...I can take your thoughts away, And I ignite your fear today, Well I can take you far away, With my mind, with my mind...(с.)
Покоривший Тайгу.
Лес засыпал. Над морозной Тайгой курились вязкие туманы и холодный сумрак приближающейся ночи. Егеря засыпали костерища хрустящим снегом, деревья погружались в безмолвие. На черном небосклоне ясным оком зажглась сахарная луна, бросая свой мертвенный отблеск на снежную ночь.
Из темной чащи медленно выходили двое - волк и его красавица-волчица. Серый бирюк глядел во тьму сурово, изподлобья, чуть щуря желтые глаза. Он брел медленно, оставляя за собою неровный след на глубоком снегу - он припадал на заднюю правую лапу с тех самых пор, как однажды встетился с охотником. Тот тогда поймал в яму его волчицу, и волк бросился в схватку, силой клыков против подлого выстрела... С тех самых пор он хромой, выстрел отбил ему три пальца и след теперь был его подлым предателем.
Волчица никогда не покидала его с той самой зимы, когда она, совсем еще юная самка, встретилась с ним взглядом. А потом она следовала за этими желтыми очами всюду, стараясь ни на шаг не отставать от своего хромого бирюка. У них не было стаи, хотя они еще были молоды. Но они не хотели принадлежать никому, кроме друг друга. У них не было волчат, хотя они могли иметь потомство. Но с той страшной ночи, когда охотники-браконьеры подожгли лес и пятеро сероглазых щенят задохнулись в дыму пожара, они не хотели больше иметь детей, борясь снова потерять их. Они делили одно большое одиночество между собою...
И вот они медленно следовали за луной, бирюк хромал, а волчица поддерживала его своим теплым боком, то и дело касаясь носом его морды. Нежный взгляд чайных глаз не на секунду не оставлял его, они жили любовью друг друга, не боясь никого и ничего. Они ненавидели ночь, потому что для них она всегда пахла дымом и звучала последним писком маленьких светлоглазых волчат, но они блуждали во тьме таежной ночи снова и снова, словно ища чего-то в чужом и безликом пятне на черном небосклоне...
Вол устал. Он посмотрел на подругу с тоской, опустил голову. За полгода после ранения он очень устал... Его одолевала болезнь из-за того, что рана, видимо, была заражена. Охота превращалась для него в пытку, по-началу он пытался загонять зверя, но потом боль в задней лапе стала невыносимой. А прошлой ночью он гнался за зайцем и почти поймал его, но что-то случилось и боль стегнула так, что он взвыл и со слезами в желтых глазах рухнул на снег. Он не смог подняться до рассвета, лежал, уткнувшись носом в теплый бок подруги и стонал, понимая, как жалок и стыден теперь его скорбный удел. Он плакал оттого, что в нем погибала гордость. Его волчья гордость...
Теперь он смотрел на волчицу несчастными глазами, стыдясь своей слабости и своего бессилия. Бурая красавица-волчица потерлась носом о его шею и, оставив бирюка на холме, отправилась туда, откуда ветер доносил заячий запах. Волк устало опустился на землю, положил морду на лапы. Он видел, как неосторожный беляк остановился метрах в тридцати и замешкался, видел, как приготовилась к прыжку его подруга. Охота была быстрой, волчица стрелой взмыла в воздух и в несколько легких прыжков настигла зайца. Алая кровь зачернела в ночи. Волк восхитился. О, как она великолепна, как сильна, как гармонична! Как быстр и прекрасен её прыжок, блеск её бурой шерсти, искра глаз! Как она верна ему... Нет, никто, кроме неё, никто и никогда. Никогда...
Она приблизилась и положила зайца у его лап. От стыда он отвел в сторону некогда гордый свой взгляд. Она ужаснулась. Её бирюк никогда не был таким... Она помнила, как раньше он один заваливал взрослого лося, как он серым призраком скользил в ночи, а один его прыжок был прекрасен, смертелен, но прекрасен! Волчице казалось, что умереть от такого прыжка - счастье, счастье был убитым такими клыками! А теперь он лежал перед ней почти беспомощный, униженный, уставший... Ей было невыразимо жаль его, но она не могла ничего, кроме того, чтобы просто быть с ним рядом. Она не знала, что о большем он не мечтал и не грезил.
Она коснулась его носом, чуть присела, желая помочь ему подняться. Он оперся о неё, до скрипа сжал зубы, чтобы не заскулить от боли, как последний щенок. Бирюк был тяжел, но волчица выдержала, отошла лишь когда он уже стоял на четырех лапах. Он смотрел в её очи с тоской и благодарностью. Волчица придвинула зайца поближе к нему, улеглась на снег, чуть запрокинув голову. Бирюк знал, что это значит: обнажая горло, волчица показывала, что признает его вожаком, доказывая ему самому его превосходство. Он думал, что подруга лжет ему, но не подозревал, как сильно ошибается...
Он жадно вгрызался в мертвого, но еще теплого зайца, кровь стекала с его клыков на снег, он был очень голоден. Волчица знала, что он обязательно оставит еды и ей тоже, но она откажется. Ведь ему нужны силы, чтобы жить... Бирюк оторвался от зайца, взглянул на подругу с любовью, запрокинул голову и запел. Его вой звенел в воздухе, касался мертвой луны и, срываясь с высоты вниз, оседал в оврагах, наводя ужас на все, чего касался. Это была песня о любви и страсти, несправедливости, боли и тоске, песня его жизни... Каждую ночь он пел её, и все вокруг замирало в страхе, и только бурая волчица, что лежала у его лап, не боялась. Она знала эту песню наизусть, была влюблена в неё, она плакала, слушая своего волка, плакала и любила.
Но теперь ей чудилось в его вое что-то по-настоящему страшное, даже отчаянное. Она чувствовала, но не могла понять. В её сильном, крепком теле билось и горело любящее сердце, предчувствуя беду. Бирюк стоял над нею гордый, действительно сильный и гордый. Его прекрасный голос вновь покорял Тайгу, и волчица надеялась, что все изменится, станет, как прежде. Она не смело открыто жалеть его, знала - для него это страшнее смерти. Он мучился, страдал, но она была рядом и не могла сделать большего.
Волк замолчал, но еще минуту стоял неподвижно, глядя на безмолвную луну. Вздох вырвался из его широкой груди и паром разползся в морозном воздухе. Он посмотрел на волчицу ласково, нежно. Осторожно улегся рядом, ткнулся носом ей в бок и внимательно посмотрел в глаза. На снегу, рядом с волчицей видна была кровь, и он уже видел её этой зимой: его подруга была готова воспроизвести потомство. Но прошлое давило страхом и отчаянием, с того страшного пожара прошло четыре года...
Бирюк чувствовал что-то, оно следовало за ним по пятам уже полгода, преследовало, не оставляя следов, но страхом пожирая гордое сердце. С каждым днем он чувствовал это сильнее, явственнее. он просто не знал, что это зовется смертью... Болезнь одолевала его, он уже считал дни. Нельзя было ждать, каждая ночь могла стать последней.
Волчица прочла его мысли, она всегда могла прочесть их по взгляду желтых глаз, но сегодня была удивлена. Они оба боялись, но хотели этого... И волчица не знала, чего он боится теперь, не знала, что это - смерть...
И вот она приподнялась, повернулась к нему спиной. Чайные глаза её устремились вдаль ночи, тело напряглось, но она уже чувствовала его лапы на своей спин, его дыхание, его нежность и любовь. И все забылось, все кануло в белую вечность Тайги. И только волк слышал осторожные шаги за своей спиною и в своем некогда бесстрашном сердце...
...Время уже перевалило за полночь. Волк и волчица лежали на снегу, тесно прижавшись друг к другу. Пушистый снег укутывал их колким одеялом, тишиною убаюкивала луна. Вдруг бирюк дернулся - острая боль пронзила его тело от лапы до самой холки, словно острый кол. Он не мог заскулить от боли, ведь подруга так мирно спала рядом с ним, потому он сжал зубы и терпел. А боль остановилась где-то внутри и яростно мучила его. Он слегка повернул голову и увидел четкую тень на снегу. Она наклонилась и в самое ухо шепнула ему свое имя. Он дернулся в последний раз и затих...
Волчица замерзла. Снег холодом обжигал её тело, она теснее прижалась к своему волку. Она не видела тени на снегу, не знала её имени. Не знала она и о том, что утром проснется одна, но с этой самой ночи станет носить под сердцем пятерых маленьких волчат. Она спала и ей снилась песня о жизни её любимого гордого волка. А с неба упала звезда и утонула где-то в сугробе: это луна заплакала о смерти того, кто песней покорил Тайгу...
26.01.2007г.
Анна Арийская.
Лес засыпал. Над морозной Тайгой курились вязкие туманы и холодный сумрак приближающейся ночи. Егеря засыпали костерища хрустящим снегом, деревья погружались в безмолвие. На черном небосклоне ясным оком зажглась сахарная луна, бросая свой мертвенный отблеск на снежную ночь.
Из темной чащи медленно выходили двое - волк и его красавица-волчица. Серый бирюк глядел во тьму сурово, изподлобья, чуть щуря желтые глаза. Он брел медленно, оставляя за собою неровный след на глубоком снегу - он припадал на заднюю правую лапу с тех самых пор, как однажды встетился с охотником. Тот тогда поймал в яму его волчицу, и волк бросился в схватку, силой клыков против подлого выстрела... С тех самых пор он хромой, выстрел отбил ему три пальца и след теперь был его подлым предателем.
Волчица никогда не покидала его с той самой зимы, когда она, совсем еще юная самка, встретилась с ним взглядом. А потом она следовала за этими желтыми очами всюду, стараясь ни на шаг не отставать от своего хромого бирюка. У них не было стаи, хотя они еще были молоды. Но они не хотели принадлежать никому, кроме друг друга. У них не было волчат, хотя они могли иметь потомство. Но с той страшной ночи, когда охотники-браконьеры подожгли лес и пятеро сероглазых щенят задохнулись в дыму пожара, они не хотели больше иметь детей, борясь снова потерять их. Они делили одно большое одиночество между собою...
И вот они медленно следовали за луной, бирюк хромал, а волчица поддерживала его своим теплым боком, то и дело касаясь носом его морды. Нежный взгляд чайных глаз не на секунду не оставлял его, они жили любовью друг друга, не боясь никого и ничего. Они ненавидели ночь, потому что для них она всегда пахла дымом и звучала последним писком маленьких светлоглазых волчат, но они блуждали во тьме таежной ночи снова и снова, словно ища чего-то в чужом и безликом пятне на черном небосклоне...
Вол устал. Он посмотрел на подругу с тоской, опустил голову. За полгода после ранения он очень устал... Его одолевала болезнь из-за того, что рана, видимо, была заражена. Охота превращалась для него в пытку, по-началу он пытался загонять зверя, но потом боль в задней лапе стала невыносимой. А прошлой ночью он гнался за зайцем и почти поймал его, но что-то случилось и боль стегнула так, что он взвыл и со слезами в желтых глазах рухнул на снег. Он не смог подняться до рассвета, лежал, уткнувшись носом в теплый бок подруги и стонал, понимая, как жалок и стыден теперь его скорбный удел. Он плакал оттого, что в нем погибала гордость. Его волчья гордость...
Теперь он смотрел на волчицу несчастными глазами, стыдясь своей слабости и своего бессилия. Бурая красавица-волчица потерлась носом о его шею и, оставив бирюка на холме, отправилась туда, откуда ветер доносил заячий запах. Волк устало опустился на землю, положил морду на лапы. Он видел, как неосторожный беляк остановился метрах в тридцати и замешкался, видел, как приготовилась к прыжку его подруга. Охота была быстрой, волчица стрелой взмыла в воздух и в несколько легких прыжков настигла зайца. Алая кровь зачернела в ночи. Волк восхитился. О, как она великолепна, как сильна, как гармонична! Как быстр и прекрасен её прыжок, блеск её бурой шерсти, искра глаз! Как она верна ему... Нет, никто, кроме неё, никто и никогда. Никогда...
Она приблизилась и положила зайца у его лап. От стыда он отвел в сторону некогда гордый свой взгляд. Она ужаснулась. Её бирюк никогда не был таким... Она помнила, как раньше он один заваливал взрослого лося, как он серым призраком скользил в ночи, а один его прыжок был прекрасен, смертелен, но прекрасен! Волчице казалось, что умереть от такого прыжка - счастье, счастье был убитым такими клыками! А теперь он лежал перед ней почти беспомощный, униженный, уставший... Ей было невыразимо жаль его, но она не могла ничего, кроме того, чтобы просто быть с ним рядом. Она не знала, что о большем он не мечтал и не грезил.
Она коснулась его носом, чуть присела, желая помочь ему подняться. Он оперся о неё, до скрипа сжал зубы, чтобы не заскулить от боли, как последний щенок. Бирюк был тяжел, но волчица выдержала, отошла лишь когда он уже стоял на четырех лапах. Он смотрел в её очи с тоской и благодарностью. Волчица придвинула зайца поближе к нему, улеглась на снег, чуть запрокинув голову. Бирюк знал, что это значит: обнажая горло, волчица показывала, что признает его вожаком, доказывая ему самому его превосходство. Он думал, что подруга лжет ему, но не подозревал, как сильно ошибается...
Он жадно вгрызался в мертвого, но еще теплого зайца, кровь стекала с его клыков на снег, он был очень голоден. Волчица знала, что он обязательно оставит еды и ей тоже, но она откажется. Ведь ему нужны силы, чтобы жить... Бирюк оторвался от зайца, взглянул на подругу с любовью, запрокинул голову и запел. Его вой звенел в воздухе, касался мертвой луны и, срываясь с высоты вниз, оседал в оврагах, наводя ужас на все, чего касался. Это была песня о любви и страсти, несправедливости, боли и тоске, песня его жизни... Каждую ночь он пел её, и все вокруг замирало в страхе, и только бурая волчица, что лежала у его лап, не боялась. Она знала эту песню наизусть, была влюблена в неё, она плакала, слушая своего волка, плакала и любила.
Но теперь ей чудилось в его вое что-то по-настоящему страшное, даже отчаянное. Она чувствовала, но не могла понять. В её сильном, крепком теле билось и горело любящее сердце, предчувствуя беду. Бирюк стоял над нею гордый, действительно сильный и гордый. Его прекрасный голос вновь покорял Тайгу, и волчица надеялась, что все изменится, станет, как прежде. Она не смело открыто жалеть его, знала - для него это страшнее смерти. Он мучился, страдал, но она была рядом и не могла сделать большего.
Волк замолчал, но еще минуту стоял неподвижно, глядя на безмолвную луну. Вздох вырвался из его широкой груди и паром разползся в морозном воздухе. Он посмотрел на волчицу ласково, нежно. Осторожно улегся рядом, ткнулся носом ей в бок и внимательно посмотрел в глаза. На снегу, рядом с волчицей видна была кровь, и он уже видел её этой зимой: его подруга была готова воспроизвести потомство. Но прошлое давило страхом и отчаянием, с того страшного пожара прошло четыре года...
Бирюк чувствовал что-то, оно следовало за ним по пятам уже полгода, преследовало, не оставляя следов, но страхом пожирая гордое сердце. С каждым днем он чувствовал это сильнее, явственнее. он просто не знал, что это зовется смертью... Болезнь одолевала его, он уже считал дни. Нельзя было ждать, каждая ночь могла стать последней.
Волчица прочла его мысли, она всегда могла прочесть их по взгляду желтых глаз, но сегодня была удивлена. Они оба боялись, но хотели этого... И волчица не знала, чего он боится теперь, не знала, что это - смерть...
И вот она приподнялась, повернулась к нему спиной. Чайные глаза её устремились вдаль ночи, тело напряглось, но она уже чувствовала его лапы на своей спин, его дыхание, его нежность и любовь. И все забылось, все кануло в белую вечность Тайги. И только волк слышал осторожные шаги за своей спиною и в своем некогда бесстрашном сердце...
...Время уже перевалило за полночь. Волк и волчица лежали на снегу, тесно прижавшись друг к другу. Пушистый снег укутывал их колким одеялом, тишиною убаюкивала луна. Вдруг бирюк дернулся - острая боль пронзила его тело от лапы до самой холки, словно острый кол. Он не мог заскулить от боли, ведь подруга так мирно спала рядом с ним, потому он сжал зубы и терпел. А боль остановилась где-то внутри и яростно мучила его. Он слегка повернул голову и увидел четкую тень на снегу. Она наклонилась и в самое ухо шепнула ему свое имя. Он дернулся в последний раз и затих...
Волчица замерзла. Снег холодом обжигал её тело, она теснее прижалась к своему волку. Она не видела тени на снегу, не знала её имени. Не знала она и о том, что утром проснется одна, но с этой самой ночи станет носить под сердцем пятерых маленьких волчат. Она спала и ей снилась песня о жизни её любимого гордого волка. А с неба упала звезда и утонула где-то в сугробе: это луна заплакала о смерти того, кто песней покорил Тайгу...
26.01.2007г.
Анна Арийская.
