Все плохо, Гертруда. Пей.
читать дальшеВпервые я увидела его лет восемь назад. На лице у него было выражение глубочайшей тоски, он сидел на деревянном ящике в углу и ел из металлической миски макароны, наматывая их на погнутую вилку.
Он не показался мне "пронзительно" красивым ни с первого, ни со всех последующих взглядов. Он не был обладателем сногшибательного нордического профиля, соболиных бровей и волевого подборотка, а при включенном свете и ближайшем рассмотрении, у него не оказалось даже чудного цвета глаз в роде изумрудного или на худой конец, морской волны. Он был одет в темные джинсы и серый растянутый свитер с закатанными рукавами, и, клянусь, во всем его облике было решительно не за что зацепиться даже моему воспаленному воображению. Казалось, он сливался со стеной- так органична была его незаметность.
Я была совершенно уверена, что никого в комнате не окажется. В это убогое, захламленное пространство уже давно не заходил никто, кроме меня, все попытки воззвать к совести людской неизменно заканчивались провалом- субботники вышли из моды еще в 90-е, а у одной меня энтузиазма на очистку этого помещения не хватало. Все ненужные вещи, которые было страсть как жалко выбросить, но и невмочь больше терпеть, постепенно стекались сюда. Остов от педальной машинки "Зингер", старый диван, внутри которого поселились мыши, старая птичья клетка, вешалка, три сломаных стула, пачки газет за прошлый век, старый микроскоп, коробка пуговиц, среди всего этого хлама я была одна-одинешенька. Постепенно эта комната с одним источником света- пыльным окошком, стала для меня тихой гаванью, куда я приходила кормить мышей хлебными крошками.
за два года сюда никто не заглянул. И вот он. сидит. ест.
А через много лет он пообещал не пить- не курить и не заниматься непотребством, я обещала не появляться на людях в мужских шмотках, и вот, как-то раз мы встретились и пошли в кафе, и закурили так, будто по новостям уже передавали о надвигающейся ядерной войне, я сидела в его полосатой рубашке и зеркальных очках, он был уже пьян, но пока только чуточку, мы вели беседу о политике Украины и на спор распиливали горошинки в салате. Московская жара снаружи лупилась головой о стекла витрины, но мы сидели, как в аквариуме, в зале с двумя кондиционерами, один из которых располагался прямо над нами. Температура воздуха у нас 22 градуса. У них 32 в тени.
Вот так мы часами залипали у огромного стекла, которое отделяло нас от улицы, он то и дело трогал его указательным пальцем, и это непостижимым образом веселило нас обоих.
Потом он сказал, что уезжает. По работе, за границу, на месяц. сказал, как только вернется- сразу мне позвонит.
за три года на территории Европы успели разбиться уже 4 самолета, взорваться 2 здания. Я ищу его фамилию среди погибших, каждый раз его там не оказывается.
Спасибо хоть на том.
Я боюсь, что не узнаю его, когда увижу ненароком где-нибудь. Однажды он проснулся ночью от того, что я сидела у него на животе и светила ему в лицо фонариком. Я честно объяснила, что пытаюсь найти хоть одну примечательную черту, которая бы навсегда осталась у меня в памяти.
безрезультатно.
Я пыталась однажды составить его фоторобот и ничерта у меня не получилось. подружка в форме заливалась :"Ты спишь с ним и лица запомнить не можешь!".
-значит, хорошо сплю!- огрызалась я чуть не плача.
отвратительный человек, похожий на всех сразу. проклятый хамелеон, поставьте его у стенки, уверена, он сольется и с ней, станет неразличимым с сотней других кирпичиков.
вчера в Германии поезд сошел с рельсов. Есть жертвы. Если я не найду в списке погибших его имени- через месяц трагически выйду замуж.
Он не показался мне "пронзительно" красивым ни с первого, ни со всех последующих взглядов. Он не был обладателем сногшибательного нордического профиля, соболиных бровей и волевого подборотка, а при включенном свете и ближайшем рассмотрении, у него не оказалось даже чудного цвета глаз в роде изумрудного или на худой конец, морской волны. Он был одет в темные джинсы и серый растянутый свитер с закатанными рукавами, и, клянусь, во всем его облике было решительно не за что зацепиться даже моему воспаленному воображению. Казалось, он сливался со стеной- так органична была его незаметность.
Я была совершенно уверена, что никого в комнате не окажется. В это убогое, захламленное пространство уже давно не заходил никто, кроме меня, все попытки воззвать к совести людской неизменно заканчивались провалом- субботники вышли из моды еще в 90-е, а у одной меня энтузиазма на очистку этого помещения не хватало. Все ненужные вещи, которые было страсть как жалко выбросить, но и невмочь больше терпеть, постепенно стекались сюда. Остов от педальной машинки "Зингер", старый диван, внутри которого поселились мыши, старая птичья клетка, вешалка, три сломаных стула, пачки газет за прошлый век, старый микроскоп, коробка пуговиц, среди всего этого хлама я была одна-одинешенька. Постепенно эта комната с одним источником света- пыльным окошком, стала для меня тихой гаванью, куда я приходила кормить мышей хлебными крошками.
за два года сюда никто не заглянул. И вот он. сидит. ест.
А через много лет он пообещал не пить- не курить и не заниматься непотребством, я обещала не появляться на людях в мужских шмотках, и вот, как-то раз мы встретились и пошли в кафе, и закурили так, будто по новостям уже передавали о надвигающейся ядерной войне, я сидела в его полосатой рубашке и зеркальных очках, он был уже пьян, но пока только чуточку, мы вели беседу о политике Украины и на спор распиливали горошинки в салате. Московская жара снаружи лупилась головой о стекла витрины, но мы сидели, как в аквариуме, в зале с двумя кондиционерами, один из которых располагался прямо над нами. Температура воздуха у нас 22 градуса. У них 32 в тени.
Вот так мы часами залипали у огромного стекла, которое отделяло нас от улицы, он то и дело трогал его указательным пальцем, и это непостижимым образом веселило нас обоих.
Потом он сказал, что уезжает. По работе, за границу, на месяц. сказал, как только вернется- сразу мне позвонит.
за три года на территории Европы успели разбиться уже 4 самолета, взорваться 2 здания. Я ищу его фамилию среди погибших, каждый раз его там не оказывается.
Спасибо хоть на том.
Я боюсь, что не узнаю его, когда увижу ненароком где-нибудь. Однажды он проснулся ночью от того, что я сидела у него на животе и светила ему в лицо фонариком. Я честно объяснила, что пытаюсь найти хоть одну примечательную черту, которая бы навсегда осталась у меня в памяти.
безрезультатно.
Я пыталась однажды составить его фоторобот и ничерта у меня не получилось. подружка в форме заливалась :"Ты спишь с ним и лица запомнить не можешь!".
-значит, хорошо сплю!- огрызалась я чуть не плача.
отвратительный человек, похожий на всех сразу. проклятый хамелеон, поставьте его у стенки, уверена, он сольется и с ней, станет неразличимым с сотней других кирпичиков.
вчера в Германии поезд сошел с рельсов. Есть жертвы. Если я не найду в списке погибших его имени- через месяц трагически выйду замуж.
@темы: Рассказ
-
-
15.09.2009 в 15:59-
-
15.09.2009 в 16:16Да нет, с "изумрудным" всё ясно, никакой спотычки - речь о цвете. «Никакого цвета, вроде изумрудного или...».
Ошибок нет - и это безмерно радует, - есть только очепятки.
И вообще, интересно, и, по-моему, даже разбивки (межабзацной, типа звездочек) не надо, просто сплошняком...
Короче, читается в один глоток.
-
-
15.09.2009 в 21:08Текст понравился, хоть и тема довольно общая)
-
-
16.09.2009 в 15:26