Позвизд. Отрывок из ненаписанного

[stih]

Интересно, подумал я, что делает здесь тётя Нюра из Житомира? Как она умудрилась выправить визу и на какие шиши сумела приехать, да ещё подгадав точнёхонько к новоселью?.. И почему она приехала одна, без дяди Жеки и без Олюшки?.. И кто таков этот мальчик в углу, слева от камина, пристроившийся возле телевизора со стареньким пультом Анжелкиного «Саракша» на коленях и, судя по всему, азартно изничтожающий имперские белые субмарины? Почему я с ним не знаком, и чей он?
Этот вопрос мне почему-то показался самым важным. Я протолкался к незнакомому мальчику и для начала помог ему заманить белую субмарину в бухту, под перекрёстный огонь трёх танков Береговой Охраны, а потом показал, как взрывать лучевые башни и чем это чревато для Береговой Охраны в частности и для Страны Отцов в целом.
Но социальная стратегия, даже в соединении с военной, оказалась для него скучна, и он поведал мне, что вот у Коськи в Житомире были «Звёздные войны», вот это да! Бабах — и звездолёта как не бывало! Если, конечно, угадаешь, куда бабахать, и успеешь прицелиться, а нет ли в этом ящике такого, чтобы в тебя бабахали, а ты увёртывался?
На Саракше всё есть, ответил я, и мы с ним похитили на базе гвардейцев летающую платформу и полетели на юг, в страну мутантов. Мы летели над радиоактивными джунглями, нашпигованными боевой автоматикой, нам то и дело приходилось увёртываться от зенитных ракет, и разговаривать стало некогда, а потом нас сбили. Мы приземлились на авторотации далеко за Голубой Змеёй, где уже кончались джунгли и начиналась пустыня, тоже радиоактивная. Но джунгли всё-таки ещё не совсем кончились, и, чтобы благополучно добраться до страны мутантов, я незаметно переключил игру на нулевой, обучающий уровень.
В джунглях было полным-полно замаскированной смертельной дряни: скорострельного железа, газомётов, минных ловушек и следящей электроники, — нашу прогулку никак нельзя было назвать безопасной. Однако в поле нашего зрения то и дело появлялись небольшие группы сапёров-смертников, и на их примере мы могли понять, что надо и чего не надо делать, чтобы остаться в живых.
По пути я узнал, что моего спутника зовут Визей, или Витькой, а если полностью — Позвиздом, что через полгода ему будет восемь, и что Олюшка, тёти Нюрина дочь — это его мама, а папы у Позвизда никогда не было, пусть мамка не врёт, что его убили при обороне Чернигова. Мамку прошлым летом увезли в больницу, а деда Жека пропал без вести в Южно-Крымской блокаде: ещё до блокады поехал в Севастополь за тётей Машей, мамкиной сестрой, и не вернулся. А бабу Нюру целых три месяца мурыжили в коридорах и не давали визу, потому что в степях под Житомиром начались НАТОвские учения. Коська бегал туда самый первый и хвастался, что союзники дали ему взаправду бабахнуть по москальскому бомбовозу, и он его сбил. Но Коська, конечно, брешет: Позвизду, например, бабахнуть не дали, а дали только посмотреть в прицел, и никакого бомбовоза он в прицеле не увидел, потому что учения — это когда всё понарошку. Солдаты у союзников все здоровенные и добрые, и совсем не боятся своих офицеров, не то что наши жовтоблакитники, у которых даже стреляной гильзы не выпросишь. А у этих — хоть жвачку проси, хоть из пушки прицелиться — всегда пожалуйста. И надо было бабе Нюре не ездить в Киев, а сразу пойти к союзникам — она в конце концов так и сделала. Позвизда положили на два дня в полевой лазарет, обследовали электроникой и напечатали справку, что у него КИ — аж 187, и с этой справкой баба Нюра сразу получила визу в москальском представительстве при НАТО, ни в какой Киев не пришлось ехать. Им даже на билеты...
— Ложись! — заорал Визя на всю гостиную, внезапно обрывая свой устный мемуар.
Но лечь я не успел, и меня расстреляло самонаводящимся спаренным пулемётом, замаскированным под трухлявый пень. Дальше Визе пришлось идти одному, и некому было подстраховать его справа. Но все-таки он выбрался из стреляющих джунглей и встретился с Принцем-Герцогом, и Принц-Герцог пообещал ему свидание с Колдуном, если Позвизд поможет мутантам раз и навсегда извести упырей, которые повадились воровать добычу из-под носа у охотников, а ночами шастают по деревням, пугают ребятишек.
Изводить упырей Визя не захотел. Не потому не захотел, что заподозрил в просьбе Принца-Герцога этическую каверзу, а просто потому, что после белых субмарин, зенитных ракет и спаренных пулемётов скучно ему было бы драться с обычными большеголовыми собаками, пусть даже очень умными. Он так и заявил Принцу-Герцогу через переводящую машинку, набрав на пульте риторический вопрос:
— Они вам что, совсем жить не дают?
— Не то чтобы совсем... — ответил Принц-Герцог и смущённо пожал плечами. — Но так уж у нас принято: воевать с упырями.
— Тоже мне, нашли с кем воевать! — отрезал Позвизд.
После такого заявления Принц-Герцог окончательно смутился, а встреча с Колдуном состоялась сама собой и незамедлительно. Он возник на фоне пустыни из ничего, как возникают только миражи и колдуны, и уселся в позу Лотоса на красноватом стеклянистом валуне, оплавленном древней войной. Невысокий, плотный, ладный, большелобый, с шишковатым черепом и с говорящей птицей на плече...
Но тут меня позвали, а потом и потащили к столу.
Я успел переключить игру на уровень чуть более высокий и ушёл, оставив Позвизда один на один с Колдуном и с его непростыми вопросами. Колдун с планеты Саракш умеет задавать такие вопросы, на которые каждый отвечает по-своему, а правильных ответов не знает никто. Ни Принц-Герцог, ни сам Колдун, ни даже создатели этой доброй и страшной игры.
Впрочем, детям она почему-то не кажется страшной, а из взрослых далеко не все считают её доброй. Наверное, потому, что слишком уж эта игра похожа на жизнь: перманентая пальба из всех существующих видов стрелкового оружия и неразрешимые этические каверзы, иногда мешающие вволю пострелять.