Категорически не приемлю категоричность
Повесть написана примерно на 60%. Есть, кроме пролога, еще несколько глав. Меня интересует вот именно первая глава, она же пролог. Раздраконьте, плиз!
Основной вопрос: читается ли и хочется ли читать дальше? Не перегружено ли деталями?
читать дальшеПролог. Григорий Егорович Кротов
В начале ноября мы переехали в новую квартиру. Анжелка была без ума от радости: наконец-то у неё будет своя комната, где можно хоть на ушах плясать, — но делала вид, что ей всё равно. А Марта, наоборот, была озабочена и даже встревожена, но делала вид, что она без ума от радости: мол, наконец-то у меня будет свой кабинет.
Дом был ещё не достроен, но уже частично заселялся, и мы были в числе первых новосёлов. Собственно, мы были самыми первыми новосёлами.
Это был необычный дом для не простых жильцов. Кирпичный, пятиэтажный, с двух- и трёхуровневыми квартирами, с подземным гаражом на сорок восемь машин и с бассейном на крыше. Он был квадратный в плане, с внутренним двором, пока ещё захламленным строительным мусором и перекопанным в разных направлениях траншеями подземных коммуникаций. Недостроенной в доме оставалась одна сторона квадрата, а мы вселялись в ту, что напротив, с аркой.
Это была единственная арка, да и ту скоро перекроют двойными глухими железными воротами. Открываться они будут лишь изредка, исключительно для хозяйственных надобностей, а в остальное время двор будет сообщаться с внешним миром через задние бронированные двери подъездов. Внутренние ворота намечено было декорировать изнутри под деревянные, а сам двор — озеленить и превратить в детскую площадку...
Короче говоря, получить квартиру в этом доме нам не светило ни при каких обстоятельствах, а купить было не на что. Не на зарплату же вахтовика-торфодобытчика — деньги, конечно, хорошие, но не настолько. И уж во всяком случае, не на мой профессорский оклад в политехнической академии (на пол-оклада — иначе я бы не мог подрабатывать вахтой в Сибирской топливно-энергетической компании)...
На вахте у меня совсем другое имя, и я его не знаю, потому что не должен знать. Но я подозреваю, что новую квартиру получил не профессор политологии, а торфодобытчик.
Короче говоря, мы в этот дом переехали. Правда, в самую маленькую из квартир, в шестикомнатную, угловую. Три спальни, кабинет и ванная на втором этаже, кухня, столовая и громадная двухсветная гостиная на первом, санузлы на обоих.
Ванная... Это не ванная, а хрен знает что! Я впервые в жизни увидел джакузи в натуре! И роскошнейшее зеркало над ним, а в зеркале — мою весьма нескромную персону: жгучий брюнет с ультракороткой борцовской стрижкой и с боксёрским расплющенным носом. Внешность отнюдь не профессорская. Очки, наверное, помогли бы мне выглядеть интеллигентно, но не для декорации же их носить! А зрение у меня всегда было отменное...
Даже плечи не согбенны, а внушительно широки, даже профессорского животика нет, зато рельеф могучего брюшного пресса угадывается сквозь пиджак, а рукава только что не лопаются от вздутых бицепсов. Тоже мне, профессор политологии!..
Но что делать — на вахте я бываю занят тяжёлым физическим трудом! Впрочем, я больше ничего не знаю о своей вахтовой работе. Разве что распорядок: «месяц через месяц». Месяц профессором Политехнической академии на полставки — месяц вахтовиком на полной оплате с аккордами — и обязательный памятный блок в башку в конце каждой вахты. Экономические тайны работодателя, колено ему в зубы!
До переезда сюда мы жили в двухкомнатном пенале древней «хрущобы» в районе спичфабрики, поэтому мебели у нас оказалось очень мало. Кабинет наверху так и остался голым: одинокая тумбочка с моим компьютером в углу и столь же одинокий стул из гнутой фанеры напротив, да неровный штабель картонных коробок с книгами вдоль стены. Потолки здесь были ненормально высокие — я всю жизнь мечтал о таких потолках...
Я побродил по своему кабинету, открывая верхние коробки в штабеле и поглаживая пальцами полузабытые корешки. Потом включил компьютер, подстрелил двух тигров и одного демона в пещере Али-Бабы, свернул игру и, набрав пароль, вошёл в директорию, обозначенную словом «Wahta».
«Chance», «Koro», «Oluhi», «Thebest», «William»... Имена в списке поддиректорий мне ничего не говорили. Торф по-английски «peat», но такого слова в списке не было. Зато было слово «cranberry» — клюква. Тоже, конечно, к болоту относится, но ведь не к торфоразработкам же!.. При всём при том я точно знал, как правильно войти в директорию «Wahta». Для этого недостаточно просто набрать пароль: сначала нужно пристрелить двух тигров и одного демона в пещере Али-Бабы, после чего не закрыть, а только свернуть игру. Если не проделать этой предварительной процедуры, содержимое всех файлов директории будет навечно зашифровано случайным кодом. Экономические тайны, гнуть вас через колено, дорогие работодатели...
Я выбрал наугад один из файлов в поддиректории «oluhi» и тупо поизучал незнакомую таблицу. Не то имена, не то клички в левой графе, многозначные числа, прочерки и вопросительные знаки в остальных, а сами графы даже не поименованы... Я не знал, в чём состояла моя работа на вахте: памятный блок в моей профессорской башке работал надёжно.
Ладно, завтра узнаю. Завтра истекает срок памятного блока, и за сутки перед вахтой нужно будет освежить в проснувшихся извилинах экономические тайны СТЭКа — Сибирской топливно-энергетической компании, где я работаю, когда не профессорствую.
Надо спускаться вниз, где в гостиной уже закончили расставлять мебель и вот-вот начнётся застолье. Я выключил компьютер и спустился.
Целая толпа знакомого и полузнакомого люда явилась помочь нам с переездом и отпраздновать наше новоселье. Было тесно, шумно, накурено. Марта, раскрасневшаяся, в мокром переднике и в моём любимом синем платье с короткими рукавами, курсировала между кухней и гостиной, таская огромные блюда с салатами, заливными и прочей закуской. Анжелка, незаметно для меня успевшая вымахать на полголовы выше мамы, художественно размещала всё это на длинном столе.
Я поймал Марту, когда она была с пустыми руками, и на секунду прижался щекой к её щеке. Она тут же вырвалась, наспех и безуспешно пригладилда мой «ёжик», застегнула верхнюю пуговицу моей сорочки и опять убежала на кухню. Руки у неё были горячие и влажные, а в глазах я уловил привычную озабоченность, граничащую с непривычным страхом. Видимо, больше всего ей хотелось остаться рядом со мной, не отпускать меня ни на шаг, быть настороже и предупредить почти неизбежную катастрофу. Кажется, она панически боялась, что я скажу или сделаю что-нибудь такое, чего не следует ни говорить, ни делать, и тогда всё пойдёт прахом.
Не представляю, что именно могло пойти прахом. «Всё»...
Я сунулся было помогать Анжелке, но она меня прогнала, не выразив ни благодарности, ни даже элементарной дочерней почтительности. Хотя бы показной. Тогда я стал бродить по гостиной, цепляясь за стулья и натыкаясь на гостей.
Гости поздравляли меня и хвалили правительство. Или ругали правительство, искусно облекая ругань в форму похвалы. Я так и не понял, что означают их разговоры, как не понял и того, какое из двух правительств нашей великой державы имеется в виду. На поздравления я отвечал приятной улыбкой (надеюсь, что она была приятной), а на загадочные фразы о правительстве — столь же загадочными междометиями.
Профессоров, даже профессоров политологии, говорили мне знакомые и полузнакомые гости, правительство, как правило, не ценит, и совершенно зря. Достоин удивления и восхищения тот факт, говорили они, что меня наконец-то заметили и оценили по достоинству. Такой факт никак не может быть случайным, рассуждали они и выражали надежду на то, что теперь всё изменится.
Не представляю, что именно должно было измениться. «Всё»... Может быть, даже на вахту не полечу и поработаю над новым циклом лекций?
Они пожимали мне руку, хлопали меня по плечу, душили в объятиях, изо всей силы стучали кулаком по спине и говорили о том, как они за меня рады.
Очень скоро я понял, что все они лгут: никто из моих гостей не был рад за меня. Одни не столько радовались, сколько завидовали, другим было наплевать, а третьи (те немногие, кто мог бы искренне порадоваться) боялись. Либо грядущих неизбежных перемен, коих начало обозначено моей удачей, либо того, что перемены, кроме чисто внешних, никогда не воспоследуют и всё вернётся на круги своя. Будет играться та же пьеса в той же режиссуре и с теми же стареющими актёрами в главных ролях, на фоне чуть обновлённого задника...
Только один человек не лгал — тётя Нюра из Житомира. Она жадно ловила каждое слово, и верила каждому слову, и с восторгом эти слова повторяла, привычно очаровываясь незнакомыми ей людьми и очаровывая их своей непосредственностью. Или, может быть, своим малоросским выговором и своими габаритами, великоватыми даже для такой большой гостиной.
Интересно, подумал я, что делает здесь тётя Нюра из Житомира? Как она умудрилась выправить визу и на какие шиши сумела приехать, да ещё подгадав точнёхонько к новоселью?.. И почему она приехала одна, без дяди Жеки и без Олюшки?.. И кто таков этот мальчик в углу, слева от камина, пристроившийся возле телевизора со стареньким пультом Анжелкиного «Саракша» на коленях и, судя по всему, азартно изничтожающий имперские белые субмарины? Почему я с ним не знаком, и чей он?
Этот вопрос мне почему-то показался самым важным. Я протолкался к незнакомому мальчику и для начала помог ему заманить белую субмарину в бухту, под перекрёстный огонь трёх танков Береговой Охраны, а потом показал, как взрывать лучевые башни и чем это чревато для Береговой Охраны в частности и для Страны Отцов в целом.
Но социальная стратегия, даже в соединении с военной, оказалась для него скучна, и он поведал мне, что вот у Коськи в Житомире были «Звёздные войны», вот это да! Бабах — и звездолёта как не бывало! Если, конечно, угадаешь, куда бабахать, и успеешь прицелиться, а нет ли в этом ящике такого, чтобы в тебя бабахали, а ты увёртывался?
На Саракше всё есть, ответил я, и мы с ним похитили на базе гвардейцев летающую платформу и полетели на юг, в страну мутантов. Мы летели над радиоактивными джунглями, нашпигованными боевой автоматикой, нам то и дело приходилось увёртываться от зенитных ракет, и разговаривать стало некогда, а потом нас сбили. Мы приземлились на авторотации далеко за Голубой Змеёй, где уже кончались джунгли и начиналась пустыня, тоже радиоактивная. Но джунгли всё-таки ещё не совсем кончились, и, чтобы благополучно добраться до страны мутантов, я незаметно переключил игру на нулевой, обучающий уровень.
В джунглях было полным-полно замаскированной смертельной дряни: скорострельного железа, газомётов, минных ловушек и следящей электроники, — нашу прогулку никак нельзя было назвать безопасной. Однако в поле нашего зрения то и дело появлялись небольшие группы сапёров-смертников, и на их примере мы могли понять, что надо и чего не надо делать, чтобы остаться в живых.
По пути я узнал, что моего спутника зовут Визей, или Витькой, а если полностью — Позвиздом, что через полгода ему будет четырнадцать, и что Олюшка, тёти Нюрина дочь — это его мама, а папы у Позвизда никогда не было, пусть мамка не врёт, что его убили при обороне Чернигова. Мамку прошлым летом увезли в больницу, а деда Жека пропал без вести в Южно-Крымской блокаде: ещё до блокады поехал в Севастополь за тётей Машей, мамкиной сестрой, и не вернулся. А бабу Нюру целых три месяца мурыжили в коридорах и не давали визу, потому что в степях под Житомиром начались НАТОвские учения. Коська бегал туда самый первый и хвастался, что союзники дали ему взаправду бабахнуть по москальскому бомбовозу, и он его сбил. Но Коська, конечно, брешет: Позвизду, например, бабахнуть не дали, а дали только посмотреть в прицел, и никакого бомбовоза он в прицеле не увидел, потому что учения — это когда всё понарошку. Солдаты у союзников все здоровенные и добрые, и совсем не боятся своих офицеров, не то что наши жовтоблакитники, у которых даже стреляной гильзы не выпросишь. А у этих — хоть жвачку проси, хоть из пушки прицелиться — всегда пожалуйста. И надо было бабе Нюре не ездить в Киев, а сразу пойти к союзникам — она в конце концов так и сделала. Позвизда положили на два дня в полевой лазарет, обследовали электроникой и напечатали справку, что у него КИ — аж 187, и с этой справкой баба Нюра сразу получила визу в москальском представительстве при НАТО, ни в какой Киев не пришлось ехать. Им даже на билеты...
— Ложись! — заорал Визя на всю гостиную, внезапно обрывая свой устный мемуар.
Но лечь я не успел, и меня расстреляло самонаводящимся спаренным пулемётом, замаскированным под трухлявый пень. Дальше Визе пришлось идти одному, и некому было подстраховать его справа. Но все-таки он выбрался из стреляющих джунглей и встретился с Принцем-Герцогом, и Принц-Герцог пообещал ему свидание с Колдуном, если Позвизд поможет мутантам раз и навсегда извести упырей, которые повадились воровать добычу из-под носа у охотников, а ночами шастают по деревням, пугают ребятишек.
Изводить упырей Визя не захотел. Не потому не захотел, что заподозрил в просьбе Принца-Герцога этическую каверзу, а просто потому, что после белых субмарин, зенитных ракет и спаренных пулемётов скучно ему было бы драться с обычными большеголовыми собаками, пусть даже очень умными. Он так и заявил Принцу-Герцогу через переводящую машинку, набрав на пульте риторический вопрос:
— Они вам что, совсем жить не дают?
— Не то чтобы совсем... — ответил Принц-Герцог и смущённо пожал плечами. — Но так уж у нас принято: воевать с упырями.
— Тоже мне, нашли с кем воевать! — отрезал Позвизд.
После такого заявления Принц-Герцог окончательно смутился, а встреча с Колдуном состоялась сама собой и незамедлительно. Он возник на фоне пустыни из ничего, как возникают только миражи и колдуны, и уселся в позу Лотоса на красноватом стеклянистом валуне, оплавленном древней войной. Невысокий, плотный, ладный, большелобый, с шишковатым черепом и с говорящей птицей на плече...
Но тут меня позвали, а потом и потащили к столу. Я успел переключить игру на уровень чуть более высокий и ушёл, оставив Позвизда один на один с Колдуном и с его непростыми вопросами. Колдун с планеты Саракш умеет задавать такие вопросы, на которые каждый отвечает по-своему, а правильных ответов не знает никто. Ни Принц-Герцог, ни сам Колдун, ни даже создатели этой доброй и страшной игры.
Впрочем, детям она почему-то не кажется страшной, а из взрослых далеко не все считают её доброй. Наверное, потому, что слишком уж эта игра похожа на жизнь: перманентная пальба из всех существующих видов стрелкового оружия и неразрешимые этические каверзы, иногда мешающие вволю пострелять.
Основной вопрос: читается ли и хочется ли читать дальше? Не перегружено ли деталями?
читать дальшеПролог. Григорий Егорович Кротов
В начале ноября мы переехали в новую квартиру. Анжелка была без ума от радости: наконец-то у неё будет своя комната, где можно хоть на ушах плясать, — но делала вид, что ей всё равно. А Марта, наоборот, была озабочена и даже встревожена, но делала вид, что она без ума от радости: мол, наконец-то у меня будет свой кабинет.
Дом был ещё не достроен, но уже частично заселялся, и мы были в числе первых новосёлов. Собственно, мы были самыми первыми новосёлами.
Это был необычный дом для не простых жильцов. Кирпичный, пятиэтажный, с двух- и трёхуровневыми квартирами, с подземным гаражом на сорок восемь машин и с бассейном на крыше. Он был квадратный в плане, с внутренним двором, пока ещё захламленным строительным мусором и перекопанным в разных направлениях траншеями подземных коммуникаций. Недостроенной в доме оставалась одна сторона квадрата, а мы вселялись в ту, что напротив, с аркой.
Это была единственная арка, да и ту скоро перекроют двойными глухими железными воротами. Открываться они будут лишь изредка, исключительно для хозяйственных надобностей, а в остальное время двор будет сообщаться с внешним миром через задние бронированные двери подъездов. Внутренние ворота намечено было декорировать изнутри под деревянные, а сам двор — озеленить и превратить в детскую площадку...
Короче говоря, получить квартиру в этом доме нам не светило ни при каких обстоятельствах, а купить было не на что. Не на зарплату же вахтовика-торфодобытчика — деньги, конечно, хорошие, но не настолько. И уж во всяком случае, не на мой профессорский оклад в политехнической академии (на пол-оклада — иначе я бы не мог подрабатывать вахтой в Сибирской топливно-энергетической компании)...
На вахте у меня совсем другое имя, и я его не знаю, потому что не должен знать. Но я подозреваю, что новую квартиру получил не профессор политологии, а торфодобытчик.
Короче говоря, мы в этот дом переехали. Правда, в самую маленькую из квартир, в шестикомнатную, угловую. Три спальни, кабинет и ванная на втором этаже, кухня, столовая и громадная двухсветная гостиная на первом, санузлы на обоих.
Ванная... Это не ванная, а хрен знает что! Я впервые в жизни увидел джакузи в натуре! И роскошнейшее зеркало над ним, а в зеркале — мою весьма нескромную персону: жгучий брюнет с ультракороткой борцовской стрижкой и с боксёрским расплющенным носом. Внешность отнюдь не профессорская. Очки, наверное, помогли бы мне выглядеть интеллигентно, но не для декорации же их носить! А зрение у меня всегда было отменное...
Даже плечи не согбенны, а внушительно широки, даже профессорского животика нет, зато рельеф могучего брюшного пресса угадывается сквозь пиджак, а рукава только что не лопаются от вздутых бицепсов. Тоже мне, профессор политологии!..
Но что делать — на вахте я бываю занят тяжёлым физическим трудом! Впрочем, я больше ничего не знаю о своей вахтовой работе. Разве что распорядок: «месяц через месяц». Месяц профессором Политехнической академии на полставки — месяц вахтовиком на полной оплате с аккордами — и обязательный памятный блок в башку в конце каждой вахты. Экономические тайны работодателя, колено ему в зубы!
До переезда сюда мы жили в двухкомнатном пенале древней «хрущобы» в районе спичфабрики, поэтому мебели у нас оказалось очень мало. Кабинет наверху так и остался голым: одинокая тумбочка с моим компьютером в углу и столь же одинокий стул из гнутой фанеры напротив, да неровный штабель картонных коробок с книгами вдоль стены. Потолки здесь были ненормально высокие — я всю жизнь мечтал о таких потолках...
Я побродил по своему кабинету, открывая верхние коробки в штабеле и поглаживая пальцами полузабытые корешки. Потом включил компьютер, подстрелил двух тигров и одного демона в пещере Али-Бабы, свернул игру и, набрав пароль, вошёл в директорию, обозначенную словом «Wahta».
«Chance», «Koro», «Oluhi», «Thebest», «William»... Имена в списке поддиректорий мне ничего не говорили. Торф по-английски «peat», но такого слова в списке не было. Зато было слово «cranberry» — клюква. Тоже, конечно, к болоту относится, но ведь не к торфоразработкам же!.. При всём при том я точно знал, как правильно войти в директорию «Wahta». Для этого недостаточно просто набрать пароль: сначала нужно пристрелить двух тигров и одного демона в пещере Али-Бабы, после чего не закрыть, а только свернуть игру. Если не проделать этой предварительной процедуры, содержимое всех файлов директории будет навечно зашифровано случайным кодом. Экономические тайны, гнуть вас через колено, дорогие работодатели...
Я выбрал наугад один из файлов в поддиректории «oluhi» и тупо поизучал незнакомую таблицу. Не то имена, не то клички в левой графе, многозначные числа, прочерки и вопросительные знаки в остальных, а сами графы даже не поименованы... Я не знал, в чём состояла моя работа на вахте: памятный блок в моей профессорской башке работал надёжно.
Ладно, завтра узнаю. Завтра истекает срок памятного блока, и за сутки перед вахтой нужно будет освежить в проснувшихся извилинах экономические тайны СТЭКа — Сибирской топливно-энергетической компании, где я работаю, когда не профессорствую.
Надо спускаться вниз, где в гостиной уже закончили расставлять мебель и вот-вот начнётся застолье. Я выключил компьютер и спустился.
Целая толпа знакомого и полузнакомого люда явилась помочь нам с переездом и отпраздновать наше новоселье. Было тесно, шумно, накурено. Марта, раскрасневшаяся, в мокром переднике и в моём любимом синем платье с короткими рукавами, курсировала между кухней и гостиной, таская огромные блюда с салатами, заливными и прочей закуской. Анжелка, незаметно для меня успевшая вымахать на полголовы выше мамы, художественно размещала всё это на длинном столе.
Я поймал Марту, когда она была с пустыми руками, и на секунду прижался щекой к её щеке. Она тут же вырвалась, наспех и безуспешно пригладилда мой «ёжик», застегнула верхнюю пуговицу моей сорочки и опять убежала на кухню. Руки у неё были горячие и влажные, а в глазах я уловил привычную озабоченность, граничащую с непривычным страхом. Видимо, больше всего ей хотелось остаться рядом со мной, не отпускать меня ни на шаг, быть настороже и предупредить почти неизбежную катастрофу. Кажется, она панически боялась, что я скажу или сделаю что-нибудь такое, чего не следует ни говорить, ни делать, и тогда всё пойдёт прахом.
Не представляю, что именно могло пойти прахом. «Всё»...
Я сунулся было помогать Анжелке, но она меня прогнала, не выразив ни благодарности, ни даже элементарной дочерней почтительности. Хотя бы показной. Тогда я стал бродить по гостиной, цепляясь за стулья и натыкаясь на гостей.
Гости поздравляли меня и хвалили правительство. Или ругали правительство, искусно облекая ругань в форму похвалы. Я так и не понял, что означают их разговоры, как не понял и того, какое из двух правительств нашей великой державы имеется в виду. На поздравления я отвечал приятной улыбкой (надеюсь, что она была приятной), а на загадочные фразы о правительстве — столь же загадочными междометиями.
Профессоров, даже профессоров политологии, говорили мне знакомые и полузнакомые гости, правительство, как правило, не ценит, и совершенно зря. Достоин удивления и восхищения тот факт, говорили они, что меня наконец-то заметили и оценили по достоинству. Такой факт никак не может быть случайным, рассуждали они и выражали надежду на то, что теперь всё изменится.
Не представляю, что именно должно было измениться. «Всё»... Может быть, даже на вахту не полечу и поработаю над новым циклом лекций?
Они пожимали мне руку, хлопали меня по плечу, душили в объятиях, изо всей силы стучали кулаком по спине и говорили о том, как они за меня рады.
Очень скоро я понял, что все они лгут: никто из моих гостей не был рад за меня. Одни не столько радовались, сколько завидовали, другим было наплевать, а третьи (те немногие, кто мог бы искренне порадоваться) боялись. Либо грядущих неизбежных перемен, коих начало обозначено моей удачей, либо того, что перемены, кроме чисто внешних, никогда не воспоследуют и всё вернётся на круги своя. Будет играться та же пьеса в той же режиссуре и с теми же стареющими актёрами в главных ролях, на фоне чуть обновлённого задника...
Только один человек не лгал — тётя Нюра из Житомира. Она жадно ловила каждое слово, и верила каждому слову, и с восторгом эти слова повторяла, привычно очаровываясь незнакомыми ей людьми и очаровывая их своей непосредственностью. Или, может быть, своим малоросским выговором и своими габаритами, великоватыми даже для такой большой гостиной.
Интересно, подумал я, что делает здесь тётя Нюра из Житомира? Как она умудрилась выправить визу и на какие шиши сумела приехать, да ещё подгадав точнёхонько к новоселью?.. И почему она приехала одна, без дяди Жеки и без Олюшки?.. И кто таков этот мальчик в углу, слева от камина, пристроившийся возле телевизора со стареньким пультом Анжелкиного «Саракша» на коленях и, судя по всему, азартно изничтожающий имперские белые субмарины? Почему я с ним не знаком, и чей он?
Этот вопрос мне почему-то показался самым важным. Я протолкался к незнакомому мальчику и для начала помог ему заманить белую субмарину в бухту, под перекрёстный огонь трёх танков Береговой Охраны, а потом показал, как взрывать лучевые башни и чем это чревато для Береговой Охраны в частности и для Страны Отцов в целом.
Но социальная стратегия, даже в соединении с военной, оказалась для него скучна, и он поведал мне, что вот у Коськи в Житомире были «Звёздные войны», вот это да! Бабах — и звездолёта как не бывало! Если, конечно, угадаешь, куда бабахать, и успеешь прицелиться, а нет ли в этом ящике такого, чтобы в тебя бабахали, а ты увёртывался?
На Саракше всё есть, ответил я, и мы с ним похитили на базе гвардейцев летающую платформу и полетели на юг, в страну мутантов. Мы летели над радиоактивными джунглями, нашпигованными боевой автоматикой, нам то и дело приходилось увёртываться от зенитных ракет, и разговаривать стало некогда, а потом нас сбили. Мы приземлились на авторотации далеко за Голубой Змеёй, где уже кончались джунгли и начиналась пустыня, тоже радиоактивная. Но джунгли всё-таки ещё не совсем кончились, и, чтобы благополучно добраться до страны мутантов, я незаметно переключил игру на нулевой, обучающий уровень.
В джунглях было полным-полно замаскированной смертельной дряни: скорострельного железа, газомётов, минных ловушек и следящей электроники, — нашу прогулку никак нельзя было назвать безопасной. Однако в поле нашего зрения то и дело появлялись небольшие группы сапёров-смертников, и на их примере мы могли понять, что надо и чего не надо делать, чтобы остаться в живых.
По пути я узнал, что моего спутника зовут Визей, или Витькой, а если полностью — Позвиздом, что через полгода ему будет четырнадцать, и что Олюшка, тёти Нюрина дочь — это его мама, а папы у Позвизда никогда не было, пусть мамка не врёт, что его убили при обороне Чернигова. Мамку прошлым летом увезли в больницу, а деда Жека пропал без вести в Южно-Крымской блокаде: ещё до блокады поехал в Севастополь за тётей Машей, мамкиной сестрой, и не вернулся. А бабу Нюру целых три месяца мурыжили в коридорах и не давали визу, потому что в степях под Житомиром начались НАТОвские учения. Коська бегал туда самый первый и хвастался, что союзники дали ему взаправду бабахнуть по москальскому бомбовозу, и он его сбил. Но Коська, конечно, брешет: Позвизду, например, бабахнуть не дали, а дали только посмотреть в прицел, и никакого бомбовоза он в прицеле не увидел, потому что учения — это когда всё понарошку. Солдаты у союзников все здоровенные и добрые, и совсем не боятся своих офицеров, не то что наши жовтоблакитники, у которых даже стреляной гильзы не выпросишь. А у этих — хоть жвачку проси, хоть из пушки прицелиться — всегда пожалуйста. И надо было бабе Нюре не ездить в Киев, а сразу пойти к союзникам — она в конце концов так и сделала. Позвизда положили на два дня в полевой лазарет, обследовали электроникой и напечатали справку, что у него КИ — аж 187, и с этой справкой баба Нюра сразу получила визу в москальском представительстве при НАТО, ни в какой Киев не пришлось ехать. Им даже на билеты...
— Ложись! — заорал Визя на всю гостиную, внезапно обрывая свой устный мемуар.
Но лечь я не успел, и меня расстреляло самонаводящимся спаренным пулемётом, замаскированным под трухлявый пень. Дальше Визе пришлось идти одному, и некому было подстраховать его справа. Но все-таки он выбрался из стреляющих джунглей и встретился с Принцем-Герцогом, и Принц-Герцог пообещал ему свидание с Колдуном, если Позвизд поможет мутантам раз и навсегда извести упырей, которые повадились воровать добычу из-под носа у охотников, а ночами шастают по деревням, пугают ребятишек.
Изводить упырей Визя не захотел. Не потому не захотел, что заподозрил в просьбе Принца-Герцога этическую каверзу, а просто потому, что после белых субмарин, зенитных ракет и спаренных пулемётов скучно ему было бы драться с обычными большеголовыми собаками, пусть даже очень умными. Он так и заявил Принцу-Герцогу через переводящую машинку, набрав на пульте риторический вопрос:
— Они вам что, совсем жить не дают?
— Не то чтобы совсем... — ответил Принц-Герцог и смущённо пожал плечами. — Но так уж у нас принято: воевать с упырями.
— Тоже мне, нашли с кем воевать! — отрезал Позвизд.
После такого заявления Принц-Герцог окончательно смутился, а встреча с Колдуном состоялась сама собой и незамедлительно. Он возник на фоне пустыни из ничего, как возникают только миражи и колдуны, и уселся в позу Лотоса на красноватом стеклянистом валуне, оплавленном древней войной. Невысокий, плотный, ладный, большелобый, с шишковатым черепом и с говорящей птицей на плече...
Но тут меня позвали, а потом и потащили к столу. Я успел переключить игру на уровень чуть более высокий и ушёл, оставив Позвизда один на один с Колдуном и с его непростыми вопросами. Колдун с планеты Саракш умеет задавать такие вопросы, на которые каждый отвечает по-своему, а правильных ответов не знает никто. Ни Принц-Герцог, ни сам Колдун, ни даже создатели этой доброй и страшной игры.
Впрочем, детям она почему-то не кажется страшной, а из взрослых далеко не все считают её доброй. Наверное, потому, что слишком уж эта игра похожа на жизнь: перманентная пальба из всех существующих видов стрелкового оружия и неразрешимые этические каверзы, иногда мешающие вволю пострелять.
@темы: проза
Бабушка моя говорила - на ушах "ходить", но это частности.
и с раздвижными куполами соляриев там же.
Хоть застрели меня, но в понятии среднестатистичекого обывателя, солярий - это такая штуковина, вроде гроба, в которой горят бледные лампы.
а сам двор — озеленить и превратить в детскую площадку..
Звучит так, будто весь двор хотят превратить в детскую площадку. ВЕСЬ, а так не бывает.
Она тут же вырвалась, наспех поправила мне причёску,
А на предыдущей странице мы читаем жгучий брюнет с ультракороткой борцовской стрижкой , т.е. поправлять особо нечего.
Понятное дело, что Марта просто совершило то действие, которое можно обозначить, как "поправить причёску", а сама просто вскользь провела по голове, почти погладила. Но написано-то - "поправила причёску".
Больше пока претензий нет.)) Читать буду. Интересно.
На вахте у меня совсем другое имя, и я его не знаю, потому что не должен знать. опять не поняла. И как человек, получая квартиру, может не знать, кто её получил? Документы? Договор?
cranberri cranberry или cranberries
Анжелка, когда-то успевшая вымахать на полголовы выше мамы, а теперь? Напрашивается логическое продолжение конструкции
Очень перегружено, на мой вкус.
О! То, чего я и боялся...
Ну, и за прочее спасибо.
Мастер-, в понятии среднестатистичекого обывателя, солярий - это такая штуковина, вроде гроба, в которой горят бледные лампы.
Уберу их нафиг вместе с прической (жестом). Я и забыл, что нонешние солярии обходятся без солнца и ничем не отличаются от гриля
А вот просто пришли к нему и сказали: «Переезжайте, господин Кротов! Вот по этому адресу! Вы же не против, да?»
Это логика не персонажа, а общества, в котором он обитает. Это в других главах - абсолютная зависимость индивидуя в абсолютно свободном обществе.
Да и «политология», которую он преподаёт, мало чем отличается от «научного» коммунизма...
Страницы, где описана смесь компьютерной игры (какой-то) с реальностью, мне захотелось пропустить. Лично я ни разу не играл ни в одну из компьютерных игр, мне неинтересно в них играть, я не в теме. Ты думаешь я один такой? Нас тьмы и тьмы - неигрателей в компьютерные игры.
Но я-то знаю, что дальше сюжет причудливо и неожиданно разовьётся, я читал твои книги. А другие может не читали.
Приготовься к тому, что пару страниц текста некоторые из нас, неигрателей, пропустят. Увы-с.
Я сам из этой тьмы!
Из компьютерных игр я играю только в пасьянсы - да и то лишь для того, чтобы пощелкать мышкой, размышляя о другом.
Но.
Это — игра по "Обитаемому острову" Стругацких, и такой игры нет.
В общем-то, она тут не очень нужна. Просто как обозначение Шекспировского (или Пушкинского?) мимоходного замечания...
При всём при том... э-э-э... В общем, это не единственная игра, которая будет тут.
Правда, он зело многословен...
Это его стиль, его язык. Не всем быть чеховыми, кто-то должен быть и боборыкиным...не читал, кстати? Пётр Дмитриевич Боборыкин,современник Чехова.
В конце XX века переиздали тиражом не менее 5 тыщ (кажется, 10) - раскуплен был на раз!
Дом был ещё не достроен, но уже частично заселялся, и мы были в числе первых новосёлов. Собственно, мы были самыми первыми новосёлами.
Это был необычный дом для не простых жильцов. Кирпичный, пятиэтажный, с двух- и трёхуровневыми квартирами, с подземным гаражом на сорок восемь машин и с бассейном на крыше. Он был квадратный в плане, с внутренним двором, пока ещё захламленным строительным мусором и перекопанным в разных направлениях траншеями подземных коммуникаций. Недостроенной в доме оставалась одна сторона квадрата, а мы вселялись в ту, что напротив, с аркой.
Это была единственная арка, да и ту скоро перекроют двойными глухими железными воротами. Открываться они будут лишь изредка, исключительно для хозяйственных надобностей, а в остальное время двор будет сообщаться с внешним миром через задние бронированные двери подъездов. Внутренние ворота намечено было декорировать изнутри под деревянные, а сам двор — озеленить и превратить в детскую площадку...
Хорошо, нормально.
Короче говоря, получить квартиру в этом доме нам не светило ни при каких обстоятельствах, а купить было не на что. Не на зарплату же вахтовика-торфодобытчика — деньги, конечно, хорошие, но не настолько. И уж во всяком случае, не на мой профессорский оклад в политехнической академии (на пол-оклада — иначе я бы не мог подрабатывать вахтой в Сибирской топливно-энергетической компании)...
На вахте у меня совсем другое имя, и я его не знаю, потому что не должен знать. Но я подозреваю, что новую квартиру получил не профессор политологии, а торфодобытчик.
Очень запутано и непонятно.
Я впервые в жизни увидел джакузи в натуре! И роскошнейшее зеркало над ним, а в зеркале — мою весьма нескромную персону: жгучий брюнет с ультракороткой борцовской стрижкой и с боксёрским расплющенным носом. Внешность отнюдь не профессорская. Очки, наверное, помогли бы мне выглядеть интеллигентно, но не для декорации же их носить! А зрение у меня всегда было отменное...
Даже плечи не согбенны, а внушительно широки, даже профессорского животика нет, зато рельеф могучего брюшного пресса угадывается сквозь пиджак, а рукава только что не лопаются от вздутых бицепсов. Тоже мне, профессор политологии!..
Это категорически блевотный марти-сью.
Впрочем, я больше ничего не знаю о своей вахтовой работе. Разве что распорядок: «месяц через месяц». Месяц профессором Политехнической академии на полставки — месяц вахтовиком на полной оплате с аккордами — и обязательный памятный блок в башку в конце каждой вахты. Экономические тайны работодателя, колено ему в зубы!
Я бы в первом абзаце подробно и коротко объяснил про вахту. Иначе не очень понятно и постоянные отсылки без ответа действуют на нервы.
Сибирской топливно-энергетической компании, где я работаю, когда не профессорствую.
Зачем повторяться? А говорите, Кинга читали - его (и не только его) золотое правило - чистовик - это черновик минус 10% текста.
Анжелка, незаметно для меня успевшая вымахать на полголовы выше мамы, художественно размещала всё это на длинном столе.
Звучит так, что она вымахала во время переезда. Потому что с девочкой мы уже встретились и про рост не было ни слова.
Тогда я стал бродить по гостиной, цепляясь за стулья и натыкаясь на гостей.
Гости уже пришли, а на стол только накрывают? Как-то не по-русски.
Анжелкиного «Саракша» на коленях и, судя по всему, азартно изничтожающий имперские белые субмарины? Почему я с ним не знаком, и чей он?
Я решил, что это такое пирожное //__=
На Саракше всё есть, ответил я, и мы с ним похитили на базе гвардейцев летающую платформу и полетели на юг, в страну мутантов. Мы летели над радиоактивными джунглями, нашпигованными боевой автоматикой, нам то и дело приходилось увёртываться от зенитных ракет, и разговаривать стало некогда, а потом нас сбили. Мы приземлились на авторотации далеко за Голубой Змеёй, где уже кончались джунгли и начиналась пустыня, тоже радиоактивная. Но джунгли всё-таки ещё не совсем кончились, и, чтобы благополучно добраться до страны мутантов, я незаметно переключил игру на нулевой, обучающий уровень.
В джунглях было полным-полно замаскированной смертельной дряни: скорострельного железа, газомётов, минных ловушек и следящей электроники, — нашу прогулку никак нельзя было назвать безопасной. Однако в поле нашего зрения то и дело появлялись небольшие группы сапёров-смертников, и на их примере мы могли понять, что надо и чего не надо делать, чтобы остаться в живых.
Лишне. Хозяина оставили мирно гамать с пацаном? Сильно не верю.
Напомнило Лукьяненко в плохом смысле. Но если причешите, думаю, будет лучше.
спасибо, он таким и должен быть. Т.е., я попал.
Гости уже пришли, а на стол только накрывают? Как-то не по-русски.
гости помогали переезжать. Новоселье. По-русски, а не по-европейски, с наемными грузчиками.
если причеш
иете, для того и выложил - узнать, где лохмато.Для чего? Чтобы все бросали читать на этом описании, решив что автору 15 лети он это написал чтобы на себя подрочить? Оо
гости помогали переезжать.
Этот момент стоит отразить в тексте тогда, а то как раз и казалось - переехали, пригласили на фуршет недоделанный.
Нет, у меня несколько иные цели... Но возможно, его внешнюю крутость надо будет дать в другом месте, а не так сразу... Спасибо, подумаю.
Этот момент стоит отразить в тексте тогда
Он отражён. Точнее, упомянут: Целая толпа знакомого и полузнакомого люда явилась помочь нам с переездом и отпраздновать наше новоселье. Вы полагаете, что надо поподробнее? Но меня как раз обилие (чрезмерное) подробностей в этой главе и заботит...
Вы полагаете, что надо поподробнее? Но меня как раз обилие (чрезмерное) подробностей в этой главе и заботит...
Да, просто потом фокус был только на новоселье, вот оно и стёрлось - про сам переезд ничего не сказано. Ну и что делали тётки и дети пока взрослые дяди помогали переносить мэбель... как-то потеряно. Буквально двух предложний бы хватило.
Герой должен быть отвратен с первых страниц. При всём при том надо, чтобы читалось.
демодок, Нет ничего хуже, чем читать повесть по кускам, длинною в три вордовских страницы. Вот у меня ГГ не вызвал неприязни. Ну качок, бывает.)) Но ничего отвратного не совершил и с пацаном в игру поиграл, нормальный чувак, вроде. Я-то знаю (продолжения не читал, но знаю))), что дальше всё разовьётся, как дОлжно, но первые строки не предполагают однозначной неприязни к ГГ.
Всё же нужно ИМХО описать его со стороны, может быть в разговоре присутствующих, а он типа не возражает против описания и даже приветствует его ( да хули, я-то крут!).
Как-то так.
Может быть и так, но... зело утомительно будет для читателя. Масса "одноразовых" персонажей...
во-во. Жену, опять же, любит.
Кто из нас писатель-то? Придумай как-нибудь! *нетверёзый Мастер почесал затылок и незлобливо улыбнулся, прихлёбывая кальвадос*
Ах, вот оно что!
Ну, тогда вряд ли стоит что-то сильно менять! Далеко не все читатели страдают "комплексом литературоведа", большинство - здоровы.
Повесть-то хорошая выйдет, но её надо сочинять, а не обсуждать сочинённое. (я так думаю).