Мастеру

[демодок]

Мой путь по судьбам раскорячен:
я был слепым, вы были зрячим,

я громко издавал фонемы,
вы были глухи (или немы?)...

Но в этом, новом, жизни круге
мы узнаём себя друг в друге.

Не наливая спирта в кружку,
мы уважаем дружка дружку,

мы удивляемся тому,
что есть ответ в чужом уму

для мысли самой завиральной...
И это, в общем-то, нормально.

@темы: Стихи

---

разоблачение

[беглый клоун]

Я не аэд, я идиот.
Не рукоплещут мне народы:
ведь я пою, не видя нот,
не зная, что такое ноты.

Я слеп, невежествен, нелеп,
не моден и не иностранен.
Я зарабатываю хлеб
не тем, что рву на лире струны.

Сплошной отчаянный трындец —
мои ремесленные вирши.
Я — Демодок, слепой певец.
Я — раптор, до сих пор не вымерший.

---

Маскарад

[беглый клоун]

Маскарад. Не избыть тоски
в экзальтированной толпе.
Полумасок черны мазки
над помадой и декольте.

Медный грохот и струнный звон,
полупляс-полутолкотня.
Я — без маски. Со всех сторон
все разглядывают меня.

Что за сыч, мол? Кого ища,
туфли топчет, а не паркет?
Выпустите, товарищи!
Вы товарищи или нет?

Тот, в малиновом колпаке,
подошёл ко мне, начал ржать:
мол, в каком его кулаке
решкой кверху пятак зажат?

Выжидает. Весь начеку.
Весь — ухмылочка в бороде.
Мол, спляши нам под дудочку,
поотгадывай — плата где.

Не могу, не хочу! Была —
не была, я упрямо-прям.
Крики: «Чучело, чучело!
В огород его! К воробьям!».

Под малиновым колпаком,
словно синее зарево, —
лишь глаза его с холодком,
отовсюду — глаза его!

...Где лишь голых берёз толпа,
с непонятной мечусь виной,
а закат — как его колпак
над равниной бесчувственной.

Снял колпак, положил в карман
и зажмурился. И — темно...
То пятак звенит сквозь туман?
То луна глядит мне в окно?

@темы: Стихи

---

[Морга]

Пишет  Не истери:

Я по тебе скучаю,
Не потому что надо, не потому что уныло, не потому что довольна.
Да я прекрасно знаю, всё по другому стало,всё не отрадно было,
Многое из прожитого ветром раздуло вольным...
Время не строит сказок,
Катит свою телегу и по седому снегу, и по листам осенним.
Вроде прошло немного,около полугода,
Для моего же народа умерли поколения!
Рядом шагаешь с кем-то, да и со мною кто-то,
Это лишь проходящая, неразрешенная нота.
Я не ищу прощенья, и всё тебе прощаю.
Но как бы хотелось услышать...
Я по тебе скучаю!

---

перекрёсток

[беглый клоун]

Южные ночи и вьюжные дни.
Счёт потерял разделяющим вёрстам.
О как мне хочется соединить
улицы наши одним перекрёстком!

Будут вдоль улицы вьюги мести.
Будут вдоль улицы вишни цвести.
На перекрёстке схлестнутся они —
южные ночи и вьюжные дни.

Ночь разразится тёплым дождём.
Будет нечаянной встречи испуг.
Тесно обнявшись, метель переждём,
выйдем под радугу — вишни цветут!

Майская вьюга — и вишен цветенье.
Даже Всевышний в высшем смятенье.
Нет расстояний, нет перепутий —
всё перекрёсток наш перепутал!

@темы: Стихи

---

[принц п.]

I'm fine, thanks.

Любовь настигает меня подобно товарному поезду. Огромный, бесконечный, пахнущий мокрым, проржавевшим, но все еще крепким железом; вагоны, вагоны, буквы белые трафаретные на каждом - в одну бесконечную серую линию пульса.
Я не хотела. Я не нарочно. Это единственное, что меня успокаивает; впрочем, разве когда-нибудь я влюблялась целенаправленно?
Снег уже слегка подтаял и с вкусным влажным хрустом ломается под ногами. По обочинам дорог твердая корка грязи, наросшей на сугробы, напоминает кораллы. Солнце в зените.
Все это кажется мне очередной глупой американской мелодрамой про подростков. Причем (самое смешное, самое странное) я даже не главный персонаж моей! собственной, личной! неразберихи.
Меня сложно переубедить, а еще меня тошнит от волнения.
Все эти тонкие очертания едва возникших во мне чувств, и нежность, черт побери, откуда во мне столько нежности?
Я чувствую в нем столько непризнанного, хрупкого великолепия, как будто я гребаный Пигмалион, сознание - моя мастерская, а он - Галатея.
Мои активные мысли (ох, уродливые гномы мастерской санта-клауса) лепят его со всей ответственностью. Его ключицы и внутренний мир созданы мной идеальными. На самом деле, я не знаю, какие они у него. Не моим зрением разглядывать эти (такие важные!) мелочи.
Я иду на английский. Сейчас около четырех и я обхожу ярковитринный магазин игрушек. За стеклами прямо-таки россыпь медведей разной степени мохнатости и всех оттенков коричневого.
Я останавливаюсь совсем невольно. В прошлый раз их не было; а сегодня? А сегодня пятое марта, конечно.
Как порой много объясняет одна лишь дата.
"Почему, интересно, мисс и мадам не любят плюшевых обезьянок? - думаю я, огибая магазин. Подошвы ботинок с омерзительным чавканьем утопают в талом грязном снегу. - Та же коричневость. Наверное, и обезьянку можно сделать симпатичной. Ведь и настоящие медведи не слишком милы".
Воображение услужливо представило мне картинку с дружелюбно осклабившимся медведем. С клыков его стекала густая ("Венозная", - поняла я) кровь, а в руках он держал голову - чудную голову моей нынешней пассии. Голова улыбалась.
"Да ты даже с оторванной башкой будешь больше счастлив, чем со мной", - с горькой насмешкой подумала я, хватаясь за длинную металлическую ручку двери школы.
"Фрейда на меня нет", - промелькнуло вдруг в голове.
***
Откуда пошла чушь про кошек, в марте орущих? Ни разу они не кошки.
Засыпала я в тот день с чувством, что в моей темной черепной коробке медленно и с удовольствием помирают серые клеточки мозга. Я представила одну такую: она была почему-то квадратная и с глазами вроде тех, что рисуют на плакатах по профилактике кариеса у Здоровых Зубов. Клеточка заливалась шипучим шампанским, слизывала белый порошочек с запястья и подыхала счастливая.
"Это точно любовь", - зачарованно подумала я и повернулась на другой бок.
Нравится мне это чувство приближающегося канзасского урагана, который тебе снесет не только крышу, но весь фургончик, вместе с Элли и ее визгливой собачкой.
Часы как-то смущенно и нехотя мигнули ноль семнадцать и замерли в ожидании.
Show (of freaks) must go on.
Сегодня, как и всегда, впрочем, у меня на ночь целая порция жирной и сладкой мечты. Вот она стоит, на белом плоском блюде, полупрозрачная, неясная, мутноватая и такая приторная; вся соткана из банальщины, мелодраматичных сцен, четко выговариваемых слов и правильно построенных предложений.
Вы чувствуете, как начинает пахнуть жалким гниловатым душком? Так пахнут мои мечты. Jedem das Seine, как говорится. Мне не то чтобы нравится, но я без этого уже не могу; клетки моего мозга приспособлены умирать целыми партиями еженощно.
Картинки представляются мне очаровательно неяркими, в такой дешевой фотоаппаратной сепии. Размытость по бокам, главные герои в фокусе показывают фокусы.
Вот у меня из носа капает темная кровь. Я испугана и бледна; натурально лесная подстреленная лань.
Ой, что с тобой? Тебе помочь?
В его глазах я вижу неподдельную озабоченность этой моей крохотной проблемкой, которая уже оставила след из пары круглых аккуратных темных капель на сером кафеле пола.
Да, спасибо, мне что-то нехорошо…
Дешево, дешево, некрасиво, но как есть и лучше уж не придумается.
Пустынные коридоры, его теплые пальцы на моем оголенном, покрасневшем и суховатом локте; старой курицы, конечно, нет в медкабинете.
Он бледен, напуган не меньше моего; oh, dear, меньше стресса, у меня все продумано.
Я, все еще бледная и с остаточным испугом в расширенных зрачках стряхиваю с ладоней розовую раскровленную водичку; он за моей спиной и отражение в зеркале показывает мне его озлобленное смущение. Ох, милый, милый, тебе не по себе в женском туалете?
Он дает мне пару ценных советов («Не запрокидывай голову»), спрашивает, не давление ли это; я говорю, да, давление, (мой хороший, я слишком долго думала о тебе), конечно, давление.
Он молчит.
Мои глаза, наверное, светятся, и кровь начинает идти снова. Как неловко.
Или вот еще, прекрасный кусок от моего сегодняшнего бисквитного торта (розочка, шоколадный крем).
Я вижу (очень близко, и в этом есть своя, определенная прелесть каждой из моих мечт), как с глухим треском лопается ремешок его сумки. О, да, я тут как тут, как будто всю жизнь ждала этого момента; юный измученный Сфинкс.
Сумка, конечно, летит вниз по лестнице, оставляя после себя след из пухлых тетрадей с разрисованными полями, учебников без обложек, сломанных ручек и одного затупившегося карандаша.
Тебе помочь, конечно, да без проблем, о, да нет, бывает, вот, держи, на, вот и все, пожалуйста, пожалуйста.
К счастью, прежде чем кончикам наших пальцев суждено столкнуться над ручкой (белая с синим колпачком, истертое «брауберг» на боку), я куда-то проваливаюсь.
Мой личный вход в Зазеркалье с кованой «Jedem das Seine», втиснутой в решетку…

Есть ли в этом что-то достойное внимания?

@темы: 0

---

ни боли, ни гнева

[беглый клоун]

Ни облачка в небе,
ни тени печали на лицах,
ни боли, ни гнева,
ни выстрела — даже вдали...

Лишь этого стоит желать,
и об этом молиться,
и с этой мечтою
в земной раствориться пыли.

Но если сегодня
беспечно и браво поётся,
то в скоропостижных томах
поэтических книг —

ни облачка в небе,
а только нещадное солнце,
ни боли, ни гнева,
ни тени поэзии в них!

@темы: Стихи

---

[беглый клоун]

ночью чёрной ночью
сны приходят сны
веют тихо веют
о днях весны
они шепчут
и шепчут
вторят
снам
те
думы
старые
что днём
так устало
столь тихими
приходят к нам
а ночью вырастут
не дадут нам покоя
ночью страшной ночью
скованной бездействием

Формализм, конечно. Но мне это показалось интересным... То есть: стоит ли подчинять содержание форме? Где это уместно? Или нигде не уместно?
Заранее спасибо.

@темы: Стихи

---

ещё одно

[беглый клоун]

Мимо деревянных деревенек —
каждая похожа на другую —
мимо деревянных деревенек,
мирно утопающих в пыли...

Впрочем, нет! Порезче было это:
ветер, бесшабашно атакуя,
падал, рассекаемый, как плетью,
поездом, и корчился вдали.

Поезд шёл согласно расписанью,
поезд шёл, далёкий от полёта,
поезд шёл согласно расписанью,
честно отрабатывал рубли...

Было много зноя, пыли, света,
за окном вагона плыло лето,
в синеву затылком падал ветер,
пальцы ветра пыль дорог скребли.

@темы: Стихи

---

Нетерпение

[беглый клоун]

Горячим лбом уткнувшись в облака,
лежал закат. Закат температурил.
Его почти бескровная рука
слегка касалась шпал клавиатуры.

Скрипели рельсы. Поезд еле полз.
Висела ночь, обрушиться готова.
И замирал на остановках пульс,
и безнадёжно учащался снова.

@темы: Стихи

---

[Rowana]

Как же не помнить все это: жаркие дни, мягкие губы, изгибы, линии,
Лилии в волосах, воздух пьянящий, утренний и запах травы нескошенной.
Нет ничего светлей, ничего бесполезней, ничего безнадежней прошлого -
Ничего прекрасней.
Солнце предплечья красит,
Словно желтую краску вылило,
Высыхают на шее бусины, волосы еще чуть влажные после душа.
Слова западают в душу,
Или нам все только мерещится, мнится, кажется.
Мысли теряются от жары, плавится мир, превращаясь к полудню в кашицу,
Переспевшую мякоть яблока. Нас обнимает август, обвивает, душит
В своих объятьях,
Ветер играет подолом платья,
Бродит в кустах малиновых,
Где закаты длинные,
Где таится недолгий покой, что приносят полночи.
Улыбаясь, слышу почти сквозь сон, как ты шепчешь, что завтра меня не вспомнишь... Но
Как же не помнить все это: жаркие дни, мягкие губы, изгибы, линии.

@темы: Стихи

---

уйдёшь

[consolo]

пишет  раптор

В сердце моём неспокойном —
беспорядок,
бардак.
Словно в прокуренной комнате —
духота,
теснота.
Сколько в нём душ нераспознанных
оставляло
беду!
...Я для тебя, моя поздняя,
чистоту
наведу,
окна и двери раскрою,
устрою
сквозняк...
Зря:
и ты лишь накуришь, насоришь
и уйдёшь
из меня.

@темы: Стихи

---

[consolo]

пишет  Dina)

Утопия в формате комнаты.

Здесь в формате комнаты у каждого была своя утопия.
Я с неподдельным очарованием в который раз наблюдал за миллионами пикселей, волной окатывающими белое пространство, преображающими его. Зачаровывающие и под приказом моих теперь сияющих глаз становящиеся моей мечтой. Изменчивой, изо дня в день новой, но моей собственной.
Секунду за секундой под ногами распускалась молодая трава, нежно касаясь голых ступней, одна за другой травинки выстраивались из крошечных частиц. Небо расцветало оттенками неподдельного чистого голубого со слепящим и вечно существующим солнцем. Я наблюдал за тем, как небольшая белая комната становится моей утопией, распускаясь в живых оттенках, до краев наполняясь свежим воздухом с еле ощутимым запахом цветов. В моём представлении рождались образы и ежесекундно они попадали в это замкнутое пространство, которое только теперь казалось вовсе и не замкнутым…
Я глубоко вздохнул. Первое, что приходит на ум, когда постоянно дышишь омертвлённым кислородом, который так полезен и в котором не выживет ни один микроб…
Так приятно почувствовать достойную имитацию старого мира.
Я растянулся на мягкой траве, перебирая пальцами податливые стебли нераспустившихся цветов. Сегодня я выбрал зелень, а завтра это поле по одному моему быстрому взгляду взорвётся океаном красных маков или обычных одуванчиков, колючих и недоступных роз или васильков.
Всё, что я пожелаю.
В формате этой комнаты можно было творить, что угодно.
Это была неслабая попытка развязывать людям руки, но не создавать хаос, хотя хаос никогда и не пропадал. В аккуратненьких белых комнатах каждой квартиры этой планеты имелась иллюзия мечты каждого жителя, который всё ещё отравлял себя кислородом.
Правила всё те же – не убивай, не воруй, не разбивай стёкла… В мире обычном. Заходи к себе домой, не обращай внимания на небрежно заправленные диваны, нетронутые обеды и несись в маленькие комнаты, находящиеся чаще всего в самом конце помещения. Запирай дверь, чтобы никто не тревожил, лови взглядом беглый лазер, обрамляй глаза голубым, пусть даже они у тебя зелёные…
И создавай копии, учись фантазировать, изобретай в формате комнаты вселенные, будь там правителем, разбивай стёкла…
А на следующее утро, будь добр, постарайся не опоздать на работу.
Постарайся не испортить деловой ужин, внимательно прислушивайся ко всем, проходи и улыбайся, не говори до какой степени ты всё это ненавидишь и главное – терпи до вечера.
Удобное решение. Всё хорошо. Всё по системе. Чётко составленной, не терпящей изменений, не дающей брешь уже многие годы… Дарующей жизнь вечную, дарующей время, которое замерло и ни туда, ни сюда… Нигде нет выхода.
Я вырвал траву с корнем, рассматривая пылинки земли, ветвистые корешки, отростки… Я пожелал, чтобы они рассыпались серебряной пылью, и через пару секунд я ловил крошечные осколки бывшего растения. Я хотел прозрачное небо, и оно становилось таким. Потрясающим. Бесконечным. Уходило в темноту, но перед этим меняло миллионы оттенков и разбивалось на тысячи кусков-спектров.
Я вкушал пришедший из неоткуда океанский бриз и собирался с мыслями, действиями, собственными жестами.
Наконец, поднялся, миновал замкнутое пространство, почти поймавшее в свою ловушку, за моей спиной рассыпался созданный за пару минут мир. Прошёл мимо двери, прозрачных лифтов и стен, мозоливших глаза металлическим блеском.
Сегодня была среда, а это самый лучший день для похода в гости. После выходных все уже сошли с ума от внезапной смены обстановки из Выдуманной вселенной, но это и не конец недели, когда нервы сдают от желания насладиться не часами, а сутками.
Я вновь сделал неумелый вдох этого мёртвого кислорода. У меня тоже были свои зависимости.
Мне хотелось повидать друга или знакомого, или почти единственного человека, который в этом мире ещё вспоминался мне. Он был из Прошлого, если оно вообще для нас существует, если оно ещё не покрылось пылью будней и не взорвалось феерией новых вселенных.
Я не помнил свой точный возраст. Его вообще мало кто запоминал, он был неважен. Каждый из нас уже стал бессмертным, неспособным даже собственноручно покинуть этот мир. Чтобы сумасшедших стало поменьше или хотя бы не было видно, нам и придумали эти комнаты…
Вообще система меня поражала. Она была отточена и посеребрена этим ненавистным металлическим цветом, и не давала прорех.
Какие-то маленькие люди, которые боялись жизни, которые боялись, что у них заберут власть, пусть даже это будет сама смерть, собрались когда-то давно своим огромным кругом подобных себе, разбросанных по всему свету и решили, что хотят поделить вечность, а не размениваться на года.
Все открытия, все учёные… Всё, что было, пригодилось. У всех теперь были бесконечности в запасе, ведь воспитанными с пелёнок в серебристом мерцании стен легче руководить, чем теми, кто помнил прошлое. Младшее поколение выигрывало, старшее само умирало или истреблялось, если само умирать не хотело… Вскоре остались лишь бессмертные – либо не помнящие, либо смирившиеся и ведущие себя тише истреблённых мышей.
Ограничить людей, ограничить мысли, покрасить всё серебряной краской и выдать по иллюзии, чтобы не сошли с ума.
Они действительно сделали всё в лучшем виде.
Я не уставал поражаться, сколько бы лет не проходило. Не уставал поражаться траве, что была теперь матового, серебристого цвета почти «от природы». Ибо природа ко всему привыкает, пара генных модификаций и никаких тебе зелёных пластид, переработки кислорода с размножением… Декоративно. С серебром, одной единственной длиной и толщиной, железным ковром стелясь по парковым зонам.
Но природа привыкает ко всему, если это вообще можно было назвать природой, ведь я чуть ли не физически чувствовал, как задыхаются от смрада и боли внутри железных панцирей маленькие росточки.
Сделать природу серой, невзрачной, почти неважной, а на её фоне воздвигнуть высотки окрашенные люминесцентными лампами синего цвета. Показать всем, что вот она – чёртова природа, что ни на секунду не сравнится с великим могуществом людей и той красотой, что они творят, сводя всю архитектуру к вытянутым то к небу, то по земле коробкам.
Те, кто помнили желтизну предрассветного неба или алеющие закаты, или приятные бризы… Те пытались забыть и молчать. Те вели себя тихо и боялись за свои жизни. А те, кто не видел этого… Просто думали, что так оно и должно быть: небо до того чёрное, что вместо синевы отдавало чем-то коричневым, деревья, заточенные до кончиков листьев в металлические панцири, и цветы без запаха всё того же матового серого цвета.
Бесконечные улицы, машины, летящие с полметра над землёй, широкие тротуары, по которым так редко гуляли люди. Вечерний город уже давно потерял свою многолюдность и опасность, скорее, именно вечером было спокойнее всего. Все разбегались по квартирам и иллюзиям.
Я задыхался. Всё чаще моё дыхание бездарно сбивалось, и я ловил губами подобие воздуха, названное кислородом, хотя я не был уверен, что это был он, тот самый, живительный.
Его квартира находилась в таком же небоскрёбе, что и моя, только на пару улиц дальше. Если бы не встроенные во все приборы GPS, я бы давно уже сбился с пути, да и не я один…
Двери лифта, подсвеченные всё тем же фальшивым голубым, что уже порядком надоел, моментально открылись на нужном этаже.
Я смотрел в удивлённый "глаз" видеокамеры и настойчиво нажимал на кнопку вызова. Он наверняка сейчас терялся в иллюзиях...
Включилась радиосвязь. Здесь обычно весело вскрикивают: «Привет!» или нечто подобное. Но мы не были обычными, поэтому пустое молчание нарушил глухой звук открывающейся двери. Я вошёл. Его квартира мало отличалась от моей. Ноги тонули в бархате ковра, полупустые комнаты сквозили минимализмом. Я ловил его удивлённое лицо, ничуть не изменившееся с последней нашей встречи. Сколько лет… сбиваюсь.
По телу прошла дрожь – воспоминания нахлынули. Я всматривался в правильные черты его лица, в растрёпанные пряди тусклых волос, что когда-то отливали тёмным янтарём в лучах солнца.
Мы были похожи. Глазами, во всяком случае. Глубокая их зелень растворялась в голубом сиянии в иллюзиях, а так лишь умножалась, когда мы смотрели друг на друга.
Опять надо было что-то говорить, но слов не было. Да и жестов. Я разглядывал нагло, вызывающе, он удивлённо взирал. За его спиной разрушались остатки придуманной им вселенной, мало чем отличающейся от вселенной настоящей. Лишь во много раз бесчувственней.
Я злился. Ненависть до кончиков пальцев наполняла меня, и через пару мгновений я зашел в зал иллюзий.
- Это всё он тебя так? Учит строить идеальные миры? – в глазах Криса мелькнул страх, он бежал за мной, с ужасом понимая, что я без спроса вторгаюсь в его мир.
В мыслях я орал.
«Вернуть всё, как было!»
Мои глаза зажигались голубым. Компьютер сбивался. Иллюзии искажались, но я должен был увидеть этот его мир. Придуманный. Желанный.
Наконец пиксели начали строиться в изображения, а я не давал Крису пройти, боясь, что он захочет что-то от меня скрыть. Он злился, впиваясь в мои плечи тонкими пальцами, понимая, что совершенно ничего не может сделать.
- Пусти… - капли упрямства и оттенок мольбы. Я ловил его взгляд, излишне обеспокоенный и лишённый былого безразличия. Боязнь…
Картина построена. Ещё более чёрный город, чем можно было желать, люди-призраки, шныряющие по улицам. Это был парк. С чернеющей травой, проступающем на небе слепящим светом и одинокой кованой скамейкой.
Я пустил его. Он лишь бесшумно опустился на колени, зарываясь пальцами в колючую траву, и не прошло и пары секунд, как узоры скамьи преобразовались в идеально прямые линии. В воздухе потянуло остатками океана, наверняка откуда-то далеко с юга.
Я смотрел на него разбитого. Ненависть, на пару секунд застилающая разум, растворялась сквозь пальцы. Её заменяло пугающее спокойствие. Некая ирония. Тишину разрывал звук его сбившегося дыхания.
- Ну вот. Смотри. Вот как это всё было. Вот как мне нравится, - монотонно изрёк он, посмотрев глазами с глубоким зелённым и полным ненависти оттенком. – Этого ведь хочешь? Посмотрел?!
Его голос сорвался. Я вздрогнул, ощущая на коже ненавистную прохладу – его новое дополнение.
Спокойствие. Мне надо было собраться…
Забыться. Мы сейчас не о прошлом. Нет… Сейчас мы говорим о настоящем.
В нём нет чувств, у него на уме только иллюзии.
- Зачем? Зачем ты его слушаешь? – не называя имён, не желая произносить это ненавистное мне слово. Имя человека, что так виртуозно менял моего старого Криса, имя одного из тысячи умом тронувшихся и желающих добить и так серый мир чёрным светом. Я не верил в их чувства. В его глазах я видел лишь одно желание – внушить Крису «идеальные миры», которые позже они должны были построить. И окончательно свести людей с ума придуманными утопиями.
- Он забирает у тебя тебя. Он уже даже утопию тебе сам придумал! – последний мой сорванный крик. Я беспомощно падаю на колени около него. Он с ненавистью смотрит на меня, беззвучно шевеля губами.
- Не его это мир. Мой. Не ори… - Крис замолкает. Я пытаюсь поймать его взгляд, он бессильно отворачивается.
С пару минут помолчав, переведя нещадно сбившееся дыхание, я тянусь к его запястьям. Тишина ездит по нервам, чернота придуманного им неба становится только темнее.
Он торопливо одёрнул руку, не успел я и на сантиметр к ней приблизиться. Крис сжался в комок в попытках от меня скрыться.
- Боже, ты боишься касаний…
Но сейчас прикосновения – самая большая эротика, которую мы можем себе позволить.
Как давно мы… Вот так вот?
Он словно читает мои мысли, и вновь мы ведём немой диалог. Я вижу в его глазах оцепенение, страх и трепет… Еле видимую, почти прозрачную нежность, что рвется пальцами, и вот он сам касается моей руки.
Я в бессилии, словно от удара током, падаю на траву, зарываясь в жестокость природы. Крис падает следом, а я как можно сильнее цепляюсь за его руки, чтобы не отпускать.
- Помнишь, как было раньше?
Он молчит и не желает ничего говорить. Отвлекается. Крепче сжимает мои пальцы.
- Поверишь мне?
Я всматриваюсь в небо, которое светлеет – значит, моё сознание берёт верх. В довершение Крис кивает. В его жестах больше уверенности. Больше любимой им безупречности. Старой. Почти потерянной.
Мои глаза вспыхивают синим, и, боясь что-то менять в этой его нелепой фантазии, я лишь представляю яркое солнце.
Его тёплые лучи пробираются сквозь темноту небес и касаются его волос. Те вспыхивают прежним темным янтарём, я улыбаюсь. Предаюсь воспоминаниям и прежним чувствам, пока не понимаю: он загнан в угол.
Под слепящем солнцем его уверенность вновь сходит на нет, Крис сжимается, пытается ловить губами воздух.
Я поспешно жмурюсь. Солнце пропадает. Конец мимолётности прошлого.
Меня бьёт озноб, врываясь в исхудалое сознание и всё отравляя.
- А какие миры ты строишь? – в его глазах вновь вспыхивают огоньки ненависти.
- Старые. С зелёным, голубым, красным, помнишь эти цвета? – я усмехаюсь. К миру прибавляется звук далёкой автострады и чуть заглушает мой голос.
Он резко садится, выдергивая свои руки из плена моих пальцев. Недоравновесие на пару с недопониманием разрушены. Он начинает быть собой.
- Зачем ты пришёл?
- Мы давно не виделись, - я теряюсь. Возвращается оцепенение вместе с ужасом и растерянностью. Мы слишком давно не виделись. Я слишком его забыл.
Его ядовитая усмешка вызывает дрожь.
- А почему бы не создать моего клона? Развлекался бы с ним в своё удовольствие и не разрушал бы мой мир. Как в старые времена. Предаешься бесконечным воспоминаниям. Пытаешься и меня в это втянуть.
Напряжение нарастает, и с каждой секундой я чувствую давящее на виски ощущение потерянности.
- В кого ты себя превратил?..
- В того, кем я всегда был. Что, опять про прошлое? Да что же вышибет былое у тебя из башки?! – Крис хватает меня за руку и резко поднимает на ноги. Толчок в грудь. Сбившееся дыхание, сознание, мысли…
- Меня нет, понимаешь? Того Криса, которого ты придумал, нет. Ты так… Самоуверенно врываешься в чужие утопии. А на самом деле сам живёшь каким-то бредом из прошлого… - он усмехается. Разражается коротким и сдавленным смехом. Его ядовитая улыбка вторгается в моё сознание, я жмурюсь, пытаясь отогнать от себя ощущение ничтожности, что возникает в этих стенах. Его стенах.
Крис уверенно подходит к скрытой в декорациях двери, разрушается по миллиметрам его мир, я тут же бросаюсь за ним в одну из комнат. Тишина убивает. Непонимание обезоруживает.
- Уходи, - его спокойствие выводит.
Я отрицательно качаю головой.
- Уходи. Ты не видел? Я боюсь твоих прикосновений. Слушай… Прошло слишком много времени. Не будем трепать нервы друг другу, - он набирал комбинации то на плите, то на холодильнике. Готовит ужин и делает вид, что всё так и должно быть.
- Ты называешь прошлое ненужностью, но считаешь время. Не противоречиво ли? – я опираюсь на чистоту белой стены. Хватаюсь за все нити, даже самые тонкие. Цепляюсь.
- Уходи, – в третий раз повторил он.
Наши взгляды пересеклись. Странное чувство: ощущаешь всю полноту эмоций даже через столько лет.
- Хорошо.
Он пожал плечами, провожая меня к двери.
- Мне было бы гораздо легче уходить, если бы ты не оставался с ним. Кто угодно, но только не он…
Крис раздражённо тряхнул копной тёмных волос.
- Это не твоё дело, - холодно отрезал он, открыв дверь.
- Забавно…
- Прощай, - прозвучало у меня где-то в ушах. Я вывалился в мутный коридор, невидящими глазами пытаясь найти кнопку лифта и щурясь от голубого света. Сердце стучало в ушах. Его пальцы, казалось, оставили ожоги на моих запястьях. Я, чуть не падая, опирался о стены.
- Какого чёрта, Крис?.. - прошептал я одними губами.
Кислород ударил в голову и в первый раз подарил облегчение.
Мир из иллюзий был жестче всех наркотиков, сейчас я это понимал как нельзя лучше. Не различая ничего на своём пути, бежал домой, путая здания и постоянно заглядывая в GPS.
Отключение питания, как самая страшная ломка для таких чертовски зависимых.
Никто не хочет делить реальность. Я тоже не хочу.
Медленный лифт, длинные шаги и белые стены, которые, казалось, стали гораздо дальше. Мои глаза зажглись голубым, стоило мне перешагнуть порог комнаты. Вновь возникали старые потерянные пейзажи, но главным было не то. Из памяти я вытягивал его лицо, жесты и привычки. Тёмных локонов с золотым отливом касался непослушный ветер, бледное лицо трогала ироничная улыбка, а глаза светились глубоким зелённым. Несравнимым оттенком…
Я не отводил от него взгляда, пытаясь выкинуть из головы его холодность и безразличность. То, как он прогонял меня и как тогда ненавидел. С небывалой жадностью я вдыхал ароматы цветов, пытался услышать успокаивающий напев ветра, но сцены одна за другой всплывали в голове. Система зашкаливала, и образ Криса изменял цвета, становился полупрозрачным… Помехи.
Мне невыносимо хотелось его коснуться, но я сжимал собственные пальцы в попытках не сорваться. Зажмурившись, я торопливо представлял белые стены. Белые стены…
Слепящая пустота тронула веки. Замкнутое пространство казалось спасительным, а пустота – желанной.
Я вышел, торопливо захлопывая дверь в свои иллюзии. Судорожно продумывая, что же могло испортить этот процесс, что могло мне помешать… Что могло меня остановить.
Но у комнаты иллюзий не было выключения или пароля…
Она ведь должна спасать свихнувшихся.
Ядовитая, как у него, улыбка тронула мои губы.
Но мы ведь необычные. И вопреки всему, чтобы не свихнуться, мне в первую очередь надо было выключить утопию в формате комнаты. Навсегда.
Чтобы не бежать этажами и лифтами, чтобы увидеть его смутный и зашкаливающий из-за моих невнятностей образ. Чтобы перестать хотеть коснуться этой иллюзии и окончательно пропасть в её объятьях, в которых утопали тысячи на этой земле. Мне нужна была кнопка выключения, нужен был выход, нужно было спасение от собственного прошлого, которое никак не хотело уходить в прострацию.

@темы: Рассказ

---

Бабочки в животе

[Бенджамин Джи]

- Эй, Лин! Лин!

- Ну чего тебе?

- Как думаешь, он перестал сердиться?

- Не знаю. Забыла, как он вопил?

- Но ведь солнце уже садится! Нельзя же злиться так долго!

- Ну это же Лис! Все говорят, что он странный…

- Дома будут волноваться… Надо возвращаться.

- А если он к нашим родителям приходил?

- Ну и что. Ты же не собираешься ночевать на дереве?

С толстой ветки старого раскидистого дуба свесилась пара босых ног. Рысь неуклюже спрыгнула на землю и задрала голову:

- Лин, спускайся! Мама ругаться будет!

- Если Лис приходил к нам домой, то она в любом случае будет ругаться.

В листве сердито запыхтели, и вскоре возле Рыси приземлился кудрявый хмурый мальчишка.

- А вроде всегда такой радостный ходил… Никогда не видел, чтобы он так кричал.

- Вот-вот! Смеялся, карамельками угощал…

- Сходим потом и извинимся. Все-таки мы же без спроса залезли.

- Ладно. Но только завтра! Хотя, что мы такого сделали, это же просто бабочки!

Старый Весельчак Лис, деревенский юродивый и любимец местной детворы, потерянно сидел на полу своей хижины и, безмолвно шевеля губами, перебирал осколки стеклянной банки морщинистыми пальцами. В животе у него было непривычно мертво и пусто.

---

[consolo]

пишет  Киса-чан

Шум прибоя нежно ласкал её слух, тёплый ветерок трепал короткие волосы. Это была прекрасная лунная ночь, но чего-то не хватало. Не хватало ЕГО. "Прости, я полюбил другую," - стучали в ушах роковые слова. По гладкой, белоснежной щеке скатилась прозрачная слеза, а за ней ещё одна, ещё и ещё... И вот она уже во всю рыдала, упав лицом прямо на песок. Она не знала, что будет делать дальше, как жить будет без НЕГО; ей хотелось просто закрыть глаза и умереть. И вдруг кто-то подошёл сзади, нежно погладил по растрёпанным волосам. Она подняла голову и увидела грустные, всё понимающие глаза...

@темы: Творчество, Чувства

---

быть смешной

[демодок]

Саше К.

Саше К.

Бояться быть смешной — смешно.
Он надо мной смеется. Но
он всё-таки рифмует «быть»
с банальным и смешным «любить».
И всё-таки я буду с ним
от осени и до весны,
до заморозков, до зимы,
любуясь и моля: «Возьми!...
Промежду разных жутких судеб
возьми меня — и будь, что будет!».

@темы: Стихи

---

Одностишие

[демодок]

Одностишие

Посмотри на себя в зеркало. Моими глазами.

@темы: Стихи

---

Одиноко стою на ветру...

[|Иона|]

Одиноко стою на ветру.
Пусть бы он закрутил, завертел,
Скрыл бы в вое охрипшем, в снегу
Бледное пламя волос
И развеял бы голос мой,
Что звучит у тебя в голове...
Нет, не страшно пеплом нестись
По холодной пустой земле.
Ты бы смог.

Свечи тусклые гасит к утру.
Праздник мимо меня пролетел.
Я во сне, я по кругу бегу.
Ветер бьет в лицо запахом роз.
Ты еще говоришь со мной,
Но уже на чужом языке
И мечтаешь, наверное, спастись,
Через ночь убежав налегке...
Дай же Бог.

@темы: Стихи

---

Я бледнею, дрожу перед белым листом...

[|Иона|]

Я бледнею, дрожу перед белым листом -
Все, что есть на душе - напиши для меня...
То ли сердце мое испугалось огня
И сидит, точно заяц под мокрым кустом,
То ли вымерзло все под осенним пальто,
Ведь зима, на дворе минус двадцать два...
Слово бледное нос свой покажет едва -
Все внутри надрывается криком "Не то!"
И болею, молчу как вода подо льдом,
А вокруг белый снег, так, что режет глаза.
Мне бы только весны, чтобы в сердце гроза,
И слова зазвучат, как раскатистый гром.
Мне бы только тебя, чтобы верил со мной,
Даже если лишь воздух хватает рука.
Мне бы сладкую боль, что как ночь глубока,
И звезду, что укажет дорогу домой.

@темы: Стихи

---

Весеннее настроение

[Мастер-]

Лёгкий мороз.
В уютной лужице
утренний лёд со сна кукожится.
Наступишь ногой – трещит от ужаса
его ледяная кожица.
Мороз не в чести.
Морозу пора бы
уж
билет покупать до любого полюса
и там замораживать лунки луж
иного, чем здесь, часового пояса.
А день полон дел, как собака блох,
кусающих,
но
не дающих боли.
И хочется, чтобы мороз засох,
ну или растаял, что ли.

Метели последней сердитый взлёт
почти вертикален,
как в небо лестница.
Идёшь, рассекаешь усмешкой рот
и думаешь:
«Вот бы сейчас - повеситься».

@темы: Стихи