[stih]

Доброго времени суток! Я к вам.

Представляю на ваш суд свой небольшой рассказ. Пожалуйста, напишите, что вы о нем думаеете.



Почему-то он не желает грузиться полностью, поэтому продолжение я положу в комментах.

Драгоценная книга

Драгоценная книга

На город ползет страшная темно-серая туча. Еще светит солнце, но уже ясно, что и оно скоро сдастся и погаснет, поглощенное мрачной стихией. И тогда в отсутствие света на город падет слепой древний ужас. Человек боится грозы с незапамятных времен, и этот страх у него в крови, уже на генном уровне. И любой чувствует себя неуютно, видя вдалеке мрачную громаду облаков с беззвучными пока ниточками молний.

Девушка со странным, нерусским именем Мириам сидит на подоконнике. Мика, как зовут ее друзья, очень жизнерадостный человек, но все, что она может сейчас, - это обхватить колени руками, сжавшись в маленький комочек в жалких попытках укрыться от надвигающейся тревоги. Дома не опасно, но страх подползает к самому сердцу. Хочется спрятаться где-нибудь в темном уголке, но так становится еще более жутко.

Туча закрывает солнце, и Мика почти готова завыть от животного ужаса. Рядом, на столе, бритвенное лезвие, и девушка хватает его, чтобы полоснуть по руке. Чтобы вместе с ярко-алой кровью вытекло все, что роднит ее с грубым животным миром.

Только бы не чувствовать эту панику.

Нет, Мика никогда раньше не боялась грозы. Так легкая тревога, но не слепой ужас.

В этот раз все иначе. Что-то пришло вместе с грозой. Что-то, что заставляет нервные цепи передавать тревожные сигналы. Что-то, из-за чего Мика режет руки.

Слишком темно для дня, но во вспышках молний видно, как на белый подоконник капает красная кровь. Темнота и опять вспышка. Руки испачканы алым, порезы немного саднит, но Мика ничего не видит и не замечает, раз за разом проводя лезвием. Кровавая жертва древним богам. Возможно, Перун доволен.

Ничто не вечно. Утихает гроза, и Мика приходит в себя. Девушка ошарашено хлопает ресницами и смотрит на обезображенные руки.

Ничего не понимая.

Пережитый ужас кажется глупым и смешным при ярком свете солнца.

Вечером, несмотря на жару, Мика сидит в рубашке с длинными рукавами. Не надо пугать мать – ей и так приходится поволноваться.

- Ромка, ужинать, - кричит Мика.

- Иду, - долетает ответ из другой комнаты.

Но никто не появляется.

- Ромка! – Мика начинает злиться.

Опять этот младший брат с его глупостями!

Мика недовольна и раздражена, когда входит в комнату.

- Почему я должна за тобой бегать? – начинает выговаривать девушка и замолкает.

Брат читает книгу. Читает сосредоточенно, не отрываясь. Большой темно-синий талмуд…

Что-то неправильно. Воздух словно сгустился, и им трудно дышать. Хочется опять схватить лезвие и водить им по рукам, только бы не чувствовать, как… как что? Мика не понимает, что происходит. Она облизывает пересохшие губы и говорит странным, надтреснутым голосом, только бы что-то сказать:

- Ром, пошли есть?

- Угу, - кивает брат, не отрываясь от чтения.

- Ром, - осторожно зовет Мика.

- Да иду я, иду, - раздраженно фыркает мальчишка, поднимаясь. – Что у нас на ужин?

Мика смотрит на книгу словно завороженная.

- Эй. – Машет у нее перед носом мальчик растопыренной пятерней.

- А. Ага, - рассеянно шепчет Мика.

Что это за книга?

Девушка решительно берет ее в руки и смотрит на корешок. "Верования первобытных людей: от древнейших времен до язычества".

Что?

Глупое непонимание. До язычества?

- Что это? Откуда? – спрашивает Мика.

- Это? У папы в кабинете взял. – Пожимает плечами брат.

Да. Так может быть. Отец работал историком, и у него много необычных книг.

- Так мы есть-то пойдем? Сама звала-звала, а теперь застыла столбом, - ворчит Ромка.

- Да. Идем. – Мика осторожно складывает талмуд обратно на стол.

Это книга отца. Значит в ней нет ничего опасного.

А все это глупости.

***

На какое-то время этого убеждения хватает. Мика находит в себе силы ходить в школу и учиться, чтобы нормально закончить год.

Девушка пытается убедить себя, что все в полном порядке. Ходит на свидания, встречается с друзьями…

Я живу обычной жизнью. В ней нет ничего паранормального. Все хорошо, каждый день шепчет она, засыпая. И почти начинает в это верить.

Это продолжается до тех пор, пока мать не роняет фразу.

- Рома такой тихий стал в последнее время. Сидит дома, читает.

Мика дергается, и чашка, выпавшая из рук, со звоном разлетается по полу. Тонкий звон опасности продолжает звучать и когда девушка собирает осколки.

- Что читает?

- Отцовскую книгу, - голос матери слегка подрагивает. Она надеется, наверное, что сын пойдет по стопам отца. – И хорошо, что не по подвалам лазает, - решительно заканчивает женщина.

Ах, мама, мама. Как у тебя все просто. Мика думает, что было бы лучше, если бы ее брат беспробудно пил, курил и кололся. Проще, потому что понятнее. Безопаснее.

- Ром, привет, как дела? – с наигранной легкостью спрашивает Мика, входя в комнату брата.

Он смотрит на нее из-под отросшей челки. Нездоровый голубой блеск глаз из-за грубой дифракционной решетки.

- Все хорошо, - вяло отмахивается Ромка. – Можно, ты не будешь меня отвлекать? Книжка очень интересная.

- А что ты читаешь? – Мика бесцеремонно хватает темно-синий талмуд.

Все тот же.

Книга не новая, но бумага хорошая, и листы почти не пожелтели. Обычная книга. Такие выпускают многие издательства. Мике хочется в это верить, и она верит, пока листает этот здоровенный том.

- Верни мне мою книгу, - странным голосом говорит брат.

Мика перехватывает его взгляд. И вздрагивает. Зрачки почти слились с радужкой, а в самой их глубине плещется желтоватое безумие.

- Подожди, - тоном, каким должна была бы говорить капризная кукла Барби, отвечает Мика. – Дай я посмотрю.

Она как раз долистала книгу до начала. На титульном листе нет ни года издания, ни названия редакции. Мику почему-то начинает подташнивать. Она захлопывает талмуд, надеясь, что это ощущение пройдет. Может, специфическая реакция на книжную пыль?

- Верни, пожалуйста, если ты уже посмотрела. – Голос брата сух и равнодушен.

Мика вздрагивает. Раньше Ромка так не разговаривал. Что происходит? Девушка почти готова упасть на колени и завыть от ощущения непонимания и нависшей опасности.

Вместо этого она протягивает обратно талмуд. Это обычная книга, в последний раз пытается убедить себя Мика, все в порядке.

И, словно издеваясь, меняется обложка. Темно-синее становится коричневым в бурых разводах (кровь?!), привычная кириллица расплывается непонятными рунами. Ехидно подмигивают драгоценные камни, инкрустированные в кожу обложки.

Мика вздрагивает и роняет книгу. Ромка злобно на нее смотрит, но ничего не говорит и подбирает темно-синий талмуд.

***

Ночью Мике сняться кошмары. Вязкая, липкая чернота тянет ее к себе, чтобы поглотить, выпить до дна и использовать пустую оболочку. Девушка кричит, но густая, как болотная тина, тьма заполняет рот, и Мика захлебывается.

Утром она просыпается совершенно разбитая, с дикой головной болью. Кожа холодная и липкая, простыни промокли насквозь – и это тоже часть кошмара.

Девушка сжимается в маленький комочек и беззвучно плачет.

Страшно.

Одной.

Но самым краешком сознания, тем, что еще сопротивляется подкатывающемуся безумию, она понимает, что бессмысленно ждать непонятно чего.

Лучшая защита – нападение?

Искать. Опасные книги? И странное название для маскировки. И Мика пытается найти. Словно мелкие черные жучки расползается перед глазами старомодный шрифт отцовских книг. Ничем не помогает и Всемирная помойка – Интернет. Городские библиотеки становятся бесполезной макулатурой.

Мика плачет, глухо, отчаянно. Без слез.

- Ты похожа на привидение, - говорит мать. – Прекрати так себя загонять. Учеба не стоит твоего здоровья.

И от этих слов девушке еще страшнее. Если бы это имело отношение к школе. Если бы.