Чтобы быть незаменимой нужно все время меняться...
читать дальше12 ночи – излюбленное время всех писателей и художников, влюбленных, а заодно и комаров.
Забитая до отказа бумагами, книгами, снимками и всякой разной канцелярской мелочью, полутемная, дремала комната старого журналиста.
Ее истинные размеры было установить очень трудно – она казалась одной большой кладовкой, архивом старой памяти, в углу был огромный шкаф с зеркалом, отражающим свет настольной лампы. Шкаф был забит рукописями, негативами, древними фотоаппаратами, а на верхней полке красовался одинокий носок, неизвестно сколько времени лежавший без товарища. Стены украшали многочисленные фотографии с сильными мира сего разного времени, датировкой с конца 60х и заканчивая прошлым четвергом, где хозяин квартиры был сфотографирован в уютном кресле с губернатором и ее семьей. Ниже был столик, на котором были свалены в кучу японские шашки го, египетский амулет со скарабеем, сабля, портсигар, старая фетровая шляпа, таблетки от кашля, запонки, с боку сиротливо скрючился некормленый кактус, возле которого была напоминалка хозяина, в которой зачем-то надо было купить хлеб, зеленку, селедку и гвозди.
Идя на свет, можно споткнуться о диван, очень неудобно стоящий посреди дороги. Он завален газетами, исписанными листами, одеждой, книгами и журналами.
Единственное не тронутое издательской деятельностью место – обеденный стол. Похоже вообще ни кем не тронутое. Его покрывал солидный слой пыли и куча разномастной посуды.
И вот святая святых – рабочий стол, пишущая машинка по старинке, но рядом со столом в чехле, ее место занял чудо современной техники – ноутбук. На столе идеальный порядок, даже подточенные карандаши в шеренге на убывание, золотой Паркер, мраморная чернильница, с часами, и не поверите орфографический словарь, все бумаги сложены в аккуратные стопки по краям стола, посреди – чистый лист и занесенная над ним рука владельца.
Вот уже три с половиной часа он сидит так, задумчивый и неподвижный, он так и не привык «писать в компутер», и делает черновой набросок на бумаге. Пока хозяин сидит, к нему подходит и трется об ногу рыжий толстенный кот, явный любимец и явный обжора. Запрыгивает на стол, трется об руки, мурчит как паровоз, плюхается на лист и начинает нагло вылизываться.
- Эх, Дырокол, опять стащил у соседки блины? Вот смотри поймает она тебя и отходит веником по первое число!
Кот не сколько не стесняясь поступка честно посмотрел в глаза хозяина, облизнулся и основательно обосновался на не начатой черновой версией статьи. Теперь его ничем не согнать.Кот и хозяин сидят в свете настольной лампы и мраке остальной комнаты. Хозяин гладит кота, а Дырокол блаженно вытягивает лапы и мурчит.
Звонок в дверь, пронзительный и резкий.
- Да.. кто там? Надеюсь не Валентина Федоровна со скалкой…
сказал хозяин коту и весело подмигнул.
Нашаривая ключи в кармане он подходит к двери и прислушивается – нет не соседка, та бы злобно сопела, а тут тихо.
Открывает дверь не спрашивая. Не свои не заходят.
- з… здравствуйте Юрь Михалыч, - неуверенно начинает долговязый парень, на две головы выше Юрь Михалыча, красный от смущения и мокрый от вечернего снега.
- здорово и тебе здорово Петька!- весело отвечает хозяин квартиры, - заходи, мокрый весь! На метро до меня добирался? А потом пешком чесал три остановки… ? эх, молодость…. Сказал и пропустил гостя в прихожую
- ты ведь знаешь, как у меня: хочешь чаю, заваривай сам! Пойдем на кухню чаю попьешь… кстати чего так поздно? Редактор что-то забраковал? Или выпуск перенесли?
Радуясь живому человеку, Юрий Михалыч говорил не переставая, тем более чувствуя себя обязанным этому парнишке, который его так стесняется.
- нет… Юрий Михайлович, все хорошо.
Сказал и густо покраснел.
- хорошо, значит хорошо! – отвернулся от него старик, - о, это кот мой, дырокол! Все-таки слез со стола, обжора! Знаешь, вот кроме покушать у него страсть сидеть на моих статьях, видимо греют они его!
Петька, он же Петр Грачев, молоденький журналист – внештатник, вечно собиравший все шишки на свою голову, вот и теперь именно ему из всех коллег в редакции доверили принести Юрию Михайловичу известие, которое, пожалуй, лучше проглотить, чем сказать. И он нерешительно сидел на табуретке в квартире человека, которого считал лучшим за всю историю газеты, которого считал достойным работать в лучших газетах мира, кого надеялся считать своим наставником, и именно сегодня, и именно он должен будет сказать этому человеку… что его газета, его работа, статьи больше никому не нужны. Человека, который отдал всю свою жизнь одной профессии, стал в ней не превзойденным мастером, достигший таких высот…. И при этом не стесняющийся принять так поздно его, Петьку, на своей кухне… и за это, он, должен будет сказать своему наставнику, что он… уволен.
Он не мог этого сказать. Пока он ехал он миллион раз обдумывал как ему сказать, что ему сказать, но каждый раз получалось одинаково гадко. «я не могу», - думал он, - « я не должен! Я … трижды дурак, что согласился на это! Может его возьмут в другую газету? Юрь Михалыча знают все, все любят! Точно! Обязательно…он такой гений, он не пропадет»
- так, Петруша, не томи, чего у вас там случилось?Что-то мне наш глав.вред не звонит… раньше от него покоя не было.. он в отпуске?
- да! Почти с радостью выкрикнул Петруша
- да он на несколько неделек решил уехать с семьей, в огороде покопаться.. ,- отчаянно врал он, и вдруг решение пришло в его голову молниеносно и казалось, облегчило ему жизнь.
- вот! Юрий Михайлович! От всей нашей редакции, с любовью и уважением к вам! Мы немного собрали, но все же! Вам хватит, что бы месяц отдохнуть в Крыму! Вам дали отпуск!
Лицо старого мастера просияло.
- тридцать лет! И ни разу у меня не было отпуска! Ребяточки, спасибо вам! Вы мои самые любимые дети, как же я рад, что вы помните старика Михалыча, добрый мой Петька! Дай я тебя обниму!
Радостные слезы из глаз коснулись шеи Пети, внутри него кипело и бурлило, внутри развертывалась огромная черная пропасть, полная отчаянья и жалости, к себе и этому великому человеку. Он не мог сказать ему об увольнении. Это бы убило его. А отпуск-отсрочка, он ничем не лучше своего шефа… тот убил бы его мгновенно, а он, Петька, убьет медленно. Деньги на отпуск – его собственные, немного ребята подкинули:
Михайловича любили в редакции все. но он был трижды счастлив видеть слезы старика, обнять его. И в тоже время черная пропасть пожирала его изнутри. И он решил, что за тот месяц, которых его наставник проведет на заслуженном отдыхе, он разобьется в лепешку, но работу ему добудет, причем в лучшей столичной газете…
Дырокол мяукал, старик обнимал его, а молодой человек совершил геройский поступок.
Отпустив от Петьки руки Юрий Михайлович сел обратно на табуретку, покрутил чашку, посмотрел на Петьку долгим полным любви взглядом, увел его в сторону и спросил довольно решительно:
- Петь, они же ведь меня уволили?
Петька остолбенел.
- Петя, ты очень хороший мальчик, но ты ведь знаешь в нашей профессии нет отпуска, я тридцать шесть лет работал без единого дня отдыха, я стал как мой старый шкаф – забит старыми публикациями, былой славой, ветхой памятью былых дел… былые дела хороши только на страницах школьного учебника по истории, но не в жизни. Они годны только для того чтобы их вспоминать сидя на кухне с таким великодушным мальчиком, как ты Петя, знаешь Петя, я верю ты станешь очень хорошим журналистом, будешь работать с лучшими газетами и журналами, будешь уважаем, и над камином у тебя будет висеть целая галерея фотографий, я заклиная тебя Петя, никогда не ищи в деле прежде всего выгоду, а потом только правду, но ты мой ученик, уже усвоил этот урок. Ты будущий журналист. Я …старый мешок историй, которые никому не нужны.
Петр был готов разрыдаться на месте, не смотря на свои 26, рыдать как мальчишка, он не верил и мог поверить в то, что человек, сидящий напротив только что сказал.
- вы…лучший! Еле выдавил из себя он, пропасть разверзлась и поглотила его целиком, он чувствовал себя последним ничтожеством, чувствовал себя так, будто бы это его уволили после 36 лет непосильного труда.
- знаешь Петя, хочу тебе кое-что подарить, мое тебе спасибо так сказать… сначала близко, а потом еле различимо слышался голос наставника. Петр недоумевал: « мне? За что?»
и вот Юрий Михайлович снова оказался на кухне, глаза его также как и в начале беседы весело сверкали.
- вот!
Сказал он и по-детски протянул ладошку с зажатым в ней предметом.
Петр краснея взял предмет и разжал ладонь. Это был образок, серебряный с синими камушками по краям.
-Я..
-Бери! Сказал Юрий Михайлович и дал деру к своей табуретке. Это я когда Феодосию ездил, то мне ее подарила одна женщина, сказала будет защищать от плохих дел и мыслей. Теперь я ее тебе дарю, чтобы и тебя берегла.
Петр смотрел на наставника, потом на иконку, достал платок и бережно будто ребенка ее запеленал. Его больше ничего не сдерживало, и по щекам его засверкали искренние слезы благодарности
Старик смотрел на него и улыбался, наверное, вспоминал себя в молодости.
- ну что ж Петя, тебе пора домой. А тои наверное волнуются. Куда ж это ты среди ночи пропал.. – ласково, по –отечески взяв Петю за плечо сказал Юрий Михайлович.
-Юрий Михайлович! -задохнувшись начал барабанить Петя, - да вы можете в любую газету…. Вас все любят, знают. .Вы.. для нас всех…
вы же не сдадитесь, вы будете бороться! Как всегда!
Даже оказавшись в прихожей он не мог успокоиться, прощавшись, он не переставал призывать Юрия Михайловича бороться. Но тот молчал. Загадочно улыбаясь, он на прощание почти пропел:
- Петрушенька! Бороться надо молодым, а мы, старики, не должны быть на пути у вас. Ты честный и талантливый мальчик. Ты мой лучший ученик!
Снег продолжал идти. Лампа также освещала комнату Юрия Михайловича. Кот спал на диване в обнимку со свитером и романом Хемингуэя. Молодой человек шел по темной улице ничего не боясь. А старый журналист шел к своему столу: много лет назад он хотел написать книгу, но идея обходила его стороной, но сейчас он уже видел ее от первой до последней главы. Работа предстояла не легкая.
Забитая до отказа бумагами, книгами, снимками и всякой разной канцелярской мелочью, полутемная, дремала комната старого журналиста.
Ее истинные размеры было установить очень трудно – она казалась одной большой кладовкой, архивом старой памяти, в углу был огромный шкаф с зеркалом, отражающим свет настольной лампы. Шкаф был забит рукописями, негативами, древними фотоаппаратами, а на верхней полке красовался одинокий носок, неизвестно сколько времени лежавший без товарища. Стены украшали многочисленные фотографии с сильными мира сего разного времени, датировкой с конца 60х и заканчивая прошлым четвергом, где хозяин квартиры был сфотографирован в уютном кресле с губернатором и ее семьей. Ниже был столик, на котором были свалены в кучу японские шашки го, египетский амулет со скарабеем, сабля, портсигар, старая фетровая шляпа, таблетки от кашля, запонки, с боку сиротливо скрючился некормленый кактус, возле которого была напоминалка хозяина, в которой зачем-то надо было купить хлеб, зеленку, селедку и гвозди.
Идя на свет, можно споткнуться о диван, очень неудобно стоящий посреди дороги. Он завален газетами, исписанными листами, одеждой, книгами и журналами.
Единственное не тронутое издательской деятельностью место – обеденный стол. Похоже вообще ни кем не тронутое. Его покрывал солидный слой пыли и куча разномастной посуды.
И вот святая святых – рабочий стол, пишущая машинка по старинке, но рядом со столом в чехле, ее место занял чудо современной техники – ноутбук. На столе идеальный порядок, даже подточенные карандаши в шеренге на убывание, золотой Паркер, мраморная чернильница, с часами, и не поверите орфографический словарь, все бумаги сложены в аккуратные стопки по краям стола, посреди – чистый лист и занесенная над ним рука владельца.
Вот уже три с половиной часа он сидит так, задумчивый и неподвижный, он так и не привык «писать в компутер», и делает черновой набросок на бумаге. Пока хозяин сидит, к нему подходит и трется об ногу рыжий толстенный кот, явный любимец и явный обжора. Запрыгивает на стол, трется об руки, мурчит как паровоз, плюхается на лист и начинает нагло вылизываться.
- Эх, Дырокол, опять стащил у соседки блины? Вот смотри поймает она тебя и отходит веником по первое число!
Кот не сколько не стесняясь поступка честно посмотрел в глаза хозяина, облизнулся и основательно обосновался на не начатой черновой версией статьи. Теперь его ничем не согнать.Кот и хозяин сидят в свете настольной лампы и мраке остальной комнаты. Хозяин гладит кота, а Дырокол блаженно вытягивает лапы и мурчит.
Звонок в дверь, пронзительный и резкий.
- Да.. кто там? Надеюсь не Валентина Федоровна со скалкой…
сказал хозяин коту и весело подмигнул.
Нашаривая ключи в кармане он подходит к двери и прислушивается – нет не соседка, та бы злобно сопела, а тут тихо.
Открывает дверь не спрашивая. Не свои не заходят.
- з… здравствуйте Юрь Михалыч, - неуверенно начинает долговязый парень, на две головы выше Юрь Михалыча, красный от смущения и мокрый от вечернего снега.
- здорово и тебе здорово Петька!- весело отвечает хозяин квартиры, - заходи, мокрый весь! На метро до меня добирался? А потом пешком чесал три остановки… ? эх, молодость…. Сказал и пропустил гостя в прихожую
- ты ведь знаешь, как у меня: хочешь чаю, заваривай сам! Пойдем на кухню чаю попьешь… кстати чего так поздно? Редактор что-то забраковал? Или выпуск перенесли?
Радуясь живому человеку, Юрий Михалыч говорил не переставая, тем более чувствуя себя обязанным этому парнишке, который его так стесняется.
- нет… Юрий Михайлович, все хорошо.
Сказал и густо покраснел.
- хорошо, значит хорошо! – отвернулся от него старик, - о, это кот мой, дырокол! Все-таки слез со стола, обжора! Знаешь, вот кроме покушать у него страсть сидеть на моих статьях, видимо греют они его!
Петька, он же Петр Грачев, молоденький журналист – внештатник, вечно собиравший все шишки на свою голову, вот и теперь именно ему из всех коллег в редакции доверили принести Юрию Михайловичу известие, которое, пожалуй, лучше проглотить, чем сказать. И он нерешительно сидел на табуретке в квартире человека, которого считал лучшим за всю историю газеты, которого считал достойным работать в лучших газетах мира, кого надеялся считать своим наставником, и именно сегодня, и именно он должен будет сказать этому человеку… что его газета, его работа, статьи больше никому не нужны. Человека, который отдал всю свою жизнь одной профессии, стал в ней не превзойденным мастером, достигший таких высот…. И при этом не стесняющийся принять так поздно его, Петьку, на своей кухне… и за это, он, должен будет сказать своему наставнику, что он… уволен.
Он не мог этого сказать. Пока он ехал он миллион раз обдумывал как ему сказать, что ему сказать, но каждый раз получалось одинаково гадко. «я не могу», - думал он, - « я не должен! Я … трижды дурак, что согласился на это! Может его возьмут в другую газету? Юрь Михалыча знают все, все любят! Точно! Обязательно…он такой гений, он не пропадет»
- так, Петруша, не томи, чего у вас там случилось?Что-то мне наш глав.вред не звонит… раньше от него покоя не было.. он в отпуске?
- да! Почти с радостью выкрикнул Петруша
- да он на несколько неделек решил уехать с семьей, в огороде покопаться.. ,- отчаянно врал он, и вдруг решение пришло в его голову молниеносно и казалось, облегчило ему жизнь.
- вот! Юрий Михайлович! От всей нашей редакции, с любовью и уважением к вам! Мы немного собрали, но все же! Вам хватит, что бы месяц отдохнуть в Крыму! Вам дали отпуск!
Лицо старого мастера просияло.
- тридцать лет! И ни разу у меня не было отпуска! Ребяточки, спасибо вам! Вы мои самые любимые дети, как же я рад, что вы помните старика Михалыча, добрый мой Петька! Дай я тебя обниму!
Радостные слезы из глаз коснулись шеи Пети, внутри него кипело и бурлило, внутри развертывалась огромная черная пропасть, полная отчаянья и жалости, к себе и этому великому человеку. Он не мог сказать ему об увольнении. Это бы убило его. А отпуск-отсрочка, он ничем не лучше своего шефа… тот убил бы его мгновенно, а он, Петька, убьет медленно. Деньги на отпуск – его собственные, немного ребята подкинули:
Михайловича любили в редакции все. но он был трижды счастлив видеть слезы старика, обнять его. И в тоже время черная пропасть пожирала его изнутри. И он решил, что за тот месяц, которых его наставник проведет на заслуженном отдыхе, он разобьется в лепешку, но работу ему добудет, причем в лучшей столичной газете…
Дырокол мяукал, старик обнимал его, а молодой человек совершил геройский поступок.
Отпустив от Петьки руки Юрий Михайлович сел обратно на табуретку, покрутил чашку, посмотрел на Петьку долгим полным любви взглядом, увел его в сторону и спросил довольно решительно:
- Петь, они же ведь меня уволили?
Петька остолбенел.
- Петя, ты очень хороший мальчик, но ты ведь знаешь в нашей профессии нет отпуска, я тридцать шесть лет работал без единого дня отдыха, я стал как мой старый шкаф – забит старыми публикациями, былой славой, ветхой памятью былых дел… былые дела хороши только на страницах школьного учебника по истории, но не в жизни. Они годны только для того чтобы их вспоминать сидя на кухне с таким великодушным мальчиком, как ты Петя, знаешь Петя, я верю ты станешь очень хорошим журналистом, будешь работать с лучшими газетами и журналами, будешь уважаем, и над камином у тебя будет висеть целая галерея фотографий, я заклиная тебя Петя, никогда не ищи в деле прежде всего выгоду, а потом только правду, но ты мой ученик, уже усвоил этот урок. Ты будущий журналист. Я …старый мешок историй, которые никому не нужны.
Петр был готов разрыдаться на месте, не смотря на свои 26, рыдать как мальчишка, он не верил и мог поверить в то, что человек, сидящий напротив только что сказал.
- вы…лучший! Еле выдавил из себя он, пропасть разверзлась и поглотила его целиком, он чувствовал себя последним ничтожеством, чувствовал себя так, будто бы это его уволили после 36 лет непосильного труда.
- знаешь Петя, хочу тебе кое-что подарить, мое тебе спасибо так сказать… сначала близко, а потом еле различимо слышался голос наставника. Петр недоумевал: « мне? За что?»
и вот Юрий Михайлович снова оказался на кухне, глаза его также как и в начале беседы весело сверкали.
- вот!
Сказал он и по-детски протянул ладошку с зажатым в ней предметом.
Петр краснея взял предмет и разжал ладонь. Это был образок, серебряный с синими камушками по краям.
-Я..
-Бери! Сказал Юрий Михайлович и дал деру к своей табуретке. Это я когда Феодосию ездил, то мне ее подарила одна женщина, сказала будет защищать от плохих дел и мыслей. Теперь я ее тебе дарю, чтобы и тебя берегла.
Петр смотрел на наставника, потом на иконку, достал платок и бережно будто ребенка ее запеленал. Его больше ничего не сдерживало, и по щекам его засверкали искренние слезы благодарности
Старик смотрел на него и улыбался, наверное, вспоминал себя в молодости.
- ну что ж Петя, тебе пора домой. А тои наверное волнуются. Куда ж это ты среди ночи пропал.. – ласково, по –отечески взяв Петю за плечо сказал Юрий Михайлович.
-Юрий Михайлович! -задохнувшись начал барабанить Петя, - да вы можете в любую газету…. Вас все любят, знают. .Вы.. для нас всех…
вы же не сдадитесь, вы будете бороться! Как всегда!
Даже оказавшись в прихожей он не мог успокоиться, прощавшись, он не переставал призывать Юрия Михайловича бороться. Но тот молчал. Загадочно улыбаясь, он на прощание почти пропел:
- Петрушенька! Бороться надо молодым, а мы, старики, не должны быть на пути у вас. Ты честный и талантливый мальчик. Ты мой лучший ученик!
Снег продолжал идти. Лампа также освещала комнату Юрия Михайловича. Кот спал на диване в обнимку со свитером и романом Хемингуэя. Молодой человек шел по темной улице ничего не боясь. А старый журналист шел к своему столу: много лет назад он хотел написать книгу, но идея обходила его стороной, но сейчас он уже видел ее от первой до последней главы. Работа предстояла не легкая.
@настроение: лиричное
@темы: о творчестве, Рассказ