Пишет
Герберт Майн:
Начало того, что может стать повестью. Прошу прочитавших, по возможности, не считая критики, ответить на главный волнующий меня вопрос: интересно ли было читать и хочется ли узнать, что будет дальше? Думаю, продолжать ли текст, или отложить и забыть.
Критику воспринимаю вполне адекватно, звездной болезнью не страдаю.
Торговец жареными цикадами кинул очередную порцию на жаровню и, дождавшись, пока панцири захрустят, ловким движением нанизал цикад на прутики и обмакнул в тягучий тёмный сахар. На плетёную циновку у жаровни тут же упала медная монета, звякнув о другие. Покупатель выхватил прутик из рук торговца, слизнул с лапки цикады сладкую каплю. Широкое, скуластое лицо расплылось в довольной улыбке.
- Ты рукав сахаром закапал, - заметил его спутник, повыше и постарше, в высокой шапке с султаном городского жреца.
Скуластый отмахнулся рукавом, на котором и без сахара пятен хватало:
- Стоит того, господин мой… Стоит ведь того!..
читать дальшеПанцирь аппетитно хрустнул на его белых зубах. Высокий поморщился и отошёл к книжному прилавку, занявшись изучением новых гравюр. Султан на шапке покачивался, когда он заинтересованно склонял голову.
«Настоящий жрец…» - умиротворённо подумал торговец, помешивая сахар в котелке, - Накидка вышита серебром по синему, воротник – прям по самые уши… Да и уши чистые, вот ведь… Приближённый Бога, не нам чета. А этот…
Скуластый потянулся ко второму прутику, одновременно пытаясь достать из рукава монету. Длинный рукав перекрутился, парень запутался в нём липкими пальцами и весьма забористо выругался.
- Наръяата!.. – прикрикнул на него жрец, отвлекаясь от книг, - Воистину, одного не оставишь…
Наръяата ответил широкой плутоватой улыбкой и, дождавшись, пока жрец отвернётся, наставил ему пустые прутики на манер рогов. Торговец усмехнулся и тут же потупил взгляд – не пристало всё же смеяться над жрецами.
Со стороны храма за рыночной площадью послышался протяжный гул гонга. Торговцы засуетились, собирая товар – книжник, извиняясь и кланяясь жрецу, быстро свернул свитки и увязал их в узел, торговец цикадами подхватил за ручку горячий котелок, ссыпал цикад в корзину и отошёл в тенёк. Уходить он не собирался – храмовое шествие стоит посмотреть, хоть оно и мешает торговле.
Жрец ухватил Наръяату за плечо и отвёл в сторону. Проговорил вполголоса:
- Голову опусти. Взгляд не поднимай. И молчи, ради милости Бога.
- Не учите, господин мой, - оскорбленно отозвался Наръяата, потирая плечо под драной накидкой, - Не первый год в столице.
- Главное – чтоб не последний, - сказал жрец, глядя поверх сложенных ярких навесов на приближающиеся копья с белыми лентами. Процессию охраняла храмовая стража, медные нагрудники и позолоченная кожа доспеха сияли на солнце, прибавляя блеска белым одеждам жрецов. Заодно стражники успевали откидывать с прохода мусор древками копий и предупреждать босых жрецов об особо неприятных лужах.
Стражников была дюжина, жрецов – всего двое: босоногий юнец в сером кушаке послушника, и старый и умудрённый, с достоинством ступающий по неровному камню площади. Юноша ойкал, поджимал ноги, но старался как можно выше и ровнее держать древко стяга – с него в небо рвалось белое полотнище с именем Бога, вытканным золотом.
Торговцы любили Бога, а уж золото – и подавно. Процессию встретили приветственными криками, поклонами – многие били не один поклон, а три земных, в знак наивысшего почтения. Городской жрец, не отпуская плечо своего неотёсанного спутника, смотрел на послушника. Узкие губы дрогнули в улыбке – когда-то сам таким был. И не так уж давно, если вдуматься…
Стража расступилась, оттеснив торговцев к плетёной стене чайной. Старый жрец выступил вперёд, поднял руки в жесте благословения – люди откликнулись привычными словами молитвы. Откашлявшись, старик начал:
- Благословляет людей, родившихся и рождающих на этой земле!
- Благословляет! – откликнулись торговцы.
- Благ-гословляет! – присоединился к ним выбравшийся из чайной сонный пьянчуга. И отсалютовал пиалой.
- Благословляет, - тихо сказал молодой жрец, склонив голову и отпустив плечо Наръяаты. Наръяата тоже послушно пробормотал слово молитвы.
- Защищает от боли и тьмы мира сего!
- Защищает!..
- Дарует мир и свет творениям своим!
- Дарует!
Жрец опустил руки, кивнул послушнику – и стяг взвился ещё выше, летя по ветру, блистая золотом:
- Бог-Который-С-Нами!..
- Бог, который с нами… - прошептал Наръяата, глядя на стяг и смаргивая непрошенную слезинку. Эти церемонии всегда вышибали из него дух. Больно уж красиво.
- Бог, который с нами, - тихо и тепло произнёс молодой жрец. Из-под его заколки выбилась тёмная прядь, лезла в лицо, но он не обращал внимания.
- Бог, который с на… - толпа захлебнулась заученной формулой.
На позолоченном древке стяга блеснул слепяще-яркий солнечный луч. Скользнул выше, пополз по белому шёлку…
«Чудо…» - подумал прижатый к стене чайной торговец цикадами.
Пьянчуга уронил пиалу, странно хохотнул, выпучил глаза и ткнул в сторону стяга грязным пальцем:
- Горит! Горит же, люди!..
На белом шёлке проступило тёмное пятно. Лучик пополз дальше, скользя по золотым письменам… И лёгкий стяг вспыхнул как паутина.
Послушник вскрикнул и уронил его. Тут же подхватил, взмахнул, пытаясь потушить…
На потемневшем древке жалко болтались мокрые обрывки ткани.
Старый жрец непонимающе смотрел на осквернённый стяг, и борода его мелко тряслась.
Пьянчуга захохотал, испуганно поперхнулся и, оглядевшись, убрался обратно в чайную.
В толпе нарастал испуганный гул, стража обступила жрецов, не подпуская к ним людей.
Наръяата посмотрел на стяг, на послушника, потом бросил быстрый взгляд на крышу высокого дома за чайной. И дёрнул «своего» жреца за рукав:
- Господин!
- Уйди с глаз… - пробормотал молодой жрец, - Такой знак… За что, Боже?
- Это не он, - хмыкнул Нарьяата, - Это стеклом подожгли. На той крыше блестит, господин, видите? Как медяшка.
- Что?.. – молодой жрец быстро повернулся, хлестнув Наръяату широким рукавом. На крыше дома, за лапой резного змея, и впрямь – поблёскивало что-то, мерцало… исчезло.
Жрец оглянулся было на стражу, но тратить на них время не стал. Не оставят старика и мальчишку. Подошвы шёлковых туфель скрипнули по камням, и молодой жрец метнулся в тёмный переулок, на бегу придерживая шапку.
За его спиной дробно стучали деревянные сандалии Наръяаты.
Чудом не поскользнувшись на вываленных в сточную канавку яблочных шкурках, жрец обогнул чайную и побежал к стене дома. Три этажа – не шутка, но дом был старым, с причудливой резьбой на стенах. Ухватившись за крыло каменного феникса, жрец выдохнул:
- Подсади!
Наръяата ловко помог ему забраться на феникса и вскарабкался сам. Подтолкнул жреца пониже спины, помогая залезть выше, ухватился за скат крыши, и осторожно высунулся:
- Тише бы надо, господин…
- Не надо, - буркнул жрец, залезая на крышу и глядя на деревянного змея из-под руки, - Убежал, неблагословенный!
На крыше и впрямь было пусто.
Только блестел в грубо вырезанной лапе змея осколок тщательно отполированного толстого стекла. Жрец рассмотрел его, взвесил в ладони и убрал в рукав:
- Разбить успел… Какое умение нужно, чтобы так приспособить…
- Немалое, - согласился Наръяата, болтая ногами над краем крыши.
Внизу, за чайной, шумели торговцы, всхлипывал послушник, щерились копья стражников…
Наръяата достал из-за пазухи корявую трубку и кисет, ловко набил её, огляделся – и выловил между черепиц ещё один осколок. Примерился и разжёг трубку пойманным тонким лучом.
Жрец смотрел на него напряжённо:
- Если твой подельник… Если знаешь, кто… Шкуру сниму наживую. И никакого больше милосердия. Сниму и жрать заставлю.
- Вы суровы, господин мой, - кивнул Наръяата, пыхтя трубкой, - Только будь у моих подельников такие большие стёклышки – мы бы сразу дом того богатея спалили, а не пилили бы полночи замки. Не знаю таких. Огоньки такие видел – но, вот же, любуйтесь… Трубку разжечь, червяка спалить для забавы. А богохульствовать среди нас охотников нет.
- А где есть?.. – жрец сел рядом, аккуратно расправив нижнюю длинную накидку. Снял шапку, пригладил растрёпанные волосы.
- Бог знает.
- Знает, - устало кивнул жрец. И добавил, почти с обидой:
- Только нам не скажет.
Люди внизу понемногу расходились, обсуждая явленное им чудо. Стяг не пришёлся Богу по нраву?.. Золота мало, или послушник слишком неровно держал?.. Или молился кто-то не особо истово?.. Бог знает… Да не скажет.
Растерянный молодой жрец сидел на крыше, кашлял от едкого дыма, рассеянно ощипывал султан на шапке и думал, что на острове завелись безумцы.
Минусы - стилистика, построение предложений в некоторых местах.
Заранее спасибо.
Achenne, спасибо. )
пунктуация. сначала как мысль, потом как прямая речь
Воистину, одного не оставишь…
можно и попроще, а то уж прям "воистину" =)) имхо
позолоченная кожа доспеха
доспехов?
блеснул слепяще-яркий солнечный луч.
бэээ. тоже поточнее бы и попроще
молодой жрецмолодой жрец
потом там еще третий раз "молодой жрец" будет... чем "он" не нравится?
расправив нижнюю длинную накидку.
длинную нижнюю.
а вообще впечатление хорошее! продолжайте!
даже не буду говорить, как тут правильно препинать. учебник, автор, открываем и перестаем оглаживать себя по выпуклостям за грамотность, ибо стыдобища же.
медные нагрудники и позолоченная кожа доспеха сияли на солнце, прибавляя блеска белым одеждам жрецов— прямое влияние так и чудится. хотите смешать в кучу впечатления от одеяний разных шествующих? тогда скажите об аккордном сиянии, исходившем от процессии. и: доспех один, стражников много, Аннушка, лапу жму.
Заодно стражники успевали откидывать с прохода— о-о, два моих любимых слова: проход и откидывать. есть ещё третье, но его почему-то никто не употребляет уже: она подорвалась бежать - вот в таком контексте.
все у сетераторов называется ПРОХОД: галерея, аллея, тропинка, да просто улица превратились в клоаку эту.
все действия по: выдворению, расчистке, забрасыванию, отведению прочь с и даже прощанию с, например, сомнениями получили гордое и неземное универсально заменяющее: ОТКИНУЛ!
да, именно криком.
исправляйте, или вы считаете, что эти слова надо оставить - как наиболее употребительные в текстах соседок по СИ-школолошниц?
и предупреждать босых жрецов об особо неприятных лужах. — они как в классики прыгали под окрики охранников. или охранники громко шептали, чтоб не разрушить атмосферу? а разве улица для шествий не замощена хотя бы деревом? или они по рандому ходили?
и смаргивая непрошенную слезинку. Эти церемонии всегда вышибали из него дух. Больно уж красиво - вышибали дух? может, растрогали до слез? а то уж прям зажмуряют.
тихо и тепло произнёс молодой жрец. Из-под его заколки выбилась тёмная прядь - на нем же ж шапка. все больше внезапных деталей, нафиг не нужных читателю.
мы бы сразу дом того богатея спалили, а не пилили бы полночи замки. - чаво? поджог вместо того, чтоб обнести дом, что ли, предлагают? да еще поджог солнечным лучом ночью.
Снял шапку, пригладил растрёпанные волосы. -там же ж заколки, не проще переколоть вместо того, чтоб за уши закладывать и попусту гладить?
______________________________________________
комм. эксперта: шелковое волокно фоторазлагаемое в принципе. в свое время семи часов, проведенных на крыше высотки МГУ в летний день, хватило полотну из натурального шёлка, чтоб превратиться даже не в обрывки тряпки, а почти в ничто. поэтому этот случай с поджиганием, конечно, странный, но недоразумения с бережно хранимыми и, наверное, древними знамёнами должны были случаться регулярно, и флаги, если культу хоть сколько-нибудь десятков лет, должны были заменить на солнечном-то острове, который весь в лужах почему-то. Именно из-за нестойкости к свету воздушных шелковых знамен не бывает, а бывают тяжелые. Раньше - хлопковые, нынче - синтетические.
______________________________________________
стОит дальше писать или нет - автору решать. усегда ему.
п.с. кроме того - глюки с поведением толпы. народ безмолвствовал (с) ну десять секунд, ну шокированно перешептывался, и тут жрец в синем ка-ак
на стену полезетпобежит! но никого это не смутило, потому что люд прорисован в другой сцене и никак более на происходящее не реагирует.плюсом сомнительно легчайшее преодоление трех этажей вверх за счет одного только феникса. он, видимо, от земли до крыши тянулся и был удобен для восхождения. такая пожарная лестница, не препятствующая проникновению через крышу.
дом был старым, с причудливой резьбой на стенах. Ухватившись за крыло каменного феникса, жрец выдохнул - начали с резьбы, а далее рисуем скульптурные формы. горгулья, конечно, резьбой по камню получена, но резьбой трехмерную фигуру уже не зовут.
согласился Наръяата, болтая ногами над краем крыши— поточнее бы, а то аэробика какая-то видится. с учетом, что непонятно, во что он одет...
и, конечно, для фэнтазийного? повествования вопрос несколько неуместный, но с крыши оказалось как-то просто смыться, причем не тем путем, каким на неё карабкался синий жрец. В общем, проходной двор, а не крыша - они даже не продолжили преследование, очевидно, там много вариантов.
вообще же хочу отметить отличное живое повествование, сразу просто видишь сцены, движения. это дорогого стоит, очень здорово!
я бы прочла продолжение)
Вам действительно важно чье-то мнение чтобы творить?