гл2

[stih]

Если никто не против, смею продолжать. Думаю, бояться критики уже поздно.
И еще...придеться признаться, что повесть на самом деле не так мала, как мне мерещилось. Я просто посчитала количество глав)
Но надеюсь, отсутсвие оригинальности и легкое однообразие не приведет никого в отчаяние.
Там есть смысл, честное слово

Гл2.Крылатая тень.

Моя память ведет меня дальше, и ее следующий шаг бросает меня еще на пять лет вперед.
Достигнув возраста, достаточного для самостоятельной жизни, я был вынужден оставить свой первый дом и перелистнуть страницу.
Маро Дан снабдила меня всем необходимым для вступления в новую жизнь. Я помню в ее движениях легкую грусть, которая обычно питает нас в момент расставания с чем-то не очень важным, но целиком влившимся в обыденную жизнь.
Я вышел на крыльцо, ставшее к тому времени словно несколько меньше, и коснулся рукой старой древесины. Знакомые осязательные ощущения не пробудили тогда во мне особых чувств, ибо я до конца еще не осознавал, что значит прощание.
Мы прождали несколько минут, и вскоре появился горбатый старик в темно-синем облачении и с изогнутым посохом, несущий на себе широкую сумку. Маро легонько подтолкнула меня, и я двинулся к незнакомцу, удерживая его хмурый, внимательный взгляд.
Я пошел вслед за стариком, оглянувшись лишь один раз.
К концу дня мы добрались до невысокого, почти вросшего в землю храма с большими круглыми окнами, забитыми вороньем. Старик провел меня внутрь, и я тут же ощутил легкий гул человеческих разговоров.
Мы остались в храме на ночь. Там же переждали рассветный дождь.
Дальше предо мной поднялся Город. Я не был там прежде, и тогда, в первый раз, он мне показался целым королевством. Торопливо шагая за стариком и с трудом обходя стремительных прохожих, я едва успевал рассмотреть все, что меня интересовало и выглядело новым.
Старый колдун привел меня в маленькую мастерскую где-то на окраине и оставил у хозяев. Тогда он просто развернулся и ушел, и я его больше никогда не видел.
Я провел два года, занимаясь разной работой у обувного мастера, потом у его брата в торговой лавке. Едва ли помню что-либо кроме своих обыденных обязанностей, нескольких кривых улиц и длинных фонарей. Были только странные сны, наполненные черно-белыми образами летящих существ, и внезапно яркие ощущения, пробуждавшиеся во мне при виде густых лесов и высоких деревьев... Мне сложно описать эти ощущения, потому что они не вызывали никаких знакомых ассоциаций; это было просто движение в груди, похожее на осколок воспоминания, очень давнего и словно не своего.
Я плохо помню, какими мыслями я жил тогда. Вопросы, которые я иногда задавал себе, были как рябь по воде. Только позже, оглядываясь, я стал понимать, что это время было скорее похоже на сон, потому что я много тогда еще не знал, и жил только по поверхности.
Но что-то должно было измениться, ведь уже тогда я ощущал свою непринадлежность тому миру, в котором обитал тогда, тому кругу потребностей, которые мог удовлетворять тот мир. И я ждал. Ждал неосознанно, потому что не знал, что есть что-то еще…
И ждать пришлось недолго, так как мне повезло. В один обыкновенный день случилось необыкновенное, – такие моменты наталкивают нас на мысль о существовании судьбы, но я боюсь пока браться за такие понятия, - я встретил девушку по имени Асиит. Она хотела попробовать яблок, которыми я торговал, подошла и вдруг сказала, что у меня тень смешная. Я осмотрел пыльную землю и лежащий на ней свой прозрачный силуэт, и вслух отметил, что в ней нет ничего смешного.
Тогда девушка пояснила мне, что она умеет видеть тени предметов и событий, которых уже нет. А моя тень ей показалась несколько больше обыкновенной и словно крылатой.
Она говорила, а я все сильнее ощущал притяжение к ней, как будто я встретил то, чего мне так долго не хватало. И тогда я принял решение идти за ней, за Асиит, куда бы она не повела.
Я собрал все свои вещи, их было немного, и отправился в странствия вместе с монахами. Они радостно приняли меня и взяли в «долгий путь в поисках бога».
Бог… мое отношение к этому вопросу всегда было сложным. Я часто отрицал его, но непременно обращаясь к нему самому, прямо в лицо (тогда я еще осознавал его, как некое высшее существо, способное слушать и внимать, подобно человеку). Мне словно хотелось получить от него что-либо в ответ, малейший знак, который мог бы дать мне уверенность в его существовании.
Но он молчал. Зато говорили люди. Монахи, чей путь я тогда разделял, открыли мне много мудростей, научили ценить то, что раньше мне представлялось мелочью – в основном по отношению к другим людям. Тогда я впервые задумался над тем, что значит жить ради других, что значит любить и прощать всех без исключения. Это звучало немыслимо и прекрасно, и было так далеко от всего, что я видел и прежде и впоследствии.
Шло время, и я стал ощущать, что в окружении той братской заботы, труда и терпения, мне не доставало чего-то более решительного, действенного. Я был молод, и, думаю, именно поэтому идеи, которыми жила та религия, мне показались неземными и недостижимыми.
И я двинулся дальше. В одном из лесных поселков я расстался с Асиит и остальными, ставшими к тому моменту для меня семьей. Мне было непросто, но в юности подобное переносится легче, и недолгую грусть осушила жажда новых приобретений и открытий.
Мир, как источник и хранилище знаний, был для меня огромен, и ограниченность моих собственных возможностей и восприятия меня угнетала. Своими глазами я был способен видеть только крошечный фрагмент окружающей картины; своим слухом я ловил столько бессмысленных разговоров и звуков и совсем не слышал дыхания Вселенной; мое сознание и воображение замыкались на мне самом и были чудовищно субъективны.
Но мысли о тщетности попыток все познать и понять тогда еще не посещали меня крепко. Я думал, что совершенству нет предела, и у меня есть еще очень много времени для работы над собой. И чувствовал, как грудь наполняла вера в свои силы, вера в то, что бессмертие достижимо.