Yesterday was dramatic - today is ok
Вот этот рассказ выкладываю со странным волнением...
Еще бы! Какая невероятная ответственность. Я это не придумала. Это случилось само по себе -- и почему-то со мной. Хотя я же не Менделеев и даже не Макс Фрай, чтобы видеть такие сны...
Остановить рай.
читать дальше -- Все, я в метро. Вы куда?
Аэлин привычным жестом тряхнула головой, отбрасывая с глаз волосы.
-- Я тоже, -- Дэйван протянул руку Конеру. - Ты же на автобус, да?
Тот кивнул.
Аэлин чмокнула Конера в щеку:
-- Ладно, тогда. Удачи. Звони если что!
-- Да, хорошо. Удачи.
Девушка еще секунду посмотрела в след уходящему Конеру. Через пару шагов он обернулся и помахал рукой.
Дэйван тронул ее за плечо:
-- Идешь?
Аэлин вздрогнула. Вот сколько времени прошло, а до сих пор вздрагивает... Ну да ладно. Пройдет однажды.
-- Я и не знала, что здесь есть вход в метро.
Дэйван улыбнулся.
-- Меня всегда в тебе поражало это! Синдром жителей столицы и особенно центра! Вы совершенно не ориентируетесь в городе.
Аэлин приподняла бровь и уже хотела многозначительно протянуть "Ну-ну", как вдруг...
Аэлин остановилась, словно натолкнулась на тонкую, но прочную перепонку. Гибкая, но холодная до ужаса, она заставляла вздрогнуть, пугала ощущением неизвестности, но притягивала неуловимым обещанием чего-то такого...
Девушка тряхнула головой.
-- Эй, ты чего? - Дэйван успел обогнать ее на несколько шагов.- Что-то не так?
Аэлин смотрела на него, и ей все настойчиво казалось, что что-то есть между ними. Что это что-то, что она только что почувствовала, что-то, отчего так странно сжалось сердце, одновременно от страха и предвкушения... Что-то... что-то, чего он не видит.
-- Аэлин! Что с тобой?
Девушка словно очнулась. Вход в метро выглядел совершенно обычным. Дэйван, такой же, как всегда, стоял в двух метрах впереди, вопросительно и с легким беспокойством смотрел на нее. Мир вокруг был все тем же пасмурным июньским, совершенно обычным миром.
-- Ээ... прости. Прости, мне, наверное, надо чуть больше спать. Устала. Начинается мерещиться всякая дрянь.
Он посмотрел на нее так, как умел смотреть только он. Беспокойство и страх, завернутые во внешнее безразличие, жизнерадостное такое безразличие. Именно так он смотрел на нее всегда, когда она болела. Раньше. Чуть раньше. На вечность раньше. Аэлин невольно улыбнулось. Чуть более грустно, чем следовало бы. Дэйван отвел взгляд.
-- Правда, все хорошо, Дэй. Я же говорю, просто устала.
Теперь его очередь вздрагивать. Нельзя так, Аэлин. А если он так же...
-- Ну смотри, Ли.
Один-один. Чудненько. Аэлин привыкла уже. Привыкла не реагировать на слова - в конце концов это просто слова. Столько времени прошло... Чего уж теперь. Хотя, надо признаться, иногда так хочется... Хочется подойти, обнять его и никогда не отпустить больше, хочется говорить, что плевать на все разумные доводы, что все будет хорошо, что...
-- Так ты идешь, Лин?
Такой простой вопрос. Такой простой вопрос. Да что с тобой сегодня! Это ведь так просто. Сделай шаг. Все один шаг. И все будет... Аэлин снова накрыло то же ощущение холодного, приторного предвкушения рая.
-- Да, да.
Она шагнула вперед. Тонкая стенка неприятно обняла ее всю целиком, прикасаясь к голой коже сладким обещанием.
Дэйван пошел дальше. Дэйван спускается в метро.
"Где я? Что это за место? Что... что происходит?"
Мир вокруг резко изменился. Изменился так, что хотелось громко смеяться. Люди. Турникеты. Кассы. Тетя-контролер. Все как всегда. Только какое-то замедленное, расплывчатое и ярко-желтое. Будто на глаза активировали желтый фильтр. И воздух... Такой плотный, мягкий.
Разве может быть что-то плохое здесь? Хочется смеяться, хочется громко смеяться, петь, летать. Летать? Аэлин подпрыгивает. Плотный мягкий воздух не хочет ее пропускать, но потом... держит!
"Я... я могу летать?"
Вместо мыслей в висках стучит счастье. Она вдыхает воздух, который, кажется, собрал все запахи, которые Аэлин ассоциирует со счастьем. Причем не смешивая, а так, что она четко чувствует каждый из составляющих.
Детское... Мама. Запах мамы и дома.
Запах моря и хвои, запах булочек, запах мандаринов и горячего шоколада, запах весеннего ветра и летней ночи, запах только что купленной книги, запах соли в воздухе, запах скорости, запах опасности, запах высоты. Запах Дэйвана.
"Дэйван!!!"
Он должен быть где-то тут, они же зашли вместе... Аэлин словно в дымке видит его спину за чередой турникетов.
--Дэйван!- она пытается крикнуть, но слова вязнут в слишком густом воздухе.
--Дэйван! - хочет позвать она. -Дэйван, ты видишь? Ты чувствуешь? Ты... Ты ... Дэйван! Подожди.
Все эти слова медленно, слишком медленно выплывают изо рта оранжевым облачком и медленно-медленно плывут к потолку. Аэлин бежит к турникету. Воздух не мешает ей, нет. Она бежит, легкая, свободная, она летит...
Люди вокруг словно плохо прорисованные мультяшки. Заштрихованные пятна пространства.
Перелетает турникет. Какая разница? Дэйван!
Аэлин смотрит на свои ладони. Она держит что-то в руках. Что это? Что это? Это... Это само солнце, само счастье. Светится и переливается, пахнет счастьем, солнцем и еще чем-то неуловимым.. Холодильником? Глупости, счастье не может так пахнуть. А это точно, это наверняка счастье!
Аэлин разглядывает неожиданный подарок. Аэлин продолжает идти-лететь.
Бум! Это она столкнулась с заштрихованным пятном-человеком. Аэлин смеется. Аэлин сквозь смех:
--Простите!
Как можно на кого-то обижаться, когда у тебя в руках счастье?
Дэйван!
Аэлин только сейчас замечает, что идет не в ту сторону. Что ее поезд уже стоит на станции.
Дэйван! Надо ему показать.
Вон же он в первом вагоне, машет, зовет с собой.
Медленные, словно специально растянутые "Ассссссцяяяяяярожжжжжжнааааа, дззззззьверы зачыняюццццццца..."
Аэлин смеется. Аэлин бежит к двери. Дэйван улыбается ей, торопит. Глупый! Посмотри, что у меня есть? Как можно куда-нибудь опоздать, когда у тебя в руках само солнце, когда у тебя в руках само счастье?
Аэлин бежит, вытягивая руки перед собой.
"Посмотри! Посмотри, что у меня есть!"-- задыхаясь от детского, такого искреннего, невероятного восторга. "Посмотри!" Дэйван ловит ее за руку, втягивает в вагон. Следом с шумом закрываются двери.
Вагон полон, но в нем совершенно не душно, не шумно, не тесно. Аэлин тяжело дышит от бега и смеха.
Аэлин поднимает на него полные восторга глаза. "Посмотри! Посмотри, у меня есть счас..."
Конец фразы тонет в его глазах. Аэлин захлебывается в этом море золота. Неужели у него всегда были такие глаза? Аэлин вдруг становится нечем дышать. Ей становится мучительно неловко. Так хочется просто... Аэлин пытается вынырнуть из его глаз. Взгляд невольно падает на губы.
Боже... Аэлин краснеет. Ей кажется, что она краснеет. Покраснела бы, если бы это было где-то в другом месте, если бы только что в руках не держала само счастье...И чувство какого-то невыносимого бессилия. И только "Поцелуй меня!"
Дэйван чуть наклоняется. Сначала поцелуй выходит таким неуверенным, трогательно нежным, словно он пытается вспомнить, каково это.
Аэлин не думает... не думает ни о чем. Ее мир сейчас-не вагон метро. Ее мир сейчас-вот эти губы. Поцелуй становится крепче.
Губы настойчивее.
И им нет сил сопротивляться.
Боже...
Как я по тебе скучала...
Аэлин цепляется за его руки. Подушечками пальцев по коже, по щекам, по мягким волосам...
Подушечками пальцев по ресницам.
Ты настоящий.
Воздуха не хватает, невозможно дышать.
А он целует, целует, и нет сил, совершенно нет сил сопротивляться. Нет сил задавать вопросы. Да и кому они нужны сейчас? Какая разница,... какая разница.
Аэлин на секунду открывает глаза. Аэлин вспоминает, что это метро.
Аэлин хочет сказать "Перестань".
Люди. Кругом люди. Люди?
Аэлин пытается сфокусировать взгляд. Трудно. Господи, да что же ты делаешь...
Люди.
Все вокруг словно в белой дымке. Аэлин не слышит ни шума метро, ни других людей. Ничего. Аэлин не знает, сколько они едут. Аэлин не знает, были ли остановки. Аэлин...
Он чуть прикусывает мочку уха. Мир тает, белесая дымка становится плотнее.
Господи...
Подожди. Тут же люди. Подожди.
Аэлин не говорит этого. Аэлин ничего не говорит. Вместо -- тихий-тихий стон.
--Я...
Он накрывает губы своими. Молчи. Она понимает. Надо молчать. Руки безвольно падают вдоль тела. Только поцелуй. Только губы. Только его вкус, только его запах...
Он прикасается пальцем к щеке.
Кожу словно обжигает, в том месте, где соприкоснулись кожи разливается пожар.
Не надо. Пожалуйста...
Аэлин силится сфокусировать взгляд. Вокруг только карусель из цветовых пятен - засилье желтого, разных оттенков желтого.
"Люди..." Слабая такая, но все же попытка сопротивляться. Она не может остановиться.
Она не может остановить его руки, губы...
Она не может остановить свои руки, губы, каждую клетку тела...
Она не может позволить...
"Аэлин, ну как ты не видишь... Им все равно. Им все равно, этим людям. Каждый из них в своем мире. В своем персональном раю..."
Тихий, безликий шепот в самой глубине мыслей. Перед глазами на долю секунды возникают пары людей - каждый в своем белом куполе. От людей веет жаром и счастьем. Люди любят друг друга. Искренне, самоотверженно. Ни одной нотки фальши, ни одной капли цинизма или расчета - люди любят. Как в последний раз. В своем персональном раю.
Доли секунды - и Аэлин снова не видит ничего кроме белесой дымки и причудливого танца желтых пятен. "Им все равно..."
Аэлин отпускает себя. Аэлин не сопротивляется. Отпускает реальность вместе с ее вопросами. Остается только он, его губы, руки, кожа, запах. Огненные дорожки, которые он оставляет на коже, прикасаясь к ней. Острое, почти болезненное счастье. Аэлин больше не сопротивляется. Он прикасается, прижигает кожу ладонями. Аэлин впивается ногтями ему в плечо. Дэйван чуть вздрагивает. Но только сильнее прижимает ее к себе. Только чуть больше силы становится во всех движениях. Чуть сильнее спирает дыхание - и кажется что вот-вот задохнешься. Что вот-вот сойдешь с ума, потому что больше невыносимо, потому что так невозможно и хочется убежать, но только сильнее впиваешься губами в его губы, и хочется поскорее сойти с ума, чтобы так было всегда и чтобы так никогда больше не было. И хочется...А дальше слова заканчивают. Остается только бесконечное море тепла, счастья, солнца, страсти, любви. Сумасшедшая смесь, пронзительная, невероятная. Только тень мысли, что это закончится, заставляет забыть, что сил совсем нет. Заставляет любить его. Как в последний раз.
".. канцавая. Поезд далей не ідзе, калі ласка, пакіньце вагоны".
Что? Что это было? Аэлин открывает глаза. Люди выходят из вагона. Люди не разговаривают - выходят молча.
-- Дэйван!
Он идет в толпе. Среди них всех, какой-то безликий, словно во сне.
-- Дэйван! -- ее слова отскакивают от стенок вагона, от одежды людей, от их кожи, волос, глаз.
-- Дэйван... -- обреченно. Слова возвращаются. Слова сами заползают обратно в горло. Молчать.
Аэлин встает. Аэлин так же молча выходит из вагона. Очертания станции слегка размыты, полные каких-то непонятных пятен - быть может, людей? И только люди, которые вышли из вагона Аэлин, видны отчетливо. Сонные, пустые глаза... На лице улыбка легкого, тихого блаженства. Аэлин заливается краской. Аэлин вспомнила. Невольно вздрагивает. Боже...
Идет, усиленно стараясь отогнать вспышки воспоминаний. Становится тяжело дышать. Вот она, вслед за людьми подходит к турникетам. За стеклянными дверями переливается тонкая перепонка. Наверняка холодная, чуть пугающая наощупь. Аэлин идет. Дэйван!
Он где-то впереди... вокруг люди, люди, которые движутся в одном, непонятно кем диктуемом ритме. Ритме твердом, как сталь. Ритме, который нельзя, невозможно сломать.
Аэлин идет, Аэлин толкает идущих рядом... Им безразлично.
Стеклянные двери. Первая. Вторая. Перепонка.
Ощущение, словно ты ныряешь в ледяную воду. Дыхание срывается. Аэлин начинает кашлять.
-- Девушка, вам плохо?
Аэлин поднимает на спрашивающего безумный взгляд, продолжая кашлять.
Плохо? Нет, ей не плохо. Ей...
-- Дэйван!
Аэлин поворачивается, давясь кашлем, бежит туда, где мелькнула его спина.
-- Дэйван!
Перепрыгивая через три ступеньки, Аэлин выбегает из перехода:
-- Дэйван!
-- Не зовите его. Он не слышит.
Аэлин резко поворачивается. Ветер треплет волосы, бросает их на глаза, мешает рассмотреть говорящего.
-- Что?
-- Он не слышит.
Аэлин отбрасывает волосы с лица. Говорящий - совсем старик. От сидит на скамейке, метрах в десяти от выхода из метро. Аэлин удивляется, как это она его слышит - старик ведь говорит совершенно спокойным голосом. Рядом шумят машины, автобусы, куда-то спешат люди, хмурые, без тени счастья на лице. Почему-то Аэлин этому рада.
-- Кто вы?
Она медленно спускается с лестницы на асфальт, идет к нему. Светит солнце.
Старик хмыкает.
-- Как тебе это поможет? Зачем тебе знать мое имя?
Аэлин теряется. Имя...
-- Быть может, чтобы вам доверять?
Старик чуть щурится. Добрый такой с виду, эдакий старик Хоттабыч, только одетый обычно. Только что-то пугает в нем. Глаза. Темные, как горные озера глаза. Или как шахты метро.
-- А ты умная девочка. Теперь я понимаю, почему ты видишь.
Аэлин закрывает глаза. Вдох-выдох.
-- Вы говорите загадками. Почему?
Старик ухмыляется.
-- Почему? Я просто говорю то, что думаю. Кажется, вы называете это правдой. Я говорю ее как умею. Штука в том, чтобы понять. Чтобы услышать.
Аэлин склоняет голову. Аэлин понимает.
Старик достает трубку, заглядывает в нее темным глазом, затем набивает табаком, раскуривает.
-- Почему же ты молчишь, девочка? Почему не задаешь вопросов?
Аэлин подтягивает ноги на скамейку, неловко пристраивает кеды так, чтобы они упирались в зазор между досточками, обнимает руками колени. Так она выглядит совсем беззащитной.
Старик улыбается - на этот раз улыбка искренняя. Добрая.
-- Да, ты и правда умная девочка. Ты и правда видящая. Теперь я понимаю, почему Он принял тебя. И почему не смог до конца обмануть.
Аэлин чуть сильнее обхватывает колени. Она не станет спрашивать. Зачем? Старик итак понимает, что ей ни черта не говорят его общие фразы. Он итак скажет ровно столько, сколько захочет.
Он говорит так, что пфытаться понять разумом бесполезно. Надо пытаться почувствовать. Увидеть. А глаза не умеют говорить.
Аэлин откидывает голову, смотрит на небо. Вдыхает и выдыхает. Просто так. Просто чтобы чем-то заняться.
Когда она снова смотрит вокруг, то города уже нет. Только лес в отдалении и железная дорога. Они все также сидят на скамейке. Только теперь это не скамейка в парке, а скамейка на небольшой провинциальной станции, из тех, где электрички останавливаются через одну.
-- Ну надо же, девочка! Ты откуда такая взялась? Мне понадобилось тридцать лет, чтобы попасть сюда.
Аэлин вздрагивает. Тридцать лет? Что он хочет...
Аэлин встает со скамейки. Подходит прямо к путям, смотрит не серые камни, которыми засыпано пространство вокруг рельс и между шпалами.
Потом поворачивается к старику, который все так же пыхтит трубкой:
-- Расскажите мне. Пожалуйста.
В ее голосе нет мольбы. Это просьба на грани приказа. Но все же просьба.
Старик улыбается.
-- Ладно, девочка. Что ты хочешь знать?
Аэлин начинает краснеть, отворачивается.
-- Что это было? Что это такое?
-- Ух, девочка, -- в голосе явно чувствуется смешок,-- какие ты задаешь вопросы! Как ты хочешь, чтобы я ответил? Тебе нужны имена? Так их множество - и ни одно не подходит.
-- Расскажите так, чтобы я поняла.
Аэлин садится спиной к старику, свесив ноги так, чтобы доставать да камней.
-- Я не хочу знать, откуда это взялось. Я не хочу знать, почему. Расскажите мне просто, что это. Расскажите, как работает.
За спиной раздается сухой старческий кашель-смех.
-- Ну что ж. Я попробую. Хотя все не так просто, как тебе кажется, девочка. Искривление реальности, полоса, где грань между этим миром и чем-то другим тоньше, чем где бы то ни было. Иногда мне кажется, что этот вагон - это способ высших сил попросить прощения за все те гадости, которые от них терпят люди.
-- Попросить прощения?
-- Да, девочка. В этот вагон попадают те, кто любит. Но по каким-то причинам эта любовь неугодна Им.
-- Им?
-- Богу, небу, судьбе.... Как это назвать? Пусть будет просто неугодна. Эта любовь противоречит плану, составленному где-то задолго до тебя.
Аэлин пинает кедом камень. Больно.
-- Предположим.
-- И этот вагон - способ установить баланс. Настоящей любви в мире не так много. И мир не так силен, чтобы выдержать боль, которой чревата ее потеря. Люди любят друг друга. От станции до конечной. Раз в месяц, раз в две недели, каждый день... Просто, когда им становится совсем невмоготу, вагон открывает перед ними дверь. Вагон дает им счастье. Полное, безграничное, беззаветное... А потом они просто идут дальше по жизни. Многие из этих людей, что встречаются там, в вагоне, даже не знакомы друг с другом. Те, кого судьба развела в разные стороны до того, как они успели встретиться. Большинство из них никогда не встретятся. Только иногда будут рассказывать подругам-друзьям о странных снах. Или не будут. Потому что это не совсем то, чем хочется делиться или хвастаться.
Аэлин снова покраснела. Она была готова поклясться, что старик это специально.
--Но я... Я.. мы ведь были знакомы. Мы ведь встречались когда-то. Когда-то давно. Так давно, что даже странно вспомнить. Мы же не...
Аэлин поняла, что договорить не может. Слишком ярко, со всей очевидностью поняла, что мы же да. Что соврать сейчас не сможет - даже себе.
-- Как же так...
-- Ну, девочка, на этот вопрос я ответа не знаю. Прости. Это ты уж как-нибудь сама.
Аэлин повернулась к старику вполоборота.
-- А вы, вы кто?
-- Я? - старик снова попыхивает трубкой. - Я смотритель вагона. Когда-то, много лет назад я тоже ездил в нем. А потом... Потом она умерла. А меня оставили присматривать, чтобы все было хорошо.
Аэлин задумалась.
-- А знаю, девочка, что ты хочешь спросить. Нет, они не помнят. Честно говоря, ты первая, кто говорит мне, что вы знакомы в обычной жизни. Ты первая, кто вообще может со мной поговорить за долгое-долгое время. Я уже и не припомню, сколько прошло. Наверное, с того самого дня, как предыдущий смотритель ушел, я так ни с кем и не разговаривал.
-- И...
-- Нет, мне не грустно, если ты об этом. Я просто знаю, что так надо. Что кто-то должен... Нет, мне не одиноко. У меня есть свои радости.
Старик подмигнул ей так, что Аэлин снова покраснела.
-- И что делать? Что мне теперь делать?
-- Ничего, девочка, ничего.
-- Как? Как...А если я...
-- Девочка, он ничего не помнит. Раз уж ты попала в вагон, раз уж вы попали в вагон... Не хочется тебя пугать, девочка. Но значит, прости за банальность, не судьба. Понимаешь? Значит, что не будет у вас долгой и счастливой жизни с кучей детишек, понимаешь? Даже просто жизни у ВАС не будет.
-- Стойте, подождите. Но я видела. Я же видела это все, желтая станция, мультяшные люди... Я же помню. Я же помню! Неужели он не вспомнит? Это же... Это же противоречит чему-то. Я же видела, запомнила. Видела перепонку. Я думала...Я же помню, как держала в руках солнце-счастье...
Аэлин поперхнулась на полуслове. На лице старичка больше не было улыбки. Не было доброжелательности. Был страх. Аэлин встала, хотела подойти, спросить, помочь...
Старик отшатнулся. Аэлин остановилась.
-- Ты сама зашла... Ты САМА смогла зайти в вагон. Кто ты, девочка? Кто ты, скажи мне, девочка?
Аэлин почувствовала, как где-то в глубине поднимается тяжелая, металлическая волна страха.
-- Я ... я не знаю. Я ничего не хотела такого! Я вообще ничего не хотела! Я... я... -- из глаз Аэлин ручьем хлынули слезы. - Я просто хочу, чтобы все было как раньше. Чтобы... Просто чтобы ничего не было. Нет, я хочу чтобы было. Было, но в настоящем мире. Не в каком-то там чертовом вагоне. Мне плевать, Боги, небо или судьба правят. МНЕ ПЛЕВАТЬ! Раз я сама зашла, значит, я не попадаю под правила. Значит, у меня будут свои правила!
Старичок поднялся со скамейки, вытряхнул трубку и как-то черство, холодно сказал:
-- Я не знаю, что ты сделала. И, честно говоря, не хочу знать. Я не хочу впутываться в твои разборки с Ним.
-- Ним?
-- Так я называю то, что ты любезно окрестила Боги-небо-судьба. Так вот, я не хочу в это впутываться. Я просто должен следить, чтобы все было в порядке. Я просто должен тебе сказать, что те, кто встречается в вагоне, не могут жить в обычном мире. По крайней мере вместе.
Аэлин вскочила на ноги. Слезы из глаз лились ручьем.
-- МНЕ ПЛЕВАТЬ! Слышишь, ты, смотритель хренов? Мне плевать! Я зашла в этот вагон, значит, я из него и выйду, черт возьми.
Старик начал таять в воздухе. На лице его теперь было написана тень сожаления.
-- Запомни девочка, лучшее, что ты можешь сделать - это ездить с ним от станции до конечной. Понимаешь? Лучшее. Не стоит злить то, о чем ничего не знаешь.
Аэлин хотела продолжить кричать, но вдруг поняла, что стоит посередине улицы на конечной метро. Вокруг - город, множество машин и людей.
Аэлин выдохнула.
"Телефон! Позвонить! Такого не бывает!"
-- Даров.
По тому, как он это сказал, Аэлин поняла: не помнит. Он не помнит.
-- Эй, чего ты молчишь? Что-то случилось?
-- Дэйван, ты занят сегодня вечером?
Аэлин спустилась в метро. Спустилась в метро назло себе и миру. Потому что ее так не запугаешь. Потому что она не собирается подчиняться чертовым правилам, которые с ней не согласовали.
-- Привет!
Аэлин подняла голову от книжки. Он чмокнул ее в щеку. Аэлин вздрогнула.
-- Привет.
-- С чего это вдруг такое неожиданное предложение?
Аэлин спрыгнула с ограждения, засовывая книжку и плеер в сумку.
-- Ну... просто так. Грустно стало как-то. Подумала: почему бы и нет?
Нескладно вы врете, девушка. Ой, нескладно.
-- Давно толком с тобой не виделись, решила вот узнать, как ты.
-- Да как тебе сказать...
Два с половиной часа разговора ни о чем. Два с половиной часа. С каждым словом Аэлин все острее осознавала: он не помнит. Два с половиной часа не знала, что сказать.
Он провожает ее домой. Просто так. Почему бы и нет? Аэлин повернулась к нему уже возле самого подъезда.
-- Вообщем... спасибо тебе. Развеялась.
Дэйван наклонился к ней. Наклонился и поцеловал. Не так, как можно было бы поцеловать на прощание каждую третью знакомую.
Аэлин отступила. Что-то было в этом поцелуе... Горечь, легкая горечь. Обреченность. Безнадежность.
Он смотрел на нее, слегка ошарашенный собственным поступком. Он ждал, что она скажет.
Она молча открыла дверь в подъезд. Но не вошла. Вернулась к нему. Заглянула в самые глаза.
-- Давай покатаемся на метро, Дэйван.
Если вы спросите, сколько прошло времени, Аэлин вам вряд ли ответит. Месяц? Два? Неделя? Быть может, полгода. Или даже год. Какая разница? Она жила сама по себе. Своей жизнью. Она звонила Дэйвану - иногда. Просто чтобы узнать, как у него дела. Или чтобы покататься на метро.
Несколько раз мельком видела старика, но тот больше с ней не заговаривал. Да Аэлин не очень-то об этом и жалела.
Как мантру каждый вечер она повторяла себе "Я придумаю. Я что-нибудь придумаю. Завтра."
Как будто заклинание, твердила "Завтра. Завтра. Завтра..."
Дэйван позвонил около десяти утра. "Погуляем?"
Аэлин кивнула. Плевать, что по телефону не видно.
Он был какой-то нервный, словно бы порывался что-то сказать, но в последний момент раздумывал. Аэлин обкусывала глазурь с "Каштана", Дэйван нервно теребил обертку не раскрытого еще мороженого. И вдруг...
-- Я уезжаю.
Что? Что ты сказал? Дэйван, не смей...
-- Когда?
Дэйван, наконец, открыл мороженое и одним махом откусил сразу треть.
-- В конце сентября. Не знаю, почему, но я подумал, что должен тебе сказать. И не знаю, почему у меня такое странное ощущение...
Аэлин слегка передернула плечами.
-- Спасибо.
Дэйван посмотрел на нее. Так странно, так ярко...как будто у него за спиной сейчас двери вагона метро. Как будто...
Аэлин застыла. Ветер бросил волосы ей на глаза. Пальцы... его пальцы поправляют прядь. Он наклоняется. Поцелуй. Глубокий и немного робкий, словно он забыл, как это делается. Как тогда, как в той самой первой их поездке в метро.
У него звонит телефон. У нее звонит телефон.
Аэлин смотрит на него.
Дэйван смотрит на нее.
Почти неслышно:
-- Прости, я не должен был.
И одновременно в разные телефоны:
-- Алло.
Аэлин вошла в вагон метро на той самой станции, о существовании которой еще недавно не знала. Одна. В ушах плеер. Прикрыть глаза, отгонять от себя навязчивые воспоминания, отгонять дрожь в коленках, сладкий запах и глаза цвета золота. Это должно прекратиться. Этот чертов вагон... Так нельзя. Это неправильно. Сколько он так ездит? Сколько судеб? Сколько никогда не встречавшихся? Ей плевать, что это такое на самом деле. Ей плевать, что компенсируют высшие силы эти раем на земле, это жалкой подачкой вместо настоящей жизни. Ей все равно, что будет потом. Но это должно прекратиться. Она смогла зайти в вагон сама. Значит, она сможет его остановить.
Аэлин приехала на конечную метро.
Аэлин подошла к той самой скамейке, на которой сидел старичок с трубкой.
Аэлин запрокинула голову, прикрыла глаза... Вдох-выдох. Вдох-выдох. 'Должно получиться... золото... воздух цвета золота... густой воздух...У каждого свой рай'. Аэлин открыла глаза. Провинциальная станция, на которой едва ли останавливаются электрички. Сколько раз она приходила на ту скамейку. Сидела там, смотрела на город и небо. Но никогда не попадала сюда. Быть может, потому, что не знала, чего хочет от этого места. А теперь знает.
Аэлин медленно, очень медленно встала. Подошла к краю платформы. Снова большие серые камни. Камни. Как на всех железнодорожных путях. Аэлин спрыгнула на рельсы. Пнула один камушек. Другой, третий...
Шла по рельсам, пиная камушки. Вдалеке раздался шум поезда. Он все нарастал, нарастал... Вот уже спину обдувают потоки ветра.
Аэлин сделала глубокий вдох.
Зажмурилась и обернулась.
Еще бы! Какая невероятная ответственность. Я это не придумала. Это случилось само по себе -- и почему-то со мной. Хотя я же не Менделеев и даже не Макс Фрай, чтобы видеть такие сны...
Остановить рай.
читать дальше -- Все, я в метро. Вы куда?
Аэлин привычным жестом тряхнула головой, отбрасывая с глаз волосы.
-- Я тоже, -- Дэйван протянул руку Конеру. - Ты же на автобус, да?
Тот кивнул.
Аэлин чмокнула Конера в щеку:
-- Ладно, тогда. Удачи. Звони если что!
-- Да, хорошо. Удачи.
Девушка еще секунду посмотрела в след уходящему Конеру. Через пару шагов он обернулся и помахал рукой.
Дэйван тронул ее за плечо:
-- Идешь?
Аэлин вздрогнула. Вот сколько времени прошло, а до сих пор вздрагивает... Ну да ладно. Пройдет однажды.
-- Я и не знала, что здесь есть вход в метро.
Дэйван улыбнулся.
-- Меня всегда в тебе поражало это! Синдром жителей столицы и особенно центра! Вы совершенно не ориентируетесь в городе.
Аэлин приподняла бровь и уже хотела многозначительно протянуть "Ну-ну", как вдруг...
Аэлин остановилась, словно натолкнулась на тонкую, но прочную перепонку. Гибкая, но холодная до ужаса, она заставляла вздрогнуть, пугала ощущением неизвестности, но притягивала неуловимым обещанием чего-то такого...
Девушка тряхнула головой.
-- Эй, ты чего? - Дэйван успел обогнать ее на несколько шагов.- Что-то не так?
Аэлин смотрела на него, и ей все настойчиво казалось, что что-то есть между ними. Что это что-то, что она только что почувствовала, что-то, отчего так странно сжалось сердце, одновременно от страха и предвкушения... Что-то... что-то, чего он не видит.
-- Аэлин! Что с тобой?
Девушка словно очнулась. Вход в метро выглядел совершенно обычным. Дэйван, такой же, как всегда, стоял в двух метрах впереди, вопросительно и с легким беспокойством смотрел на нее. Мир вокруг был все тем же пасмурным июньским, совершенно обычным миром.
-- Ээ... прости. Прости, мне, наверное, надо чуть больше спать. Устала. Начинается мерещиться всякая дрянь.
Он посмотрел на нее так, как умел смотреть только он. Беспокойство и страх, завернутые во внешнее безразличие, жизнерадостное такое безразличие. Именно так он смотрел на нее всегда, когда она болела. Раньше. Чуть раньше. На вечность раньше. Аэлин невольно улыбнулось. Чуть более грустно, чем следовало бы. Дэйван отвел взгляд.
-- Правда, все хорошо, Дэй. Я же говорю, просто устала.
Теперь его очередь вздрагивать. Нельзя так, Аэлин. А если он так же...
-- Ну смотри, Ли.
Один-один. Чудненько. Аэлин привыкла уже. Привыкла не реагировать на слова - в конце концов это просто слова. Столько времени прошло... Чего уж теперь. Хотя, надо признаться, иногда так хочется... Хочется подойти, обнять его и никогда не отпустить больше, хочется говорить, что плевать на все разумные доводы, что все будет хорошо, что...
-- Так ты идешь, Лин?
Такой простой вопрос. Такой простой вопрос. Да что с тобой сегодня! Это ведь так просто. Сделай шаг. Все один шаг. И все будет... Аэлин снова накрыло то же ощущение холодного, приторного предвкушения рая.
-- Да, да.
Она шагнула вперед. Тонкая стенка неприятно обняла ее всю целиком, прикасаясь к голой коже сладким обещанием.
Дэйван пошел дальше. Дэйван спускается в метро.
"Где я? Что это за место? Что... что происходит?"
Мир вокруг резко изменился. Изменился так, что хотелось громко смеяться. Люди. Турникеты. Кассы. Тетя-контролер. Все как всегда. Только какое-то замедленное, расплывчатое и ярко-желтое. Будто на глаза активировали желтый фильтр. И воздух... Такой плотный, мягкий.
Разве может быть что-то плохое здесь? Хочется смеяться, хочется громко смеяться, петь, летать. Летать? Аэлин подпрыгивает. Плотный мягкий воздух не хочет ее пропускать, но потом... держит!
"Я... я могу летать?"
Вместо мыслей в висках стучит счастье. Она вдыхает воздух, который, кажется, собрал все запахи, которые Аэлин ассоциирует со счастьем. Причем не смешивая, а так, что она четко чувствует каждый из составляющих.
Детское... Мама. Запах мамы и дома.
Запах моря и хвои, запах булочек, запах мандаринов и горячего шоколада, запах весеннего ветра и летней ночи, запах только что купленной книги, запах соли в воздухе, запах скорости, запах опасности, запах высоты. Запах Дэйвана.
"Дэйван!!!"
Он должен быть где-то тут, они же зашли вместе... Аэлин словно в дымке видит его спину за чередой турникетов.
--Дэйван!- она пытается крикнуть, но слова вязнут в слишком густом воздухе.
--Дэйван! - хочет позвать она. -Дэйван, ты видишь? Ты чувствуешь? Ты... Ты ... Дэйван! Подожди.
Все эти слова медленно, слишком медленно выплывают изо рта оранжевым облачком и медленно-медленно плывут к потолку. Аэлин бежит к турникету. Воздух не мешает ей, нет. Она бежит, легкая, свободная, она летит...
Люди вокруг словно плохо прорисованные мультяшки. Заштрихованные пятна пространства.
Перелетает турникет. Какая разница? Дэйван!
Аэлин смотрит на свои ладони. Она держит что-то в руках. Что это? Что это? Это... Это само солнце, само счастье. Светится и переливается, пахнет счастьем, солнцем и еще чем-то неуловимым.. Холодильником? Глупости, счастье не может так пахнуть. А это точно, это наверняка счастье!
Аэлин разглядывает неожиданный подарок. Аэлин продолжает идти-лететь.
Бум! Это она столкнулась с заштрихованным пятном-человеком. Аэлин смеется. Аэлин сквозь смех:
--Простите!
Как можно на кого-то обижаться, когда у тебя в руках счастье?
Дэйван!
Аэлин только сейчас замечает, что идет не в ту сторону. Что ее поезд уже стоит на станции.
Дэйван! Надо ему показать.
Вон же он в первом вагоне, машет, зовет с собой.
Медленные, словно специально растянутые "Ассссссцяяяяяярожжжжжжнааааа, дззззззьверы зачыняюццццццца..."
Аэлин смеется. Аэлин бежит к двери. Дэйван улыбается ей, торопит. Глупый! Посмотри, что у меня есть? Как можно куда-нибудь опоздать, когда у тебя в руках само солнце, когда у тебя в руках само счастье?
Аэлин бежит, вытягивая руки перед собой.
"Посмотри! Посмотри, что у меня есть!"-- задыхаясь от детского, такого искреннего, невероятного восторга. "Посмотри!" Дэйван ловит ее за руку, втягивает в вагон. Следом с шумом закрываются двери.
Вагон полон, но в нем совершенно не душно, не шумно, не тесно. Аэлин тяжело дышит от бега и смеха.
Аэлин поднимает на него полные восторга глаза. "Посмотри! Посмотри, у меня есть счас..."
Конец фразы тонет в его глазах. Аэлин захлебывается в этом море золота. Неужели у него всегда были такие глаза? Аэлин вдруг становится нечем дышать. Ей становится мучительно неловко. Так хочется просто... Аэлин пытается вынырнуть из его глаз. Взгляд невольно падает на губы.
Боже... Аэлин краснеет. Ей кажется, что она краснеет. Покраснела бы, если бы это было где-то в другом месте, если бы только что в руках не держала само счастье...И чувство какого-то невыносимого бессилия. И только "Поцелуй меня!"
Дэйван чуть наклоняется. Сначала поцелуй выходит таким неуверенным, трогательно нежным, словно он пытается вспомнить, каково это.
Аэлин не думает... не думает ни о чем. Ее мир сейчас-не вагон метро. Ее мир сейчас-вот эти губы. Поцелуй становится крепче.
Губы настойчивее.
И им нет сил сопротивляться.
Боже...
Как я по тебе скучала...
Аэлин цепляется за его руки. Подушечками пальцев по коже, по щекам, по мягким волосам...
Подушечками пальцев по ресницам.
Ты настоящий.
Воздуха не хватает, невозможно дышать.
А он целует, целует, и нет сил, совершенно нет сил сопротивляться. Нет сил задавать вопросы. Да и кому они нужны сейчас? Какая разница,... какая разница.
Аэлин на секунду открывает глаза. Аэлин вспоминает, что это метро.
Аэлин хочет сказать "Перестань".
Люди. Кругом люди. Люди?
Аэлин пытается сфокусировать взгляд. Трудно. Господи, да что же ты делаешь...
Люди.
Все вокруг словно в белой дымке. Аэлин не слышит ни шума метро, ни других людей. Ничего. Аэлин не знает, сколько они едут. Аэлин не знает, были ли остановки. Аэлин...
Он чуть прикусывает мочку уха. Мир тает, белесая дымка становится плотнее.
Господи...
Подожди. Тут же люди. Подожди.
Аэлин не говорит этого. Аэлин ничего не говорит. Вместо -- тихий-тихий стон.
--Я...
Он накрывает губы своими. Молчи. Она понимает. Надо молчать. Руки безвольно падают вдоль тела. Только поцелуй. Только губы. Только его вкус, только его запах...
Он прикасается пальцем к щеке.
Кожу словно обжигает, в том месте, где соприкоснулись кожи разливается пожар.
Не надо. Пожалуйста...
Аэлин силится сфокусировать взгляд. Вокруг только карусель из цветовых пятен - засилье желтого, разных оттенков желтого.
"Люди..." Слабая такая, но все же попытка сопротивляться. Она не может остановиться.
Она не может остановить его руки, губы...
Она не может остановить свои руки, губы, каждую клетку тела...
Она не может позволить...
"Аэлин, ну как ты не видишь... Им все равно. Им все равно, этим людям. Каждый из них в своем мире. В своем персональном раю..."
Тихий, безликий шепот в самой глубине мыслей. Перед глазами на долю секунды возникают пары людей - каждый в своем белом куполе. От людей веет жаром и счастьем. Люди любят друг друга. Искренне, самоотверженно. Ни одной нотки фальши, ни одной капли цинизма или расчета - люди любят. Как в последний раз. В своем персональном раю.
Доли секунды - и Аэлин снова не видит ничего кроме белесой дымки и причудливого танца желтых пятен. "Им все равно..."
Аэлин отпускает себя. Аэлин не сопротивляется. Отпускает реальность вместе с ее вопросами. Остается только он, его губы, руки, кожа, запах. Огненные дорожки, которые он оставляет на коже, прикасаясь к ней. Острое, почти болезненное счастье. Аэлин больше не сопротивляется. Он прикасается, прижигает кожу ладонями. Аэлин впивается ногтями ему в плечо. Дэйван чуть вздрагивает. Но только сильнее прижимает ее к себе. Только чуть больше силы становится во всех движениях. Чуть сильнее спирает дыхание - и кажется что вот-вот задохнешься. Что вот-вот сойдешь с ума, потому что больше невыносимо, потому что так невозможно и хочется убежать, но только сильнее впиваешься губами в его губы, и хочется поскорее сойти с ума, чтобы так было всегда и чтобы так никогда больше не было. И хочется...А дальше слова заканчивают. Остается только бесконечное море тепла, счастья, солнца, страсти, любви. Сумасшедшая смесь, пронзительная, невероятная. Только тень мысли, что это закончится, заставляет забыть, что сил совсем нет. Заставляет любить его. Как в последний раз.
".. канцавая. Поезд далей не ідзе, калі ласка, пакіньце вагоны".
Что? Что это было? Аэлин открывает глаза. Люди выходят из вагона. Люди не разговаривают - выходят молча.
-- Дэйван!
Он идет в толпе. Среди них всех, какой-то безликий, словно во сне.
-- Дэйван! -- ее слова отскакивают от стенок вагона, от одежды людей, от их кожи, волос, глаз.
-- Дэйван... -- обреченно. Слова возвращаются. Слова сами заползают обратно в горло. Молчать.
Аэлин встает. Аэлин так же молча выходит из вагона. Очертания станции слегка размыты, полные каких-то непонятных пятен - быть может, людей? И только люди, которые вышли из вагона Аэлин, видны отчетливо. Сонные, пустые глаза... На лице улыбка легкого, тихого блаженства. Аэлин заливается краской. Аэлин вспомнила. Невольно вздрагивает. Боже...
Идет, усиленно стараясь отогнать вспышки воспоминаний. Становится тяжело дышать. Вот она, вслед за людьми подходит к турникетам. За стеклянными дверями переливается тонкая перепонка. Наверняка холодная, чуть пугающая наощупь. Аэлин идет. Дэйван!
Он где-то впереди... вокруг люди, люди, которые движутся в одном, непонятно кем диктуемом ритме. Ритме твердом, как сталь. Ритме, который нельзя, невозможно сломать.
Аэлин идет, Аэлин толкает идущих рядом... Им безразлично.
Стеклянные двери. Первая. Вторая. Перепонка.
Ощущение, словно ты ныряешь в ледяную воду. Дыхание срывается. Аэлин начинает кашлять.
-- Девушка, вам плохо?
Аэлин поднимает на спрашивающего безумный взгляд, продолжая кашлять.
Плохо? Нет, ей не плохо. Ей...
-- Дэйван!
Аэлин поворачивается, давясь кашлем, бежит туда, где мелькнула его спина.
-- Дэйван!
Перепрыгивая через три ступеньки, Аэлин выбегает из перехода:
-- Дэйван!
-- Не зовите его. Он не слышит.
Аэлин резко поворачивается. Ветер треплет волосы, бросает их на глаза, мешает рассмотреть говорящего.
-- Что?
-- Он не слышит.
Аэлин отбрасывает волосы с лица. Говорящий - совсем старик. От сидит на скамейке, метрах в десяти от выхода из метро. Аэлин удивляется, как это она его слышит - старик ведь говорит совершенно спокойным голосом. Рядом шумят машины, автобусы, куда-то спешат люди, хмурые, без тени счастья на лице. Почему-то Аэлин этому рада.
-- Кто вы?
Она медленно спускается с лестницы на асфальт, идет к нему. Светит солнце.
Старик хмыкает.
-- Как тебе это поможет? Зачем тебе знать мое имя?
Аэлин теряется. Имя...
-- Быть может, чтобы вам доверять?
Старик чуть щурится. Добрый такой с виду, эдакий старик Хоттабыч, только одетый обычно. Только что-то пугает в нем. Глаза. Темные, как горные озера глаза. Или как шахты метро.
-- А ты умная девочка. Теперь я понимаю, почему ты видишь.
Аэлин закрывает глаза. Вдох-выдох.
-- Вы говорите загадками. Почему?
Старик ухмыляется.
-- Почему? Я просто говорю то, что думаю. Кажется, вы называете это правдой. Я говорю ее как умею. Штука в том, чтобы понять. Чтобы услышать.
Аэлин склоняет голову. Аэлин понимает.
Старик достает трубку, заглядывает в нее темным глазом, затем набивает табаком, раскуривает.
-- Почему же ты молчишь, девочка? Почему не задаешь вопросов?
Аэлин подтягивает ноги на скамейку, неловко пристраивает кеды так, чтобы они упирались в зазор между досточками, обнимает руками колени. Так она выглядит совсем беззащитной.
Старик улыбается - на этот раз улыбка искренняя. Добрая.
-- Да, ты и правда умная девочка. Ты и правда видящая. Теперь я понимаю, почему Он принял тебя. И почему не смог до конца обмануть.
Аэлин чуть сильнее обхватывает колени. Она не станет спрашивать. Зачем? Старик итак понимает, что ей ни черта не говорят его общие фразы. Он итак скажет ровно столько, сколько захочет.
Он говорит так, что пфытаться понять разумом бесполезно. Надо пытаться почувствовать. Увидеть. А глаза не умеют говорить.
Аэлин откидывает голову, смотрит на небо. Вдыхает и выдыхает. Просто так. Просто чтобы чем-то заняться.
Когда она снова смотрит вокруг, то города уже нет. Только лес в отдалении и железная дорога. Они все также сидят на скамейке. Только теперь это не скамейка в парке, а скамейка на небольшой провинциальной станции, из тех, где электрички останавливаются через одну.
-- Ну надо же, девочка! Ты откуда такая взялась? Мне понадобилось тридцать лет, чтобы попасть сюда.
Аэлин вздрагивает. Тридцать лет? Что он хочет...
Аэлин встает со скамейки. Подходит прямо к путям, смотрит не серые камни, которыми засыпано пространство вокруг рельс и между шпалами.
Потом поворачивается к старику, который все так же пыхтит трубкой:
-- Расскажите мне. Пожалуйста.
В ее голосе нет мольбы. Это просьба на грани приказа. Но все же просьба.
Старик улыбается.
-- Ладно, девочка. Что ты хочешь знать?
Аэлин начинает краснеть, отворачивается.
-- Что это было? Что это такое?
-- Ух, девочка, -- в голосе явно чувствуется смешок,-- какие ты задаешь вопросы! Как ты хочешь, чтобы я ответил? Тебе нужны имена? Так их множество - и ни одно не подходит.
-- Расскажите так, чтобы я поняла.
Аэлин садится спиной к старику, свесив ноги так, чтобы доставать да камней.
-- Я не хочу знать, откуда это взялось. Я не хочу знать, почему. Расскажите мне просто, что это. Расскажите, как работает.
За спиной раздается сухой старческий кашель-смех.
-- Ну что ж. Я попробую. Хотя все не так просто, как тебе кажется, девочка. Искривление реальности, полоса, где грань между этим миром и чем-то другим тоньше, чем где бы то ни было. Иногда мне кажется, что этот вагон - это способ высших сил попросить прощения за все те гадости, которые от них терпят люди.
-- Попросить прощения?
-- Да, девочка. В этот вагон попадают те, кто любит. Но по каким-то причинам эта любовь неугодна Им.
-- Им?
-- Богу, небу, судьбе.... Как это назвать? Пусть будет просто неугодна. Эта любовь противоречит плану, составленному где-то задолго до тебя.
Аэлин пинает кедом камень. Больно.
-- Предположим.
-- И этот вагон - способ установить баланс. Настоящей любви в мире не так много. И мир не так силен, чтобы выдержать боль, которой чревата ее потеря. Люди любят друг друга. От станции до конечной. Раз в месяц, раз в две недели, каждый день... Просто, когда им становится совсем невмоготу, вагон открывает перед ними дверь. Вагон дает им счастье. Полное, безграничное, беззаветное... А потом они просто идут дальше по жизни. Многие из этих людей, что встречаются там, в вагоне, даже не знакомы друг с другом. Те, кого судьба развела в разные стороны до того, как они успели встретиться. Большинство из них никогда не встретятся. Только иногда будут рассказывать подругам-друзьям о странных снах. Или не будут. Потому что это не совсем то, чем хочется делиться или хвастаться.
Аэлин снова покраснела. Она была готова поклясться, что старик это специально.
--Но я... Я.. мы ведь были знакомы. Мы ведь встречались когда-то. Когда-то давно. Так давно, что даже странно вспомнить. Мы же не...
Аэлин поняла, что договорить не может. Слишком ярко, со всей очевидностью поняла, что мы же да. Что соврать сейчас не сможет - даже себе.
-- Как же так...
-- Ну, девочка, на этот вопрос я ответа не знаю. Прости. Это ты уж как-нибудь сама.
Аэлин повернулась к старику вполоборота.
-- А вы, вы кто?
-- Я? - старик снова попыхивает трубкой. - Я смотритель вагона. Когда-то, много лет назад я тоже ездил в нем. А потом... Потом она умерла. А меня оставили присматривать, чтобы все было хорошо.
Аэлин задумалась.
-- А знаю, девочка, что ты хочешь спросить. Нет, они не помнят. Честно говоря, ты первая, кто говорит мне, что вы знакомы в обычной жизни. Ты первая, кто вообще может со мной поговорить за долгое-долгое время. Я уже и не припомню, сколько прошло. Наверное, с того самого дня, как предыдущий смотритель ушел, я так ни с кем и не разговаривал.
-- И...
-- Нет, мне не грустно, если ты об этом. Я просто знаю, что так надо. Что кто-то должен... Нет, мне не одиноко. У меня есть свои радости.
Старик подмигнул ей так, что Аэлин снова покраснела.
-- И что делать? Что мне теперь делать?
-- Ничего, девочка, ничего.
-- Как? Как...А если я...
-- Девочка, он ничего не помнит. Раз уж ты попала в вагон, раз уж вы попали в вагон... Не хочется тебя пугать, девочка. Но значит, прости за банальность, не судьба. Понимаешь? Значит, что не будет у вас долгой и счастливой жизни с кучей детишек, понимаешь? Даже просто жизни у ВАС не будет.
-- Стойте, подождите. Но я видела. Я же видела это все, желтая станция, мультяшные люди... Я же помню. Я же помню! Неужели он не вспомнит? Это же... Это же противоречит чему-то. Я же видела, запомнила. Видела перепонку. Я думала...Я же помню, как держала в руках солнце-счастье...
Аэлин поперхнулась на полуслове. На лице старичка больше не было улыбки. Не было доброжелательности. Был страх. Аэлин встала, хотела подойти, спросить, помочь...
Старик отшатнулся. Аэлин остановилась.
-- Ты сама зашла... Ты САМА смогла зайти в вагон. Кто ты, девочка? Кто ты, скажи мне, девочка?
Аэлин почувствовала, как где-то в глубине поднимается тяжелая, металлическая волна страха.
-- Я ... я не знаю. Я ничего не хотела такого! Я вообще ничего не хотела! Я... я... -- из глаз Аэлин ручьем хлынули слезы. - Я просто хочу, чтобы все было как раньше. Чтобы... Просто чтобы ничего не было. Нет, я хочу чтобы было. Было, но в настоящем мире. Не в каком-то там чертовом вагоне. Мне плевать, Боги, небо или судьба правят. МНЕ ПЛЕВАТЬ! Раз я сама зашла, значит, я не попадаю под правила. Значит, у меня будут свои правила!
Старичок поднялся со скамейки, вытряхнул трубку и как-то черство, холодно сказал:
-- Я не знаю, что ты сделала. И, честно говоря, не хочу знать. Я не хочу впутываться в твои разборки с Ним.
-- Ним?
-- Так я называю то, что ты любезно окрестила Боги-небо-судьба. Так вот, я не хочу в это впутываться. Я просто должен следить, чтобы все было в порядке. Я просто должен тебе сказать, что те, кто встречается в вагоне, не могут жить в обычном мире. По крайней мере вместе.
Аэлин вскочила на ноги. Слезы из глаз лились ручьем.
-- МНЕ ПЛЕВАТЬ! Слышишь, ты, смотритель хренов? Мне плевать! Я зашла в этот вагон, значит, я из него и выйду, черт возьми.
Старик начал таять в воздухе. На лице его теперь было написана тень сожаления.
-- Запомни девочка, лучшее, что ты можешь сделать - это ездить с ним от станции до конечной. Понимаешь? Лучшее. Не стоит злить то, о чем ничего не знаешь.
Аэлин хотела продолжить кричать, но вдруг поняла, что стоит посередине улицы на конечной метро. Вокруг - город, множество машин и людей.
Аэлин выдохнула.
"Телефон! Позвонить! Такого не бывает!"
-- Даров.
По тому, как он это сказал, Аэлин поняла: не помнит. Он не помнит.
-- Эй, чего ты молчишь? Что-то случилось?
-- Дэйван, ты занят сегодня вечером?
Аэлин спустилась в метро. Спустилась в метро назло себе и миру. Потому что ее так не запугаешь. Потому что она не собирается подчиняться чертовым правилам, которые с ней не согласовали.
-- Привет!
Аэлин подняла голову от книжки. Он чмокнул ее в щеку. Аэлин вздрогнула.
-- Привет.
-- С чего это вдруг такое неожиданное предложение?
Аэлин спрыгнула с ограждения, засовывая книжку и плеер в сумку.
-- Ну... просто так. Грустно стало как-то. Подумала: почему бы и нет?
Нескладно вы врете, девушка. Ой, нескладно.
-- Давно толком с тобой не виделись, решила вот узнать, как ты.
-- Да как тебе сказать...
Два с половиной часа разговора ни о чем. Два с половиной часа. С каждым словом Аэлин все острее осознавала: он не помнит. Два с половиной часа не знала, что сказать.
Он провожает ее домой. Просто так. Почему бы и нет? Аэлин повернулась к нему уже возле самого подъезда.
-- Вообщем... спасибо тебе. Развеялась.
Дэйван наклонился к ней. Наклонился и поцеловал. Не так, как можно было бы поцеловать на прощание каждую третью знакомую.
Аэлин отступила. Что-то было в этом поцелуе... Горечь, легкая горечь. Обреченность. Безнадежность.
Он смотрел на нее, слегка ошарашенный собственным поступком. Он ждал, что она скажет.
Она молча открыла дверь в подъезд. Но не вошла. Вернулась к нему. Заглянула в самые глаза.
-- Давай покатаемся на метро, Дэйван.
Если вы спросите, сколько прошло времени, Аэлин вам вряд ли ответит. Месяц? Два? Неделя? Быть может, полгода. Или даже год. Какая разница? Она жила сама по себе. Своей жизнью. Она звонила Дэйвану - иногда. Просто чтобы узнать, как у него дела. Или чтобы покататься на метро.
Несколько раз мельком видела старика, но тот больше с ней не заговаривал. Да Аэлин не очень-то об этом и жалела.
Как мантру каждый вечер она повторяла себе "Я придумаю. Я что-нибудь придумаю. Завтра."
Как будто заклинание, твердила "Завтра. Завтра. Завтра..."
Дэйван позвонил около десяти утра. "Погуляем?"
Аэлин кивнула. Плевать, что по телефону не видно.
Он был какой-то нервный, словно бы порывался что-то сказать, но в последний момент раздумывал. Аэлин обкусывала глазурь с "Каштана", Дэйван нервно теребил обертку не раскрытого еще мороженого. И вдруг...
-- Я уезжаю.
Что? Что ты сказал? Дэйван, не смей...
-- Когда?
Дэйван, наконец, открыл мороженое и одним махом откусил сразу треть.
-- В конце сентября. Не знаю, почему, но я подумал, что должен тебе сказать. И не знаю, почему у меня такое странное ощущение...
Аэлин слегка передернула плечами.
-- Спасибо.
Дэйван посмотрел на нее. Так странно, так ярко...как будто у него за спиной сейчас двери вагона метро. Как будто...
Аэлин застыла. Ветер бросил волосы ей на глаза. Пальцы... его пальцы поправляют прядь. Он наклоняется. Поцелуй. Глубокий и немного робкий, словно он забыл, как это делается. Как тогда, как в той самой первой их поездке в метро.
У него звонит телефон. У нее звонит телефон.
Аэлин смотрит на него.
Дэйван смотрит на нее.
Почти неслышно:
-- Прости, я не должен был.
И одновременно в разные телефоны:
-- Алло.
Аэлин вошла в вагон метро на той самой станции, о существовании которой еще недавно не знала. Одна. В ушах плеер. Прикрыть глаза, отгонять от себя навязчивые воспоминания, отгонять дрожь в коленках, сладкий запах и глаза цвета золота. Это должно прекратиться. Этот чертов вагон... Так нельзя. Это неправильно. Сколько он так ездит? Сколько судеб? Сколько никогда не встречавшихся? Ей плевать, что это такое на самом деле. Ей плевать, что компенсируют высшие силы эти раем на земле, это жалкой подачкой вместо настоящей жизни. Ей все равно, что будет потом. Но это должно прекратиться. Она смогла зайти в вагон сама. Значит, она сможет его остановить.
Аэлин приехала на конечную метро.
Аэлин подошла к той самой скамейке, на которой сидел старичок с трубкой.
Аэлин запрокинула голову, прикрыла глаза... Вдох-выдох. Вдох-выдох. 'Должно получиться... золото... воздух цвета золота... густой воздух...У каждого свой рай'. Аэлин открыла глаза. Провинциальная станция, на которой едва ли останавливаются электрички. Сколько раз она приходила на ту скамейку. Сидела там, смотрела на город и небо. Но никогда не попадала сюда. Быть может, потому, что не знала, чего хочет от этого места. А теперь знает.
Аэлин медленно, очень медленно встала. Подошла к краю платформы. Снова большие серые камни. Камни. Как на всех железнодорожных путях. Аэлин спрыгнула на рельсы. Пнула один камушек. Другой, третий...
Шла по рельсам, пиная камушки. Вдалеке раздался шум поезда. Он все нарастал, нарастал... Вот уже спину обдувают потоки ветра.
Аэлин сделала глубокий вдох.
Зажмурилась и обернулась.
-
-
23.06.2006 в 11:20Больше ошибок вроде бы нет ^^
Интересно и красиво написано. Понравилось)
-
-
24.06.2006 в 12:46