Глава 3. Делитесь, господа! Только не подозрениями.
читать дальшеЖемчужины чувств на спирали сомнений
Согрели друг друга, а мы…не посмели.
(Вероника Иванова «И маятник качнулся».)
- Мне Ирину позови, пожалуйста! – сказал я маленькой девочке, Иркиной сестренке, взявшей трубку. Было раннее утро, часов только восемь, и таким созданиям, как я, положено еще спать мертвым сном и видеть свои чернушные сны. Ирка, видимо, этому обычаю не изменяла. Но меня – совсем одолела бессонница.
- Угуу?… - сонно протянула она в трубку.
- Доброе утро. Извини, что разбудил.
Краткое молчание.
- А-а, это ты? Ну, какое же оно доброе? Когда звонят ни свет, ни заря, - она громко зевнула.
- Я же извинился. У меня важное дело, мне надо срочно тебе кое-что сказать…
- Ммм, неужели ты наконец набрался смелости? – по всей видимости, потягиваясь, сладко пропела Ирина в совершенно не свойственной ей манере. Я изумленно уставился в пространство перед собой. И тут до меня дошло.
- Ир, это ты? – иронично спросил я. На секунду все звуки в трубке заглохли, а потом абсолютно уже нормальный голос произнес:
- Сейчас я ее позову.
Я удовлетворенно хмыкнул.
- Алло?
- В следующий раз спрошу пароль, - сказал я ей вместо приветствия.
- Как ты можешь быть уверен в том, что она не просто самоубийца? – Ирка скептически смотрела на меня из-под накрашенных ресниц. Она невольно напоминала мне ту покойную. Ночь выдалась урожайной.
Только волосы у Иры были по плечи. И черты лица немного мягче. Я судорожно вздохнул.
- Она была в одних чулках, без обуви. А чулки – чистые! Она, значит, прилетела туда по воздуху, и совершила самоубийство? – саркастично, чуть нервозно поинтересовался я.
Ирина нахмурилась, и…промолчала. Ее рельефные брови приблизились к переносице, отчего тонкий нос будто бы удлинился – и лицо мгновенно соткало печальный, утонченный образ. Как аристократично. Она подняла руку, провела изящным указательным пальцем по столешнице, словно в поисках пыли, но, даже не взглянув на палец, вновь возвела взгляд на меня.
Я сидел с выражением полной невозмутимости на лице, думая совсем уже не о мертвой бедняжке, которую бросил остывать прошлой ночью под мостом. Я думал о том, с чего это Иркина старшая сестра решила, что я «набрался смелости»? Эмоции я контролирую прекрасно, так откуда она знает о моей…назовем это тайной привязанностью, кроме как от самой Иры? Не собирался пока предпринимать никаких действий – меня и так все устраивает. Вот что, оказывается, волнует мою загадочную «темную лошадку». Я позволил себе слабую ухмылку «вслух». Ира, кажется, даже чуть покраснела. Она прекрасно умела понимать, о чем думаю я, Андрей, Алиска, Слава, и все остальные, вместе взятые. Почувствовав, что в этом раунде удача улыбнулась мне, я решил вспомнить о нашей проблеме. Как же быстро она стала «нашей»!
- Сначала ее тело бросают туда, потом – туда же толкают меня. Не кажется странным, если учесть, что мы оба готично выглядим? – Я осторожно прикоснулся к ссадине на левой щеке.
Она вскинулась.
- Ты думаешь – Андрей?..
- Не знаю. Когда у нас следующая встреча?
- Послезавтра. Послушай, возможно, он пытается тебе угрожать, - я отметил в ее голосе беспокойство. Мне резко захотелось сменить тему.
- Завтра похороны. Ты идешь со мной? – я вопросительно приподнял брови.
- Пойду, - кивнула она. И приправила ответ самой таинственной из своих улыбок.
Волк облизнулся. Кровь. Горячая, источник жизни и силы. Человек одернул его – кровь он помнил. Более того – он ощущал в Ишрим родство, он осязал ее волчью сущность…
В плече женщины торчал арбалетный болт, принося ей мучения, с каждой минутой становившиеся все невыносимее. Но хозяйка старалась не показывать своего ужаса, а она, безусловно, боялась. Боялась так, что зрачки в кристально-холодных голубых глазах юноши, сидящего неподалеку, расширились. Нет, то был Волк. Сдерживаемый из последних сил, желающий утолить свою жажду этой текучей жизнью. Он не смел уйти, то…было сильнее него. Час проходил за часом, и пыткам обоих, казалось, не будет конца, и ни один из этих двоих не помнил начала. Волосы, прилипшие ко лбу – черные. Разметались по подстилке, и вплели в себя сухую траву и впутали листья.
- Пес…
Прошептала она, и на пересохших губах искрой вспыхнула, тут же погаснув, слабая улыбка. Женщина лежала на спине, и уже не пыталась сдерживаться. Она не просила помощи, и не издала ни одного всхлипа – слезы катились по ее обветренным щекам. Но она нашла в себе немыслимые крупицы сил, чтобы улыбнуться ему. И единственный раз – первый и последний – волк дал волю жалости. Он низко склонился над нею, жарко выдохнул в ухо, и изо всех сил дернул болт.
Ишрим страшно закричала, и обмякла у него на руках. Он наклонился еще ниже, и осторожно прижался губами к фонтану, брызнувшему из открытой раны, пытаясь ненароком не сжать челюсти.
Болт покатился по просевшему в нескольких местах паркету.
Он выследил свою первую настоящую жертву, по счастью, бывшую еще и первым истинным врагом. Нашел по запаху, который источала кожа его любимой, единственной женщины, коей он чуть не лишился. Он нашел «охотницу» в большой деревне, во многих милях от родных краев. Он подстерег ее, как только опустилась ночь. Девушка была ранена им – ее руки сплошь покрывали сквозные укусы, одежда превратилась в окровавленные лохмотья. Ее не спас ни арбалет, ни острая сабля. И теперь, будучи живой, но осознавая, что уже мертва, она, изнемогая от ужаса и боли, лежала перед ним на холодной земле. Волк, ставший человеком, в красивых глазах которого плескалась жуткая ненависть, отнес ее как можно дальше от деревни, где настиг.
Когда она впервые увидела его лицо в нежных лучах весеннего заката, она поняла, что никогда не встречала кого-то красивее. Завораживающая пластика, мистическая грация, и горящие голубые глаза.
Он убил ее молча, не сказав ни слова, не разъяснив ничего.
Ишрим рассказывала ему об «охотниках».
Они тоже ничего не объясняли – били подобных ему, так было сказано.
Он выполнил свой долг, но душу грызла тревога – покойница, искалеченная им, все больше напоминала Волку Ишрим. В темные волосы точно так же вплелись палые листья, а лицо, мгновенно осунувшееся, было почти копией того, что запомнил волк, оставляя Ишрим в их старом убежище. Он отправился назад, но волку не суждено было попасть в обитель.
Я, подобно волку из странной тетрадки, ощутил тревогу. Хотя, нет. Это было странное ощущение-предчувствие чего-то не очень хорошего. Слишком много пугающих совпадений за последние несколько дней. Меня толкнули, непонятно с какими намерениями, причем прямо в труп готички в собственном соку. Туманные намеки разума на сходство тетрадного текста и предшествующих событий. Зеркало, не вытерпевшее креста на моей шее.
Охотница походила на Ишрим. Вчерашняя покойница – на Ирку. Жесть.
Неужто надежды уже не осталось? А как же громкие выражения вида «надежда уходит последней!»? Ну, тогда тем более все ясно. Смылась моя надежда в неизвестном направлении, как крысы бегут с корабля.
Будучи шестнадцатилетним мальчишкой, я снискал полную чашу приключений на свою славную задницу.
У сатанистов возможны две профессиональные болезни – шизофрения и боязнь преисподней. Впрочем, как и у некоторых крупных чиновников, и королей. А если происходит их сочетание!.. Я уже знал, к какой предрасположен.
Я помню мое «посвящение», будто сквозь бред. Оно напоминало сцену в театре вампиров, описанную Энн Райс в своем незабываемом романе «Интервью с вампиром». Естественно, на месте жертвы был не я. Юная, светловолосая девушка, которую чем-то опоили, и руки ее болтались безвольно, а глаза поминутно затворялись, пока Андрей, тогда – худой и грозный, читал…Incantatio.
Сейчас – основательно растолстевший, точно расплывшийся. Совершенно не достойный тонких белых рук, и чистой девичьей крови.
Серые тучи заволокли вечернее небо над кладбищем, над нашим городом и над целым миром. Небо – цвета вечности.
Гостей собралось множество. И подавляющее большинство из них выглядели весьма чернушно. Я, как и моя спутница, без труда присоединились к процессии, и никто даже на нас не взглянул. Гроб несли четверо шкафоподобных мужиков, скрывавшие под строгими костюмами нескромные татуировки. Не удовольствовавшись хвостом, мы медленно стали продвигаться ближе к началу, туда, где шла высокая сухопарая женщина, поминутно утиравшая слезы смятым платком.
Процессия прибыла к месту назначения, и толпа отхлынула от опущенного на табуреты гроба. Мы оказались в сумбуре бледных лиц, далеко не всегда печальных в подобающей случаю степени, черных шелковых лент для волос, и разнообразных серебряных украшений. Я опустил голову – кажется, моей спутнице не по себе. Она посмотрела на меня, тяжело вздохнула, и попыталась ослабить корсет. На мгновение мои губы непроизвольно сложились в едва заметный узелок. Было невыносимо душно – я уже ожидал грозу.
Ира дернула меня за рукав. Я чуть наклонился, насколько позволили рядом стоящие, и услышал:
- Почему нет батюшки?
На меня смотрела, не отрываясь, стоящая неподалеку вполоборота девушка. У нее были совершенно прямые черные волосы, и густо накрашенные большие глаза. Она выделялась в толпе своим красным нарядом, потому я сразу обратил на нее внимание.
- Для тебя – это странный вопрос. Нездоровый какой-то, - ответил я. Между тем, незнакомка в красном, с видимым трудом отвернувшись, медленно подошла к гробу, с которого как раз сняли крышку. На фоне черных жакетов, платьев, корсетов забелело заостренное лицо виновницы торжества смерти.
Я вздохнул с величайшим облегчением – нет, эта покойница совсем не похожа на Ирку.
Вдали загрохотал гром. По толпе прошел шепот. Девушка в красном приобняла за плечи родственницу покойной, все еще мявшую платок. Рядом тяжело дышала Ира.
- Александра ушла от нас, но только для того, чтобы каждый из вас, дамы и господа, запомнили ее такой, какой она была в самом расцвете своей жизни. И она осталась прекрасной даже после смерти. Она не раз являлась любому из вас во сне, взяла частичку души каждого – и потому вы здесь. От ее сердца говорю вам огромное спасибо! – сказала громко девушка, и голос ее, ясный и холодный, взрезал воздух, как нож – кисель. Для нас с Иркой ее выступление стало неожиданностью, но остальные восприняли его, как должное. Может быть, она родственница Александры?
- Закройте и опускайте, - скомандовала она. Женщина (мать?) зарыдала, пряча лицо в ладонях. Толпа начала редеть. Рядом, давно опиравшаяся на мою руку Ирка, совсем обмякла, закатив глаза. Я подхватил ее маленькое тело на руки, и ушел прочь по дороге к воротам. Ветер играл ее блестящими волосами, и целовал длинные ресницы. Я не мог себе этого позволить. Я боюсь загубить ей жизнь.
Над рекой, далеко от того моста, я опустился на старую скамейку. Руки затекли, но мне не хотелось выпускать ее. Гром грохотал то дальше, то ближе, с переменными интервалами, и в разрывах грозовых туч застенчиво алело солнце.
Ее темные пряди алели закатом, глаза были закрыты – лицо безмятежно. Я поцеловал ее в губы, наклонив голову. От них пахло цитрусовыми.
Девушка не очнулась. Сказки врут.
Твердо обещав себе больше так не делать, я поцеловал ее еще раз.
читать дальшеЖемчужины чувств на спирали сомнений
Согрели друг друга, а мы…не посмели.
(Вероника Иванова «И маятник качнулся».)
- Мне Ирину позови, пожалуйста! – сказал я маленькой девочке, Иркиной сестренке, взявшей трубку. Было раннее утро, часов только восемь, и таким созданиям, как я, положено еще спать мертвым сном и видеть свои чернушные сны. Ирка, видимо, этому обычаю не изменяла. Но меня – совсем одолела бессонница.
- Угуу?… - сонно протянула она в трубку.
- Доброе утро. Извини, что разбудил.
Краткое молчание.
- А-а, это ты? Ну, какое же оно доброе? Когда звонят ни свет, ни заря, - она громко зевнула.
- Я же извинился. У меня важное дело, мне надо срочно тебе кое-что сказать…
- Ммм, неужели ты наконец набрался смелости? – по всей видимости, потягиваясь, сладко пропела Ирина в совершенно не свойственной ей манере. Я изумленно уставился в пространство перед собой. И тут до меня дошло.
- Ир, это ты? – иронично спросил я. На секунду все звуки в трубке заглохли, а потом абсолютно уже нормальный голос произнес:
- Сейчас я ее позову.
Я удовлетворенно хмыкнул.
- Алло?
- В следующий раз спрошу пароль, - сказал я ей вместо приветствия.
- Как ты можешь быть уверен в том, что она не просто самоубийца? – Ирка скептически смотрела на меня из-под накрашенных ресниц. Она невольно напоминала мне ту покойную. Ночь выдалась урожайной.
Только волосы у Иры были по плечи. И черты лица немного мягче. Я судорожно вздохнул.
- Она была в одних чулках, без обуви. А чулки – чистые! Она, значит, прилетела туда по воздуху, и совершила самоубийство? – саркастично, чуть нервозно поинтересовался я.
Ирина нахмурилась, и…промолчала. Ее рельефные брови приблизились к переносице, отчего тонкий нос будто бы удлинился – и лицо мгновенно соткало печальный, утонченный образ. Как аристократично. Она подняла руку, провела изящным указательным пальцем по столешнице, словно в поисках пыли, но, даже не взглянув на палец, вновь возвела взгляд на меня.
Я сидел с выражением полной невозмутимости на лице, думая совсем уже не о мертвой бедняжке, которую бросил остывать прошлой ночью под мостом. Я думал о том, с чего это Иркина старшая сестра решила, что я «набрался смелости»? Эмоции я контролирую прекрасно, так откуда она знает о моей…назовем это тайной привязанностью, кроме как от самой Иры? Не собирался пока предпринимать никаких действий – меня и так все устраивает. Вот что, оказывается, волнует мою загадочную «темную лошадку». Я позволил себе слабую ухмылку «вслух». Ира, кажется, даже чуть покраснела. Она прекрасно умела понимать, о чем думаю я, Андрей, Алиска, Слава, и все остальные, вместе взятые. Почувствовав, что в этом раунде удача улыбнулась мне, я решил вспомнить о нашей проблеме. Как же быстро она стала «нашей»!
- Сначала ее тело бросают туда, потом – туда же толкают меня. Не кажется странным, если учесть, что мы оба готично выглядим? – Я осторожно прикоснулся к ссадине на левой щеке.
Она вскинулась.
- Ты думаешь – Андрей?..
- Не знаю. Когда у нас следующая встреча?
- Послезавтра. Послушай, возможно, он пытается тебе угрожать, - я отметил в ее голосе беспокойство. Мне резко захотелось сменить тему.
- Завтра похороны. Ты идешь со мной? – я вопросительно приподнял брови.
- Пойду, - кивнула она. И приправила ответ самой таинственной из своих улыбок.
Волк облизнулся. Кровь. Горячая, источник жизни и силы. Человек одернул его – кровь он помнил. Более того – он ощущал в Ишрим родство, он осязал ее волчью сущность…
В плече женщины торчал арбалетный болт, принося ей мучения, с каждой минутой становившиеся все невыносимее. Но хозяйка старалась не показывать своего ужаса, а она, безусловно, боялась. Боялась так, что зрачки в кристально-холодных голубых глазах юноши, сидящего неподалеку, расширились. Нет, то был Волк. Сдерживаемый из последних сил, желающий утолить свою жажду этой текучей жизнью. Он не смел уйти, то…было сильнее него. Час проходил за часом, и пыткам обоих, казалось, не будет конца, и ни один из этих двоих не помнил начала. Волосы, прилипшие ко лбу – черные. Разметались по подстилке, и вплели в себя сухую траву и впутали листья.
- Пес…
Прошептала она, и на пересохших губах искрой вспыхнула, тут же погаснув, слабая улыбка. Женщина лежала на спине, и уже не пыталась сдерживаться. Она не просила помощи, и не издала ни одного всхлипа – слезы катились по ее обветренным щекам. Но она нашла в себе немыслимые крупицы сил, чтобы улыбнуться ему. И единственный раз – первый и последний – волк дал волю жалости. Он низко склонился над нею, жарко выдохнул в ухо, и изо всех сил дернул болт.
Ишрим страшно закричала, и обмякла у него на руках. Он наклонился еще ниже, и осторожно прижался губами к фонтану, брызнувшему из открытой раны, пытаясь ненароком не сжать челюсти.
Болт покатился по просевшему в нескольких местах паркету.
Он выследил свою первую настоящую жертву, по счастью, бывшую еще и первым истинным врагом. Нашел по запаху, который источала кожа его любимой, единственной женщины, коей он чуть не лишился. Он нашел «охотницу» в большой деревне, во многих милях от родных краев. Он подстерег ее, как только опустилась ночь. Девушка была ранена им – ее руки сплошь покрывали сквозные укусы, одежда превратилась в окровавленные лохмотья. Ее не спас ни арбалет, ни острая сабля. И теперь, будучи живой, но осознавая, что уже мертва, она, изнемогая от ужаса и боли, лежала перед ним на холодной земле. Волк, ставший человеком, в красивых глазах которого плескалась жуткая ненависть, отнес ее как можно дальше от деревни, где настиг.
Когда она впервые увидела его лицо в нежных лучах весеннего заката, она поняла, что никогда не встречала кого-то красивее. Завораживающая пластика, мистическая грация, и горящие голубые глаза.
Он убил ее молча, не сказав ни слова, не разъяснив ничего.
Ишрим рассказывала ему об «охотниках».
Они тоже ничего не объясняли – били подобных ему, так было сказано.
Он выполнил свой долг, но душу грызла тревога – покойница, искалеченная им, все больше напоминала Волку Ишрим. В темные волосы точно так же вплелись палые листья, а лицо, мгновенно осунувшееся, было почти копией того, что запомнил волк, оставляя Ишрим в их старом убежище. Он отправился назад, но волку не суждено было попасть в обитель.
Я, подобно волку из странной тетрадки, ощутил тревогу. Хотя, нет. Это было странное ощущение-предчувствие чего-то не очень хорошего. Слишком много пугающих совпадений за последние несколько дней. Меня толкнули, непонятно с какими намерениями, причем прямо в труп готички в собственном соку. Туманные намеки разума на сходство тетрадного текста и предшествующих событий. Зеркало, не вытерпевшее креста на моей шее.
Охотница походила на Ишрим. Вчерашняя покойница – на Ирку. Жесть.
Неужто надежды уже не осталось? А как же громкие выражения вида «надежда уходит последней!»? Ну, тогда тем более все ясно. Смылась моя надежда в неизвестном направлении, как крысы бегут с корабля.
Будучи шестнадцатилетним мальчишкой, я снискал полную чашу приключений на свою славную задницу.
У сатанистов возможны две профессиональные болезни – шизофрения и боязнь преисподней. Впрочем, как и у некоторых крупных чиновников, и королей. А если происходит их сочетание!.. Я уже знал, к какой предрасположен.
Я помню мое «посвящение», будто сквозь бред. Оно напоминало сцену в театре вампиров, описанную Энн Райс в своем незабываемом романе «Интервью с вампиром». Естественно, на месте жертвы был не я. Юная, светловолосая девушка, которую чем-то опоили, и руки ее болтались безвольно, а глаза поминутно затворялись, пока Андрей, тогда – худой и грозный, читал…Incantatio.
Сейчас – основательно растолстевший, точно расплывшийся. Совершенно не достойный тонких белых рук, и чистой девичьей крови.
Серые тучи заволокли вечернее небо над кладбищем, над нашим городом и над целым миром. Небо – цвета вечности.
Гостей собралось множество. И подавляющее большинство из них выглядели весьма чернушно. Я, как и моя спутница, без труда присоединились к процессии, и никто даже на нас не взглянул. Гроб несли четверо шкафоподобных мужиков, скрывавшие под строгими костюмами нескромные татуировки. Не удовольствовавшись хвостом, мы медленно стали продвигаться ближе к началу, туда, где шла высокая сухопарая женщина, поминутно утиравшая слезы смятым платком.
Процессия прибыла к месту назначения, и толпа отхлынула от опущенного на табуреты гроба. Мы оказались в сумбуре бледных лиц, далеко не всегда печальных в подобающей случаю степени, черных шелковых лент для волос, и разнообразных серебряных украшений. Я опустил голову – кажется, моей спутнице не по себе. Она посмотрела на меня, тяжело вздохнула, и попыталась ослабить корсет. На мгновение мои губы непроизвольно сложились в едва заметный узелок. Было невыносимо душно – я уже ожидал грозу.
Ира дернула меня за рукав. Я чуть наклонился, насколько позволили рядом стоящие, и услышал:
- Почему нет батюшки?
На меня смотрела, не отрываясь, стоящая неподалеку вполоборота девушка. У нее были совершенно прямые черные волосы, и густо накрашенные большие глаза. Она выделялась в толпе своим красным нарядом, потому я сразу обратил на нее внимание.
- Для тебя – это странный вопрос. Нездоровый какой-то, - ответил я. Между тем, незнакомка в красном, с видимым трудом отвернувшись, медленно подошла к гробу, с которого как раз сняли крышку. На фоне черных жакетов, платьев, корсетов забелело заостренное лицо виновницы торжества смерти.
Я вздохнул с величайшим облегчением – нет, эта покойница совсем не похожа на Ирку.
Вдали загрохотал гром. По толпе прошел шепот. Девушка в красном приобняла за плечи родственницу покойной, все еще мявшую платок. Рядом тяжело дышала Ира.
- Александра ушла от нас, но только для того, чтобы каждый из вас, дамы и господа, запомнили ее такой, какой она была в самом расцвете своей жизни. И она осталась прекрасной даже после смерти. Она не раз являлась любому из вас во сне, взяла частичку души каждого – и потому вы здесь. От ее сердца говорю вам огромное спасибо! – сказала громко девушка, и голос ее, ясный и холодный, взрезал воздух, как нож – кисель. Для нас с Иркой ее выступление стало неожиданностью, но остальные восприняли его, как должное. Может быть, она родственница Александры?
- Закройте и опускайте, - скомандовала она. Женщина (мать?) зарыдала, пряча лицо в ладонях. Толпа начала редеть. Рядом, давно опиравшаяся на мою руку Ирка, совсем обмякла, закатив глаза. Я подхватил ее маленькое тело на руки, и ушел прочь по дороге к воротам. Ветер играл ее блестящими волосами, и целовал длинные ресницы. Я не мог себе этого позволить. Я боюсь загубить ей жизнь.
Над рекой, далеко от того моста, я опустился на старую скамейку. Руки затекли, но мне не хотелось выпускать ее. Гром грохотал то дальше, то ближе, с переменными интервалами, и в разрывах грозовых туч застенчиво алело солнце.
Ее темные пряди алели закатом, глаза были закрыты – лицо безмятежно. Я поцеловал ее в губы, наклонив голову. От них пахло цитрусовыми.
Девушка не очнулась. Сказки врут.
Твердо обещав себе больше так не делать, я поцеловал ее еще раз.
-
-
02.02.2007 в 20:23-
-
02.02.2007 в 20:31-
-
02.02.2007 в 22:16-
-
02.02.2007 в 23:06-
-
03.02.2007 в 17:46-
-
03.02.2007 в 19:28-
-
03.02.2007 в 20:56