Гл4,Гл5

[stih]

Желая не превращать все в сантабарбару, выложу сразу две главы.
Скажите, если это слишком, тогда буду, как ранее, членить по главам.

гл4,5

Сейр.
На страницах моей книги жизни появилась новая глава. Дни посыпались один за другим, я никогда прежде не чувствовал себя более напряженным и сосредоточенным. В обмотке каждодневных занятий и обязанностей я потерял ощущение времени и свойственное мне ранее стремление к обобщенному и мечтательному размышлению. Чувство усталости граничило с чувством своеобразного счастья; я получал удовлетворение от того, что занимался - как мне казалось и как мне внушалось – делом очень серьезным и непременно важным. У меня даже не было минуты, чтобы остановиться и взглянуть на происходящее со стороны, с высоты бесстрастной и более объективной. В то же время я не ощущал никакой подавленности от налегшей на мои плечи обыденности, так как каждый день эта самая обыденность ставила передо мной все новые задачи и новые проблемы, разрешением которых был всецело занят мой ум.
Курс моего обучения уже подходил к концу, когда мне довелось оказаться свидетелем событий скандальных и, как оказалось впоследствии, весьма значимых в моей судьбе.
С Сейром, молодым колдуном из Академии, я был знаком в основном лишь по слухам и мнениям, распространяемым буквально по воздуху острова. В преподавательской среде Сейр слыл как ученик совершенно неспособный, но при этом вовсе не лишенный самолюбия, причем в крайней своей степени. Также плыл неугасающий шепот о его странном отношении к магии, в особенности – к наиболее темной ее стороне. Подобные слухи часто распрыскиваются по поводам, не имеющим под собой какой-либо реальной основы, поэтому я не придавал им ровно никакого значения, подобно тому, как реагировал на шум постоянного ветра и прибоя.
Лишь только несколько раз мне случалось столкнуться с этим человеком, поведение которого породило немалое возмущение в окружающей публике. Сейр был человеком примечательным не только по своим поступкам и взглядам, но и внешне: необычно высокий рост и худощавое телосложение, изящные кисти рук, его бесцветные глаза то мертвенно гасли, то внезапно загорались, как у человека безумного или, по крайней мере, помешанного. Он производил на меня впечатление двойственное, одновременно притягивая и отталкивая, и я в глубине души мечтал завести с ним дружбу, которая, безусловно, была бы интересной.
Так, по какому-то мистическому стечению обстоятельств мне было суждено увидеть сцену, выбивающуюся из единообразного ряда событий, протекавших в Академии весьма неспешно и предсказуемо. В тот вечер я был в числе нескольких студентов, по принуждению задержанных в зале одной из самых крупных аудиторий.
Внезапно в помещение ворвался Сейр, стремительно направился к учителю, человеку уже немолодому, и, подойдя на достаточно близкое расстояние, бросил ему что-то в лицо. Я помню, по залу тут же пробежала волна шума и замешательства. Учитель взглянул на полученный предмет, что являл собою свиток бумаги, и, повернув лицо в сторону Сейра, медленно кивнул.
С каждого из нас было взято слово о молчании. Я его не нарушил, но нарушил иное правило – глубокой ночью я незаметно проследовал за учителем к Двум Пальцам. Это место давно было лишено активного внимания, ровно с тех пор, как запретили дуэль.
Не могу сказать точно, за чем я тогда погнался - то ли я чувствовал необходимость предотвратить явление, суть которого в корне противоречила законам Академии и привитым мне принципам, то ли я поддался чувству более опасному, но близкому моей истинной сущности – любопытству и желанию увидеть полное воплощение магической силы.
Я не думал, что смогу до конца оставаться незамеченным, но страх тогда покинул меня. Когда профессор поднялся на скальный пригорок, Сейр уже был там. Значительное время они беседовали, и предмет их разговора постепенно становился мне все более ясным…
Вслушиваясь, я перестал ощущать время, и когда забрезжили звезды, я внезапно осознал, что, если замешкаюсь, может быть слишком поздно. Я бросился к скалам, выкрикнув просьбу остановиться. На лице учителя в тот момент выразилось крайнее недовольство, он потребовал, чтобы я немедленно вернулся в Академию. Сейр же беззаботно рассмеялся и принялся сооружать необходимый для дуэли волшебный барьер. Мне удалось помешать ему на время, за которое я успел оказаться рядом с учителем.
Такое действие вызвало у них обоих удивление, достаточное, чтобы на несколько мгновений ввергнуть их в недоуменное оцепенение. В этот момент я поспешил выразить свое намерение прекратить назревающее насилие, однако мои слова привели Сейра в еще более безумный восторг.
Он мгновенно замкнул круг вокруг нас. Я не успел ничего воспринять, как перед глазами вспыхнуло что-то светло-голубое, похожее, на огромную звезду, и в ту же секунду резким толчком учителя я был отброшен назад, за его спину. Он что-то раздраженно выкрикнул мне.
«Вот и все, чему вы можете научить» - раздался спокойно-насмешливый голос Сейра. Затем он сплел еще несколько фраз более обыденного содержания, и сказал, что не собирается спешить.
Тогда я понял, чего в истине хотел этот самоуверенный колдун. Пока они безрассудно перебрасывались словами и заклятиями, к острову подкрался рассвет. Вместе с ним – встревоженные резиденты Академии. Я поднялся и наблюдал, как на Два Пальца надевалось растущее кольцо волшебников, распространявших меж собой смятение и страх.
«Что ж…» - Сейр удовлетворенно погладил подбородок. - «По крайней мере, будет что вспомнить».
В ответ на атаку учителя он бросил заклятье, которое, промахнувшись, ударило в сетку барьера и неожиданно отскочило прямо в меня, задев руку. Я помню, как в тот миг возмущение и ярость овладели всем моим существом настолько, что я лишился контроля над собственными действиями. Обойдя упавшего на колени учителя, я бросился на негодяя с едва осознаваемым желанием уничтожить его… Сейр, казалось, уже мысленно праздновал успех и намеревался исчезнуть, как моя рука внезапно обхватила его горло.
Я никогда не забуду этот момент, хотя помню произошедшее скорее как давний сон. То чувство – чувство мгновенно холодного ужаса, подобно молоту, ударившему по моему уснувшему рассудку, - в одно короткое мгновение вернуло ко мне осознанное восприятие.
Нет, я не лишил Сейра жизни. Все дело было в моей руке… Я увидел, как она, едва коснувшись чужой плоти, покрылась какой-то странной чужеродной чешуей, а ногти отвердели и криво изогнулись.
Неожиданность и испуг остановили меня. И я заметил, какое выражение отразилось на лице Сейра за миг до того, как он исчез.
Это было нечто большее, чем удивление.

Я покинул Академию Разумных Исследований сразу после произошедшего, ибо те события выходили за рамки разумности.

Кто ты?
Скандал, который попытались немедленно замять, не получил широкой огласки в человеческой среде. Или же я просто перестал слушать вести.
Я не мог думать ни о чем, кроме как о произошедшем, и этим я словно выбился из времени. С тех пор единственным своим страхом и в то же время страстным желанием я признал неминуемую встречу с Сейром. То, что я прочел в его глазах - ужас, слитый с удивлением, - предстало в моем уму как ценнейшее свидетельство о знании, знании которого мне столь не хватало.
Я сознавал, что безграмотность уничтожает мое творческое существо. Как я умел мыслить? Только фразами из авторитетных книг, скрашивая язык изящными словами, несущими туманный, мистический смысл. Мой дух не шевелился, когда я представал, чтобы сделать речь. Желал ли я успеха или власти? Скорее боялся это потерять.
А Сейр… Он был так естественен в своем своеобразии, в своем стремлении плыть против течения. Он был заметен, так как не боялся чего-либо лишиться, так как видел истинную ценность вещей. Чем больше я думал над этим, тем, неожиданно для себя, сильнее проникался к нему уважением.
Но его мотивы до определенных пор оставались для меня неразрешимой загадкой. До тех пор, пока он сам не явился, чтобы найти ответы к собственным вопросам.

После ухода их Академии я провел несколько недель в доме того самого учителя, заступаясь за которого, я был втянут в эту историю. Мое временное пристанище представляло собой небольшой, но весьма уютный загородный летний домик, который большую часть времени пустовал, так как служил для хозяев скорее местом всепоглощающего отдыха. Целыми днями я прогуливался по обширному саду, рассеивая вокруг свои однообразные, порой входящие в тупик мысли.
Учителя я видел достаточно редко. Я догадывался, насколько неприятно мог отразиться на его службе тот случай, и дополнительные беседы и рассуждения на эту тему могли лишь способствовать углублению его досады. Он всякий раз угрюмо хмурил брови и молчал, едва я заговаривал о Сейре и последствиях его выходки. По крайней мере, я ощущал необъяснимую радость за то, что моя тайна осталась между мной и Сейром, и ни учитель, ни кто-либо еще не испытывал озабоченности и сомнений по поводу моей сущности. Радость я назвал необъяснимой, так как рассудок подсказывал, что в ином случае я мог бы рассчитывать на более скорый исход своего расследования. Но, видимо, я предпочел разобраться во всем самостоятельно, а уж потом решать, нужно ли скрывать эту тайну от сторонних.
Я отметил, что видел учителя редко. Гораздо чаще я встречал его молодую дочь, проводившую свой легкомысленный отдых в компании многочисленных подруг. Пусть и такое случалось не каждодневно, но все же я успел с удивлением заметить, что внимание ко мне с ее стороны становилось излишне трепетным, и, взяв этот странный факт в букет со многими остальными причинами, я принял решение скорее покинуть свой временный приют.
Я сердечно поблагодарил своего учителя и дал обещание не совершать впредь никаких необдуманных поступков.
«Ты молод, и это многое прощает. Однако, признаюсь, я не увидел в тебе того безрассудства, кое свойственно твоему возрасту». – говорил он мне.
Я собрал вещи и решил на рассвете отправиться, получив рекомендации учителя, на службу в одну из крупнейших светских библиотек. Это позволило бы мне продолжить обучение, но в уже более свободной форме, а так же, как я надеялся, найти ответы на некоторые важные вопросы, которые поставила передо мной судьба.
Я перебирал всевозможные догадки, фантазии о будущем и произошедшем, и мое сердце время от времени начинало неспокойно биться, словно отдельное существо внутри меня, поэтому последнюю ночь я никак не мог отдаться умиротворяющему сну.
Думаю, было достаточно поздно, когда я, укачиваемый тревожной дремотой, был внезапно разбужен чьим-то прикосновением. Я открыл глаза, соображая, оборвался ли сон в реальность. Тут я снова ощутил, как кто-то нежным прикосновением гладил мои волосы.
Я быстро поднялся; это была дочь моего учителя – свет окна обрисовал ее черты.
«Ты?» - я был удивлен.
Мне что-то подсказало, что она была несколько напугана тем, как я встрепенулся, поэтому произнес чуть мягче:
«Зачем ты здесь?»
Она помедлила, видимо, все еще сомневаясь в верности своей странной идеи.
«Кто ты?» - вдруг сказала она. – Я никогда не видела такой красоты среди людей. Словно ты – не человек».
Я взволновался – она что-то почувствовала. Воспользовавшись моим смятением, она, теперь точно уверенная в правильности своих подозрений, взяла мою руку и с наслаждением прислонила к своей щеке. Я не решился сразу ее отдернуть.
Она начала уговаривать меня остаться и, всецело погружаясь в свои фантазии, как в медитацию, с наивной простотой доверила мне все свои мечты и желания.
Признаться, для меня все это звучало очень странно и ново – мне никто и никогда прежде не открывался так запросто, с такой сердечностью. Поэтому я тут же обнаружил в этой девушке черты помешательства – да, я назвал это помешательством, так как ничего иного тогда мне не могло прийти на ум.
« Не ведьма ли она?» - подумал я, глядя на ее кошачьи ласки. Она, совершенно ничего не знающая обо мне, смогла почувствовать то, чего не заметил ее проницательный и мудрый отец, учитель великой Академии. И чего же она добивается теперь?
Так или иначе, я не мог совершать опрометчивых поступков. Не получив никаких для себя объяснений, я настоял на том, чтобы она покинула комнату. Она приняла это неожиданно болезненно, что привело мое удивление в высшую степень.
Я ничего не знал о женской природе, о той силе, которая движет ими в тех или иных поступках. Моя собственная логика, основанная на академических знаниях и интуиции действий и последствий, представляла подобное поведение как необъяснимое.