понедельник, 10 декабря 2007
В комнате было пустовато. Два кожаных кресла – мягких и удобных на вид, журнальный столик из прозрачного плексигласа, да старый зеленый торшер на тонкой железной ножке – вот и вся нехитрая мебель. Аскетично, зато удобно. Излишняя роскошь, как известно, крайне негативно влияет на ясность мыслей. От роскоши они обычно мутнеют и густеют, как переваренный кисель.
Мужчина в деловом костюме странного лилово-розового оттенка нервно курил, зажав сигарету тремя пальцами левой руки, и полушепотом бранил весь мир, заставивший его в этот ранний час покинуть уютную спальню, теплую постель и две бутылки бренди.
— А вы, Номер, как я посмотрю, уже на месте.
Дверь за спиной мужчины бесшумно отворилась, и в комнату вошел высокий человек среднего возраста в дорогом шерстяном пальто, с тростью и помятой серой шляпой, зажатой под мышкой. Очень, надо отметить, нелепой шляпой, совершенно не подходящей к остальному туалету. Что поделать, у власть имущих свои причуды. И самые невинные из них – любовь к дурацким головным уборам.
читать дальше—Здравствуйте, Шеф! — Весело поприветствовал вошедшего человек, названный Номером. — Я признаться, вас уже заждался.
— Не говори глупостей! А то я и, правда, решу, будто тебе известно, что такое ожидание!
Шеф неуклюже плюхнулся в кресло, положил шляпу и трость на столик, и скрестил руки на груди.
— Ох, Шеф! И вы не говорите глупостей, а то я неровен час решу, будто вы способны чувствовать!
— Ладно, Номер, — холодно перебил Шеф. — Поспорили и хватит. Я думаю, ты знаешь, зачем тебя вызвали посреди ночи?
— Всегда восхищался вашей смекалкой!
— Попридержи язык! Можно ведь его и лишиться ненароком.
Номер широко улыбнулся, продемонстрировав белоснежные зубы.
— Все, все! Я нем, как рыба…
— Другое дело. Ах, да! Выкинь эту проклятую сигарету – ненавижу запах дыма!
Номер послушно кивнул, пожалуй, даже слишком послушно и отшвырнул окурок в сторону. Соприкоснувшись с кристально чистым полом – сигарета немедленно исчезла. Растворилась в воздухе.
— Так-то лучше. Я полагаю, ты выучил сценарий… Ну ты помнишь, я отдал его тебе две недели назад? Помнишь? Отлично. Тогда быстренько собирай вещички… Впрочем, не стоит. Там, куда ты направляешься, лишний груз… эээ… лишний.
— Ваше красноречие меня тоже всегда восхищало, — не выдержал человек в лиловом.
— Заткнись, Номер, и слушай. Ты отправляешься завтра утром. Надеюсь, ты не опозоришь меня и… я бы сказал, весь род людской…
— О! Какие могут быть сомнения! Я ведь ваш лучший ученик! Талантливый актер, звезда сцены…
Шеф удрученно покачал головой.
— Мой бедный мальчик, твоим мозгам язык бы да покороче – не было бы тебе цены, а так… Эх, слушай дальше. Утром…
Инженер Геннадий Смирнов считал себя счастливым человеком. Как у каждого счастливого человека, у инженера Смирнова была жена, трое детишек – два белобрысых мальчика и красавица дочка – рыженькая, вся в мать. Инженер Смирнов получал высокую зарплату, исправно питался в местной столовой вкусным борщом, а дома – котлетами и макаронами; и был донельзя благодарен судьбе за удачу. Сорок пять лет Геннадий Смирнов жил в тишине и спокойствии в полной уверенности, что жизнь удалась. А на сорок шестом году внезапно взял да понял – ан-нет, не удалась. Чего-то не хватало в его сытой и спокойной жизни. Может быть, приключений, может быть, и не приключений… И инженер Смирнов крепко задумался. Маленький черт в грудине проснулся, зашевелил ножками, начал бодать рогами, шипеть и присвистывать. Нашептывать инженеру Смирнову – пора меняться.
Геннадий Смирнов вспомнил, что никогда-то, в общем, и не хотел быть инженером, а хотел быть писателем, или журналистом. Рассказал об этом жене. Жена посмеялась и сказала, что инженеру положено быть инженером, а бумагу пусть чиновники марают и старушки с жалобами. А инженер Смирно не поверил жене и перестал быть инженером. Так началась его новая жизнь. Сперва все шло из рук вон плохо. Оказалось, что бывшему инженеру сложно стать нынешним писателем. Пальцы не под тот предмет заточены – ручку не держат, карандаш ломают, бумагу мнут. Смирнов не сдавался. Чувствовал, что это его. Если не будет славы – останется удовольствие. Простое такое удовольствие от любимого дела. Славы писатель Смирнов ждал долго. Лет десять. Все бегал по газетам, ругался с издателями, темными ночами проклинал редакторов и пытался наводить порчу на критиков. Иногда даже плакал. Но быстро успокаивался – боялся, жена бросит. Жена бросить грозилась. Нового увлечения старого мужа она не понимала. И дети не понимали, только молчали. Отца они побаивались.
А однажды к писателю Смирнову пришла Слава. Настоящая. Выпустил он одну книгу – про бывших инженеров, затем вторую – про нынешних писателей, и третью – про актеров.
— Сломал ты свою жизнь, Гена, — жаловалась недовольная жена. — Был бы ты инженером, и жизнь была бы ровная, без вывертов. А сейчас? Сегодня тебя хвалят, а завтра в грязь втопчут. О детях бы подумал!
— Нет! — гневно отвечал писатель Смирнов. — Ты не права! Мне сверху так уготовано было, с судьбой не поспоришь. Коли Бог не хотел бы, чтоб я становился писателем, он бы мне и не позволил, верно?
Жена смолкала. Спорить не решалась.
И жил писатель Смирнов от публикации к публикации. Радовался, писал и снова радовался. Годы летели, он старел, лысел и толстел. И все равно был счастлив. Пускай домашние его и не понимали.
На семьдесят пятом году жизни писатель Геннадий Смирнов скончался. Скончался за рабочем столом, тихо, мирно и безболезненно…
Молодой мужчина в лиловом костюме сидел в кресле, ухмыляясь. В комнате по-прежнему не хватало мебели, а зеленый торшер выглядел еще дряхлее. Номер больше не курил, потому что и нужды в сигаретах не было. Радость от исполненного долга прибавляла сил.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Шеф. Без шляпы и без трости. Бледный. Запыхавшийся.
— Так-то ты меня слушал, Номер! — С порога выпалил он. — И кто говорил, что выучил сценарий?
— Шеф, вы о чем? По-моему, роль была сыграна превосходно. Вам так не кажется? Мое имя увековечили…
Шеф потер виски и невесело улыбнулся.
— А тебя просили? Ты испортил всею постановку! Всю до основания! Неужели так трудно побыть сотню лет инженером? Постоянно тебя тянет на импровизацию. Для чего?
— Я думал, что маленькая импровизация кому не повредит, уж вам-то точно…
— Уж вам-то точно! — Передразнил Шеф. — Ошибаешься, мой мальчик, еще как повредит! Ничего-то ты и не понял, Номер…
— Господи, Шеф, не будьте так категоричны!
— Не поминай мое имя всуе, Номер! Помни – ты всего-навсего душа, при этом не из лучших, а что вредно или безвредно, здесь определяю я – не ты. Не кто-либо другой…
Сердце номера сжалось. Слова Шефа ему отнюдь не нравились…
— Я…
— Молчи, Номер. Ты испортил постановку. Знаешь, что бывает с плохими актерами?
— Их увольняют…
— Увольняют, действительно.
— И…
Номер окончательно пал духом.
— Нет, мой мальчик, я не собираюсь тебя увольнять. Но и наказания ты, увы, не избежишь. Надеюсь, одна вечность в аду отучит тебя спорить с режиссером…
Номер кивнул. Сил спорить у него не осталось…