квазиисторическое

[stih]

Савелий Гурбин родился в 1867 году, он был предпоследним, третьим сыном в большой крестьянской семье в деревне Гурбинка Мценского уезда Орловской губернии. На самом деле он был пятым сыном, но двое его старших братьев (и один младший) умерли во младенчестве. Всего в семье было 9 детей, четверо из них — мужеска полу, и пятеро девочек.
Отец Савелия, Атанас Гурбин, был крепостным помещика Гурбинского, но, получив в 1862 году волю, так и остался при помещичьей усадьбе столяром-краснодеревщиком. Он был зело искушён в своём деле, но слаб и телом, и духом, и не достало сил искать иную судьбу вместо сложившейся, но вдруг разрушенной освобождением...
А работы, между тем, не было: старый помещик вскоре после раскрепощения своих крестьян умер от огорчения, а молодой пропадал то в Питере, то в Москве, то в заграницах, в усадьбу наведывался изредка, старую мебель не чинил и новую не измышлял, как некогда его папенька. Семья Атанаса Гурбина бедствовала, пробавляясь редкими заработками отца в соседних усадьбах да махоньким, на 20 соток, огородиком, да сдавая своих детей в батраки крепким хозяевам из бывших крепостных помещика Гурбинского.
В 1879-м году Атанасу крепко повезло. Вернулся в усадьбу молодой помещик и сделал заказ: починить письменный стол, некогда принадлежавший якобы самому Вольтеру, большому другу Екатерины II. Атанас был уже не только слаб, но и подслеповат, взял с собою для помощи в работе Савелия, коему уже минул 12-й год — и, если бы не Савелий, вряд ли Атанас починил бы этот антикварный стол, только испортил бы.
Зато Савелий, осознавший, что усвоил всё, что мог преподать ему отец, уверовал в свои силы и через год подался на заработки в Москву, а ещё через четыре года, не найдя счастья в Москве, в Питер. Семью свою Савелий не забывал, при каждой оказии посылал отцу и матушке изрядную долю заработка и на словах передавал приветы. Читать-писать он ещё в Москве выучился, но ни отец его Атанас, ни матушка не были грамотны, отец только чертежи читать умел да цифры знал.
В северной столице Савелий вскоре обнаружил лёгкий и достойный — по специальности! — заработок у студентов. Спервоначалу они ему только стулья да табуретки починить-изготовить заказывали, но Савелий чувствовал: их интересует нечто более искусное и дорогое. Так и вышло: вскоре Савелий стал незаменимым мастером в студенческой компании, оборудуя им тайники в саморазличной мебели. Работу можно было делать только у заказчика на дому, Савелий ходил по студенческим квартирам как свой, обмерял мебель, прикладывая к ней различные предметы, каковые должны быть надёжно спрятаны и легко извлекаемы в нужный момент. В основном это были книги, но случались и химические скляночки, и даже огнестрельное и холодное оружие... Книжки Савелий почитывал — даже по-немецки вскорости навострился читать — и проникся...
Больше двух лет продолжалась эта лафа с хорошим заработком и политическим самообразованием, а в 1887-м Савелия загребли жандармы. Один из заговорщиков признал в Савелии столяра-краснодеревщика, оборудовавшего им тайники для сокрытия крамолы и взрывных устройств... Его бы и не загребли, да стало жалко инструментов — свёрлышек, буравчиков, стамесок и старого, ещё отцовского, шерхебеля, за которыми Савелий и наведался на место своей последней работы, в квартиру студента-химика Александра Ильича. Заодно и немецкую книжку прихватил, чтобы вернуть хозяевам — она для него слишком мудрёной оказалась, не осилил... Сам-то Александр Ильич, как выяснилось, уже в каземате сидел, на острове, а в его квартире день и ночь жандармы пребывали с каким-нибудь из арестованных студентов, и возле обоих дверей, парадной и чёрной, шпики дежурили.