доброго времени суток

[zadveri]

в моих стихах больше эмоции, поэтому часто форма страдает..не люблю что-то менять в уже написанном, но хотелось бы услышать мнение со стороны.

PS заглавные буквы и знаки препинания упускаются намеренно



Ты,… мой бесконечный спутник..

твои шаги съедала тишина?

на громкое паденье – движенье глаз

и шум травы, иссохшей до рассвета…

мой бесконечный друг…

во всякий час тебе нужна

моя седеющая тень

и отголосок матового ветра.

мое создание и созидающий меня,…

твоя тоска ещё не бесконечна?

нет, следы мои ещё видны

и бурый пепел на твоих плечах.

мой проводник бессменный,…

ты не был никогда беспечен.

перед порогом подарю свой прах.

ведь только мой?

и ты, и запах тленный….

---

Будем знакомы?)

[Swhey]

Здравствуйте.

Набрела на ваше сообщество, почитала комментарии, стихи. В целом - понравилось. Написала парочку "рецензий" на свой страх и риск, ибо дурная привычка - говорить, что думаю. Но, если данные советы принесут хоть килобайтик помощи, буду рада

Хотелось бы подружиться.

Знакомства ради, расскажу немного о себе.

Усиленные попытки написания стихов стала делать в 2001 г. Более менее нормально стало получаться очень недавно.

До сих пор частенько проскальзывают грамматические ошибки. Ломаю ритм, подбираю неправильные рифмы, составляю неправильно предложения, в общем графоманствую потихоньку..)

Буду рада конструктивной критике. Положительные отзывы принимаются только вместе с указанием ошибок



ну и кое-что из моих стихов..

Рисую картины кофейной пастелью

Рисую картины кофейной пастелью

Считаю дождинки на вымытых стёклах

Давно не мечусь между сном и постелью

Не пью, не кричу, не гадаю на звёздах

Наверное так ощущается старость

Я что-то забыла..

Я где-то осталась..

03.08.05

Я вас люблю!

Я Вас люблю!

Написано с иронией. Можно отнести к разделу "юмор".

Прошу серьёзно не воспринимать

*при написании пострадал лишь кусочек сценки из пьесы "собака на сене", и то в моём воображении*



Идите к чёрту, Сударь!

Нет!..

Молю остаться!

Я ненавижу Вас!

Люблю, люблю, ЛЮБЛЮ!

Да как Вы смеете

со мной во мне сражаться?!

Плывите прочь, злодей!

Семь футов кораблю!



Бессовестный..

Возьмите же с собою!

У ваших слов, мой друг,

Солёно-горький вкус.

Раздавлены,

Побеждены игрою

Но в маске, Сударь,

ходит только трус.

А ваша –

слишком приросла к душе.

Я вас люблю.

Давайте же, смелее!

Вонзайте шпагу –

в этом приуспели –

Хоть сотни шпаг!

С улыбкой повторю:

Я Вас люблю!

Люблю! Люблю! Люблю...

Болтаться мне на рее,

Коль лживо сердце –

Затяну петлю.



Возьмите же меня с собою в ад...

Под летним солнцем слишком горячо..

Я не прошу всё возвратить назад..

Мне б только носом в милое плечо..

Твоё..

И помолчать...



*****

Ах это Вы..

Простите, не заметила гостей.

Вы только что мне снились.. Как? -

Забыла...

12.06.05

---

Плач умирающего алкоголика

[Smallfatty]

Посвящается всем

безутешным жёнам



Ох ты, доля горькая,

доля алкогольная...



Привела ты, доля,

к роднику напиться,

к роднику напиться,

а родник - не водный,

был он алкогольный...



А потом уж реки,

реки алкогольные,

реки алкогольные,

понесли безвольного,

в море, что бездонное...



Ох ты, море горькое,

море алкогольное,

море алкогольное,

где же в море, где же

островок надежды?..



Умереть мне скоро...

Помяни по-доброму,

помяни по-доброму

душу мою грешную,

в чём то и мятежную...



Ох ты, доля горькая,

доля алкогольная!..







PS. Не знаю, написал кто-то что-либо подобное, но я не читал...

Написано 23.05.2006

---

Бред моей души...

[Вкус яда]

Я рисую мелом замок света

На асфальте молодой души.

В бледный свет луны одета

Та старуха, что зовется «Жизнь».

Я искать не стану виноватых,

Что как саван этот белый свет.

Облака растрепанною ватой

Прячут в небе почерневший крест.

Где Христос, великий, непокорный?

Знать об этом не дано богам.

Где же Зверь, напыщенный и гордый?

Или это все мираж, обман?

Только ветер с судьбами играет,

И порою, как бы невзначай,

Он коварно вдруг приподнимает

Полы грязно-черного плаща,

И тогда увидим вдруг мы крылья,

Обожженные иль вырванные прочь,

И тогда мы вступим в Камарилью,

За вампирами уйдем навеки в ночь.

А чего еще желать нам, смертным?

Силы, власти, крови – пустоты…

Можно больше не бояться смерти,

И принять как должное мечты.

Но расплата грянет – век суров,

В пламени тогда сгорим, как свечи,

Небо разорвет путы оков,

И падет на нас гнев человечий…

Я рисую мелом замок света

На асфальте чуть живой души.

Я ищу, прошу, молю ответа…

Только эхо вторит мне в тиши...



Что здесь выправить?

---

[:Silence:]

Предыдущее стихотворение было написано два года назад, я его прочитала...И решила написать что-нибыдь свежее. Был большой перерыв между написанием, поэтому вполне возможны какие-то ошибки в стихосложении)Прошу критиков...)



Усталость, гнев и солнце -

Все в одно сольётся.

И тогда я упаду, раскрыв ладони.

Услышу - чьё-то сердце стонет,

Оглянусь, - любовь.

И обрету я силы вновь.



С геройством неизвестным,

Забытой правдой мести,

Я снова вверх карабкаться начну

И, покорив вершину, покачнусь,

Увидев мир на склоне.

И вновь я упаду, раскрыв ладони...

---

Проверка связи

[:Silence:]

Хотелось бы услышать взгляд со стороны..)

В минуты полного отчаянья,

Минуты встреч с тобой случайных,

Во мне все рушится от боли.

Меня лишают силы воли

Воспоминанья тех мгновений,

Ссоры, споры, сотни прений,

Слезы, крики, бед стена,

Ты мне не нужен - я одна!

Все наши чувства погубило,

Сердца навек оно разбило

То равнодушное молчанье,

То безнадежное мечтанье,

Что вдруг сменило гнев и бурю!

Оставь меня, я не горюю...

---

Ещё один прозаический опыт

[Daorion]

Природа вдохновения



Комната. Мебели почти нет. Ни души. Дверь заперта, окно плотно зашторено.

Темно.

Тихо.

Вдруг будто ниоткуда появляется едва слышный звук. Он становится громче, к нему прибавляется ещё один, и ещё. Вскоре по комнате струится красивейшая мелодия, мелодия, которую невозможно сыграть ни на одном из доступных человеку музыкальных инструментов. Непонятно, откуда она идёт: музыка звучит как будто везде и в то же время нигде. Одновременно с ней в комнате появляется свет. Сперва робкий, тусклый, он вслед за музыкой загорается ярче, и вот уже вся комната озарена нестерпимым для глаза сиянием. Но в ней никого нет, поэтому некому оценить это удивительное сочетание прекрасной мелодии и не менее прекрасного света.

Дверная ручка поворачивается, и в комнату входит человек. Он измождён, под глазами синеют круги – у него бессонница. Человек осматривается. Для него комната осталась прежней – тёмной и пугающе тихой. Но вот на его осунувшемся лице появляется мечтательное выражение, а в глазах сверкает отражение призрачного сияния: он услышал музыку, увидел свет! Человек кидается к столу и пишет, пишет, пишет.

Внутри него родилось вдохновение.

Проходит какое-то время – может, несколько минут, а, может, и несколько часов. Человек встаёт, подходит к окну и отдёргивает штору.

Тут же в комнату вливается солнечный свет, забивая свет вдохновения, и тысячи, нет, миллионы звуков заглушают мелодию.

Всё, вдохновение умерло. Но человек счастлив: он успел.

Успел услышать, увидеть и записать.





10 октября 2004 года

---

[РаМашка]

В этой жизни мне не везло.

В этой жизни я мало узнала.

Оставалась ребёнком из снов:

Я жила в мире сахарной ваты.



Я жила среди сладких речей.

Средь неоновых рек из яда.

Сквозь струящихся дымом печей,

Исходящих трупным смрадом.



Средь зеркал лицемерия злого.

Среди шумных и пыльных ветвей

Я пыталась увидеть солнце,

Затуманенное воском свечей.



Я жила в мире сюра и скорби,

Я жила в мире мелочных нужд,

Я пыталась дышать полной грудью,

Я пыталась просто вздохнуть.



Я не знаю: как это – по правде.

Я не знаю, как это – всерьёз.

Я всю жизнь была в сказке из ваты,

Проливала лишь цепь едких слёз.

---

[мара и летуценник]

Посвященное Амберу

В блистательном Амбере пролита кровь.

Янтарь потемнел, снова век расшатался.

И тени безумствуют снова и вновь.

И вновь меч от брата на брата поднялся.



Колвир! На вершинах твоих идет бой.

Там власти мы цену узнаем, наверно.

Но пусть обретет снова Амбер покой,

И души всех тех, о ком тужим безмерно.



А ты, Оберон? Родной Амбер дрожит

От подлости, трусости, зла и коварства.

И дети твои рождены были жить,

А не убивать за престол государства.



О, Эрик! Себя превознес до вершин,

В железный кулак сжал свою ты семью.

Ты сам - адский бог своих адских машин,

Но есть один шанс оказаться в раю.



Ты не государь. О! Смирись и забудь!

Ведь силой любви никогда не добиться.

Тебя будут помнить, и помнить твой путь,

И камень заплачет в безликой гробнице



Но Корвин! Твоя в этом тоже вина!

Ты брата убил, сам того не желая.

Проклятье и боли твоей глубина

Заполнили Амбер от края до края.



Он просто единство хотел сохранить,

И Амбер, и доблесть, и честь, и корону.

Он просто хотел (так, как все хотят) жить,

А ты был мятежник. Король, но без трона.



Прославленной жизни неспешны шаги,

И обруч терновый, и цепи златые.

Безумство войны и стальные враги.

И статуи братьев из бронзы литые.



Извечна борьба среди амберских принцев.

За смерть, не за жизнь голосуют они.

У каждого есть свой незыблемый принцип,

И льется все кровь из пробитой брони.



В блистательном Амбере пролита кровь.

Янтарь потемнел, снова век расшатался.

И в руки поэты мечи взяли вновь,

А день в шуме битвы над нами смеялся.

---

Ворота. Начало

[Snezka]

Смутно-наркоманское



Елена стояла перед воротами школы, ожидая, когда её учеников запустят в автобусы и повезут домой. В одном из этих автобусов уехать планировала и сама Елена. Работа в престижной частной школе выматывает, подумала она, - за день выкрашенные дорогой краской стены и лица учениц начинали вызывать раздражённое головокружение.

Школа была двухэтажным зданием примерно тридцатилетней давности. Никаких излишеств или изысков в постройке Елена никогда не обнаруживала: все помещения были лаконично подстроены под жизнь детского сада, в расчёте на который здание строилось. В данный момент в школе не было ни одного свободного угла, везде стояли парты, за которыми сидели хамоватые принцы и принцессы в эксклюзивных джинсах. За рабочий день Елене едва удавалось просидеть в одиночестве минут 10, в остальное время вокруг были люди.

И даже сейчас, по окончании рабочего дня, привычно взволнованные учителя разнимали своих подопечных, внушая им стремление мирно отправиться по домам.

Елене не хотелось думать о том, что и она должна утихомирить троих оставшихся учеников, чтобы они не смущали своим поведением собственноручно приезжающих за своими детьми родителей. Она вышла за решетчатый забор и приблизилась к автобусу. Мимо неё прошёл ночной сторож – неожиданно молодой человек, неопрятно одетый, остроносый, смуглый, повадками похожий на типичного книжно-киношного цыгана. Елена часто видела его издалека; поскольку охрана в шесть вечера отправлялась по маршруту развозить детей, сторож выходил на работу незадолго до разъезда.

Проходя мимо женщины, «цыган» усмехнулся и показал на небо. Проследив взглядом за его рукой, Елена увидела лишь точёные ветки старых тополей, увешанные гроздьями притихших ворон. Небо было спокойным, ровно серым, чёрные силуэты птиц – успокаивающими. Елена отрешённо застыла, глядя вверх. Она смотрела на ажурные просветы между ветками и не могла отвести взгляд. Тополя покачивались, издавая глубокий старческий скрип. В какой-то момент подумалось, что в непрерывном детском гомоне, урчании разогревающихся двигателей и переговорах старших разобрать эти звуки невозможно… Удивившись этой мысли, Елена опустила глаза. Мимо неё медленно проплывали в вязкой тишине школьные автобусы. Невыразительные белые лица детей в окнах были неподвижны.

Сбросить оцепенение Елене удалось лишь когда обе машины скрылись за поворотом. Женщина осталась растерянно стоять у школьного забора. В заливших пространство сумерках потянуло холодным ветром, птицы посрывались с веток и молча ушли в небо. Вокруг не было ни души.

Вздохнув, и всё ещё не понимая толком, что произошло, Елена попыталась взять себя в руки и оценить ситуацию. Школа находилась на окраине города в парковой зоне, уже несколько лет как заброшенной. Идти на остановку мимо неприглядных частных построек и темнеющих аллей не хотелось, поэтому Елена решила вернуться в школу и вызвать такси.

Калитка оказалась открытой настежь. Женщина почувствовала всплеск давно копившегося раздражения. «Мало того, что я застряла на ночь глядя в этих дебрях, скоро некормленая семья с непривычки поднимет шум… Так ещё и после выходных придётся выяснять с начальством, почему напичканное дорогущей аппаратурой здание не охраняется должным образом!» Она резко дёрнула металлическую ручку, прикрывая калитку за собой, и решительно двинулась вперёд. Чувство необходимости высказать сторожу недовольство его небрежностью вытеснило испуг и осторожность. Елена быстрым шагом прошла через аллею в школьном сквере, пересекла спортивную площадку и, поднявшись по ступенькам, вошла в неосвещённое здание.

Не пытаясь найти в небольшом холле выключатель, наощупь повернула направо и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, где находилась учительская. Рука скользнула по стене, задев что-то мохнатое и тёплое. От неожиданности Елена отшатнулась в сторону и остановилась, прислушиваясь к ветру снаружи и пытаясь унять стук крови в голове. «Кошка, просто кошка», - повторяла она, пытаясь отогнать мысль о том, как животное могло оказаться на уровне в почти половину человеческого роста. Идти дальше вдруг стало боязно, кроме того, в школе царила абсолютная тишина: никаких признаков присутствия сторожа или хотябы той самой кошки, хотя с последней Елене совсем не хотелось сталкиваться вновь.

«У сторожа должна быть каморка, - мелькнуло в голове, - с уютным диваном или хотябы раскладушкой, минимальными удобствами и прочим. В конце концов, у него должен гореть свет!» Чувствуя, как от недоброго предчувствия подрагивают ноги, она двинулась вперёд, не совсем уверенная в выбранном направлении. Путь от поворота в коридор до лестничной клетки показался непривычно долгим. Женщина постоянно останавливалась, прислушиваясь, пытаясь уловить звуки работающего радио или магнитофона… или хотябы звук шагов, обозначивший бы присутствие в затихшем здании человека.

Подъём по лестнице также занял много времени: помня неожиданное появление кошки и нервно подгибающиеся колени, Елена старалась не прикасаться ни к стене, ни к поручню. Так, нащупывая ногой ступеньку за ступенькой, она поднялась на второй этаж и застыла перед запертой дверью учительской. «Стратегически важный объект,- она горько усмехнулась,- компьютер, телефон и кипа журналов должны храниться под замком. Чёрт!»

- Ау-у-у! – неожиданно для себя Елена развернулась к исполосованному тусклыми отсветами из окон чёрному коридору, - Есть тут кто живой?

Где-то в глубине коридора послышался шаркающий звук. Не помня себя от смеси злости и страха, женщина ринулась вперёд. «Ещё… не хватало… трусить, как безмозглой… девчонке, - чеканила она себе на каждый торопливый шаг, - кроме сторожа… здесь никого… не может…быть…. Вот до него я сейчас и доберусь!» Последний шаг до поворота она сделала решительно и резко, тут же натолкнувшись на остроносого молодого человека, который, улыбаясь, посветил ей в лицо небольшим фонариком.

- Заблудились? – вопрос прозвучал насмешливо и неуместно. Елена раздражённо тряхнула головой.

- Если бы вы потрудились оставить свет хоть где-нибудь, этого бы не произошло!

- Я прекрасно ориентируюсь в этом здании, а излишний свет меня раздражает. Если бы я мог подумать, что вам захочется здесь побродить, оставил бы включённой каждую лампочку! – с лица «цыгана» не сходила довольная улыбка. – Что случилось?

- Ничего особенного, я просто… - Елена запнулась. Действительно, как объяснить человеку, что ты опоздала на автобус, хотя вышла к его двери первой?

- Я просто не успела на автобус! - выпалила она с вызовом, - так вышло и я не собираюсь ничего объяснять.

Лицо «цыгана» не изменилось. Всё так же довольно улыбаясь он вытянул шею и посмотрел по сторонам.

- Отстали так отстали. Зря тут ничего не происходит. Раз уж вы остались погостить, будет вам экскурсия, - он довольно пощёлкал фонариком.

Елена непонимающе уставилась на сторожа. «Он не в себе, это очевидно… Нужно быть осторожнее», - она медленно и мягко заговорила, подбирая слова:

- Меня очень ждут. Мне надо торопиться. Откройте мне, пожалуйста, дверь. В учительскую. Я сделаю один звонок… по городу… - задумавшись, она добавила для надёжности, - мужу. Он приедет за мной, и вы сможете продолжать выполнять свою работу дальше.

«Ну её, эту калитку, - мелькнуло в голове, - начальство разберётся, а мне бы просто выбраться отсюда.»

Сторож внимательно посмотрел на женщину, и его лицо приняло озабоченное выражение. Словно разговаривая с самим собой, он пробубнил:

- Могу представить, как трудно это понять, но я только закрываю двери. Или впускаю. Гостей. Не могу открыть и выпустить не могу. Да и зачем? Вся ночь впереди, такое нечасто бывает.

Он резко дёрнул головой и заговорил громким взволнованным шёпотом:

- Вам здесь понравится, правда. Уж мне-то можете поверить!

Окончательно убедившись в невменяемости стоящего перед ней человека, Елена попятилась и рывками, спотыкаясь в темноте, побежала обратно по коридору. Маршрут от школы до остановки всплыл перед глазами и показался теперь простым и безопасным.

Фонарик сзади погас.

- Эй, дамочка! – голос казался немного обиженным, - Я бы не советовал вам бегать здесь без хорошей компании, так и заплутать недолго!

«Бред, - Елена перешла на быстрый шаг, подозревая, что лестница недалеко, - в этой школе заблудиться невозможно…»

Неожиданно она натолкнулась на поручень, и тут везде вспыхнул свет.

Женщина стояла на пролёте широкой лестницы, разделяющейся на два потока ступенек; изящными полукружьями она спускалась вниз, где на месте первого этажа с его скромным холлом и тесными коридорами раскинулся огромный зал. Елена оторопело подняла глаза и увидела, что ещё два таких лестничных потока устремляются вверх – к несуществующему третьему этажу. Елена притронулась дрожащей рукой к внушительному, вероятно мраморному, парапету. Камень был холодный и гладкий, его матовому блеску вторили отполированные ступени и выложенный узорными плитами пол зала внизу. Не зная, что и думать, женщина беспомощно озиралась в поисках источника света, когда рядом возник сторож с неизменной ухмылкой на лице.

- Нравится? – удовлетворённо хмыкнул он, - Я сам долго привыкал к местной гигантомании. Это, между прочим, непросто! – он гордо задрал голову, - воон туда я забрался только через полгода гуляний понизу…

«Цыган» указал пальцем вверх, где лестница на третьем этаже снова сливалась воедино.

Елена почувствовала слабость в ногах. «Чертовщина какая-то… Глупая и бессмысленная…» Не отводя глаз от открывшейся панорамы, она сипло спросила:

- Где я? Вы можете просто ответить, где я?

- Вероятно там, где вам хотелось бы остаться. Я, конечно, не учёный и в чужие мозги лезть не стану. Могу сказать одно: вы остались, и это главное! Важнее и быть не может, - он снова забубнил, - тем более ночь на дворе, везде темно, а здесь…

Он опять расцвёл в улыбке.

- Здесь вас ждёт масса важных вещей! Скажу по секрету, за любым углом вы можете встретить что угодно, даже того, с кем давненько не виделись – себя! Разве один неприготовленный ужин для прожорливого семейства того не стоит?

Елена судорожно вздохнула и повернулась к нему.

- Покажите мне, где выход! Я вас умоляю, выпустите меня отсюда! Я не хочу, не могу ни на что смотреть, я устала, меня ждут дома, волнуются…

Лицо «цыгана» попыталось изобразить сочувствие, но он всё так же улыбался.

- Здесь вам нечего бояться. Даже себя, я думаю, - он подмигнул, - а насчёт выхода могу вас огорчить – двери заперты и я, как уже предупреждал, открыть их не могу. Ну же, не падайте духом!

Он схватил женщину за руку и легонько потянул за собой на лестницу. Путаясь в собственных ногах, Елена послушно ступила на ступеньки.

- Пожалуйста… Отпустите меня, я…

Не слушая её, сторож самозабвенно продолжал:

- Зачем эта лестница, откуда, никому не известно. Я очень надеюсь, что вам сегодня удастся убедиться в её бесполезности…

- Мне надо домой…

- И чего вы там не видели? А здесь, поговаривают, бродит некая Белая пани… Вот только что она тут делает, мне не понятно, да и не встречал я её ни разу. Вы не представляете пока, насколько увлекательны здешние истории!

Женщина всхлипнула.

- Вот вам платок. Извините, не слишком свежий, но мне далеко не каждую ночь приходится утирать слёзы отчаянья, - он беззаботно засмеялся, минуя последнюю ступеньку лестницы.

- Здесь происходило и происходит масса забавного, это ведь Школа, вы не забыли? Вон там, в дальнем коридоре, поговаривают (а у нас многие только и умеют, что рассказывать), была убита старушка-вахтёрша. Внушительной комплекции, надо сказать, была женщина, и никто её не любил. Взяли ножницы и – чик! – головы как не бывало!

Елена зажмурилась.

- Бред… господи… покажите мне выход отсюда! Я заплачу вам… или мне придётся пожаловаться начальству…

- Я бы с удовольствием послушал, что вы им расскажете, - «цыган» расцвёл, - но это потом, а сейчас мы проходим мимо той самой входной двери…

Он остановился, с некоторым умилением наблюдая за тем, как Елена, добежав до массивных створок, пытается их открыть.

- Ох и непросто мне с вами, честное слово! Повторяю – это входная дверь, через неё сюда заходят. А выход у каждого свой, его ещё найти нужно!

Он осторожно взял женщину за локоть.

- Пойдёмте, это бесполезно.

От входной двери было видно весь обновившийся холл. Он был обставлен в стиле древнего замка: от узорчатой мебели и до потемневших гобеленовых занавесок всё было подобрано аккуратно, но, казалось, без особого блеска или энтузиазма. Словно владельцу было необходимо заставить зал мебелью, прикрыть стены, и он разместил здесь всё, что имелось на складе, а содержимое склада, в свою очередь, оказалось весьма кстати сочетаемо. Сухо и геометрически расставленное убранство дополняли несколько пустых рам на стенах и два тёмных коридора, расходящихся по разные стороны от двери. Прямо Елена смогла рассмотреть только полузатененную коллонаду, за которой скрывалась ещё одна дверь.

Дав женщине осмотреться, сторож настойчиво подёргал её за рукав.

- Ну не красота ли? Успокойтесь, не надо паники, я терпеть не могу слёзы, тем более, когда на них расходуется время. У нас сегодня ещё гости, если так будет продолжаться, мне придётся оставить вас раньше времени – и попробуйте только заплутать!

Он аккуратно подтолкнул Елену к темному коридору справа от двери. Женщина неловко двинулась вперёд. Чувствуя нарастающее безразличие, она двигалась в заданном направлении, пока сторож воодушевлённо продолжал:

- Если бы у вас было желание и возможность, и вы взглянули бы вверх, то могли бы обнаружить замечательную лепнину в виде детских мордашек. Они неповторимы и при этом, поговаривают, в точности повторяют души местных обитателей. Какова тавтология!

Елена медленно продвигалась дальше, пытаясь не слушать его болтовню, когда здание внезапно завибрировало, издавая низкий, давящий гул. Женщина вздрогнула, «цыган» в полутьме встрепенулся.

- А вот и гости! – провозгласил он, - я вас предупреждал, так что дальше вы пойдёте одна. Настоятельно рекомендую не стоять на месте и искать выход, это в ваших интересах.

И уже дойдя до освещённого входа в зал, он крикнул:

- Не бойтесь потерянного класса, когда на него наткнётесь! Они совершенно безвредны!

На миг его фигура заслонила свет, льющийся из зала, и женщина отчаянно ринулась обратно. Едва достигнув дверного проёма, она услышала звук открывающейся двери и перед её глазами в зал проплыла бесформенная полупрозрачная масса. Она разделилась на десятки сгустков, которые резко разлетелись в разных направлениях. Два сгустка миновали Елену и исчезли в глубине коридора, оставив впечатление о двух серых безглазых лицах.

Женщина стояла неподвижно, вслушиваясь в тишину. Спустя некоторое время она заставила себя сделать несколько шагов и заглянуть в зал. Никаких следов сторожа в зале не было, и Елена попыталась успокоиться. Возвращаться в коридор, в котором скрылись тени, не хотелось. Вспомнив слова сторожа о «своём собственном выходе», Елена решила подняться на второй этаж и найти там ту лестницу, по которой она поднялась в самом начале, и дверь, через которую вошла в здание.

Крадучись, она миновала холл и начала подниматься по лестнице. Ступеньки под ногами скользили, словно их отполировали сотни прошедших здесь ног. Свет, источник которого Елена так и не смогла увидеть, потускнел и погас. «За ненадобностью», - усмехнулась она и продолжила подъём. Вдруг рука коснулась чего-то лохматого и тёплого, и Елена застыла, вглядываясь в черноту перед собой. Впереди кто-то бежал с сухим дробным топотом. Звук удалялся. Дрожа, Елена двинулась вперёд. Достигнув пролёта второго этажа, она подошла к парапету, с которого впервые увидела зал и застыла, глядя на светящийся силуэт внизу. Нечто, подозрительно напоминающее привидение в общепризнанном его представлении слегка колыхалось на нижних ступеньках, не двигаясь с места.

Не помня себя от страха, Елена бросилась в ближайший из боковых коридоров. Пробежав несколько метров, она остановилась и застыла на месте. Вокруг была непроглядная тьма, невозможно было определить даже, с какой стороны она пришла и куда двигалась. Обессилевшая женщина, помня о местных мохнатых обитателях и стараясь не прислоняться к стенам, наобум двинулась вперёд. Очень быстро она наткнулась на стену, покрытую бархатистыми обоями, и была вынуждена двигаться вдоль неё. Насколько раз её руки натыкались на двери, и Елена, поначалу застыв на месте, торопливо миновала их, даже не думая открывать.

Прошло некоторое время, а коридор всё продолжался. Нащупывая закрытые двери, Елена устала их считать и сбилась; поначалу она начала набирать скорость и двигалась всё быстрее, осмелев и без остановок минуя дверные ручки, потом устала и всё чаще замирала у каждой обнаруженной двери. Наконец она решилась. Добравшись до первого попавшегося дверного проёма, женщина осторожно надавила на ручку и попыталась толкнуть дверь. Ручка не поддалась, дверь осталась на месте. Тогда она попыталась ощупать дверь по периметру. Казалось, между дверью и косяком нет даже щели; Елена медленно опустилась на колени и попыталась нащупать порог. Внизу пол, изгибаясь резным плинтусом, плавно переходил в дверь. Задержав дыхание, женщина снова взялась за изогнутую ручку. Она не двигалась ни в одном направлении, словно была впаяна в дверь-стену.

Стараясь не паниковать, Елена пошла вдоль стены, уже не зная, в каком направлении движется – дальше от лестницы или обратно. Она лихорадочно нащупывала двери и всем телом наваливалась на неподвижные ручки. Наклонившись и проведя рукой там, где каждая дверь сливалась со стеной, женщина устало выпрямлялась и продолжала движение – до следующей ниши.

Когда она уже смирилась с мыслью, что стена сплошная, очередная ручка под её давлением скользнула вниз, дверь подалась внутрь, и женщина резко ввалилась в открывшееся помещение. Перед ней был обширный класс с тремя рядами парт, первые из которых освещались мутными светильниками, а задние терялись в темноте. В противоположной стене было большое окно, за которым в тусклом свете виднелась стена с причудливой лепниной. Елена застыла. За партами сидели исхудавшие, похожие друг на друга, дети с серыми лицами и все как один неподвижно смотрели на неё. Перед каждым лежала закрытая толстая книга, освещённая отдельной лампой.

- Как это понимать? Вы снова опоздали, - перед испуганной женщиной возник маленький сухопарый человек с неестественно длинным носом. Он важно заложил руки за спину и продолжал:

- Каждое опоздание является провинностью, подлежащей строжайшему наказанию! Неуважение Устава Школы не может быть проигнорировано!

Дети синхронно открыли рты, и по помещению пронёсся нарастающий шелест:

- Из-за тебя мы отстали… Из-за тебя потерялись… Это твоя вина!

Они одновременно встали, женщина попятилась к двери.

- Путь, по которому вы пришли, не всегда годится для того, чтобы привести вас назад! – прищурившись, человек шагнул вперёд, - Кара настигает даже тогда, когда провинность забыта!

Боясь повернуться к ним спиной, Елена лихорадочно нащупывала дверную ручку, ладони скользили по чему-то гладкому и холодному. Обернувшись, она обнаружила за спиной такое же окно, что и в противоположной стене класса. Двери не было. В ужасе прижавшись к стеклу женщина увидела за стеклом серую бархатистую стену с деревянными панелями, украшенными детскими головками. Панели располагались с правой стороны и тянулись вертикально откуда-то снизу и терялись далеко вверху. Справа, где заканчивались панели, виднелся пол коридора. Машинально переведя взгляд влево, Елена обнаружила потолок, украшенный лепниной.

В отчаяньи оглянувшись на неподвижно застывших детей, она снова вжалась в стекло, пытаясь разглядеть, чем заканчивается уходящий вниз коридор. Сразу за окном начиналась отвесная стена, колодцем спускающаяся вниз без единого выступа. Елена снова повернулась к классу. Дети вместе с учителем в упор бесстрастно смотрели на неё, не предпринимая ни единого действия. В последнем освещённом ряду женщина увидела пустую парту с такой же лампой, как и у всех детей. Стул был гостеприимно отодвинут.

- Пройдите на своё место! – властно бросил человек. Дети, оставаясь неподвижными, протянули руки, неестественно выгнув их и указывая на парту. Елена, колеблясь, застыла на месте. В тусклом свете светильника виднелись очертания двери в противоположной стене – как раз за свободной партой. Пытаясь не вызывать подозрения, женщина покорно двинулась к столу, просчитывая в уме расстояние до двери. Не поднимая головы, она проходила мимо неподвижных фигур. Казалось, от каждого движения воздуха пепельная кожа детей начинала осыпаться мелкой серой пылью. Когда Елена миновала первую парту, стоявшие за ней фигуры одинаково повернулись ей вслед, не сводя с неё глаз и не опуская рук. То же произошло со всеми последующими партами. Чувствуя на себе немигающие взгляды, женщина не выдержала и на половине дороги резко бросилась вперёд. Словно ожидая этого, серые фигуры взмыли вверх и, оставляя за собой полупрозрачный шлейф, направились за ней.

Дверь поддалась без усилий, и Елена оказалась в узком освещённом коридоре. Свет исходил от лепных детских голов, двумя ровными рядами опоясывающих стены. Пытаясь не смотреть на их шевелящиеся губы, женщина устремилась по коридору. Сзади слышался непрерывный шелест, словно ветер подгонял сухую листву. Неожиданно коридор разветвился в противоположные стороны, образуя ещё два коридора. Левый оказался полностью неосвещённым и Елена, недолго думая, повернула вслед за светом направо. Шелест сзади не отставал и не усиливался. Несколько раз она оборачивалась, силясь увидеть преследователей, но сзади никого не было, кроме неслышно говорящих светильников.

Завернув в очередной раз за угол, Елена застыла. Навстречу медленно двигалась широкая бочкообразная женская фигура в бордовом, едва затянутом на месте талии шерстяном платье. Несмотря на полное отсутствие головы или хотябы шеи, шла она ровно, постепенно приближаясь к онемевшей женщине. Та, шатаясь, неуклюже развернулась и, натолкнувшись на стену, побрела назад.

Шуршание теперь исходило отовсюду вокруг, в глазах мелькали чёрные бесплотные лохмотья. На подгибающихся ногах, стараясь побороть головокружение и нарастающую апатию, женщина продолжала двигаться вперёд. Как в тумане, мимо проплыл основной коридор, впереди чернел узкий проход. Борясь с неожиданно навалившейся усталостью, Елена заставляла себя идти дальше. Голова наливалась тяжестью, но стоило закрыть глаза, как чёрные сгустки, казалось, начинали проходить сквозь голову, каждый раз вызывая приступ слабости.

«Здесь нет выхода, - в голове из ниоткуда возникла мысль, - Это место не существует, и выход из него – тоже. Ничто не может закончиться, так же как не может начаться. Если ты попала сюда, значит, и ты не существуешь; куда пустота может направляться? Кто может ждать то, чего нет? Вернись к нам!» Зажав уши руками, Елена прислонилась к стене и обернулась. В коридоре сплошными рядами стояли дети с пепельными, ничего не выражающими лицами. В загустевшей темноте от них исходило лёгкое свечение. Они, как один, протягивали к ней руки.

«Ну уж нет!» - женщина резко дёрнулась и тяжело побежала дальше. Чувствуя, как голова проясняется, она миновала очередной поворот. Все звуки сзади утихли, стало совсем тихо и темно, только впереди в стене виднелся светлый прямоугольник. Крадучись, Елена приблизилась к нему. Это было окно, за которым виднелся точно такой же коридор, освещённый детскими головами, как тот, из которого она вышла, только обивка стен была слегка красноватого оттенка.

По коридору, прямо на окно шёл сторож. Заметив Елену, он улыбнулся и приветственно помахал рукой. Пока она стучала в стекло, жестами пытаясь его остановить, «цыган», беззаботно улыбаясь, свернул влево и скрылся в боковом проходе, параллельном тому, в котором находилась Елена. Безуспешно попытавшись открыть окно, она поспешила пройти дальше в том же направлении, что и сторож. Вскоре впереди снова замаячил освещённый прямоугольник; женщина поспешила к нему, но успела увидеть только проходящую фигуру. Повинуясь какому-то азарту, она бегом ринулась вперёд в надежде добраться до следующего отверстия раньше. Пространство за окном оказалось действительно пустым – перед ней была тёмно-серая стена, лишённая каких-либо украшений, покрытая паркетным узором. Сбитая с толку, Елена смотрела на неё, когда появился сторож, который неторопливо шёл в прежнем направлении. При этом двигался он по стене. Ошеломлённая женщина похолодела. «Это не стена, это пол! - пронеслось в голове, - Но как!?»

Чувствуя головокружение, она быстрым шагом направилась к следующему окну. Отсюда открывался вид по диагонали: она хорошо рассмотрела угол между стеной и полом, когда снова появился «цыган», ровно идущий по наклонному полу. Молча пропустив его фигуру мимо, Елена перебежала дальше. Каждое последующее окно открывало перед ней новый угол осмотра прохода и идущего по нему человека. Женщина методично следовала от отверстия к отверстию, с интересом рассматривая то пол, то потолок, то отдельные детали украшения стен. Наконец, в очередном отверстии она увидела фигуру сторожа, удаляющуюся в тёмный проход, подобный тому, из которого он появился в первом окне. Поздно спохватившись, Елена постучала по стеклу и не получила никакой реакции. Глядя, как «цыган» удаляется, она снова попыталась найти способ открыть оконную раму. Обследовав периметр рамы, она заметила, что дерево немного отстаёт от стены. Приложив усилия, женщина, оттянула раму на себя и заглянула под неё. Там была сплошная тёмная стена. В руке Елена держала край большой тяжёлой картины, освещённой изнутри.

Несколько минут она стояла, задумчиво созерцая полотно с изображением коридора. Издалека на картине двигалась широкая бордовая фигура, лишённая головы. Она подошла к «окну» вплотную и остановилась. Елена скользнула по ней взглядом и, повернувшись, пошла дальше.

---

Я подарю тебе море тюльпанов...

[Smallfatty]

Я подарю тебе море тюльпанов

Вновь расцветающих в нашем саду…

Встань потихоньку, ранёхонько-рано,

И пробежав, несмотря на росу,

Ты по траве, окунись в это море, -

(Разного цвета я ИХ развожу:

Красных и белых, и чёрных как горе), -

И закричи от восторга: «Люблю!..»

Я, пробуждаясь, сперва не услышу

Крик твой восторженный в белом саду,

А испугавшись, что рядом не дышишь,

Я побегу за тобой и спасу,

Мокрую всю, отогрею я в ванне,

И к лепестковым рукам припаду…

Я подарю тебе море тюльпанов,

Вновь расцветающих в нашем саду.

---

[Black Mamba]

под фоно и флейту



Либо мне слышится

либо падает снег за окном

либо люди целуясь разбудят весь дом

либо кот мне сказал :"Тише."



И я верю, что ты мне напишешь

и что сказка окажется сном

и что люди целуясь забудут про дом

про меня, про кота и про слово "тише!



даже (я тут забыла что)

если люди целуясь разрушат весь дом

даже если кот не сказал "тише"

слышите, я тоже хочу быть к тебе

ближе, но

люди целуясь прокляли наш дом

медленно падает снег за окном

тише...



Давно хотела, чтобы эту песню-стих...

@настроение: странооууеее

---

[Daorion]

Глаза за глаза –

Загладить вину.

Ну, видишь окно?

Смотри: по его

Изнанке, стекла

Не касаясь, стекла

Слеза. Как сказал

Какой-то поэт,

Поёт только тот,

Кому нечего петь.

Я злюсь, когда прав –

Бывает и так.

Охота смотреть,

Как наивный простак,

Собою поправ

Законы судьбы,

Идёт сквозь окно?

Смотри на его

Лицо: отвечая -

Быть или не быть? –

И жизнь превращая

В немое кино,

Где очень давно

Опустел кинозал,

Стекала слеза

Из глаз цвета чая…

---

...

[Le coeur saignant]

Здравствуйте...

Если не сложно, просто хотелось бы узнать ваше мнение...

(даже, наверное, не относительно гладкости, а просто... впечатление, что ли...)



Не мы



Сепия бликов солнечных,

Вязкой смолы воды,

Мыслей созданья горестных...

Тень на земле... - не ты.



Майские флаги с вЕтрами,

Яркий улыбок звон,

Спрятанный ларчик с бедами...

Ключ поломал... не он.



Станет сломать реально ли

С сердца печать зимы?

Ведь спотыкались, падали...

Встать не смогли... не мы?

***





Куски неба.



Белым пушистым покровом

Падают неба куски -

Снег, облепляющий строфы

Вечностью, - звуки тоски.



Небо, слетевшее сверху,

Пухом колючих клубов

Снежной пушистою веткой

Хвои небес вдоль голов



Сыплет, как благость, на плечи,

Будто невесты вуаль,

Чью-то домашнюю вечность -

Зимнюю кружева шаль.



Вздох. Ледяными цветами

Капли в лице расцвели...

Странное небо над нами,

Ставшее частью земли...

---

[Black Mamba]

Я разрываю запястья в клочья

седые нити точёных пальцев

мои ответы кривые точки

твоих же песен негладких линий

переделывать я не буду

снега закроются злыми тучами

декабрьским небом

себя мучаю

негласным знаменем тоски по осени

неравноправием

совместимости



пророки прошлого

тираны времени искали осени

а я - забвения....

---

Вот расказик на ваш суд...

[Лисандра.]

Крошка Лотти и волшебный рояль.

Пусть земля достанется смиренным–

мы претендовали на звезды!

Мы бросали вызов вселенной…

(Д.Гэрролд.)

Крошка Лотти проснулась сегодня, когда за окном было еще темно, но стрелка часов уж неумолимо приближалась к отметке семь. «Почему это так темно?» - подумала Лотти и, тут же сообразив, что сейчас зима потянулась к часам, чтобы посмотреть сколько там времени. «Еще десять минут – и я должна быть в душе» - решила она.

Крошка Лотти всегда просыпалась в одно и то же время, ближе к семи утра, а ложилась спать почти в девять вечера. Перед сном она делала уроки и ужинала. Лотти вообще была примерной девочкой: она не получала плохих отметок и всегда помогала родителям по дому. Она всегда носила юбочки до колена и кофточки с рюшками, а летом легкие-легкие сарафанчики, тоже до колена.

С утра нелегко заставить себя вылезти из мягкой кровати, особенно если этот день, как сегодня, понедельник. Вот и крошка Лотти сначала долго уговаривала глаза не закрываться, а все остальное двигаться по направлению ванной.

И она все-таки успела и покушать вовремя, и вовремя выйти в школу. Лотти вообще всегда все успевала и опаздывала, если опаздывала, очень-очень редко и только в исключительных ситуациях.

В школе ее все любили, но лучшей подруги у нее не было. Не то чтобы Лотти была неинтересным человеком или слишком гордой чтобы считать кого бы то ни было достойным своей дружбы, просто как раз на дружбу у нее и не оставалось времени, впрочем как и на мальчиков. Но ведь на симпатию времени много не надо, вот крошка Лотти и нашла себе предмет для симпатии. Но об это никто не должен знать!

Лотти вошла в здание школы и воскликнула, глядя на красно-розовое окружение шариков и бумажных сердечек: «Сегодня же День Всех Влюбленных. Как я могла забыть?».

Значит Лотти предстоит еще много дел: надо бы поздравить влюбленных друзей и подружек, а еще надо поздравить Одного Человека, о чем Лотти было, конечно, даже подумать страшно, но если она этого не сделает, то себе не простит.

Лотти пошла писать поздравления. Она написала по небольшому письму почти всем своим знакомым, которых было, конечно, не очень много, но достаточно, чтобы эта работа закончилась не скоро. А потом она отправила эти письма все, кроме одного. Ну не могла же она просто взять да отправить Ему письмо, пусть в нем и было только дружеское поздравление, ведь они были почти не знакомы. Вдруг он не помнит Лотти.

И Лотти пошла на следующий урок.

После урока Лотти опять пришла к почтовому ящику. Но история, как вы знаете, имеет свойство повторяться и этот раз, к сожалению, не стал исключением, как, впрочем, и следующие два ее возвращения к ящику. Лотти просто не могла сама – своими руками – вложить туда письмо. «Плевое дело. - скажете вы, - Не можешь сама – попроси подругу!» Но ведь у Лотти не было подруг. Да и узнай кто, что она влюбилась, это в миг бы стало известно Ему.

Но выход нашелся: Лотти попросила какую-то первоклашку отправить злополучное письмо. И уже собралась было идти на последний урок, как вернулась та самая первоклашка и объявила: «А почта закрыта!» и, сунув в руку ошарашенной Лотти письмо, удалилась.

А Лотти... Я думаю, что вы уже догадались о том, что она не пошла на последний урок, а побежала на озеро, которое находилось на полпути между домом и школой, и только там позволила себе заплакать.

Но, как вы знаете, плакать очень долго невозможно и Лотти потихоньку начала успокаиваться, чему, скорее всего, поспособствовал еще и интерес к музыке, доносившейся непонятно откуда. И Лотти пошла вслед за звуком, как она уже успела догадаться, рояля. Это привело ее к старой-старой хижине, где на таком же старом рояле играл мальчик, наверное на год старше крошки Лотти.

- Где ты научился так красиво играть? – спросила Лотти входя.

- Меня папа научил. Он начал со мной заниматься как я только ходить научился. – ответил он.

- А как тебя зовут?

- Влас.

- Очень приятно. Лотти.

- Хочешь я тебе еще поиграю?

- Играй.

И он заиграл. Музыка, словно легкое теплое облако подхватило мечтательные мысли Лотти и унесла далеко-далеко. Лотти была бабочкой и перепархивала с цветка на цветок, и взмывала в небо, высматривая самый красивый в мире, чтобы станцевать на нем вальс. Лотти была ветром и облетела весь свет, повидала страны в которых жили люди с ног до головы черные от загара и те, в которых невозможно жить из-за холода; она видела горы, леса и равнины; она видела океан, огромный и синий, соленый и теплый... Лотти видела величественные, монументальные и полуразрушенные сооружения древности, где она так явственно и живо представляла себе людей живших здесь ранее, их быт и одеяния, верования и обычаи, привычки и манеры, что эта иллюзия казалось ей более реальной, чем тот мир в котором она находилась в данный момент и даже иногда пугалась – вдруг она перенеслась во времени и путь в ее бывшую реальность закрыт; видела будущее во всем его многообразии совершенно непонятных и неприемлемых ее пониманию технологий, сооружений и устройств... Это она была Еленой Троянской и Жанной Д’Арк, Клеопатрой и Екатериной Великой... Лотти покаталась на слоне и влюбилась в прекрасного рыцаря, с которым они обвенчались, а потом жили до самой старости в домике на берегу, у самого-самого моря. Лотти...

- Лотти, ты не заснула?

- Нет. Я мечтала.

- Хочешь я и тебя научу так играть?

- Хочу.

И Влас начал ее учить.

Сперва, конечно, ничего не получалось, но оптимизм Власа придавал им обоим все новые и новые силы. Она с трудом, но не без энтузиазма выстукивала по клавишам все то, что показывал Влас. И это ее приводило в восторг, вызванный даже не тем, что создаваемые ее пальцами звуки сливались гармонией, а уже самим фактом касания этого магического инструмента.

И опять Лотти слушала игру Власа. И в голову забирались какие-то слова, сами собой складывались в предложения, которые можно было пропеть под музыку. Это было как магия – Лотти писала стихи. Это было так странно – стихи писались будто сами...

- Хочешь я научу тебя танцевать? – спросил однажды Влас.

- Наверное нет. Это не так интересно, как музыка.

- Ты не права. У каждого танца есть своя душа, как и у каждой мелодии. Например: вальс – это танец влюбленности, но еще не любви, легкости и юности. Когда ты влюблен ты смотришь в глаза любимой девушке и тебе кажется, что остальной мир как бы растворяется, начинает кружится вокруг вас, земля уходит из-под ног. Вот и когда танцуешь вальс ты кружишься по залу обнимая любимую...

- Ладно, с вальсом я согласна. А как на счет менуэта?

- Это танец знакомства. Ты представляешься, показываешь себя с разных сторон и в разных ракурсах.

- А полонез?

- Легкий, ни к чему не обязывающий флирт, возможно влюбленность, но в редких случаях; это танец ветреной юности и его не важно с кем танцуешь, главное, компания была приятной.

- Откуда ты все это знаешь?

- Просто я так чувствую музыку.

Танцевала Лотти не многим лучше, чем играла на рояле; Власа это смешило, а Лотти не обижалась и тоже смеялась. Она еще никогда раньше так не смеялась. Беззаботное счастье, теплое и нежное, как солнечный свет, детская радость и безмятежность, светлые, как безоблачное небо, смех, чистый, как родниковая вода – и все это Лотти узнала в один день.

Когда крошка Лотти вернулась домой уже почти стемнело; родители не волновались, думая, что она была в библиотеке, которую она посещала часто, чуть ли не каждый день. А на следующий день Лотти впервые в свей относительно недолгой жизни проспала первый урок в школе, как, впрочем, и не разбуженные незаведенным ею вчера будильником, родители проспали начало рабочего дня.

И каждый день после уроков Лотти приходила на озеро в эту старую-старую хижину, к этому роялю и Власу. Он научил ее играть пару песенок и танцевать вальс, менуэт, полонез, мазурку... Им было весело вместе – это все, что им было нужно.

Однако, счастье – никогда не бывает много и долго, к тому же оно эфемерно и улетучивается как дым, когда начинаешь кому бы то ни было объяснять почему ты счастлив именно там и тогда, а не здесь и сейчас, почему тебе счастье приносит, то, что, казалось бы другим, должно быть совершенно неприемлемо и невыносимо для тебя и почему ты теперь уже не сможешь быть счастлива тем, что когда-то для тебя и было счастьем. Лотти перестала быть идеальным ребенком, но она стала думать и чувствовать. Если раньше ее ум занимали вопросы о том как лучше всех сделать то или иное домашнее задание, то теперь она стала задумываться зачем.

Лотти писала стихи и что-то выиграла в литературном конкурсе, вечно напевала что-то себе под нос и всегда улыбалась. Она будто светилась изнутри, как поговаривали меж собой подружки. Теперь это была уже не та крошка Лотти.

Родители не поняли дочь: у них был идеальный ребенок, а теперь он перестал учиться, и вообще возвращается домой поздно, а время проводит с каким-то пианистом, который тоже почти не учится. Ведь с кем поведешься...

После неудачных попыток запрещения свиданий решение у родителей нашлось быстро – переезд – и было исполнено незамедлительно.

Следуя за грузовиком с вещами, машина, на заднем сидении которой помещалась Лотти, миновала озеро. Крошка Лотти видела это место в последний раз. Первые весенние цветы на ярко-зеленой траве, хижина с роялем и плеск воды – как часто это снилось ей потом. Ведь все, что они сделали вместе было просто потрясающим! Они познавали духовность и узнали множество вещей, не сожалея о времени! И каждый научил другого чему-то, и каждый стал немножечко лучше.

Они жили тогда, и только тогда, ибо в непрерывном продвижении куда-либо и заключается настоящая жизнь. Но судьба завидует душевному покою и счастью живых и судьба, посмотрев на него огненными глазами, забрала его.

С этого скорбного дня больше ничего не было сыграно, ничего не было написано. Чернила высохли, а бумага истлела. И дрезина той, предыдущей жизни, вновь поглотила крошку Лотти, внутренний огонек потух. Жизнь лишенная движения покрылась пылью и начала казаться нереальным, иррациональным сном в котором все неправильно – в этом сне нет его, нет музыки, нет того детского безмятежного счастья. С этого скорбного дня жизнь стала делиться на «до» и «после».

А что же крошка Лотти? Она выросла и вышла замуж. Она по-прежнему встает в семь утра и никуда не опаздывает. У нее идеальная семья: отличный муж и двое прелестных детей - мальчик и девочка - Влас и Маргарита. Она конечно же не несчастна, но и не считает себя счастливой. И она ни разу в жизни больше не смеялась так, как смеялась в те дни на озере. Она так и не научилась играть на рояле, но ее дети обязательно научатся. Если захотят. Они будут делать свои ошибки, а Лотти, если надо, поможет советом. И ни за что никогда не будет решать за них и мужу запретит – пусть делают, что хотят, пусть набивают свои шишки, пусть сами решают, пусть думают; главное, чтоб не жалели о несделанном в прошлом. Главное, чтобы им тоже было о чем вспомнить.

Лотти недавно видела Власа, он пианист. А она сидела весь концерт, смотря на свои руки и ничего не могла понять.

Кто она? Почему эти руки так и не научились играть на рояле? Почему ноги больше не желают отплясывать мазурку? Почему слова не складываются в стихи, сколько бы она не напрягала мысли? Почему она больше не смеется так, как смеялась тогда?

Как часто Лотти думает обо всем этом!

Длинными зимними вечерами Лотти садится к окну, закрывает глаза и видит первые весенние цветы на ярко-зеленой траве, хижину с роялем, слышит плеск воды. И сны-воспоминания эти никуда не уйдут. Только они теперь напоминают Лотти о том, что все было не зря, все было для того, чтобы потом вспомнилось самое лучшее.

---

Сказка про мента

[Klaus Mc.Coy]

покритикуете? )



А вот еще тоже случай был – иду как-то я по улице, гуляю, день такой, так себе короче день - дождливо сыро и, вообще не весело - иду, курю, плеер слушаю, загрустил почти, а в плеере еще Tekuilajazzz играет, ну вообще, и вдруг смотрю …… сидит….. мент …под деревом … маленький такой, синенький, ростом с пол метра, а то и меньше, весь промок, устал видимо, и глаза такие грустные, грустные. Подхожу я к нему, улыбаюсь, говорю - звать то тебя как – а он, как давай на меня бузить, бузит и бузит, бузит и бузит, бормочет что-то себе под нос – ваши документы, пройдемте в отделение, где прописаны, - не ну серьезно такой забавный, вот я и решил его домой взять, а что думаю - места у меня хватит, посажу его в шкаф, пусть себе живет - радуется, буду его кормить нормально, главное в туалет приучить ходить, один хрен лучше, чем на холоде под дождем тусить. Пойдем – говорю, и аккуратно так его за шиворот беру, а он ведь - вот зараза, увертывается, брыкается и укусить норовит - ну совсем дикий мент попался, я ему ласково так - попустись, никто тебя не обидит, будешь жить у меня, мы тебе подстилочку придумаем, пока в шкафу поживешь, а потом, авось и клетку куплю, пойдем, у меня ж тебе лучше будет. Ну мент побрыкался, побрыкался, потом понял, что деваться некуда и успокоился. Принес я мента домой, отогрел, накормил, постелил у шкафа, он аж прям разомлел весь, даже улыбаться иногда стал, лежит и лишь изредка приговаривает - вашу прописочку покажите, а сам урчит от удовольствия, ну потрепал я его за ухо и спать лег.

Просыпаюсь, значит, я на утро, c недобрым предчувствием, и вижу картину такую: в комнате бардак, все шкафы открыты, одежда на полу валяется, а мусорок мой сидит на полу и паркет отрывает по дощечке и меня главное не палит, что я встал. Ну что говорю, типа шмон ночью устроил, так не пойдет. Он сразу понял, что неладно дело, и давай на меня своими грустными глазами смотреть, мол, играю я так, маленький еще. Маленький не маленький не знаю ничего, но что бы шмонов никаких не было у меня. Так что надавал я ему по шапке, ну так чисто в воспитательных целях, забрал все, что нашлось неожиданно, и понял - надо моего мента чем-нибудь занять.

Долго думал, полдня почти кумекал, и, вдруг, как озарение снизошло – девочку надо ему найти - и то правда. А тут приятель звонит, ну то да се, как жизнь, и между делом, говорю ему, что, мол, мента приютил, девочку бы ему подыскать, а он мне - ну ты как знал, у меня ж как раз девочка дома, родители подарили на день рождение. На том и порешали, привел я тем же вечером к нему мусорка своего, а там уже и девочка ментовская наготове, ну мы дабы им не мешать на кухню ушли, чаи погоняли, тряпки пожгли, музыку послушали… Короче через пару другую дней сижу я дома, о плохом не думаю, и вдруг – звонок: Ну что говорит мне товарищ мой, попал ты, да и мент твой, девочка то моя залетела. Ё-мое, ну неужели вас в мусарне вашей Безопасному сексу не учат, ну ты даешь, дорогой мой, че делать то будем? Он потупил взор, пожал плечами и ушел в шкаф, в шмон играть. Ну куда деваться, пришлось мне и девочку к себе взять, а там такое началось … в общем долго ли коротко ли, а у меня дома уже штук пятнадцать бегает, потом двадцать, а потом… я уж и со счету сбился, не дом, а непонятно что, они же еще и растут все, куда деваться – неясно. Достали !, телефон прослушивают, дубас конфискуют, деньги воруют, ко мне даже друзья заходить перестали, а с другой стороны топить тоже жалко, мы ведь ответственны за тех, кого приручили. Кончилось все тем, что в один прекрасный день, они мне задержание устроили по полной программе, паспорт отобрали дубинками своими стали грозить – вот и выгнал я их – а вы еще, наверное, думали всё, почему на улицах ментов так много стало.

---

[Гурина Елена]

Привет. Я к вам. хотелось бы услышать критику если можна...: //ссылка удалена//

---

Мантра

[Invisible]

Я ни за что

не сломаюсь,

не отступлюсь.

Мне хватит терпения.



Во мне проявления слабости

вызывают

лишь отвращение.



Я не сломаюсь,

боль - испытание,

я все пройду

проверки на выдержку,



Глотая

слезы и кровь,

цепляясь за край,

но оставшись собой -

Я выживу.



Не верьте в меня,

ваша вера

мне фиолетова,

по барабану.

Да чья бы то ни была.



Каждый

сам за себя

в этой жизни,

как ни крути,

Знаю: кушали, видели.



Может и зря -

время покажет,

исправит -

Я слишком

Самоуверена.



Я не сломаюсь.

И это

единственное,

во что верю я.



скажите что-нибудь

---

[Invisible]

Буду мучать и здесь людей своими бредотворениями.



Иногда мне кажется, что я слепая,

Я настолько многого не понимаю,

Такие смешные - мои печали

По сравнению с тем, что случалось с людьми,

Для которых лежать и смотреть на звезды

Было так невозможно, как мне - просто,

Которые забыли, что значит "слезы",

Чьи дети навеки остались детьми.



Я видела много, но это даже

На сотую долю не так страшно,

Как то, что происходило однажды

С теми, кто просто хотел жить

Не так, как угодно кому-то другому.

Тех, кто ничего не сделал плохого

Лишили самого дорогого,

Всего, чего только можно лишить.



На все вопросы ответ - молчание,

Я настолько многого не замечала,

Мне для счастья чего-то всегда не хватало,

Я вообще не ценила жизнь ни на грамм.

Есть ли что-то ужасней этого места?

Мне никогда не понять сердцем,

Что кто-то прошел через Освенцим,

А кто-то навечно остался там.