Аннушка

[stih]

Стоять босиком на холодном полу холодно. И грустно. А если при этом тебе за шиворот капает вода, то ощущение вообще невыносимое. И этот ужасный звук еще – дзинь, дзинь. Ну кто так настойчиво может звонить? Неужели не ясно, нет меня дома, нет!
Аннушка еще пару минут постояла перед открытым окном, затем закрыла шторы и подошла к журнальному столику, печально взглянув на дрожащую от возмущения трубку. Ну не отвечу. Назло не отвечу.
Телефон еще некоторое время позвонил, а затем замолк. И Аннушка оказалась в пугающей тишине. Это пострашнее всех ужасов Стивена Кинга. Это одиночество.
- Ань, я же знаю, что ты дома! – донеслось из-за двери. – Я свет видел.
Интересно, где он мог видеть свет? У меня горят только свечи. Но от этого огня только еще больше мрака и тени.
- Открой…
Ага, щас! Уже бегу и спотыкаюсь. Нет, милый, не на ту ты напал. Не буду я открывать, хоть ты тресни!
- Ну и ладно! Я уйду, если ты так хочешь! Только знай, я не вернусь больше!
Ну конечно, рассказывай сказки. Не вернется он, как же! О таком счастье можно только мечтать.
Аннушка дунула на свечу и легка на диван, продолжая прислушиваться к шуму из-за двери и каплям дождя. Ей давно надо было спать.

Утро выдалось на удивление солнечным. Таким приторно-радостным, как назвала его Аня. На работу она не спешила. Подождут.
Холодная вода в ванной, чашка обжигающего кофе без сахара, половина плиточки шоколада – заряд на весь день. И в голове только одна мысль – как бы продержаться до вечера?
На секунду замерев у зеркала, она едва заметно пожала плечами и фыркнула. Интересно, она когда-нибудь научится сдерживать свои эмоции?
Лифт ехал медленно. Аннушка не сводила взгляда с горящих кнопок. Ну же, дотяни родимый! Еще два этажа! Рывок. Кнопки мигнули и погасли, погружая меня во тьму. Паршиво.

Быстро перебирая каблучками, она будто взлетела по ступенькам, привычно махнув головой охраннику и отведя взгляд от зеркала. Ну сколько можно?!
- Анна Владимировна, зайдите ко мне в кабинет, - сказал ее босс.
Она даже бровью не повела. Слегка наклонила голову, что можно было расценивать и как согласие, и как неодобрение.
- Я хотел вас предупредить, - сказал он, жестом приглашая ее сесть в уютное кресло. – К нам едет комиссия… - он на мгновение взглянул на девушку и неожиданно совсем другим тоном сказал. – Кофе не желаете?
А мне, мерзавец, не предлагал!
Она, конечно же, кивнула. Буду.
- Ну так вот, - продолжил шеф после короткой паузы, - я надеюсь, ваши бумаги все в порядке?
Аннушка снова кивнула. Безусловно. У нее было все в порядке. Не только с бумагами.
- Что ж… - мужчина все еще пытался подавить смущение. – Надеюсь, так оно и есть…
Анна молча пожала плечами и вышла.
Слабак! Какой же вы слабак, Александр Сергеевич!

Что считается подвигом? Доползти до дома после утомительной работы, при этом умудриться ни разу не взглянуть на себя в зеркало. Вот это подвиг. Как назло все машины были с зеркальными стеклами. Мир просто сговорился!
На автоответчике два новых сообщения. Не взглянув на номер, она щелкнула на кнопку «Удалить». Правильно.

Научите меня жить. По правилам, по законам, по чести. Я не умею так. Мне легче жить по лжи, лукавству и хитрости. Плохо? Да нет, нормально. Это как кофе без сахара – нужно только привыкнуть.

Аннушка села в кресло. Устала. Ей не надоело, целый день так? Хотя о чем я говорю… Ей это не надоест. И не спрашивайте почему. Она вот уже шепчет привычную фразу: «проехали…»

Новый год приближался со скоростью света. Господи, ненавижу этот праздник. Надо забежать в магазины и купить свечи и торт. Не чтобы поесть. А чтобы сжечь все накопившиеся за старый год письма. И размазать торт по зеркалу в прихожей. Жри, мол, дура…

- Давай научимся прощать, - в очередной раз она говорит ему в трубку.
Наивная. Вы никогда не научитесь друг друга прощать. Вы – мазохисты. А если по какой-то великой случайности вы начнете мириться, то уж поверь, я этого не допущу.

Рыдать над старыми фотографиями глупо. Читать прочитанную книгу еще глупее. А жить этой жизнь вообще выше моих сил. И как она так может?
- Ты меня простишь? – шепчет она.
Молчание.
- Я знаю, что ты слышишь. Прости.
Нет, ну вот зачем она это делает? Я же не отвечу.

Ночью Аннушка грызет подушку. От безвыходности, наверное. А может совесть мучает. Это не важно. Утром она просыпается, но ничего не помнит. Ночные кошмары уходят вместе с первыми лучами солнца. Она погружается во мрак. Какая несправедливость. До этого в этом мраке жила я.
Прости… да что она понимает? Просить прощение за то, о чем она не помнит. Каждый раз отводить взгляд, встречая мои глаза. Лучше бы перезвонила ему. Он же ждет…

- Ань, ты куда пропала? Шеф зверствует. К нам комиссия приехала.
Вот дурак. Неужели не видишь, что ей плохо? Катись-ка отсюда, убогий.
- Ань, не молчи.
Нет, он еще и глухой!
- Ань…
- Уходи.
- Я не уйду.
- Ну и не уходи. Стой под дверью пока не простынешь и не попадешь в больницу.
Сопит. Обиделся что ли? Нет… встает и уходит. Еще один трус. Слабак.

- Он тебя не достоин.
Ну конечно. Не тебе это решать.
- Он поиграет с тобой и бросит.
Я и без тебя это знаю.
- Успокойся.
Да я спокойна, ненормальная!

Аннушка встала и подошла к телефону. Странно…
- Алло, мам? Я хочу приехать.
Наверное, чтобы поплакаться в жилетку.
Я прислушалась. Ответа не слышно. Черт!
- Завтра наверное…
Ей что-то ответили. Господи, она не могла поговорить по мобилке?
- Хочу посмотреть старые фотографии.
А это еще зачем?
- Мама, я совсем одна…
Я замерла на месте. Одна? А как же… как же я?
Шлепнув на стол книгу, я выскочила в ванную. Ну и сиди там, дура одинокая! Обливайся слезами! Одна она!

Анна стала собираться, что-то бодро напевая под нос. Я не удержалась, вышла. Даже не взглянув на меня, она улыбнулась, увидев рекламу про кота. Вот идиотка. Неужели она думает, что я поверю в эту «веселость»?
Звонок в дверь.
Не открывай. Не открывай, дура!
- Привет…
Повисло неловкое молчание.
Я еле удержалась от комментария, выглядывая у нее из-за спины. Явился…
- Как ты?
А то по ней не видно.
- Я тут хотел сказать тебе… выходи за меня замуж?
Вот это наглость! Да у тебя даже кольца нет, тюфяк ты эдакий!
Анна остолбенела.
Ну сейчас она тебе устроит!
…молчание…
Давай, скажи что-нибудь. Почему он сделал это?.. Почему он предложил это тебе?
- Ответь мне…
Она оглянулась назад. Опустила голову.
Нечего теперь извиняться. Мы с тобой потом поговорим.
- Я… я… не могу.
- Но почему? – в его глазах уже отчаянье.
Так тебе и надо!
- Я уезжаю.
- Что? Куда?
- Далеко. Обратно. В Прошлое.
Последняя фраза сопровождалась хлопком двери. Это уже я не выдержала.
Аннушка кинулась в комнату. Заплакала.
Ничего-ничего, это пройдет. Пока поплачь. У тебя есть полчаса до поезда.

Мама встретила нас сдержанной улыбкой.
Могла бы хоть сделать вид, что рада видеть.
- У вас ремонт?
- Да нет, просто хотим немного обновить дом. Пока еще ничего не решено.
Грустно. Могли бы хоть со мной посоветоваться. Это и мой дом.
Аннушка поднимается по лестнице. До сих пор не пойму, зачем она приехала? Я маячу у нее за спиной. Чтобы если ей вдруг захотелось сбежать, я ее не пустила. Сама же хотела…
- Мам, моя комната…
Это и моя комната. Моя!
- Конечно, проходи, - мама толкает боковую дверь. Как тут все… привычно.
Аня неловко мнется у двери. Мама, поняв все, уходит вниз. Ну и что ты теперь собираешься делать?
Она садится на колени, прямо на грязный пол своими чистыми брюками. Ясно. Ей уже все равно.
Под кроватью пыли большего всего. Понятное дело, кому надо там убирать?
Старая жестяная коробка из-под печенья все еще на месте. Она аккуратно достает ее на свет божий и замирает. Зачем она это делает? Чтобы лишний раз убедиться? Понять, что виновата во всем она?
Крышка открывается легко, с щелчком. Аннушка перебирает пожелтевшие листы – свидетельства о нашем рождении. И одно свидетельство о смерти.
Бежит вниз.
НЕТ!!!

Я не успеваю ее остановить. За ее спиной падают зеркала.
- Мама! – в голосе уже слезы. Неужели она скажет? – Мама! Почему… почему вы никогда не говорили мне, что у меня была сестра? Сестра-близнец, которая умерла?!
Вопрос, который она хранила столько лет, задан. Я замираю сзади, не в силах что-либо изменить. В комнате слишком тихо… никто не дышит.
Мама удивленно смотрит на Аннушку.
- О чем это ты?
Слезы уже градом льются по щекам. Размазня ты, сеструха!
- Вот! – она бросает документы на стол. – Смотри! Я нашла это, когда мне было пятнадцать лет!
Мама смеется. Жутко.
- Что ты мне за бумажки даешь? – удивленно глядит она на дочь, даже не замечая того, что я стою тут же, рядом. – Это твои свидетельства о рождении, понимаешь? Твои!
- Тут разные имена. А еще смерть…
Мама смеется и подходит к шкафу.
Может быть, она сейчас вытащит нож и убьет Аннушку? За то, что та узнала.
- Взгляни на это, - в ее руках возникает альбом.
Я подхожу ближе и заглядываю ей через плечо. Вместо фотографий там одни свидетельства. О рождении. О смерти.
- Но… зачем?
- У твоего отца слишком большая любовь к старинным документам. Видишь, имена размыты? Это не твоя «сестра». Это твоя прабабушка.
Она улыбается, начинает что-то объяснять. Я вижу, как Аннушка тоже начинает улыбаться, попутно вытирая слезы.
Но этого просто не может быть!
Аннушка вскидывает голову, смотрит прямо в зеркало, в свое отражение, в мои глаза… первый раз за столько лет она смотрит вот так. Потому что она не виновата в моей смерти. Меня просто не существует. Зеркало падает, с грохотом осколки рассыпаются на пол, будто многочисленные слезы. Последнее, что я успеваю увидеть, это то, как она набирает номер своего жениха. Своего будущего мужа. Моего бывшего парня.