Прохожий сменяется прохожим, а я всё сижу...
Маршрутка сменяется маршруткой, а я всё сижу... Четвёрка, двойка, шестёрка, а я всё... Стоп! Четвёрка, двойка, шестёрка? Четыреста двадцать шесть... Не может быть...
- Очень даже может, – усмехнулась готическая церковь, пытаясь поймать на свой католический крест отблеск заходящего солнца.
- Но ведь это чересчур. Это смешно. Это... это просто совпадение!
- Уж поверь мне, совпадений не бывает никогда. Совпадения... даже звучит как-то лживо. Это слово придумали люди, такие как ты, боящиеся поверить в невозможное.
Сначала решила не удостаивать глупое строение ответом. Помолчали.
Вдруг всё внутри передёрнулось, взвился врождённый дух противоречия, подкреплённый общечеловеческой уверенностью в своей абсолютной правоте:
- Ты ещё будешь меня учить? Ты сама – творение людей, и рождением своим обязана таким как я.
- Ошибаешься, милая, - как-то лениво возразила церковь, купаясь в сумерках приближающейся ночи, - руки людей – лишь инструмент, причём, инструмент, полностью управляемый высшим мастером. А мастер... Впрочем, это ты узнаешь сама. Каждый это узнаёт в один тёплый весенний вечер. Такой как сейчас. Но не каждый это понимает. А захочешь понять – слушай сердце. Оно у людей чистое, не испорченное тем, что вы величаете разумом, и что на самом деле является скоплением заблуждений.
Бр-р, чушь. Сколько я ещё буду здесь сидеть? И, главное, чего я здесь сижу? Не помню. Будто меня сюда против моей воли посадили. Надо вставать. Так, и куда теперь идти? Направо – люди, налево – просто улица. Дома чётные: два – четыре – шесть. Двести сорок шесть. Четыреста двадцать шесть. Мама! К людям.
читать дальшеЛюди-люди, подождите меня, куда ж это вы так спешите? Почему у вас лица такие злые? Вот мини-юбка – в глазах всепоглощающее: «предки – твари, не пускают к парню ночевать! Школа, мол, школа. К чёрту эту школу!» За нею толстый живот, обтянутый пошлым свитерком, в зрачках – огонь: «вау, мини-юбка! Подрулим, подмажем, пригласим, повладеем...»
Как всё это знакомо, как осточертело!
А вот что-то новенькое. Клетчатое, шотландское, но не это важно. Глаза, глаза! В них жизнь! Мимо. Но это нельзя пропустить, чую – надо обернуться... На шотландской спине золотым бисером: четыреста двадцать шесть. Не воспринимаю. Отказываюсь воспринимать.
Бежать, бежать отсюда!
Вокзал. Никого. Хорошо. Можно думать.
Откуда, откуда это? Почему четыреста двадцать шесть? Почему-у?! А может, знак? Но что он значит?
Так одиноко. Страшно. Хочется чего-то. Верней, кого-то. Кто бы понял. Не свысока, как церковь, а как друг. Всегда была одинока и всегда хотела такого же как я. Чтоб не играть роль, как перед всеми, а быть с ним собой. Чтоб не загружал, как все, своими проблемами, а хоть изредка слушал мои. Чтоб думал, как я. Надоело одной. Но, видимо, я слишком многого хочу.
Над головой проскрипело:
- Фу, обкурившаяся! Здоровая девка, а скорчилась на полу, как какая инвалидка. Вали отсюдова.
Поднять голову... Ноги, ведро, халат. И морда, морда. Ммерзость... Валить отсюдова? С наслаждением.
И снова улица. Что-то знакомое навстречу. Красно-чёрное, клетчатое... Смутно помню... А, глаза! Глаза узнаю! Это тот, шотландский. Смотрит на меня, улыбается. Знакомы, что ль? Нет, вроде. Скроить ему рожу пострашней. Мне сейчас никого не нужно. Кроме того, одного, понимающего. Но его не существует... А может, существует, но я боюсь поверить в невозможное, как говорила церковь? Вон, кстати, и шпиль её торчит... Пойду к ней, может чего разъяснится... К примеру, это странное четыреста двадцать шесть...
Почему все на меня так смотрят? Хотя чего я удивляюсь, выражение лица у меня, наверное, то ещё. А вот витрина зеркальная, полюбуемся на красоту мою небесную. Мда, лохматая, растрёпанная; взгляд, действительно, как у обкуренной или полусумасшедшей. Привести себя в порядок... Хотя зачем? Перед кем выделываться? Перед прохожими? А кто они мне? Разве меня волнует их обо мне впечатление? Я их, может, никогда в жизни больше не увижу. И они меня.
А вот и церковь. Рядом фонарь. Ночь, улица, фонарь, аптека... Впрочем, здесь нет аптеки. Но от этого бессмысленность и тусклость света ничуть не меняется. Живи ещё хоть четверть века, всё будет так, исхода нет... В точку, изящный мой символист, в точку. Как всё глупо. Работаем, чтобы жить, живём, чтобы работать. И утверждаем, что церковь – просто строение, созданное нами же. А церковь, равно как и фонарь, как и аптека, лишь смеётся над нами... Как-то в мире всё по-идиотски устроено.
Сегодня значимый вечер. Я многое поняла. Но всё же, что значит четыреста двадцать шесть? Ведь это непременно должно что-нибудь значить! Я, кажется, что-то упустила... Если так плотно сплетены церковь и человек, вечное и мгновенное, то и моя разгадка где-то поблизости... Но я не могу уловить...
Церковь потянулась, стряхнув с себя стаю воронья:
- А-а, ты уже здесь... Я знала, что ты вернёшься. Это необратимо. Все приходят туда, откуда ушли. За разгадкой. А ты свою разгадку уже несколько раз могла получить, но душа твоя была слишком закрыта. Открой душу, ответь улыбкой на улыбку и получишь то, что давно искала. Сегодня вечер твоей встречи с высшим мастером. И не только твоей.
Опять она меня запутала. Ну что, что я могла пропустить? Идти назад, шаг в шаг, мысль в мысль... Хоть бы подсказала...
Ой, врезалась в кого-то! Опять шотландец клетчатый! Преследует он меня, что ли?! Улыбается. Чёрт его принёс, только с мыслей меня сбивает. Так. Сначала улица, люди, ничего особенного. Затем вокзал. О чём я думала на вокзале? О парне, который бы понял меня. Потом пришла уборщица... Она, что ли разгадка? Это вряд ли. Ну не знаю, не знаю!!! Где открыть сердце, где улыбнуться?! Кому? Мне ведь никто не улыбался... Стоп... Шотландец! И на спине у него написано: четыреста двадцать шесть! И улыбался он мне, и взгляд и него милый и не пошлый... Как же я могла так ослепнуть? Вот она, разгадка!
Где только его теперь искать? Кажется, он туда пошёл... Бегом, бегом!... Пусто везде... Вот чёрт! Упустила... Дура, идиотка, он ведь был так близко! Ну почему мне так не везёт всегда?! Церковь, це-е-ерковь!
- Церковь, это шотландец, да?! Да или нет?! Только не молчи! Умоляю, не молчи!
- Наконец-то, - устало протянула церковь, - парень-то клетчатый быстрей тебя догадался. Тоже вот теперь ищет тебя.
- Где он, где?! Молчишь? Так. Если ты говорила, что за разгадкой нужно возвращаться туда, откуда всё началось, то... Где мы с ним в первый раз столкнулись? Улица! Сюда! Бегом, бегом... Это где-то здесь... Вот скамейка, на ней и посижу. Как я устала. Но придёт ли он? А вдруг я опять что-то недопоняла?..
Чья-то рука легла на плечо. Тёплая. Повернуться... Он...
- Девушка, нас с вами сталкивает судьба.
- Не судьба. Высший мастер. Тебя послала церковь?
- Чего? Какая церковь? Я просто выделил в толпе тебя... Ты мне показалась особенной... моей... А сюда меня привело сердце.
Вот и хорошо. Сердце так сердце. К каждому разгадка приходит своим путём. Главное – не бежать от своего счастья, уметь распознать его в беспорядочной чуши, окружающей нас. Нужно спасти чистое из пошлого, как я спасла моего шотландца, а он спас меня. И не важно, что нам в этом поможет, церковь или сердце. Просто нужно раствориться друг в друге и – какая разница, что об этом скажут другие? Люди мне никто, и в сущности нам с ними друг на друга взаимно плевать. Зато есть я и есть он, разве мало?
Спасибо, церковь, спасибо, хоть ты и не православная.
Взять его за руку. Пошли, зая, пошли. Теперь мы вместе.
Ветер принёс со стороны тёмной готической громады слова:
- Ещё двое новых посвящённых. Поприветствуем новую пару. Пару под номером четыреста двадцать шесть.