Во всем лукавец и паяц
- Сезам, откройся!
1
Из кустов вынырнули два мощных волкодава. Жарко вывалив языки, они с неприязнью смотрели на человека, но от немедленной над ним расправы их удерживала стальная цепь, туго натянутая рукой хозяина. Властный окрик заставил собак присесть, волкодавы подчинились, не сводя глаз с врага.
- Вы ошиблись, - пробормотал бродяга, мгновенно сникнув от их внимательных взглядов, - Я просто решил немного прогуляться. Я не знал, что рядом ваш курятник.
- Тебе лучше убраться отсюда подобру, - последовал холодный ответ хозяина, - И больше не появляться на моей земле. Если я увижу тебя в другой раз, то не стану сдерживать Злобного.
Сгорбившись, Кут (так звали бродягу) повернулся и медленно скрылся в кустах.
читать дальшеОн выбрался на дорогу намного дальше того места, где встретился с недружелюбными волкодавами. Приволакивая ноги, он направился в ту сторону, где стеной поднимался лес. Пройдя поворот, Кут увидел сидящего на земле человека; тот был одет в одежду слишком теплую для жаркого дня. Человек разулся и аккуратно оборачивал грязной тряпкой кровавую мозоль на пятке. Закончив, он натянул стоптанные ботинки и вполголоса выругался, когда тесная обувь снова разбередила рану. Поднявшись, бродяга подождал, когда Кут поравняется с ним, и пошел рядом, приноравливаясь к разбитому шагу своего попутчика. Он не сказал ни слова.
- Бесполезно, - после продолжительного молчания первым заговорил Кут. Речь давалась ему с трудом, как и ходьба, - Здесь слишком много собак, они чуют меня издалека, а я не могу от них убежать. Я болен.
Его спутник ничего не ответил.
- Я был уверен, что та курочка уже у меня в руках, - снова сказал Кут, - Рыженькая, жирная. На здешней ферме отлично кормят кур. Если бы не собаки, я бы хлебал сейчас бульон. Тебе удалось что-то взять, Ронар?
- Нет, - глухо ответил Ронар, погруженный в свои мысли. В его заплечном мешке лежал большой кусок грудинки, о котором Ронар счел за благо не упоминать при попутчике, и блестящий от жира мясной срез стоял у него перед глазами. Все, что мог сейчас Ронар - изредка подносить к носу пальцы правой руки и вдыхать мясной запах. Он решил подождать удобного случая, когда рядом не окажется Кута.
- Это несправедливо, - жаловался Кут, - Какой у хозяина убыток от пропажи курицы? Ты бы видел курятник - птиц сотен пять, не меньше, все громадные, как индюшки, а он пожалел одну курочку. А мне она нужна намного больше, чем ему. Я болен, я не могу идти; мне нужно отдыхать, лежать в постели и есть куриный бульон - тогда я поправлюсь и снова стану сильным.
Пробормотав длинную тираду, Кут надолго замолчал и ступал дальше в отупелом молчании мысли. Солнце немилосердно напекало ему голову, но бродяга не замечал неудобства. Загребая ногами густую пыль, хромая, он шел, пока мог идти, не соображая, зачем и куда шагает; его попутчик, Ронар, тоже хромал.
- У меня есть книга, - больше часа спустя Кут продолжил свою мысль, - Может, я смогу продать ее в городе. Тогда у нас будет немного еды.
- Книга? - лениво отвечал Ронар, - Что за книга? Где ты её взял?
- Она досталась мне случайно, когда я подкараулил на улице одного прохожего. Он был чудаком: растрепанный, пальто нараспашку, под мышкой сверток, идет незнамо куда; вряд ли заметил меня. Он сам зашел на темную улицу, грех было его не ограбить... Ну, я и ограбил... Плохая добыча - в его карманах ничего не оказалось, ни монетки, только книга под мышкой. Она не на русском языке, и картинок в ней нет; всё какие-то крючки, каракули... Может, ты сумеешь прочесть? Ты же понимаешь чужие языки.
Кут знал, что говорил: раньше Ронар тем, кого мы назвали бы уважаемым человеком, но некоторые обстоятельства жизни, перед которыми бессильно и всемогущество королей, привели его к суме; оставив в прошлом уважение, достаток и доброе имя, Ронар стал бродягой. Я не буду сейчас называть всех причин, история его жизни заняла бы не одну страницу, а я хочу рассказать о настоящем, а не прошлом.
В облике Ронара еще можно было бы угадать черты его происхождения; в отличие от Кута, этого дитя улиц, не знающего отца и рано потерявшего мать, Кута, который всю сознательную жизнь провел в воровстве, попрошайничестве и пьянстве, Ронар уважал себя так, как умеет уважать человек, помнящий о своем благородстве. Его осанка оставалась прямой, а на пиджаке были все пуговицы. Некоторые привычки Кута приводили Ронара в замешательство и вызывали отвращение, более усиленное тем, что Ронар понимал их неизбежность. Иногда, в коротком обострении ума, он вспоминал прошлую свою жизнь, сравнивал с настоящим и - ужасался. Тогда Ронар, сознавая, что от Кута его отделяет лишь тоненькая линия, прибегал к лекарству, заглушающему воспоминания и нарушающему стройность понимания.
- А ты откуда знаешь, что книга написана не на русском языке? Ты же не умеешь читать, - вспомнил вдруг Ронар.
- А? - встрепенулся Кут, - Мне это сказал хозяин лавки в Аре... книжной лавки, - помолчав немного, добавил он.
- Ты предлагал ему книгу?
- Да, - кивнул Кут.
- И что же лавочник не купил её?
- Он отказался, посмотрел и отказался. Кажется, он опасался, что я что-то стяну, и прогнал меня. Хочешь, я покажу книгу тебе?
Ронару было душно и нехорошо, сильно хотелось пить, и болела стертая в кровь ступня, а до города оставалось еще много пути - до ночи не успеть, Кут едва передвигает ноги. Дурнота была такой, что у Ронара приглушился голод.
- Нет, не хочу, - поморщившись, ответил он.
Дальнейший путь вновь прошел в тишине.
2
Когда солнце скрылось за деревьями, а небо стало синеть, предсказывая скорое наступление ночи, двое бродяг нашли небольшой ручей. Напившись, Ронар встал с колен и почувствовал, как голод с удвоенной силой терзает его внутренности. Мысль о грудинке наполнила слюной рот.
- Я пойду, - сказал Ронар и закинул за спину мешок, - Поищу что-нибудь. Скоро вернусь.
Кут кивнул и растянулся в густой траве. Холодная вода освежила и его, но болезнь сделала таким слабым, что он хотел только одного - немного отдохнуть. Он давно привык к недоеданию, и голод не так сильно изводил его, как спутника.
Ронар отошел как можно дальше и убедился, что Кут не может его видеть. Развязав мешок, он извлек грудинку и с жадностью набросился на неё, отрывал зубами большие куски и, почти не жуя, глотал их. Иногда он мычал от злости, когда попадалось жила, и мясо не хотело отделяться от кости. Утолив голод, Ронар долго сидел в траве, обсасывая ребра и раздумывая о дальнейших действиях. От Кута было мало толку: Ронар видел, как плох его товарищ, что беспорядочная жизнь, плохая водка и ночевки на сырой земле сделали свое дело. Куту следовало лечиться, и, как он сказал, лежать в постели и пить бульон - но где бродяге взять постель и бульон? Кто станет заботиться о нем, варить жирный суп, добывать еду, наконец? Кто станет содержать бездомного? Ронару вовсе не хотелось брать на себя неблагодарную миссию; он забыл, что Кут помышлял о пище для двоих...
Ронар подумал, что раньше ему бы в голову не пришло принимать подобное решение. Он вспомнил прошлое, где остались сытость, чистая постель и доктора, готовые тебя лечить по первому требованию. В том времени остались друзья и невеста. А в настоящем была только дорога и больной Кут, ударивший человека и ограбивший его.
И Ронар вдруг зарыдал в тоске, утирая глаза измазанными в жиру пальцами. Сейчас он вынужден, словно тать, прятаться от товарища, поедая ворованное мясо. Давным-давно, в одной беседе у камина он слышал теорию о том, что каждый человек приходит в этот свет для выполнения какой-то цели, что нет на Земле того, чье рождение было бы бессмысленным. Но для чего он был рожден? Неужели для бродяжьей доли? Падать легче, чем подниматься, а свалившемуся с Олимпа почти невозможно вновь вскарабкаться на него; нужна пещера Али-бабы, чтобы свет вновь повернулся к тебе лицом и раскрыл гостеприимные объятия...а у Ронара не предвиделось такой пещеры.
Ронар рыдал: над воспоминаниями, над собою, над несправедливостью судьбы, над пониманием того, что неизбежно ему суждено повторить судьбу своего товарища, пусть не сейчас, но через пять лет, десять. Он плакал, и никому в мире не было дела до его слез.
3
Кут проснулся от холода. Подтянув ноги в груди, он некоторое время боролся с подступающим пробуждением, ловя зыбкое тепло, но вскоре пробудился окончательно. Лежа на земле, он вытянулся и удивился тому, с каким трудом сделал это: тело было словно налито свинцом, так, что казалось - Кут всю ночь работал, а не отдыхал. Он с большим трудом сумел встать.
Кут чувствовал себя намного хуже, чем вечером. Тело не отдохнуло совершенно, ноги так же гудели, и общая слабость усилилась. К тому же куда-то ушел Ронар; приходил он ночью или нет, Кут не помнил. Он не знал, что, выплакавшись до икоты, Ронар решился и пошел прочь, ни разу не оглянувшись и не помышляя вернуться к лесному ручью. Кут долго ждал товарища, до тех пор, пока не исчезла свежая прохлада утра; лишь тогда он понял, что волчий закон оказался сильнее человеческого, и скривился в невеселой усмешке, покорно склонив голову. Его сердце странно и тяжело сжалось.
Он медленно собрался, и вышел на дорогу. Определив сторону, направился туда, где был город. Кут двигался механически, подобно машине, остановить которую сможет только поломка; такая же поломка могла остановить и его. Пока в ногах остается хоть капля сил, бродяга будет идти.
***
Вот, пожалуй, и всё, что можно сказать; о дальнейшей судьбе Ронара ничего не известно, как не известно, куда он пришел и кем стал. Может, ему удалось выбраться из той ямы, в которую он имел неосторожность упасть несколько лет назад, ведь пока человек сознает свое падение, у него есть надежда вновь подняться на ноги. А у Кута осталось всего несколько дней, схожих между собой как зеркала: они отличаются одно от другого, но едины в своем концепте.
Эти дни он провел в полузабытье на грязном матраце, наброшенном на железную койку, обретя то, чего жаждал и о чем жаловался Ронару: постель, пусть и неудобную, и бульон - жиденький больничный суп. Наконец, сжалившаяся вечность позвала бродягу, и он пошел на властный зов последней в своей жизни дорогой. До ужина сестра не замечала смерти Кута, пока он не окоченел весь; затем его тело вынесли из палаты.
Но для завершения рассказа не хватает всего одной-единственной сцены, продолжительностью в две минуты, и эта сцена тесно завязана на Куте. Вот она: молодой мужчина - врач в бесплатной больнице, еще с порывами души, лишенной амбиций жизни - молодой мужчина торопливо набирал на аппарате номер, от волнения промахиваясь по кнопкам и начиная сначала. Наконец, его соединили, раздались длинные гудки; на том конце провода невидимый собеседник поднял трубку и сказал протяжно "Алло?".
- Вен! - врач узнал голос друга, и спешно зашептал в трубку, прикрывая ее рукой и отгораживаясь локтем от случайных слушателей, - Вен! Надо встретиться - срочно! У меня Нострадамус! "Объяснение и истолкование Апокалипсиса"! Да, да! Не шучу я, какое время для шуток? Я узнал книгу!
Слушая, как с его собеседника мгновенно слетела леность, и он с алчным вниманием слушает, врач продолжил:
- К нам недавно доставили бродягу; подобрали его на улице; он был плох, запущенная болезнь, и вчера умер. Впрочем, неважно, но у него с собой оказался мешок, а в мешке - я случайно на него наткнулся, сестра выкинула за дверь - Нострадамус! Чёрт знает, где бродяга взял книгу. Может, украл... всё равно, ты понимаешь - Нострадамус! Его знаменитая виньетка!
@темы: Рассказ
-
-
16.02.2009 в 23:44тупал дальше в отупелом молчании мысли.— Мысль не говорила. До этого он говорил, а не мысль. Теперь вдруг выходит, что мысль замолчала. Невольно спрашиваешь себя: а сам Кут так и болтал вопреки молчанию мысли?
Она не на русском языке— Кут и Ронар-русские? Экзотические же у них имена!
раньше Ронар тем— пропущен глагол?
Я не буду сейчас называть всех причин, история его жизни заняла бы не одну страницу, а я хочу рассказать о настоящем, а не прошлом. — внезапно авторский текст обрел возможность говорить от первого лица, но зачем?
этого дитя улиц— я бы сказал для благозвучия-дитяти улиц. Просто чтобы не запинаться пр чтении.
В облике Ронара еще можно было бы угадать черты его происхождения; в отличие от Кута, этого дитя улиц, не знающего отца и рано потерявшего мать, Кута, который всю сознательную жизнь провел в воровстве, попрошайничестве и пьянстве, Ронар уважал себя так, как умеет уважать человек, помнящий о своем благородстве. Опять декоративно-косметическую правку предлагаю. Прямо перед ";" я бы разбил на два предложения, чтобы не путаться.
А у Кута осталось всего несколько дней, схожих между собой как зеркала: они отличаются одно от другого, но едины в своем концепте. — может, сходны по сути, являют одно и то же? Концепт-наукообразное понятие, оно впервые встретилось в этом художественном тексте, но так ли оно необходимо?
с его собеседника мгновенно слетела леность, и он с алчным вниманием слушает— эм... сложносочиненное с соединительным "и" не разделяется зпт, если имеется общий второстепенный член. В данном случае- с собеседника... и он (собеседник).
И...эти точки с запятыми в паре слов... Ладно.
Читатель задумывается на тему "умер с голоду на мешке с золотом". Хорошая идея для небольшого рассказа, хотя привлекательного мистицизма в ней, как в рассказе о видении в окне, нет.
Горького бы что-то огорчило в позиции "у героев всего-то осталось: кратковременное настоящее". Тогда же от первого лица автор безапелляционно сказал "нет" их историям. Чудится странное толкование идеи о предназначении человека: с паршивого бродяги-хоть антикварного фолианта том. "Кольцо начало ржаветь и ушло от Голого".
-
-
17.02.2009 в 09:59Мысль не говорила
А вот этот оборот - "отупелое молчание мысли" я стянул у кое-кого, а не сам придумал; возьму за правило, что мысль его и моя говорила.
Кут и Ронар-русские? Экзотические же у них имена!
Хех. Скажите честно: неужели лучше получится, если звать бродяг станут Васей и Ваней? А лавочник из Ара превратится в ларечника из Грязюкино? Ну, воспринимайте этот рассказ как действие в альтернативной реальности, что ли, реальности, где говорят по-русски, но бродяги носят имена Кут и Ронар. Слышали научные теории о том, что реальностей множество? Так вот, Ронар и Кут шагают по дороге в одной из них.
я бы сказал для благозвучия-дитяти улиц
А я бы сказал - "дитя улиц", чтобы читатели запинались на этом сочетании - запинка помогает заострить внимание
я бы разбил на два предложения, чтобы не путаться.
Я не поклонник коротких предложений; трудно составить большое предложение и не сбиться со смысла; этот рассказ - моя учеба. "Маццаро" Верги начинается с предложения, занимающего целый абзац, хотя все издатели твердят: Начинать рассказ с длинного предложения нельзя! Нельзя!
Читатель задумывается на тему "умер с голоду на мешке с золотом".
Скажите лучше, что так задумались вы, хотя моя задумка опять же была не такой прямой-топорной. В своем послесловии вы кое-что забыли. Поверьте мне на слово, как человеку, знакомому с книгой: если автор вел речь о том, как умирают с голоду на мешке с золотом, тогда Ронару нечего делать в рассказе. Он - лишний персонаж, достаточно одного Кута, и слова и слезы Ронара никому не нужны, а разговор о книге можно превратить в монолог - не убудет, право, от моей задумки.
Я начинаю подозревать, что пишу не по-русски...
Спасибо за внимание
Спасибо за найденные ошибки,я иногда забываю правила. Или пропускаю случайно слова.
-
-
17.02.2009 в 18:12Читатель вполне мог задуматься о судьбе одного из героев (Ронар и в смысле обмозговывания "проблемы сокровища", кстати, никакой не лишний), и таящейся в иносказании морали.
Насчет слишком длинных и витиеватых предложений-хорошо, если препятствия устраиваются обдуманно. Пока что обнаружило два повода, по которым Вы чаще всего усложняете и удлиняете предложения. Один из них не могу оправдать-из желания украсить авторскую речь и придать ей оттенок, который можно понимать как "
закосстилизацию под старину" или как проявление снобизма.Второй повод отягощения высказываний кажется мне более подходящим.
-
-
18.02.2009 в 10:06Хорошо вы строите предложения. В дипкорпусе вы или члены вашей семьи не работали? Если нет, то снимаю шляпу перед умением так построить фразу, что её можно самому написавшему истолковать и так, и этак.
А вот это: "Хорошая идея для небольшого рассказа, хотя привлекательного мистицизма в ней, как в рассказе о видении в окне, нет." немного не вписывается в растолковывание ваших слов, что вы привели (растолковывание) во втором комментарии.
Если вы не предложили мне написать еще один рассказ о смерти на мешке с золотом, то слова эти означают, что вы прочитали только то, что относится к Куту.
Надеюсь, читатели заметят также и Ронара, и не подумают, что он был мною создан только для разговора о книге; в противном случае это похоже на утверждение, что башни стоят исключительно затем, чтобы украсить их крыши шпилем.
Странное толкование идеи о предназначении человека (с паршивого бродяги - старинный фолиант) только чудится. Поступлю как моя вечность и сжалюсь: здесь в рассказе простая библейская догма о том, что нет на земле одних людей от бога, а других не от бога, кем бы они не были - убийцами, ворами, насильниками или растлителями. Все они - от бога. Кут был братом Ронара, но Ронар отвернулся от брата. Он решил, что выше Кута, только потому, что никого не убил.
А всего-то малость требовалась - повернуться к брату лицом, отнестись к нему как к человеку, и награда за простое человеческое участие уже ждала его.
***
В длинных и витиеватых моих предложениях нет никакого закоса под старину, это - протест на одно ЖЖ-сообщество. Плюс мой снобизм, схожий с ронаровским, думаю, и наказание будет точно таким же