если к этому моменту ты еще не пьян и не полураздет, ты невнимательно следишь за рассказом
Ищу сокрытую в собственном бумагомарании лажу. Она где-то есть, и я ее чую.
Попытка выжать из жанра "вампирская история" нечто оригинальное (угу, автор утопист и мечтатель).
Правила
читать дальшеЯ закрываю глаза и делаю пару вдохов-выдохов через рот. Не помогает - только еще больше голова кружится, запах ладана настырно перекрывает дыхание. Перед глазами колышутся источающие слабое тепло и запах воска огоньки свечечек. Отсвечивает позолота. Со всех сторон, со всех стен смотрят нарисованные глаза святых. Взгляды их укоризненные, или равнодушные, или что я должен увидеть за этим непроницаемым выражением. Мне с этими взглядами не тягаться - я смотрю на чужие сгорбленные спины, на пол с истертым ковром посредине. Я слушаю неразборчиво-протяжное пение и шепот.
Ноги обмякают, хочется прислониться спиной и затылком к колонне. Запаха страха. Страхом пропиталось все здесь, страх смотрит на меня во все глаза, лезет в уши, в нос, вызывает спазм в желудке. Здесь все боятся, боятся всего подряд. Просят, молят уберечь и охранить. И ничего не могут сделать. Беспомощность, страх, ненависть. Но тошнит меня просто оттого, что я уже сутки на ногах и почти ничего не ел. Просто так получилось - перед рассветом оказался около церкви, так почему же не скоротать время?
Не получилось, жаль. Огоньки свечек подмигивают успокаивающе. Если сжать фитиль быстро - ожога не будет, даже боли не будет. Просто потухнет - и все. Совсем не так получится, если будешь слишком долго колебаться и сжимать пальцы. Может, это детский страх. Перед голубым гвоздичным венчиком газовой горелки, язычком зажигалки и угольках тлеющих сигарет. Наливающимся скрытой краснотой жалом паяльника. А сейчас мне напротив хочется хоть какого-то тепла, пусть даже переходящего в ожог, лишь бы прошла эта сырая ломота в костях, этот кислый запах страха. Тяну руку к свече, но останавливаюсь. Только пара капель воска осталась на рукаве.
Как будто я призрак и ни до чего здесь не имею возможности дотронуться. Как будто я оказался в потустороннем мире, и все мои жесты не оказывают никакого влияния на происходящее. Это место скверно действует на меня: появляются мысли о том, что все было напрасным и я, как всегда, ничего не изменю и остается только уповать на то, что кто-то более сильный распорядится моей жизнью по своему усмотрению. Не люблю себя, когда появляются такие мысли.
Скоро служба кончится. Я разворачиваюсь, толкаю тяжелую дверь - на металлической ручке остаются потные отпечатки рук - и выхожу на улицу. Там уже день - теплый, душный и пасмурный. Ночью шел дождь, я вымок и малость измазался, но на наскоро вытертом темном плаще малозаметно. Единственный мой приличный костюм, - думаю я и одеваю темные очки. Глаза в последнее время начали слезиться по утрам. Кости ноют к дождю. Нормально. Это нормально. Зато можно дышать.
+++
Я медленно иду домой. Пешком. Мне нужно подышать свежим воздухом. Сейчас день, и на улицах безлюдно. Может, кто-нибудь выглянет в окно из-за занавески, увидит меня, шагающего посреди проезжей части, скажет: что за псих.
Если сейчас меня собьет машина, кто-нибудь скажет: смотрите, этого психа сбила машина.
Я должен вздыхать и грустить из-за того, что до меня никому нет дела? Вряд ли. Я рад, что никому не до кого в этом городе нет дела и потому мне никто не мешает. Автомобилями уже почти никто не пользуется. Потому мне легко дышится и иду я там, где мне хочется. И могу не оборачиваться, когда слышу сзади нарастающее гудение мотора. Могу начать считать. Десять-девять-восемь-семь...
На счете "пять" слышно взвизгивание шин. Я чувствую волну теплого воздуха, которую машина гонит перед собой. К запаху мокрого асфальта примешивается запах бензина и металла. За мной следуют на самой малой скорости, но очень-очень близко.
Четыре, три.
Мотор взревывает.
Два.
Я сажусь на услужливо подставившийся капот и стараюсь подобрать ноги побыстрее. И говорю:
- Раз.
И оборачиваюсь.
Я знаю, что ты разбила не меньше трех машин - и знаю, что их было больше - пока научилась водить. Я думал, это чтобы водить что-нибудь праворульное, какой-нибудь классический "Мини-Купер". А ты, научившись не палить двигатель, пригнала заполеванный тобой где-то "Форд", тоже, впрочем, антикварный и праворульный. К такому даже зеркал заднего вида не полагалось в комплекте. И он лучится золотисто-апельсинным цветом.
Ты радовалась тому, что у этого динозавра есть хотя бы усилитель руля. Ты смеялась и гордилась этой великолепной допотопиной.
И точно так же беззвучно, через стекло, смеешься сейчас. Я машу тебе рукой и опираюсь спиной о ветровое стекло. Ты не прибавляешь скорости, а даешь по тормозам, чтобы я чуть-чуть не слетел с капота. Беззвучно говоришь: садись.
Конечно. Но не на переднее. Не сегодня. Захлопываю дверь, ложусь на сидение, спустив ноги.
- Куда отвезти? - ты чуть приоборачиваешься, я вижу твой золотисто-пушистый затылок. Я спрашивал, не под цвет ли машины ты перекрасилась. Куда меня отвезти...?
- Пить хочу - заключаю я. - Отвези туда, где можно попить.
- А выпить?
- С утра не выпиваю.
- Тогда ко мне, - ты заключаешь это серьезно. Я прикрываю глаза. К тебе. Ну надо же. Я думал, я тебе друг. Или что-то вроде. Потому что после того как мир, где мы были знакомыми, полетел к чертям, нам остается возможность быть друг для друг чем-то вроде... друзей, например.
- Достань кассету.
Шарю рукой, ты всегда знаешь что где валяется. Между дверцей и сидением и вправду завалилась пленочная кассета без коробки и опознавательных надписей.
- Что это? - ты, не оборачиваясь, протягиваешь руку, пластиковые браслеты на запястье скользят со стуком.
- Без понятия, - я также без понятия, почему ты так любишь полухлам-полуантиквариат. И почему предпочитаешь выглядеть и одеваться как очень ухоженная версия хиппи. Может, потому что все это зверски немодно. Или потому что тебе нравится возиться со старьем и нелеквидом. В последнюю категорию вхожу и я...
...не знаю, что из всего этого получится, не знаю даже что это за кассета. Очень вероятно, что и сама ты этого не знаешь. Вот щелкни "Play", и все прояснится.
Звук гитары сырой и шероховатый, как гранитная ступенька после дождя. Проигрыватель шипит пленкой.
Я укутываюсь плотнее в отсыревший плащ, кладу локоть под голову и закрываю глаза. Слышу, как за мелодией ты в такт похлопываешь ладонью по рулю, выговариваешь незнакомые слова. Очень контрастирует с общей дисгармоничностью звука и мужского резкого голоса записи.
- Что значит? - теперь ты спрашиваешь требовательно: я всегда перевожу тебе с каждого известного мне мертвого языка. Английского, немецкого, немного с испанского.
- "...я бегу от тебя, и снова возвращаюсь... ты берешь меня за руку и я изображаю улыбку, твоя хватка все крепче, но я еще улыбаюсь... стараюсь улыбаться..."
-"...Используешь мое желание и получаешь желаемое..." - подпеваешь ты рефрену.
- Верно-верно.
Под мелькание мокрых ветвей и кусков неба за окном я засыпаю, мне снится что-то, и сквозь сон давит в бок и не дает окончательно отрубиться что-то угловатое. Музыка и ритмы, переводы и смыслы, приглашения и перспективы. Людей все меньше, мир сдивинулся и опустел, все полетело к чертям и кое-кто из нас теперь не становится старше, а кто-то начал очень внимательно следить за лунными циклами. На окнах восьмого этажа - решетки. Серебро продолжает дорожать, хотя какая разница - серебряный кинжал или осиновый кол, если в сердце. А теперь ты пригласила меня к себе домой. Нужно было отказаться, ведь это все испортит, это не может закончиться ничем хорошим. Да ничем хорошим наша дружба с самого начала закончиться не могла. Я просто не знал, что это случится так скоро.
А может я просто слаб и малодушничаю с утра. Может, все будет просто и мило. Хотелось бы. С такими смутными мыслями я чуть не падаю с сидения, когда ты резко тормозишь.
- Приехали! - через распахнутую дверь свежий мокрый воздух. Похоже, скоро опять начнется дождь. Я вылезаю, на ходу расправляя плащ, мне неуклюже и неудобно. А ты снова смеешься, это и вправду смешно - как я моргаю, присматриваюсь к заросшему высоченными сорняками участку, к дому с закрытыми ставнями.
- Хороший дом, - осторожно заключаю я. - Похоже, большой.
- А, ерунда. Внутри неуютно. Заходи, сам увидишь.
- Приглашаешь?
- Конечно!
К дому ведет выложенная кирпичом расплывшаяся дорожка. Семена с сорняков осыпаются мне на рукав, репьи цепляются к штанине, торчащая ветка норовит хлестнуть по лицу. Одна ступенька в склоне, вторая, третья. Если считать с теми, что ведут на веранду - получается тринадцать.
Ты в своих тапочках без каблука идешь за мной бесшумно. Привносишь к запаху мокрой земли и преющих растений запах пачули. В какой-то момент я оборачиваюсь и вижу твое беспокойство, ты всегда очень забавно беспокоишься: поджимаешь уголки рта, пощипываешь себя за мочку уха. Что не так?
- Усталый ты сегодня. И это ты беспокоишься.
- Ерунда. Просто ночью скверно спал. Сыро, дождь. А тебе бы лучше о себе побеспокоиться. Живешь одна, на отшибе...
Этот обмен "дружескими советами" у нас традиционный, необидный и бесплодный, потому что:
- А тебе бы лучше перестать копаться по кладбищам и почаще бывать на солнце.
- Знаешь же, что не могу... - я пожимаю плечами. Ты открываешь дверь, замок поддается со скрипом.
- Тогда заходи.
Я оглядываюсь на запущенный сад, на пасмурное небо - похоже, затянуло на весь день, - и вхожу. Внутри полутьма и пахнет отсыревшими коврами, отслаивающимися обоями, засохшими в горшках растениями. Шторы задернуты, мебель стоит поодиночке и без порядка - стул в центре комнаты, стол в паре шагов от стола, сервировочная тележка норовит выкатиться из угла и зацепиться за плащ.
+++
- Присаживайся, я сейчас буду.
В этом полумраке неудобных вещей и запахов солидного, медленного разложения ты ориентируешься безошибочно. Пожалуй, и вправду хороший дом. Нужно тебе об этом сказать, когда ты вернешься. Что еще сказать? Тут не холодно и не жарко, но плащ я снимаю, вешаю на спинку стула. Потираю натертую дужкой очков переносицу. Останки вежливости, развалины дома, осколки погибшей цивилизации. Напоминание о том цивилизованном существе, каким я был когда-то. В серванте вижу несколько расписанных пышными цветами блюд, поднос. Открываю ящик - так и есть: несколько потемневших от времени вилок, нож с костяной ручкой. Серебро?.. Остатки, осколки, с потолка капает, в углах, на диване - пятна плесени. Да, вот это уже непоправимая неуютность. В одиночку за таким не уследишь, даже если бы ты действительно этого хотела. Но ты больше хочешь жить одна и не так, как принято сейчас. Глупости какие...
Впрочем, я и сам живу один. И мало-помалу опускаюсь. Это не просто неприятно, это опасно. Забыть затереть пятно на плаще, затем забыть отмыть руки, затем забыть... и вот. Стоит видеться с тобой хотя бы ради того, чтобы ты смотрела и задавала разные вопросы. И иногда отвечать на них.
+++
- Тебе нравится?
Ты подходишь очень близко, приподнимаешь волосы так, чтобы я смог разглядеть ожерелье из крупных оплетенных бисером бусин и тонких медно-темных цепочек.
- Два вечера при свечах сидела!..
Бисер глубокого брусничного оттенка, с полупрозрачным отливом. Как чуть засахарившееся варенье:
- Смотрится... вкусно.
- А вот поди поропробуй, - ты усмехаешься и я отвожу глаза. Слишком долго смотреть на шею невежливо - это одно из правил новейшего этикета. Это я еще помню.
- Ну, это вроде тех самых янтарных пуговиц, которые кажутся сладкими.
- А как по-английски "янтарь"? Amber?
- Точно так, - устраиваюсь я на стуле. Сидение широкое, удобное. Раньше умели делать такие солидные вещи, по которым сразу ясно: они настроены пережить как минимум три поколения. По твоим, стуку браслетов, голосу, я отслеживаю твое передвижение по комнате. Глаза снова слипаются, ночь и вправду выдалась беспокойная, и день до нее тоже...
Только бы не эта тишина, она провоцирует. Пусть бы пространство заполнилось хоть чем-нибудь. Даже криминальная хроника по радио, с сухими голосами извещающая об очередной жертве сегодняшней ночью... И то было бы лучше. А мне остается только присвистнуть и вспомнить слишком быстрый ритм, слишком быстрый, чтобы его настучать или намурлыкать. Скорее это что-то уже вроде пульса. Как там было? "Ты кружишь мне голову, пока меня не затошнит", но мы же могли очаровательно жить по разные стороны. Проводить время вместе. Хотя это с самого начала было больше нужно мне, ты это тоже знаешь.
...Ты знаешь толк в моих привычках,
И разбираешься в причинении боли,
Я бегу от тебя, но возвращаюсь снова...
От тебя часто в последнее время пахнет корицей, в багажнике машины я как-то видел пакеты с овощами и мукой. И сейчас призрачные запахи дома отдают выпечкой, призрачной или настоящей... Конечно же, я не единственный твой гость. Конечно же, гостей принято кормить.
По крайней мере это правило вежливости сохранилось неизменным.
- А при чем тут пуговицы, объясни.
- Долгая история. Прочел где-то, давно это было, уже и не помню...
Примерно в то же время я отпустил волосы длиннее и воротник рубашки стал застегивать на все пуговицы. Примерно в то же время, когда ты стала опасу ради часто менять место жительства. Мы оба избегали упоминать об этих обыкновенностях своей жизни. И теперь они к нам возвращаются.
...Голос, голос - вот, собственно, и все. И еще спокойствие, уверенность в том, что ты делаешь. Да, а еще доверие. Куда же мы бы девались, если бы друг другу не доверяли. Да, видишь, какие уродства могут остаться от хвата за шею. Чертовски неприятно, но это было давно. Как-нибудь потом расскажу. Можно сделать все аккуратно. Например, по руке. У меня в кармане плаща есть нож, он острее, чем это столовое серебро, годится. Я закатаю рукав, чтобы не испачкаться. Так?
Ты кивнешь, а я попрошу: "Обними меня". Я сделаю все так, как ты хочешь. Аккуратно, без лишней боли и крови. Будет только небольшой порез, а крови хватит. Откуда знаю? Со времен того шрама на шее прошло достаточно, было время... научиться осмотрительности. Обстоятельности. Спокойствию. Разобраться в себе и том, что мне надо. И что нужно тебе, что тебе действительно это нужно... сначала крови почти нет, а затем она начинает выступать из раны, выглядывать наружу, превращается в живущее своей жизнь существо, в процесс истечения, который делает вид, что не зависит ни от тебя, ни от меня. Это даже интересно, и почти небольно, правда...
- Приходи еще, приходи хотя бы завтра.
- Если пригласишь завтра, - немного неудобно уходить так быстро, мне на самом деле хочется остаться с тобой сегодня, проспать весь день, проснуться вечером... повторить.
Именно поэтому я должен уходить быстро.
Я накидываю плащ на плечи, тянусь в карман за очками... очки не здесь, а вот этот карман оттягивает куда более весомый предмет. Ты смотришь на меня с некоторым беспокойством:
- Все в порядке?
- Да-да, все в порядке. Теперь гораздо лучше, теперь все понятно...
Ерунда, которую я говорю, уже не имеет никакого значения. Значение имеет только то, что мне непременно захочется сюда вернуться. Это я сейчас понимаю слишком хорошо, сейчас у меня еще нет времени себя обманывать. У тебя тоже нет времени меня переубедить. У тебя не должно остаться времени ни на это, ни на что-нибудь другое.
Потому что мы стоим друг к другу слишком близко. И этот момент подходит как нельзя лучше. Значит, сейчас. Ты успеешь только удивиться, но не сделать шаг назад. Вот так.
Оставаться в том доме после у меня уже нет сил. Все, чем я ограничился - это снял у тебя с руки один из плетеных шнурков. На память, что ли? Память в моем случае только мешает, останавливает, когда нужно идти вперед. Продолжать. Не сдаваться.
Раз так, то ты только приближаешь мой неизбежный конец. Меня поймают. Мы были знакомы. Это было против самых древних правил хищников: не охотиться возле логова, не убивать там, где тебя могут выследить по цепочкам знакомств и случайных свидетелей. Плетеный шнурок просто ускорит события. Сегодня я уйду. Не сейчас, не сейчас. Это потом у меня, может, найдется время на сожаления. А когда уходишь от погони, не остается места ни для каких других мыслей. И это славно. Это потом я, возможно, буду думать, что с "поилкой", бывало, жили месяц, год, два, что может быть...
Буду считать тебя своим несбывшимся чудом.
Одно чудо в моей жизни уже случилось, требовать большего было бы просто непростительной наглостью. Остальное было везением, ловкостью, да и их бы не было, если бы не ты. Если бы ты не научила меня, что мы очень похожи... и что все мы умираем примерно одинаково.
Спасибо. Правда, я буду помнить. Что бывает хотя бы иногда в нашей жизни что-то хорошее, пусть и ненадолго. Что все вы разные. Хотя, думаю, вряд ли я встречу таких, как ты. Большинство из вас лучше понимает отношения охотника и добычи. Впрочем, мы смотрим на это точно так же. Боимся, прячемся, ненавидим... я тоже пошел против этих правил, когда начал охотиться сам вместо того, чтобы прятаться. Пусть ты и стала той самой волшебной палочкой, что наколдует мне конец... пускай даже янтарные пуговицы только с виду кажутся сладкими... и за все хорошее мы расплачиваемся… спасибо.
Пистолет придется выбросить, да и патронов не осталось.
Выползшее из-за тучи мокрое, мутное солнце согревает. На предплечье может шрам остаться - хорошо бы. На память.
18 марта - 11 ноября 2010 года.
Попытка выжать из жанра "вампирская история" нечто оригинальное (угу, автор утопист и мечтатель).
Правила
читать дальшеЯ закрываю глаза и делаю пару вдохов-выдохов через рот. Не помогает - только еще больше голова кружится, запах ладана настырно перекрывает дыхание. Перед глазами колышутся источающие слабое тепло и запах воска огоньки свечечек. Отсвечивает позолота. Со всех сторон, со всех стен смотрят нарисованные глаза святых. Взгляды их укоризненные, или равнодушные, или что я должен увидеть за этим непроницаемым выражением. Мне с этими взглядами не тягаться - я смотрю на чужие сгорбленные спины, на пол с истертым ковром посредине. Я слушаю неразборчиво-протяжное пение и шепот.
Ноги обмякают, хочется прислониться спиной и затылком к колонне. Запаха страха. Страхом пропиталось все здесь, страх смотрит на меня во все глаза, лезет в уши, в нос, вызывает спазм в желудке. Здесь все боятся, боятся всего подряд. Просят, молят уберечь и охранить. И ничего не могут сделать. Беспомощность, страх, ненависть. Но тошнит меня просто оттого, что я уже сутки на ногах и почти ничего не ел. Просто так получилось - перед рассветом оказался около церкви, так почему же не скоротать время?
Не получилось, жаль. Огоньки свечек подмигивают успокаивающе. Если сжать фитиль быстро - ожога не будет, даже боли не будет. Просто потухнет - и все. Совсем не так получится, если будешь слишком долго колебаться и сжимать пальцы. Может, это детский страх. Перед голубым гвоздичным венчиком газовой горелки, язычком зажигалки и угольках тлеющих сигарет. Наливающимся скрытой краснотой жалом паяльника. А сейчас мне напротив хочется хоть какого-то тепла, пусть даже переходящего в ожог, лишь бы прошла эта сырая ломота в костях, этот кислый запах страха. Тяну руку к свече, но останавливаюсь. Только пара капель воска осталась на рукаве.
Как будто я призрак и ни до чего здесь не имею возможности дотронуться. Как будто я оказался в потустороннем мире, и все мои жесты не оказывают никакого влияния на происходящее. Это место скверно действует на меня: появляются мысли о том, что все было напрасным и я, как всегда, ничего не изменю и остается только уповать на то, что кто-то более сильный распорядится моей жизнью по своему усмотрению. Не люблю себя, когда появляются такие мысли.
Скоро служба кончится. Я разворачиваюсь, толкаю тяжелую дверь - на металлической ручке остаются потные отпечатки рук - и выхожу на улицу. Там уже день - теплый, душный и пасмурный. Ночью шел дождь, я вымок и малость измазался, но на наскоро вытертом темном плаще малозаметно. Единственный мой приличный костюм, - думаю я и одеваю темные очки. Глаза в последнее время начали слезиться по утрам. Кости ноют к дождю. Нормально. Это нормально. Зато можно дышать.
+++
Я медленно иду домой. Пешком. Мне нужно подышать свежим воздухом. Сейчас день, и на улицах безлюдно. Может, кто-нибудь выглянет в окно из-за занавески, увидит меня, шагающего посреди проезжей части, скажет: что за псих.
Если сейчас меня собьет машина, кто-нибудь скажет: смотрите, этого психа сбила машина.
Я должен вздыхать и грустить из-за того, что до меня никому нет дела? Вряд ли. Я рад, что никому не до кого в этом городе нет дела и потому мне никто не мешает. Автомобилями уже почти никто не пользуется. Потому мне легко дышится и иду я там, где мне хочется. И могу не оборачиваться, когда слышу сзади нарастающее гудение мотора. Могу начать считать. Десять-девять-восемь-семь...
На счете "пять" слышно взвизгивание шин. Я чувствую волну теплого воздуха, которую машина гонит перед собой. К запаху мокрого асфальта примешивается запах бензина и металла. За мной следуют на самой малой скорости, но очень-очень близко.
Четыре, три.
Мотор взревывает.
Два.
Я сажусь на услужливо подставившийся капот и стараюсь подобрать ноги побыстрее. И говорю:
- Раз.
И оборачиваюсь.
Я знаю, что ты разбила не меньше трех машин - и знаю, что их было больше - пока научилась водить. Я думал, это чтобы водить что-нибудь праворульное, какой-нибудь классический "Мини-Купер". А ты, научившись не палить двигатель, пригнала заполеванный тобой где-то "Форд", тоже, впрочем, антикварный и праворульный. К такому даже зеркал заднего вида не полагалось в комплекте. И он лучится золотисто-апельсинным цветом.
Ты радовалась тому, что у этого динозавра есть хотя бы усилитель руля. Ты смеялась и гордилась этой великолепной допотопиной.
И точно так же беззвучно, через стекло, смеешься сейчас. Я машу тебе рукой и опираюсь спиной о ветровое стекло. Ты не прибавляешь скорости, а даешь по тормозам, чтобы я чуть-чуть не слетел с капота. Беззвучно говоришь: садись.
Конечно. Но не на переднее. Не сегодня. Захлопываю дверь, ложусь на сидение, спустив ноги.
- Куда отвезти? - ты чуть приоборачиваешься, я вижу твой золотисто-пушистый затылок. Я спрашивал, не под цвет ли машины ты перекрасилась. Куда меня отвезти...?
- Пить хочу - заключаю я. - Отвези туда, где можно попить.
- А выпить?
- С утра не выпиваю.
- Тогда ко мне, - ты заключаешь это серьезно. Я прикрываю глаза. К тебе. Ну надо же. Я думал, я тебе друг. Или что-то вроде. Потому что после того как мир, где мы были знакомыми, полетел к чертям, нам остается возможность быть друг для друг чем-то вроде... друзей, например.
- Достань кассету.
Шарю рукой, ты всегда знаешь что где валяется. Между дверцей и сидением и вправду завалилась пленочная кассета без коробки и опознавательных надписей.
- Что это? - ты, не оборачиваясь, протягиваешь руку, пластиковые браслеты на запястье скользят со стуком.
- Без понятия, - я также без понятия, почему ты так любишь полухлам-полуантиквариат. И почему предпочитаешь выглядеть и одеваться как очень ухоженная версия хиппи. Может, потому что все это зверски немодно. Или потому что тебе нравится возиться со старьем и нелеквидом. В последнюю категорию вхожу и я...
...не знаю, что из всего этого получится, не знаю даже что это за кассета. Очень вероятно, что и сама ты этого не знаешь. Вот щелкни "Play", и все прояснится.
Звук гитары сырой и шероховатый, как гранитная ступенька после дождя. Проигрыватель шипит пленкой.
Я укутываюсь плотнее в отсыревший плащ, кладу локоть под голову и закрываю глаза. Слышу, как за мелодией ты в такт похлопываешь ладонью по рулю, выговариваешь незнакомые слова. Очень контрастирует с общей дисгармоничностью звука и мужского резкого голоса записи.
- Что значит? - теперь ты спрашиваешь требовательно: я всегда перевожу тебе с каждого известного мне мертвого языка. Английского, немецкого, немного с испанского.
- "...я бегу от тебя, и снова возвращаюсь... ты берешь меня за руку и я изображаю улыбку, твоя хватка все крепче, но я еще улыбаюсь... стараюсь улыбаться..."
-"...Используешь мое желание и получаешь желаемое..." - подпеваешь ты рефрену.
- Верно-верно.
Под мелькание мокрых ветвей и кусков неба за окном я засыпаю, мне снится что-то, и сквозь сон давит в бок и не дает окончательно отрубиться что-то угловатое. Музыка и ритмы, переводы и смыслы, приглашения и перспективы. Людей все меньше, мир сдивинулся и опустел, все полетело к чертям и кое-кто из нас теперь не становится старше, а кто-то начал очень внимательно следить за лунными циклами. На окнах восьмого этажа - решетки. Серебро продолжает дорожать, хотя какая разница - серебряный кинжал или осиновый кол, если в сердце. А теперь ты пригласила меня к себе домой. Нужно было отказаться, ведь это все испортит, это не может закончиться ничем хорошим. Да ничем хорошим наша дружба с самого начала закончиться не могла. Я просто не знал, что это случится так скоро.
А может я просто слаб и малодушничаю с утра. Может, все будет просто и мило. Хотелось бы. С такими смутными мыслями я чуть не падаю с сидения, когда ты резко тормозишь.
- Приехали! - через распахнутую дверь свежий мокрый воздух. Похоже, скоро опять начнется дождь. Я вылезаю, на ходу расправляя плащ, мне неуклюже и неудобно. А ты снова смеешься, это и вправду смешно - как я моргаю, присматриваюсь к заросшему высоченными сорняками участку, к дому с закрытыми ставнями.
- Хороший дом, - осторожно заключаю я. - Похоже, большой.
- А, ерунда. Внутри неуютно. Заходи, сам увидишь.
- Приглашаешь?
- Конечно!
К дому ведет выложенная кирпичом расплывшаяся дорожка. Семена с сорняков осыпаются мне на рукав, репьи цепляются к штанине, торчащая ветка норовит хлестнуть по лицу. Одна ступенька в склоне, вторая, третья. Если считать с теми, что ведут на веранду - получается тринадцать.
Ты в своих тапочках без каблука идешь за мной бесшумно. Привносишь к запаху мокрой земли и преющих растений запах пачули. В какой-то момент я оборачиваюсь и вижу твое беспокойство, ты всегда очень забавно беспокоишься: поджимаешь уголки рта, пощипываешь себя за мочку уха. Что не так?
- Усталый ты сегодня. И это ты беспокоишься.
- Ерунда. Просто ночью скверно спал. Сыро, дождь. А тебе бы лучше о себе побеспокоиться. Живешь одна, на отшибе...
Этот обмен "дружескими советами" у нас традиционный, необидный и бесплодный, потому что:
- А тебе бы лучше перестать копаться по кладбищам и почаще бывать на солнце.
- Знаешь же, что не могу... - я пожимаю плечами. Ты открываешь дверь, замок поддается со скрипом.
- Тогда заходи.
Я оглядываюсь на запущенный сад, на пасмурное небо - похоже, затянуло на весь день, - и вхожу. Внутри полутьма и пахнет отсыревшими коврами, отслаивающимися обоями, засохшими в горшках растениями. Шторы задернуты, мебель стоит поодиночке и без порядка - стул в центре комнаты, стол в паре шагов от стола, сервировочная тележка норовит выкатиться из угла и зацепиться за плащ.
+++
- Присаживайся, я сейчас буду.
В этом полумраке неудобных вещей и запахов солидного, медленного разложения ты ориентируешься безошибочно. Пожалуй, и вправду хороший дом. Нужно тебе об этом сказать, когда ты вернешься. Что еще сказать? Тут не холодно и не жарко, но плащ я снимаю, вешаю на спинку стула. Потираю натертую дужкой очков переносицу. Останки вежливости, развалины дома, осколки погибшей цивилизации. Напоминание о том цивилизованном существе, каким я был когда-то. В серванте вижу несколько расписанных пышными цветами блюд, поднос. Открываю ящик - так и есть: несколько потемневших от времени вилок, нож с костяной ручкой. Серебро?.. Остатки, осколки, с потолка капает, в углах, на диване - пятна плесени. Да, вот это уже непоправимая неуютность. В одиночку за таким не уследишь, даже если бы ты действительно этого хотела. Но ты больше хочешь жить одна и не так, как принято сейчас. Глупости какие...
Впрочем, я и сам живу один. И мало-помалу опускаюсь. Это не просто неприятно, это опасно. Забыть затереть пятно на плаще, затем забыть отмыть руки, затем забыть... и вот. Стоит видеться с тобой хотя бы ради того, чтобы ты смотрела и задавала разные вопросы. И иногда отвечать на них.
+++
- Тебе нравится?
Ты подходишь очень близко, приподнимаешь волосы так, чтобы я смог разглядеть ожерелье из крупных оплетенных бисером бусин и тонких медно-темных цепочек.
- Два вечера при свечах сидела!..
Бисер глубокого брусничного оттенка, с полупрозрачным отливом. Как чуть засахарившееся варенье:
- Смотрится... вкусно.
- А вот поди поропробуй, - ты усмехаешься и я отвожу глаза. Слишком долго смотреть на шею невежливо - это одно из правил новейшего этикета. Это я еще помню.
- Ну, это вроде тех самых янтарных пуговиц, которые кажутся сладкими.
- А как по-английски "янтарь"? Amber?
- Точно так, - устраиваюсь я на стуле. Сидение широкое, удобное. Раньше умели делать такие солидные вещи, по которым сразу ясно: они настроены пережить как минимум три поколения. По твоим, стуку браслетов, голосу, я отслеживаю твое передвижение по комнате. Глаза снова слипаются, ночь и вправду выдалась беспокойная, и день до нее тоже...
Только бы не эта тишина, она провоцирует. Пусть бы пространство заполнилось хоть чем-нибудь. Даже криминальная хроника по радио, с сухими голосами извещающая об очередной жертве сегодняшней ночью... И то было бы лучше. А мне остается только присвистнуть и вспомнить слишком быстрый ритм, слишком быстрый, чтобы его настучать или намурлыкать. Скорее это что-то уже вроде пульса. Как там было? "Ты кружишь мне голову, пока меня не затошнит", но мы же могли очаровательно жить по разные стороны. Проводить время вместе. Хотя это с самого начала было больше нужно мне, ты это тоже знаешь.
...Ты знаешь толк в моих привычках,
И разбираешься в причинении боли,
Я бегу от тебя, но возвращаюсь снова...
От тебя часто в последнее время пахнет корицей, в багажнике машины я как-то видел пакеты с овощами и мукой. И сейчас призрачные запахи дома отдают выпечкой, призрачной или настоящей... Конечно же, я не единственный твой гость. Конечно же, гостей принято кормить.
По крайней мере это правило вежливости сохранилось неизменным.
- А при чем тут пуговицы, объясни.
- Долгая история. Прочел где-то, давно это было, уже и не помню...
Примерно в то же время я отпустил волосы длиннее и воротник рубашки стал застегивать на все пуговицы. Примерно в то же время, когда ты стала опасу ради часто менять место жительства. Мы оба избегали упоминать об этих обыкновенностях своей жизни. И теперь они к нам возвращаются.
...Голос, голос - вот, собственно, и все. И еще спокойствие, уверенность в том, что ты делаешь. Да, а еще доверие. Куда же мы бы девались, если бы друг другу не доверяли. Да, видишь, какие уродства могут остаться от хвата за шею. Чертовски неприятно, но это было давно. Как-нибудь потом расскажу. Можно сделать все аккуратно. Например, по руке. У меня в кармане плаща есть нож, он острее, чем это столовое серебро, годится. Я закатаю рукав, чтобы не испачкаться. Так?
Ты кивнешь, а я попрошу: "Обними меня". Я сделаю все так, как ты хочешь. Аккуратно, без лишней боли и крови. Будет только небольшой порез, а крови хватит. Откуда знаю? Со времен того шрама на шее прошло достаточно, было время... научиться осмотрительности. Обстоятельности. Спокойствию. Разобраться в себе и том, что мне надо. И что нужно тебе, что тебе действительно это нужно... сначала крови почти нет, а затем она начинает выступать из раны, выглядывать наружу, превращается в живущее своей жизнь существо, в процесс истечения, который делает вид, что не зависит ни от тебя, ни от меня. Это даже интересно, и почти небольно, правда...
- Приходи еще, приходи хотя бы завтра.
- Если пригласишь завтра, - немного неудобно уходить так быстро, мне на самом деле хочется остаться с тобой сегодня, проспать весь день, проснуться вечером... повторить.
Именно поэтому я должен уходить быстро.
Я накидываю плащ на плечи, тянусь в карман за очками... очки не здесь, а вот этот карман оттягивает куда более весомый предмет. Ты смотришь на меня с некоторым беспокойством:
- Все в порядке?
- Да-да, все в порядке. Теперь гораздо лучше, теперь все понятно...
Ерунда, которую я говорю, уже не имеет никакого значения. Значение имеет только то, что мне непременно захочется сюда вернуться. Это я сейчас понимаю слишком хорошо, сейчас у меня еще нет времени себя обманывать. У тебя тоже нет времени меня переубедить. У тебя не должно остаться времени ни на это, ни на что-нибудь другое.
Потому что мы стоим друг к другу слишком близко. И этот момент подходит как нельзя лучше. Значит, сейчас. Ты успеешь только удивиться, но не сделать шаг назад. Вот так.
Оставаться в том доме после у меня уже нет сил. Все, чем я ограничился - это снял у тебя с руки один из плетеных шнурков. На память, что ли? Память в моем случае только мешает, останавливает, когда нужно идти вперед. Продолжать. Не сдаваться.
Раз так, то ты только приближаешь мой неизбежный конец. Меня поймают. Мы были знакомы. Это было против самых древних правил хищников: не охотиться возле логова, не убивать там, где тебя могут выследить по цепочкам знакомств и случайных свидетелей. Плетеный шнурок просто ускорит события. Сегодня я уйду. Не сейчас, не сейчас. Это потом у меня, может, найдется время на сожаления. А когда уходишь от погони, не остается места ни для каких других мыслей. И это славно. Это потом я, возможно, буду думать, что с "поилкой", бывало, жили месяц, год, два, что может быть...
Буду считать тебя своим несбывшимся чудом.
Одно чудо в моей жизни уже случилось, требовать большего было бы просто непростительной наглостью. Остальное было везением, ловкостью, да и их бы не было, если бы не ты. Если бы ты не научила меня, что мы очень похожи... и что все мы умираем примерно одинаково.
Спасибо. Правда, я буду помнить. Что бывает хотя бы иногда в нашей жизни что-то хорошее, пусть и ненадолго. Что все вы разные. Хотя, думаю, вряд ли я встречу таких, как ты. Большинство из вас лучше понимает отношения охотника и добычи. Впрочем, мы смотрим на это точно так же. Боимся, прячемся, ненавидим... я тоже пошел против этих правил, когда начал охотиться сам вместо того, чтобы прятаться. Пусть ты и стала той самой волшебной палочкой, что наколдует мне конец... пускай даже янтарные пуговицы только с виду кажутся сладкими... и за все хорошее мы расплачиваемся… спасибо.
Пистолет придется выбросить, да и патронов не осталось.
Выползшее из-за тучи мокрое, мутное солнце согревает. На предплечье может шрам остаться - хорошо бы. На память.
18 марта - 11 ноября 2010 года.
-
-
11.01.2011 в 12:56Но тошнит меня просто оттого, что— от того, что
Перед голубым гвоздичным венчиком газовой горелки, язычком зажигалки и угольках— перед чем?- уголькаМИ
и угольках тлеющих сигарет— от сигарет пепел остается, уголек остается при сгорании древесины.
А сейчас мне напротив хочется — пунктуация
Я рад, что никому не до кого— ни до кого
Я знаю, что ты разбила не меньше трех машин - и знаю, что их было больше - пока научилась водить— их было не меньше трех, но больше. Почему бы просто не сказать: гораздо больше трех?
Я думал, это чтобы водить что-нибудь праворульное, какой-нибудь классический "Мини-Купер"— чтобы пересесть с одной стороны на другую, надо расколотить столько машин? и к какому количеству сказанное относится: к трем машинам или к тем, что в процессе обучения разбиты?
одеваться как очень ухоженная версия хиппи— это как, просто чисто вымытый хиппи?
мужского резкого голоса записи— у записи нет голоса. вот в записи голос есть.
и тут автор вламывает всю фишечку словами: часть людей не становится старше, другие... в общем, лекантропией страдают.
По твоим, стуку браслетов, голосу, я отслеживаю - не ожидал. мне казалось, что с пунктуацией у автора лучше
хроника по радио, с сухими голосами извещающая - и с языком,казалось, все лучше обстоит. можно вещать сухим голосом, а с сухим- значит чем-то еще... наравне с...
скучно, читать не буду, это как лажа в фильме "я - легенда", просто скучно.
-
-
11.01.2011 в 13:24-
-
12.01.2011 в 12:26мне кажется, второе лицо не слишком уместно.
-
-
12.01.2011 в 12:55Всё. *глубоко дыша*. Приступ паники миновал.
Теперь дилемма: писать ли от 3-его или расслабиться и получать удовольствие от моего типичного 1-ого?
-
-
12.01.2011 в 13:15-
-
12.01.2011 в 14:17-
-
14.01.2011 в 14:40Вердикт: Красиво и интерсно.
У каждого произведения свои читатели. Каждое произведение кому-то скучно, кому-то бред, кому-то интересно. Мне очень понравилось. Люблю хороший стиль. Вкусный и с картинкой. Писать с намёками и образами - это тоже интересно. Не всем понятно, но зачем вам все? Автор пишет индивидуально, а не под толпу.
Вы умеете.
-
-
14.01.2011 в 15:56Как уже говорили мне, я просто увлекаюсь лингвистическими красивостями и смысл текста улетает в трубу.
+++
немного организованного сопротивления.
-
-
14.01.2011 в 17:08-
-
15.01.2011 в 05:38одевают кого-то во что-то (в плащ, в штаны, в очки). Надевают на кого-то или на себя. "Я одел на него кепку" - столь же неправильно, как и "на себя". "Я надел на него кепку".
-
-
15.01.2011 в 10:45Я не филолог. И, увы, в последнее время грамотность, которая была когда-то, сейчас стремится к нулю.
Но это правило помнила чётко, видимо неправильно учили.
-
-
15.01.2011 в 11:00В помощь вам моё одностишие:
«Она была полуодета в солнцезащитные очки»
Кстати, я тоже не филолух. Просто люблю читать и читаю много.
Но вы не огорчайтесь: большинство ваших грамматических замечаний - по делу.
-
-
16.01.2011 в 02:21А я вот в последнее время читала позорно мало. Сказывался убийственный график и дорога до работы пешком. Теперь сменила работу и начала читать. Надеюсь поправить ситуацию с грамотностью. Потому как общение в Интернете свело её на нет.
Заметила, что падонкафский (или как там он пишется) язык ушёл в прошлое. А может я уже там не читаю разговоры. Оставил сильный след и сомнения в написании слов.
Ладно, это уже офф-топик. Не буду больше флудить.