[stih]

Поезд до Москвы ехал так медленно, что казалось, он просто катится по рельсам отпущенный машинистом. За окном было темно и лишь иногда во мгле показывался какой-нибудь маленький город, освещенный фонарями столь ярко, что сидя в купе можно было подумать: “Он объят пламенем!”. Попутчицей моей была миловидная девушка с аристократическими жестами и длинным темной ткани зонтом-тростью. Это, пожалуй, самая точная ее характеристика и пусть я не берусь описать Вам ее внешность, я уверен, что воображение читающих не ошибется, рисуя портрет. Единственное, что мне хотелось бы добавить к нему, так это ее имя. Звали ее Ирина. Почти все время пути мы говори с ней. Девушка с жаром рассказывала о своей любви к поэзии, легкой и невесомой, о прозе Гуро, погружающей в мир небесных верблюжат, о картинах Поповой, написанных по осколкам разбитых стекол, и еще много-много о музыкантах, о критиках, чьих имен я не знал или, может, забыл, но после разговора уже снова не вспомню. Ирина говорила и при этом столь проникновенно смотрела мне в глаза, что я чувствовал, как погружаюсь в мир авангарда, обрисованный ею. Мне казалось, что она может вечность растворить в своих рассказах, но вдруг в купе воцарилось молчание. Внимательно осмотрев меня, она спросила: “А Вы из какого города?”. Этот внезапный вопрос ошарашил меня. Я не успел ответить, как Ирина продолжила: “Знаете, я хочу Вам рассказать что-то и думаю, Вы поймете", – голос ее стал тише. Она почти перешла на шепот, каким меж собой обсуждают свой план заговорщики, собирающиеся напасть на царя. - Мне кажется, что все люди на Земле живут в разных городах – каждый человек в своем, - она взяла меня за руку и вся наклонилась чуть вперед. – Вот Вы, например, что своим городом считаете?”. Я хотел было с ходу ответить, но задумался: “А действительно, что такое мой город? Что он для меня?”. То есть я, конечно, знал где живу, но в то же время вдруг понял, что абсолютно не знаю этого. Мне на миг показалось, что там где мой дом может мне совсем и не родной мне город, а родной там, куда я езжу или где родился... Спутница, видя мою растерянность, улыбнулась и продолжила: “Понимаете, люди могут жить на одной улице и видеть ее совсем по-разному. Города - это всего лишь слияние разных мест и чувств, которые пробуждаются в людях, когда они видят что построили архитекторы. Города – это творения множества людей в них живущих и приходящих к ним. Дома, они будто сотканы из тысяч плоскостей воспоминаний разных, чувств, связанных с событиями. Мне иногда кажется, что театры и галереи создают не строители, не танцоры и художники, а люди, которые туда приходили. Они создают то, что чувствовали, находясь внутри. Эти ощущения, они накладываются друг на друга и рисуют причудливые фасады зданий, а иногда и внутренние убранства. Мой город, в котором я живу – это парк рядом с домом, где я гуляю вечерами, это площадь фонтанов, на которой ветер унес мой плащ, и еще сотни мест, о которых во мне остались воспоминания. А у Вас ведь другие места и другие мысли, когда Вы приходите туда ”. За окном уже двадцать верст тянулся частокол леса, облака плыли, полны водой, будто кто-то стирал ими следы, а затем повесил на место не высушив. Я молчал, думал над сказанным и не смел, да и не знал, что ей возразить. Мои сухие тихие слова разбили тишину: “Я понимаю Вас”. Спутница загадочно улыбнулась. Ее глаза осветила радость. “Я знала, что Вы поймете”, - сказала она. И снова до самого приезда в Москву потекли разговоры о лирике, о живописи, только я все думал про ее город. Все думал что же в нем есть кроме парков и авангардистов.