Вялое состояние музыкальных ритмов едва дрожало в ткани, запачканной светлой гуашью, и лишь белая флейта луны сохраняла тишину. Внутренние танцы живота. Звезды немногословны в жестах циничного оскала. Я слышала собственные паузы сердца. Спокойствие зверя, затаившегося в атаке. Кожа снималась с меня тетрадями безумного графомана. Часы - коллаж безмолвных истерик.
Рассвет зыбкой зимы.
Холодный туман оглушенного крика облаков. Забившись в паутине, пила гранатовый, кислый, замерзший ветер, что пробивал скважины в моих глазах. Безнаказанность крови нудно ворчала о том, что нужно было сказать тому маленькому полосатому чудовищу о закрытых подвалах. Он долго летал прежде, чем тринадцать пуль, которые в складках плоти солью скрипели, не загноили его сердце. И упал там святым глянцем на грубый пол. Трубы загудели величественными тайнами; обои свернулись старостью и перегноем. В раскрытые окна падал свежий снег, словно лепестки сакуры. Безупречный запах новой смерти. Откуда-то с улицы струились мелодии японской печали...
Болезненное молчание.
Карусель боли и бешенства. Или просто кончик языка окунулся в горький мед?..
После всех этих не_снов до забвения лежать на плече большого теплого кота, от которого так сладно веет братской любовью. Улыбка в тени его профиля. Кайф - заботливость с примесью драки. Он выпустил из меня ночные судороги и влил три чашки грудной гармонии янтарного света.
Удивительные прикосновения ладоней и губ до моих сумбурных масок и усталой ветхости в голосе.
Его наглые глаза пытались поймать мои сны на ресницах. Он говорил мое имя так, что на зубах его шуршали осенние листья, набухая оранжевым коконом шуток и смеха до следующей встречи.
Мы -
Волчье безумство и кошачья ласка; союз стеба и трепета.
24 октября 2009 в 22:00