Я вещий зверь, но струпьев ада, Нет, и подпалин нет на шерсти, У ног из муз тупые стАда Молят о милости быть вместе... Луна и ветер, страсть и пламя, Стихий древнейшие напевы, Вот моё знание и знамя — Души отчизна и пределы...
картинку удаляю, автор, еще одна такая выходка- и удалять буду всю запись. consolo
Воскресенье не заладилось с самого начала. Сперва в школе в пятницу на математике Вера Павловна устроила сюрприз из разряда " сюрприз-инфарктов " , объявив , что сегодня будет контрольная , которая реально отразит знания учеников( очередная выдумка министерства , проворчала она окинув взглядом несчастные детские мордашки ). Естественно , Жора ее написал весьма посредственно , как мягко выразилась математичка , демонстрируя мальчику сплошь почерканый красным жалкий листишко с маслянными пятнами от заварного пирожного , которому он уделил куда больше внимания , чем квадратным уравнениям и всяким там параболам.Впереди послышались смешки и сдавленные хрюки. - Ну еще бы , наш Жирдяйчик использует вычисления только когда стоит в столовке и считает сколько конфет купишь на десятку , а ведь еще до завтрака дожить надо! Дима Белин закатил свои огромные серые глазищи и надул щеки изображая отчаянное жевание. Класс так и прыснул , причем смеялись все . Жору в 5 б не любили. Не рыба ни мясо . Пухлый , необщительный да еще и неаккуратны , плюс до жути безолаберный. Просто какое-то недоразумение этот Моров! читать дальшеДа и семейка у него еще та - мать от врачей не вылазит , вечно препираясь с классной на собраниях по поводу школьных денжных сборов, а отец образец типичного и закоренелого неудачника с жиденькой козлиной бородкой и заметной плешью в светлых волосах. Жила же семья Моровых в частном секторе на окраине города , отчего добираться в центр было целым делом. - И зачем только лезут ? - возмущались Белин с Компанией. Причем , в чем - то сын и наследник владельца ЧП Аврора был определенно прав , Жоре действительно не полагалось учиться в образцовой гимназии номер 5 на улице Садовой , но его мать так достала начальника гороно что он лично определил ее бедьненького больного мальчика в одно из самых уважаемых средних учебных заведений города и области." В связи с чрезвычайными обстоятельствами " - гласила загадочная фраза в его личном деле. Вот так Жора и ездил с двумя пересадками вместе с папиком в набитых маршрутках , потея как мышь и отдавливая ноги соседям. В классе сидел за последней партой один . В буфете был впереди планеты всей энергично , распихивая конкурентов и по полчаса изучая ассортимент. Тут уж пассовали даже громилы - старшеклассники . А что делать ? Голодный Жора - Прожора , как его звали ученики был почище самца гориллы в период "течки". Как авторитетно твердили местные зубрилы , не вдаваясь в интригующие подробности. Словом , был Жора Моров спокойным как старый прожженный раскаленным африканским солнцем слон . Ничего не боялся он : ни насмешек богатеньких буратин и презрения состоятельных мальвин , ни жестких учебных планов и внезапных контрольных и даже голод не пугал его , так как в его объемном рюкзаке с баскетбольным мячом был потайной карман содержимое коего регулярно пополнялось страдающей матерью голодающего ребенка. Но все же и в словаре Даля нет мата . Было кое - что , заставляющее пухлые Жорины коленки дрожать , а ладони нещадно истекать потом - урок русского языка и словесности . А точнее не сами уроки , вызывавшие у Жоры апатию вообще , но их преподаватель Асмодей Иванович Троцкий . Этикетка в случае бывшего сотрудника НИИ , уволившегося по состоянию здоровья , полностью соответствовала содержанию . ЧК явно рыдало горючими слезами по нем , если не сам Сталин ! Методы его работы , характер и привычка наслаждаться чужим падением , определенно наводили на мысль ни о каком - то там институте , а на местечко по правую руку с Отцом Лжи , как именовала мама Диавола( причем , как ярая верующая тут же истово харькалась не только через левое плечо , но и на находящихся в непосредственно-опасной близости окружающих). Естественно единственного сына в семействе Моровых воспитывали в славных традициях сектантов вперемешку с Тори и бабтистами - он трясся при виде всего нечистого как желе в руках повора - алкоголика. Асмодей же Иванович ассоциировался у мальчика со всадником апоккалипсиса . И не то чтобы старый и противный маслянистовзглядный педофил - изврашенец , гаденько ухмыляющийся при виде аппетитных детишек . Что там ! Он даже никогда голоса в классе не повышал . Но ступор и непонятная реакция собственного организма никуда не девались . Любимчики у него были только самые - самые . Сплошь элита , даже по меркам гимназии номер пять по Садовой улице . Их он не трогал и всячески поощрял высокими оценками . Прямой и противной лести Троцкий себе не позволял , но зато с остальными отводил душу , всячески пиная их и без того кривенькое представление о родном языке и литературе , унижая не на прямую , но так чтоб наверняка. К Жоре же он вообще имел ОСОБОЕ ОТНОШЕНИЕ . Взгляд желтоватых нериятных глаз говорил похлеще любых подначек . Вот и в пятницу , проходя по классу , во время самостоятельной работы на последнем уроке в четверти Асмодей Иванович без слов произнес взглянув поверх очков : " Ну что ты развалил тут свои вещи мерзкий слизняк , выросший среди людоедов Новой Гвинеи ? И куда только смотрит ветнадзор ? Ты, кусок торта птичье молоко !" Почему - то Жора не сомневался , что учитель словесности думал именно так . Тем более , что чуть не упал на грязный негигиеничный пол зацепившись за жорин рюкзак , не кстати опрокинувшийся на пузатый бок . С трудом сохранив равновесие и приличие Асмодей Иванович скривил тонкие бледные губы и быстренько проинспектировал работу наглеца , чуть не испортившего его имидж. - Так - так , Георгий Петрович , и что мы имеем ? - Насмешливая ухмылка . - Ни одного правильного упражнения ! - Класс прыснул .- Как ни досадно , но придется занятся вашим образованием не далее , чем в предстрящие каникулы . А начнем мы с вами сей бесспорно плодотворнныый процесс в ближайшее воскресенье . Он отвернулся и принялся дальше контролировать учебный процесс , Жора же сидел словно громом пораженный , сжимая трясущимися влажными руками тетрадку . ВОСКРЕСЕНЬЕ ... Вот это самое - то злополучное воскресенье и не заладилось по определению . Причем с утра . Сначала папика срочно вызвали на работу и он упорхал в свое болото как презрительно именовала жорина мама его конструкторно - проэктировочный отдел завода часовых механизмов . - Эта шараш контора до добра не доведет , Жорушка! И так из отца все соки сосут , так еще и в выходной изволь явиться . Тьфу. Мама смачно плюнула на грязный линолеум. Заниматься уборкой ей было категорически запрещено, дисбактериоз и протрузия диска это вам не хухры мухры! Тут постельный режим нужен , а не упражнения с тряпкой в позе рака , как авторитетно утверждал мамин мануальный терапевт Альберт Сулейманович Тявкин , закончивший срочные фельдшерские курсы в 87 году , но увлекшийся коммерцией с чем и поргорел , оставшись с шишем Казанским. Но наш герой не унывал , а поторговав на рынке у чеченцев скопил деньжат и поступил в школу магов и экстрасенсов им. Кашперовского. И стал лучшим на курсе , чем не уставал похваляться всячески вставляя свое мнение по поводу современной медицины и врачей - шарлатанов . - Будущее за нетрадиционной медициной и магией ! Они спасут мир от падения в пропасть Адову . - любил повторять он на своих лекциях которые прилежно посещала мама и естественно Жора , которого она волокла с собой как поросенка на бойню. Жоре рассуждения Тявкина были до лампочки , главное заботливая мамочка совала ему в рот сладкую булку с маком или кулек конфет и разинув рот внимала своему Гуру , вещавшему в подвальном помещении магазина Москвичка о проблемах кармы и соседской порчи ; именно на это воскресенье был назначен очередной сеанс Просвещения , но в последний момент позвонола секретарь Альберта Сулеймановича и по совместительству жена Анечка и прискорбно сообщила , что Учитель отбыл на конференцию лам в Тибет и раньше следующего вторника его не жди , а то и четверга , если прибудет король Непала ! От этой новости мама сначала впала в легкую кому , а отойдя немного принялась клясть всех подряд на чем свет стоит . Восседая в незнавшей хорошей уборки вот уже несколько лет квартире среди гор папиковых журналов она вела пропаганду покаяния среди заблудших мирских овец в лице Жоры , сосредоточенно поглощавшего зефир в шоколаде , принесенный вчера папиком. - Мир погряз во тьме и разврате , и некому нас спасти . Один Альберт Сулейманович был и тот променял меня на каких - то там лап , будь они прокляты . Отец вон твой тоже по конторам шляется совсем семью забыл , а у меня же Жорушка совсем здоровья нет кариес дискенезия и агонизирующий спондит имени Бехтерева , чтоб ему кровью харькать . Маюсь с вами оглоедами кручусь как белка в колесе , и все за спасибо . Вон даже ты , кровиночка моя мамку подводишь , Родину позоришь , родной язык не учишь , да да мне Марта Васильевна классная твоя звонила и сказала , что тебе сегодня на дополнительное занятие идти и так все каникулы , мол учитель тобой так недоволен и посоветовала лишить тебя сладкого пока на четверку диктант не напишешь. От последней фразы Жора перестал жевать , поперхнулся , закашлял и оценив положение быстренько запихал в рот оставшиеся пять зефиров. - Мда... задумчиво протянула мама изучая своего отпрыска пытавшегося не растерять содержимое рта отчаянно не желавшее в нем умещаться . - А может и правда , вон какая пропасть рубликов идет на твои конфеты , не лучше ли на вечерние сеансы к Учителю походить ? В ее темных глазах зажегся озорной огонек . - Так , сынок , и сделаем . НИ КАКОГО СЛАДКОГО пока не станешь граммотнее Пушкина или хоть таким же , в самом крайнем случае . И мама бросилась к телефону звонить Анечке . А Жора наконец расправился с зефиром и серьезно задумался . На первое время его запасов хватит , да и папик когда - никогда что и принесет , но вот потом ... Мама строго контролирует семейный бюджет и это значит . Жора непроизвольно содрогнулся . Выбор был ужасающим : любовь всей его недолгой жизни или ... звезда всех его самых жутких кошмаров , при одном взгляде которого у Жоры отказывали чакры , как любил выражаться Альберт Сулейманович. Ведь в присутствии Асмодея Ивановича мальчик забывал не только как его зовут но и название магазина с конфетным отделом у своего дома . Как же вообще что - то выучить , тем более такой сложнейший предметище? От западло. Последней точкой стал несладкий чай и бутерброд с плавленным сыром сделанные мамой на полдник , причем плавленный сыр Жора невыносил . Видимо , Тамара Андреевна решила не только лишить сына всех сахаросодержащих продуктов , но и применить психологическую атаку . Все. Жора сгреб учебник и тетрадку и тяжело потопал в школу . Это в воскресенье - то ! Сама образцовая гимназия номер пять по улице Садовой заслуживала особого внимания : здание ее было некогда было , где - то при Николае 2 , полицейским изолятором , пока в своей тесной КПЗ не повесился какой ы то маньяк , судя по шепоткам в коридорах , и в здании будущего элитного инкубатора стали происходить престранные , если не сказать страшные вещи , типа воя и самовозгорания предметов . Даже священник не помог ! Вот здание и закрыли . При советской власти тут был какой - то не то музей , не то склад , а потом научное завидение учредили . Жора с тоской негров - рабов с плантаций Джорджии окинул взглядом само историческое здание в модной штукатурке и автостоянку . Даже и не поймешь приехал он уже или нет , так как Асмодей Иванович чуть ли не единственный пеший преподаватель . Жора так и представил , как учитель с идеально прямой спиной элегантно парится в переполненном вагоне метро с какой - нибудь супер заумной книгой в руке , окруженный потными бабками и галдящими студентами . Пфф ! Мальчик покачал головой . Он даже тем студентам целую лекцию прочтет о нормах поведения в общественном месте . Но хочешь - не хочешь , а идти - то надо ! Жора пыхтя и обливаясь потом поднялся на третий этаж и добрался до кабинета номер 13 , где обычно заседал Асмодей Иванович , ибо являлся классныим руководителем класса 10 - Е , который и обитал в этой камере пыток под благовидным названием кабинет русского языка и литературы . Вытираясь платком с голубыми цветочками и переводя дух , Жора облокотился о стену и услышал голоса в кабинете . - Ну разумеется наша корпорация гарантирует результат . Все таки , ТАКИХ связей как у нас нет ни у кого , в этом мире точно , ха - ха . - пел кому - то непривычно елейным голосом Асмодей Иванович . - Не беспокойтесь , все решится в течении суток . Да . Да . Всего доброго . - Послышался пик и щелчок и совсем иной тон . - Ну как они меня достали , эти недолговечные болваны , ты не представляешь , детка !- Смешок и странный чмокающий звук . - Асмо , ты неисправим : дома ему скучно и жарко , а как у этих оказался , так его все достали . Работа у нас такая - дураков терпеть , смирись , ангел мой . Мелодичный женский щебет отчего - то заставил Жору поежиться и сглотнуть , как не всякая новинка ротфронта в кондитерской . И поэтому , заходить он не торопился . Так как понял , что там не только проклятье косноязычного пролетариата , но и фурия районного масштаба , завуч гимназии Кира Юрьевна . " Попал . " - мелькнуло на задворках затуманенного сдобой сознания , и все же , если Жора хотел успеть к обеду домой , надо было торопиться . - А теперь надо разобраться с этим ужасным пацаном ... Георгий , заходи и садись . - Асмодей Иванович осекся и бросил взгляд на белокурую красотку - завуча , присевшую на парту в весьма фривольной позе . - Да , да , Жора , мы давно уже обеспокоены твоей ужасающей успеваемостью . - проворковала она , укоризненно тыча в Жорину сторону гелевым ногтем с чудным рисунком . Асмодей Иванович скрестил пальцы и странно улыбнулся . - Да , Георгий , мы с Кирой Юрьевной тут посовещались и решили тебе помочь , все таки ты слаб здоровьем . Очевидно , твои проблемы продиктованы некоторой неудовлетворенностью . - учитель русского языка и словесности сделал выразительную паузу и зловеще усмехнулся . - Итак , Георгий Моров , ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ ? Повисла тишина . Жора молча глазел на скалящегося Асмодея Ивановича и ухмыляющуюся Киру Юрьевну , не понимая что от него хотят эти изверги , отвлекающие его от мыслей об эклерах и пастиле . - Эй , ты вообще слушаешь ? - Не выдержал Асмодей Иванович и его ухмылка стала походить на оскал . - Лучше спроси , понимает ли он о чем ты говоришь ? - лучезарно улыбнулась завуч , сверкнув голливудской улыбкой , и легко направилась к недоумевающему мальчику . - Ну , пухлик , как на счет тонны отличного швейцарского шоколада плюс весь сладкий ассортимент лучших магазинов Москвы ? Хочешь ? - шепнула она , склонившись над в конец очумевшим от обрисованной ею картины Жорой . - Ага . - только и смог он выдавить , еще и кивнув для пущей убедительности . - Отлично . - мурлыкнула Кира Юрьевна , кивнув своему коллеге , довольному как сытый кот . - Все это ты получишь сейчас же и навсегда , вот только ... - лукаво замолчала женщина , гипнотизируя Жору взглядом . - Только ? - нетерпеливо выдохнул очарованный мальчик . - Все в мире имеет свою цену . И такое сокровище тем более . - отозвался Асмодей Иванович , доставая какой - то желтоватый листок из алой кожанной папки . - Но мы не звери , а бизнесмены , занимающиеся благотворительностью , не бескорыстно , разумеется ! И , поэтому , в виду твоего состояния здоровья и материального положения , мы возьмем взамен моря сладостей только штуку совсем тебе не нужную и только вечно путающуюся под ногами . - Твою тень . - закончила Кира Юрьевна , сверкнув зелеными глазами и облизнув пухлые кроваво - красные губы . - А ? И все ? - пришел в себя Жора и облегченно вздохнул . - Да забирайте ее , лишь бы конфеты не просроченные были . Можно на этикетки глянуть ? - Взглянуть ! - рявкнул Асмодей Иванович и ткнул Жору носом в желтоватый листок . - Все , что пожелает наш проглот , или точнее полиглот , но сперва роспись . - С этими словами он достал из кармана пиджака странную черную ручку с острым блестящим кончиком и больно ткнул в Жорино запястье , да так , что кровь выступила , и сунул окровавленную ручку поморщившемуся мальчику . - Подписывай вот здесь . Как только был поставлен последний штрих , листок вдруг задымился и вспыхнул . - Что за ? - отшатнулся Жора и вдруг содрогнулся всем телом , было такое ощущение , будто с него живьем на миг сорвали кожу и затем все внезапно прекратилось . Он моргнул , приходя в себя и почему - то лежа под партой . Рядом стояли красные туфли на высоченной шпильке и сияющие черные мужские ботинки с длинным носиком . - Ну а теперь ... - Киру Юрьевну прервал резкий порыв ветра , распахнувший дверь и грохнувший вазами на подоконниках . - Это еще что ? - удивленно взвизгнул Асмодей Иванович . - Ты - идиот !- Проорала завуч , бросаясь к двери . - Это западный ветер ! - Ты... Это все Ты ... Жора повернул голову на новый хриплый , будто сорванный голос и его обладателя . Но разглядеть он смог только старые кроссовки и грязные джинсы да еще развевающиеся , словно живые огненно - рыжие волосы , окутывающие незнакомца . - Так - так . Значит домовых только спятившшших нам не хватало . - злобно прошипел Асмодей Иванович , медленно пятясь прочь от двери . Кира же Юрьевна замерла на месте , словно вкопанная . - Из - за тебя Лилия ... В аду ! - Словно гром грянул над ухом , в классе же медленно поднимался ураган и волоски на шее Жоры зашевелились . - Не прощууууууууууу . - взвыл ветер и глаза ослепила белая вспышка , которую вмиг перекрыла огненная и пол мелко затрясся , как весной на Сахалине . А потом все стихло и послышались жалобные завывания , будто и нечеловеческие вовсе . - Ублюдок подох таки , но и меня здорово отделал ! - гнусавил некто голосом отдаленно напоминавшим Жоре голос его учителя русского языка и словесности , только вот Асмодей Иванович так бы не стал выражаться . Ни за что . - Ну , ну , Асми , ты молодец , и душонку никчемную заполучил и этого староверского выродка уничтожил . Теперь тебе надо домой , подлечиться , уверена Сам тебя вознаградит . - Да , да . - прокряхтел голос и стало совсем тихо . Жора еще немного полежал под уютной партой и после некоторых сомнений все же вылез на свет Божий . В классе номер тринадцать было пусто , вот только доска упала на пол и учительский стол разлетелся в щепки . Моров быстренько схватил рюкзак и от греха подальше бочком двинулся к выходу . И чуть не упал , споткнувшись обо что - то . Прилядевшись он понял , что это знакомый поношенный кроссовок , вот только теперь он дымился и выглядел будто бы его поджарили в духовке . И Жора , позабыв про свой вес и достославного Ньютона в пару прыжков преодолел коридор и лестницу . Перевел дух он только на углу Садовой и Комсомольского проспекта . Дыша как стадо загнанных безонов , Жора повернулся и прохрипел , грозя пухлым кулаком фонарному столбу . - Надурили , фууууууууууууух , хоть бы конфетку дали , черти . - И поправив рюкзак поплелся домой , не обращая никакого внимания на отсутствие в столь солнечный день одной существенной детали .
Восточный ветер .
- Сапсан ... - пронеслось над унылым северным морем , которое белые люди зовут " Охотским " , и замерло над серой апрельской тундрой одно единственное слово , разбиваясь на миллионы осколков о прибрежные льды . Вторя ему , закричала пронзительно неясыть и камнем упала на застывшую землю рядом с покосившейся избушкой и забила серыми крыльями в агонии . Древний старик - эвен тяжело прошаркал к мечущейся птице и кряхтя склонился над ней . - Ну полно , те , глупая , его уж не воротить . - печально прошамкал он и осторожно погладил перья обессилевшей и постепенно затихшей птицы . - Деда ... - голос срывается на хрип или стон , боль разрывает на части , гнет к земле , гнев сжигает и уносит далеко на юго - запад . - Иди . - кивает старик , продолжая ласкать стонущую в агонии пришелицу . - Только смотри , не накуралесь там ! Раньше времени . Прежде чем его слова успевают замереть на губах , их подхватывает порыв восточного ветра и яростно уносит прочь на материк . Старик подобрал неясыть и поковылял прочь к избушке , бормоча устало в бороду . - Эх , Аян , Аян , да хранит тебя род .
№2
- Да ..эм … и наша ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНАЯ КОМПАНИЯ « ДЕВЯТЬ КРУГОВ » - это вам не МММ какой – нибудь . Все абсолютно законно и если вы не верите , то наши юристы могут … - голоса , доносившиеся с кухни , нисколько не интересовали Жору . Он тяжело плюхнулся на старенький и изрядно выцветший пуфик в прихожей , наклонился с видимым трудом и принялся медленно расшнуровывать кроссовки . Да уж , насыщенный денек выдался , куда уж тут знаменитой Суворовке ! Она в пух продула образцовой гимназии номер 5 на улице Садовой по части третирования учащихся ! И явно от недостатка глюкозы в крови голова слегка кружилось , тошнота подкатила к горлу , а сил не было никаких . Словно ветеран Куликовской битвы , Жора пошкандыбал в свою комнату и упал на сломанный диван , служивший ему спальным местом чуть ли не с яслей . Мальчик сморгнул , снова сморгнул , зажмурился , но обои все равно казались размытыми и словно бы … живыми ! Вот желтоватый цветок , творение неизвнстного художника , и слыхом не слихивавшего ни о каком таком Линнее и науке ботанике , шевельнулся и словно бы стал шире или раскрылся . Из него выскочил прямо на спинку дивана пожилой человечек со страшными черными провалами вместо глаз и принялся осуждающе качать круглой головенкой , все ближе подбираясь к Жоре , а тот , так и рот раскрыл , буквально слившись с диваном в одно целое . - Эх , Жорка – Прожорка , че ж ты нагородил та , ась ? – пискнул странный продукт обойной жизнедеятельности . – Ведь теперече и я тя не спансу ! Никому ванще в этой коморе вашей , извиняюсь , спансу не будет . Вона че , мамка твоя , дурья башка , тоже тень тому копытному продала и даже отцову заложила … Горюшко какое …- взыл человечек и скакнул прямо Жоре на грудь . - ААААааааааааааааааааааааааааа!!!!! – пронесся истошный вопль по квартире , заставший Тамару Андреевну возле двери , провожающей агента « Девяти кругов » , любезно порекомендованного ей Альбертом Сулеймановичем для решения всех финансовых вопросов . - Все в порядке ? – спросил удивленно господин с козлиной бородкой , участливо заглядывая в растерянные глаза Жориной мамы , от испуга терзающей в руках ни в чем не повинное кухонное полотенце . - Дда . – выдавила она , натянуто улыбаясь . - Вот и хорошо . – козлинобородый господин промокнул свою лысину , обрамленную похожими на рога пучками седых волос ,платком , надел черную фетровую шляпу и был таков . - Телефончик у вас есть ! – донеслось с лесницы . Тамара Андреевна машинально кивнула , быстренько захлопнула дверь и поспешила выяснять , что там у сыначки стряслось . - Чур меня ! Чур меня ! Изыди Сатанаааааа ! – орал ее 75 килограммовый малыш , забившийся в угол и прикрывающийся , словно священным щитом , увесистым томом « Истории КПСС ». Благо их тут , этих талмутов отцовых , было навалом . Прям склад какой – то ! Тамара Андреевна недовольно поморщилась и подлетела к сыну . - Что случилось , Жорушка ? – она попыталась отнять у мальчика книгу , но не тут – то было , Жора вцепился в нее , как черти в грешную душу , и разъединить сию пару могло лишь чудо . - Да угомонись ты наконец и объясни все толком ! – не выдержав , заорала в ответ женщина , пытаясь не прибить сыночка подручными средствами . - Там …там …черти … - промямлил Жора , тыча пальцем в диван . Тамара Андреевна внимательно окинула комнату острым взглядом рьяно верующей и пошла за святой водой . На всякий случай . - Видишь , сыночек , теперь ни один упырь не посмеет сюда залезть и тревожить мое дитятко . – ворковала Жорина мама после обряда освещения не только злополучной комнаты , но и всей квартиры – тоже на всякий . Сын же ее нервно жевал конфеты с пряниками , запивая все это сладким чаем , периодически озираясь по сторонам в поисках новых « гостей » . Не то чтобы Жора был робкого десятка , но все же и ему было не по себе от такого количества странного на одни сутки . ДА еще и на выходной ! - Ничего , скоро папик из своей шараги приедет и я его обрадую ! Благодаря нашему Свету , Альберту Сулеймановичу , дай Бог ему здоровья , и добрым людям из « Девяти кругов » , теперь мы заживем достойно ! Мои желания исполняться и все благодаря биоэнергетическому сгустку , не нужному нам , но необходимому им для исследований . Да , не знала , что тень – сгусток , уж скорее клякса . Ну да хрен с ней , продала и ладно . А посуда сама не помоется ! – проворчала мама и принялась за мытье , проклиная все подряд . А Жора был слишком поглощен думами о странностях бытия и не обращал на ее слова внимания . Позже , лежа на своем диване и мучаясь от голода , мальчик подумал , что не все так плохо . Папик принес конфет и подивился маминой странной сделке . Он покивал , что мол , надо бы Жору врачам показать , нервы подлечить . И заверил сына , что бояться ему нечего и папа с мамой его всегда защитят . Жора довольно улыбнулся и прокрался на кухню в поисках съестного . Благо , последнее нашлось . - Жора , а Жора ! На ночь есть вредно ! – мальчик подавился бутербродом и зашелся в приступе кашля . - Да не боись ты , такма и помереть не долго . – маленькая ладошка заботливо постучала по Жориной спине , от чего тот взвизгнул и отпрянул в сторону , с разгону врезался бедром в острый край стола и приглушенно взвыл . - Что ты все являешься мне ? Я не сумасшедший ? – спокойно спросил Жора , решив , что если проснуться родители , его точно упекут в психушку ,а там сладким не кормят , одни уколы и пилюли . - Дурень , вот ты кто . – вздохнул человечек и устроился на хлебнице . Его глаза в тускло освещенной кухне выглядели особенно пугающими . Даже Жору проняло . И он не заметно отодвинул свой табурет по дальше . - А ты кто ? – спросил он , чтобы не молчать . - Я ваш потомственный родовой домовой Гавюша . – человечек поклонился и вернулся на хлебницу . - Я в такое не верю . – заключил Жора и принялся разворачивать очередную конфету . - А я кто ж таков тогда ? – удивился Гавюша . - Ты – глюк мой , от недостатка сахара в крови ! – глубокомысленно изрек с полным ртом Жора , которому мама пророчила карьеру профессора медицины и не меньше . - Ну и говор у вас , молодых . – покачал головой домовой и задумчиво откусил краюшку хлеба , явно спертого под шумок из злополучной хлебницы . - Так я не понял , ты зачем вылез ? Надо чего ? – спросил мальчик , уничтоживший все запасы сладкого Тамары Андреевны , и желавший теперь только одного – спать . - Эх , Жора , как со старшими глаголшь ? Неужто не знамо те , что мы , духи очага домашнего , являемся либо к добру , либо к худу . А если взять вас , Моровых , то и сам понимаешь , только к худу . – печально опустил глаза Гавюша , проглотив хлеб . - Ой , та еще новость . – Жора махнул рукой и встал . – Спать надо , а не муру водить . – буркнул он , намереваясь уйти , но домовой проворно вскочил и оказался у него на плече , от чего мальчик выругался словом , подслушанным на этаже старшеклассников , и попытался оторвать от себя нахальный глюк , но Гавюша впился в него как клещ . - Ты должен выслушать меня , вам пока еще можно помочь , иначе , ты даже не представляешь , что тебя ждет ! – пищал домовой Жоре на ухо . - Представляю – кровать . – прошипел мальчик , вертясь как игривый пес . Он уже почти отодрал Глюшу , как он назвал сие явление , как его отвлек звук хлопнувших дверей , а затем ставней . Он повернулся и в лицо ударил порыв холодного свежего ветра , будто он стоял не в тесной кухоньке в спальном районе , а на краю обрыва , у подножья которого бесновался штормовой океан . Странное ощущение . - Ветер …- пискнул Глюша , - только который не пойму . - Восточный .- новый глухой холодный голос пробежал по нервам не хуже бритвы . Точно к врачу , завтра ! Темный силуэт в коридоре медленно приближался , окруженный потоками воздуха и холода . Неужели батареи отключили ? – расстроился Жора , скосив глаза на дрожащего пуще осинового листа Гавюшу . - Гавей Хюреевич , а вы верно , из Нерковых будете ? – пролепетал домовик , пригибаясь всем тельцем к жориной пижаме . – Каким ветром ? Силуэт метнулся в кухню и припечатал Жору и Гавюшу к стене . Спутанные патлы пришельца стояли дыбом , а этот темно – рыжий оттенок что – то смутно напомнил Жоре . - Каким ? Не знающим пощады и уничтожающим всех , кто не ответит на мои вопросы .- рявкнул странный тип и теперь Жора видел , что глаза его очень похожи на Гавюшины , такие же провалы , но вроде еще больше . - Ну , чем сможем , тем поможем . – уже спокойнее заметил домовой и удобнее расположился на плече жоры , которого немилосердной рукой так скрутили , что он ти пальцем шелохнуть не мог . - Разумно . Ты как я понял , местный ? – Гавюша степенно закивал . – И хозяина горницы напротив знал ? – снова кивок . – Когда видел ? - Дык , давненько уже , Сапсана Годимовича не видать . Он все с дочерью ихней , Лялей дружил , – гость поморщился . - А как она … себя порешила , так сперва сидел тутма под дверью и выл , а потом сгинул где – то . Удар в стену вышел очень мощным и неожиданным , и Жора подивился как не наделал в штаны , будто маленький . Так и родители могут проснуться . - Сгинул … - хватка так резко исчезла , что Жора чуть не бухнулся на пол . - Что же с ним приключилось ? – осторожно спросил Гавюша . - Убили брата моего . – зло бросил Лохматый и рухнул на табурет. - Охо – хонюшки ! – запричитал маленький домовик и перескочил на стол рядом с большим . – Ну , ниче , ниче , ты видать виновных наказать явился , поможем те всем миром , не горюй . Он вас любил , сказывал мне какие у него братья и сестра любимая . Добрый был . - Это его и сгубила . Люди не помнят доброты , у них черный души или нет вовсе . - Вы закругляйте свои сборы сумасшедших . А я спать пойду . И свет выключите , не казенный . – проворчал Жора , едва не засыпавший на ходу . - Это что за Лапоть ? – выплюнул Лохматый , зыркнув на Жору своими провалами . - Сынок хозяйский , Жора . – Улыбнулся домовой . – Не серчай , больно неразумен он , ибо отрок еще . - Оно и видно . Ладно , пусть живет . Приютишь меня , Гавей Хюреевич ? - А как же . Жора вышел из кухни , зло грюкнув дверями . Мало им своих глюков , так еще одного дармоеда подобрали . Дурдом на колесиках . tbc
Последней умирает не надежда, а клетки эпителия, производящие ногти и волосы
Название: Больница Автор: Хероджин Фендом: Hellsing/Интерны Тип: Должен быть юмор, но что вышло, то вышло Персонажи: Рип, Зорин, Шредингер и вся команда Интернов Размер: мини. Самари: Рип попала в больницу и прямо к Быкову и компании. От Автора: Фик писался давно и должен был быть юмором. Что вышло в итоге скажите в коментариях. Дискреймер: Прав нет, и не предвидятся.
читать дальше— Доброе утро, инородные тела в организме медицины, — произнес Быков, заходя в ординаторскую. — Доброе, Андрей Евгеньевич, — с улыбкой произнесла Варя. — Так, Черноус, ты выиграла замечательное путешествие в палату номер четыре, пациентка Ван Винкель, — дал ей папку Быков. — Это откуда она такая вылезла? — спросил Лабанов. — Немка она, Лабанов, из Германии прилетела, — иронически ответил Андрей Евгеньевич, — А ты летишь в шестую палату к Козлову. Быков обвел внимательным взглядом ординаторскую, и, не обнаружив ничего нового или интересного, спросил: — А этот олигофрен, Романенко, где? — Не знаю, Романыч еще не звонил, — ответил Семен. — Беда, — протянул Быков, а про себя добавил: «Если он, не дай бог, где-то с Алисой застрял, я ему лично вскрытье проведу». — Вы чего еще здесь? Пошли, пошли, пошли! — и для пущей мотивации похлопал в ладоши.
— Ну и клиника! — изрекла Зорин, вернувшись из «разведки». — В смысле? — улыбнувшись, спросила девушка, лежащая на кровати. — Да вообще жуть. Подошла на пост медсестер, а там какая-то толстая блондинка стоит, и давай меня грузить! — И как? — оживилась Рип. — Как-как, да никак! Что мне ей ответить? Я ж по-русски вообще только пару слов знаю. И ведь нет, видит же, что я ее не понимаю, а все равно продолжает болтать. — И что ты, Зорин? — заинтересованно спросила Охотник. — Сказала какое-то русское слово. Скука или супа. Уточни у Шредингера. Кстати где кошак? Рип на пару секунд задумалась, а затем произнесла: — Он сказал, что ему в туалет надо. Зорин только глаза закатила. Этот кошконутый фашист обязательно куда-нибудь вляпается, иначе он не может. Внезапно в палату вошла светло-русая девушка. — Здравствуйте, я ваш лечащий врач доктор Черно… ус, — девушка круглыми глазами посмотрела на Зорин и Рипа. — Что она сказала? — Зорин повернулась к Охотнику. — Мне почем знать? — удивилась Рип. — А вы по-русски не понимайте? — уточнила Варя. Немки уставились на девушку с вопросом «а что ты тут делаешь?». Немая сцена длилась пару минут, после чего Блиц осенило: — Тю, Веснушка, чего мы тут головы крутим? Я сейчас за Шредингером сбегаю, он вроде русский знает, — изрекла старший лейтенант и вышла из палаты. Рип же улыбнулась Варе, от чего той стало совсем не по себе.
Унтер-офицер Шредингер в это самое время стоял возле кофейного автомата и проводил ревизию содержимого своих карманов. Автомат марки принимать не хотел, только русские рубли. Шредингер помнил, что брал деньги, и вроде же нигде не вытаскивал. Или нет..? — Привет анимешникам! Шред обернулся и увидел довольно симпатичную девушку. В халате, розовой футболке, джинсах, да еще и на голову выше его. — Кого косплеишь? Или сам придумал образ? — Придумал? — переспросил унтер-офицер. Русский он знал довольно посредственно, но понять, про что говорит эта девушка, было вообще не реально. — Ушки где такие тяпнул? Дай примерю, — и тут же дернула вервольфа за ухо. — Эй! Больно же! — обиженно крикнул Шредингер. — Алиса, это что тут творится?! — спросил кто-то из-за спины Алисы. Шредингер выглянул из-за девушки и посмотрел на говорившего. Какой-то доктор, в очках и волос почти нет. А голос такой сварливый-сварливый. — Пап, мы просто разговаривали, — ответила Алиса. — Ну да, — произнес Быков. Заведующий быстро оглядел Шредингера, задержал взгляд на левой руке с повязкой и так же сварливо произнес: — Это что на тебе такое, фашист? Вам что мало в сорок пятом дали? Прежде чем унтер-офицер успел что-то ответить, за спиной выросла Зорин Блиц и, зажав ему рот рукой, потащила в палату. — Спасибо что нашли пропажу, — сказала она на немецком. Быков пару минут смотрел странной парочке в след, а затем задумчиво произнес: — Н-да, еще и немецким матом обложили…
— Вот, принесла, — сообщила Зорин, заходя в палату вместе со Шредингером. — Рип, у тебя пару рублей не найдется? — спросил Шредингер. — А твои где? — удивилась лейтенант. Шред неопределенно пожал плечами. — Мы тебя сюда по делу привели: ты нужен как переводчик, — Блиц кивнула на Варю, которая тихо устроилась на кресле в углу. — Спрашивайте, а я переводить буду, — коротко сказал унтер-офицер, доктору Черноус. — Так, на что жалуйтесь? — спросила Варя, достав ручку и приготовившись записывать. — Спрашивает, жалобы есть? — перевел Шредингер. — Живот побаливает, если она про здоровье, — произнесла Охотник. — Живот скорбит, — пересказал унтер-офицер. — Скорбит? Может, болит? А если болит то как? Режет, колет или крутит? — уточнила Черноус. — Разрезает или покалывает? — по-немецки произнес Шред. — Скорее тянет. И в боку покалывает, — задумчиво сказала лейтенант. — В животе… обращает и в боку остро, — сделал паузу вервольф, ища подходящее слово. — Обращает? Ладно, а в боку, наверное, колет. — Угу, — согласился унтер-офицер, глядя на Варю, которая быстро что-то записала. — Еще в голове гул и тошнит, — добавила Рип. — Голова гулит и живот нездоровый, — подсказал Шредингер. — Гулит? — Воркует, — подыскал синоним Шред. — А, может, шумит? — догадалась Варя. — Может что-то шумит? — спросил Шредингер у Рипа. — Да нет, нормально все, — округлила глаза вампирша. — Все хорошо, — произнес унтер-офицер. — Стоп! Только что вы сказали, что голова шумит, а сейчас что уже все прошло? — запуталась Черноус. — Спрашивает, кто ушел? — неуверенно произнес Шредингер по-немецки. — Кто ушел? Куда ушел? Она вообще нормальная? — подозрительно глянула на Варю Рип. — Вы вообще нормальная? — глянул на врача вервольф. — А вы, похоже, нет, — пробубнила Черноус, — Так у вас гудит в голове или нет? — Она сказала что, во-первых, мы больные на голову, и спросила, гудит ли у тебя в голове, — перевел Шредингер, глядя на Охотника. — Передай ей, что если думает что мы сумасшедшие, то путь не лечит, а вообще она меня уже заколебала своими тупыми вопросами. И вообще я хочу другого врача, а не эту дуру! — рявкнула Рип на немецком. — Если вы думайте, что мы сошли с ума, то путь не лечите, но в целом это ее глупые вопросы она заколебалась. И вообще, она хочет другого врача, но не эту идиотку! — передал Шредингер. — Придурки! Психи, да я на вас жаловаться буду, дибилы! — крикнула Варя и выбежала из палаты. Рип ван Винкль вопросительно уставилась на унтер-офицера, в ответ, на что тот только развел руками. Притихшая до этого времени Зорин Блиц подошла к Шредингеру и доверительно спосила: — А ты точно все правильно перевел, прапорщик? — Ну-у… может пару слов не так...
Мужичонка был не мал, не велик ростом и сложением, а был он какой-то…вертлявый.
- Что это? – спросил Кукушкин. - Ну как же что? Это яд. - Зачем мне яд? – оторопел Кукушкин. - Да как же зачем?! – изумился вертлявый, - для того, чтобы отравиться, сначала нужно непременно выпить яду. Без этого никак. - А зачем мне травиться? – полюбопытствовал Кукушкин, тщетно пытаясь вспомнить откуда взялся вертлявый в его квартире, - а вы, собственно кто? - Хорошенькое дело! Как же кто? Вельзевулов я, Трофим Трофимыч. - Как, позвольте? Вельзевулов? – рассмеялся Кукушкин. - Именно. Именно Вельзевулов, - обиделся вертлявый, - и батяня мой был Вельзевулов Лука Кузьмич и дед тоже был Вельзевулов. - Как же отец ваш Лука Кузьмич, если вы Трофим Трофимыч? - А что вы удивляетесь? У нас, у Вельзевуловых, если уж отец Лука Кузьмич, то сын-то непременно Трофим Трофимыч.
Весьма длинно, простите.С этими словами вертлявый гулко захохотал и пропал. Не растворился, не смазался очертаниями, а так, словно и не было его никогда. «А может и правда не было ничего, - подумал Кукушкин». А может и не было, чёрт его разберёт! Но склянка осталась на столе и недопитый кем-то стакан кефира, которого Кукушкин отродясь не пил, в силу слабости желудка. И вдруг так явственно ему вспомнился вчерашний вечер, что он зажмурился. Картинка была такой чёткой и яркой, словно на экране кинотеатра. И вертлявый Вельзевулов увиделся, хлебающий без меры кефир и почему-то пьянеющий от этого непотребно. И две девицы вида потёртого. Неплохие вроде бы и девицы-то, но словно простирнули их наскоро и, казалось бы, прополоскали и высушили, но не то погладить не потрудились, не то при стирке электричество выключили и пришлось их недостиранными оставить. Девиц звали Апполинария и Аграфена, но Вельзевулов называл обеих Марусями, обнимал их за талии и делал им весьма скабрезные предложения. Девицы, впрочем, эти предложения скабрезными не находили и не возражали против развития событий, как бы они ни развивались. Словом события вчерашнего вечера не сделали бы никому чести. Кукушкин собрался было пригорюнится, но открылась дверь и вошла женщина возраста неопределяемого и внешности расплывчатой. Кукушкин решил пока не пригорюниваться, а у женщины спросил: - А вы кто? - Я-то кто!? Аграфена я!! - Та, которая Маруся? - глупо переспросил Кукушкин. - Нет, - довольно резонно возразила женщина, - я не Маруся, - и тут же добавила, а уж в этом никакого резона не было, - Маруся – это Апполинария. Мы дочери от второго брака купца первой гильдии Матвея Шишкина.
Кукушкин на всякий случай посмотрел в окно. За окном всё было в порядке, бушевал двадцать первый век, и никаких купцов в этом веке не предусматривалось, а уж тем более – первой гильдии. Кукушкин прижался лбом к прохладному стеклу и посмотрел вниз на, знакомый с детства, двор. Всё в нём было, как обычно. И лавочка без одной рейки в спинке и дядя Митя, спящий на лавочке, и чахлая трава на газоне, и Дед Мороз…позвольте, какой Дед Мороз!? Откуда Дед Мороз!? Где календарь!? Кукушкину стало нехорошо и он, оглянувшись, жалобно спросил: - Аграфена, а какое сегодня число? - Пятница сегодня, - неожиданным басом ответила Аграфена.
Глядь, а Аграфены-то никакой и нету, но зато в кресле вольготно расположился Вельзевулов Трофим Трофимыч, собственной персоной. Он пил кефир из оцинкованного ведра, шумно прихлёбывая и жмурясь от удовольствия.
- Почему я пью из ведра, спросите вы? – произнёс Вельзевулов, хотя Кукушкин и не собирался его об этом спрашивать. – А я объясню. Видите ли, в чём тут всё дело, в чём, так сказать, квинтэссенция. А дело, милостивый государь, вот в чём. В ведре, как известно любому школьнику, десять, а то и двенадцать литров любой жидкости, в данном случае кефира. А в стакане двести граммов той же жидкости, да хоть того же кефира. Выходит, чтобы выпить десять литров, пьющий должен наполнить стакан пятьдесят раз. Ну так и скажите мне, в каком таком законе сказано, что я должен вскакивать пятьдесят раз, только для того, чтобы выпить, какие-то жалкие десять, или хоть бы и двенадцать литров кефира? Вот! Молчите!? А и ведь нету такого закона-то! Нетушки! И не принуждайте! И не стану я пить кефир стаканами!
С этими словами Вельзевулов как-то очень ловко переместился под диван и ведро туда же прихватил. Третьего дня соседская кошка Глафира, гоняясь за конфетным фантиком, засунула под диван башку, да и застряла, перепугано вереща и упираясь лапами. Пришлось Кукушкину вызволять кошку Глафиру из плена, приподняв один край дивана. Ну никак не мог там поместиться человек, хоть и вертлявый, да ещё и с ведром. Знал это Кукушкин! Знал, но принёс из коридора швабру и принялся шуровать ею под диваном, в надежде подлого Вельзевулова изловить и подвергнуть наказанию, какому именно Кукушкин ещё не придумал, но настроен был весьма решительно. В результате из-под дивана были добыты: 1. Яичная скорлупа. 2. Трамвайный билет из города Харькова. 3. Тесёмочка красного цвета шёлковая. Надо заметить, что в городе Харькове Кукушкин никогда не был и тесёмочками никакими не пользовался, ну не было у него нужды пользоваться тесёмочками. На кой чёрт ему нужны тесёмочки!?..яйца правда ел. Что было, то было. Чего уж скрывать.
Мало удовлетворённый поисками, Кукушкин лег на диван и, взглянув на свои ноги, обнаружил, что ноги его в разных носках. Один дыряв и красен, а второй новёхонький, но зелёный и с утятами. Обозрение ног в разных носках воспринял он стоически, размышлять на эту тему не стал, а попытался задремать, устав от событий. Но вздремнуть ему не пришлось. Услышав сбоку и чуть справа покашливание, он повернул голову и увидел всё того же Вельзевулова, сидящего в кресле, но без ведра.
- Это где ж это видано, - запричитал, заквохтал Вельзевулов, - это ж кому такое право дадено, чтобы живого человека в рёбра шваберками ширять? Это как же такое получается, что человека, против его воли, заставляют по Харькову на трамвае ездить, а потом ещё и шваброй по рёбрам!
Вельзевулов завозился, заёрзал, покряхтывая, а обнаружив отсутствие ведра, совсем сник, упал духом и затих.
Мягко цокая каблуками, мимо прошла, невесть откуда взявшаяся Аграфена. Явственно видел Кукушкин туфли на каблуках, но ступала они ими мягко, словно по вате. Звук был слышен, и ясно было, что это звук шагов, но приглушённый, словно сквозь матрац. Фигура Аграфены выглядела странновато. Она была не то голая, не то в белом. Нет, если голая, тогда ноги слишком коротки, значит в белом и ноги выглядывают из-под платья. Белое платье? Невеста? Не может быть она невестой, не бывает невест в коротких платьях. Или бывает? А если не невеста, то почему в белом? Или голая, просто ноги короткие? Кукушкин собрался было окликнуть Аграфену, но она пропала, растворившись в каком-то световом прямоугольнике. В этом прямоугольнике возник довольно яркий свет и, всосав женщину, словно её и не было, погас. А ещё Кукушкину показалось, что он постоянно слышит какой-то звук, какое-то ритмичное попискивание. И ещё Кукушкин вдруг догадался, что когда характер звука меняется, нарушается его ритмичность, то именно тогда и возникает Аграфена и звук восстанавливается.
- Вельзевулов, вы здесь?.. Трофим Трофимыч? - Тут я, где мне ещё быть, - разворчался Вельзевулов, - сиди теперь без кефиру, как нанятый. Да нешто я приговорён кем, сидеть тут? Да что же я, занятий себе не найду, кроме бестолкового сидения? Да ещё и шваброй по рёбрам, - припомнил мстительный Вельзевулов, но на этот раз он показался Кукушкину вполне милым и каким-то домашним. - Трофим Трофимыч, вы слышите этот звук? - Конечно слышу! Уж не думаете ли вы, что я глух!? Да что же это, господа, делается! То кефиру лишают, то теперь заподозрили в глухоте! - А как вы думаете, что это за звук? - Да это уж известное дело, как же без звука-то, без звука никак невозможно, - путано объяснил Вельзевулов, - это звук необходимый. Никак без него-то, я говорю. - А для чего он необходим? - Да это уж те, кому положено, знают, для чего он необходим. Это уж им известно. Это уж вы можете не сомневаться. - А вы, стало быть, не знаете? - Да как же, помилуйте, не знаю, - обиделся Вельзевулов, - знаю, конечно, чего ж не знать-то. Обычное дело. Звук он и есть звук. Никак без него. Звук есть продольные волны, упруго распространяющиеся в среде и создающие в ней механические колебания. - Но я его, то слышу, то нет. - Ну это уж совсем просто. Звук воспринимается органами чувств животных или человека. На животное вы не очень похожи, не встречал я таких животных, а уж я их, поверьте, повидал на своём веку! Впрочем, неважно человек вы или животное. Непременное условие для того, чтобы слышать звуки – вы должны быть живы. Это непременное условие. Никак без этого, уж поверьте. - Получается я, то жив, то нет. Ерунду вы какую-то говорите, право слово. - А это уж как посмотреть. С одной стороны вроде бы и ерунда, а с другой стороны…может быть вы и не всегда живы, почему бы и не предположить этого. И ведь вы ещё один вариант не учитываете. Вы можете не слышать звука, если его нет. А вот нету, нетушки звука-то! Слышать нечего, вот вы и не слышите! Вот теперь нет у меня кефира, я его и не пью. Попробуйте выпить несуществующего кефира! А вот попробуйте! Я настаиваю! Нипочём у вас этого не получится, поверьте моему опыту, сколько бы я не пытался пить кефир, коли его нет, то не выходит ничего, как ни старайся.
Вельзевулов ещё что-то говорил, но Кукушкин его уже не слушал, настороженный какими-то новыми ощущениями. Он и так и эдак пытался их осмыслить, но ничего не выходило. Какие-то беспокойные это были ощущения. Беспокоили они своей новизной и непонятностью. Вроде бы уже привык он и к мягкому приглушённому звуку и полумраку, и к вертлявому Вельзевулову привык, а тут что-то новое и непонятное. Это новое и непонятное было непостоянным. Появлялось и пропадало. Коротко. Невнятно. То было, то не было. Никак не мог сформулировать свои чувствования Кукушкин, и это его беспокоило. Разгадка пришла скоро и неожиданно. Сразу. Внезапно понял Кукушкин, что это за незнакомое чувство. Это была боль! Как странно, боли что ли он никогда раньше не чувствовал, или чувствовал так давно, что уже забыл что это такое? Боль возникала внезапно и заставала врасплох, не давая подготовиться. Она концентрировалась внутри головы, словно пытаясь вырваться наружу, но не свободно, через доступные пути, а преодолевая препятствия, разламывая череп, сверля его десятком перфораторов. В моменты возникновения боли пропадала уютная полутёмная комната, исчезал душка Вельзевулов, таинственный звук менял свою тональность и появлялась Аграфена или Апполинария, или уж Маруся, чёрт их разберёт! Боль рвалась наружу, не было способов ей противостоять, и непонятно было, как ей противостоять, и можно ли ей противостоять. Всё, всё было непонятно! И не хотелось никаких Марусь – Аграфен, хотелось уютной полутёмной комнаты, философа Вельзевулова, хотелось кричать и разорвать руками голову, чтобы выскочила, выпрыгнула эта боль и жила сама по себе, съедая саму себя. Проходила боль так же внезапно, как и возникала. Аграфена исчезала в давешнем световом прямоугольнике, и появлялся Трофим Трофимыч, лениво зевающий от скуки.
- Вельзевулов, скажите, почему мне иногда бывает так больно? - Звуки, звуки, - забормотал Вельзевулов, - чтобы слышать звуки достаточно просто быть живым. Только живые слышат звуки и чувствуют боль. Только живые умеют хотеть. И не важно, что они хотят, главное, что они это умеют. Когда вы живы, у вас есть выбор, и даже только ради этого стоит жить. Только ради того, чтобы сделать выбор, пусть единственный раз в жизни, но сделать его самостоятельно, никого не спрося, ни с кем не посоветовавшись, сделать… сделать выбор!! Пусть неверный, губительный, смертельный, но сделать его самому!!! Слышите!!? Самому!!! – Вельзевулов сделался страшен и космат. Он вскочил с кресла и закричал, захрипел , что-то уже совсем неразборчивое и, вдруг, умолк внезапно, как-то застенчиво улыбнулся, сел снова в кресло слившись с его обивкой, не то пропал совсем, не то затаился до поры.
Кукушкина почему-то совсем не удивил такой эмоциональный всплеск, он устало закрыл глаза и вновь услышал неровный пульсирующий звук. Звук возник, и возникли вспышки света, не совпадающие с частотой звука. Было такое чувство, что светом он управляет сам, а звук существует сам по себе, помимо его воли. Вбежала Аграфена, и Кукушкин вполне явственно смог разобрать, что вовсе она не голая, а в каком-то белом одеянии и даже лицо закрыто белым. Каблуки её стучали всё же глуховато, но значительно звонче, чем прежде. - Да ты вроде глаза пытаешься открыть? – удивлённо сказала Аграфена. - Почему пытаюсь? - удивился Кукушкин. - Я же тебя вижу, значит они открыты. Аграфена не услышала, или сделала вид, что ничего не услышала и, повернувшись, шагнула в тот же световой прямоугольник, который оказался всего лишь открывающейся дверью. Теперь Кукушкин это понял. О господи! Всего лишь дверь!
- Вельзевулов, вы здесь? – спросил Кукушкин. - Здесь пока, но полагаю, что ненадолго. - Почему же? Я к вам привык уже. С вами хорошо, покойно. Не уходите. - Нет, пожалуй, мне придётся уйти. - Напрасно вы так. Почему вы хотите меня оставить? Мне становится беспокойно, когда вас нет. - Яду, не хотите ли? - невпопад предложил Вельзевулов. - Да что вы с ядом?! - Ну не хотите и не надо, я не настаиваю. Нет, так нет. Вельзевулов заложил руки за проймы, невесть откуда взявшейся на нём малиновой жилетки. Во рту у него чадила вонючая папироса, но рук он не высвобождал, щурился слезящимся глазом, второй глаз, закрыв совсем. - Не угодно ли полюбопытствовать, - позвал он Кукушкина, - идите, сядьте рядом, отсюда очень хорошо видно. Кукушкин присел на указанное место и посмотрел на…Кукушкина.
Тот, другой Кукушкин лежал в бинтах, опутанный трубочками и проводами, рядом стоял белый прибор с экраном, который рисовал пики и издавал ритмичные высокие звуки. «Монитор слежения прикроватный» смог прочитать Кукушкин.
- Ну правда же, Пал Палыч, - оправдывалась, стоящая рядом с кроватью Аграфена, - он глаза открывал. Человек, по имени Пал Палыч, почёсывая заросшую грудь, басил неодобрительно: - Вы, Марусенька, чем лекции прогуливать и потом беспокоить утомлённых докторов среди ночи, лучше бы учебник почитали. Никак не мог он глаза открыть. Невозможно это. По всем показаниям невозможно. – Пал Палыч помолчал и добавил, - если будет приходить в себя, немедленно зовите. Немедленно!
Доктор и Аграфена, всё же оказавшаяся Марусей, ушли, а Кукушкин не мог оторвать глаз от Кукушкина. Раздвоение сознания? - Шизофрения? – до странности спокойным голосом спросил он. - Кома. – отозвался Вельзевулов.
Внезапно Кукушкин не то вспомнил, не то увидел недавние события, с трудом сообразив, что события эти происходили с ним самим.
Тёплое, пропитанное ароматами кожи и пластика автомобильное нутро. Негромкая музыка. Двигатель работает настолько тихо, что автомобиль словно бы движется сам по себе, без приложения внешних сил. Кукушкин любил водить автомобиль. Любил скорость и собственное срастание с механическим существом. Он так и чувствовал себя во время движения, будто сроднился с машиной, стал её частью, а, может быть, это она стала частью его. Кукушкин достал сигарету, ткнул прикуриватель, потянулся за выскочившим цилиндриком с красным огоньком на конце, машину тряхнуло, прикуриватель выпал из рук и закатился под сиденье. Кукушкин дотянулся до прикуривателя, поднял глаза и увидел мальчишку на велосипеде, который неловко, виляя и отталкиваясь от земли ногой, переезжал через дорогу. Тормоз, руль влево, визг шин, удар, вспышка света. Тьма.
- Черепанов Виталик, девяти лет, - сообщил Вельзевулов, зевнув, - жив, между прочим. Мамаша евонная каждый день за вас свечечку ставит. Всё молится сердешная, чтобы вы в себя пришли. Всё молится и молится, а того не понимает, что, может, и смысла-то нету в себя приходить. Вот вы сами-то, как думаете? Надо ли вам в себя приходить? - Конечно надо! Что за вопрос? А как же! - А как же! – всплеснул руками Вельзевулов. - Ну хоть бы один призадумался, прежде чем ответы давать! Ну вот хоть бы один мозгами пораскинул! Вам теперь плохо ли? Может быть, вы хотите есть или спать, или, может быть, вам холодно, или, наоборот, жарко? Возможно вам сейчас не хватает денег? Или, скажем, болит у вас что-нибудь? - Нет. Ничего этого нет. - Ну а тот, в бинтах? Хорошо ему, как думаете? - Думаю, что не очень. – вздохнул Кукушкин. - Ну так, а зачем вам туда!? - Не знаю. Как-то, само собой разумеется. Я всегда был тем Кукушкиным, а теперь я какой-то другой. Непривычный. Страшновато как-то. А как же родители, сестрёнка?.. с Петькой на рыбалку собирались. - Это понятно. Петька с рыбалкой, родители, сестрёнка, но представьте, что нет этого ничего и вы абсолютно одинокий человек с кучей проблем. Где вам будет лучше? - Пожалуй, здесь. - Ну что ж. Итожим. В том состоянии, которое вы называете жизнью, вас держит только то, что вас окружает, а точнее люди, которые вам близки. И ничего более! Ничего-с! А, что если предположить, что близкие вам люди точно будут знать, абсолютно точно, доподлинно будут знать, что вам здесь лучше, чем там, они захотят чтобы вы вернулись? Захотят ли они этого, зная, что тут вам хорошо, а там предстоят боль и страдание? Захотят ли преодолевать вместе с вами эту боль и это страдание? Или уж отгоревать, отплакать и смириться? Живое живым, а кто не жив уже, так выходит так тому и быть. - Скажите, Вельзевулов, а вы вот так всех тут встречаете? - Знаете, Кукушкин, иногда вы производите впечатление полного идиота, уж простите великодушно. Неужели вы всерьёз верите во всю эту дребедень с потусторонним миром? В рай и в ад? Во все эти распрекрасные сказки про свет в конце тоннеля? Может быть, вы полагаете, что вас непременно должен встретить проводник в мир иной, и вы думаете, что я этот проводник и есть? - А если не так, то кто же вы? - Никто-с. Нет меня. Воображение. Фикция. И, замечу, ваше воображение и ничьё более. В соседней палате лежит некто, и я его не посещал. А не посещал я его по одной простой причине – меня не существует. Спору нет, возможно, и у человека в соседней палате сейчас имеется какой-то гость, но уж не я, это точно! – Вельзевулов помолчал и добавил, - пойду, пожалуй. Возникнет во мне нужда, зовите.
Кукушкин открыл глаза с таким трудом, словно делал это впервые в жизни. Пошевелив пальцами на руках, он понял, что может ими пошевелить, и это знание принесло ему какое-то особенное удовольствие. Вошла Маруся и, взглянув на Кукушкина, выскочила из палаты и побежала по коридору, крича: - Пал Палыч! Пал Палыч, Кукушкин из третьей в себя пришёл!
Кукушкин устал уже только от того, что открывал глаза и, прикрыв их, улыбнулся. Он возвращался. В свет. В боль. В жизнь.
История эта подлинная. Любые совпадения не случайны. Все персонажи реальные люди.
- Да вы можете делать всё, что угодно, мне уже всё равно. Извергайтесь откуда хотите и в, каком вам заблагорассудится, количестве. - Кругленький махнул рукой и отвернулся.
читать дальшеКругленький – это фамилия. Иван Ильич Кругленький, декан факультета нормальных явлений (не путать с паранормальными, ненормальными и противоестественными). Иван Ильич не соответствовал своей фамилии. Вот Славка Жеребцов тот соответствовал, а Кругленький был высок, худ, мосласт и… набекрень. Неизвестно, откуда возникало это «набекрень», при взгляде на Ивана Ильича. Ходил вроде прямо, не сутулился, не хромал, пепел не просыпал на пиджак, но какая-то кривизна пространства возникала, стоило Кругленькому гулко протопать коридорами института. И ходили все обыкновенно, а он один - гулко топал. И голос он имел дивный. Бас, которому позавидовал бы любой регент. Кстати все давно уже забыли, как его имя и звали просто Кругленький. Величественный был дядька. Монументальный. И когда знакомился, то басил: - Кругленький. – и протягивал не ладонь, а «длань». Имелась у него привычка почёсывать нос кончиком заточенного карандаша, поэтому почёсываемая часть лица постоянно маслянисто-графитно поблёскивала.
С именами в институте вообще творилось что-то удивительное. Председателя профкома, например, звали Рюрик Пантелеймонович, лаборанта кафедры курьёзных происшествий (не путать с серьёзными, стандартными и заурядными) – Скипидаридзе Ладо Сергеевич. Но переплюнул всех по всем статьям вахтёр третьей смены десятого подъезда четвёртого входа, если смотреть с левой стороны. Звали его – Лев Клавдиевич Ротрдамский.
Впрочем, речь не об именах.
Во вторник, шестнадцатого числа около половины первого, Кругленький посмотрел в окно и обнаружил во дворе института высоченный конус, который впоследствии оказался вулканом. Надо заметить, что в понедельник вулкана не было, а вот в какое время он появился во вторник, никто точно сказать не мог, поскольку привычки выглядывать в окна сотрудники института не имели и наблюдать проклёвывание вулкана не могли. Да и Кругленький-то тоже случайно обнаружил его наличие. Собравшись почесать нос, он обронил карандаш, поднял его и, выпрямляясь, случайно глянул в окно, а глянув, застыл в недоумении, так носа и не почесавши. - Глафира!! Глафира!! – неожиданным баритональным дискантом заголосил Кругленький.
Глафира – это тётя Глаша. Уборщица вертикальных плоскостей. Стен, то есть. Была ещё уборщица горизонтальных плоскостей – пола, она же занималась уборкой обратно-горизонтальных плоскостей – потолков, но в момент возникновения вулкана, находилась дома, в состоянии приключившейся с нею какой-то хвори и была ни при чём.
Тётя Глаша моментально ворвалась в помещение и застала Кругленького в позе вождя мирового пролетариата, только вождь указывал рукой на местонахождение светлого будущего, а декан Кругленький указывал неизвестно на что. Никакого отношения к вертикальным плоскостям это не имело, и тетя Глаша, предварительно плюнув в сердцах, утратила к событию интерес и удалилась допивать чай с баранками, которые ей прислал из Пензы племяш Колька.
Первым делом Кругленький решил, чтобы не будоражить умы, скрыть это происшествие, а делом вторым сообразил, что скрыть появление во дворе горы, высотой метров сто, вряд ли удастся и побежал по коридору, по обыкновению гулко топая. Он бежал и стучал во все двери, решив, что надо обнародовать, обсудить и принять решение, и решение непременно коллегиальное. Доцент кафедры паранормальных явлений Зацаренный и, работающий на две ставки доцент кафедр явлений ненормальных и противоестественных, по фамилии Семидюженко, пришли к выводу, что появление вулкана во дворе является событием вполне обыкновенным и заниматься этим должна именно кафедра нормальных явлений, во главе с Иваном Ильичем. Вот если бы вулкан появился в пятницу или в августе, то тогда конечно, а так-то что ж, дело обычное, ничего особенного. Многочасовые переговоры с кладовщиками третьей базы смеш.торга, которые по нечётным годам подрабатывали вулканологами, успехом не увенчались и даже личный визит к председателю ООН ничего не дал. Никто не захотел вникнуть в проблему, и пришлось Кругленькому принять вулкан на баланс и заняться его обследованием.
Сначала его, конечно, обмеряли и побелили основание на высоту около полуметра. Опыта работы с вулканами ни у кого не было и было принято решение – белить. Вполне логично было предположить, что если белят стволы тополей, то почему бы не побелить и основание вулкана. Жуликоватый завхоз Сторазумовский под это дело списал недостачу извёстки, накопившуюся за последние шестнадцать лет, но выдал, в виде бонуса, три неучтённых кисточки и даже одну из них торжественно макнул в ведёрко с побелкой, макнув же, сам белить не стал, а передал кисточку Кругленькому и удалился. Кругленький, начертив масштабированный вулкан на ватманском листе, повесил чертёж на стену в кабинете и, подпершись рукою, уставился на него, полный неясной тревоги.
Тревога оказалась не напрасной. Спустя два часа и тридцать две минуты вулкан начал извергаться! В жерле его возникло легчайшее курение, негромкое бормотание, неяркая вспышка и вниз по склону потекла малиновая субстанция, не иначе магма. Никаких столбов пыли и пепла не было и грохочущих раскатов тоже не случилось, но власти на всякий случай эвакуировали три ближайших к вулкану города и оказались правы, поскольку незамедлительно возникли жертвы извержения – на соседней улице умерла ворона, да ещё в деревне Всесвятская, Нижегородской области, забором придавило тракториста Незабудько. Расследование, однако, показало, что ворона скончалась от старости, а тракторист был в стельку пьян и вулкан тут ни при чём.
Меж тем магма продолжала медленно стекать по склону вулкана, рубиново пламенея и колыхаясь. Лаборант Тредиаковский предложил, с помощью летательного аппарата, подняться над жерлом, выброситься с парашютами в кратер и извергаться оттуда «ради науки». У Тредиаковского нашлись единомышленники, желающие извергаться, вот тогда Кругленький и сказал: - Да вы можете делать всё, что угодно, мне уже всё равно. Извергайтесь откуда хотите и в, каком вам заблагорассудится, количестве.
Извержение остановилось в половине десятого вечера по Ашхабадскому времени. Надо заметить, что институтских часов было много, и они показывали время в разных часовых поясах, но со временем испортились все часовые механизмы, кроме одного, и он показывал время Ашхабадское. Поговаривали, что это завхоз Сторазумовский вынул шестерёнки и сдал их в пункт приёма металла, но доказать этого никто не сумел, а к Ашхабадскому времени привыкли и не роптали.
И вот ровно в половине десятого поток магмы остановился, не достигнув земли сантиметров десять. Пока искали несгораемые костюмы, пока согласовывали какие пробы магмы брать, институтский пёс Бугульдей, которого все любили за неразборчивость в пище и весёлый нрав, подбежал к вулкану, задрал на него ногу и пустил струю. Пытливый ум Кругленького отметил, что пёс не обуглился, мало того – пёсья струя, касаясь магмы, не давала пара! Более того! Переместившись несколько от изгаженного струёю места, Бугульдей принялся магму облизывать, делая это с явным удовольствием.
Отважный лаборант Тредиаковский, передумав извергаться, тут же вызвался взять пробы магмы, попутно попытавшись спасти неразумного Бугульдея. К делу подошли основательно. Надели на Тредиаковского два тулупа, накомарник и резиновые сапоги, производства республики Чехословакия. Для того чтобы избежать возможных последствий Тредиаковский взял в спортзале шест для прыжков в высоту и привязал к нему консервную банку из-под килек, предположив, что длина шеста не позволит возможному вредоносному излучению вулкана причинить вред его (Тредиаковского) организму. Зачерпнув банкою малиновой вулканической субстанции, Тредиаковский, со всеми возможными мерами предосторожности, проследовал в лабораторию и уже там потерял сознание от пережитого. Впоследствии, за проявленный героизм, он был премирован путёвкой в санаторий работников тонкосуконной промышленности, спился там и сгинул.
Получив пробы магмы, Кругленький провёл тщательнейший её анализ. Лабораторные исследования выявили наличие фруктовой эссенции и полисахариды, образованные остатками галактуроновой кислоты. Проведя бессонную ночь, декан понял собственную непроходимую тупость, поскольку никак не мог осмыслить, что это за вулканическое вещество. В сердцах швырнув бесценный образец в стену, он заснул беспокойным сном.
Проснулся он утром от раздражённого ворчания тёти Глаши, которая занималась своим прямым делом – уборкой вертикальных поверхностей. - Вот же учёные! Вот же, как дети малые! – возмущалась тётя Глаша. – А стену-то зачем мармеладом испачкали!?
Власти вернули жителей эвакуированных городов и основали добычу мармелада. Для внутреннего употребления его наливали просто так, в вёдра, а на экспорт обёртывали в сиреневую фольгу и повязывали ленточку.
Вскоре из разных районов стали поступать сведения о появлении у них вулканов, которые извергали манную кашу, мясную подливку, жидкий шоколад, квашеную капусту и, в некоторых местах, шашлык. Был даже слух, что в городе Нахичевань вулкан извергал суп харчо, но слух не подтвердился, выяснилось, что это житель города гражданин Гусейнов пытался таким образом привлечь посетителей в своё кафе и выдавал суп собственного приготовления за вулканический. Гусейнов был разоблачён и приговорён к пяти годам исправительных работ в японском ресторане города Талды-Кургана.
Спустя месяц продуктовые вулканы распространились по всему миру. Наступила сытая жизнь.
Название: Обратно из Рая Автор: Fuck.My.Mind Фандом: ориджинал Жанр: мистика Рейтинг: G Персонажи: люди, ангелы Дисклеймер: все мое C:< Предупреждения: кажется, где-то там был мат.
читать дальше Диана Берилл нервно разгладила линию сгиба документа – идеально белого листка бумаги с ярко пропечатанной печатью на нем. Это был её шанс вернуться, попробовать заново. Шанс, который не каждому здесь выпадает, и Диане совсем не хотелось тратить такую возможность впустую. Её могут отпустить обратно на Землю. Обратно к пыльным и шумным городам, постылым ночам и жарким полудням, к заснеженным вершинам и морским побережьям. Обратно к огненным закатам, к ливням и грозам, к многочасовым пробкам, к вооруженным конфликтам и убийствам в подворотнях. Обратно к многолюдным мегаполисам и тихим пригородам, к цветочным клумбам и рядам бутиков по улицам. К кофе по утрам и сигаретам после секса, к вину и чудесным французским булочкам, к семейным ужинам на Рождество и ссорам с родителями. Ко всему тому, что из отдельных маленьких осколков составляет огромную мозаику под простым и таким уже ставшим банальным названием «жизнь», со всеми её плюсами и минусами, радостями и горечью. К тому, что так сильно отличается от того места, где она находится сейчас. Огромный, кажущийся бесконечным сад посреди облаков, где никогда не бывает ночи, где всегда светит яркое солнце и дует легкий летний ветерок, где не бывает ни дождей, ни гроз, где все время лето, и в воздухе висит приторно-сладкий запах цветов. Можно спать прямо на траве и свободно есть чудесные фрукты с причудливых деревьев, со всех, кроме одного, разумеется. Диана до сих пор не может понять, почему бы не срубить это дерево. Здесь никогда не почувствуешь ни жары, ни холода, никогда не ощутишь прохлады утренней росы на цветах, никогда не проколешь себе палец шипом розы. Сколько бы ни прошло времени, в этом саду никогда ничего не изменится. Никогда. Со временем Диана начала сомневаться, точно ли это место – Рай. Постоянное повторение одного и того же доводило её до нервных колик. Не удавалось забыться даже во снах – здесь в такой приходи тела, как сон, не было никакого смысла. До чего же это скучно – быть мертвой. Наверное, скучнее могло было бы быть только в доме престарелых, но Диане, умершей в возрасте, едва пересекшим границу цифры тридцать, не довелось побывать в этом месте. И не то чтобы она жалела об этом. Она не была точно уверена, какое именно наказание ждет тех, кто мысленно материт несчастных антропоморфных ангелочков, но смутно догадывалась, что ничего хорошего. Но это было для неё единственным способом не сойти с ума окончательно и не начать крушить все подряд. Так что, когда Диане вручили документ, отказываться она не стала. Удивилась, отнеслась к этому с настороженностью, но не стала. Она держала в руках свой билет на Землю. Право на второе рождение. То, что люди называют реинкарнацией. Конечно, в то же время она прекрасно понимала, что одной только бумажкой дело не ограничивается. Если её вручение зависит лишь от удачи, то все, что после – только от самой Дианы. Хотя она сама не очень хорошо понимала смысла, однако ей было сказано пройти нечто вроде собеседования. В чем она была уверена точно: звучит это по-дурацки. Собеседование за право переродиться? Черт возьми, она же не на работу её нанимают! Впрочем, да, конечно, правила есть правила: Диана собиралась показать себя с самой лучшей стороны и выбраться отсюда во что бы то ни стало. И именно поэтому она сейчас терпеливо ждет в коридоре, сидя на идеально белом диване и теребит в руках свой билет обратно из Рая. По правде сказать, само наличие офисного здания посреди, матерь его, райского сада, напрягало её до нервной дрожи, но на вопросы, разумеется, никто отвечать ей не стал, так что Диане и оставалось только, что терпеливо ждать. Ей почему-то представлялось, что её позовет секретарша с ангельскими крыльями за спиной, но вместо этого излишества лишь безмолвно распахнулась ближайшая дверь, идеально белая и без каких-либо поясняющих надписей. Выдохнув на удачу, Диана уверено встала и шагнула в комнату. За её спиной сразу же щелкнул замок. Девушка учащенно заморгала: после ярко освещенного коридора глаза не сразу привыкли к полутьме, но вскоре ей удалось внимательнее разглядеть помещение, в котором она оказалась. Это была средних размеров комната, полностью белая с единственным окном прямо напротив двери, наглухо занавешенным жалюзи. Из мебели тут только и было, что металлический стол с поставленными друг напротив друга стульями, да висящая под потолком тускло горящая лампа – больше ничего. «Скорее напоминает комнату для допросов», — подумала Диана. По её спине невольно пробежала волна мурашек. Вспомнились вдруг увиденные в энциклопедии орудия пыток испанской инквизиции. — Ну что Вы, это не наши методы. Внезапно зазвучавший голос заставил девушку если не подпрыгнуть до потолка, то точно довольно ощутимо вздрогнуть. Да, тут действительно было темно, но не настолько, чтобы не разглядеть с первого раза сидящего на ближнему к окну стуле мужчину. Хотя, от местных работников (если тут вообще уместно это слово), можно ожидать вообще всего, и чтения мыслей – в том числе, хотя это, скорее всего, не совсем законно. — Прошу прощения, миссис Берилл, присаживайтесь, — вежливо сказал мужчина, указывая на противоположный стул. Диане ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Теперь, сидя совсем рядом, девушка легко могла рассмотреть его во всех подробностях. Этот довольно сильно отличался от одинаково златовласых и голубооких херувимов, которые обычно были частыми гостями Эдема: на вид ему было чуть за тридцать, он вполне мог бы показаться ровесником Дианы, если забыть о том, что по большей части всем здесь уже перевалило за пятьсот. Его короткие, медно-рыжие волосы и двухдневная щетина тоже пополнили ряд приятных отличий, но вот в глаза девушка ему заглядывать побоялась – достаточно было лишь мгновения, когда она встретилась с обесцвеченным взглядом напротив, чтобы понять, что ничего хорошего от этого ждать не стоит. — Итак, Вы можете называть меня мистер Фрайдей, и сегодня я буду Вас опрашивать, — сказал наконец он, словно дождавшись, когда Диана вдоволь на него налюбуется. И, конечно, девушка не могла не отметить этого «можете называть». Зачем столько интриги? — Вас убили 23 мая 1991 года в переулке на пересечении Плинстоун Роад и Дуплесс Стрит, Нью-Йорк, в 23.05 по местному времени, — Фрайдей пробежался взглядом по каким-то бумагам, написанным на непонятном Диане языке. Голос его сохранял жуткую вежливую холодность, — Убийство было совершено с целью ограбления. После множественных ножевых ранений Вы скончались до того, как Вас обнаружили прохожие и вызвали Скорую помощь… — Какое отношение это имеет к собеседованию? – вдруг резко прервала его девушка. Отвратительно. Это отвратительно, то, каким тоном он говорит это. Диана умирала в агонии с прорезанным животом посреди грязного переулка, а он словно читает сводку из новостей. Ублюдок. Всего на мгновение на лице Фрайдея мелькнула ухмылка. Сложно было сказать, что именно она означала, но явно ничего хорошего. — Миссис Берилл, я хочу, чтобы Вы ответили мне всего на один вопрос. Как Вам, наверное, известно, сейчас Вы находитесь в том месте, куда стремятся попасть все люди, независимо от того, как они его называют в своей религии. Вы находитесь в Раю. И в следующий раз не факт, что Вы окажитесь здесь. Быть может, вторая попытка окажется еще неудачнее первой, и Вы умрете еще при родах, — он сделал многозначительную паузу, явно рассчитанную на то, чтобы дать Диане время вспомнить, куда попадают некрещеные младенцы, — пока что у Вас есть выбор, и я хочу, чтобы Вы его сделали и ответили мне: действительно ли Вы хотите вернуться на Землю? — Да, — не задумываясь, сказала Диана, — да, я хочу этого. Выбор? О каком выборе ты говоришь? Он давным-давно был сделан. Бесконечность в удушающем покое слишком похоже на пытку, чтобы добровольно идти на это. Уж лучше отжить свои девяносто и окунуться в кипящую лаву. На этот раз Фрайдей даже не стал утруждать себя тем, чтобы попытаться спрятать ухмылку. Ах да, чертово чтение мыслей. Что-то он уж больно сильно радуется такому ответу для райского работничка. — Поздравляю, мисс Берилл. И с Днем Рождения. Это были последние слова, услышанные Дианой прежде, чем свет на пару мгновений погас, а все мысли выбило у неё из головы, будто ударной волной. Дальше были только незнакомые лица и «Поздравляем, у Вас девочка!».
Декатрейс Фрайдей* втянул носом затхлый воздух. С неба медленно спускался пепел и, достигая земли, сливался с бесконечностью серых пахнущих гарью сугробов. Тяжелые железные врата размером с пятиэтажный дом с глухим скрипом тяжело сомкнулись за спиной мужчины, оставляя его наедине с бесконечной серостью. Где-то вдали, сквозь туман, виднелись очертания города. Хотелось курить и дешевого виски. — У меня есть Хеннесси, — ответил на его мысли жизнерадостный голос. Фрайдей скептично смерил взглядом подошедшего к нему светловолосого юношу. Впрочем, сказать, что именно должен был выразить этот взгляд, было довольно-таки сложно. — Это коньяк, — сказал, наконец, Декатрейс и, после некоторой паузы, добавил, — я думал, ты должен курировать низ, Трикстер. Вместо ответа тот лишь многозначительно развел руками, словно это должно было стать достойным оправданием. Ренар Трикстер временами был поразительно беззаботным для человека, занимающего столь высокий пост. Впрочем, ему положено по складу характера, а былые заслуги не дают местным карьеристам сделать даже малейшую попытку сместить начальника. Долгое время они молча шли по единственной протоптанной до города тропе. Пепельный снег только усилился, оседая на волосах и плечах черных форменных плащей, но холоднее от этого не стало: в воздухе все еще царила подвальная затхлость. Неба видно не было: только серые размазанные по горизонту облака, сквозь которые изредка пробивались ставшие уже бесцветными лучи солнца. Здесь все было окрашено в черно-серо-белые цвета, границ между ними не было, и сложно было сказать точно, когда успела закончиться снежная пустыня и начаться город. Как обычно, улицы пустовали. — Ты снова сделал это, да? – после затяжного молчания поинтересовался Трикстер будничным тоном. Расстегнутые полы его плаща развивались при ходьбе, и прикрепленные к висящей на бедре цепочке серебряные крестики с тихим звоном ударялись друг о друга. — Это не было моим решением, — бесстрастно ответил Фрайдей, распахивая дверь одного из серых зданий. Серость улиц мгновенно сменилась ярким светом просторного холла. Сидящая за информационной стойкой девушка коротко кивнула вошедшим и вернулась к заполнению каких-то своих бумаг. Не задерживалась, Декатрейс свернул в сторону лестницы. — Я слышу это каждый раз. Скольких ещё Падших ты намерен сотворить? На лице Трикстера было написано, что просто так от коллеги он отставать и не собирался. В ответ Фрайдей только усмехнулся. — Это моя работа. Достав из кармана небольшой ключ, он вставил его в замочную скважину, открывая ведущую в небольшой кабинет дверь. Ренар без каких-либо сомнений нырнул следом. Как, разумеется, и обычно: темно, пыльно и прокурено. Разве можно ожидать еще чего-то от человека, прославившегося своей мизантропией даже среди младших сотрудников? — Твоя работа не заключается в том, чтобы скидывать сверху вниз всех желающих, — резонно заметил Трикстер, сходу усаживаясь на ближайшее кресло и закидывая ногу на ногу. В его чуть вьющихся волосах остались еще мелкие пепельные чешуйки. — Ты не можешь свалить на меня вину за то, что Уроборос направляет ко мне только находящихся на грани разрушения барьера. Не думаю, что будет весело, если кто-то из них вспомнит, — выудив откуда-то бутылку виски и два пузатых стакана, Декатрейс разлил по ним алкоголь. И хотя голос его звучал с привычным бесцветием, Ренар готов был поклясться, что увидел в обычно ничего не выражающих глазах жутковатые искорки. Какого черта этот парень, имея подобный характер, работает наверху? — Невесело будет в первую очередь тому, кто вспомнит, — передернул плечами Трикстер, делая глоток и еле заметно морщась. — И все же, мы не настолько сильны, чтобы справится с ангелом. Со всеми этими дополнительными возможностями, обманами и сложными схемами, мы были, есть и останемся всего лишь людьми. За окном тихо падал на землю пепел, скрывая под собой траву и деревья, ветер не шумел. Двое огромных врат, разделенных многими километрами, но все еще видные вдали, скрывались за толщей тумана. А за ними – две одинаковых лестницы, только одна ведет наверх, а другая вниз. Все вышло совсем не так, как думалось. — Что бы сказал Иоанн Богослов, если б узнал, чем кончится конец света, — вздохнул Ренар, глядя на улицу сквозь покрытое пылью окно. Вот она какой стала, эта Земля. Зависла в пространстве между Раем и Адом, где оставшиеся без предводителей белокрылые ангелы и остророгие демоны томились в плену созданных искусственно воспоминаний. Они воспринимают иллюзию как должное и не замечают того, что существуют друг с другом бок о бок. В усердно ли огороженным и оцензуреном райском саду, посреди ли потухшего адского пламени, в котором кажется сохранившаяся в первозданном виде Земля. Все причудливо смешалось и переплелось. Мир остался без Бога, мир остался без Дьявола. Ангелы и демоны стали людьми, люди – ангелами и демонами. Новый мир, построенный на четких отработанных схемах и внедренных в чужие головы иллюзиях. Теперь они дурят тех, кто столько времени дурил их самих. Декатрейс Фрайдей почти безумно ухмыляется. Разве это не иронично, что такие беспомощные создания выполняют такую божественную работу? Не нужно быть грешником, не нужно быть праведником. Как все просто. Нет, ничего не изменилось: просто произошла смена власти, просто стало чуть больше пиздежа и то, что выполняет роль земного царства, находится чуть ниже, чем следует. Только молитвы теперь некому слушать и некого попросить срывающимся шепотом «Господи, помилуй». Просто некому теперь развращать людей и считать их мелкие грехи. Просто теперь демоны ходят на Рождество в церковь, а ангелы разрезают глотки острыми ножами. «Вот она гильза от пули навылет, Карта, которую нечем покрыть» Комнату неспешно наполняет сизый сигаретный дым, сливаясь по цвету с уличным пейзажем. Декатрейс Фрайдей пьет за здоровье новорожденной Дианы Берилл.
* Декатрейс (греч) – тринадцать, Фрайдей, ясное дело – пятница.
Название: — Автор: Хероджин Жанр: может вы мне подскажете?)) Размер: драбл Фендом: ориджинал Саммари: Три слова, что пробуждают душу. От автора: Оно странное и сумбурное, и искусный читатель найдет здесь если не много, то хоть что-то. Дискреймер: все мое.
читать дальше— Что с ним случилось? — спросила молодая медсестра. Девушка была только что из мединститута, поступила в клинику на интернатуру. Черные слегка блестящие волосы были связаны в хвост, а в карих глазах отражалось любопытство, которое сейчас сменилось состраданием. Ее руководитель интернатуры, и заведующий отделением, смотрел на девушку с интересом и не только праздным. — Не знаю, да и какая разница? — удивился доктор. — Он выглядит странно… — Это психиатрическая лечебница, здесь все странные! — перебил доктор и поволок ее дальше по коридору. Речь шла о неке, сидевшем в палате, и не обратившим на говоривших никакого внимания. Девушка случайно его увидела в окошке двери и решила расспросить и заведующего. В конце дня у нее выдалась свободная минута, и она попросила выдать ей историю пациента номер 23 — в палате с таким номером сидел нек. — Кошак этот что ль? — спросила фельдшерица. — Да, он самый, — подтвердила девушка. — Да я сама тебе расскажу, — произнесла медсестра, которой просто лень было икать дело. Она уже хотела начать рассказывать, но ее сдавил приступ кашля. Прокашлявшись и сказав пару не очень лестных слов в адрес самого кашля, она начала рассказ: — Пару недель назад привезли этого товарища к нам, потому как в обычной больнице не знали, что с ним делать. Короче, история началась с того, что у одного богача, где он и жил, в качестве, — тут медсестра ухмыльнулась и заговорщицки подмигнула девушке, — домашнего питомца, сгорел дом. А домишко-то хороший был, аж жалко — три этажа, чердак, подвал и сад вокруг. А нашли этого котяру в доме: лежал без сознания, обгорел слегка, но ничего серьезного. Привезли в больницу, откачали, а он как пришел в сознание, так они и пожалели, хе-хе. Говорил какую-то чушь, мол, огненный демон летал по дому и его намеревался сжечь и в таком роде. Потом еще все про хозяина спрашивал, где да как он. Как ему сказали, так мигом побледнел, думали уже все, помирает. Ничего, вернули в реальный мир, вот только это потрясло его до всей глубины души — есть пришлось заставлять, разговаривает с неохотой, да и вообще он будто умер, только тело и живет. Девушка немного помолчала, раздумывая над сказанным. Затем попросила ключи от палаты нека. Медсестра дала без вопросов — по девушке было видно, что рассказ ее впечатлил. Парень в палате не обратил ни какого внимания на вошедшую, так и продолжал безразлично смотреть в окно. Девушка закрыла дверь и села на край кровати, на которой, прижав колени к груди и обхватив их руками, сидел нек. Она немного волновалась и боялась — с сумасшедшими общалась впервые. Если бы кто-нибудь спросил ее, чего она хочет достичь этим разговором, то однозначного ответа не получил бы. В голове у девушки-интерна мысли сменяли одна другую и с каждой секундой они становились все тревожнее. — Кто ты? — дрожащим голосом спросила она. Парень словно бы и не услышал, так и продолжал сидеть. — Как тебя зовут? Снова никакой реакции. Девушку это уже начало злить. — Послушай, может это и трагедия, но нужно жить дальше! Парень слегка шевельнул ухом, но на этом все и закончилось. — Знаешь, у меня тоже в жизни была трагедия, — решила найти с другой стороны девушка, — Мне тоже было больно, но я справилась и теперь жив нормальной жизнью. Ты не можешь тут просидеть всю жизнь, ты должен бороться. Нек опустил глаза и уставился на спинку кровати. Девушка немного подумала и уже даже сформулировала фразу, но в последний момент сказала совсем другое: — Ты хочешь отомстить? В глазах нека появилось осмысленное выражение, и он медленно повернул голову к девушке. — Что? — тихо, почти шепотом, спросил он. Она поняла, что надо говорить, пока он не вернулся в состояние ступора. — Ты хочешь отомстить за смерть своего хозяина? — не очень уверенно спросила девушка. В глазах парня будто зажегся огонь, и он твердо спросил: — Ты знаешь, кто это сделал? — Нет. Он невесело улыбнулся и снова начал погружаться в состояние транса. — Но я могу забрать тебя и тогда мы вместе найдем, кто это сделал, — девушка и сама удивилась собственной смелости, но отступать уже было поздно. — Я согласен, — произнес нек, садясь по-кошачьи напротив девушки, — Скажи, что надо делать?
— Это потрясающе! Никакой апатии психоза, — поразился врач, выйдя из 23 палаты, — Как ты это сделала?! — Просто поговорила, — скромно улыбнулась девушка. — Хотел бы я знать, что ты ему такого наговорила, — улыбнулся врач, — Но, проблемка есть — если он здоров, то, что с ним делать? На улицу выкинуть будет как-то не по-людски. Девушка хитро улыбнулась и сказала: — Я уже придумала. Я возьму его к себе! Брови у врача поднимались, пока не вылезли на середину лба, а глаза от удивления чуть не выкатились из орбит. — Ты это сейчас пошутила, да? — со слабой надеждой в голосе спросил врач. — Нет, я серьезно. — Зачем он тебе? Он же… — Просто животное? — нехорошо прищурилась девушка, — Все вы так думайте. Но ни разу даже не заглянули им в душу. Они такие же, как и мы, и ни разу не примитивнее. Врач уже и сам рад был бы запихнуть девушку в одну из палат, так как блеск в ее глазах ему определенно не нравился. — Однажды я добьюсь, справедлив ости и равенства для всех неков в мире, и они больше не будут простой рабочей силой. Может через двадцать, или тридцать лет, но они буду свободны и ни закон, ни предрассудки, ни кто-либо и что-либо не встанет на моем пути! Наступит день, и все мы будем равны. Врач уже был ни жив, ни мертв после такой короткой, но емкой речи. Девушка взяла за руку нека, и они вместе пошли к выходу. Со стороны они выглядели фантастически — два темных силуэта, нека и человека, шли по коридору, держась за руки. Словно бы шли к новому бедующему. Врач покачал головой, прогоняя видение, и вернулся к работе — у него сегодня еще много пациентов.
Книга, написанная человеком. Человек, написанный книгой.
Ему всегда хотелось стать писателем. С самого детства, с самых сказок, которые читала ему мама на ночь, продолжая затем уже другими книгами, другим содержанием, самостоятельным выбором. Он представлял себе, как будет напечатан в первый раз – где-нибудь в газете или в журнале, как это было у большинства известнейших писателей. Представлял, как люди восхитятся и будут называть его новым дарованием, превозносить, почитать. Представлял ряд своих книг в печати, на полках магазина, в руках у людей. И все было подписано его именем, все знали его, говорили о нем. читать дальшеЕдинственное, чего он не знал, так это жанра. Каким будет его первое издание? Будет ли это рассказ, повесть, роман или вообще поэма? Будет ли это о любви, о страдании, о войне, о будущем, о других мирах? Будет ли это сказкой или реальностью? Вырастив и взлелеяв эти мысли в своей голове, сделав их главным и основном источником жизни, непременной целью, он наконец почувствовал, что был готов. Вот сейчас, вот сейчас он сядет, сожмет в пальцах ручку или карандаш, склонится над тетрадкой-книгой и начнет. Все пойдет свободно, плавно, легко, идеи не будут путаться, не будут налезать друг на друга и мешаться, все будет идеально. Он будет писать ровно, медленно, красиво и каллиграфически выводя буквы, никуда не торопясь, наслаждаясь упоительно спокойным течением слов, изливающихся на бумагу нежным журчащим ручейком, но никак не бурлящим водопадом. Шум моря за окном, рык накатывающих волн и звон разбивающихся о скалы капель воды будет ему музыкой, музой. Подойдя к письменному столу, аккуратно выдвинув стул и сев на него с глубоким выдохом, он вытащил из ящика недавно купленную толстую тетрадь в твердом, книжном переплете. Девственно-чистые, нетронутые листы доверчиво раскрылись перед ним, взывая наконец оставить чернильный след на своей непорочности. Мыслей не было. Шума моря за окном тоже. На первом листе чернела жирная точка, черная ворона посреди белого снега, оставленная ручкой. А он чуть было не сошел с ума.
На следующий день все оказалось немного лучше, чем он предполагал. Не спав всю ночь и сообразив за это время пару мыслишек, с первыми же лучами солнца, проникнувшими в его просторную комнату, он вскочил со смятой постели и кинулся к книге, оставленной на столе в том же положении, что и вчера. Она продолжала сверкать белоснежностью бумаги, призывать к себе, и он был вновь настолько заворожен, что даже и не заметил отсутствия устрашающе маркой кляксы, что ещё недавно притягивала взгляд. Первые страницы были заполнены черными строчками, неровными, грязными и отталкивающими, совсем не так, как он предполагал в своих мечтах. Но, оставляя все, как есть, человек решил думать о красоте позже.
Проснувшись на следующее утро, он, как и в прошлый раз, тут же кинулся к своему драгоценному сокровищу. И обнаружил… ничего. Страницы, начиная с самой первой, были нетронуты, совершенно чисты, как будто до этого времени никто к ним ни разу и не прикасался. Недоумение сменило удивление, он провел пальцами по шершавой поверхности листов, пробежался по уголкам, по контуру. Подумал, что ему, наверное, все приснилось. А раз так, нужно записать свои мысли, пока они не покинули его головы вместе с утренним молочным туманом.
Все повторилось. Книга вновь оказалось пустой, от вчерашних спешных записей, клякс, перечеркиваний не осталось даже малейшего следа, недоумение сменилось агрессией. «Чьи-то шутки, должно быть!» - подумал он, пребывая в полной уверенности в том, что книгу ему каждую ночь подменивают новой, нетронутой, смеются! О, глупые идиоты! Теперь он стал прятать ей под подушку, ложась спать, брать с собой, выходя из комнаты при малейшей надобности, не выпускал из рук ни на секунду и не спускал с неё глаз, словно с драгоценности.
Но на следующий день, и день спустя, и даже через неделю ничего не изменилось. Каждое утро, просыпаясь и бросаясь к книге, он не находил ни единого чернильного пятнышка, повествующего о том, что когда-то ручка все же прикасалась к неровностям плотной дорогой бумаги. Исступление набрасывалось на него все сильнее и сильнее и однажды, в бессилии упав на стул с отчаянным воскликом, он задал наконец единственный вопрос – Почему!? Почему ты поступаешь так со мной!? -Потому что мне не нравятся твои истории, - ответила ему книга. -Чего же ты тогда хочешь!? Книга раскрылась посередине, громко прошелестев собственными страницами, подпрыгнула на столе, упав на голову человеку, и громко захлопнулась.
Служанка, прежде постучав раз пятнадцать, но так и не услышав ответа, вошла в комнату. -Мистер…, - начала она, ещё не увидев того, что помещение было пусто. -Хм, странно…точно помню, что он отправлялся к себе в комнату, пробормотала она, подходя к столу и оставляя на нем поднос с обедом. Взгляд её упал на толстую, красивую книгу, лежавшую на полу. Она наклонилась, чтобы поднять её, и сразу же заметила, что та была исписана от начала и до конца, так как страницы прилегали друг к другу не плотно, и кое-где, это было совершенно очевидно, были даже помяты и испорчены. Служанка, следуя своему женскому любопытству, перевернула первую страницу и начала: Мемуары сэра… Строчки были ровными, буквы красиво выведенными, как раз как он хотел. Кроваво-красные чернила ярко выделялись на белоснежной бумаге.
Он только окончил животноводческое училище и вернулся в родной аул, чтоб внести свой вклад в процветание Родины. Вечером парни из соседних домов и улиц собрались в клубе – отметить приезд товарища. В начале, как обычно, говорили речи. Его мать и сестры утирали слезы, слушая добрые наставления и пожелания успехов в труде. Потом они накрыли стол и ушли. В зале остались только мужчины. После очередной бутылки самогона, языки развязались и, пошли более откровенные разговоры, когда незначительные заслуги кажутся подвигами, а собственная смелость безграничной. Тогда Он и услышал о Ней – о Прекрасной Принцессе, что живет за соседней грядой в доме на отшибе. Узнал что, кто бы ни сватался, все равно был отвергнут, не смотря на то, что жила Она одна. Отец и мать Ее умерли еще до Новых Времен. Она была прекрасна, юна и, держалась в стороне от людей, не из скромности, а из-за осознания своей ценности и гордости. Кто видел Ее, не мог уж забыть и чахнул, спивался или накладывал на себя руки. Рассказ о Ней обрастал все более ужасающими подробностями, вырисовывая демона в ангельском обличии. Парни разбрелись, пришли женщины и, убрав со стола и валяющиеся на полу бутылки, тоже отправились спать (время сева и каждые руки ценились, поэтому вставать нужно было рано). Он начал работать и приносить пользу колхозу. Но чтобы Он ни делал, Он не мог отогнать от себя мысли о Ней. Остригая овец, Он думал о Ее волосах. Принимая телят у коров, Он мечтал о детях, которых Она могла родить ему. Глядя в простыню, на которой показывали очередной индийский фильм, Он искал Ее черты в героинях. В конечном итоге, Он измотал себя так, что не мог ни есть, ни спать, и лежал на кровати рассматривая потолок и балки, с которых свисали куски штукатурки в паутине. Слабость делала Его плохим работником, и бригадир уже неоднократно делал Ему замечания. Тогда Он поклялся и отправился, как вор ночью, украдкой, в долину лежащую за соседней грядой. Он шел, не замечая голода и холодного ветра. Любовь к Неизвестной придавала Ему сил. И наконец, Он увидел тот колхоз, о котором ему говорили. Ее дом стоял поодаль от аула за хлопковым полем. Не послушав добрых советов сельчан, Он решительно зашагал через поле. Открыто и вовсе неробко Он постучал в Ее дом. Она открыла и, Он понял, что ему врали. Она была краше всех легенд, что сложились о Ее красоте. Принцесса смотрела не него холодно, словно понимала за Чем Он пришел, и знала о Нем все. Он остался у Нее. Она позволила. Он делал все по дому, но Она не замечала Его. Он стал бригадиром на Ферме, но Она не замечала Его. Он купил две шестнадцатикилограммовые гири, и упражнялся с ними, но Она не видела Его стараний. Он слагал Ей песни, но Она не слушала их. Он спал с ней на одной кровати, грея Ее по ночам, так как негде Ему было спать, но Она все равно не замечала Его, как не замечают муравьев на земле, хотя знают об их существовании. Она не замечала его, а Он не замечал сожалеющих взглядов, которыми провожали Его сельчане. Он страдал, жил Ею, и не мыслил существования вдали от Нее. Но Принцесса не замечала Его. И однажды, Он понял, что не может жить с Нею, как и не жить Ему без Нее, и ушел. Ушел, не взяв собой ничего, даже не обувшись. Он шел и шел, пока не кончился снег и, не поднялась трава. Он шел по желтой дороге, не видя ничего. И когда созрела кукуруза, Он лег на землю. Колхозники, молча, скорбно обрядили Его в белый ситец и насыпали над Ним холм.
Мы с тобою встретились в разных мирах. Ты была в будущем, я в темном прошлом. Ты пришла тогда - в самый первый раз, и прекрасно знала, что будет после. Являлась ко мне в самых разных мирах. Ты знала меня. Откуда-то знала. Пришла ко мне из позавчера жаркой волной последнего шквала. Ты шла неслышно по ткани времен, навстречу войне и огненным смерчам. Из будущего в этот страшный сон. В прошлое, к войнам, ко мне навстречу. Ты знала меня, мы встретились впредь. Со мной уже было, с тобой - еще будет. Завтра мы будем на мертвой земле смотреть, как гибнут миры и люди. Сотни, тысячи кораблей танцуют свой главный - предсмертный - танец, а мы стоим на голой земле, и слепит ядерный протуберанец. Яростный жар поглощает миры, сотни миров бесконечной Вселенной. Кипят океаны, и небо горит, рвется ткань мира в кровавые ленты. Созвездия гибнут в пламени том, ширятся солнца, съедая планеты. А ты идешь ко мне днем за днем, следуя чьим-то тайным заветам. Воздух горит, и меркнет заря, вспышками взрывов окрашено небо. Вечность застыла - все было зря. Вечность застыла фигурой нелепой. Я встречу тебя в далекой земле, затерянной в памяти дальних потомков. Я буду спешить в вечность к тебе, чтобы погибнуть в небесных осколках. Нас свело небо, боль и война, проклятья вселенной и бог из машины. Мы любили друг друга, но только за нас давным-давно уже все решили.
Сижу в уголке, прилепившись к страничкам Каких-нибудь глупых, навязчивых сказок. Я губы грызу по противной привычке – Без этого книг не читала ни разу.
А сказки одна на другую похожи, Я знаю, что будет на следующей строчке: Там боль на беспомощность автор помножит, Расставит тире, запятые да точки,
Добавит любовь и щепотку сомнений, Добавит друзей и предательство их же... Напишет, конечно, что всё лечит время – Я эти слова в каждой сказочке вижу.
Там может быть сколько угодно страданий, Судьбы поворотов, коварных препятствий… Но нету интриги, я всё уже знаю – В конце каждой сказки объявится счастье.
А в жизни оно, разумеется, так же, Но есть один пунктик, смешной и дурацкий: Без чисел листы. Только время покажет, Какой же длины эта чёртова сказка.
Ритм сбит не то что бы сильно намеренно, но без этого было бы не то, думаю.
Какие-то французские песни по разряженному плееру, Скомканные мысли, духота, девушка с веером, Пульсом бьётся в голове: "Дожить бы до вечера, Когда от запаха лесного ветра станет полегче..."
читать дальшеУжасно уже, конечно, осень хочется, Что пыльный асфальт дождями отмоет дочиста, Что погонит в школу, учиться заставив, Все летние влюблённые ошибки в порядок приведёт, исправит,
Вызовет столько чувств, что потянет выть. Будет тихо над этим хихикать, листву ворошить, Вместе с ней поднимая в воздух ворохи картинок, Из тех, что в памяти застыли незаметно, невинно.
Когда захочется включить "Машину времени" И, как тогда, залезть в ледяную лужу по колено, Стоять и улыбаться прохожим с зонтами, Таким каким-то взрослым, задумчиво-странным...
Захочется многое повторить: прогулки по рельсам, - Знаете, как круто перед трамваем пробегать, как весело?.. - Депрессивную музыку в ушах и чувство приятного одиночества, Называние друзей по имени-отчеству,
Вот эти школьные проекты в начале учебного года, Когда ещё такая летняя и нежная природа, Но уже надо бегать куда-то, что-то придумывать, делать, Когда просто из ниоткуда, из свежего воздуха, берётся смелость,
Любоваться из окна трамвая жёлто-хрупкими деревьями, Слышать фразы в шуршании веток и верить им, Порою быть одной из тех, кто любит кофе-ваниль-плед И вечно забывать вспомнить, сколько же мне лет...
"И прохладно уже, блин, будет", - завершился парад мыслей, Когда кудри от жары распрямились и повисли.
Рассыпаюсь на капли воды, Просыпаюсь от жажды смешения Белой полоски с сукном темноты, Во имя безликого самосожжения. Размножаюсь на серую пыль, Слетаюсь на плечи густыми слоями, Стекая под ноги безликой толпы Мешаюсь с оборванными стопами. И разношусь по засвеченным кадрам С ветром в глаза попадаю, дышу Легочным смрадом погибшего стада. И я живу наяву, живу.
Я помню... Книги. Даже на полу. В пробирках заспиртованы лягушки (Местами, даже змеи, говорят). Вы низко наклоняетесь к столу, Распарывая розовые брюшки Пушистых новорожденных зверят.
Я помню как бледнел и замирал, Запарывал рабочие моменты, Ловя спиной серьезный карий взгляд. Как за неловкость сам себя ругал. И смешивал не так ингредиенты, И на пол проливал контактный яд.
Но полно. На пороге век другой. Я сам давно профессор в той же школе Почтенный, доживающий старик. Простите, что тревожу ваш покой. Я молодость припомнил поневоле, Когда разбил пробирку ученик.