[stih]

Юность
Облокотившись на невысокий узкий фонарь, улыбаясь, Павел стоял на шумном городском перекрёстке, вдали от плотно и душно цветущих садов окраин, где раньше он так часто бывал, где так любил прохаживаться долгими летними вечерами и где теперь он почти не гулял, провожая тёплое закатное солнце здесь, возле снующих машин - и ему не было жарко, он не задыхался от зноя, хотя в тот год пекло особенно сильно, он не вытирал со лба пот белым в тонкую клеточку платком. Ему было хорошо, прохладно. Он был влюблён.
Он был влюблён, но ничего не знал о своей изящной мечте: ни адреса её, ни телефона, ни имени - разве только то, что она каждый день проходит мимо того перекрёстка, на котором он однажды встретил её и на котором он сейчас стоит, ждёт. Павел и видел-то ту девушку всего несколько раз - но уже успел сойти с ума от её тонкой упругой талии, от ровной линии подбородка, от гладкой шеи… от всего её правильного, идеально очерченного природой силуэта - такого чистого и ясного.
Павел обожал свою мечту нежно, так, как и полагается провинциальному молодому человеку 17-ти лет из старомодной, воспитанной и дружной семьи, в которой всё было мирно и спокойно: тёплые улыбки друг другу за субботним чаем, классики в простых картонных обложках за бережно протёртым стеклом книжного шкафа, сдержанные, стеснительные поцелуи родителей по вечерам и доброта, мерно разлитая по дому, чувствовавшаяся в каждом взгляде, движении и жесте его обитателей. Сам Павел был как будто олицетворением и сутью всей семьи: имел мягкие черты лица, покатые круглые плечи, полные нежные губы и смеющиеся робко глаза. Он вообще был робким и словно сотканным из романов о нежной барской жизни 19-го века - Павел искренне верил в дружбу, в счастье и, что самое страшное, верил в любовь, которую он долго ждал и которая только сейчас нашла трещинку в его сердце, где она притаилась, собираясь с силами и готовясь юношеской страстью, молоком вырваться наружу.
Павел чувствовал это, с улыбкой смотря то на розоватое небо, то на гудящие машины, и был абсолютно счастлив. А когда мимо него уверенно ступая прошла та самая девушка, он стеснительно бросил на неё взгляд, словно совершал какое-то преступление, и быстро отвёл его: сердце забилось часто, отдаваясь в ушах, радость буйно просилась на волю - и слезами мягко вышла дома, заперевшись в комнате после долгой вечерней прогулки, уткнувшись в душистую, свежую подушку.
Так продолжалось несколько недель - и Павлу не наскучивали, не надоедали эти взгляды украдкой, долгая прогулка и сладкие, сладкие слёзы - только вот не прыгала уже радость на кончиках мягких пальцев, только вот уже не всё его существо горело, рвалось наружу после встречи с девушкой… Он решил подойти к ней и заговорить.
Решив так, Павел улыбнулся сам себе, но только не на следующий, ни через один день он не решался сделать это - стеснялся, робел, боялся… Он стал плохо спать и на лице появилась лёгкая бледность, совсем не красившая его. Родители начали немного волноваться, с беспокойством смотреть на своего единственного сына - но пока молчали, думали, всё само пройдёт.
Однажды, увидев, как из-за поворота, скрывающего гаснувшее летнее солнце, вышла девушка, Павел глубоко вздохнул и, собравшись с силами, решился подойти к ней, но та, заметив его приближение, нахмурилась, всем видом показывая своё недовольство и даже неприязнь. Сконфуженный, он остановился, не заметил, как она быстро прошла мимо него, как он вернулся домой, как ужинал, опекаемый добрыми нежными родителями. Только когда Павел лёг в постель и укрылся лёгким одеялом, приготовленным любящими руками, он горько заплакал и не знал, почему всё так получилось и что делать теперь дальше…
Он три дня не ходил на тот перекрёсток, убеждал себя, что девушка не так поняла его и надо только с ней поговорить, объясниться, рассказать, как он её любит... Он стал беспокойным. Родители всё чаще вздыхали, смотря на него, отводили грустные глаза, но ещё держались - ничего не говорили сыну, чтобы не стеснять его и ненароком не отдалить Павла от себя.
На четвертый день он не выдержал и пошёл на перекрёсток, если не поговорить с девушкой, то хотя бы вновь увидеть её - Павлу это было необходимо, ему страстно хотелось взглянуть на идеальные тонкие губы, замереть, а потом смотреть на вечернее небо и сладко расплакаться дома, зарывшись головой в подушку. Но когда он стоял у привычного фонаря и случайно обернулся, то заметил, что в кафе на другой стороне дороге сидит она со своими подругами и, глазами показывая на него, смеётся. И смеялись все остальные, язвительно переглядываясь…
Неделю Павел провёл дома, никуда не выходя. К бледности и беспокойству прибавилась внезапно наступавшая грусть, в которую он проваливался, как в омут, и не замечал никого вокруг себя. Он стал меньше есть и почти не спал, урывая от тяжёлых мыслей только пару часов для отдыха. Душный цветочный запах садов на окраине города стал ему противен. Ему вообще всё стало противно: крепкий утренний чай, книги, свежая постель и даже родители, которые за тонкой стеной лежали на широкой добротной кровати под лёгким одеялом и перешептывались о нём: мать часто дышала, всхлипывала, мягко смотрела на отца и говорила «что же с ним делать?.. Как нам помочь ему?.. (она переводила взгляд на темный потолок) может быть, к доктору…» - отец вздыхал и тепло обнимал мать, готовую расплакаться.
Павлу было стыдно, что он разлюбил родителей. И чем он больше этого стыдился, тем сильнее хотел возврата прошлого, тем запальчивей искал оправдания для девушки, в которой единственной видел ключ к своему спасению. Решив, что так далее продолжаться не может, что надо что-то делать, Павел пошёл на перекресток, желая рассказать ей о свой любви, о первой своей любви, и, если она откажет, смириться с этим.
Пока Павел ждал девушку и старался это обдумать, он всё-таки не мог представить себе второго варианта - не мог, не мог, не мог… Он не знал, что тогда с ним будет, ведь отказ казался ему концом всего, а Павел страстно не хотел признаваться в этом, он в глубине сердца продолжал любить шумный город, дивно цветущие сады и родителей - он любил жить.
Когда он увидел девушку, то сразу пошёл ей навстречу, не обращая внимание на то, что она остановилась и взглядом просила, приказывала ему не подходить. Он не ушёл. Наоборот - приблизился к ней на расстояние шага и, не дав девушке уйти, боязливо, но сильно сжав её руку чуть выше локтя, Павел признался ей в любви, признался, что она нужна ему, нужна, нужна, что он жить без неё не может… А она, посмотрев ему в глаза, только тихо процедила сквозь белые зубы «что вы себе позволяете?!» и, когда он понял, как близко подошёл к ней, его любви и надежде, и расслабил пальцы стыдливо задрожал, она вырвала свою руку из его ослабевшей ладони и ушла, исчезнув за очередным поворотом… Он прислонился плечом к кирпичной стене ближайшего дома и опустился на прохладный асфальт и просидел так до вечера, потупив взгляд и ни о чём не думая, только страшно удивляясь зияющей пустоте, разросшейся вдруг внутри него.
Ночью, когда он брёл домой и безразлично смотрел под ноги, он не знал, что в это же время девушка, сидя на кровати у себя в квартире, мечтала о том, как завтра она подойдёт к нему, широко улыбнётся и обнимет, не отпуская Павла, пока не расскажет, что она тоже, тоже любит его, что так долго молчала лишь ради убеждения в неподдельности чувства (а на самом деле - из-за самолюбия и кокетства), и она представляла себе, как он обрадуется, как они возьмутся за руки и будут гулять по вечернему городу. И всё будет ладно и хорошо.
На следующий день девушка в весёлом настроении пришла на перекрёсток раньше обычного и увидела, как к невысокому тонкому фонарю приближается Павел. Вот он остановился и облокотился на него, улыбаясь, смотря куда-то вверх, на небо. Она, слегка удивившись, тоже улыбнулась и подошла к нему, взяв его за руку. Павел быстро опустил глаза, но продолжал молчать, чуть приподняв правую бровь. Тогда девушка начала смеяться, говорить, чтобы он прекратил её дурачить… Он мягко высвободил свою ладонь и сказал, что дожидается тут одного человека и что он не понимает, о чём она говорит. В лёгком испуге девушка принялась говорить ему о своей любви, а Павел только крупно хлопал неприятными бесцветными глазами и отвечал, что он тут ради той, которая всегда появляется на перекрёстке в 6 часов и которую он нежно обожает. Она принялась трясти его за ладонь, заглядывать в глаза, просить, чтобы перестал шутить, а Павел только повторял: он ждёт здесь…
Зажав рот милой рукой, чтобы не заплакать на перекрёстке, на людях, девушка застучала невысокими чёрными каблучками по асфальту, залитому почти не греющим августовским светом, и исчезла в толпе, а Павел, простояв до вечера, не обращая внимания на начавшийся дождик, который шёл всё сильнее и чаще, только чертил что-то в воздухе руками, репетируя признание в любви, улыбаясь прохожим, и тихо повторяя: он ждёт здесь свою любовь.