[stih]

Для интереса выкладываю образчик прозочки.


- Пойдем, пойдем, шевели ногами, - Бикки совершенно не обращал внимания на то, что я уже почти выдохлась – лифтов он не признавал, похоже, а 15-минутная пробежка по мартовскому ветру и пеший подъем на 12-й этаж не добавляли мне энтузиазма. А как хорошо начинался вечер! Я сидела дома, в десятый раз смотрела «Утену», когда раздался звонок в дверь. Это был Бикки. Хмуро велел одеваться. «Никаких юбок, джинсы и потеплее что-нибудь, - буркнул он и добавил, - я получил твое письмо». Все сразу стало ясно – я вчера отослала ему письмо, наполненное очередными романтическими благоглупостями на тему: «Как хорошо встречать рассвет с тобою, Би, наедине». Глупо, да? Но, с другой стороны, сейчас отнюдь не рассвет, уже около 6 вечера, и куда-то идти мне не очень улыбается. Бикки стоит в прихожей и терпеливо меня ждет. Вздохнув, одеваюсь и выхожу. Бикки хватает меня за руку и тащит за собой…
Так мы оказываемся на крыше 12-этажки, на 13-ом, так сказать, этаже.
Я едва могла отдышаться, а ему хоть бы хны. Еще бы, его ноги начинаются там, где мои уже заканчиваются (что бы это не значило).
- Идем, - не отпуская руки, Бикки идет к краю крыши, лавируя между вентиляционными шахтами.
- Садись, - короткий указующий жест на дощечку, лежащую на паре кирпичей. Не люблю, когда Бикки в таком настроении, начинаю чувствовать себя виноватой. Разнылась, разнюнилась, знала же, чем закончится… Не знала. Но в лицо все равно не смотрю, боюсь злого взгляда. Сажусь на «скамейку», Бикки откуда-то достает еще одну дощечку, кидает ее прямо на заснеженный битум и садится ко мне спиной. Откидывается на мои колени, запрокидывает голову так, чтобы заглянуть в лицо:
- Ты хотела? Это закат, вообще-то, но принципиальной разницы не вижу.
Тон слегка ироничный, а глаза… глаза смотрят с неизменной хитринкой. Хорошую ты шутку придумал, Би.
Он отводит глаза, и я тоже смотрю в небо. Там, на половину горизонта разлилось малиновое варенье, а птицы, парящие в небе, были как косточки в нем. Очень красиво. Села поудобнее, откинувшись на стенку вентиляционной шахты. Надо же, теплая! Сзади греет тепло жителей этого незнакомого мне дома, спереди – Бикки, прилегший мне на грудь и глядящий в небеса. Мне тепло, несмотря на пронизывающий ветер и минусовую температуру. И малиново-сливовая красота над нами. И одиночество, буквально осязаемое. Бикки молчит. Мне тоже нечего сказать. Незаметно для себя начала перебирать его шелковистые пряди, выглядывающие на висках из-под тонкой трикотажной шапочки. Внезапно его рука прижала мою к щеке. В сердце накатила волна нежности, и я стала кончиками пальцев гладить его щеку. И закат… Все, как я хотела – романтика, одиночество, зарево во все небо…
Так мы сидели несчетное количество минут, и время текло у нас между пальцев. Солнце село, малиновое варенье превратилось в лиловый бархат с рассыпанными на нем угольками звезд, мой левый бок совсем замерз, а кончиков пальцев я просто не чувствовала. И вдруг все кончилось. Под моей ногой что-то хрустнуло. Шприц… Использованный…
- Здесь бывают наркоманы, - охрипшим от долгого молчания голосом говорит Бикки, - и я…
Он поднимается на ноги, потягивается, разминая затекшие мышцы.
- Идем, - не глядя, протягивает назад руку. Кончилось. Волшебство, подаренное мне этим вечером, кончилось. Беру его за руку:
- Зайдешь ко мне погреться? – робкая попытка продолжить волшебство.
- Нет. Меня ждут, - что ж, коротко и ясно, все вопросы решены ранее. Мы рука об руку спускаемся по лестнице, выходим из подъезда и останавливаемся.
- Замерзла? – заглядывает он под надвинутый капюшон, - иди, грейся…
Теплый прощальный поцелуй, и Бикки исчезает в вечерней мгле, а с неба на его следы осыпается мартовский снег.