два моих рассказа /Было два, один остался./

[stih]

Давно я здесь не была.
Хотите немного ужаса?) Если да, то вот два рассказа. Надеюсь на добрые отзывы.

про озабоченную девочку

Почему в моей жизни всё так нелепо, полубезумно и однозначно неправильно? Почему, почему, почему?!
Извечный вопрос.
Но в тот день он меня мучил как никогда.
В тот скомканный мутный день – один из многих дней, когда всё непонятно, глупо и скучно-весело. Рита позвала меня к себе «на хату», где намечалась продолжительная туса. Орда незнакомых людей, спиртное, льющееся рекой, нищенская еда и странная музыка… Манящий мир за закрытой дверью. Но я собралась с духом и решилась приоткрыть эту дверь и просочиться в щелочку.
«Ну как, пойдешь?)))»
«Да».
Вместе с закрытием крышки своего трухлявого телефона я открыла лазейку в новую вселенную, где нет вечерних телевизионных программ, где курят сигариллы и плюют на проблемы, носят розовые легинсы и серьги в пупке, по-дружески целуют друзей взасос и могут не есть по четыре дня – ибо все финансы ушли на ненужное.
И, конечно, перед этими инопланетянами не хотелось упасть в грязь лицом. В запасе у меня было несколько часов, и каждая минута должна была быть потрачена лишь на то, чтобы сделать меня сногсшибательной. Хотя бы на одну вечеринку.
Залезла в ванну и намылила голову.
Звонок в дверь.
- Ритка, если это ты – берегись! – Человек, которому на глаза течет мыльная пена, в гневе страшен.
Конечно, это была моя двоюродная сестрица.
- Ты самый непредсказуемый родственник в мире, - бурчала я, придерживая одной рукой полотенце, а другой вешая её пальто на крючок.
- Да, я такая. – И самодовольная белозубая, краснопомадовая улыбочка.
- Не дашь человеку помыться.
- Да иди, иди, мойся! Я ничего! В кухне посижу, подожду.
- Можешь чай заварить.
***
Позже мы сидели у стола и попивали чай из маленьких кокетливых чашечек с керамическими розочками – из Риткой подаренного сервиза. Я сидела, влажные волосы свисали со лба и тонули в жидком янтаре «Ахмад», а я смотрела на сестру. Рита – задорная, раскрасневшаяся с холода, - блестела глазами и смеялась, её беленькие пальчики аккуратненько держали чашечку за точеную ручечку, маникюр пугал расцветкой.
- Уже нарядилась, что ль?
- Я всё делаю заранее, в отличие от некоторых.
- Ой-ой. Куда бы деться.
- Я у тебя пока побуду, ладно? Потом вместе пойдем, ладно?
- А кто готовит твою хату к веселью?
- Не беспокойся, я упросила Мухомора, он уберется и всё сделает!
Мухомор – парень Риты, бородатый, низкорослый и слишком, на мой взгляд, добрый. Этакий приветливый гном. Своё прозвище он получил после того, как нажрался каких-то ненадежных грибов, и они чуть ли не навечно унесли его из нашего скорбного мира. Сначала всё шло по обычному плану – они улеглись, Мухомор принял свое волшебное снадобье, сестра уткнулась в книгу. Во время прихода Мух никогда не буйствовал, не бегал, не выкрикивал странные слова, - мирно лежал с закрытыми газами и улыбался, поэтому она ничего не заподозрила и погрузилась в чтение. Когда же Ритка обнаружила, что её парень уже больше часа находится в бессознательном состоянии, её охватил ужас. Она боялась, что он умрет, но вызывать скорую тоже боялась. Поздно ночью Мухомор очнулся. Потом он три дня только или блевал, или лежал на постели, обессиленный, а Рита рыдала в запертой ванной, чтобы не позволить ему услышать это и не ухудшить его состояние.
Еще Мух был знаменит тем, что сам делал себе пирсинг (неудачно) и писал музыку для Ритиных песен (вполне удачно).
Я вздохнула.
- Сиди… Эксплуататорша.
- Маша, ты же в курсе, я не знаю таких длинных трудных слов.
- Синхрофазотрон! Инфлюенция! Церемониал!
- Сучка!..
***
Когда я уже оделась и была готова выходить, Ритка посмотрела на меня и цокнула языком.
- Это еще что?
- Что, что. Не видишь – шикарный прикид.
- Хрень это, вот что.
Я посмотрела в большое зеркало. Действительно, хрень. Простые черные штаны, черная майка с надписью «I want to be free», толстовка, ухайдаканные кеды. Выгляжу как миллион однотипных «псевдо»-нефоров, не хватает только наушников размером с голову младенца и бэга. Да-а-а, много нас, таких одиноких и не понятых, бродит по земному шарику!
Ритка прыгала по прихожке и кричала:
- Прическа! Макияж! Каблуки! Где это всё?!
- Рита, остынь! У меня со времен готической юности осталась черная помада… Хочешь сестренку-панду?
- О не-е-е-е-ет… На что ты намекаешь? Неужто на то, что хочешь обвести глаза помадой?
- Ну да, а что?
- Ничего. У меня тут есть косметичка, сейчас мы из тебя тако-ое сделаем – упадешь!..
В общем, вышла я из дому с почти милым личиком и довольной Ритой. Мою гриву цвета ржавчины мы немного завили и стянули в низкий хвост, оставив жидкую косую челочку, которая постоянно норовила прилипнуть к щеке. Проходя мимо магазинных витрин, я каждый раз украдкой смотрелась в них. «Мать, да ты еще ничего!» Пришлось признать, что умелые Риткины руки превратили меня в симпатяжку. Мне шли и макияж, и новая прическа. Обычно я ходила по улицам, спрятавшись ото всех за волосами – так было и комфортней, и в каком-то плане и безопасней.
***
Как-то чересчур быстро мы дошли до места встречи.
Дверь открылась, и я увидела смерть с косой. С двумя косами, если точнее.
Мальчики с длинными волосами – это мой настоящий фетиш. Не со скользкими немытыми патлами до плеч, а с красивой густой копной до самых лопаток или ниже. Редко, очень редко мне на глаза попадались такие прекрасные мальчики. И вот я застыла как камень, а передо мной стоит одно из этих неземных существ, одаренное бесценной милостью сверхъестественных сил. Его темные волосы заплетены в две длинные косы, и на лицо спадает косая челка – почти как у меня, только погуще да подлиннее.
В тот момент я буквально лишилась дара речи и утратила способность здраво мыслить. В голове крутились и вертелись лишь две глупые мысли: «Господи, почему у меня такие жирные ноги?» и «Кажется, он ненастоящий».
- Уй-ой, почему стоим? Машка-а-а! Двигай батонами! – Сзади в нетерпении дергалась сестра, ожидая, когда я наконец сниму обувь и пройду в глубь квартиры. Я наконец сделала это и с самый, по всей видимости, тупым и тормознутым выражением лица остановилась возле вешалки.
- Здрасьте, - сказала смерть и гыкнула.
- И вам здрасьте… - Понемногу мне удалось выйти из ступора, и я даже улыбнулась в ответ на приветствие.
Из двери в гостиную показалась голова неизменно добродушного Мухомора.
- Маша и Маргоша! А вот и вы, мои любезные леди!
- Ты прибрал в комнатах? – вместо ответа поинтересовалась Ритка.
- А то. Всё ради тебя, красавица!
Рита действительно сегодня красавица. И не только сегодня, но вообще – всегда. Но сегодня – особенно. Она совсем не похожа на меня – высокую, длинноногую и длиннорукую, но в то же время полную девочку, с кое-как уложенными волосами, постоянно либо в свитерах, либо в футболках, абсолютно немодную и непривлекательную, в очках и с испуганной улыбкой. Ритка – она красавица. Сверкающие обсидиановые глаза, черные (крашеные?) волосы, подстриженные в строгое угловатое каре, тонкая талия, великолепной красоты кисти рук с длинными белыми пальцами пианистки. И одета Рита всегда соответствующе: шуршащие платья, тонкие блузки с цветочным рисунком, туфли на шпильках, etc…
Сегодня она во всем белом – белая рубашка с рукавами-фонариками, белые, совершенно непрактичные, джинсы, белые кожаные полусапожки. А я сегодня во всем черном. Включая собственную неприкаянную душу.
Разные мы с Ритуськой, ра-азные… Это и по нашим жилищам хорошо видно. Когда сестре родители подарили на совершеннолетие двушку в центре, она обклеила стены безумными обоями в кислотно-желтую и кислотно-зеленую полоску, купила на барахолке диван с пятном от чернил, притащила из родительского дома магнитофон и поставила около дивана. Да так и жила, пока не появился Мух. Он в те времена хорошо зарабатывал, поэтому купил всё необходимое, включая посуду и кухонную утварь, и обставил одну из комнат. Но желто-зеленую спальню – с испачканным диваном и магнитофоном – Ритка переделывать не разрешила. Поэтому там всё осталось по-прежнему.
А я… Я до сих пор живу с родителями. И в квартире мне принадлежит только одна комната, да и то, надо сказать, - не безраздельно. И мне в ней скучно, тесно, а иногда – страшно. В меня вселяет нечеловеческий ужас и этот стол, заваленный бумагами, чашками с оставшимся на дне ядовитым кофейным ароматом, абрикосовыми косточками и косточками моей непутевой жизни. И этот шкаф, в котором каждая тряпочка дышит неприязнью к владелице, тоже пугает, а из самого нижнего ящика, где в ужасном секрете хранятся мои дневники, доносится убийственный смрад гниющего прошлого. Я боюсь даже своей кровати – кровати, которая словно бы вся, до последнего клочка матрасной набивки, пропиталась приторно-сладкими и ласкающе-солеными выделениями моего безнадежно одинокого тела и теперь источает омерзительные пары – без цвета, вкуса и запаха, но медленно обволакивающие всю меня и пробирающиеся даже в мозг.
Вот как живу я. Совсем еще юная, но уже такая старая девочка, к которой и гости-то приходят лишь по большим праздникам.
И вот как живет Ритка:
- Тру-ля-ля! Ай-не-не-не-не-не-не! – Это они с Мухомором кружатся в гостиной, взявшись за ручки и слегка подскакивая. Дурная парочка. И как только сошлись? Моя Ритулька-красотулька, такая милая и по-принцессочьи сладенькая в этих своих белоснежных одеяниях, и этот бородатый гном, горе-музыкант, сидящий на таблетках и грибах.
На безумство с непринужденным видом взирал длинноволосый паренек. А я взирала на него – исподлобья и незаметно. Когда открылась дверь Ритиной квартиры, я была ослеплена. Успела заметить лишь две роскошные косы и то, что мальчик красив до сумасшествия. Сейчас я рассмотрела его как следует, но ничего не изменилось – пелена не упала с моих глаз, наваждение не исчезло. Мальчик всё так же чудесен, как и в первый миг. На вид ему лет 17, но я прекрасно понимала, что, раз это приятель Мухомора и Риты, то ему должно быть по меньшей мере 20 (с малолетками они не общались принципиально). Умопомрачительное телосложение, классические черты лица – в общем, мечта поэта… поэтессы, я хотела сказать. И волосы. О да-а-а. Чтобы дотронуться до них, я бы встала под дуло пистолета. Мне даже показалось, когда я проходила мимо мальчика, что от его головы разливается волна едва уловимого запаха чащи леса после дождя… Этот дикий, необузданный аромат влажных мхов, листвы, грубой коры вековых деревьев… Этот аромат хотелось пить, как вино, и пьянеть. До беспамятства. Чтобы очутиться – хотя бы на минутку, хотя бы в своем воображении – в освежающем лесном полумраке.
Потом я отобрала Ритку у Мухомора и поделилась своими впечатлениями.
- Ри-и-ит… Кто он? – шепотом спросила я, когда мы спрятались в туалете. Ритка села на стульчак и начала подпиливать ногти, а я стояла и смотрела в зеркало.
- Этот-то? С косичками?
- Да!
- О-ох… - Рита печально-наигранно вздохнула и подняла на меня сочувствующий взгляд. – Сиг это. Сигмунд, то есть. Он гей. Ну, я не удивлена, тебя как обычно - тянет на пидорков.
- Ге-ей? – облегченно выдохнула я.
Гей – это хорошо. Можно дружить, общаться без претензий, и он не будет думать, что я люб… Тпру, коняшка.
- Ну, так говорят. А может, би… Хрен их разберет…
- М-да, ясно. Сигмунд… Сиг… Красивое имя. Он иностранец?
Рита расхохоталась, пилочка упала на кафель.
- Кто-о?! Иностранец? Ну даешь! – Отсмеявшись, она хмыкнула: - Нет, Сиг никакой не иностранец… а жаль. Он на самом деле Прохор.
Боже. Прохор-Сигмунд, таинственная личность с роскошной шевелюрой и телом порно-звезды. И эти неизменные атрибуты заядлого соблазнителя – лицо херувима и улыбка Вельзевула… Кажется, сегодняшний вечер не удастся.
Я отвела взгляд от зеркала, в котором отражались разом все мои недостатки, нафиг не нужные такому эльфоподобному созданию, как Сиг.
***
Народ решил оторваться по полной, тем паче – пятница. Дверь в желто-зеленую комнату была заперта наглухо, поэтому и диван, и магнитофон – а это, в принципе, всё, что там находилось… - остались в неприкосновенности. Зато гостиная напоминала декорациями ералашевский клип, в котором мама мальчика радовалась тому, что к её сынуле не приходили враги. На полу валялись вперемешку банки от «Ягуара» и пива, пластиковые стаканы, пакетики из-под соленого арахиса, другой разнородный мусор и даже конфетти (кто-то особо умный, я не заметила кто, догадался принести и взорвать петарды). Старания Мухомора ухнули в тартарары.
Главный кураж мало-помалу сошел на нет, и царило затишье.
В комнате у противоположных стен стояли два диванчика, между ними – стол, который тоже был загажен донельзя. Больше посадочных мест в Ритиной гостиной не было. Кроме подоконника. Сейчас на нем сидел Мухомор и какой-то его друг, они слушали один айпод на двоих и тихо и неразборчиво ругались по поводу творчества некой музыкальной группы. Ритка ушла в туалет, проведать белого друга и поделиться с ним выпитым алкоголем. На столе каким-то образом расположились две девицы, по всей видимости, нестандартной ориентации – в промежутках между беседой они целовали друг друга в губы. Еще одна девушка – то ли неформалка, то ли просто экстравагантно одетая – притулилась в углу и грустно нажиралась ликером «Шеридан». На дальнем от меня диване, тихо посапывая и улыбаясь в пустоту, спал самый слабый духом и организмом участник тусы.
На другом диване сидели мы с Сигмундом. Он невнятно признавался мне в любви.
И всё бы хорошо, но есть одно «но»: во-первых, он был сильно пьян, во-вторых, накурен по самое не могу. Одна из юных лесби принесла с собой гашиш, и никто не отказался его попробовать. Кроме меня, разумеется. И около часа все только и делали, что втыкали. Клубищи дыма наполняли комнату, он грязно-серыми клочьями шатался под потолком, дым был такой густой, что мы плохо видели своих собеседников. Впрочем, никто не пытался никого вовлечь в разговор – все наслаждались нирваной, и лишь изредка раздавались фразы типа «Слышьте, мне так охеренно». Только девочка-неформалка то и дело убегала в ванную и читала там вслух какие-то стихи.
- Ты уматная, Машунь, - бормотал Сиг, пытаясь положить ладонь на мою коленку. Но промахивался. Я сидела неподвижно, и было мне так пасмурно, что хоть плачь.
Как мне потом рассказали, по накурке для Сигмунда каждая баба – гений чистой красоты. И во время жестких приходов он становится сентиментальным и нежным, лезет с обнимашками и даже предпринимает попытки устроить половой акт. Тогда я этого еще не знала, но мнительное сердчишко, видать, всё-таки чувствовало подвох. Сиг бубнил что-то про единственную любовь, а я, вместо того чтобы ликовать, молча нервничала.
- Сиг.
- А-а? – промычал он.
- Слушай, а ты не гей, что ли? – Ну да, это характерно для меня – задавать полузнакомым людям дурацкие и слишком личные вопросы.
Он посидел немного с оторопелым лицом. Потом ухмыльнулся:
- Неа. А кто тебе сказал такую хуйню?
- Да так…
Я посмотрела на него и вздохнула. Ппц, докатились. Красивый мальчик может признаться тебе в любви, только когда его сознание окутано дымом дури. Машка чмошница, что уж там говорить.
Хотелось плакать.
- Не плачь, - вдруг сказал Сиг. И как будто бы даже нормальным своим голосом, а не манерно-протяжным, каким он начинает говорить после нескольких затяжек. – Не плачь, - прошептал он.
Я коснулась рукой щек. Сухие. Потом поняла, что очертания вещей вокруг расплываются, словно я внезапно оказалась под толщей воды. Мои глаза полны соленой морской воды, а я рыба, выкинутая бурлящим приливом на сушу. Слишком всё другое. Слишком чужой мир. Слишком быстро суждено мне погибнуть здесь.
Рассказать об этом Сигмунду, что ли? Вытошнить из недр своих хотя бы одно признание. Хотя бы объяснить то, почему я ничего не употребляю и соглашаюсь взирать на этот мир без помех – и видеть его во всей правдивой, мерзкой красе. Возможно, я просто черства, и никакие несправедливости и ужасы жизни меня не касаются. Возможно, я не хочу лжи. Возможно, я приняла правила игры и согласилась на веки вечные смириться с тем, что мне пришлось появиться на этот бе… черный свет. Возможно, я просто запрограммирована на несчастья, и храбро отказалась топить их в спирте и душить наркотической отравой. Возможно, я тупо боюсь увлечься. Возможно, я сейчас расплету твои волосы, Сиг, погружу в них руки и станет мне хорошо, как после затяжки лучшим гашишем.
Но вместо всей этой ереси я просто слабо улыбнулась и произнесла:
- А я никогда не плачу.
Как мелодия бэкграунда, раздался голос пьяного Муха:
- Говорю же, твой дарк-фолк, особенно отечественный – тупая чушь! Может, зарубежный еще ничего, Hagalaz' Runedance, к примеру… Но с металлом не сравнить даже их! Верно я говорю, ребят?..
***
Потом, когда я собралась домой, Ритка вышла меня проводить и покурить.
Мы стояли на лестничной площадке, Рита курила с закрытыми глазами, я сокрушалась о несбывшихся мечтах всей жизни и вспоминала разную херню, которая со мной приключалась на протяжении этих треклятых девятнадцати лет.
- Рит… Мне тут Сигмунд в любви признался.
- 277.
- Шт… Рит! Ты слушаешь?!
- Угу. – Ритка пафосно выпустила парламентский дымок мне в лицо. – В смысле – это 277 раз, когда Сиг по пьяни признается в любви. Недавно он говорил – 276, и я запомнила. Значит, это 277. Если, конечно, в промежутке не было еще чего-нибудь с кем-нибудь.
- Блять.
Мы помолчали. Потом я что-то пробурчала насчет того, что Ритка ошиблась с гейством. Рита сказала, что она шутила. Мы немного поколотили друг дружку, а вскоре я вышла на улицу – в глубокую звездную ночь.
Весенний ветер дул мне навстречу, пока я шла домой по улице – идти дворами было быстрее, но куда как опаснее. Люблю шататься ночами… очевидно, я всё же вампир. Тьма, голые деревья, протягивающие к небу и ко мне свои ветви-руки, как будто мучительно пытаясь дотянуться и обнять - и небо, и меня... Черные безликие люди, проходящие мимо - такие одинаковые там, вдали, и пугающе разные, когда приближаются и выныривают в область фонарного света. Дома, желтеющие окнами. Клубы тумана изо рта при дыхании и шорох подошв о заледеневший асфальт.
На полпути запипикал сотовый – Ритка прислала смс:
«Маня! Не сметь влюбляться в Прошу! Прошу!»
«Ок. А ты, никак, освоила омоформы?)»
«Кого? О_о Только не надо козырять своим филологическим образованием!»
«Ха-ха. Не смеши. Ложитесь спать».
Очередной день прошел, приблизив эту планету к гибели.

Автор, читайте правила.