Игра

[stih]

Рассказ. Или может новелла. Всегда затрудняюсь с определением. С жанром, кстати тоже))Я больше склоняюсь к психологическому постмодерну, но очень прошу вас определить более точно, если получится))Вот собственно, и все, что я могу сказать. Ах да, название - "Игра".

Кровь испуганно отхлынула от кончиков пальцев и прильнула к многострадальному мозгу, как к последнему спасению. Неприятно-холодными пальцами он все-таки повернул ключ. Странно, что мозг еще способен подавать какие-то сигналы, а пальцы еще в состоянии шевелиться. Оказывается… Как же они его достали. Тело уверенно, один за другим делало шаги к комнате, абсолютно наплевательски относясь к мнению хозяина. А может, ему хотелось на кухню? Может, хотелось закурить? Может, хотелось все-таки выйти за дверь? Ну да кому это интересно. Комната так комната. Комната как комната. Ничего примечательного, помимо прямого отсутствия того, к чему можно было бы привязаться. Все, что в ней существовало – это моральные принципы. И один из них был ни к чему не привязываться. Здесь была только одна вещь, о которой можно было сказать, что она как-то разбавляет такое человеческое ощущение, как скука. Игрушка, если быть совсем точными. Мозг, слегка офигевший от такого обилия крови, обрадовался. Да, сейчас самое время.
Игрушка ждала его на своем месте, как всегда. Там, где ей место. Именно там, где она должна и необходима быть. Она может возразить, что сама в состоянии решать, где необходима быть, и кому что должна. Но, опять-таки, кого интересует, что думает игрушка? Сколько бы не возражала, и не рвалась к независимости, это никак не повлияет на ее пространственное размещение, и она все равно останется на своем месте. Потому что по комнате передвигаться не умеет, как бы сильно не хотела, и не создавала таких иллюзий. Все равно это всего лишь иллюзии. Это ее сущность – иллюзии. Если бы ее спросили, что она, собственно, физически представляет, она бы задумалась. Хотя со временем бы ответила.
Начнем, наверное, с коробки. Вернее, с того, что он коробки ненавидел. Потому что это самое настоящее насилие над психикой. Это физическое воплощение того, что превращает человека в послушную марионетку. Рамки, границы, запреты, правила, ограниченное пространство. Но игрушке как раз и следовало делать только то, что ей прикажут, и никаких проявлений собственной воли. Поэтому игрушка хранилась в коробке. Все еще холодными пальцами он начал разбирать, собственно, ее составляющие. Небольшие фигурки людей, вырезанные из бумаги и разрисованные цветными карандашами. Мозг немного справился с кровью и уже почти готов. Начнем?
Не которое время он перебирал фигурки, определяя, кто же будет жить сегодня. Хотя сегодня вещь настолько хрупкая и абстрактная, что это практически не имело значения. Какая разница, кто? Сегодня, завтра, позавчера, в девятнадцатом веке, через три недели, сразу после рождения, по прошествии двадцати лет, в далеких планах, рядом с динозаврами. Он подумает над тем, чтобы сделать время игрушкой. Нужно же как-то пополнять коллекцию. Вот эти пять фигурок. Они лежат сверху. Начинаем играть.
Фигурки разложены в ряд на столе. Теперь нужно придумать, как их связать между собой. Для этого есть нитки трех цветов: красного, белого и черного. Начнем, наверное, вот с этих двух. Женщина в возрасте, который принято называть средним. Но она же уже не в коробке. Поэтому никаких «принято». Тридцать восемь. Типичная жертва коробки. Больше всего на свете боится выйти за ее границы. И уж тем более боится начертить их сама, это слишком страшно и ответственно, пусть уж лучше кто-то другой. Поэтому вторая фигурка будет ее дочерью. Девочка-самоубийца тринадцати лет. Вот она отлично понимает, где находится. И всеми силами своей молодой души пытается вырваться из коробки. Поэтому и бросается в крайности. Связываем их красными нитками. Мужчина, тридцати шести лет, из тех, кто всегда валяется где-то у стенок коробки. Он хоть и знает, что есть жизнь где-то вне этой коробки, но ему абсолютно все равно. Его жизненные требования ограничиваются физиологическими, поэтому его устраивает абсолютно все. Он будет отцом девочки. Красными? О, нет, таких людей не интересуют плоды удовлетворения своих потребностей. И у женщины-матери не должно быть такой жизни. Поэтому с девочкой связываем белыми. С секунду подумав, он сплел вместе все три нити и связал родителей девочки. Потом, еще подумав, все-таки выдернул красную. Дальше. Мужчина. Тридцать лет. Одинок. Нет, холост. Он считает себя таким. Внутренняя коробка вынуждает. Он может жить вне коробки, но слишком ленив для этого. Кроме того, у него слишком крепкие нити с отцом девочки, которые не будут давать ему отсоединиться. Две красные. Если захочет их порвать, ему это будет стоить больших усилий. Единственный человек, который заставляет его думать – девочка. Роман или нет? Все же нет. Просто помощь вырваться их коробки. Связываем красной и белой. С женщиной-матерью – белой. Дальше. Мужчина. Сорок лет. Он взял ластик и стер некоторые его качества. Потом взял карандаши и некоторые дорисовал. Вот он должен жить вне коробки. Фигурки, существовавшие в коробке, считали его бездельником, потому что он не стремился к тем ценностям, к которым стремились они. Его ценности были как раз внекоробочными. Но фигурки просто физически не могли осознать их существования. Он будет спасителем женщины и девочки. С женщиной связываем двумя красными. С девочкой – красной и белой. С отцом девочки – черной. С мужчиной-незнакомым – белой.
Все. Кровь с любопытством начала возвращаться к пальцам. Мозг облегченно вздохнул и начал свою созидательную работу. Тяжело. Но кровь только что принесла ему перекусить. Все равно тяжело. Мы ведь уже давно не играли. Ну вот почему именно они. Почему такие сложные связи? Цыть. Делай, что говорят. Ты хоть и самостоятелен, но тоже в коробке. Черепной. Хорошо или нет? Как хочешь. Да, это просто иллюзия выбора, ты прав. Тогда зачем спрашиваешь? Сам ведь знаешь, что хорошо. Конец всегда должен быть хорошим. Образы готовы? Да. Почти. Образы готовы? Да. Можно запускать их в жизнь? Наверное. Можно запускать их в жизнь? Да.
Он положил на фигурки потеплевшие пальцы, отдавая им толику своего жизненного тепла. Потом, как обычно, извинился. Воспитание, куда ж его деть. Да и больно им будет совсем немного. Ведь никакого другого способа расшевелить их бумажные чувства нет. Да хватит уже. Фигурки полетели в яростное пламя. Вот оно, настоящее тепло. Вот она, настоящая жизнь! Они корчились, чернели и тлели. Но прошло совсем немного времени, и они начали ощущать жар. Сильный жар. Они начали ощущать. Начали самостоятельно двигаться и недоуменно оглядываться друг на друга. Но времени совсем немного. Оно пока еще не игрушка. Вот он, наконец, пепел. Пальцы сгребли серую кучку, как всегда, потеряв пару ее составляющих по дороге. А тело стало двигаться к окну. В последний раз глянув на пепел, он выпустил его в жизнь. Жизненный круговорот-ветер с готовностью его подхватил и закружил.
Ну вот и все. Игра закончилась. Он удовлетворенно потянулся, с наслаждением ощущая, как хрустят позвонки. Тело смирилось и безприкословно подчинялось хозяину. Наконец-то. Только мозг поинтересовался: «Вот это тебе нравится, каждый раз спасать чью-то жизнь и кого-то освобождать из коробки?» «Да» – лаконично ответил он, и с удовольствием рухнул на кровать и закрыл глаза. Вот она, гармония. Мозг молчал. Он в коробке. Кровь равномерно текла по венам, разнося гармонию по всем клеточкам тела. Ему стало лучше. Теперь радоваться жизни уже не кажется неестественным. И улыбаться тоже.

По осеннему парку шли под руку мужчина и женщина средних лет. Она время от времени ласково смотрела на своего избранника, и еще нежней сжимала его руку. Еще бы, до тридцати восьми она жила словно с закрытыми глазами. Совсем не видела жизни. Крутилась в круговороте дом-работа-дом, постоянно ссорилась с дочерью, которую в последнее время абсолютно не понимала. Пока не появился Он. Который показал ей жизнь настоящую. И открыл глаза на мир. Он тоже смотрел на нее с такой нежностью во взгляде, что прохожие завистливо оборачивались. Всю жизнь ему не для кого было жить и отдавать всего себя. Вся его жизнь была до безумия бессмысленна. Пока не появилась Она. Которая стала для него всем. Вернее, они. Сразу два самых дорогих человека. Жена и дочь. Теперь он ощущал себя на своем месте. Ощущал, что нашел смысл в жизни. Теперь ему было для кого жить, работать и что-то создавать. Самая завидная семья в городе. Между ними так и видны были невидимые ниточки любви и понимания.
– Здравствуйте, – вдруг выдернул их из собственного мира проходящий мимо мужчина.
– Привет, – в один голос ответили они. Вот его, как ни странно, они были рады видеть. Хотя прошлое, которое связывало его и женщину, было не совсем приятным. Он был другом того человека, который был отцом ее дочери. С которым она не хотела иметь ничего общего. Порвала все нити. Он тоже порвал, со временем. Да, его обвиняли в подлости, предательстве и прочих пороках. Но как-то поговорив с этим странным мужчиной, с которым сейчас бывшая дама сердца его друга, он понял, что его тянули вниз. Тянули очень сильно и очень крепкими нитями. И ему не оставалось ничего другого, кроме как их оборвать, чтобы дальше идти вверх. У него больше нет друга. Вернее, у него нет приятеля. А друг у него есть. И сейчас он с ним поздоровался. Даже не один друг. А целых трое. Эта самая счастливая в мире семья.
– Как ваша дочь? – спросил он. Да, это была их дочь. Только их.
– Прекрасно. Она стала такой жизнерадостной в последнее время.
– Значит, ее депрессия благополучно закончилась?
– О, да. Теперь она просто светиться от переполняющей ее жизненной энергии.
И все втроем улыбнулись. И друг мысленно еще раз пожелал счастья этой семье. Хотя оно у них и так было. Причем такое огромное, что не до конца помещалось в них самих.
Да, они были счастливы. Так счастливы, что вокруг них создавался какой-то радужный ореол из радости и довольства жизнью. Ветер подхватывал его и разносил во все уголки мира. Как кровь.

Он, закрыв глаза, стоял и открытого окна. И ощущал кожей ласковый ветер. Ощущал принесенное им теплое, радужное и бесконечное счастье. У них все получилось. Мышцы лица снова начали напрягаться без разрешения. Но теперь совсем по-другому. И комнату осветила его радостная улыбка.