Человек на примете.
***
читать дальшеСовенок Петька очень не любил, когда его трогали руками. Еще он не любил, когда к хозяину приходили гости, потому что как раз они-то его и трогали.
И гладили, и смотрели в глаза, и губами тыкались ему в перья.
Петя надменно воротил круглую лупоглазую башку и умилительно моргал. Вскоре его обычно возвращали на шкаф, но память-то, память об очередном сеансе экзекуции оставалась!
Но Петька, несмотря ни на что, не злился. Он был терпеливой совой.
Между самым интересным - едой, сном и чисткой перышек, происходило кое-что, занимающее внимание совенка полностью. На самом деле он бы с большим удовольствием поохотился за мышами, но мышей нигде не было. Петька в надежде ежечасно шарил большими глазами по комнате, но тщетно. Приходилось следить за хозяином. Больше не за кем было.
Хозяин, по мнению Петьки, был наискучнейшим человеком.
Еще Петя думал, что хозяин, наверное, больной, раз все время сидит на одном месте и почти не двигается. Изредка совенок подлетал и долбил клювом по хозяйской голове, проверяя, жив ли тот. Хозяин двигался очень активно, что-то кричал и махал руками. Успокоенный Петька улетал на шкаф. Но хозяина было все равно жалко.
Был у Петьки на примете еще один человек...
***
Каждое утро город все громче и настойчивее шептал Майе, что она ему не нужна.
Майка вздыхала, прикладывалась лбом к холодному стеклу и смотрела вниз. Было высоко, но совсем не страшно.
За истыканным высотками горизонтом загоралось красно-оранжевое солнце. Оно искрилось в золотых куполах церкви, гладило покатые крыши пятиэтажек, заливало окна домов жидкой лавой, словом, раскрашивало все то, что через пару часов оживет и невыносимо поскучнеет.
Майе бы хотелось этот город полюбить, но все как-то не получалось - то одно навалится, то другое, некогда. Между тем прошло уже полгода, как она сюда переехала, но любви никак не случалось, столица отвергала ее, как что-то инородное.
Ей было скучно в нем, и складывалось впечатление, что не только ей, а всем встречным, всем знакомым и незнакомым.
Она и сама не понимала, что за чувство изо дня в день прогрызает плешь в ее нервах, а то смутное, что она смогла собрать по частям, характеризовалось, как: "Что-то не так".
"Что-то не так" сполна отражалось и в сереньких улочках, и в вечно ворчащих людях, которых было гораздо больше, чем в ее родном городе (к этому привыкнуть было сложнее всего), в отсутствии хоть каких-нибудь отношений - даже друзей завести не удалось... Вернее, не удалось довериться тем, кто в друзья набивался.
Больше всего Майю пугало то, что единственный человек, который мог бы помочь - за сотни километров, и если что, ей никто не поможет. Она одна.
Майя вспомнила, когда в последний раз кого-то обнимала, и всхлипнула. Солнце все сильнее лупило по глазам, так назойливо кричало одним своим видом, что вот у него-то, слепящего и красивого, все хорошо, что Майя, прикусив рукав фланелевой пижамы, разрыдалась.
Да так громко и неудержимо, что сквозь мысли о том, как же все плохо, она ошарашено вспоминала, когда же в последний раз у нее был такой приступ? По всему выходило, что никогда.
Слезы полились еще хлеще, из горла стали вырываться уж совсем нечеловеческие всхлипы. Майины хрупкие плечи часто подрагивали, а злосчастные рукава пижамы мокли - больше слезы вытирать было нечем.
За окном, на подоконнике, недоуменно моргая огромными карими глазами, сидел совенок.
В принципе, планируется продолжение, а эти две части - как бы вступительные.