Привет! Я вот новенькая.
Хотелось бы услышать критику. Надоело, что друзья отделываются словом "прикольно".
В конце концов, если всё плохо, надо же хоть узнать об этом?
Рассказ называется "Картина"
читать дальшеКартина.
Впервые, я увидел её месяц назад. Честно сказать, я поначалу хотел пройти мимо, но столкнулся с каким-то незнакомцем. Он улыбнулся и извинился, а после пошёл дальше. А мой взгляд упал на неё. На Картину.
Это было что-то совсем обычное и завораживающее. Что-то, что заставило меня стоять где-то с полчаса всматриваясь в её узоры и ассемитричность. Неправильная геометрия большого города, нарисованного на ней, действовала успокаивающе и как-то умиротворяюще. Она не отпускала…
Однако я всё-таки ушёл домой. Наверное, оттого, что я не часто в последнее время вижу чьё-то творчество. Да и сегодня, мне необходимо было идти по делам. К сожалению ли, к счастью ли, меня ждали в другом месте, стоять там просто не было времени.
А дома, ночью, я вспомнил о ней. И даже, взяв бокал вина, я выпил за неё. Мне казалось, что в ней есть нечто важное. То, что поможет найти мне ответы на вопросы. То, что может дать мне шанс выбраться из всей той грязи, куда я попал в этой жизни. Мне захотелось увидеть её ещё раз.
И на следующий день я отправился в этот музей вновь. Картина оказалась дорогой, как я отметил. Она висела в зале с несколькими довольно известными. Но если о других художниках я что-то да слышал, то об авторе этой никогда.
Ричард Фрейз. «Картина».
Так полотно и называлось. Просто картина.
Но… всё гениальное, как говорится, просто. А это, я уверен, было гениальным творением. Хотя и сам не понимал, отчего же она заставляет меня всё вглядываться и вглядываться в её неровные линии и небрежные мазки? Она одновременно была и единым целым, и набором странных, неподходящих друг другу частей. Это полотно вызывало во мне восторг и грусть. Она казалась мне тем, что давало жить. Я отчаянно понимал, что это очень глупо. Мне казалось, что я схожу с ума.
Однако, с того момента я стал проводить всё свободное время сидя на скамеечке, напротив неё. Уходя оттуда куда-то по делам, я хотел вернуться. Мне хотелось всё чаще и чаще сидеть возле неё.
И каждый день я находил в ней нечто новое. Мне иногда казалось, что она будто говорит мне, что делать, как поступать в тех или иных ситуациях. Она давала мне меня.
В компании друзей я очень грустил. Я хотел видеть её, хотя и понимал, что это очень странно. С одной стороны меня терзала просто мысль о ней, а с другой мысль о том, что это просто паранойя. Хотя, довольно приятная и даже какая-то мирная – это то, что меня успокаивало.
Я скрывал это. О «картине» не должны узнать ни жена, ни друзья, ни коллеги. И мне одно время удавалось это. И все кругом думали, что у меня просто появилась любовница. Мне было смешно. От того, что картина стала большим, намного большим для меня, чем вся эта мирская кутерьма. Вся суета банального мира убивала меня. Если раньше я пытался всё исправить, теперь мне просто было куда бежать. Теперь, у меня появилась своя святыня. Я забывал всё, когда приходил к ней.
Я, помню, вёл с ней мысленные разговоры. О том, что у меня происходит в жизни, на работе в офисе, о том, как идёт моё творчество, хотя точнее о том, как не хочет идти моё творчество. Я рассказывал ей о ссорах с женой, обо всём, что было в моей жизни. Хотя, мне иногда казалось, что она и так всё знает, ей известно всё обо мне.
Постепенно, эта ситуация перестала казаться мне глупостью. Она влилась в мою жизнь, и я стал надеяться на то, что найду ответ на самый главный вопрос своей жизни. Ответ на мою жизнь.
* * *
Я вспоминаю тот день. Утро началось как обычно. За рулём своей машины и с сигаретой в руке я добирался до места своей работы. Алматы уже давно пробудилось ото сна и люди спешили на работу. Я долго стоял в пробке из-за того, что на перекрёстке опять был регулировщик, и, если честно, только тормозил движение.
Мысли были о жизни. Я думал о том, как вчера поссорился с женой. Саша тогда обвиняла меня во многом. В том, например, что я ничего не делаю для нашей семьи, в том, что я постоянно где-то шляюсь неизвестно с кем… в том, что я не люблю её. И те её слова долго отдавались эхом в моей голове. «Ты её любишь? Или это просто секс? Впрочем, неважно, я ухожу» - мне казалось, что это звучит отовсюду.
Она думала, что у меня просто появился кто-то.
И я понимал, насколько всё это странно, страшно… я разрушаю свою жизнь, а собственно, ради чего? Ради странной паранойи, ради несбыточной мечты, ради… картины. Нельзя так. Мне казалось, что вот-вот всё вернётся на свои места, вот-вот всё станет нормально. Возможно меня ждёт что-то новое. Возможно, я, наконец, найду что-то, ради чего стоит жить реальностью.
Добравшись до офиса, я всё решил. Решением было отказаться от того, что может разрушить всё, что я за свои двадцать восемь построил.
Я верил в любовь. Только я не верил в то, что она встретится мне на пути ещё раз.
… Ссора с Сашей промыла мне мозги. Мне казалось, что она вытолкнула на поверхность остатки нежности к ней в моих чувствах. И, хотя всё это стало просто ссорой по пьяни (до этого мы были на юбилее одного нашего приятеля), она рассказала нам обоим, что мы скрываем внутри своей головы. Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Я понимал, что был неправ и хотел извиниться. Зайдя на своё рабочее место, я взялся за телефон и задумался. Просто позвонить? Она не захочет слушать. Она вчера обещала, что уйдёт к маме. Всё это, чёрт возьми, так глупо пахнет банальностью…
Вздохнув, я набрал номер знакомого агентства, которое занималось доставкой цветов. Взяла как обычно моя знакомая Аня:
- Алло. Агентство «Букет», я вас слушаю.
- Ань? Приветик, это я, Сергей.
- Ой, привет! Как дела у тебя?
- Да всё потихоньку. Тут вот… прими заказ.
- Харашо…- протянула она, - какие цветы?
Я ненадолго задумался. Саша, Сашенька… Какие же цветы она любит? Ах да…
- Белые лилии. Я думаю, букет должен быть большим.
- Ну-у… ты для Саши? Да уж, придётся побольше.
- Да. Ты уже знаешь?
- Ага, звонила ей. Она вещи собирает.
- Чёрт возьми, - я потёр переносицу, которая ныла от очков.
- Тебе надо просто извиниться, она вроде готова тебя простить. Только домой пораньше заявись. И тоже там… ну, с подарками…
- Да, Ань, спасибо.
- Так… значит букет по твоему адресу…
- Постарайся побыстрее… и записка. Да, на записке напиши…ммм… Так: «Мы вчера оба погорячились. Прости. Я люблю тебя».
- Слишком сухо, тебе не кажется?
- Я не знаю. Пиши так,… а там разберёмся.
- Окей. Удачи тебе…
- Спасибо, пока…
Я устало облокотился на кресло.
«Мы вчера оба погорячились. Прости. Я люблю тебя». Да уж, я вру. Я нагло вру. Мы не погорячились, мы просто сказали друг другу о том, что мы думаем. Она не простит, хотя и скажет, что простила. И я не люблю её. Уже не люблю.
Мне так захотелось сейчас увидеть ту самую картину. Мне хотелось к её спокойствию, к её странной отстраненности от всего мирского. Я устал говорить и делать то, что просто предписано негласными правилами.
Но… нельзя уходить. Я всё решил уже. Я приду сегодня домой и принесу Саше те самые золотые часики, о которых она так восторженно говорила. Она встретит меня ужином и вином.
Мы помиримся и… что? Что дальше? Зачем вообще, зачем?
Я подошёл к окну и закурил. Зачем?
Так надо. А кому надо, и не понять. Возможно, я просто испугался неизведанного? Мира, который даёт мне картина. Однако, я не совсем доверял всему этому. Кто может мне подтвердить, что это всё волшебство картины не сгинет так же неожиданно, как появилось? Надо жить дальше.
«Всё, - решал я, - я никогда больше не приду туда. К картине».
Как бы мне ни было плохо, надо жить.
Однако решение жить не изменило ни чего-то вокруг, ни чего-то во мне… Всё осталось как и было, и только я остался наедине с горькой правдой.
Иногда, бывает, приходит депрессия. И нечего делать, и нечего ждать. В такое время надо найти какой-то глупый и бессмысленный труд. Обычно я ударяюсь в работу. Очередной чертёж нового здания. Или ещё там что-то.
Но вот тогда не получилось. И я не смог сделать что-то с этим.
Потирая переносицу, чуть приподняв очки, я стал бродить по комнате. И начал понимать, что надо что-то делать. Только что?
Вздохнув, я сел за компьютер. Открыв браузер, я набрал в командной строке адрес одной поисковой системы. А затем в стоке поиска набрал «Ричард Фрейз. Картина».
Возможно, мне хотелось хотя бы сквозь время, сквозь пространство немножко прикоснуться к ней. Или же… боже, какое простое решение проблемы! Я могу просто достать в Интернете её изображение, поставить на рабочий стол. И стать жить нормально.
Воспрянув духом, я нажал на ссылку с картинками. Выбрав одну покрупнее, я скопировал её. А затем открыл.
Полминуты, всматриваясь в её очертанья, я понимал, что сильно обманулся.
Откинувшись в кресло, я стал крутиться. Всё оказалось не таким простым. Картина была живой. Она… она была чем-то… Она отличалась от всех репродукций и фотографий. Вот только чем?
Чёрт возьми…
Поискав дальше, я решил узнать о художнике, создавшем это полотно.
Ричард Фрейз был сиротой, воспитывался в детском доме,… эти сведенья казались ненужными,… но вот что странно: дата окончания написания «Картины» и дата его смерти совпадают.
Порывшись в информации о нём ещё немного, я опустил голову на руки и замер.
Ричард Фрейз писал эту картину долго. Где-то три-четыре года. Ему постоянно что-то не нравилось и он переделывал, переделывал¸ переделывал…
В одно утро он сказал жене, что его картина закончена. Она поздравила его, спросила, как та будет называться. А он ответил, что так и будет: просто «Картина».
Его жена, Гертруда Фрейз очень удивилась, так как обычно Фрейз называл картины звучными сочетаниями слов, или же одним словом, но чётко выражающим суть.
Хотя, возможно так и было на этот раз. Одно слово, чётко выражавшее суть полотна.
В то утро он как обычно выпил свой кофе и отправился наверх, любоваться на своё творение. А вечером его нашли мёртвым на стуле возле той самой картины…
Причин смерти не выявили. Ни яда, ни порезов. И это был даже не сердечный приступ или инсульт. Он просто умер.
* * *
Весь день прошёл странно. Я не мог найти себе места, бродил из угла в угол, думал. Жизнь представлялась какой-то нерадостной.
Но всему приходит конец. И дни, какими бы длинными они не казались, заканчиваются. И, слава богу конечно. Однако, это только первая часть. Потом будет дом, Александра… перемирие, быть может, обычный секс с приглушённым светом. Она скажет, что любит. А я промолчу, и только устало улыбнувшись, засну. Вот и все радости.
Как же обыденна эта схема. В ней нет и не будет ничего нового, если я её не изменю. Этот образ жизни надоел мне. Я мог бы терпеть, долго терпеть, но это сложно, особенно если знаешь, как всё поменять. А я знал. Это было мучительно. Так же как и с вещами: неприятно использовать что-то старое, если ты знаешь, где нечто новое можно достать. Это новое представляется так сверкающе, свежо. Конечно, образ абстрактный и неважно чем эта вещь может быть.
По дороге домой, я размышлял. О чём? Да опять о жизни.
Что у меня есть? В принципе, процветающий средний бизнес, который приносит достаточный доход. Жена, дом, квартира, машина. Почти американская мечта. И что мне это даёт? Это всегда было странно. Люди учатся в школе, потом в универе, получают профессию, устраиваются на работу. Кто-то, как я, открывает своё дело. Женятся. И что потом? Я знаю, быть может, я живу слишком однообразно. Не хожу на какие-то вечеринки и всё такое. Но я и в студенчестве никогда не ходил на них. Потому, как сидел у компьютера и писал-писал-писал… писал рассказы, стихи, романы. И мне это приносило такой нереальный экстаз, что я прибегал домой и просто как маньяк долбил по клавиатуре. Правда… особых гениальных произведений я не написал, ни одного. Ни одного, который мне бы показался нормальным, лишённым глупости и прочей инфантильности. По молодости, они все получались инфантильными и чересчур банальными. Однако, они просто были очень дорогими для меня.
А потом, я это забросил, и, как открыл своё дело, писал только по работе. Что-то исчезло. Создавать рассказы, которые никому не нужны – это перестало быть интересным. Да и… что-то ушло от меня. Быть может муза? Мне стало неочём писать.
«И что теперь?» - думал я, поднимаясь по лестнице на свой этаж. В руках были цветы и коробка с часиками для Саши.
Я должен был понять, что мне выбрать. Решение, принятое утром осталось где-то там – в том утре. Сейчас всё опять стало размытым.
- Привет, - сказала она тихо, открыв дверь.
- Приветик. Это тебе – я протянул ей цветы и коробку с часами. Она благодарно приняла её, потом мы обнялись. Я зашёл в дом, и здесь пахло жаренной рыбой. Вздохнув, я поплёлся в ванную, где очень долго смотрел себе в глаза через зеркало, надеясь увидеть в отражении подсказку.
* * *
Ночью я внезапно проснулся. Наверное, от холода. Сашка опять натянула на себя всё одеяло.
Вздохнув, я тихо поднялся и вышел на балкон.
Закурив сигарету, я смотрел на эти звёзды. Их нельзя сравнивать с чем-то, и врятли есть что-то, похожее на них.
Иногда к тебе является некое откровенье. Это может произойти в самое неожиданное время, в самом неожиданном месте. Откуда оно? Из космоса? Из нас самих? Не знаю. Да и не надо знать. В этот момент обычно понимаются некоторые истины. Истины, которые раньше казались гнилыми, открываются в новом свете, в новом сиянии.
А что потом? Ты идёшь по своим делам, и тихо-тихо ощущаешь, что эта минута откровенья запомнилась тебе, и будет давать силы ещё надолго. Может, мы просто подзаряжаемся некой энергией? Быть может прав тот, который сказал, что человеческий мозг – это компьютер. Подзарядка для ноутбука. Вот чем становится та минута.
Быть может. Сейчас я докуривал сигарету и смотрел на звёзды. И понимал, что смотрю на них в последний раз.
Это была суббота. Мне не нужно было как обычно на работу, и я, одетый в парадную одежду, заходил в музей.
Чего я ожидал? Не знаю… просто что-то толкало, тянуло меня туда. Именно сегодня. Когда я уходил из дома рано утром, Саша как-то странно посмотрела на меня. Но ничего не сказала. Неужели, она бы простила, будь у меня кто-то ещё? Но эта мысль становилась какой-то второсортной, при мысли о картине.
Музей сегодня работал полдня.
Я мог ясно ощутить в воздухе запахи утра, запахи осени и финала. Финала, что ждал меня давно. Я усмехался странным иллюзиям, разбираться в которых мне не хотелось. Хотя бы оттого, что если я разберусь – то они исчезнут, наверное.
Я шёл по коридорам, где было полно разных шедевров. Картин, которые признаны многими. Портреты, пейзажи, необыкновенные композиции. В них было много яркого и пёстрого чувства, но не было жизни. Жизни, которая была в моей картине.
Наверное, видеть меня со стороны было довольно странно. Молодой человек, бродящий с блаженной улыбкой по галереям.
Я давно здесь не был. Неделю. Ровно столько я смог удержать себя от посещения музея. От взора на картину.
И что я собрался сделать? Я ничего не понимал, и только медленно-медленно шёл по галереям с безумным выражением лица. Шёл туда, откуда начал разрушение моей жизни. И сегодня, наверное, закончу.
В голове искрилась только одна мысль. Странная, безнадёжная, глупая, но греющая душу мысль. Я понял, чего я хочу. Я хочу всегда, навеки вечно обладать этой картиной. Я хочу изучить все её черты, знать о ней всё.
Медленно и столь страшно в голове образовался план. Я должен, просто должен взять её себе. Ей не место здесь, сотни глаз смотрят на неё, пробегают глазами мимо, а потом уходят. И это неверно. Зачем ей быть здесь? Если только я смогу по-настоящему ценить её?
Странно, мне никогда и представится не могло такое состояние. Это был страх, это было безумие, это был странный адреналин в крови.
Я подошёл к ней и долго-долго, примерно час смотрел на неё и решался на что-то.
А потом… как глупо об этом вспоминать. Я схватил картину, вырвал из рамы и нырнул в дверь, которая вела на крышу. За мной, кажется, кто-то погнался. Смотрители… ха-ха, максимум смотритель в этом музее – старенькая бабулька. Наверное. Мне бы хотелось в это верить.
Я бежал так, как никогда ещё не бегал. Вскоре, этажа через три, я увидел дверь. Я подёргал ручку. И на мою радость: открыто!! Я быстро вбежал туда. Справа от меня стояли принадлежности для мытья полов. Это был чулан, в котором я видел маленькое окошко на крышу.
Я закрыл дверь за собой, заложил одну из мётел так, чтобы дверь нельзя было открыть. Затем, я подошёл к двери на крышу.
И только сейчас заметил, что на ней висит большой замок, подёргав который, я потерял все надежды на спасение. Нет выхода.
Но я не сдамся. Я просто знал это.
Я сел прямо на пол и развернул картину. И вновь обратил к ней, такой чистой и лишённой суеты, свой взгляд.
Она затягивала…
Внезапно, кто-то стал ломиться в дверь.
- Откройте! Откройте немедленно! – мужской голос выводил меня из оцепенения.
Я старался не слышать его. Я вглядывался в мою картину. В мою картину!!!
Постепенно, звуки стихли. Я летел куда-то вперёд,… парил в неведомой и сладкой эйфории. Я был опьянён.
Я чувствовал возвышение над всеми, чувствовал счастье, которое ни разу не испытывал в жизни.
Но постепенно всё стихло. Я падал в манящую и ласковую темноту.
* * *
Я очнулся под лучи солнца. Они весело били мне в глаза, которые я открывал на встречу новому дню.
Всё вокруг казалось нереальным. Я осмотрел комнату и понял, что это моя комната. Большая широкая кровать, столик с компьютером. Всё было именно таким, мне желанным.
Я встал и спустился по лестнице. На мне была та самая одежда, в которой я уходил из дома… тогда. В той жизни.
Внезапно, в дверь постучали. Я посмотрел в окно и увидел мужчину со спины. На нём был красный колпак – это всё, что я смог разобрать.
Я открыл дверь. Он смотрел на улицу, стоя на моём крыльце. Он улыбался. Я мог видеть выражение мудрости в его улыбке, в его глазах. Мужчина был довольно стар, серая борода свисала чуть ниже груди.
Я сразу понял кто он.
Он – художник.
- У тебя есть вопросы? – спросил он.
Я ощутил ворох чувств. Как, зачем, почему? И что теперь,… но оборвал себя на полумысли. Мне не нужны ответы. Теперь уже не нужны.
- Нет.
Он улыбнулся в ответ.
Я тоже улыбнулся. Я смотрел на нарисованное солнце и дивился его красоте. Я достал из кармана нарисованные сигареты и подкурил одну из них красивым нарисованным огнём.
Я всегда хотел этого - покоя.
Я буду создавать нереальные сюжеты в этом нереальном мире.
И таков мой долгожданный финал.
Я нарисованный писатель. Теперь я нарисованный писатель.
The end.
Хотелось бы услышать критику. Надоело, что друзья отделываются словом "прикольно".
В конце концов, если всё плохо, надо же хоть узнать об этом?
Рассказ называется "Картина"
читать дальшеКартина.
Впервые, я увидел её месяц назад. Честно сказать, я поначалу хотел пройти мимо, но столкнулся с каким-то незнакомцем. Он улыбнулся и извинился, а после пошёл дальше. А мой взгляд упал на неё. На Картину.
Это было что-то совсем обычное и завораживающее. Что-то, что заставило меня стоять где-то с полчаса всматриваясь в её узоры и ассемитричность. Неправильная геометрия большого города, нарисованного на ней, действовала успокаивающе и как-то умиротворяюще. Она не отпускала…
Однако я всё-таки ушёл домой. Наверное, оттого, что я не часто в последнее время вижу чьё-то творчество. Да и сегодня, мне необходимо было идти по делам. К сожалению ли, к счастью ли, меня ждали в другом месте, стоять там просто не было времени.
А дома, ночью, я вспомнил о ней. И даже, взяв бокал вина, я выпил за неё. Мне казалось, что в ней есть нечто важное. То, что поможет найти мне ответы на вопросы. То, что может дать мне шанс выбраться из всей той грязи, куда я попал в этой жизни. Мне захотелось увидеть её ещё раз.
И на следующий день я отправился в этот музей вновь. Картина оказалась дорогой, как я отметил. Она висела в зале с несколькими довольно известными. Но если о других художниках я что-то да слышал, то об авторе этой никогда.
Ричард Фрейз. «Картина».
Так полотно и называлось. Просто картина.
Но… всё гениальное, как говорится, просто. А это, я уверен, было гениальным творением. Хотя и сам не понимал, отчего же она заставляет меня всё вглядываться и вглядываться в её неровные линии и небрежные мазки? Она одновременно была и единым целым, и набором странных, неподходящих друг другу частей. Это полотно вызывало во мне восторг и грусть. Она казалась мне тем, что давало жить. Я отчаянно понимал, что это очень глупо. Мне казалось, что я схожу с ума.
Однако, с того момента я стал проводить всё свободное время сидя на скамеечке, напротив неё. Уходя оттуда куда-то по делам, я хотел вернуться. Мне хотелось всё чаще и чаще сидеть возле неё.
И каждый день я находил в ней нечто новое. Мне иногда казалось, что она будто говорит мне, что делать, как поступать в тех или иных ситуациях. Она давала мне меня.
В компании друзей я очень грустил. Я хотел видеть её, хотя и понимал, что это очень странно. С одной стороны меня терзала просто мысль о ней, а с другой мысль о том, что это просто паранойя. Хотя, довольно приятная и даже какая-то мирная – это то, что меня успокаивало.
Я скрывал это. О «картине» не должны узнать ни жена, ни друзья, ни коллеги. И мне одно время удавалось это. И все кругом думали, что у меня просто появилась любовница. Мне было смешно. От того, что картина стала большим, намного большим для меня, чем вся эта мирская кутерьма. Вся суета банального мира убивала меня. Если раньше я пытался всё исправить, теперь мне просто было куда бежать. Теперь, у меня появилась своя святыня. Я забывал всё, когда приходил к ней.
Я, помню, вёл с ней мысленные разговоры. О том, что у меня происходит в жизни, на работе в офисе, о том, как идёт моё творчество, хотя точнее о том, как не хочет идти моё творчество. Я рассказывал ей о ссорах с женой, обо всём, что было в моей жизни. Хотя, мне иногда казалось, что она и так всё знает, ей известно всё обо мне.
Постепенно, эта ситуация перестала казаться мне глупостью. Она влилась в мою жизнь, и я стал надеяться на то, что найду ответ на самый главный вопрос своей жизни. Ответ на мою жизнь.
* * *
Я вспоминаю тот день. Утро началось как обычно. За рулём своей машины и с сигаретой в руке я добирался до места своей работы. Алматы уже давно пробудилось ото сна и люди спешили на работу. Я долго стоял в пробке из-за того, что на перекрёстке опять был регулировщик, и, если честно, только тормозил движение.
Мысли были о жизни. Я думал о том, как вчера поссорился с женой. Саша тогда обвиняла меня во многом. В том, например, что я ничего не делаю для нашей семьи, в том, что я постоянно где-то шляюсь неизвестно с кем… в том, что я не люблю её. И те её слова долго отдавались эхом в моей голове. «Ты её любишь? Или это просто секс? Впрочем, неважно, я ухожу» - мне казалось, что это звучит отовсюду.
Она думала, что у меня просто появился кто-то.
И я понимал, насколько всё это странно, страшно… я разрушаю свою жизнь, а собственно, ради чего? Ради странной паранойи, ради несбыточной мечты, ради… картины. Нельзя так. Мне казалось, что вот-вот всё вернётся на свои места, вот-вот всё станет нормально. Возможно меня ждёт что-то новое. Возможно, я, наконец, найду что-то, ради чего стоит жить реальностью.
Добравшись до офиса, я всё решил. Решением было отказаться от того, что может разрушить всё, что я за свои двадцать восемь построил.
Я верил в любовь. Только я не верил в то, что она встретится мне на пути ещё раз.
… Ссора с Сашей промыла мне мозги. Мне казалось, что она вытолкнула на поверхность остатки нежности к ней в моих чувствах. И, хотя всё это стало просто ссорой по пьяни (до этого мы были на юбилее одного нашего приятеля), она рассказала нам обоим, что мы скрываем внутри своей головы. Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Я понимал, что был неправ и хотел извиниться. Зайдя на своё рабочее место, я взялся за телефон и задумался. Просто позвонить? Она не захочет слушать. Она вчера обещала, что уйдёт к маме. Всё это, чёрт возьми, так глупо пахнет банальностью…
Вздохнув, я набрал номер знакомого агентства, которое занималось доставкой цветов. Взяла как обычно моя знакомая Аня:
- Алло. Агентство «Букет», я вас слушаю.
- Ань? Приветик, это я, Сергей.
- Ой, привет! Как дела у тебя?
- Да всё потихоньку. Тут вот… прими заказ.
- Харашо…- протянула она, - какие цветы?
Я ненадолго задумался. Саша, Сашенька… Какие же цветы она любит? Ах да…
- Белые лилии. Я думаю, букет должен быть большим.
- Ну-у… ты для Саши? Да уж, придётся побольше.
- Да. Ты уже знаешь?
- Ага, звонила ей. Она вещи собирает.
- Чёрт возьми, - я потёр переносицу, которая ныла от очков.
- Тебе надо просто извиниться, она вроде готова тебя простить. Только домой пораньше заявись. И тоже там… ну, с подарками…
- Да, Ань, спасибо.
- Так… значит букет по твоему адресу…
- Постарайся побыстрее… и записка. Да, на записке напиши…ммм… Так: «Мы вчера оба погорячились. Прости. Я люблю тебя».
- Слишком сухо, тебе не кажется?
- Я не знаю. Пиши так,… а там разберёмся.
- Окей. Удачи тебе…
- Спасибо, пока…
Я устало облокотился на кресло.
«Мы вчера оба погорячились. Прости. Я люблю тебя». Да уж, я вру. Я нагло вру. Мы не погорячились, мы просто сказали друг другу о том, что мы думаем. Она не простит, хотя и скажет, что простила. И я не люблю её. Уже не люблю.
Мне так захотелось сейчас увидеть ту самую картину. Мне хотелось к её спокойствию, к её странной отстраненности от всего мирского. Я устал говорить и делать то, что просто предписано негласными правилами.
Но… нельзя уходить. Я всё решил уже. Я приду сегодня домой и принесу Саше те самые золотые часики, о которых она так восторженно говорила. Она встретит меня ужином и вином.
Мы помиримся и… что? Что дальше? Зачем вообще, зачем?
Я подошёл к окну и закурил. Зачем?
Так надо. А кому надо, и не понять. Возможно, я просто испугался неизведанного? Мира, который даёт мне картина. Однако, я не совсем доверял всему этому. Кто может мне подтвердить, что это всё волшебство картины не сгинет так же неожиданно, как появилось? Надо жить дальше.
«Всё, - решал я, - я никогда больше не приду туда. К картине».
Как бы мне ни было плохо, надо жить.
Однако решение жить не изменило ни чего-то вокруг, ни чего-то во мне… Всё осталось как и было, и только я остался наедине с горькой правдой.
Иногда, бывает, приходит депрессия. И нечего делать, и нечего ждать. В такое время надо найти какой-то глупый и бессмысленный труд. Обычно я ударяюсь в работу. Очередной чертёж нового здания. Или ещё там что-то.
Но вот тогда не получилось. И я не смог сделать что-то с этим.
Потирая переносицу, чуть приподняв очки, я стал бродить по комнате. И начал понимать, что надо что-то делать. Только что?
Вздохнув, я сел за компьютер. Открыв браузер, я набрал в командной строке адрес одной поисковой системы. А затем в стоке поиска набрал «Ричард Фрейз. Картина».
Возможно, мне хотелось хотя бы сквозь время, сквозь пространство немножко прикоснуться к ней. Или же… боже, какое простое решение проблемы! Я могу просто достать в Интернете её изображение, поставить на рабочий стол. И стать жить нормально.
Воспрянув духом, я нажал на ссылку с картинками. Выбрав одну покрупнее, я скопировал её. А затем открыл.
Полминуты, всматриваясь в её очертанья, я понимал, что сильно обманулся.
Откинувшись в кресло, я стал крутиться. Всё оказалось не таким простым. Картина была живой. Она… она была чем-то… Она отличалась от всех репродукций и фотографий. Вот только чем?
Чёрт возьми…
Поискав дальше, я решил узнать о художнике, создавшем это полотно.
Ричард Фрейз был сиротой, воспитывался в детском доме,… эти сведенья казались ненужными,… но вот что странно: дата окончания написания «Картины» и дата его смерти совпадают.
Порывшись в информации о нём ещё немного, я опустил голову на руки и замер.
Ричард Фрейз писал эту картину долго. Где-то три-четыре года. Ему постоянно что-то не нравилось и он переделывал, переделывал¸ переделывал…
В одно утро он сказал жене, что его картина закончена. Она поздравила его, спросила, как та будет называться. А он ответил, что так и будет: просто «Картина».
Его жена, Гертруда Фрейз очень удивилась, так как обычно Фрейз называл картины звучными сочетаниями слов, или же одним словом, но чётко выражающим суть.
Хотя, возможно так и было на этот раз. Одно слово, чётко выражавшее суть полотна.
В то утро он как обычно выпил свой кофе и отправился наверх, любоваться на своё творение. А вечером его нашли мёртвым на стуле возле той самой картины…
Причин смерти не выявили. Ни яда, ни порезов. И это был даже не сердечный приступ или инсульт. Он просто умер.
* * *
Весь день прошёл странно. Я не мог найти себе места, бродил из угла в угол, думал. Жизнь представлялась какой-то нерадостной.
Но всему приходит конец. И дни, какими бы длинными они не казались, заканчиваются. И, слава богу конечно. Однако, это только первая часть. Потом будет дом, Александра… перемирие, быть может, обычный секс с приглушённым светом. Она скажет, что любит. А я промолчу, и только устало улыбнувшись, засну. Вот и все радости.
Как же обыденна эта схема. В ней нет и не будет ничего нового, если я её не изменю. Этот образ жизни надоел мне. Я мог бы терпеть, долго терпеть, но это сложно, особенно если знаешь, как всё поменять. А я знал. Это было мучительно. Так же как и с вещами: неприятно использовать что-то старое, если ты знаешь, где нечто новое можно достать. Это новое представляется так сверкающе, свежо. Конечно, образ абстрактный и неважно чем эта вещь может быть.
По дороге домой, я размышлял. О чём? Да опять о жизни.
Что у меня есть? В принципе, процветающий средний бизнес, который приносит достаточный доход. Жена, дом, квартира, машина. Почти американская мечта. И что мне это даёт? Это всегда было странно. Люди учатся в школе, потом в универе, получают профессию, устраиваются на работу. Кто-то, как я, открывает своё дело. Женятся. И что потом? Я знаю, быть может, я живу слишком однообразно. Не хожу на какие-то вечеринки и всё такое. Но я и в студенчестве никогда не ходил на них. Потому, как сидел у компьютера и писал-писал-писал… писал рассказы, стихи, романы. И мне это приносило такой нереальный экстаз, что я прибегал домой и просто как маньяк долбил по клавиатуре. Правда… особых гениальных произведений я не написал, ни одного. Ни одного, который мне бы показался нормальным, лишённым глупости и прочей инфантильности. По молодости, они все получались инфантильными и чересчур банальными. Однако, они просто были очень дорогими для меня.
А потом, я это забросил, и, как открыл своё дело, писал только по работе. Что-то исчезло. Создавать рассказы, которые никому не нужны – это перестало быть интересным. Да и… что-то ушло от меня. Быть может муза? Мне стало неочём писать.
«И что теперь?» - думал я, поднимаясь по лестнице на свой этаж. В руках были цветы и коробка с часиками для Саши.
Я должен был понять, что мне выбрать. Решение, принятое утром осталось где-то там – в том утре. Сейчас всё опять стало размытым.
- Привет, - сказала она тихо, открыв дверь.
- Приветик. Это тебе – я протянул ей цветы и коробку с часами. Она благодарно приняла её, потом мы обнялись. Я зашёл в дом, и здесь пахло жаренной рыбой. Вздохнув, я поплёлся в ванную, где очень долго смотрел себе в глаза через зеркало, надеясь увидеть в отражении подсказку.
* * *
Ночью я внезапно проснулся. Наверное, от холода. Сашка опять натянула на себя всё одеяло.
Вздохнув, я тихо поднялся и вышел на балкон.
Закурив сигарету, я смотрел на эти звёзды. Их нельзя сравнивать с чем-то, и врятли есть что-то, похожее на них.
Иногда к тебе является некое откровенье. Это может произойти в самое неожиданное время, в самом неожиданном месте. Откуда оно? Из космоса? Из нас самих? Не знаю. Да и не надо знать. В этот момент обычно понимаются некоторые истины. Истины, которые раньше казались гнилыми, открываются в новом свете, в новом сиянии.
А что потом? Ты идёшь по своим делам, и тихо-тихо ощущаешь, что эта минута откровенья запомнилась тебе, и будет давать силы ещё надолго. Может, мы просто подзаряжаемся некой энергией? Быть может прав тот, который сказал, что человеческий мозг – это компьютер. Подзарядка для ноутбука. Вот чем становится та минута.
Быть может. Сейчас я докуривал сигарету и смотрел на звёзды. И понимал, что смотрю на них в последний раз.
Это была суббота. Мне не нужно было как обычно на работу, и я, одетый в парадную одежду, заходил в музей.
Чего я ожидал? Не знаю… просто что-то толкало, тянуло меня туда. Именно сегодня. Когда я уходил из дома рано утром, Саша как-то странно посмотрела на меня. Но ничего не сказала. Неужели, она бы простила, будь у меня кто-то ещё? Но эта мысль становилась какой-то второсортной, при мысли о картине.
Музей сегодня работал полдня.
Я мог ясно ощутить в воздухе запахи утра, запахи осени и финала. Финала, что ждал меня давно. Я усмехался странным иллюзиям, разбираться в которых мне не хотелось. Хотя бы оттого, что если я разберусь – то они исчезнут, наверное.
Я шёл по коридорам, где было полно разных шедевров. Картин, которые признаны многими. Портреты, пейзажи, необыкновенные композиции. В них было много яркого и пёстрого чувства, но не было жизни. Жизни, которая была в моей картине.
Наверное, видеть меня со стороны было довольно странно. Молодой человек, бродящий с блаженной улыбкой по галереям.
Я давно здесь не был. Неделю. Ровно столько я смог удержать себя от посещения музея. От взора на картину.
И что я собрался сделать? Я ничего не понимал, и только медленно-медленно шёл по галереям с безумным выражением лица. Шёл туда, откуда начал разрушение моей жизни. И сегодня, наверное, закончу.
В голове искрилась только одна мысль. Странная, безнадёжная, глупая, но греющая душу мысль. Я понял, чего я хочу. Я хочу всегда, навеки вечно обладать этой картиной. Я хочу изучить все её черты, знать о ней всё.
Медленно и столь страшно в голове образовался план. Я должен, просто должен взять её себе. Ей не место здесь, сотни глаз смотрят на неё, пробегают глазами мимо, а потом уходят. И это неверно. Зачем ей быть здесь? Если только я смогу по-настоящему ценить её?
Странно, мне никогда и представится не могло такое состояние. Это был страх, это было безумие, это был странный адреналин в крови.
Я подошёл к ней и долго-долго, примерно час смотрел на неё и решался на что-то.
А потом… как глупо об этом вспоминать. Я схватил картину, вырвал из рамы и нырнул в дверь, которая вела на крышу. За мной, кажется, кто-то погнался. Смотрители… ха-ха, максимум смотритель в этом музее – старенькая бабулька. Наверное. Мне бы хотелось в это верить.
Я бежал так, как никогда ещё не бегал. Вскоре, этажа через три, я увидел дверь. Я подёргал ручку. И на мою радость: открыто!! Я быстро вбежал туда. Справа от меня стояли принадлежности для мытья полов. Это был чулан, в котором я видел маленькое окошко на крышу.
Я закрыл дверь за собой, заложил одну из мётел так, чтобы дверь нельзя было открыть. Затем, я подошёл к двери на крышу.
И только сейчас заметил, что на ней висит большой замок, подёргав который, я потерял все надежды на спасение. Нет выхода.
Но я не сдамся. Я просто знал это.
Я сел прямо на пол и развернул картину. И вновь обратил к ней, такой чистой и лишённой суеты, свой взгляд.
Она затягивала…
Внезапно, кто-то стал ломиться в дверь.
- Откройте! Откройте немедленно! – мужской голос выводил меня из оцепенения.
Я старался не слышать его. Я вглядывался в мою картину. В мою картину!!!
Постепенно, звуки стихли. Я летел куда-то вперёд,… парил в неведомой и сладкой эйфории. Я был опьянён.
Я чувствовал возвышение над всеми, чувствовал счастье, которое ни разу не испытывал в жизни.
Но постепенно всё стихло. Я падал в манящую и ласковую темноту.
* * *
Я очнулся под лучи солнца. Они весело били мне в глаза, которые я открывал на встречу новому дню.
Всё вокруг казалось нереальным. Я осмотрел комнату и понял, что это моя комната. Большая широкая кровать, столик с компьютером. Всё было именно таким, мне желанным.
Я встал и спустился по лестнице. На мне была та самая одежда, в которой я уходил из дома… тогда. В той жизни.
Внезапно, в дверь постучали. Я посмотрел в окно и увидел мужчину со спины. На нём был красный колпак – это всё, что я смог разобрать.
Я открыл дверь. Он смотрел на улицу, стоя на моём крыльце. Он улыбался. Я мог видеть выражение мудрости в его улыбке, в его глазах. Мужчина был довольно стар, серая борода свисала чуть ниже груди.
Я сразу понял кто он.
Он – художник.
- У тебя есть вопросы? – спросил он.
Я ощутил ворох чувств. Как, зачем, почему? И что теперь,… но оборвал себя на полумысли. Мне не нужны ответы. Теперь уже не нужны.
- Нет.
Он улыбнулся в ответ.
Я тоже улыбнулся. Я смотрел на нарисованное солнце и дивился его красоте. Я достал из кармана нарисованные сигареты и подкурил одну из них красивым нарисованным огнём.
Я всегда хотел этого - покоя.
Я буду создавать нереальные сюжеты в этом нереальном мире.
И таков мой долгожданный финал.
Я нарисованный писатель. Теперь я нарисованный писатель.
The end.
-
-
19.10.2007 в 22:27Это было что-то совсем обычное и завораживающее. Что-то, что заставило меня стоять где-то с полчаса всматриваясь в её узоры и ассемитричность.
после такого описания я бы сразу закрыл книгу
любовался "ассиметричностью" хи-хи
скооперируйтесь с предыдущим автором и напишите ему нормальные диалоги
у вас только они и получаются
-
-
19.10.2007 в 23:00В философии значился бы как "вечный вопрос". И в жизни иногда тоже...
Потому, как сидел у компьютера и писал-писал-писал… писал рассказы, стихи, романы. И мне это приносило такой нереальный экстаз, что я прибегал домой и просто как маньяк долбил по клавиатуре. Правда… особых гениальных произведений я не написал, ни одного. Ни одного, который мне бы показался нормальным, лишённым глупости и прочей инфантильности. По молодости, они все получались инфантильными и чересчур банальными. Однако, они просто были очень дорогими для меня.
Увлажнились мои бесстыжие глаза...
Создавать рассказы, которые никому не нужны – это перестало быть интересным. Да и… что-то ушло от меня. Быть может муза? Мне стало неочём писать.
Слезы прямо на клавиатуру...
(Поправка: "неочем" - не о чем)
Я зашёл в дом, и здесь пахло жаренной рыбой.
Здорово у Вас натурализм интересно сочетается с философией. Диссонанс почти не прослеживается.
Прочитала дважды: мне понравилось. Ничего плохого сказать не могу, при всем желании.
-
-
21.10.2007 в 21:53Скайуокер, в любом случае, и вам спасибо. С описанием и правда криво...