[Rasco-Kelentis]

...любое коммерческое использование без разрешения автора запрещено...



Пролог.



Капли дождя текут по щекам, оставляя неровные дорожки, они скользят, но, очутившись на губах, как ни странно не обретают вкуса…. Натянутые и раскаленные нервы высасывают все: обстановку, окружающие предметы, людей, запахи и вкусы…. Нет ничего кроме тупого, ноющего зарубцевавшейся, но до так до конца и не зажившей раной ожидания….ожидания самого дорого и между тем родного человека. Кажется, эти понятия должны существовать в симбиозе чувств, но это не так…у нас это не так…вот видите – это «у нас»… Когда два человека становятся единым целым, мысль о разлуке, о том, что можно с радостью ждать возвращения и встречи, становится абсурдной. Встреча приносит успокоение и чувство теплого и бежево-розового умиротворения…

- Привет, - я смущенно целую ее щеку, по привычке стесняясь косых дождливых взглядов прохожих и перехватываю большую спортивную сумку – все, что надо Кате на несколько дней.

- Привет, - она удерживает мои губы на своих на несколько секунд дольше, чем это позволяют правила хорошего тона в общественных местах, и как всегда пытается удержать сумку.

- У тебя рука болит.

- Когда ты рядом, у меня все в порядке, - я по-идиотски улыбаюсь, чувствуя предательскую боль в потянутой на тренировке по фехтованию мышце.

- Нет, ну надо вот так умудриться. Она смотрит на тыльную сторону руки, на которой несколько свежих царапин и пара серебристых ниточек старых, - зай, может, ты все-таки бросишь это все?

- Ты знаешь, что не могу, это отдых.

- Который заканчивается травмами.

Мы идем домой. К нам домой. Квартира, дверь которой сможет скрыть нас от любопытных, поможет расслабиться Кате после перелета, она не любит самолеты, а мне даст возможность обнять ее. Очень скоро в моих руках появится чашка с горячим свежим чаем, который, в прочем останется нетронутым, потому, что…она обнимет меня… а пульсирующая в венах кровь прорвется наружу расширенными зрачками и раскаленным надломленным полушепотом. Чашка, с уже холодным отрезвляющим чаем, появится в моих руках, только когда, когда ночь уже накроет бархатом этот серый город. Катя, по-кошачьи передернет плечом, глядя на мой холодный чай, и нальет себе горячий кофе. Она пьет его неровными, как и ее дыхание глотками.

- Посадишь сердце.

- У меня же есть твое, - она ухмыляется, как ребенок, который точно знает, что завтра он получит подарок на Рождество и конечно, уже не слушает нравоучения о послушных детях.

- Сделаешь нас двоих бессердечными?

- Ну что ты, - ее рука котенком ляжет в мою ладонь, - разве я смогу...

- Если двоих, - размышляю я, пока дым сигареты, неумелым птенцом кружа воздухе, старается вырваться к приоткрытой дверцей форточке, - то не страшно.

- Ничего, скоро мы будем вместе, и у нас будет целая вечность, к тому же у нас есть наше сегодня…

- Да, наше…оно принадлежит только нам, - говорю я, обнимая ее, и вдыхая запах ее волос: запах лимона и каких-то специй, может корицы?





Часть 1. Это мы?





- Нам надо расстаться.

Парень напротив выглядит не очень удивленно, скорее всего, он знал.

- Почему?

Достаточно равнодушно, чтобы понять, что здесь задето мужское самолюбие и больше ничего, к счастью ничего.

- Я не думаю, что мне нужен мужчина.

Пас, уход в сторону, вместо того, чтобы сказать правду, мне жаль человека и поэтому я предпочитаю найти мягкий повод, настолько мягкий, чтобы хрупкая гордость этого парня не пострадала.

- В смысле. Ты можешь сказать, что тебе во мне не нравилось.

Черт. Я то могу сказать, но вот захочешь ли ты услышать?

- Ты не устраиваешь меня как мужчина, я не чувствую желания по отношению к тебе и секс с тобой для меня неприемлем.

Все.

- Понятно. Вот, это тебе.

- Не надо.

А ведь он знал, что мы расстаемся, возможно, причина и не была ясна, но он знал. Неплохой ход, при условии, что совесть иногда просыпается. Ладно, что-то парень совсем убит…

- Мы останемся друзьями?

- Думаю вряд ли.

Ну вот, теперь все в норме, мужское самолюбие радуется, что хоть чем-то смогло задеть и ушло вместе со своим обладателем с гордо поднятой головой.

- И долго это будет продолжаться!

Пьеса та же действие второе.

- Что именно?

- Сколько их еще будет? Ты не думаешь, что проблема в тебе? Чем тебе не нравился этот?

- Он плохой любовник.

Все. Сейчас можно спокойно чем-нибудь минут на пять заняться. Переваривание информации.

- И это повод? Он ведь любил тебя.

О, на этот раз быстро, хотя за то количество подобных разговоров можно было привыкнуть.

- Да, - разбавляю это наглой ухмылкой, претендующей на пощечину или всплеск фразы: извращенка.

Хлопок дверью. А и черт с вами, господа, парень любил не меня, а то, что он, как ему казалось, добился меня. На протяжении пары месяцев он упорно трахал эту мысль во всех позах, а мне пришлось объяснять, что здесь ему светит только мысль. Между тем монитор загорелся, и на рабочем столе появилась надпись «математика». Вот, еще одна веселая вещь. На протяжении года играть со мной в догонялки, через полтора года до меня, наконец, дошло, что это не любовь, а просто желание получить все, что только можно, циничная уверенность в собственной неотразимости. Наверно теорема нашей нелюбви – это единственное, что я вынесла с уроков математики. Хотя я искренне наслаждалась профессионализмом ее игры – мастер. Знал бы ее муж, что он с топорством дровосека угробил ферзя, в бытовых неурядицах. Впрочем, мне следует сказать спасибо, за просмотр этой игры и музы, которая помогла написать пару циклов стихов и несколько рассказов. Депрессия иногда творит чудеса. 1.15 Интернет и очередной сайт знакомств. В этом романтика нашего времени, не доверять никому и все же искренне надеяться на то, что за одной из анкет скрыт прекрасный принц или принцесса. Блеф, ложь, похоть, глупость, жадность - туева куча вещей, сталкиваться с которыми не хочется. По просмотру пары десятков анкет возникает ощущение того, что ты копаешься в несвежем белье, положение усугубляется тем, что оно ко всему прочему еще и не твое.



За окном снег. Я ненавижу зиму, эта фраза вырисована везде, абсолютно везде на подернутых морозной крошкой стеклах, в чашке горячего кофе, в пепельнице со свернувшимися окурками, чьи тельца беспокойно и недовольно переворачиваются, ругаясь шорохом на нового соседа и своего незадачливого бога, который посыпает их головы пеплом и улучшает их демографическую обстановку.

И снова десяток анкет, созданное и отправленное сообщение с предложением о знакомстве – достаточно нестандартное, для обывателей статичных страниц и достаточно стереотипичное для меня. Иногда мне бывает стыдно, правда…когда человек с восторгом пишет о том, как нестандартно я знакомлюсь…я успокаиваю себя тем, что все это фарс. Странно, успокаивать себя, размышляя, что все это ложь…перевернутый с головы на ноги и обратно мир…Шалтай-Болтай в наше время. Никогда не знаешь, где ты окажешься завтра...



Она ответила, не знаю, что меня тогда побудило написать, может фотография…очень счастливая улыбка… я никогда не знаю, что делать с женщиной, если она плачет и совершенно не знаю, что делать, если тебе вот так обезоруживающе улыбаются. И в том и в другом случае ощущения идиота, потому, что чтобы ты не сделал - суть ты не поменяешь – у одной уже текут слезы, а другая уже улыбается…а ты лишний потому что и слезы и улыбка принадлежат им, а ты врываешься сюда без спросу… Может быть в этих рассуждениях скрыт истинный выбор. Я выбираю женщину вместо мужчины…мне нравится сложность игры, построенной на эмоциях, интуиции, безрассудности. Я не умею подчиняться мужчинам, меня удручает простота отношений и да…мне нравится секс с женщинами…в общем я написала, а она ответила. Меня уже с самого начала поражало то, что мы разные, слишком разные…это иногда забавляло, иногда пугало, раздражало и веселило. Она любит точность, а вы можете себе представить литератора, претендующего не точность, да он карандаши переломает вместе с нервами, пока напишет хоть что-нибудь стоящее. Я не говорю об историках, но даже те, оперируя датами, умудряются влезть в шкуру дизайнера-художника и поработать с тенями, пылью и драпировками. Как итог напомаженная дата, облаченная в подкрашенную, если нужно состаренную и потертую драпировку из лоскутов домыслов, легенд, версий и исследований.

- Это наука – проститутка, - сказала Катя как-то.

- Ага, - ухмыльнулась я, - а Радзинский тогда кто? Стриптизер?



Она живет в другом городе, а мне не двадцать лет. И то и другое выяснилось случайно и не сразу. И она, и я боялись оборвать переписку. И теперь я жду ее. Пишу каждый день ей стихи, прозу, делаю небольшие зарисовки. Мы ни разу не видели друг друга. Она никогда раньше не имела отношения с девушками, гомосексуальных отношений. Но ведь у нас не гомосексуальные отношения – мы не только не подобны, но секса у нас не было. Она рушит все мои стереотипы. «Я никогда не буду предлагать встречаться натуралу» - летит в корзину смятой школьной запиской. На ее фразу: «Ты хотела бы со мной отношений?». Я пишу: «Ты станешь моей девушкой?». Отлично. Остальные принципы забились в угол сознания до лучших времен, с ужасом смотря на своего сородича в мусорной корзине и со странным любопытством на Кэт.

- Я люблю тебя, - говорит она, а я не верю. Падший ангел - имя данное мне прошлыми отношениями и закрепленное бывшей девушкой, падший ангел не умеет верить – протяни ему новые крылья и он будет в ужасе оглядываться на наличия архангелов и демонов, потом украдкой хапнет одно и побежит, чтобы придя домой не повесить его на стенку или спину, а спрятать в ящик и засыпать куриными перьями извлеченными из обыкновенных подушек, потом уляжется на пустую наволочку, и будет спать. Я не умею доверять. Но она учит, каждый день с удивительной дотошностью она подбирает коды к шифру моего сердца.

- Я тебя люблю, - наконец говорю ей я.

Здравый смысл смачно плюет, собирает пожитки, и хлопая дверью уходит не прощаясь. Вот так девятнадцать лет почти идеального сожительства, а теперь словно отрепетированный, идеальный, почти английский уход. А мне не жаль. Мне жаль, что сейчас зима, а моя любимая далеко.

- Я приеду через три-четыре месяца.

Ок. Я разговариваю с другом. Он думает о том, чем бы ему заняться с девушкой, при наличии нулевого счета в кошельке, растущих запросов пассии и где бы взять денег….

- Она скоро приедет. Надо найти работу.

- Завтра посмотрим.

Работы нет, тебя нет, денег тоже нет…зато в избытке ссоры с родителями и приколы на учебе. Отец с ненавистью смотрит на галстук, затягиваемый на моей шее. В безупречных серо-стальных глазах секундное желание, чтобы это была удавка. Но он безукоризнен, а значит, такие мысли не должны появляться

К тому же он верит в Христа, а я никак не могу понять этой веры. Если Бог есть ему все равно, откуда слышать все эти жалобы, восхваления и проклятия. Хотя, если он слышит только то, что говорят в храмах, то он молодец – так как соборах его чаще всего хвалят и просят. Вся нецензурщина, как в прочем и истинные молитвы остаются за кадром этой кузницы актерского мастерства. Ему бы еще не знать о чем они думают. Потому, что бабка с пакетом, что держит его мертвой хваткой, воровато оглядываясь на соседей, откуда пахнет рыбой, думает сейчас отнюдь не Христе и терновом венце…Господи, извини, но ее рыба, глядящая на позолоту остановившимися пустыми глазами, перебивает запах ладана. Худощавый священник чертыхается и тут же крестится, смотря на одну из икон.



Скоро твой приезд и внутри все переворачивается, когда задумываешься, что будет если я тебе не понравлюсь. Мы с другом устраиваемся на работу. До твоего приезда месяц, у нас куча долгов, наполеоновские планы, о том, как улучшить жизнь себе, человечеству и…а курить между тем нечего. На улице идет дождь, наш начальник, разбивает воздух крепким боксерским телом. Он отдает пачки с листовками, кислотно-желтые жилетки и уходит – впереди три или четыре часа беготни. Грязь, вода, машины и светофор. Грязь, вода, машины и светофор. Грязь, вода, машины и светофор. Сколько раз это повторяется? Не знаю, не одна сотня до того момента, как наш работодатель машет рукой, забирает остатки листовок, жилетки и отдает деньги. Мы вытираем мокрые лица, премся на остановку и мечтаем лишь о ванне и ужине. Завтра будет тоже самое. Ты скоро будешь рядом, это мысль, которая согревает меня, заставляет отказываться от знакомств и бежать белкой в колесе по перекладинам учебы, работы и прочих жизненно важных дел, надеясь на то, что очень скоро ты его сломаешь. Ты любишь меня. Я люблю тебя.



- Игорь – это твой парень?

- Нет, мы просто друзья.

- Понятно, - лицо мамы мрачнеет, - а где твой молодой человек?

- Мой любимый человек далеко, - я не хочу обманывать. Я люблю Катю, но она не парень.



Маршрутки, метро, автобус и университет.

- Привет, чем занимаешься вечером, - девушка из параллельной группы смотрит слишком доверчиво. Принципы возмущаются против демона, который шепчет что-то, об упущенном шансе, о том, что может Кэт играет и не приедет сюда, а если приедет, то ей совсем необязательно знать об этом.

- Извини, но у меня работа сегодня, - я улыбаюсь, понимая, насколько фальшиво звучит все это.

- А на выходных? - из-за этой детской наивности становится не по себе.

- Я не могу, у меня есть девушка.

- А-а-а, - растерянная, она смотрит в глаза, надеясь, что сейчас я скажу, что все это шутка и предложу сходить куда-нибудь, - ну тогда ладно, пока, - не дождавшись ответа, она уходит.

Она уходит, а я вспоминаю прошлый год, принципы ликуют, демон сквозь клыки шипит что-то типа: «Идиотка».



Ты скоро приедешь. Сейчас весна. Я сдаю зачеты. Ты говоришь, мне время рейса и я бегу в аэропорт.

- Ты далеко? – подруга Юля ухмыляется, она знает ответ, но хочет услышать мои интонации.

- Я хочу встретиться с Кэт.

- С кем?

- С любимой девушкой.

- Вот, - она улыбается, - так и надо говорить, давай, вали, уже отсюда, от препода я отмажу.



Жаль, я не увижу этого, бабулька лет восьмидесяти будет вынуждена слушать бред о личной жизни Юли, ее странных политических взглядах, весенней депрессии. Самолет прибудет через час. Твой самолет.

На улице по-весеннему холодно, внутри слишком жарко. Я стою внутри наблюдая как через рамки металлоискателя проходят десятки людей. Счастливых, равнодушных, расстроенных. Проходит час, а тебя нет. Демон внутри курит трубку, ухмыляется говоря: «Я ведь предупреждал тебя» и протягивает мне сигареты из моего же рюкзака. А ты говоришь, что с самолетом проблемы. Демон не верит и смеется. Наконец появляешься ты, приятельски хлопаешь меня по плечу и выходишь на улицу. Интересно, ты видела тогда мое лицо? Я перехватываю у тебя сумку, и мы ждем автобуса, ты не хочешь снимать очки, а я ненавижу разговаривать, не видя глаз собеседника. Мы едем в метро, и ты смеешься. Опять эта улыбка, против которой нельзя ничего сделать. Хозяин квартиры, которую мы снимаем, учит Катю открывать дверь, а меня…

- А вот здесь полотенца, - он учит меня, как вешать полотенца. В ванной. На крючок. Очень замысловатое занятие, правда? Кэт заканчивает разговаривать по телефону и предлагает погулять. Если я ей не понравлюсь у меня есть,…и я понимаю, что никого нет. Впервые я выкладываюсь на одни отношения, не держа кого-нибудь на всякий случай. Демон закатывает глаза. Принципы улыбаются машут плакатом с надписью «Однолюб!». Идиотская по своей сути прогулка закончилась еще более идиотскими разговорами. Она что-то рассказывает, понимает, что все это не нужно, но не умолкает. Обычно это не очень хороший знак, это означало бы, что человеку неуютно. Но неуютно из-за чего? Она умолкает, и я понимаю, что время вышло. Шансы на пощечину велики, но…я слишком хочу ощутить ее губы, почувствовать вкус ее кожи. Последнее на что меня хватает это оборванная фраза: «Можно?». Она отвечает. Человек который в пустыне за сотней миражей, наконец нашел родник поймет меня. Ее губы слишком нежные, с терпким вкусом недавней сигареты и пьянящего желания. Она обнимает меня, прижимая как можно крепче, не отпуская – единое целое, вскоре я пойму, что так оно и есть. Мы вместе и совершенно невозможно что-то изменить. А мне надо домой. Это похоже на душ, холодный душ с утра.



Я вхожу в квартиру. Нотации и бред, мысленная установка: «На своей работе, ты будешь слышать и не такое». Разговор с другом закончился в середине ночи. Скоро вставать.

- Ты куда? – мама выходит, сонно смотря на часы.

- Портфолио у девчонок забыла, перед учебой надо забрать.

- Так они ж спят наверно? – она озадаченно смотрит на то, как я выхожу и закрываю дверь, и на часы, который показывают 5 утра.



На улице красновато-оранжевое солнце, холодно. В магазине с цветами спит продавец, положив большую, тяжелую голову на руки.

- На экзамен? – спрашивает она, смотря на меня сонными глазами.

- Да, - отвечаю я, - на самый важный экзамен.

Ты встречаешь меня сонной и с яркой зубной щеткой в руках. Я люблю тебя. Я снимаю куртку и футболку. Мы снова вместе. Демон оценивающе смотрит на нее: «Ты у нее не первая». Ложь, кричу я ему. «И она у тебя тоже» - добавляет он. А вот это уже правда. Но она первая девушка, с которой нет лжи, от которой я не устаю и которая, не пытается изменить меня. Я хочу принадлежать ей. Демон скулит, твердя о потерянном времени, о том, что все это плохо кончится.

Я хочу ее, я хочу больше чем секса, больше чем любви. Тебе хорошо со мной и ты говоришь, что любишь меня. Демон выгибается, пытаясь рассмотреть ту безумную, которая говорит, что ей со мной хорошо.

Мне надо в универ, вставать не хочется, безумием кажется та мысль, что мне надо оставить сейчас тебя, пусть даже и на пару часов. В дверях аудитории меня встречает Юля:

- Дура, что ты здесь делаешь!? – на нас смотрит парочка преподавателей и администрация, - Вали обратно! Куда ты приперлась?!

- Я…ну вроде, если занятие пропущено, с экзаменами большие проблемы….

Юля на секунду задумывается, оценивая степень моего идиотизма.

- Идиотка. Давай-ка честную причину по чему ты здесь, а не в постели с любимой.

- Не знаю! - это ору уже я, - Я не хочу надоедать, пускай немного отдохнет! Мне страшно, нельзя показывать всю свою привязанность! Человек сядет не шею!

На нас смотрят все, кто есть в коридоре и рекреации.



Я выдерживаю пару и мчусь обратно к Кате, которая встречает меня у парадной.

Я целую ее в лифте или это она меня целует? Я не знаю, но ее губы сводят меня с ума – фраза слишком банальна, чтобы описать радость, бежево-розовое тепло и волну нежности к этой девушке. Она легко опрокидывает меня на кровать, один из приемов рукопашки, демон внутри смеется, а я чувствую себя идиоткой. Я половину весны твержу ей о своих тренировках по фехтованию, оружию и рукопашному бою, она кивает головой, что-то уточняет…а потом я оказываюсь лежащей на кровати…почему-то ущемленное самолюбие очень быстро уходит. А демон смеется, откинувшись на спинку бархатного кресла - он хохочет. Она со мной, она во мне…она курит, и я понимаю, что в этой кухне в данное время находится филиал рая. Она хочет есть и в два часа ночи мы идем в магазин, а потом я готовлю макароны. Принцип: «Я никогда не буду стоять у плиты» летит в мусорную корзину. Ради нее. Она обнимает меня, засыпая, теряя окончания и без того понятных фраз. Прижимается горячей щекой к ключице….

- Я хочу посмотреть Русский музей.

Мы идем туда, и я понимаю, что у нас считанные часы…ей сегодня улетать.

Со стен на нас смотрят полотна, герои которых видели слишком много таких картин, не то, что смотрители, удивленно наблюдающие за Кэт, расстроенной и не снимающей темных очков и моим слишком открытым и растерянным взглядом. Для меня это все неправильно! Мы не должны быть здесь, мы должны быть дома, я хочу обнять ее…но не могу стереотипы шипят и колют взглядами иностранцев и местных…

Когда мы вернемся домой – ты пройдешь на кухню закуришь, а я сев на пол обниму твои колени. А внутри демон тоже курит и с тоской смотрит на горящее пламя в камине.

- Она сломает тебя! – говорит демон.

- Пусть сломает, но это сделает она…

Демон наливает полный бокал свежей крови и разбавив водкой разом выпивает.



Я смотрю на тебя и не понимаю, каким образом я смогу прожить без тебя до августа. Я приду в себя уже только в маршрутке. Когда пощечина демона приведет в чувства…горечи и тоски.

- Такого не может быть, она не может сейчас уехать! Так нельзя! – я кричу, это глядя на демона.



- Ты знала, на что ты идешь, - он говорит спокойно и в его глазах боль, подумать только демону больно, но ведь он часть моей души, и даже ему не избежать горечи и тоски.

- Подумай, ей тоже плохо…она возвратится в свой город, без тебя, для нее это как сон и вот теперь ее разбудили, помоги ей.



Я пытаюсь улыбаться, пытаюсь…но у меня хреново получается. Горечь во рту становится нестерпимой, я хочу курить, я хочу тебя, я хочу, чтобы всего этого не было…но сейчас ты исчезнешь…я целую твои губы, мужчина позади тебя смотрит почти с шоком. Я ухожу слишком быстро, дезертирую. Я понимаю, что так нельзя, но ты не должна увидеть слез, я понимаю, что мне нельзя сорваться, это не поможет ни тебе, ни мне…

Две недели ада. Я, возвратившись в квартиру чувствую ненависть ко всему, я ненавижу все это за то, что здесь нет тебя. Две недели ада. Две недели прежде чем я смогу адаптироваться к жизни. Я схожу с ума. Родные ничего не говорят, только смотрят…были попытки завязать разговор о счетах на телефон…мне похуй. Демон смеется, наблюдая за их взглядами: так смотрят на больных.



Они думают о наркотической зависимости. Да я наркоманка – мой наркотик ты. Три дня инъекций и полное привыкание. Что ты со мной сделала? Демон смеется, но смех все больше похож на истерику. Он смеется над дебилизмом ситуации и ее безысходностью. Впереди два месяца ожиданий.



Часть 2. Мы будем вместе!



У меня практика. И три десятка детей. У нее молочный комбинат с раб. классом. Классом рабов социальных. стереотипов и завышенного мнения о…дай им флаг и горн и они прокричат: «Всегда готов!» Служить не трем буквам С и затесавшейся туда как десятки республик Р, так своему мужу алкоголику и голодным детишкам, о которых они твердят каждые пять минут.

- А мой-то сегодня…всю зарплату…пропил…



Я живу мыслью о том, что она скоро приедет, а осенью я смогу найти работу.

- Как твой молодой человек? – спрашивает бабушка, наливая пятую кружку чая.

- Да, на самом деле все хорошо, только одна проблема, хотя я это проблемой не считаю. Это девушка.

- Кто девушка? У него? Какая девушка?

- Он – это она и девушка.

- А ты не знала, - в глазах ужас от возможности того факта, что ее внучку так обманули.

- Нетязналанонедумалачтовсебудеттаксерьезно и, - я перевожу дыхание, - …мывместеужепол-года.

Бабушка смотрит удивленно, пытаясь что-то разобрать в этой тарабарщине.

- Ты не могла бы еще раз повторить.

- Э-э-э, я знала, но не думала, что все будет так серьезно и…мы вместе уже пол-года.

Бабушка всплескивает руками, демон ухмыляясь подвывает:

«Горе-то какое-е-е-е!» Но слышу его только я, и поэтому ухмылка на моем лице выглядит признаком безумия.

- Ты сошла с ума.

Ага, мне нужна она.

- Как…я не понимаю…как так можно.

- Нам хорошо вдвоем…

- Ладно дружить, никто не говорит, что это плохо, это хорошо, но…как….как с сексом-то?

- А вот в СССР, секса не было, – демон смеется, - поэтому наверстываем упущенное прошлыми поколениями.

- Хорошо с сексом. Мне нравится.

- И ты…это ж…за это…раньше-то сажали! Ну, вот не думала, что ты у меня лесбиянка.

Забавно, но это слово не любят все как натуралы так и гомосексуалы, может потому, что оно чаще звучит как ругательство?

- Срам-то како-о-о-й! – потешается демон.

Дальше два часа объяснений, что все нормально. Что вылечить меня никто не сможет. И что девушка у меня хорошая.

- Я конечно не понимаю, но буду думать до осени. И Господи, родителям-то пока не говори.

Что думать и почему до осени не знаю ни я, ни демон.



Мне надо уезжать. Две недели перед тем, как я смогу снова услышать твой голос. Демон, вздыхая пакует вещи, принципы встают дружными рядами и я обещаю Кэт верность и любовь. Я начинаю ненавидеть эту поездку уже сейчас, находясь в здании аэропорта. Может самолет рухнет и мы никуда не полетим? Демон вздыхает, кладет в саквояж успокоительное и крем от солнца. Я схожу с ума, деньги на телефоне закончились и…я не могу тебе написать, а ночью мучают сны – мне снится, что мы никак не можем встретиться, что ты не хочешь меня видеть. Демон пьет литрами валерьянку, но вынужден раз за разом пересматривать эти сны. Огромное солнце обжигает кожу, которая слишком стосковалась по Катиным рукам, по касаниям ее нежных пальцев. Я не люблю золото, и оно не любит меня. Оно отворачивается и злобно шипя каплями воды на камнях пощечинами оставляет красные следы на моем теле. Я смотрю в этот желтый глаз и смеюсь, - скоро придет ночь и луна закроет желтый глаз! Но приходит ночь - и луны нет, здесь нет ни звезд, только черное небо, да море. Море…я вспоминаю тебя. Кэт так любит воду, что иногда кажется, будто та отразилась в ее переменчивых серо-синих глазах. И сейчас волна псом ложится у моих ног, и словно почувствовав тоску она в луче проходящего мимо кораблика, я вижу как волна принимает цвет твоих глаз. И белые псы урчат, глядя как я улыбаюсь. Демон смотрит вперед, далеко за горизонт и насвистывает мелодию, зеленые глаза умиротворенно поблескивают. Я поднимаюсь к коттеджу и слышу, как он говорит о том, что может хоть эта ночь пройдет спокойно. Я знаю, что все будет хорошо…. Я верю в это. Демон укутывается в одеяло, его ночной колпак с кисточкой смотрится особенно торжественно при появлении Морфея, который завет тебя… Я вижу твои глаза и я слышу твой голос….

- Я люблю тебя, и мы всегда будем вместе…



Эпилог.



Темноволосая девушка выпрямившись смотрит на пачку листов. Рука устало проводит по глазам и тонкие пальцы массируют виски.

Через пару секунд несколько металлических полос скрепляют год жизни. Девушка открывает первую страницу. Шариковая ручка. По-детски неровный почерк выводящий:



Такой любви почти не бывает…мы придумали ее, поверили, но осознание того, что все это сказка, прошло по нам обеим острием бритвы. Почти год твоих измен Кэт, почти год моего пустого ожидания и отвращение от чужих губ, ласкающих мое тело, после того, как я узнала правду… я выполнила свое обещание, помнишь, ты просила написать историю о нас? Она закончена.



С неба падал снег, он падал на одежду прохожих, на асфальт и на равнодушное лицо девушки, что сидела на карнизе.

Начиналась зима…