3
Я немножко удивился, что понимаю по-кошачьи, но только немножко. А в том, что папа сразу стал понимать Принца, нет ничего удивительного. Папа всё понимает. Это маме — хоть заобъясняйся, а папе никогда ничего объяснять не надо. Вот и я, наверное, весь в папу...
читать дальшеНу а бабушке и понимать ничего не надо: бабушка чувствует. Она даже уколы умеет ставить так, что совсем не больно...
Вот только Принц не сразу стал мне доверять и всё рассказывать. Сразу он доверился только бабушке, а потом почти сразу папе, и только потом уже мне. Бабушка его чувствовала, папа понимал, а мне было интересно — и Принцу нравилось, что мне интересно всё, что он рассказывает... И только маме он так и не доверился и притворялся перед ней обычным котёнком.
А мне он много разного рассказывал, но сначала всякую ерунду: про синичек, про то, как за ними надо охотиться, и что рыбка всё равно вкуснее, но котята не умеют её ловить... А, может быть, он не то чтобы не доверял мне, а просто поначалу отсыпался, отъедался и вообще приходил в себя после нескольких дней, проведённых на половинке кирпича посреди ледяной лужи, вот и бормотал первое, что приходило в голову. Усядется на подоконнике, уставится на крыши дровяников и бормочет, и косит на меня жёлтым глазом: интересно ли мне?
Мне было очень интересно. Я сидел рядом с котёнком на стуле, разложив на подоконнике тетрадь для рисования, слушал его рассказы и рисовал крыши дровяников и пролетающий над ними спутник, который я из-за Принца так и не увидел. Фотографии спутника были во всех газетах, и я знал, как его надо рисовать...
Зря я его рисовал. Всё равно Простой Карандаш поставит мне тройку, а то и тройку с минусом. Он говорит, что рисовать можно только то, что сам видел...
— А ты нарисуй синичку! — посоветовал Принц, словно услышав мои мысли.
Я нарисовал ему синичку, которая сидит на крыше дровяника и клюёт звезду на лбу спутника.
Принц потрогал лапой синичку, одобрительно кивнул и закрыл лапой спутник.
Я понял его, взял резинку и стёр спутник.
— Совсем другое дело! — сказал Принц. — Очень хорошая синичка. Много-много!
— Что много? — спросил я.
— Много дней кушать, если такую поймать! Только я такую не поймаю, у меня когти маленькие... — Он стал вылизывать лапку, покусывая между когтями и кося на меня жёлтым глазом.
Стереть большую (в пол-сарая!) синичку и нарисовать совсем маленькую? Ну уж нет! Я стёр крышу дровяника и нарисовал Принца — но такого, чтобы синичка была только немножко меньше, а то совсем маленькая ему не понравится... Принц отвернулся и стал ловить лапой муху на стекле. Никакой мухи там не было — Принц просто показывал мне, что ему стало скучно.
— Хочешь молока? — спросил я.
Принц дёрнул хвостом.
— Хочешь стенку поцарапать? Я замажу, мама не увидит!
— Я рыбки хочу, — сказал Принц и прихлопнул на стекле несуществующую муху.
— Сегодня не получится, — вздохнул я. — Но вот завтра после уроков Савка едет с отцом на Качайку с ночёвкой. Я его попрошу, и в воскресенье он принесёт тебе ёршиков. Потерпишь до воскресенья? Всего два дня! Даже почти один...
— Я не люблю ёршиков, — хмуро сообщил Принц. — Я хочу королевской форели.
— Где же я тебе её возьму? — огорчился я, потому что никогда не слышал про такую рыбу.
— Вон там, — Принц показал лапой вниз, за стекло, где были крыши дровяников.
— Там? — переспросил я.
— Да. Там.
— Там только лужа между дровяниками, а в ней головастики! Да и те уже, наверное, замёрзли.
— Там заповедное озеро с чистыми притоками, в которых плещется королевская форель, — тоскливо произнёс Принц. — И только один человек в мире способен поймать её — Мак-Мордайн!.. Другие, конечно, тоже могут — но только на мотыля, сплетённого из тончайшей медной проволоки самим Мак-Мордайном...
— А кто он такой — Мак-Мордайн?
— Главный браконьер Его Величества!
— Сказки всё это, — нерешительно сказал я. — Ты, наверное, всё это выдумал, Принц. От скуки... Хочешь ёршиков? Послезавтра будут!
— Дурак ты, — мурлыкнул Принц. — Я тебя, можно сказать, пригласил, а ты...
И он стал демонстративно вылизывать у себя под хвостом.
обязательно. Теперь я в это верю.
буду ждать)