[stih]

Когда Максимушке было пять, он засунул себе в нос пуговичку. Сделал он это не из глупости или вредности, а только лишь в истинно детском порыве познания мира: влезет или нет?
Этому порыву все мы иногда поддаемся - это вам подтвердит всякий хирург, кто вытаскивал из чужих ртов лампочки, так чего уж попусту злиться на ребенка.
Одним теплым майским вечером, часов что-то около восьми, в квартире сорок два было тихо, спокойно и светло. Заходящее весеннее солнце тепло светило сквозь шторы и заливало комнаты и коридор. Макс бродил по квартире и скучал, не находя себе дела.
Он постоял на кухне, посмотрел в окно; сходил в большую комнату и потянул за ухо спящую кошку Булку; посмотрел телевизор вместе с бабушкой: там кто-то крутил барабан и угадывал слово. Какой-то мальчик рассказывал стих, и Макс подумал, что рассказал бы лучше, если б его только взяли на телевидение и дали покрутить барабан.
Не найдя себе занятия лучше, он подошел ко входной двери и приложился глазом к замочной скважине. Оттуда приятно дул сквозняк, заставляя жмуриться.
Из подъезда доносился глухой голос сестры:
- Шурик, я же объяснила! Я не могу!
Максимушкина сестра, Маша, была круглолицая, бледная девушка той полноты, которая в будущем обещает формы довольно пышные. Ее прическа, представлявшая собою стриженые "под мальчика" волосы цвета скисшей вишни, к ее лицу не шла совершенно. Но все же, даже не имея каких-то внешних достоинств, она чем-то неуловимо нравилась. Нельзя сказать, что она испытывала какое-то беспокойство от своих воздыхателей, но сам факт их наличия ей сильно льстил, пусть она никого из них и не любила.
За дверью квартиры номер сорок два происходили почти боевые действия. Мальчик - низенький, коренастый Саша, смелый, настырный и глупый. Он пришел с цветами и конфетами, но Маша не разжалобилась и в квартиру его не пустила, и подарков не взяла.
Он долго, краснея и мучаясь, пытался признаться ей в любви. Она раздражалась все больше и больше, но будучи человеком добродушным, не находила в себе сил просто и по-человечески сказать то, что занимало все ее мысли.
Маша краснела, теребила пуговицу на рубашке, опускала глаза, а он опускался на одно колено и тыкал ей в лицо плохоньким букетиком и что-то невнятное горячо и страстно бормотал, как пьяный.
Срывающимся от волнения голосом, она воскликнула, не вытерпев:
- Саша, забери букет и уходи! - совсем разнервничавшись, Маша нечаянно оторвала пуговичку. На секунду она вернулась обратно в квартиру, и бросив брату ему краткое:
- На, подержи, а то потеряю, - втолкнула пуговицу в его руки и решительно вернулась в подъезд.
Макс посмотрел в ладонь: пуговица была маленькая, меньше сантиметра в диаметре, серая пластиковая, с четырьмя дырочками.
Он снова приложился носом к скважине, но там был виден только кусок сестриной рубашки, и больше ничего.
Тогда, грустный, он сел на пол между дверью и большим коробом, где родители хранили картошку. Повертев в пальцах пуговицу, от нечего делать, он рассеянно всунул ее в нос. Пуговица вошла почти легко, и Макс испугался. Он попробовал высморкнуть ее, но вместо этого - вдохнул. Потом Максимушка попытался вытащить ее пальцем, но загнал ее еще глубже.
Он даже почти не понял, что случилось.
В коридоре вдруг появился третий голос - Макс сразу его узнал и обрадовался ему. Голос говорил громко, но не ругался, а убеждал. Машин голос вторил ему, а голоса мальчика вовсе не было слышно.
В эту секунду дверь снова открылась, вошла смущеннаяМаша и за нею - мама.
- В следующий раз просто не открывай ему, - сказала она.
- Так это понятно, - ответила Маша.
Они обе заметили его почти одновременно.
- Ты чего тут сидишь? - спросила сестра.
Он еще думал, сказать им или это не так уж и важно, но слова вырвались как-то сами собой, вдруг:
- Мам, я пуговицу в нос засунул.
Он почувствовал, что он всех напугал, и сам от этого испугался.
- Ты зачем это сделал, идиот?! - воскликнула сестра, нависнув над ним. Макс понимал, что она чувствует себя виноватой.
Мама шикнула на нее и попросила его выйти на свет. Она была очень спокойна, и максина паника потихоньку сошла на нет.
На шум пришла бабушка, и кошка Булка, вращая глазами, тоже прибежала. Так, столпившись втроем над мальчиком, они сосредоточенно смотрели ему в нос, но ничего, само собой, в нем не видели.
- Как ты так? - спросила мама, наконец, найдя время, чтобы снять пальто и ботинки.
Сестра ушла и с недовольным видом упала на кресло, а бабушка все еще что-то пыталась увидеть у него в носу, держа Макса за подбородок.
Макс хотел было объяснить, но вместо этого начинал всхлипывать, сам не понимая, почему.
- Да дала я ему пуговицу, чтобы подержал! - нетерпеливо ответила Маша. - Кто же знал, что он в нос ее сунет!
- Если за ночь не выпадет, завтра с утра поедем к хирургу, - устало сказала мама.
- Если ночью не задохнется, - буркнула бабушка и поплелась, шаркая ногами, на кухню.
И только в этот момент, бледный и напуганный Макс разрыдался, громко, истерически, широко раззевывая в плаче рот. Всхлипывая, он чувствовал в носу эту несчастную пуговичку и плакал еще сильнее.
Только теперь поняв, что он наделал, он почувствовал страх. Ему казалось, что родители вот-вот вызовут скорую, и правда, они хотели, но когда Макс слышал про это, то мотал головой изо всех сил и просил, чтобы они этого не делали. Больше всего его пугало это тревожное внимание, а не пуговица, которая уже почти и не чувствовалась.
В остальном вечер выдался почти спокойный.
Мама несколько раз спросила, все ли в порядке, и смотрела на него очень обеспокоенно. Маша не разговаривала с ним, но изредка Макс ловил на себе ее жалеющий взгляд. А бабушка что-то бормотала себе под нос, и он не мог этого разобрать.
- Если станет плохо, сразу скажи, позвоним в скорую, - сказала мама, когда они укладывались спать. Максимушка кивнул и отвернулся. Было почему-то стыдно.
Ночью, рассматривая синеватые обои, Макс пообещал себе, что если он завтра проснется живой и здоровый, то никогда в жизни ничего не засунет себе в нос.
Утром, разбуженный ярким лучом, он повернулся на другой бок и посмотрел на спящую маму.
В носу как будто что-то мешало. Забыв про вчерашнее, он сунул туда палец и с удивлением наткнулся на что-то твердое. Помедлив, это что-то выскользнуло вместе с пальцем. Только тут, разглядев этот предмет, Макс вспомнил.
Наплыв широким своим лицом над мамой, широко и радостно улыбаясь, он громко сказал, демонстрируя находку:
- Смотри, сама выпала!
- Ну и слава богу, - ответила мама с облегчением.