

- Хорошо, но смотря на какую.

- Расскажи мне о принцессе. У вас же в королевстве есть принцесса?

- Есть. А ты что, собираешься ее похитить?- будничным тоном осведомилась Эльза.

- Нет, зачем сразу похищать... Я хочу узнать ее поближе: какую музыку слушает, какое мороженое любит.

- А, - девушка была разочарована,- ну тогда ладно, расскажу. Только она типичная леди, с разными драконами общаться не станет. Слушай: зовут Матильдой, волосы у нее светлые, сама красивая и стройная. Нет, скорее тощая. И бледная, потому что сидит в своей башне целыми днями, читает какие-то наверняка умные книги.Сколько раз видела ее сидящей на подоконнике. Неужели ты не замечал? Ну да, ты же хвостом к башне разлегся, не видно.

Дракон внимательно слушал и что-то прикидывал в уме. Затем он вручил Эльзе заслуженное белье и попытался развернуться. Ничего не вышло.

«Худеть надо»,-подумал он. Но с этим проектом Дракона постигла неудача. Дело в том, что дочке кухарки понравилось с ним болтать, и она решила его подкармливать. Теперь вечерами девушка сидела на его лапе, смотрела, как он ест, и слушала ироничные реплики в адрес окружающих. Люди проходили мимо и дивились на довольную парочку.

Тем временем в башне принцесса дочитывала очередной бульварный романчик. К слову, данная книжица входила в список изданий запрещенных гувернанткой, но королевской особе на это было откровенно наплевать. Волновало ее совсем другое, грудь принцессы вздымалась, дыхание было учащенным, губы искусанными до крови. И неудивительно: в книжке мерзавец дракон проделывал с принцессой такое, от чего у любой девицы уши сразу бы стали пунцовыми. Дочитав очередную откровенную сцену, принцесса решилась на отчаянный шаг. Она давно уже наблюдала за Драконом из своего окна, а потом придавалась фантазиям. Но сейчас пришло время действовать. Ночью Матильда дождалась, пока уснет гувернантка, прокралась во двор замка и с замиранием сердца подошла к огнедышащей, но в данный момент мирно сопящей рептилии.

- Возьми меня!

Дракон поперхнулся снившимся обедом и приоткрыл один глаз.

Благородная девица не растерялась:

- Возьми меня с собой!

- И что мне с тобой делать? - осведомился Дракон, окончательно проснувшись.

- Все, что хочешь!- принцесса решительно спустила платье с правого плечика, приподняла юбку и медленно двинулась к искусителю.

Грозный монстр ошарашено следил за девушкой и одновременно пытался отползти в противоположную сторону.

- Стойте, милочка, подождите! Давайте для начала получше узнаем друг друга!

- Не прикидывайся паинькой, чешуйчатый извращенец! Я все про тебя знаю!

- Не уверен. Не задирайте так юбку, холодно же!

- Ты хочешь, чтобы я ее сняла, и ты бы меня согрел? Развратник! Ну, хорошо.

- Остановитесь!

Принцесса проигнорировала просьбу.

- Я так не могууу...- взвыл Дракон настолько громко, что перебудил почти весь замок.

Матильда начала спешно поправлять платье.

Во двор высыпали сонные дворовые, слуги, наконец, вышел управляющий в ночной рубашке до пят и смешном колпаке.

- Что происходит,-спросил он, зевая.

- Это чудовище уговаривало улететь с ним!- обвинительным тоном заявила принцесса.

Толпа удивленно охнула, а у Дракона задергался глаз.

- Очень интересно,- нахмурился управляющий замком,- всем спать, завтра разберемся, кто что хотел. Принцесса, вашу светлость это тоже касается! Поднимайтесь в свои покои!

Толпа, тихо переговариваясь и сладко зевая, постепенно разошлась.

Дракон остался один со своими грустными мыслями. Не та это принцесса, что ему нужна. Да и почему он решил, что расколдовать его должна именно особа королевских кровей?

Послышались легкие шаги.

- Ну и представление тут сейчас было,- взобралась на драконью лапу дочка кухарки,- а я и не знала, что наша принцесса не в себе! Ты как?

- Терпимо,-поморщился Дракон и отвел взгляд.

- Знаешь, в этом есть один плюс. Если бы не она, мы бы не находились сейчас здесь, под этими волшебными звездами,- Эльза не была романтичной, поэтому собеседник был несколько удивлен. Он смотрел совсем не на звезды, а на нее, и постепенно его взгляд теплел. Чешуйки на щеках Дракона приобрели пунцовый оттенок. Внезапно девушка потупилась, было видно, что она хотела что-то сказать, но не решалась:

- Когда принцесса попросила взять ее с собой, я вдруг захотела оказаться на ее месте, ну, знаешь,что бы с тобой полетела не она, а я, - дочка кухарки умолкла в нерешительности, что было ей совсем не свойственно.

- Так полетели,-просто ответил Дракон.

Эльза взобралась к нему на спину, огромная рептилия поднялась на задние лапы, расправила крылья и взмыла к тем самым волшебным звездам.

На следующее утро жители замка не знали, огорчаться исчезновению чудища, или радоваться избавлению. С одной стороны, не на кого больше сваливать пропажу сена и браги, а с другой, принцессе больше ничего не угрожало. Нужно признать, что Матильда была готова подвергаться опасности хоть каждую ночь, но она умолчала об этом, видимо, из-за скромности. Король вернулся из поездки и жизнь вошла в привычное русло.





Тем временем в пещере Дракона у очага сидели парень и девушка. Они молчали, и им было хорошо вместе.

«Полюби дракона, и он превратится в мужчину»,- думала Эльза.

«Перестать быть чудовищем я смог только наедине с любимым человеком»,- думал расколдованный принц.

@темы: Рассказ

---

Мой мальчик, наверное, осень не зря наступила...

[Din Battler]

Мой мальчик, наверное, осень не зря наступила:
Осыпятся листья, дожди развезут бездорожье -
И будет зима. И в природе накопится сила
Для новых свершений:
великих - и будничных тоже.

Все будет иначе, когда после белых сезонов
Научится солнце опять подниматься к зениту -
И зелени брызги с ладони смахнет на газоны,
И выкрасит бледное небо в тона лазурита.

Тогда непременно проснется все то, что когда-то
Смеялось и пело.
И сердце проснется однажды -
И будет оно, как и прежде, живым и крылатым!
И это увидит, и это почувствует каждый.

Мой мальчик, всему свой черед изначальный назначен
Не зря, - ты поймешь это позже, не надо печали! -
Смотри: сентября золотого кораблик удачи
Навстречу далекой весне
Осторожно отчалил....

@темы: Стихи

---

ОТРАЖЕНИЕ ЗВЕЗД

[DIrre]

И в луже теплее, теперь, даже с серостью инея
И ты также не хочешь вернуться домой,
Ведь там, дома, давно все пожрала идиллия:
Не осталось ни чувств, ни неправильных слов.

Здесь темно, здесь никто не расскажет о нежности,
Здесь все просто: без слов поцелуи, любя.
Ты не вспомнишь про святость, обязанность верности,
Зная правду, что жизнь - это просто игра.

Здесь спокойно: никто не расспросит об имени-
Чужаков не пускают, узнав по глазам.
Так стремительно Боль превращается в линии,
Так стремительно тает и падает в Ад.

---

Еще один шаг навстречу

[|Иона|]

Еще один шаг навстречу –
Путешествие за путешествием
Звенит мой мешок заплечный
В нем звезды твоих откровений
Еще один шаг навстречу –
Вот-вот и откроется вечное
И выйдем на путь мы млечный,
Похожий на россыпь каменьев.

@темы: Стихи