It ain't the roads we take; it's what's inside of us that makes us turn out the way we do.(O.Henry)
Мерзнем. Уже пятый день беспросветно льет. И пятый день не обходится без истерик. Ты привыкаешь квартиру шагами мерить. Я мою пол, на балкон вывешиваю белье, Глажу, учусь и пытаюсь писать стихи. Ты извлекаешь из струн и из клавиш звуки. Ночь опускается. Я опускаю руки. Ты их в своих сжимаешь и говоришь: "пустяки". *** Утро. Рассыпались птицы по проводам. Солнце раскрасило город кривым загаром. Жарю глазунью под звуки твоей гитары И понимаю, что никому тебя не отдам.
читать дальшеСексуальные странные танцы, ослепительно бледные лица, безупречно ритмичные стансы никому не известных богов. У реки этой нет берегов и к воде невозможно склониться.
Изумительно яркие свечи. Чувства будто вязальные спицы. Доктор-время, казалось бы, лечит тишиною спасительных снов. У реки этой нет берегов, из неё невозможно напиться.
Повороты отмыты до блеска. Никому не понятные жрицы пишут драмы с оттенком бурлеска, погружая в безумие слов. У реки этой нет берегов, значит к ним невозможно стремиться.
Когда температура не падает ниже тридцати восьми и семи, Когда встаешь рано утром, и с тобой просыпается целый мир. И кажется, можно в ладони взять его, и ты говоришь: возьми, А я говорю, что мне и не надо уже, не стоит. Горе мое пустое И счастье мое пустое. Счастье во мне разливается, лихорадит: Прогуливать лекции, ждать тебя, рисовать на полях тетради. Задираются юбки от ветра, золотятся на солнце пряди. Я не хочу быть с тобой: ни сегодня, ни завтра - вовсе. Тридцать восемь и восемь.
Опять тот же самый, опять на коленях, Опять у иконы - грехов своих пленник. Склонился пред Богом в костюме неброском И руки сложил, обожженные воском.
Все шепчет молитву, не веря в прощенье И слезы свои не таит без стесненья. А люди судачат с жестокой насмешкой: “Откуда же взялся столь праведный грешник?“ читать дальше Им всем интересно, какая причина Под вечер в собор того гонит мужчину? И вскоре узнали - терпеть уж не в мочь, Что в прошлом году он убил свою дочь.
Как пыль разлетелась людская молва, У храма собралась большая толпа. И люди камнями гнали его прочь, Заставив покинуть свой город в ту ночь.
В подробности люди не стали вдаваться - А как же с убийцей еще обращаться? Столь грязную душу мольбы не спасут. Таким лишь один обозначен маршрут.
Но правда лишь в том, что смертельно больная, В мученьях малышка его умирала. Не в силах смотреть на страданья, отец Во сне положил ее мукам конец.
It ain't the roads we take; it's what's inside of us that makes us turn out the way we do.(O.Henry)
раз уж я вспомнила про "42", которое ответ на главный вопрос жизни, вселенной и всего остального.(с)
Нервы уже не дотянутся до утра. Каждый был прав. В итоге никто не рад. Крики. И мокрые пятна на рукавах. - Станем ли мы счастливее? - 42. Все выбывают из гонки на разный лад: Кто-то в петлю, а кто-то лицом в салат. Смех. И кровавые пятна на рукавах. - Можно начать все заново? - 42. Тот, кто не спрятался, сам во всем виноват. Правда трусов не станет от всех скрывать. Кончено. В узел затянуты рукава. К черту. Температура за 42.
От автора: этот рассказ абсолютно шуточный. Буду рад любым мнениям о нём.
тут шестнадцать тысяч знаков - Дама, мы не можем предоставить вам кредитные условия, соответствующие программе «Новоселье», так как фирма, к которой вы обратились, запрашивает сумму, превышающую максимально возможную по этому кредиту,– Валере надоела настырная бабка-заёмщица и он с радостью обратился навстречу Миле, которая, постучавшись, вошла в полупрозрачный закуток операциониста. Мила с абсолютно будничным видом заглянула в ящик стола Валерки, пошарила в корешках квитанций, невзначай глянула на монитор. – Это тебе от меня. Кстати, догадайся, что мне тут нравится, –проговорила девушка, оставляя на столе Валерки мобильник. Уходя, она глянула на клиентку-заёмщицу исподлобья, но всё же не теряя приветливого выражения лица - банковская привычка. «У меня антиквариат, жмаки»,– невнятно донеслось до Валеры. Он вскинул голову и чуть было не переспросил заёмщицу. Жмаки. Конечно. От досады и обиды Валера, сперва намеревавшийся вежливо закончить беседу с нахрапистой старушкой, теперь решил посвятить полминуты изучению мобильника. Мобила как мобила. Со стилусом, который Валера всегда считал неудобным. Проведя пальцем по сенсорному экрану, он внезапно увидел яркое движущееся изображение какого-то существа. Машинально, не глядя по сторонам и даже почти не думая о камерах наблюдения, Валера небрежно спихнул телефон в ящик письменного стола. – Сынок! –продолжила бабка так, будто и не было паузы.– Сынок, ты меня послушай, у меня переезд дорогой, за меня внучка поручится, вот,– дрожащей рукой бабка стала просовывать в окошко заверения от внучки, которые Валера знал наизусть и больше уже видеть не мог. – Бабушка!– начиная терять терпение, Валера отвечал ей в том же тоне, чуть повысив голос, – вам надо избавиться от старой мебели, её слишком много. Тогда и с переездом, и с суммой кредита будет полный порядок. Бабка отвернулась и начала жевать губами что-то невнятное, затем, ещё стоя боком к окошку, сгребла расписки и, прихрамывая, удалилась с совершенно оскорбленным видом. Дед Семёныч меня вечером ждет, подумал Валерка, глядя занудной бабке вслед. Настроение его немедленно улучшилось. По дороге с работы Валера выкинул записку, в которой значились давно знакомые хлеб, молоко, сметана, сахар. Какой смысл хранить список покупок, если Валера в любой момент представляет содержимое холодильника, покинутого утром, чёртову корзину с мелочами, кучу безликих вещей, которыми все так увлечены. Это относится и к деньгам, которые материальными-то остались лишь для собственников отсталых лавчонок, для остальных это баланс средств на карточке. Больше всего душу грело то, что сделала Мила. Она не такая, как все – это почти точно. Она не хочет провести вечер в любом помещении, на входе в которое красуется табличка со словом «Клуб», она не будет «заводиться» под музыку, которая ей и сотне других людей безразлична, музыку, которая просто «не раздражает», она не хочет ювелирное украшение, о ценности которого и она, и вся её семья будут иметь лишь приблизительное представление. Однажды Валера поделился с дедом своими мыслями о том, как его тяготят обыденные вещи, и о том, как смотрит сквозь них, не видя их; в лучшем случае понимает, что они – всего-навсего символы. С тех пор дед обещал, что жмаком Валера не станет. По иронии, сегодня Валера застал деда в компании дедовой снохи и её отпрысков; в жмачной компании. Сноха убеждала деда больше не ходить в уличных ботинках по её ковру, а отпрыски тянули за рукава, убеждая расщедриться на новые игровые приставки. – Ерунда какая,– отмахивался дед, – отключка без мозгов эти ваши ненастоящие игры! Увидев Валеру, дед Семёныч весьма похоже изобразил глаза врастараску и сведенные от долгого сжимания геймпада пальцы. – Ты мне чистящее средство купи, дед, я тебе написала, смотри, принесёшь не то,– словно воспользовавшись паузой, наступившей после гримасничания, тут же ввернула сноха. Дед, не отвечая, обратился к Валерке: – Пошли махнем по пиву и «козла» забъем по-нашему, по-мужицки! Валера зашагал за дедом прочь со двора. Пива дед не пил или почти не пил – Валере только было известно, что дед всегда презирал «вещичество», как он сам это называл. Впрочем, сейчас любой жмак, если б мог, позавидовал бы беспечно прогуливающемуся деду – вечер выдался такой душный, что ноги волей-неволей несли большинство любителей удовольствий в длинную очередь за холодным пивом. – Деда, а, деда? – Валера не любил оставлять даже мало-мальски неприятные известия «на потом». Особенно в такие хорошие вечера, когда они вдвоем с дедом направлялись по только им известным делам. – Чего, Валера? – Помнишь, – Валера понизил голос, хотя на улице было шумно, – помнишь, ты мне показывал альбом… – Да, помню, – вздохнул дед. По лицу Семёныча Валера понял, что дед и так знает, что с альбомом марок он прогадал. – Деда, да не нравятся мне марки… – Тише ты. Семёныч довел Валеру до сквера, а там - до грубо сколоченных скамеек и стола, поверхность которого украшали вдавленные пивные крышки. – Знаешь, Валера, а ведь мы с приятелем в своё время не одни ими увлекались, по всей округе люди выписывали, да. Дед потер лысину широкой ладонью. – Ну, ладно. Сегодня тебе кое-что ещё подкину, только ты не подведи – приходи куда скажу. Дело сложное, но того стоит. Получив инструкции деда, Валера сбегал домой, без особого толка повертелся по хозяйству пару часиков, переоделся и отправился на место встречи. Несмотря на молодость, Валера не был завсегдатаем в шумной толпе у входа в ночной клуб. Но сегодня его способностям удивляться пришлось то ли истратиться раньше времени, то ли надорваться, потому что, хоть и с опозданием, к дверям клуба, виляя в толпе, подошёл… всё тот же дед, только в парике, солнцезащитных очках и фальшивых чернявых усах. Весь прикид деда Валера от сковавшего изумления толком и рассмотреть-то не смог. –Шантрапа, не робей! – крикнул Семёныч не своим голосом в самое ухо Валеры. Валере показалось, что, когда они, раскачиваясь, неловко, словно по-пьяному, обнявшись, проходили мимо мордоворота-охранника, дед показал верзиле какое-то удостоверение. Миновав тонированные двери клуба (Валере показалось, что их было не менее трех пар), они оказались в холле. Никогда не бывавший здесь молодой человек увидел именно то, что ожидал: сочетание мраморной облицовки, венецианки и какого-то казенного аскетизма в виде неприлично мизерного трёхногого столика возле огромного зеркала. Валере сразу представилось, как всё это убранство легко отмывается от нежелательных загрязнений. Тем временем дед Семёныч, не тушуясь, подошел к барной стойке и как-то вровень с громкой, бурлящей бессвязными ударными музыкой, несущейся из далёких динамиков, спросил: -ЛеопольдИныча!.. Дальше Валера не расслышал, зато с удивлением заметил, как бармен, словно признав Семёныча в его нелепом костюме, пригласил того нырнуть в неприметную дверь за углом барной стойки. Валера, сжимаясь от сковывающего его чувства неловкости, юркнул за дедом, не встречая, впрочем, никаких возражений бармена. - Сейчас Леопольдиныч сам, небось, выйдет, -заметил Семёныч, размашисто вышагивая по коридору, в котором привыкшему было к полутемноте бара Валерке казалось так темно, что хотелось нащупывать дорогу руками. Внезапно в коридор, как вспышка, ворвался свет из двери впереди; тут же этот свет заслонила коренастая фигура человека, на которого прибавивший ходу Семёныч едва не налетел. -Семё-ёныч! – прогудел обладатель убедительных форм. -Леопольд Алетдиныч, как живёшь? – не дожидаясь ответа, Семёныч встряхнул в энергичном пожатии руку Леопольда.- Вот, гляди, я смену привёл. Наш молодой орёл, встречай, Валерой зовут. Леопольдинычу, возраст которого Валера мог определить только очень приблизительно, с видимым усилием давалась хоть какая-то непринужденность. Особенно это чувствовалось, когда он обращался к Валере. Повадки делового человека проявлялись даже вопреки воле хозяина. Подобревшее было и расплывшееся в улыбке лицо Леопольда с труднопроизносимым отчеством обрело непроницаемое выражение, казалось, он даже моргать перестал бы для того, чтобы любой мальчик вроде Валерки понял: перед ним грозный босс. - Здравствуйте,- поздоровавшись, Леопольд сделал усилие, чтобы мягко улыбнуться, и пожал Валере слабую ладонь, но при этом совершенно некстати навис над парнем, словно тот был намного ниже ростом. -Здравствуйте,- если бы Валера ответил погромче и чуть более возмущённо, то испортил бы эту встречу «на высшем уровне», однако дед Семёныч не зря бывал душой всех компаний. - Ты, Леопольд, сокровищницу свою открывай,- сказал он ясным голосом и двинулся дальше от двери тёмного коридора, по стенам которого ещё гуляли вибрации танцпола. Леопольд вынужден был поучаствовать в перемещениях к дедовой цели. - Тут видишь какое дело, -продолжал ушлый дед, направляясь тем временем вовсе не наугад,- мальчик толковый, чего ему маяться? Ты уж покажи, растолкуй, будет и тебе с кем поделиться. - Думаю, ты знаешь, - начал Леопольд, ускоряя шаг и стремясь опередить Семёныча. - Да как же не знать, Леопольд! - дед приостановился, и Валера впервые отметил, что здоровяк в дорогом костюме не стремится покровительственно склониться к Семёнычу, хотя тот сильно уступает ему в габаритах. – Водил я Валеру уже везде, и к Синильнику, но нет, не то. А ты знаешь, как мне самому марки дороги…Водил и к бабе Маре, кстати, тебе-то поделки её не нужны? Леопольд оглянулся на Валеру с растревоженным видом. - Да ты не волнуйся, мальчик не выдаст. Все мы этим миром мазаны, и никому не хочется дураком слыть… раньше времени,- Семёныч тоже обернулся к Валере, который замер чуть поодаль от него с Леопольдом. – Ну так вот, Леопольдушка, к кому ни водил ребенка, а всё не то, видно, душа красоты просит. Ударение на слове «красота» подействовало на Леопольда как кубик льда, брошенный за шиворот. Он мигом встрепенулся. Потом, гордо выпятив живот, отвернулся от друзей, шаря во внутреннем кармане пиджака. Дед подмигнул Валерке. - Что ж, Семёныч, раз мы с тобой пришли уже, - проговорил Леопольд после того, как поиски в кармане увенчались успехом, и он вставил длинный ключ, похожий на спицу, в прорезь, больше похожую на отверстие для считывания магнитных карт. Валера не был мастером общения, он только учился. И сейчас он бы действительно предпочел, чтобы осторожный Леопольд обращался к деду, а не к нему. Если Леопольду так удобнее – то пусть. Леопольд медленно, словно нехотя, вручную откатил створку раздвижной двери. Лишь секунду спустя, проходя в «сокровищницу», Валера заметил, что и на этой двери тоже были облицовочные мраморные плиты. Леопольд, пропустив гостей вперед, так же, вручную, закатил дверь назад. Валера уже успел испугаться темноты за непроницаемой дверью, не пропускавшей никакого света из удобного для знакомства коридора, когда, наконец, щёлкнул выключатель. *** Позже, возвращаясь к тому, что увидел в «сокровищнице», Валера вспоминал всё до мелочей так, словно «сокровища» не существовали сами по себе, а их принёс и сплёл воедино длинный, завораживающий своей невероятностью сон. И этот сон каким-то образом перекрыл собой реальность, поэтому вернувшийся домой парень не обращал внимания на замечания матери о том, что неплохо бы и стиральный порошок по дороге с гулянок купить, неплохо бы в двадцать с хвостиком начать готовить и научиться самому себе выбирать постельное белье. Утром под её длительные рассказы о том, что можно приобрести на распродаже, Валера покинул дом. Он настолько жаждал следующего дня, выходного, когда не надо будет тащиться в банк, что даже не отреагировал на предложение Милы вместе поиграть во что-то увлекательно-электронное. - Ай, хвалю, ай, молодца, -сказал дед, узнав о планах Валерки. Семёныч всегда был единственным, кому Валера мог доверять полностью. В этот выходной дед стал его единственным помощником, даже соратником. Дед успел аж до обеда раздобыть всё необходимое, смотавшись на рынок и обратно. При этом оказался замеченным всего лишь неугомонной снохой. Она не замедлила подпортить ему жизнь, закричав на весь дворик: - Вы на него посмотрите, опять в гараж барахло тащит! Купи машину на ходу, старый хрыч, а не для пеших прогулок на рынок запчастей! - Светик, так я в гараже ремонт делаю, - медовым голосом проговорил Семёныч, заставив женщину замолчать и надолго задуматься: ремонт не был тем, что могло присоединиться к списку ежедневных покупок, занимавшему её постоянно, но и не был предосудительным и пустым, как копошение во внутренностях старой колымаги Семёныча. За дверью гаража, прячась и одновременно сгорая от нетерпения, ждал Валера. - Я всё приготовил, деда! - Правильно нарезал, размеры перепроверял? - Обижаешь, деда! Пока дед раскладывал инструменты, Валера завершал устройство своего филиала «сокровищницы». Пусть пока не такого впечатляющего, как творения Леопольда, но всё же приблизившего исполнение мечты. Испытания на прочность и запуск дед и Валера провели уже в следующие выходные. Валера опять не помнил, как прошло время на работе. Зато выходных дня было два, и, когда все тесты в гараже Семёныча оказались удачными, друзья, не чувствуя усталости, нанесли новый визит Леопольдинычу, даже более полезный, чем предыдущий. Новое богатство они принесли глубокой ночью и пристроили в гараже. Покидая место тайной деятельности, Семёныч не выдержал и обратился к Валере: - Ты точно уверен, что тебя поддержат? - Деда, так ведь этот человек до Леопольда показал мне ИХ. Семёныч быстро и внимательно посмотрел на Валеру. - Знаю, дед, это невозможно, но… Но, понимаешь, это была копия… Как тебе объяснить, электронная копия, модель. Сомнения Семёныча явно нисколько не развеялись. Валера постарался успокоиться и, взяв деда за рукав, как в детстве, произнес: - Деда, я никому не позволю насмехаться над чьими-нибудь увлечениями или гнобить их. Дед отвел глаза и посмотрел мимо Валеры куда-то в тёмное пространство двора. - Дело даже не в этом, Валер, а в том, что тебя самого перестанут понимать… Друга потеряешь. - Не волнуйся, деда, не потеряю. Валера сказал это и мысленно представил себе Милу, то, как она проходит в отворенную дверь гаража, как безо всяких театральных пауз Леопольдиныча Валера включает в гараже свет – и… -Ну, тогда до завтра, Валер,- голос деда, неожиданно тепло зазвучавший, прервал мечтания Валеры. – Удачи. - До завтра, деда. *** - Погоди-погоди, я не готова, - сказала Мила и попыталась высвободить руку из ладони Валеры, когда он свернул с проспекта во двор большого жилого дома. - К чему не готова?- удивился Валера. - Ну… там твои друзья живут, а я… Мила сама не знала, как закончить фразу: я не так одета для знакомства, не так причесана, не в том настроении, чтобы знакомиться с… друзьями? Нет, она скорее опасалась, что Валера скажет какой-нибудь женщине: «Привет, мам, это Мила, моя…» Подруга. Девушка. Коллега. Всё одинаково плохо звучит. Мила еще ни та, ни другая, а коллегой ей быть не хочется. Как-то неловко представлять матери «коллегу», держа ту коллегу за руку, коллегу - в довольно откровенной маечке, короткой юбке, натертую невзначай поблескивающим кремом для тела. - Это будет сюрприз, Мила. Мы уже пришли. Валера подвел девушку к гаражу Семёныча, пытаясь успокоить и убедить её, что посмотреть на сюрприз всё-таки стоит. Мила оглянулась и рассеянным движением заложила прядь волос за ухо, стараясь растянуть окончание этого жеста. Она была растеряна. - Мила, помнишь игру в том мобильнике? - Я тебя как раз хотела попросить, -обрадованно прервала намеки Валеры Мила,- не мог бы ты скопировать игру на мой мобильный, а то мне этот тестовый аппарат скоро отдавать знакомому. Если бы ты смог скопировать, то поиграли бы по сети, я, ты и Сева… «Проклятие»,- Мила готова была прикусить себе язык: она опять вспомнила про Всеволода. Всегда, когда некомфортно себя чувствует, вспоминает о нём. Она покосилась на Валеру так, что, если бы он смотрел в её сторону, точно бы понял: она опасается, что он обратит внимание на её последние слова. Но Валера, возясь с замком гаража, схватился за удобную возможность с копированием: - Давай-давай, посмотрим, что тут можно сделать. Мила слишком мало знала Валеру, чтобы почувствовать подвох в его интонациях. - Ты играми занимался? Эта, как ты успел заметить, на тачскрине пойдет, на тестовом телефоне стилусом приходится тыкать, а мне бы без него, у меня экран покруче будет. Можно будет это сделать? Мила вынула из кармана заветную «трубку» и даже зачем-то вынула ручку-стилус. - Пойдем, - сказал Валера, справившийся к тому времени с замком на двери гаража. Он зашел внутрь и поманил Милу за собой. Мила даже не стала оглядываться, заходя в гараж, хотя во дворе только это и делала: боялась, что с лавочек их с Валерой заметят соседки, оценивающе поглядят – и забубнят между собой. Дневной свет, проникнув через дверь следом за молодыми людьми, коснулся вполне просторной передней часть гаража и верстака. Экранчик телефона, засветившийся в полутьме ярче, почему-то придал Миле уверенности. -Игра, конечно, детская, но уж больно эти штуки красивые, поставь такую и себе тоже!- Мила с полной надеждой на понимание протянула телефон ближе к лицу Валеры, который стоял к ней вполоборота, и тронула стилусом игровое страшилище на экране, совершавшее маневры на голубом фоне. - Красивые, - вдруг сказал Валера, глядя вовсе не на экран. Его тон вызвал в девушке некоторую тревогу; Мила хотела уже оглянуться на открытую дверь гаража, как Валера включил свет. Экономные газоразрядные лампы, тянувшиеся вдоль стен, мгновенно озарили холодным светом содержимое помещения. Конечно, тут была развалюха Семёныча, да ещё вперемешку с годными запчастями горой сложены старые потроха легковушки, ветошь, канистры со смазочными материалами, но заметил это только Валера, да и то мельком, потому что не менее завороженно, чем Мила, уставился на «сюрприз», сделанный им специально для неё. - Это тебе не как в игрушке, - сказал Валера словно самому себе. На прочном дубовом рабочем столе, освещённый собственным комплектом ламп, стоял прямоугольный стеклянный сосуд, над дном которого, покрытым белой мраморной крошкой, словно парило невероятное создание. Большое притягательное антрацитового цвета тело было покрыто изысканными ослепительно-оранжевыми узорами, выражающими силу и здоровье существа, напоминавшими о вулканах, земле и огне. Впечатление компактности отдельных форм резко контрастировало с общим размером красавца, телом напоминавшего удлиненную черную сковороду. -Астронотус, - Валера прошептал имя красавца, который, никак не реагируя на загоревшийся электрический свет, однако, внимательно наблюдал за пришедшими. Вода вокруг тела рыбы совсем не преломляла картинку за стенками аквариума, поэтому казалось, что рыба зависла в воздухе неподалеку от стены. Границы новенького аквариума казались необыкновенно призрачными, и то ли от этого, то ли из-за нахлынувших впечатлений посетители внимательно смотрели на зрачок рыбы, улавливая взгляд, скользнувший по ним словно невзначай. Этот взгляд астронотуса выдал его любопытство, затем рыб разок шевельнул плавниками и словно шагнул ближе к стенке аквариума. Валера заметил, что Мила неслышно приблизилась к «банке» и стояла, судя по всему, раскрыв рот от удивления. Тёплое чувство шевельнулось внутри Валеры, он ослабил мышцы всего тела и одновременно приосанился, любуясь реакцией девушки на завораживающее чудо, которое сам сотворил. Мила как во сне подняла руку, всё еще удерживая стилус, и машинально дважды «кликнула» им по стеклу перед астронотусом.
У зимы не только белые перья, У нее есть и черные когти. Это корни замерзших деревьев, Тех, что к небу вздернули локти. У зимы есть тепла шуба, И озябшие, нежные лапки. Это зайцы сидят у дуба, Это в парке забытые лавки. У зимы есть железные нервы, И невинные, добрые глазки. Под водою мечутся нерпы. Дети слушают вечером сказки. У зимы есть сонные дети, И есть страх перед жаркою смертью. В своих норах сопят медведи. Но зима есть в каждом, поверьте.
Иной... И, быть может, чуть-чуть одинокий. Он к жизни относится как-то игриво И нотами пишет те самые строки, Что шепчут другие в любовном порыве.
Нельзя не заметить - он любит картины, Однако не смотрит на стиль и сюжеты. На каждой стене его скромной квартиры Висят лишь пейзажи чудесных рассветов.
читать дальшеМы часто сидим по ночам у камина, Увлекшись опять бесконечной беседой, И он неизменно пьет красные вина, А я неизменно курю сигареты.
Наверное, я не скучал с ним ни разу - Он многое знает и видел немало. И очень люблю я одну его фразу: “Конец не везде, где бывает начало“.
Осмелюсь спросить, ну, откуда, мог знать я, Что зря я отнесся к той фразе беспечно? Ведь сердцем его обладает проклятье С, на редкость, красивым названием “Вечность“.
Так, а кто это потёр весь тред предыдущий?! С какого перепугу? Господа сообщники, это, знаете ли свинство.
И еще одно предложение модераторам и критикам. А давайте откажемся в Школе от употребления слова "аффтар" в применении к личности автора произведения?
Закрываю обсуждение, потому что по делу все высказались, по неделу поругались. и будет всем. Хватит.
И касаемо отношений критик-автор в рамках данного сообщества моё мнение, как хозяйский произвол:
А теперь я, как хозяйка данного сообщества откровенно субъективно и по-доморощенному подведу утюг итог дискуссии. Как и было ранее, здесь может публиковаться каждый, кто готов к жёсткой нелицеприятной критике без права автора произведения на благодарность и уважение только потому, что он что-то написал и запостил. Кого есть за что уважать - уважаем, кого не за что - соответственно. Личное мнение о критике высказывается критику в личку, а не в пост критикуемому. Свое мнение и анализ произведений приветствуется несмотря на его направленность (хвала ли, порицание ли, только не хамство пресловутое, переход на личность). Касаемо потертых постов - я попробую обойти ограничения дайров, посоветовавшись с модераторами. Все претензии по формату и прочему обсуждаю по собственной склонности в личном порядке. Всем спасибо.
Никто не может любить тебя таким, какой ты есть. Потому, что тебя нет.
До Небес
читать дальшеДотронуться до небес, Вдохнуть и не отпускать... Он точно такой же подлец, Как я - королева-мать. Запутался в новых словах - Куда и зачем бежать? Ударило в голову, в пах Опять. Ну конечно! Опять.
Дотронуться языком, Задергаться от теплоты... Я так же с тобой незнаком, Как он. Переходим на ты? И - новый водоворот В сливное отверстие, в дым; Искать ртом твой яркий рот Опять. Ну ещё бы! Ты.
Дотронуться до небес, Сгрести облака и птиц И дико орать: "Не лезь! Прочь! Отойди! Пусти!", И падать сто тысяч лет В объятия темноты... Не важно, кто он - меня нет. Вместо меня - ты.
Сказал мне друг: «Весёлой правды не бывает! Она горчит, не веселит, не утешает». Всё так... Но ты об этом, друже, не тужи: зато вокруг полным-полно спесивой лжи.
Веселья хочешь? Не суши свои мозги и о самом себе заносчиво солги. Не станет легче тяжкий твой за правду бой, но будет повод посмеяться над собой,
воскликнув мысленно: «Какого ж я рожна боялся лжи? Она смешна!».
Реконструкция беседы, которую я не слышал, но очень даже представляю...
1 лицо: — Итак, из всех поступивших работ внимания заслуживают такой-то, такой-то, такой-то и такой-то. Кого будем награждать? 2 лицо: — Вот этих четверых и наградим! 3 лицо: — Но ведь у нас только три номинации! Кого-то из четверых надо исключить... 4 лицо: — Лучше придумать четвертую номинацию. Ведь эти четверо хороши, а все остальные — говно... 5 лицо: — Пусть будет «утешительный приз». Не всё ли равно как назвать? Были бы деньги... 1 лицо: — Тогда уж лучше «поощрительный». 5 лицо: — Да похрен! 2 лицо: — Значит, решили: такой-то, такой-то и такой-то — три заявленных номинации, а такой-то - поощрительный приз! Возражений нет? 3 лицо: — Несправедливо как-то... Мы ведь с остальными даже не ознакомились как следует... 1 лицо: — Витёк, я от тебя тащусь! Там не с чем знакомиться! 3 лицо: — Несправедливо... 1 лицо: — Ладно, давай так. У нас до объявления результатов ещё три дня. Бери всю эту макулатуру и знакомься. Если у тебя возникнут возражения - скажи, обсудим!
Никто не может любить тебя таким, какой ты есть. Потому, что тебя нет.
осторожно: ненормативные лексика и содержание
Год
читать дальшеРазделся и, Не раздевая, Выебал Всех; Снег Переварил, Выблевал И растаял. Сцепился с ним Языками Пламени Или Жестов, Или Языками Просто; Кости Трещали, Нимб Заискрил И погас...
Вначале Снял его, Снял с него противогаз, Сбил с него спесь, Скрыл от ненужных глаз В пустоте. [что, спас?] Есть теперь Что, а точнее кого Выстрелом За дверь Одного Выставить Взломанным, Вскрытым, Растерзанным, Морально убитым, Испорченным, Развоплощенным, Но всё ещё чистым Снаружи; Снег [обреченно] Снег Снег Снег Пока ещё кружит.
Переварил И выблевал, Всех, Не раздев, Выебал, Ждал, холодея от ужаса, Когда он вернется; [где ж его кружит, а?] Солнце Сделало полный круг Двести раз [да где же ты, блядь! пидорас, где тебя носит?] Весна, Лето, Осень... Зима Застала его врасплох, Остудила Он понял, что мог, И что вокруг происходило; Белила Легли очень ровно, без трещин - Теперь он другой, [на 21 грамм легче] Немой, но Такой же Щемяще-прекрасный Он раздевается и Властно, Не раздевая, Выебет всех; Всех Переварит И выблюет В снег, И никогда не растает...
...В ее окнах горит свет. Каждый вечер я смотрю, как она приходит домой. Каждый вечер я стою под ее окнами, пытаясь найти силы заговорить с ней. Она всегда улыбается, когда проходит мимо. Она не знает меня... ... Впервые я увидел ее во сне. Она была сказочной принцессой, которую я спасал от дракона. Потом я увидел ее в городе. Один раз, или десять.. Уже не важно. Я начал встречать ее постоянно, начал искать встречи, заглядывать ей в глаза... ...Я провожаю ее на работу. Я всегда рядом. Я знаю, где она, с кем и что делает. Я не ревную. Я просто люблю ее... ... У нее много таких, как я, ведь она очень любит кошек. Правда, они красивы и ухоженны. Они породисты. А я обыкновенный дворовый кот...
читать дальшеОргазмический выдох продажных девиц незатейливо прост, как хромой табурет. Летаргический сон их загадочных лиц нашпигован огнями ненужных побед. Никакими резонами не оправдать, никакими салютами не заслонить непростое, как мысль, нежелание ждать и простое, как ветер, желание жить.
Постоянство событий их сводит с ума. Выражение лиц, как приставленный паж. И улыбка дешевая, будто сама мармеладом вишнёвым течёт за корсаж. Никакими картинами не описать, никакими законами не рассудить очень глупое их нежелание ждать, очень странное их пожелание - жить.
Посреди постоянства сплошных неудач, посреди одиночества, пьянства и бед время действует, как милосердный палач, расстреляв череду нескончаемых лет. Оно может любую причину узнать и сумеет любую проблему решить, навсегда устранив нежелание ждать, навсегда уничтожив желание жить.
Отвернись на три секунды. Сотри с лица гнев, скуку, печаль. Я знаю, что todo el mundo не ценит тебя, так жаль. Пойдем в переход, купим семечек, и будем их грызть, разложив на кухонном столе газету со списком жертв депрессии месячной давности. Знаешь, мы с тобой живы, почти в исправности. Отвернись на три секунды. Раз. Два Три. Закрой ладошками глазки, ну, не смотри. Я пока разолью по чашкам зеленый чай. Ты такая чахлая, как ромашка. За окнами лай соседского пса, когда-нибудь я его точно прибью. А ты не умеешь сказать "убью", ты только "люблю, "люблю"..- сквозь горе, тоску, подсолнечную шелуху. Люблю да люблю, откровенно, как на духу. И как мне сейчас говорить с тобой? Ты - это больше не я. Я - там, за горами стиранного белья, использованной туалетной бумаги, счетов. Я давно ушла, не закрывши дверь на засов. Знаешь, когда-нибудь мы снова пройдемся по рынку, я куплю патефон, принесу из сарая пластинки. Чтобы птичка иголка царапала черный пруд, по которому голоса уплывут прямо в юность, где я считалась почти гениальной. Отвернись, ну хоть на секунду, не будь печальной. Ты ведь сейчас не я, а моя кроха дочь. Отвернись, а потом - что хочешь, ругайся, сорочь, льсти и лги, но сейчас отвернись, я прошу. Раз. Два. Три. Видишь, я все же пишу.
Осторожно, не самый эмоционально приятный текстНачинаешь день со слов: "Просыпайся, моя малютка". Растила мамино солнышко, а вырастила ублюдка. Лучше в петлю, как соседка Людка, С которой лежали в одной родильной, Сутками пачкали кровью и потом койки, Ревели до колик, Хотели уйти и, конечно, не уходили, Пеленали свою усталость, День ото дня становились счастливее, Но так и не стали, Ели котлеты из ливера: Свиного, куриного, человечьего, Называли жизнь небольшим недугом, Не грустили, прощаясь, не вспоминали друг друга.
Я не спрашиваю о том, кому становится легче От того, что ты себе врешь, каждый день ерунду долдонишь, От того, как ты по ночам расцарапываешь ладони, Помнишь, как лежала в роддоме, Как до того в поту зачинала бремя, Как любила пьяного юношу с марта и до апреля И не видела никогда после, Как приходила домой поздно, Как училась в школе, ходила в сад, в колыбели сопела чутко, Как слышала по утрам: "Просыпайся, моя малютка".
Лучше, поверь, в петлю. Я любила, буду любить, люблю Маленького человека, похожего на меня, С такими же носом, такими же оттопыренными ушами, Которого каждый хочет лелеять, растить, менять, Которому мама не разрешает Делать, что хочется, плакать и быть собой. Мамино солнышко, мамина радость, мамина боль.
Говори, о чем хочешь: О том, как вместо сердца бьется в груди набат, Как по ночам сквозняки седые волосы теребят, Как растила мамино солнышко, а вырастила себя. "Засыпай, мой милый, спокойной ночи."