Полутемный закуток в неизученной системе, вечно делаю не то, не тогда, не там, не с теми (с)
Уважаемые сообщники, помимо своеобычных тапков скажите, пожалуйста: последний абзац - лишний?
Хороших мальчиков и хороших девочек почему-то всегда отдают в музыкальную школу учиться играть на скрипке или фортепиано.
Дети оригинальных – или считающих себя таковыми – родителей оказываются счастливыми обладателями саксофонов, геликонов, валторн и прочей экзотики.
Гитару обычно выбирают уже сознательно.
А кого отправляют в классы непрестижных народных инструментов? Правильно. Именно тех самых детей. И именно с теми самыми словами: «Так вот, чем по улице шляться…»
Ансамбль баянистов-аккордеонистов «Весёлая радуга», построенный на эстраде Малого зала детской музыкальной школы № 17, на свежего зрителя производил незабываемое впечатление. Свежих зрителей оказалось, правда, всего двое: Любочкина мама и Петин дядя, которого Петина мама приволокла прямо с вокзала. Послушай, сказала, как племянник на баяне нажаривает, ну чисто Ян Табачник. Но любящий дядюшка пока что никого похожего на народного артиста не высмотрел. Разновозрастный коллектив на сцене напоминал арьергард дикой дивизии батьки Махно, тем более что задник сцены изображал закатную степь, а на роль тачанки вполне годилось видавшее виды фортепиано. Петин дядя машинально поискал глазами на крышке инструмента знаменитое «Хрен возьмёшь!», но нашёл только аккуратную надпись «Украина». Впрочем, это самое, знаменитое, очень даже явно читалось в разбойничьих глазах участников ансамбля.
Руководитель ансамбля, учитель-методист Виктория Яновна Гривасова, влетела в зал и промчалась к сцене, теряя листики из пухлой папки. Каблуки её туфель втыкались в серый паркет под углом сорок пять градусов. Концертное, сплошь в синих пайетках, платье переливалось в электрическом свете чешуёй неизвестной тропической рыбы.
- Дети, построились, начинаем, - на одном выдохе протарахтела Виктория Яновна. – Сейчас по разику сыграем – и будет концерт.
И, томным родственникам:
- Мы прорепетируем по разику, а потом сыграем. Подождите пять минут. Гриша, куда пошёл?! Тебе всегда туда надо, как только репетировать, сядь на место!
Лица бывалых родителей выражали коровью покорность судьбе. Петин дядя ничего не понял. Любочкина мама, округлив глаза, следила за действием на эстраде. Там металась, взмахивая сияющим хвостом платья, вдохновенная Виктория Яновна. Юные музыканты переругивались, скрипели дряхлыми стульями и повякивали баянами. С настенных портретов благостно улыбались великие композиторы прошлого.
- Коля, отодвинь стуло, Ване некуда развернуть мех! Коля, своё стуло, а не Ванино! Гриша, перестань щипать Тимофея! Соня, покажи Любочке, как держать палочки, она только две недели…
Разворот к залу, вспышка стекляруса:
- У нас в ансамбле играют все, даже если через две недели. С опозданием Любочка поступила, только десятого октября, так что на школьном отчётном концерте она ещё играть не будет, а тут, для вас, пускай поиграет!
Преисполненная своей значимости, Соня развернула палочки металлофона в Любочкиных пальцах на сто восемьдесят градусов. Соне недавно доверили партию второго аккордеона, и поэтому она страшно важничала. Впрочем, это не мешало ей втихую шкодить, переключая регистры зазевавшимся соседям. Лопоухая Любочка сияла всеми своими веснушками из-за могучей установки металлофона. Сонина мама вполголоса объяснила Любочкиной маме, что установку выбили из директора месяц назад, до этого была узенькая планшетка «Школьник» без полутонов. Любочкина мама вежливо покивала и помахала рукой дочери. Полутона её беспокоили мало.
- Начали! – рявкнула Виктория Яновна, нырнула в ремни своего баяна и дала отмашку левой рукой.
Начали. Точнее, началось.
Тимофей не надел ремни и уронил баян на ногу Коле. Любочка, домашняя девочка, никогда раньше не слышала таких выражений и с плачем выскочила из зала. Соня неспешно поплыла её утешать, бережно неся перед собой чувство собственного достоинства и аккордеон «Вельтмейстер». Как она собиралась использовать этот набор для утешения Любочки – неизвестно. Гриша, который физиологически не мог высидеть на одном месте дольше пяти минут, понёсся кругами по залу. Ваня бросил бубен и грудью упал на клавиши фортепиано. Визг и хаос.
Любина мама хотела бежать за дочкой, но ее удержали за рукав.
- Сами разберутся, - безмятежно пояснил Колин папа. – Не в первый раз.
Великие композиторы прошлого, судя по всему, полностью разделяли его мнение.
И верно, не прошло и пяти минут, как Соня привела зарёванную Любочку, Гришу сбили на скаку и усадили между Колей и Тимофеем. Петя напомнил Ване о долге, наподдав ему бубном пониже спины. «По разику» продолжалось. Ансамбль гремел, гудел и мяукал. Когда Любочкина мама решила, что сейчас сойдёт с ума, в мешанине звуков внезапно прорезалась разудалая мелодия.
- И ещё разик с третьей цифры! – орала Виктория Яновна, терзая баян. – Гриша, не забывай менять мех! Ну!..
Мелодия окрепла, и уже не надо было напрягать воображение, чтобы признать в ней народную песню «Ой, під вишнею». Музыканты, поймав кураж, азартно наяривали, почти не путаясь в пальцах. Лица их горели. Было, было в этом что-то от лихой атаки махновцев! Петин дядя ежесекундно ожидал команды «Шашки наголо!», но вместо этого…
- Здравствуйте, дорогие родители и другие родственники! – провозгласила Виктория Яновна, ослепительно улыбаясь в зал.
Петин дядя удивился, поскольку по прибытии все, включая его самого, уже здоровались с руководительницей ансамбля. Но среди бывалых родителей такой поворот никаких эмоций не вызвал, и Петин дядя решил, что так и надо в силу какого-то неведомого ему обряда.
- Сегодня у нас конец четверти, и мы покажем вам, чему научились за это время, - лицо Виктории Яновны приобрело сосредоточенное выражение, будто она сама очень хотела вспомнить, чему за четверть научились её питомцы. – Как вы знаете, среди наших достижений – поездка в сентябре на конкурс в Житомир, где наш ансамбль занял первое место среди коллективов крупных форм.
В зале одобрительно зашумели при вспоминании об этом славном деянии. Все от души надеялись, что Житомир уже оклемался после налёта «Весёлой радуги», но оснований эти надежды почти не имели. Во всяком случае, общежитие кулинарного техникума, куда ансамбль пустили из жадности (сорок гривен с носа, без квитанции), точно оклемается не скоро.
- Весной нас приглашают в Санкт-Петербург на фестиваль народных инструментов, но там надо жить в их гостинице с видом на крейсер «Аврора», и организуют фестиваль не из министерства культуры, а какая-то фирма, так что нам участие могут не засчитать в достижения, хотя, конечно, жалко.
Зал замер в задумчивости. Родители и другие родственники мучительно соображали, что бы могла значить эта фраза, и надо ли собирать деньги на поездку, или «незасчитанные» достижения купно с дорогущим видом на революционный крейсер всё-таки перевесят, и никто никуда не поедет. А Виктория Яновна продолжала без пауз:
- Каникулы будут короткие, поэтому готовьтесь к техзачёту, двадцатого декабря и пятнадцатого у выпускников. Да, Коля Малыгин ещё не приступил к сольфеджио, учительница жаловалась. Пусть Коля туда сходит, там ноты учат и всякое такое. А сейчас… начинаем наш концерт! Ансамбль «Весёлая радуга» класса педагога Гривасовой исполнит для вас народную песню в обработке Гривасовой «Ой, під вишнею»!
Застучали робкие аплодисменты. Петин дядя удивляться устал, но за компанию тоже несколько раз ударил в ладоши. Любочкина мама лихорадочно обдумывала пути к отступлению: на скрипку или на фортепиано?.. Пока не поздно…
Гриша свистнул, металлофон лязгнул, и мелодия, которой зрители наслаждались последние полчаса, понеслась на новый круг.
После ансамбля, согласно заведенному порядку, начались сольные выступления.
- У кота – наркота… - проникновенно выпевали тёртые третьеклассники под заикающийся аккомпанемент новичков-первогодков, долбящих три вечные ноты пьески «У кота-воркота».
Польки, сонатины, этюды и неизменное «Ніч така місячна», высунутые от усердия языки и пунцовые щёки с отпечатком края правой клавиатуры. Отчётный концерт уверенно катился по утоптанной колее. Виктория Яновна объявляла номера, зрители однообразно умилялись и хлопали, выступившие уже артисты утомлённо зевали и ждали, когда же закончится эта тягомотина. Тимофей мечтательно смотрел в окно, а меха баяна свисали с его расслабленных колен неприличной розовой колбасой. Соня строила глазки попеременно Грише и Ване, а Любочка страшно переживала за всех. Великие композиторы скучали на стенах. Мусоргскому и Чайковскому повезло: их портреты висели напротив окна, а вот Лысенко от эстрады отвернуться не мог и брезгливо морщился в пышные усы. Действительно, наблюдать, как Петя выдавливает из аккордеона «Эх, дороги», словно гной из прыща, было неприятно.
Но вот уже выпускник Коля закончил издеваться над кантатой, и все, включая Колин инструмент, вздохнули с облегчением. Зрители разразились бурными аплодисментами, и Виктория Яновна возвестила, что концерт окончен. Дети с дружным визгом выплеснулись за дверь, большая часть родителей помчалась следом, стремясь отловить своё чадо до того, как вся банда рассеется по путаным школьным коридорам, но кое-кто остался.
- Нюра, пошли домой, - нудил вполголоса Петин дядя, дёргая сестру за рукав. – Жрать охота – меры нет, я ж с поезда. И колбаса в чемодане сутки…
- Цыть, - сурово отвечала Петина мама. – Мне с Викторией Яновной о музыке поговорить надо. Виктория Яновна! – гаркнула она во всё своё лужёное базарное горло. – А скока будет по деньгам в Питер поехать?
Виктория Яновна заметно съёжилась и жалко заулыбалась.
- Мы с родительским комитетом посчитаем, - промямлила она. – Обязательно скажем, если решим, что стоит ехать.
- Если чего, мой едет, - важно кивнула Нюра, будто судьба всей мировой культуры зависела от того, попадёт ли её Петюня в Северную Пальмиру. – Тока надо заранее знать, шоб денег собрать.
На лице Виктории Яновны отразилось серьёзное сомнение в том, что такое сокровище как Петя Габидулин стоит везти даже в Гупаловку. Но учительница промолчала. А Петина мама, наговорившись о музыке, ухватила брата под локоть и потащила прочь из зала, на ходу вызывая ненаглядного сыночка. Петин дядя еле успел подцепить свой щегольской чемодан и скороговоркой попрощаться. За чемоданом тянулся едва уловимый шлейф чесночно-колбасного аромата.
Теперь в Малом зале кроме руководительницы «Весёлой радуги» осталась только Сонина мама.
- Что у вас? – спросила Виктория Яновна. Она прекрасно знала – что.
- За октябрь заплатить за школу, - ответила Сонина мама и посмотрела на баян Виктории Яновны.
Баян, чёрно-перламутровый монстр о двенадцати регистрах, самодовольно бликовал в свете ламп дневного освещения.
- Давайте, если без сдачи, - сказала Виктория Яновна, старательно на свой баян не глядя.
- Без сдачи.
Это было частью ритуала. Соблюсти его удавалось далеко не всегда, но…
Купюры перекочевали в засаленный блокнот, в нём же появилась пометка об оплате. Крупным, круглым почерком с завитушками.
Сонина мама откашлялась.
- Виктория Яновна.
- А?
- Та вещь, что вы играли на вечере…
- Из итальянцев?
- Нет, своё…
- Которое? Обработку?
- Нет, памяти Ивасюка, с вариациями на «Червону руту»…
- И что? – музыкантша тщательно делала вид, что не понимает. Ритуал есть ритуал.
- Я кое-что недослышала. Не могли бы вы…
И Сонина мама повела длинным носом в сторону баяна. Викторию Яновну тоже повело в ту сторону, будто гвоздь к магниту.
- В какой части? – спросила она и погладила инструмент.
- А если от начала до конца? Без контекста трудно…
Баян только что не замурлыкал, прыгая хозяйке на руки. Широкие, вытертые до блеска ремни по-хозяйски обняли плечи Виктории Яновны. Дальнейшие разговоры смысла не имели, да и ритуальные фразы кончились.
Где-то с гиканьем носился по школе ансамбль «Весёлая радуга», сметая всё на своём пути; Нюра с пугающим невежеством рассуждала об искусстве, а её брат хотел ужинать; Луна вызывала приливы мирового океана; хитроумная фирма «Аккорд» организовывала жульнические фестивали, а интеллигентная старушка на вахте поминала «гривасовских уродов» совершенно неинтеллигентными словами.
Это где-то. А здесь и сейчас мчался через степь поезд-экспресс, увозя в последнее загадочное путешествие молодого композитора с большими амбициями. Баян стал поездом, степью и мелодией, которую слышал молодой амбициозный композитор. Чёрно-белая россыпь кнопок перекатывалась под пальцами Виктории Яновны, как серая степная трава под ветром. Единственный слушатель жадно ловил колебания раскатистых гармоник и резонировал, понуждая исполнителей – немолодую, разочарованную во всём кроме музыки, женщину и её инструмент – наращивать темп и выразительность. Пьеса летела к кульминации, и смерть уже зацепилась за подножку последнего вагона, чтобы не опоздать к месту встречи со слишком талантливым человеком.
Где-то в недрах кабинета № 24 лежал пакет с розочками, в котором Виктория Яновна хранила четыре килограмма бумаги: свидетельства о том, что В.Я. Гривасова участвовала, побеждала, становилась лауреатом, взращивала лауреатов и победителей… Смешной, но действенный щит от всего, что мешало ей делать музыку. Жалкая наглядность для тех, кто не в состоянии вибрировать с гармониками и видеть смерть между чёрными запятыми нотных знаков. Где-то он был жизненно необходим, этот легендарный пакет, вместе с Петюней Габидулиным, осточертевшей отчётностью и неизбежными поборами в фонд школы. Где-то, но только не здесь и не сейчас. Для триединого совершенства музыки, музыканта и слушателя вся эта мишура значила не больше, чем прошлогодний снег. И не будет значить, пока не отзвучит последний аккорд.
За дверью Малого зала замер восторженным истуканом Валик, муж Виктории Яновны, рыжий и лысый одновременно, навсегда влюблённый в свою жену. Он безропотно сопровождал её во всех поездках, ведь она запросто могла потерять всё – деньги, документы, учеников – кроме баяна. Вот и сегодня Валик приехал за супругой, поскольку та забыла дома ключи, кошелёк и пакет с бутербродами. Часы над входом в музыкальную школу показывали четверть девятого.
Хороших мальчиков и хороших девочек почему-то всегда отдают в музыкальную школу учиться играть на скрипке или фортепиано.
Дети оригинальных – или считающих себя таковыми – родителей оказываются счастливыми обладателями саксофонов, геликонов, валторн и прочей экзотики.
Гитару обычно выбирают уже сознательно.
А кого отправляют в классы непрестижных народных инструментов? Правильно. Именно тех самых детей. И именно с теми самыми словами: «Так вот, чем по улице шляться…»
Ансамбль баянистов-аккордеонистов «Весёлая радуга», построенный на эстраде Малого зала детской музыкальной школы № 17, на свежего зрителя производил незабываемое впечатление. Свежих зрителей оказалось, правда, всего двое: Любочкина мама и Петин дядя, которого Петина мама приволокла прямо с вокзала. Послушай, сказала, как племянник на баяне нажаривает, ну чисто Ян Табачник. Но любящий дядюшка пока что никого похожего на народного артиста не высмотрел. Разновозрастный коллектив на сцене напоминал арьергард дикой дивизии батьки Махно, тем более что задник сцены изображал закатную степь, а на роль тачанки вполне годилось видавшее виды фортепиано. Петин дядя машинально поискал глазами на крышке инструмента знаменитое «Хрен возьмёшь!», но нашёл только аккуратную надпись «Украина». Впрочем, это самое, знаменитое, очень даже явно читалось в разбойничьих глазах участников ансамбля.
Руководитель ансамбля, учитель-методист Виктория Яновна Гривасова, влетела в зал и промчалась к сцене, теряя листики из пухлой папки. Каблуки её туфель втыкались в серый паркет под углом сорок пять градусов. Концертное, сплошь в синих пайетках, платье переливалось в электрическом свете чешуёй неизвестной тропической рыбы.
- Дети, построились, начинаем, - на одном выдохе протарахтела Виктория Яновна. – Сейчас по разику сыграем – и будет концерт.
И, томным родственникам:
- Мы прорепетируем по разику, а потом сыграем. Подождите пять минут. Гриша, куда пошёл?! Тебе всегда туда надо, как только репетировать, сядь на место!
Лица бывалых родителей выражали коровью покорность судьбе. Петин дядя ничего не понял. Любочкина мама, округлив глаза, следила за действием на эстраде. Там металась, взмахивая сияющим хвостом платья, вдохновенная Виктория Яновна. Юные музыканты переругивались, скрипели дряхлыми стульями и повякивали баянами. С настенных портретов благостно улыбались великие композиторы прошлого.
- Коля, отодвинь стуло, Ване некуда развернуть мех! Коля, своё стуло, а не Ванино! Гриша, перестань щипать Тимофея! Соня, покажи Любочке, как держать палочки, она только две недели…
Разворот к залу, вспышка стекляруса:
- У нас в ансамбле играют все, даже если через две недели. С опозданием Любочка поступила, только десятого октября, так что на школьном отчётном концерте она ещё играть не будет, а тут, для вас, пускай поиграет!
Преисполненная своей значимости, Соня развернула палочки металлофона в Любочкиных пальцах на сто восемьдесят градусов. Соне недавно доверили партию второго аккордеона, и поэтому она страшно важничала. Впрочем, это не мешало ей втихую шкодить, переключая регистры зазевавшимся соседям. Лопоухая Любочка сияла всеми своими веснушками из-за могучей установки металлофона. Сонина мама вполголоса объяснила Любочкиной маме, что установку выбили из директора месяц назад, до этого была узенькая планшетка «Школьник» без полутонов. Любочкина мама вежливо покивала и помахала рукой дочери. Полутона её беспокоили мало.
- Начали! – рявкнула Виктория Яновна, нырнула в ремни своего баяна и дала отмашку левой рукой.
Начали. Точнее, началось.
Тимофей не надел ремни и уронил баян на ногу Коле. Любочка, домашняя девочка, никогда раньше не слышала таких выражений и с плачем выскочила из зала. Соня неспешно поплыла её утешать, бережно неся перед собой чувство собственного достоинства и аккордеон «Вельтмейстер». Как она собиралась использовать этот набор для утешения Любочки – неизвестно. Гриша, который физиологически не мог высидеть на одном месте дольше пяти минут, понёсся кругами по залу. Ваня бросил бубен и грудью упал на клавиши фортепиано. Визг и хаос.
Любина мама хотела бежать за дочкой, но ее удержали за рукав.
- Сами разберутся, - безмятежно пояснил Колин папа. – Не в первый раз.
Великие композиторы прошлого, судя по всему, полностью разделяли его мнение.
И верно, не прошло и пяти минут, как Соня привела зарёванную Любочку, Гришу сбили на скаку и усадили между Колей и Тимофеем. Петя напомнил Ване о долге, наподдав ему бубном пониже спины. «По разику» продолжалось. Ансамбль гремел, гудел и мяукал. Когда Любочкина мама решила, что сейчас сойдёт с ума, в мешанине звуков внезапно прорезалась разудалая мелодия.
- И ещё разик с третьей цифры! – орала Виктория Яновна, терзая баян. – Гриша, не забывай менять мех! Ну!..
Мелодия окрепла, и уже не надо было напрягать воображение, чтобы признать в ней народную песню «Ой, під вишнею». Музыканты, поймав кураж, азартно наяривали, почти не путаясь в пальцах. Лица их горели. Было, было в этом что-то от лихой атаки махновцев! Петин дядя ежесекундно ожидал команды «Шашки наголо!», но вместо этого…
- Здравствуйте, дорогие родители и другие родственники! – провозгласила Виктория Яновна, ослепительно улыбаясь в зал.
Петин дядя удивился, поскольку по прибытии все, включая его самого, уже здоровались с руководительницей ансамбля. Но среди бывалых родителей такой поворот никаких эмоций не вызвал, и Петин дядя решил, что так и надо в силу какого-то неведомого ему обряда.
- Сегодня у нас конец четверти, и мы покажем вам, чему научились за это время, - лицо Виктории Яновны приобрело сосредоточенное выражение, будто она сама очень хотела вспомнить, чему за четверть научились её питомцы. – Как вы знаете, среди наших достижений – поездка в сентябре на конкурс в Житомир, где наш ансамбль занял первое место среди коллективов крупных форм.
В зале одобрительно зашумели при вспоминании об этом славном деянии. Все от души надеялись, что Житомир уже оклемался после налёта «Весёлой радуги», но оснований эти надежды почти не имели. Во всяком случае, общежитие кулинарного техникума, куда ансамбль пустили из жадности (сорок гривен с носа, без квитанции), точно оклемается не скоро.
- Весной нас приглашают в Санкт-Петербург на фестиваль народных инструментов, но там надо жить в их гостинице с видом на крейсер «Аврора», и организуют фестиваль не из министерства культуры, а какая-то фирма, так что нам участие могут не засчитать в достижения, хотя, конечно, жалко.
Зал замер в задумчивости. Родители и другие родственники мучительно соображали, что бы могла значить эта фраза, и надо ли собирать деньги на поездку, или «незасчитанные» достижения купно с дорогущим видом на революционный крейсер всё-таки перевесят, и никто никуда не поедет. А Виктория Яновна продолжала без пауз:
- Каникулы будут короткие, поэтому готовьтесь к техзачёту, двадцатого декабря и пятнадцатого у выпускников. Да, Коля Малыгин ещё не приступил к сольфеджио, учительница жаловалась. Пусть Коля туда сходит, там ноты учат и всякое такое. А сейчас… начинаем наш концерт! Ансамбль «Весёлая радуга» класса педагога Гривасовой исполнит для вас народную песню в обработке Гривасовой «Ой, під вишнею»!
Застучали робкие аплодисменты. Петин дядя удивляться устал, но за компанию тоже несколько раз ударил в ладоши. Любочкина мама лихорадочно обдумывала пути к отступлению: на скрипку или на фортепиано?.. Пока не поздно…
Гриша свистнул, металлофон лязгнул, и мелодия, которой зрители наслаждались последние полчаса, понеслась на новый круг.
После ансамбля, согласно заведенному порядку, начались сольные выступления.
- У кота – наркота… - проникновенно выпевали тёртые третьеклассники под заикающийся аккомпанемент новичков-первогодков, долбящих три вечные ноты пьески «У кота-воркота».
Польки, сонатины, этюды и неизменное «Ніч така місячна», высунутые от усердия языки и пунцовые щёки с отпечатком края правой клавиатуры. Отчётный концерт уверенно катился по утоптанной колее. Виктория Яновна объявляла номера, зрители однообразно умилялись и хлопали, выступившие уже артисты утомлённо зевали и ждали, когда же закончится эта тягомотина. Тимофей мечтательно смотрел в окно, а меха баяна свисали с его расслабленных колен неприличной розовой колбасой. Соня строила глазки попеременно Грише и Ване, а Любочка страшно переживала за всех. Великие композиторы скучали на стенах. Мусоргскому и Чайковскому повезло: их портреты висели напротив окна, а вот Лысенко от эстрады отвернуться не мог и брезгливо морщился в пышные усы. Действительно, наблюдать, как Петя выдавливает из аккордеона «Эх, дороги», словно гной из прыща, было неприятно.
Но вот уже выпускник Коля закончил издеваться над кантатой, и все, включая Колин инструмент, вздохнули с облегчением. Зрители разразились бурными аплодисментами, и Виктория Яновна возвестила, что концерт окончен. Дети с дружным визгом выплеснулись за дверь, большая часть родителей помчалась следом, стремясь отловить своё чадо до того, как вся банда рассеется по путаным школьным коридорам, но кое-кто остался.
- Нюра, пошли домой, - нудил вполголоса Петин дядя, дёргая сестру за рукав. – Жрать охота – меры нет, я ж с поезда. И колбаса в чемодане сутки…
- Цыть, - сурово отвечала Петина мама. – Мне с Викторией Яновной о музыке поговорить надо. Виктория Яновна! – гаркнула она во всё своё лужёное базарное горло. – А скока будет по деньгам в Питер поехать?
Виктория Яновна заметно съёжилась и жалко заулыбалась.
- Мы с родительским комитетом посчитаем, - промямлила она. – Обязательно скажем, если решим, что стоит ехать.
- Если чего, мой едет, - важно кивнула Нюра, будто судьба всей мировой культуры зависела от того, попадёт ли её Петюня в Северную Пальмиру. – Тока надо заранее знать, шоб денег собрать.
На лице Виктории Яновны отразилось серьёзное сомнение в том, что такое сокровище как Петя Габидулин стоит везти даже в Гупаловку. Но учительница промолчала. А Петина мама, наговорившись о музыке, ухватила брата под локоть и потащила прочь из зала, на ходу вызывая ненаглядного сыночка. Петин дядя еле успел подцепить свой щегольской чемодан и скороговоркой попрощаться. За чемоданом тянулся едва уловимый шлейф чесночно-колбасного аромата.
Теперь в Малом зале кроме руководительницы «Весёлой радуги» осталась только Сонина мама.
- Что у вас? – спросила Виктория Яновна. Она прекрасно знала – что.
- За октябрь заплатить за школу, - ответила Сонина мама и посмотрела на баян Виктории Яновны.
Баян, чёрно-перламутровый монстр о двенадцати регистрах, самодовольно бликовал в свете ламп дневного освещения.
- Давайте, если без сдачи, - сказала Виктория Яновна, старательно на свой баян не глядя.
- Без сдачи.
Это было частью ритуала. Соблюсти его удавалось далеко не всегда, но…
Купюры перекочевали в засаленный блокнот, в нём же появилась пометка об оплате. Крупным, круглым почерком с завитушками.
Сонина мама откашлялась.
- Виктория Яновна.
- А?
- Та вещь, что вы играли на вечере…
- Из итальянцев?
- Нет, своё…
- Которое? Обработку?
- Нет, памяти Ивасюка, с вариациями на «Червону руту»…
- И что? – музыкантша тщательно делала вид, что не понимает. Ритуал есть ритуал.
- Я кое-что недослышала. Не могли бы вы…
И Сонина мама повела длинным носом в сторону баяна. Викторию Яновну тоже повело в ту сторону, будто гвоздь к магниту.
- В какой части? – спросила она и погладила инструмент.
- А если от начала до конца? Без контекста трудно…
Баян только что не замурлыкал, прыгая хозяйке на руки. Широкие, вытертые до блеска ремни по-хозяйски обняли плечи Виктории Яновны. Дальнейшие разговоры смысла не имели, да и ритуальные фразы кончились.
Где-то с гиканьем носился по школе ансамбль «Весёлая радуга», сметая всё на своём пути; Нюра с пугающим невежеством рассуждала об искусстве, а её брат хотел ужинать; Луна вызывала приливы мирового океана; хитроумная фирма «Аккорд» организовывала жульнические фестивали, а интеллигентная старушка на вахте поминала «гривасовских уродов» совершенно неинтеллигентными словами.
Это где-то. А здесь и сейчас мчался через степь поезд-экспресс, увозя в последнее загадочное путешествие молодого композитора с большими амбициями. Баян стал поездом, степью и мелодией, которую слышал молодой амбициозный композитор. Чёрно-белая россыпь кнопок перекатывалась под пальцами Виктории Яновны, как серая степная трава под ветром. Единственный слушатель жадно ловил колебания раскатистых гармоник и резонировал, понуждая исполнителей – немолодую, разочарованную во всём кроме музыки, женщину и её инструмент – наращивать темп и выразительность. Пьеса летела к кульминации, и смерть уже зацепилась за подножку последнего вагона, чтобы не опоздать к месту встречи со слишком талантливым человеком.
Где-то в недрах кабинета № 24 лежал пакет с розочками, в котором Виктория Яновна хранила четыре килограмма бумаги: свидетельства о том, что В.Я. Гривасова участвовала, побеждала, становилась лауреатом, взращивала лауреатов и победителей… Смешной, но действенный щит от всего, что мешало ей делать музыку. Жалкая наглядность для тех, кто не в состоянии вибрировать с гармониками и видеть смерть между чёрными запятыми нотных знаков. Где-то он был жизненно необходим, этот легендарный пакет, вместе с Петюней Габидулиным, осточертевшей отчётностью и неизбежными поборами в фонд школы. Где-то, но только не здесь и не сейчас. Для триединого совершенства музыки, музыканта и слушателя вся эта мишура значила не больше, чем прошлогодний снег. И не будет значить, пока не отзвучит последний аккорд.
За дверью Малого зала замер восторженным истуканом Валик, муж Виктории Яновны, рыжий и лысый одновременно, навсегда влюблённый в свою жену. Он безропотно сопровождал её во всех поездках, ведь она запросто могла потерять всё – деньги, документы, учеников – кроме баяна. Вот и сегодня Валик приехал за супругой, поскольку та забыла дома ключи, кошелёк и пакет с бутербродами. Часы над входом в музыкальную школу показывали четверть девятого.
@темы: Рассказ
-
-
19.01.2013 в 05:14Нет. Он очень нужен. Без него образ героини не только неполон, но и неправдоподобен.
-
-
19.01.2013 в 09:27последний абзац добавляет масштаба, как камера, берущая общий план сцены. он нужен.
-
-
19.01.2013 в 11:04-
-
19.01.2013 в 11:06-
-
19.01.2013 в 11:55Без этой «неправдоподобности» не обойтись. Потому что это НЕ неправдоподобность, это просто редкость. Счастливая для героини редкость, но иногда случающаяся.
По себе знаю.
Да и по деталям очень достоверно: едва высказана просьба (маловероятная до невозможности!), её сразу «повело» к баяну...
-
-
19.01.2013 в 12:07Проблема для меня в том, что это у Сониной мамы ритуал. То есть регулярно повторяемое действие. Не могу объяснить, но до этого момента эта родительница органично вливалась в ряды прочих родственников с их отношением к музыкам чад - «Так вот, чем по улице шляться…». И внезапно она оказывается в одном потоке с В.Я. Подчёркиваю - внезапно. Для меня. И если В.Я. всё время повествования вела себя странно и увлечённо, то это выпадение из образа именно Сониной мамы выглядит как большой и грубый инструмент автора, торчащий из канвы повести. Для меня.
-
-
19.01.2013 в 12:11Гм... Как бы это... Могу только предложить вам поверить на слово: есть такие
читателислушатели. Да, они частенько пытаются "мимикрировать под нормальных", но таки ж восхищены, таки ж не могут жить без... Есть такие. Знаю таких.-
-
19.01.2013 в 12:30-
-
19.01.2013 в 12:32-
-
19.01.2013 в 12:41Если можно, уточните: неправдоподобной показалась именно ситуация (если так, то ничего не могу сделать, всё в реале) или то, как она прописана (если так, то еще могу поработать; может деталей каких-то добавить?).
демодок, именно мимикрия. В чистом виде)
-
-
19.01.2013 в 12:50-
-
19.01.2013 в 12:54-
-
19.01.2013 в 12:59-
-
19.01.2013 в 15:48-
-
19.01.2013 в 15:51-
-
19.01.2013 в 15:59-
-
19.01.2013 в 15:59Вообще не надо выделять. Ни к чему. Незачем. Такие люди действительно есть, и не только по отношению к музыке. Кто-то - к стихам особо чувствителен, кто-то - к танцу, кто-то - к живописи... И эта чувствительность зачастую ими самими не осознается. И никакой такой «элиты» они не образуют. Они просто есть.
У меня реакция этой мамы никакого удивления не вызвала, и никакой спотычки при прочтении не было.
-
-
19.01.2013 в 17:44демодок, Вообще не надо выделять. Ни к чему. Незачем.
Полностью согласен. Это действительно ритуал. Нечто личное, интимное, что существует только между Викторей Яновной и Сониной мамой. Рискну предположить, что они обе стыдятся этого, но ещё больше жаждут именно этого момента. Вся прелюдия - что-то вроде пароля.
читать дальше
Catold, перепост у себя можно?
-
-
19.01.2013 в 19:03-
-
19.01.2013 в 19:05читать дальше
-
-
19.01.2013 в 19:11читать дальше
перепост у себя можно? - разумеется.
-
-
19.01.2013 в 20:02плюс почему не для "хулиганов" - еще и по тому кочану и кочерыжке, что недешевый инструмент. дороже той же гитары, мандалины, господи прости.
не, а нафиг автор так огульно утверждал истину, в самом деле. ну, подобрался разбойничий состав. ну, бывает. у нас самая малочисленная группа на редкой специальности была самая бОрзая. состояла из дам: десять дам и один мужского пола студент.
не нужен первый абзац: детям не надо засорять, старикам вроде меня - посмеяться?
Каблуки её туфель втыкались в серый паркет— и внезапно гиперболизация, аж напужала. ничто не предвещало.
- Дети, построились, начинаем, - на одном выдохе протарахтела Виктория Яновна.— протарахтела? я чего-то не понимаю, но те же преподы обычно и сольфеджио преподают, и специальность. так было у моих преподов- почти у всех. кому доверяли ансамбли или выступления - тот не тарахтел, прассстите, а перекрывал громогласным и раскатистым воплем, давая команду к началу представления. Глас из "Догмы" обзавидуется. она б еще пробубнила, блин.
итого: я не понял, где кончились обобщения и началась конкретика. плёхо.
- Здравствуйте, дорогие родители и другие родственники! – провозгласила Виктория Яновна, ослепительно улыбаясь в зал. - рредкостное обращение, блин. смешки в зале гарантированы. с предками никто не церемонится - либо "зрители", без родителей, либо "родители" без никого другого. Да и мимо читателя нафих и окончательно пролетел тот момент, что Яновна с собой принесла свой инструмент. когда она пристроилась к ансамблю и играла ли первую партию. Что происходит в момент обращения, каково было ее положение в пространстве? она сидит и вполоброта к залу вещает? вряд ли на репетиции руководитель от ансамбля отвернется. аккордеон на концертное платье - хотелось бы ощутить, как надевала.
В зале одобрительно зашумели - не понял, раньше реакция родителей описывалась поименно, хм, ранее перечислялась только реакция "свежих" зрителей. теперь они перестали быть свежими и вообще быть - как раньше были невидимы "несвежие"? я к тому, что реакции убрали резко, ощутимо. так же, как начали втыкать в паркет - и тут же перестали этим баловаться.
какая-то фирма, так что нам участие могут не засчитать в достижения, хотя, конечно, жалко - а разве не пофих; главное ж - грамота на стеночку.
пояснить надо бы, если там какие-то бонусы от минкультуры падают.
пунцовые щёки с отпечатком края правой клавиатуры - не понял; хоть о клавиатуре какого инструмента речь?
потом дочитаю, м.б., надо всё прощать, но я лучше после чаю.
-
-
19.01.2013 в 22:04-
-
19.01.2013 в 22:58-
-
19.01.2013 в 23:23-
-
20.01.2013 в 00:23тут, видите ли, нет разницы - я мог ходить в музыкалку и учиться на флейте. или учиться с преподом на дому.
пожалуй, не буду дочитывать темообразующий текст.
и умиротворяющая статистика о девочке, которая читала-читала буковки от десяти тысяч... буковок-то...
-
-
20.01.2013 в 00:35По поводу следа на щеке - деталь, на самом деле, не существенная (хотя и добавляет реализма). А различие баяна и аккордеона - это вполне очевидные вещи. Это, блин, два совершенно разных инструмента.
-
-
20.01.2013 в 00:57-
-
20.01.2013 в 00:59А инструмент - баян или аккордеон - определяет для ученика учитель специальности. Так по крайней мере обстоит дело в нашей музыкалке. И учительница сольфеджио там отдельно. А тон аккордеона в значительной мере зависит от регистра, но это уже неважно.)
Спасибо за замечания.
-
-
20.01.2013 в 01:11А вот тут есть ещё одна интересная тонкость (да, в меня сейчас полетят тапки
Catold, по-моему, удовольствие, получаемое от музыки - достаточная причина для создания такого ритуала
Хм... Тогда возникают другие вопросы. Хотя это уже ближе к вкусовщине. Ведь выходит, что у Сониной мамы нет другого способа послушать хорошую музыку, кроме как на "отчётном концерте". Скажем так, я нахожу это несколько странным.