первая (и последняя, потому что успешная) интрига Луция Юния Брута
читать дальшеВзять Ардею приступом не удалось. Римские легионы накатились и откатились, оставив под её крепкими стенами обугленные остовы осадных башен, обломки лестниц и разбитые щиты. Пришлось обложить город, обвести его укреплениями и взять в правильную осаду.
Осада — дело скучное и долгое, никак не способствующее укреплению дисциплины. Все, кроме дозорных, бесцельно слонялись по лагерю, многие были навеселе. Офицеры, не скрываясь, пили в своих палатках.
Секст Тарквиний, старший сын царя Тарквиния Гордого, командир удвоенной всаднической центурии, принимал гостей: своих братьев Тита и Аррунта Тарквиниев и дальнего родственника царской семьи Луция Тарквиния из Коллации.
Пятым был Луций Юний Брут — Луций-Тупица из рода Юниев. Он тоже щеголял в офицерском облачении, сидевшем на нём, как на корове седло, но рядом с коротким мечом носил привязанную к поясу пращу. Впрочем, управлялся он с этим мужицким оружием мастерски, а насмешек то ли не замечал, то ли не понимал, то ли сносил с терпением, достойным царского шута.
Пили за победу римского оружия, за здоровье царя, за быструю военную карьеру всех присутствующих. Потом просто пили.
Тит и Аррунт рассказали о недавнем путешествии в Дельфы, где они выполняли некое деликатное поручение отца. Немного развлеклись, заставив Луция-Тупицу поведать обществу о подарке, который тот преподнёс Аполлону Дельфскому — это был полый жезл из коровьего рога, украшенный незатейливой резьбой. Хохотали, вспоминая, как он оберегал подарок, не доверяя нести его никому, кроме своего раба. То-то возрадовался Аполлон, заполучив коровий рог! Или, может быть, он оскорбился, а, Тупица? Может, потому ты и споткнулся, уходя от оракула, — да так, что приложился зубами к земле?.. Луций Юний, храня туповато-серьёзное выражение на лице, горячо отверг эту версию. Он, Луций Юний, целых четыре асса заплатил ремесленнику за искусную резьбу, его подарок не мог не понравиться Аполлону, а споткнулся он совершенно случайно, это с каждым может произойти...
После пятой или шестой амфоры стала остро ощущаться нехватка женского общества, поэтому Секст предложил выпить за крепкий семейный тыл.
С этого тоста всё и началось.
Военному человеку свойственно гордиться своим семейным тылом, превознося благочестие и верность супруги сверх всякой меры. Хвастались безудержно, и спор едва не закончился поединком между старшим царевичем и Коллатином, когда Луций-Тупица удивил всех, предложив неожиданно разумный выход:
— Зачем же верить или не верить словам, если можно увидеть своими глазами? Мы молоды и бодры, наши кони сыты и напоены. Отсюда до Рима всего-то семнадцать миль, а от него до Коллации ещё пять. Застанем ваших жёнушек врасплох — и узнаем, каковы они!
— Дисциплина... — проворчал было Секст, но, перехватив горделиво-насмешливый взгляд родственника из Коллации, скомандовал: — По коням!
В Рим прискакали засветло. Сшибая редких прохожих, промчались в быстро густеющих сумерках вниз по тесным запутанным улочкам Авентина, пересекли померий — незастроенную полоску освящённой земли вдоль Сервиевой стены, — и, минуя Форум, направились к Капитолию.
Город встретил своих солдат вязкой настороженной тишиной и привычным зловонием, поднимавшимся от недостроенного Большого канала — "Клоаки Максима". Кое-где на склонах Палатина горели факелы, а возвышавшийся на севере двуглавый Капитолийский холм так и сиял праздничными огнями. Домусы всех трёх царевичей были там, недалеко от храма Юпитера Феретрийского, где всегда было шумно и весело и куда зловоние достигало лишь в редкие дни сильных южных ветров. Сегодня был как раз такой ветер...
За время бешеной скачки у Секста прояснилось в голове, и он уже начал жалеть, что затеял спор. Теперь его семейный тыл представлялся ему не таким уж и крепким.
Он первым осадил коня возле своего домуса, спешился и ударил ножнами в запертые двери. Ждать и стучать пришлось долго. Наконец на грохот вышел заспанный раб, Секст оттолкнул его, забрал факел и направился прямиком в спальню, кивком пригласив спутников следовать за собой.
Домус был тёмен и пуст.
Перепуганные рабы, перебивая друг друга, поведали, что хозяйка ушла ещё в полдень, предупредив, что вернётся поздно — может быть, даже утром, поскольку на улицах ночного Рима стало небезопасно.
— Где она? — рявкнул Секст.
Госпожа Горация на пиру. Знатные горожане сегодня дают пир в ознаменование — то бишь, в предзнаменование — неминуемой победы римского оружия, и жёны всех трёх царевичей были приглашены туда...
— Куда?!
Это где-то на другой вершине холма, всегда защищенной от южного ветра, — а точнее рабы не знают, им велено было запереть домус и никому не открывать, кроме хозяйки... то бишь, хозяев...
— Может быть, всё не так уж и скверно? — задумчиво протянул Тит. — Кажется, я догадываюсь, чьё приглашение они могли принять: не иначе, как супруги Публия Валерия... Валерии — весьма почтенное семейство, сабиняне всегда славились строгостью нравов...
— И никогда не пировали за полночь! — отрезал Секст.
— Ну, ещё не полночь...
— Ты что, не слышал? Горация вернётся только утром! Думаешь, твоя Полиния лучше?.. Или твоя Лукреция? — он бешено глянул на Аррунта.
— Мне ясно одно, — деловито резюмировал Аррунт. — Чем бы они сейчас ни занимались, они занимаются этим вместе. Расспросим завтра каждую и сравним. О себе они, может быть, и солгут, а вот друг дружку выдадут непременно и с удовольствием.
— Завтра? — свирепо переспросил Секст. — Я хочу видеть её сейчас!
— Пол-Капитолия гуляет, — рассудительно возразил Тит. — Ты предлагаешь стучаться в каждый домус и спрашивать: "Не у вас ли наши супруги?" Не самое подходящее занятие для Тарквиниев, а?..
Скрипнув зубами, Секст обвёл взглядом рабов, поочерёдно останавливаясь на лице каждого. Те сжались от страха, но было ясно, что им действительно ничего не известно. Царевич жестом велел им убираться вон и обратил своё внимание на Луция Юния Брута. Вот кто виновник его позора!
— Что скажешь, Тупица? — спросил он. — Где посоветуешь искать мою жену?
Луций Юний глубокомысленно насупился и стал тереть пальцами свой уродливо огромный залысый лоб. Все — в том числе и молчавший всё это время Коллатин — обратили взоры к нему.
— Ну! — рявкнул Секст.
— Не пугай его, брат, — посоветовал рассудительный Тит.
— Он и без того туго соображает, — добавил Аррунт.
— Нет-нет, я не пугаюсь, — возразил Луций Юний, искательно улыбаясь старшему из царевичей. — Я просто немного растерян. Не каждый день Тарквинии обращаются ко мне за советом, и я не хочу ошибиться...
— Короче! — потребовал Секст.
— Если совсем коротко, мой господин, то зачем тебе искать твою Горацию? Ты хотел застать её врасплох — и застал. Теперь то же самое надлежит проделать с женой Коллатина, и ваш спор будет решён...
При этих словах Аррунт внимательно оглядел Луция Юния с головы до ног и хмыкнул. Тот смутился и стал поспешно оправлять свой мундир.
— Сегодня ты удивил нас дважды, Тупица, — задумчиво проговорил Тит. — Наш спор и в самом деле нельзя считать завершённым.
— Воистину так, мой господин! — продолжил ободрённый Луций Юний. — В конце концов, не такое уж большое прегрешение — попировать с друзьями царского домуса. Зато совершенно неизвестно, что мы обнаружим в доме уважаемого всадника из Коллации... Я не хочу ничего предрекать заранее, да и зачем? Пять миль — сущий пустяк после семнадцати, которые мы уже одолели.
Секст раздражённо дёрнулся, намереваясь возразить, но опять поймал насмешливый взгляд Коллатина, махнул рукой и направился к выходу, распахнув дверь своего домуса пинком. Младшие царевичи, гость и Луций-Тупица последовали за ним.
Оставалось надеяться, что провинциальная Коллация ненамного отстаёт от Рима по части упадка нравов.