Тапки и прочее про весенний диз - сюда.

[*ДИРЕКТОР ШКОЛЫ СТИХОСЛОЖЕНИЯ*]

Как думаете, лучше стало?

запись создана: 02.03.2009 в 16:36

@темы: Административное

---

[Vistrel]

***
Просто время пришло – уходить:
В небо,
в поле,
в чужие столицы;
С грустью лёгкой за чаем мечтать,
Думать,
помнить о чём-то хорошем.
Да,
вот именно так уходить:
С первым в жизни стихом наизусть и
Без
влюблённостей
под
языком –
Поздних, с жёсткой щетиной,
несмелых
В тайне…
Да,
вот сейчас же – уйти
Спелой вишней на детских ладонях,
Сладким яблоком в грубых руках,
Тёплым зверем в кармане ребёнка
Синем…
ладно, прощаюсь! – пора
Письма нежные слать всем любимым,
Глупо плакать с друзьями…
уйти
В небо,
в поле,
в далёкие страны…

---

Поезд

[Yaomi]

Выкладываю кое-что со своей прозы.ру...Небольшая зарисовочка почти без смысла.

Поезд ехал за город, тихо и равномерно, бесшумно, бесконечно. Он сидел, положив ноги на соседнее кресло, и приложив теплую щеку к окну. По грязному стеклу поезда шелестели усталые ресницы. Рядом лежал тяжелый на вид спортивный рюкзачок.
А перед этим был вокзал – большой, оживленный, многонациональный. Он давно привык здесь слышать русский, английский. Привык смотреть на людей, как в странном, документальном и нелепо скучном кино.
Вот между двумя его затяжками на Раухен платц подошла девушка – носик вздернут, взгляд то на часы, на дорогу, в толпу безликих лиц. Потом, словно лучик после весеннего ливня, улыбка на накрахмаленном лице, объятия, смех в чье-то любимое ушко.
Вот пара каких-то дредастых растаманов, небрежно озираясь по сторонам, раскуривают свежезабитый. У них бледные, равнодушные лица, будто древесные срезы, веки испещрены бледно-голубыми прожилками-венами. У них грязные куртки и рваные джинсы, повисшие на тощих задницах.
У поезда какой-то типа болтает по телефону. Весь такой деловой, при костюмчике и галстучке, что-то доказывает своему оппоненту. Продаю-покупаю-меняю, забьем стрелку, обсудим детали. Сухие слова, от которых к горлу подступает тошнота.
В поезде тепло, можно отогреть продрогшие руки в перчатках без пальцев, можно спрятать их в карман, распахнуть шарф и прислонить щеку к стеклу. И еще можно греть стекло своим дыханием, а потом писать на нем закорючки. Или смотреть в окно. Поля, как с картинки, утренняя зелень, коровки. Не хватает только тех бобров с рекламы Милко, что их доят, как там говорится, с любовью. И небо синее-синее, и облачка бегут вдогонку за поездом.
А напротив сидит старушка, сидит и смотрит на странного парня, проколотого и с отсутствующим взглядом. Но смотрит как-то равнодушно – не с добром, но и не с ненавистью. Просто, наверно, в очередной раз прокручивает у себя на языке фразу про странную молодежь.
Напротив двое парней. Похожи на индийских волов со своими жвачками в болтающих ртах. Одеты по моде, по последней или нет, он не знает.
Вагон вначале был полон, но затем постепенно в нем исчезают люди. Сходят на остановках. Чем глубже за город, тем пустыннее.
Скоро он остается в вагоне один. Один. Наедине со стеклом, которое греет его щека, "рекламой Милка" за окном, и ногами, лежащими на соседнем сидении. Но вот и конечная. Об этом он знает благодаря металлическому голосу над головой. Подбирает свой рюкзак, взваливает на плечи, и выходит из грязно-алого поезда. Сворачивает прочь от мелкой деревушки с крошечной станцией на задворках. В лес,в лес не особо густой, но такой прохладный и сонный. Чем дальше в лес…Чем глубже за город…Закуривает. Пачка еще наполовину полна. Он усмехается и подкуривает.
Долго смотрит на свою черную зажигалку. Раньше на ней была прилеплена картинка с голой красоткой, но он ободрал ее, уже и не помнит когда. Хотя зажигалке всего 2 месяца. Докуривает. Над ним шумит лес. Непривычно безо всех этих людей-массовки.
Он снимает с плеч рюкзак, расстегивает его и достает канистру. Смеркается, вечерние умирающие лучи с трудом проникают сквозь кроны деревьев. Он выливает на себя всю канистру, встряхивает мокрыми волосами. Мгновение стоит и смотрит вверх, на резные кружева вечерних деревьев. Непривычно безо всех этих людей-массовки. Непривычно без лицемерных улыбок, без пустых разговоров, без фальши. Он улыбается глупой, искренней улыбкой и чиркает зажигалкой…

@темы: Мысли вслух, Рассказ

---

[принцесса с парк-авеню]

А у меня маленький девчачий стишок. Зато первый=))

Воздушный шарик и сладкая вата,
Цветной леденец и губная помада
Иду по по проспекту, мечтаю и таю,-
ТОлько с тобой высоко я летаю.
Счастье, удача и легкий успех
Под струны гитары но не для всех,
Запахи розы, жасмина, мимозы
Все это мои мимолетные грезы...

Почему-то хочу услышать критику...

@темы: Стихи

---

Псевдосияние.

[Renton Torston]

Наша с тобой бесцельная жизнь.Псевдосияние.
На двое просто расколотый мир - тому оправдание.
Что будет после,и что было до - в этом мир не нуждается.
Есть лишь банальная пустота.И чуть -чуть совсем жалости.

Наше с тобой наличие льда. В бокале ли,в сердце ли...
Видно счастливый судьбы поворот всё же проехали...
Горькая боль по венам моим разливается...
Ведь отныне моя жизнь твоей никак не касается.

Наши с тобой неуёмные мысли. Крах и падение.
И окунуться,казалось бы в сон.Но всё же - сомнение.
Тихо по улицам нашим родным куда-то мы мечемся.
Ну и глядишь годам к сорока как-нибудь встретимся.

Наши с тобой улыбки и смех. Просто взаимное.
Пусть навсегда оно старое,неповторимое.
Пара часов до рассвета...и пусть.Грусть и молчание.
Боже, в конце концов,может вернусь...В это псевдосияние.

@темы: Стихи, Чувства, Я

---

Оскорбление

[Черный*]

Звали его – Ерохин.
Конечно, у него было и имя по рождению, и отчество, но никто из знакомых не называл имени, а окликали просто: «Ерохин». Хотя скажись он Климом – все величали бы его Климом: в том кругу, где обитал Ерохин, не принято выпытывать данного матерью имени, если собеседник не хочет его говорить, и тамошние обитатели, помня поговорку о кошке, не отличаются особым любопытством.

Круг этот непременно входит в население каждого города. Причем не имеет значения, крохотный это городок или гигантский мегаполис; на их улицах всегда можно встретить людей, не похожих на других так, как слон не похож на дамана. Кроме внешних черт, делающих их заметными и распознаваемыми, обитатели круга обладают еще внутренним отличием, настолько удивительным, что становятся сродни животным, чем людям. Подобно зверю в лесу они дробят город на куски, где границами служат улицы, заборы, каналы и дома; об этих невидимых границах не подозревают обычные горожане. Подобно зверю, они стараются не выходить за пределы того куска, в котором живут, изучив его досконально. Это их охотничья территория, их среда обитания. Житель Ржевки не пойдет на Охту, а жителю Охты нечего делать в Озерках.

Ерохин обитал в Большой Охте, за Невой. В круг он попал случайно десять лет назад, и остался. За те годы, что Ерохин в нем провел, круг наложил на весь его облик несмываемый отпечаток, сделав заметным в самой густой толпе. По паспорту человек молодых лет, Ерохин выглядел много старше своего возраста: на лице проступили ранние морщины, кожа обвисла и посерела от бессонных ночей, проведенных в разгуле. Волосы сбились в большие колтуны. Умывался Ерохин нечасто, лишь тогда, когда «нужда припрёт». Однажды он стал свидетелем небольшой сцены в бане, куда раз в месяц пускали их мыться бесплатно. Небольшой мужичок, ростом с Ерохина, грязный до того, что цвета лица было не различить, долго мялся и кривился, пытаясь стянуть с себя телогрейку; наконец он слабым голосом пожаловался волонтёру:
- Не снимается…
Его одежда прилипла к телу и отдиралась с болью, как засохший на ране бинт. Ерохин содрогнулся, когда представил себе, как тело этого мужика сплошь покрыто подсохшими струпьями и язвами; подумав, что сейчас будет мыться с ним в одной бане, он поморщился и снова натянул пальто. Его никто не удерживал.
С того случая Ерохин перестал часто посещать баню, тем более что его приятелям и подругам не было дела до того, принимал ли он утром ванну.

Нельзя было понять, добрый он или злой. Еще не вытравилась в нем некая удаль, ухарство, знакомые русским: когда удача улыбалась Ерохину, и он разживался деньгами, тотчас в нем проявлялась вся широта души, приниженной кругом – и тогда сам черт ему был не брат! Он расправлял плечи, вздыхал грудью и тотчас заваливался в кабак, и сидел там безвылазно, угощая всех направо и налево, и не смотрел, знаком ему человек или нет. В те часы он любил весь мир, ограниченный стенами кабака. Сизый воздух с белесыми табачными завитками, пропахший телами, перегаром и скисшими щами, казался ему сладким. Ерохину нравилось перекрикивать ревущую музыку, и со словами «Угощаю!» он доставал из кармана пачку и шваркал её на стол. Все вокруг, знакомые и незнакомые лица, пили и ели за его счет, что-то кричали ему через дым, ругались и пели – а он представлял центр действа. Ему это очень нравилось. В такие минуты ничего не жалел Ерохин, он готов был снять с себя и пропить рубашку, лишь бы собутыльник остался доволен. Когда гулял Ерохин, завсегдатаи кабака знали: у него есть деньги, но бесполезно подкарауливать его неподалеку – попойки заканчивались, когда пустели карманы. Ерохину не приходило в голову вести себя по-другому и отложить что-то на черный день: обитатели круга знают прошлое, живут настоящим и никогда не смотрят в будущее.

Если же денег долго не было, Ерохин становился угрюмым и злым.

**
Шла черная полоса, и безденежье продолжалось третий день. Ерохин пытался как-то перебиться, пристав на кладбище к двум мужчинам, чьи лица казались ему смутно знакомыми. Они выложили на скамью нехитрую закуску и бутылку водки, но его приняли как собаку, пришедшую хлебать из чужой миски. Он увял и бросил их.
Злобы он не испытывал, только усталую глухую тоску. Одна мысль крутилась в голове – где взять деньги? Он коротко взглянул на видневшиеся вдали купола Никольской церкви, центра его мира, и резко сплюнул себе под ноги. Есть не хотелось, но в желудке ощущалось томление запойного пьяницы, вынужденного стать трезвенником. Мысль о деньгах билась настойчиво, не давая покою, он оглянулся кругом, словно надеялся увидеть какую-нибудь подсказку – ему припомнился Микич.
Ерохин вспомнил, как однажды одолжил Микичу деньги. Именно дал взаймы, несколько месяцев назад. Сейчас Ерохин решил, что пришел срок вернуть долг, и направился к церкви.

У ограды сидел на скамейке его знакомец, греясь в бледных солнечных лучах. Ерохин окликнул его:
- Слышь, где Микич, не знаешь?
С того дня, как Ерохин последний раз видел Микича, тоже прошло довольно много времени. Но раньше он не испытывал нужды и потому не задумывался, куда это запропастился Микич, тем более их дружба не была близкой.
- На Апрашке он сейчас, - лениво ответил знакомец и неопределенно махнул рукой – этот жест должен был означать направление, в котором исчез Микич. – Еще осенью ушел.

**
Невидимая граница проходила по воде Невы. Река гнала к берегам тяжелые серые волны, несущие на себе льдины с угрюмыми нахохлившимися чайками. Ерохин остановился на середине моста и долго смотрел вниз, плюясь и пытаясь попасть в неподвижных птиц, пока река проносила льдины под его ногами.
За несколько лет он впервые пересек границу, отделявшую Охту от остального города, и пешком направился в Апраксин двор, мимо Смольного ансамбля, когда-то воспитавшего тысячи институток, мимо голого и прозрачного Таврического сада. Был субботний день, и по Кирочной улице шла большая толпа. Если бы кто в это время посмотрел с крыши вниз, он заметил бы интересное явление: толпа обтекала Ерохина со всех сторон, оставляя свободным некоторое пространство вокруг него; он словно отталкивал от себя людей непонятной преградой, как смазанный жиром предмет отталкивает воду. Но Ерохин не замечал этого явления, идя вперед черепашьими шагами.

Так дошел он до Моховой улицы и остановился. Он не был здесь одиннадцать лет.

**
Стоит сказать, что Ерохин родился в Петербурге, на Моховой улице, в доме № 42, и прожил здесь до юности. Он знал улицу так, как мы знаем свое тело: каждое дерево, скамья, трещина в стене или скол были ему знакомы и говорили с ним. Он огляделся: за одиннадцать лет улица изменилась, некоторые дома поменяли окраску и подновились, всюду были вывески, - и Моховая оставалась такой, какой он помнил её. Старое время легло на её тротуары. Чувство, возникшее далеко, в начале Кирочной улицы, здесь усилилось, подхватило и повело за собою Ерохина. Он безотчетно подчинился.
Решётка огораживала небольшой двор, он прижался лицом к её пыльным прутьям, взвившимся в небо. Здесь Ерохин подростком любил сидеть на скамейке, глядя на облака, расчерченные на куски ветвями деревьев. Деревья еще оставались прежними, и сохранилась скамейка. Он опустился на жесткое сиденье и так просидел долго, глядя в землю и изредка сплевывая горькую слюну.
В нём не было воспоминаний и мыслей – ничего, что могло родить сожаления. Но всё вокруг: деревья, решетка, окна дома и снег – излучали теплое, обволакивающее чувство покоя, пришедшего издалека, из той глубины памяти, которую Ерохин давно успел позабыть. И мир сузился до размеров двора, и были в нём только покой и тишина - ничего более. Моховая обняла человека и укачала в объятиях.

Близко закричала машина. Ерохин очнулся и огляделся. За то время, пока он спал, пошел снег, и белые перья бесшумно падали вниз, успев густо припорошить человека. Ерохин отряхнулся и встал.
Шел четвертый час, движение на улице становилось оживленнее. Вспомнив о Микиче, он вышел из двора и направился дальше по улице.

Всё ближе подходил он к дому, своему дому; сердце вдруг сжалось, ударило тяжело, и с каким-то суетливым волнением Ерохин ускорил шаг. Его взгляд безотрывно устремился вперед. Еще минута, и вдали показался знакомый фасад.
Дом изменился до неузнаваемости. Старая трещина, похожая на кривой шрам и рассекающая его сверху донизу, исчезла под слоем новой краски. Во всю длину стены протянулся синий щит. Квартира на первом этаже, до боли родная, перестала существовать, на её месте возник магазин. Ерохин остановился рядом и смотрел.

Дом преобразился, похорошел, словно помолодел. Сейчас он выглядел как щёголь в своем светло-желтом наряде с белыми вставками. Магазин на первом этаже распахнул на улицу широкие окна, серебро и зеркала дробили яркий свет, бросая на тротуар блики, похожие на монетки. И за стеклом было всё так ярко и красиво, что у Ерохина захватило дух. Там жил целый мир сияющих вещей, и красивые женщины, как богини в саду, неторопливо и гибко сновали между ними. Он заворожено следил за их движениями, и чувство причастности к этому блистающему миру появилось в нем и окрепло: словно творец, неприметно наблюдающий за своими созданиями, был сейчас Ерохин.

Тонкие ноги в узких туфлях остановились напротив него, так близко, что он мог бы коснуться их рукой, если бы не мешало стекло, затем быстро куда-то скрылись. Тяжело хлопнула дверь, звуком своим привлекая внимание; Ерохин глянул и тут же испуганно отвёл глаза: по ступеням медленно сходил коренастый парень в черной форме. Он отвернулся, но парень встал напротив него и тяжело сверлил глазами.
- Тебе чего надо? – спросил он. Ерохин снова поднял взгляд: глаза парня оказались светлыми, с какой-то ленцой внутри. Чувствовалось, что тот сознает свою силу, и это осознание рождает ту леность сильного существа, против которого стоит слабый противник.
- Я… так…, - запнулся Ерохин. – Жил здесь…
- Пошел вон отсюда, - процедил парень. Он говорил спокойно, но его слова прозвучали как охлест, столько внутренней силы слышалось в них. Интуитивно почуяв эту силу, Ерохин мгновенно сник, даже словно стал ниже ростом, его взгляд приковался к земле и не мог больше подняться. Он боком проскочил мимо охранника и заспешил дальше.

Только у моста до него дошел весь смысл сказанных слов – и его словно кто резко и сильно ударил по лицу. Ерохин замер. Щеки залились горячим румянцем, поднимавшимся выше, ко лбу, пока голова не загудела. Несмотря на холод, под волосами стало мокро и жарко.
- Погоди… - пробормотал Ерохин, силясь что-то понять. – Погоди…
Его прогнали из мира, как собаку… Его, человека…
Не привыкший думать, он никак не мог поймать и развить ту мысль, что только что пришла ему на ум. Машинально он повернул и пошел назад.

**
И что-то уже изменилось в воздухе, Моховая не была такой, как час назад, когда он впервые ступил на нее за одиннадцать лет. Она подобралась, глянула исподлобья; Ерохин себя ощутил так, словно зашел не вовремя в гости – приличия вызывают радушие и улыбку, но за искусственной улыбкой поймаешь напряжение, выливающееся в неловкость, и самое время вспомнить вдруг неотложное дело, попрощаться и уйти.
Моховая встречала таким же напряженным радушием, но старое время растворилось с её домов и тротуаров, и перед ним теперь лежала улица из новой эпохи, не ждущая его и не радующаяся свиданию.
Тоскливо сжалось сердце, и он прошел вперед, остановившись напротив своего дома. В окне заметил он, как на стойку облокотился обидчик, убивший его мир. Ерохину стало скучно и жутко, он быстро наклонился и выпрямился. Камень был в его руке. Размахнувшись, он сильно швырнул камень; с оглушительным грохотом лопнуло и осыпалось стекло. Взвизгнула женщина, и истошный визг подал сигнал: Ерохин пригнулся и бросился бежать. В эту минуту он слился с толпой, и стал ее частью впервые за долгое время – толпа не успевала уходить от него, руками и плечами Ерохин задевал людей.
Он перебежал мост и остановился, задыхаясь. Сердце готово было выскочить из груди.
- Сволочь, - коротко и шумно дыша, пробормотал он сквозь зубы. – Стекло вставишь, небось…

@темы: Рассказ

---

Кудесник. Пролог

[captainspring]

Вновь приветствую!
Я подумала, что стоит выложить сюда, на ваш суд, нечто большее, нежели простую зарисовку. Это пролог достаточно длинного, как планируется, рассказа. Вопрос о продолжении, соответственно, имеет место быть - если оно кого-либо заинтересует, конечно.
За обоснованную критику и просто комментарии буду весьма признательна

Кудесник (пока что скорее рабочее название)
Пролог

В городе стоял туман. Улицы тонули в нем, и казалось, что дальше десяти метров, куда ни посмотри, нет ничего, кроме тумана и свежевыпавшего снега.
В такие дни звериная сущность была как нельзя кстати. Именно благодаря ей Рэм ориентировался в пространстве куда лучше большинства своих знакомых. Достаточно было потянуть носом воздух и чуть прищуриться, чтобы все встало на свои места. За годы жизни и особенно за то время, что провел здесь, оборотень научился отлично ладить с волком внутри себя. Может, они и не всегда до конца понимали друг друга, но это отнюдь не мешало им мирно сосуществовать. Мужчина чуть улыбнулся, внимательно вглядываясь в туман внизу. Звериное беспокойство привело его сюда, но, казалось, вокруг не было ничего необычного. Может, старый волк внутри него просто решил развлечься?
Рэм фыркнул. Нашел время для шуточек.
- Ну что, теперь мы можем пойти домой?
Легкие, быстрые шаги девушки заставили его обернуться. Несс безбоязненно ходила по самому краю крыши. Судя по всему, она вообще не заостряла какого-либо внимания на удержании равновесия. Рэм всякий раз начинал нервничать, когда подобное творилось на его глазах. Только потом оборотень вспоминал, что Несс – элементаль воздуха, а потому беспокоиться не о чем. Даже если она бы и упала, что уже само по себе маловероятно, с ней не случилось бы ничего особо страшного. В конце концов, воздух был ее стихией. В худшем случае Несс могла испугаться, в лучшем – даже и не понять, что пару секунд назад могла упасть. Уж где, где, а на крыше с элементалем воздуха наверняка все будет в порядке. Хотя, на всякий случай мужчина все равно укоризненно посмотрел на нее. Наткнувшись на заинтересованный взгляд, устало вздохнул. Видимо, есть вещи, которые невозможно изменить без хирургического вмешательства.
- Да. Анкарр Амэ ошибся.
- Ошибся? – в голосе Несс слышалось неподдельное удивление.
Рэм тряхнул головой. Он и сам ничего не понимал. Чтобы волк, да еще и такой старый, как Анкарр Амэ – ошибся? Такого прежде не случалось никогда. Может, у обычных животных чутье с возрастом притуплялось, но зверь внутри него прежде всего был духом. Духи не стареют. Насколько известно оборотню.
- Да.
Мужчине было тяжело признать это. Все равно что согласиться с тем, что ошибся сам. Мигом придя в мрачное расположение духа, он поднялся на ноги и кивнул девушке. Несс пожала плечами. Для нее все эти душевные муки насчет ошибок какого-то там зверя, живущего внутри него, были вещью совершенно непонятной. Наверное, требовалось как-то утешить Рэма, но элементаль за все время обратной дороги так и не смогла подобрать слова.
Так они и шли, погруженные каждый в свои мысли. Девушка аккуратно ступала в следы, оставленные оборотнем. Для него нынешние сугробы – почти по колено – не представляли существенного препятствия, в то время как достаточно хрупкая Несс то и дело увязала в них. К тому же, в отличие от мужчины, элементаль в тумане ориентировалась плохо. Пару раз по привычке петляющему по улицам Рэму приходилось останавливаться и направлять девушку на верный путь.
Когда Несс куда-то делась в четвертый раз, оборотень начал злиться. В самом деле, нужно было как можно быстрее вернуться обратно! Варг, наверное, уже начинает беспокоиться. В конце концов, старик говорил, что он опять отыскал что-то про Кудесника и просил вернуться как можно быстрее. Да и боязно было оставлять его одного среди искателей, что бы старый шаман там ни говорил. Убить не убьют, но мало ли. Всякая информация о Кудеснике тут, в Городе, ценилась как ничто другое. Как только выживание переставало являться первостепенной задачей, все новоприбывшие начинали пытаться узнать, кто такой этот Кудесник. А новички – они все сперва яростно рвутся в бой, ничего не видя вокруг.
- Рэм!
Звонкий голос элементаля заставил мужчину резко обернуться. Судя по всему, она была где-то неподалеку. Пройдя немного назад, Рэм и впрямь увидел ее. Девушка сидела на коленях прямо на снегу, склонившись над кем-то. Оборотень принюхался, но почувствовал только запах Несс, да в носу защипало от морозного воздуха. Незнакомец же никаких ароматов не источал, а это могло значить только одно.
- Новоприбывший.
Элементаль вздрогнула и, нахмурившись, поднялась на ноги. Большинство из тех, кто жил в Городе уже порядочное время, не слишком жаловали новичков. Новоприбывшие, как правило, не чтили негласных законов искателей, поэтому часто попадали в неприятности. Были среди искателей и такие, кто подбирал их, но это серьезная обуза – новоприбывшее существо. За ним нужен глаз да глаз, особенно в первые недели. Положение дел и без новичка было не слишком радужное, поэтому в девушке сейчас боролись альтруизм и здравый смысл. Мужчина хмыкнул, но добавлять что-либо к уже сказанному не стал – пусть принимает это решение сама. В конце концов, это она нашла новичка. Спустя минут пять Несс вздохнула и, развернувшись, пошла по той дороге, которой они возвращались к Варгу. Называть это место домом язык не поворачивался.
- Эй, Несс, ты уверена?
- Он новичок. Они все одинаковые, - видимо, подобное решение далось ей действительно трудно. Голос дрогнул, но элементаль не добавила больше ни слова.
Рэм кинул взгляд на незнакомца - по его меркам, совсем еще молодого паренька. Оставлять его тут, в снегу, было бы совсем уж подло. Вздохнув, он оттащил и прислонил парня к стене ближайшего дома. После некоторых раздумий накрыл своей курткой. Все же, у достаточно сильного оборотня куда больше шансов продержаться ближайшие полчаса без куртки, чем у этого явно неприспособленного к суровым условиям местной жизни эльфа. Анкарр Амэ, старый дух волка, обитающий внутри мужчины, насмешливо фыркнул. По крайней мере, Рэм ощутил это именно так. Шепот волчьих мыслей на несколько секунд прорвался к его внутреннему слуху. Яркие вспышки образов появились перед глазами и тут же исчезли. Оборотень понял, что дух отчего-то смеялся. Он знает что-то, чего не знает сам мужчина. Рэм нахмурился и кинул на незнакомца еще один, на этот раз последний взгляд.
- Удачи, новичок.

@темы: Рассказ, Творчество

---

[voque la galere]

Иногда бывает никогда.

Она вошла в комнату, в которой несколько лет назад с такой легкостью рассталась со своими ангельскими крыльями. Она неподвижно стояла, и ее глаза нежно скользили по таким знакомым и родным когда-то предметам и таким бесконечно далеким и чужим сейчас.
В комнате почти ничего не изменилось. Все тот же коварный мягкий диван. Те же фильмы на полке, то же зеркало с ее отражением. И с пластинки на стене ей улыбался своей голливудской улыбкой все тот же солист Modern Talking. Только он очень изменился. Он бы как раньше, но совершенно другой.
Какое-то время назад она отдала бы все за этот вечер с ним, а сейчас только ее сердце билось немного чаще обычного. Слишком много отделяло ее от него, не только время. Она не знала, зачем он снова появился, не понимала, чего он хочет, но была абсолютно уверена – дороги назад уже нет.
Три года назад он появился также внезапно, как и потом исчез. Это был теплый летний вечер. Лучи солнца заливали улицы своим космическим светом, а голубое е небо казалось особенно близким. Она с большой празднично упакованной коробкой спешила на день рождения своего друга. Ее сборы заняли немного больше времени, чем предполагалось, поэтому она почти подпрыгивала на остановке в ожидании заветной маршрутки. И когда возле нее остановилась машина, она, не особенно задумываясь о возможных последствиях, приняла заманчивое предложение подвести ее…
Оказавшись в машине, все изменилось. Она больше никуда не спешила. Любовь с первого взгляда, помешательство, страсть, думайте как угодно. Не было больше дня рождения, обязательств, морали, последствий – ничего больше не было вокруг. Только он.
- Поехали ко мне, - неожиданно и одновременно закономерно сказал он.
Ее ответа не потребовалось, машина уже несколько минут ехала к нему. А она не смотрела в окно, солнечные лучи ослепляли ее, не давая взглянуть на дорогу.
Когда они вошли в комнату, ее глаза устремились на свое отражение в большом зеркале. Из-под косметики проглядывало ее ангельское личико. Она была похода на дорогую фарфоровую куклу: большие голубые глаза с черными ресницами, светло-русые локоны, спадающие чуть ниже плеч, и легкая улыбка на нежно-розовых губах. Ее голова кружилась от нереальности происходящего.
Он обнял ее, и волна ураганного счастья поплыла по ее телу… Безумно прекрасные ощущения, пол уходит из-под ног, тело распадается на молекулы от восторга. В тот момент она летела в облаках и думала, так будет вечно.
Они встречались пол года. Она оставила на его диване свои ангельские крылья, он поделился с ней своими пороками. Они вместе растворялись в одеялах, гуляли по облакам, тонули в пене джакузи, пили шампанское, и все начиналось снова… Их совместное счастье, казалось, было безгранично и безостановочно.
Но неожиданно он какими-то сбивчивыми полубредовыми объяснениями сказал ей, что уезжает куда-то далеко. Может быть надолго, может бить навсегда. Она ничего не понимала, просто глупо смотрела на него и молчала.
Потом она его ждала, потом старалась забыть, потом ненавидела, а потом – в ней что-то сломалось. Боль ушла из ее сердца, оставив после себя пустоту. Она больше не мечтала о нем. Она вообще больше не мечтала. Только ее взгляд изредка плавно скользил по обтекаемым силуэтам пролетающих мимо машин в надежде увидеть только одну…
И вот, три года спустя, он стоял перед ней посреди комнаты и просто смотрел на нее. Его глаза, казалось, кричали о чем-то и в то же время молчали. Часто она его вообще не понимала, а скорей – ей не хотелось в это верить… Вот как сейчас. Совсем как сейчас. Тысячи причин были против них и только одна, чтобы быть вместе. Но они слишком давно не верили в любовь.
- Ты оставила у меня свои крылья. Я хочу вернуть их тебе, - тихо произнес он.
- Они давно стали твоими. Я больше не смогу одеть их. Я выросла и разучилась летать.
И в эту минут все, о чем она и не решалась когда-то мечтать, было таким реальным, что ей даже не верилось. Он предлагал ей вечность…
Но она выбрала жизнь, потому что иногда бывает никогда.

@темы: Мысли вслух, Рассказ, Творчество

---

Минуты одиночества так редки...

[Smallfatty]

Минуты одиночества так редки,
Но наслаждаюсь ими я сполна…
Перебираю старые заметки
С бокалом красного вина…

Перечитав всю пачку жёлтых писем
От девушки, с которой не сбылось,
Припомнил притчу: от судьбы зависим…
С другою сбудется… авось!..

Авось по жизни выведет кривая
И к счастью, и к успеху, может быть…
Ушёл далёко от родного края, -
Такая выпала мне выть…

Но прерывает думы крик соседки:
- Иди скорей, Валера, на блины!..
Минуты одиночества так редки
На даче тихой, без жены…
:-)

P.S. Выть – участь, судьба, рок

---

Отцу

[averen]

Ты тяжёлой своей рукой
Правишь то, что не нужно править,
И всегда мне твердишь: «Игра ведь…,
Отыграем! Потом покой»

Ты упрям, всех упрямей зол,
Ты бездушен порой, но честен.
И взывая к тебе, без лести,
Я скажу: «Ты упрям, как вол».

Я скажу: «Ты вернее всех!».
И ты выше нелепой ссоры,
Но прости за печать позора,
Что поставил, себе во грех.

Ты прости за не-мой успех,
За немного охрипший голос,
За слова, поседевший волос,
За нелепый, недетский смех:

Ты скрываешь в своём огне
Не желание всё разрушить –
Уважая чужие души,
Ты скрываешь любовь ко мне.

@темы: Стихи

---

Последний оплот пал

[averen]

Последний оплот пал:
Не будет ни плена, ни тлена,
Не будет прекрасной Елены –
Гомер для стихов мал.
Он будет потом зарезан,
А Шли’ман оценит трезво:
Копать здесь теперь бесполезно.

Последний судьбы шквал:
Не будут ни Гитлер, ни Ленин,
Ни Сталин в моё поколенье
С портретов смотреть в зал.
И я, не рождённый греком,
Искать буду век от века
В себе не того человека.

@темы: Стихи

---

[Лу-Эль]

вот, давно я тут не была. Пора возвращаться.)
(21.09.2008)
написано ночью. Смешно сказать... написала после "празднования" моего БД в школке...


Пусть внешне весёлый, пусть вроде живой
Плетется по тракту усталый герой.
Он смело боролся,он всех победил,
Но все же, остался в итоге один.

Врагов он не счётно успел победить.
И дикого зверя легко завалить.
Испил он до дна,кубок плотских утех.
И вроде бы жалится было бы грех.

Но знает герой, как тяжёл его крест,
Не видеть лиц добрых на сто миль окрест.
Брат предал его, друг забыл на совсем.
А что до любви, то спросить стоит- с кем?!

Он вечно один. хоть и статен и смел,
Умен и силен и наверно совсем, не ведает боли
И страха лица не видел ни разу,
Хорош рыцарь, да...

Он многое видел, он все испытал.
Любовь же наш рыцарь лишь раз повстречал...
Во время войны, в кровавой сече,
Он встретил ее и пропал на совсем.

В плаще и с косой, смеясь и танцуя
смерть, ярости рыцарей тихо ликуя.
Легко шла меж воинов словно всегда,
Такими де днями, хоть в прочем и да...

Такими вот сечами был полон досуг,
Не только у Смерти и её слуг.
Наш рыцарь застыл и видя её,
Вдруг понял вот это, это оно!

Влюбился он в даму опасней которой.
Не сыщется более.
И больше не ведал покоя и сна.
Везде ему виделась только она.

И ныне, идя по пустынному тракту,
Герой наш мечтал лишь о том дне когда
Великая Дама, придет и сама
с улыбкой извечной откроет врата.

И в царство своё, в вечность полную боли
Отправит безумно влюбленного что-ли.
боль сладкая, терпкая как алая кровь,
Зовется народом любовью та боль.

@настроение: хорошее

@темы: Стихи

---

[raved]

что-то у меня какие-то относительно большие получаются...прошу критики(хотя знаю, что её будет много, и мое творчество опять разобьют в пух и прах)

Лелеять надежду,
Не правда ли тупо?
Ведь, будучи трупом,
Так трудно понять,

Что лучше невежду
Назвать сразу глупым,
Чем долго и нудно
Ему объяснять

Значение знаков
Дорожных и прочих,
Движенья рабочих
И смысл тирад,

Когда он из маков
С полей у обочин
Как днём так и ночью
Шмалит самосад.

Но что уж поделать,
Страна так решила,
В законы подшила
Сей явственный бред.

А надо бы смело
Искать всем замену,
Чтоб новая смена
Исправила вред.

Но кто согласится,
Скажите мне честно,
Убраться от места
И вычистить зал?

Да что мелочиться,
Никто, всем известно.
Как им там не тесно
От звона наград?!

Вручают которые
Круглые сутки,
Мутятся рассудки
От звука фанфар.

Дома за заборами,
Озёра и утки,
Цветы- незабудки
У них вместо нар.

@темы: Творчество

---

[Zona Rosa]

Она любит людей - это минус скорей, чем плюс.
Ярко подводит глаза, поправляет на шее нить бус,
Пьёт холодный чай и кефир, слушает кантри и блюз.
И тихо бормочет "Я точно вот-вот влюблюсь"

Он не слышал об этом, но все равно ухмыляется ей в глаза.
Эх, бедная девочка, сдох антивирус, сдали все тормоза,
Видишь, темнеет небо, знаешь, грядёт гроза...
"Если меня пристрелишь, я буду только за".

Проза как проза, осень и мерзлота.
Она с кем-то рядом, но она ведь совсем не та.
Чёрные строчки - горький кофе, сладкая темнота...
Девочка, знаешь, ведь ты до сих пор свята.

Осень как осень. Пара цитат с баша.
Она возвращается в сумерках, тихо плащом шурша
Тюбик помады, грифель карандаша.
Она улыбается. Снова - едва дыша.

Он знает о ней почти всё - ему сложно ее не знать,
Приближается утро.
Кукует птичка.
Скрипит кровать.

@темы: Стихи

---

Золушка

[эдже]

Золушка, Золушка, где твоя туфелька,
Где же карета, где принц?
Тебе повезло - только самую тютельку,
Удача упала ниц.

Крестная фея сломала палочку
И больше не будет чудес.
Хрустальный ботинок стараньями мачехи
Сестрице сводной налез.

Бальное платье сменилось отрепьями,
Тыква лежит под окном,
Снег валится с неба пушистыми хлопьями...
Ой! Крыса махнула хвостом...

Золушка, Золушка, где твоя сказочка?..
Только зола, порошок,
Мыши-друзья, сестры, злобная мачеха
Да чечевицы горшок.

@темы: Стихи

---

[ Руку, Сударыня? ]

[captainspring]

Здравствуйте! Я только-только вступила в это сообщество, поэтому считаю нужным поздороваться, прежде чем что-либо выкладывать И непосредственно сама миниатюра:


[ Руку, Сударыня? ]

Мы сидели на мосту вот уже час. Я точно не помню, с какой целью мы встретились там. Иногда мне казалось, что мы сидим там целую вечность. Тихий, неторопливый разговор перемежался с легкими улыбками друг другу. Умиротворение возникало, как туман над рекой - незаметно и повсеместно.
- Бежать вперед. Бежать.
Я поднял на нее взгляд. Она была невозмутима, словно мои достаточно пламенные слова ее нисколько не тронули.
- Быстрее, пока не догнали. Если догонят - то убьют, растопчут, забудут. Поэтому - бежать. Не жалея ног, невзирая на пыль, летящую в глаза. Чтобы не забыли. И обрывочным дыханием пугать людей, рыскать глазами в толпе, словно хищник, не теряться, не отступать. Не бояться играть, ничего не бояться, встречать всякую опасность с улыбкой. С бешеной, дикой улыбкой погрязшего в оптимизме человека.
Замолчав, пытливо посмотрел на нее - что теперь скажет? Неужели я в ее глазах все такой же беспечный ребенок?
- Не все так мрачно. Завтра будет. Лучше. Помните об этом.
Она неисправима. Наверное, пора бы мне это уже запомнить.
- Руку, Сударыня?

@темы: Рассказ

---

Можно ли?

[Goden Cat]

ветхи времени вехи
метки греха секвенции
мысли твои как орехи
мне повышают потенцию

а после схватятся коркою
на раненом теле поэзии
слышишь - я рифмой шморкаю
я заболел - крейзи я

вскипаю в стеклянном шаре
взятый зимой под ноготь
можно ли мозг расшарить
чтоб каждый сумел потрогать?

сдуру я здесь не выдержу
матом в умате накрою
и на обломках Китежа
нафантазирую Трою

мне как герою - война
спина хочет свист твой - плеть
красивый как сатана
я разучился тлеть

пусть не горят города
перегорю'you я сам
и как отрастет борода
выстремлюсь к полюсам

---

два моих рассказа /Было два, один остался./

[Адская жена Булгакова]

Давно я здесь не была.
Хотите немного ужаса?) Если да, то вот два рассказа. Надеюсь на добрые отзывы.

про озабоченную девочку

Почему в моей жизни всё так нелепо, полубезумно и однозначно неправильно? Почему, почему, почему?!
Извечный вопрос.
Но в тот день он меня мучил как никогда.
В тот скомканный мутный день – один из многих дней, когда всё непонятно, глупо и скучно-весело. Рита позвала меня к себе «на хату», где намечалась продолжительная туса. Орда незнакомых людей, спиртное, льющееся рекой, нищенская еда и странная музыка… Манящий мир за закрытой дверью. Но я собралась с духом и решилась приоткрыть эту дверь и просочиться в щелочку.
«Ну как, пойдешь?)))»
«Да».
Вместе с закрытием крышки своего трухлявого телефона я открыла лазейку в новую вселенную, где нет вечерних телевизионных программ, где курят сигариллы и плюют на проблемы, носят розовые легинсы и серьги в пупке, по-дружески целуют друзей взасос и могут не есть по четыре дня – ибо все финансы ушли на ненужное.
И, конечно, перед этими инопланетянами не хотелось упасть в грязь лицом. В запасе у меня было несколько часов, и каждая минута должна была быть потрачена лишь на то, чтобы сделать меня сногсшибательной. Хотя бы на одну вечеринку.
Залезла в ванну и намылила голову.
Звонок в дверь.
- Ритка, если это ты – берегись! – Человек, которому на глаза течет мыльная пена, в гневе страшен.
Конечно, это была моя двоюродная сестрица.
- Ты самый непредсказуемый родственник в мире, - бурчала я, придерживая одной рукой полотенце, а другой вешая её пальто на крючок.
- Да, я такая. – И самодовольная белозубая, краснопомадовая улыбочка.
- Не дашь человеку помыться.
- Да иди, иди, мойся! Я ничего! В кухне посижу, подожду.
- Можешь чай заварить.
***
Позже мы сидели у стола и попивали чай из маленьких кокетливых чашечек с керамическими розочками – из Риткой подаренного сервиза. Я сидела, влажные волосы свисали со лба и тонули в жидком янтаре «Ахмад», а я смотрела на сестру. Рита – задорная, раскрасневшаяся с холода, - блестела глазами и смеялась, её беленькие пальчики аккуратненько держали чашечку за точеную ручечку, маникюр пугал расцветкой.
- Уже нарядилась, что ль?
- Я всё делаю заранее, в отличие от некоторых.
- Ой-ой. Куда бы деться.
- Я у тебя пока побуду, ладно? Потом вместе пойдем, ладно?
- А кто готовит твою хату к веселью?
- Не беспокойся, я упросила Мухомора, он уберется и всё сделает!
Мухомор – парень Риты, бородатый, низкорослый и слишком, на мой взгляд, добрый. Этакий приветливый гном. Своё прозвище он получил после того, как нажрался каких-то ненадежных грибов, и они чуть ли не навечно унесли его из нашего скорбного мира. Сначала всё шло по обычному плану – они улеглись, Мухомор принял свое волшебное снадобье, сестра уткнулась в книгу. Во время прихода Мух никогда не буйствовал, не бегал, не выкрикивал странные слова, - мирно лежал с закрытыми газами и улыбался, поэтому она ничего не заподозрила и погрузилась в чтение. Когда же Ритка обнаружила, что её парень уже больше часа находится в бессознательном состоянии, её охватил ужас. Она боялась, что он умрет, но вызывать скорую тоже боялась. Поздно ночью Мухомор очнулся. Потом он три дня только или блевал, или лежал на постели, обессиленный, а Рита рыдала в запертой ванной, чтобы не позволить ему услышать это и не ухудшить его состояние.
Еще Мух был знаменит тем, что сам делал себе пирсинг (неудачно) и писал музыку для Ритиных песен (вполне удачно).
Я вздохнула.
- Сиди… Эксплуататорша.
- Маша, ты же в курсе, я не знаю таких длинных трудных слов.
- Синхрофазотрон! Инфлюенция! Церемониал!
- Сучка!..
***
Когда я уже оделась и была готова выходить, Ритка посмотрела на меня и цокнула языком.
- Это еще что?
- Что, что. Не видишь – шикарный прикид.
- Хрень это, вот что.
Я посмотрела в большое зеркало. Действительно, хрень. Простые черные штаны, черная майка с надписью «I want to be free», толстовка, ухайдаканные кеды. Выгляжу как миллион однотипных «псевдо»-нефоров, не хватает только наушников размером с голову младенца и бэга. Да-а-а, много нас, таких одиноких и не понятых, бродит по земному шарику!
Ритка прыгала по прихожке и кричала:
- Прическа! Макияж! Каблуки! Где это всё?!
- Рита, остынь! У меня со времен готической юности осталась черная помада… Хочешь сестренку-панду?
- О не-е-е-е-ет… На что ты намекаешь? Неужто на то, что хочешь обвести глаза помадой?
- Ну да, а что?
- Ничего. У меня тут есть косметичка, сейчас мы из тебя тако-ое сделаем – упадешь!..
В общем, вышла я из дому с почти милым личиком и довольной Ритой. Мою гриву цвета ржавчины мы немного завили и стянули в низкий хвост, оставив жидкую косую челочку, которая постоянно норовила прилипнуть к щеке. Проходя мимо магазинных витрин, я каждый раз украдкой смотрелась в них. «Мать, да ты еще ничего!» Пришлось признать, что умелые Риткины руки превратили меня в симпатяжку. Мне шли и макияж, и новая прическа. Обычно я ходила по улицам, спрятавшись ото всех за волосами – так было и комфортней, и в каком-то плане и безопасней.
***
Как-то чересчур быстро мы дошли до места встречи.
Дверь открылась, и я увидела смерть с косой. С двумя косами, если точнее.
Мальчики с длинными волосами – это мой настоящий фетиш. Не со скользкими немытыми патлами до плеч, а с красивой густой копной до самых лопаток или ниже. Редко, очень редко мне на глаза попадались такие прекрасные мальчики. И вот я застыла как камень, а передо мной стоит одно из этих неземных существ, одаренное бесценной милостью сверхъестественных сил. Его темные волосы заплетены в две длинные косы, и на лицо спадает косая челка – почти как у меня, только погуще да подлиннее.
В тот момент я буквально лишилась дара речи и утратила способность здраво мыслить. В голове крутились и вертелись лишь две глупые мысли: «Господи, почему у меня такие жирные ноги?» и «Кажется, он ненастоящий».
- Уй-ой, почему стоим? Машка-а-а! Двигай батонами! – Сзади в нетерпении дергалась сестра, ожидая, когда я наконец сниму обувь и пройду в глубь квартиры. Я наконец сделала это и с самый, по всей видимости, тупым и тормознутым выражением лица остановилась возле вешалки.
- Здрасьте, - сказала смерть и гыкнула.
- И вам здрасьте… - Понемногу мне удалось выйти из ступора, и я даже улыбнулась в ответ на приветствие.
Из двери в гостиную показалась голова неизменно добродушного Мухомора.
- Маша и Маргоша! А вот и вы, мои любезные леди!
- Ты прибрал в комнатах? – вместо ответа поинтересовалась Ритка.
- А то. Всё ради тебя, красавица!
Рита действительно сегодня красавица. И не только сегодня, но вообще – всегда. Но сегодня – особенно. Она совсем не похожа на меня – высокую, длинноногую и длиннорукую, но в то же время полную девочку, с кое-как уложенными волосами, постоянно либо в свитерах, либо в футболках, абсолютно немодную и непривлекательную, в очках и с испуганной улыбкой. Ритка – она красавица. Сверкающие обсидиановые глаза, черные (крашеные?) волосы, подстриженные в строгое угловатое каре, тонкая талия, великолепной красоты кисти рук с длинными белыми пальцами пианистки. И одета Рита всегда соответствующе: шуршащие платья, тонкие блузки с цветочным рисунком, туфли на шпильках, etc…
Сегодня она во всем белом – белая рубашка с рукавами-фонариками, белые, совершенно непрактичные, джинсы, белые кожаные полусапожки. А я сегодня во всем черном. Включая собственную неприкаянную душу.
Разные мы с Ритуськой, ра-азные… Это и по нашим жилищам хорошо видно. Когда сестре родители подарили на совершеннолетие двушку в центре, она обклеила стены безумными обоями в кислотно-желтую и кислотно-зеленую полоску, купила на барахолке диван с пятном от чернил, притащила из родительского дома магнитофон и поставила около дивана. Да так и жила, пока не появился Мух. Он в те времена хорошо зарабатывал, поэтому купил всё необходимое, включая посуду и кухонную утварь, и обставил одну из комнат. Но желто-зеленую спальню – с испачканным диваном и магнитофоном – Ритка переделывать не разрешила. Поэтому там всё осталось по-прежнему.
А я… Я до сих пор живу с родителями. И в квартире мне принадлежит только одна комната, да и то, надо сказать, - не безраздельно. И мне в ней скучно, тесно, а иногда – страшно. В меня вселяет нечеловеческий ужас и этот стол, заваленный бумагами, чашками с оставшимся на дне ядовитым кофейным ароматом, абрикосовыми косточками и косточками моей непутевой жизни. И этот шкаф, в котором каждая тряпочка дышит неприязнью к владелице, тоже пугает, а из самого нижнего ящика, где в ужасном секрете хранятся мои дневники, доносится убийственный смрад гниющего прошлого. Я боюсь даже своей кровати – кровати, которая словно бы вся, до последнего клочка матрасной набивки, пропиталась приторно-сладкими и ласкающе-солеными выделениями моего безнадежно одинокого тела и теперь источает омерзительные пары – без цвета, вкуса и запаха, но медленно обволакивающие всю меня и пробирающиеся даже в мозг.
Вот как живу я. Совсем еще юная, но уже такая старая девочка, к которой и гости-то приходят лишь по большим праздникам.
И вот как живет Ритка:
- Тру-ля-ля! Ай-не-не-не-не-не-не! – Это они с Мухомором кружатся в гостиной, взявшись за ручки и слегка подскакивая. Дурная парочка. И как только сошлись? Моя Ритулька-красотулька, такая милая и по-принцессочьи сладенькая в этих своих белоснежных одеяниях, и этот бородатый гном, горе-музыкант, сидящий на таблетках и грибах.
На безумство с непринужденным видом взирал длинноволосый паренек. А я взирала на него – исподлобья и незаметно. Когда открылась дверь Ритиной квартиры, я была ослеплена. Успела заметить лишь две роскошные косы и то, что мальчик красив до сумасшествия. Сейчас я рассмотрела его как следует, но ничего не изменилось – пелена не упала с моих глаз, наваждение не исчезло. Мальчик всё так же чудесен, как и в первый миг. На вид ему лет 17, но я прекрасно понимала, что, раз это приятель Мухомора и Риты, то ему должно быть по меньшей мере 20 (с малолетками они не общались принципиально). Умопомрачительное телосложение, классические черты лица – в общем, мечта поэта… поэтессы, я хотела сказать. И волосы. О да-а-а. Чтобы дотронуться до них, я бы встала под дуло пистолета. Мне даже показалось, когда я проходила мимо мальчика, что от его головы разливается волна едва уловимого запаха чащи леса после дождя… Этот дикий, необузданный аромат влажных мхов, листвы, грубой коры вековых деревьев… Этот аромат хотелось пить, как вино, и пьянеть. До беспамятства. Чтобы очутиться – хотя бы на минутку, хотя бы в своем воображении – в освежающем лесном полумраке.
Потом я отобрала Ритку у Мухомора и поделилась своими впечатлениями.
- Ри-и-ит… Кто он? – шепотом спросила я, когда мы спрятались в туалете. Ритка села на стульчак и начала подпиливать ногти, а я стояла и смотрела в зеркало.
- Этот-то? С косичками?
- Да!
- О-ох… - Рита печально-наигранно вздохнула и подняла на меня сочувствующий взгляд. – Сиг это. Сигмунд, то есть. Он гей. Ну, я не удивлена, тебя как обычно - тянет на пидорков.
- Ге-ей? – облегченно выдохнула я.
Гей – это хорошо. Можно дружить, общаться без претензий, и он не будет думать, что я люб… Тпру, коняшка.
- Ну, так говорят. А может, би… Хрен их разберет…
- М-да, ясно. Сигмунд… Сиг… Красивое имя. Он иностранец?
Рита расхохоталась, пилочка упала на кафель.
- Кто-о?! Иностранец? Ну даешь! – Отсмеявшись, она хмыкнула: - Нет, Сиг никакой не иностранец… а жаль. Он на самом деле Прохор.
Боже. Прохор-Сигмунд, таинственная личность с роскошной шевелюрой и телом порно-звезды. И эти неизменные атрибуты заядлого соблазнителя – лицо херувима и улыбка Вельзевула… Кажется, сегодняшний вечер не удастся.
Я отвела взгляд от зеркала, в котором отражались разом все мои недостатки, нафиг не нужные такому эльфоподобному созданию, как Сиг.
***
Народ решил оторваться по полной, тем паче – пятница. Дверь в желто-зеленую комнату была заперта наглухо, поэтому и диван, и магнитофон – а это, в принципе, всё, что там находилось… - остались в неприкосновенности. Зато гостиная напоминала декорациями ералашевский клип, в котором мама мальчика радовалась тому, что к её сынуле не приходили враги. На полу валялись вперемешку банки от «Ягуара» и пива, пластиковые стаканы, пакетики из-под соленого арахиса, другой разнородный мусор и даже конфетти (кто-то особо умный, я не заметила кто, догадался принести и взорвать петарды). Старания Мухомора ухнули в тартарары.
Главный кураж мало-помалу сошел на нет, и царило затишье.
В комнате у противоположных стен стояли два диванчика, между ними – стол, который тоже был загажен донельзя. Больше посадочных мест в Ритиной гостиной не было. Кроме подоконника. Сейчас на нем сидел Мухомор и какой-то его друг, они слушали один айпод на двоих и тихо и неразборчиво ругались по поводу творчества некой музыкальной группы. Ритка ушла в туалет, проведать белого друга и поделиться с ним выпитым алкоголем. На столе каким-то образом расположились две девицы, по всей видимости, нестандартной ориентации – в промежутках между беседой они целовали друг друга в губы. Еще одна девушка – то ли неформалка, то ли просто экстравагантно одетая – притулилась в углу и грустно нажиралась ликером «Шеридан». На дальнем от меня диване, тихо посапывая и улыбаясь в пустоту, спал самый слабый духом и организмом участник тусы.
На другом диване сидели мы с Сигмундом. Он невнятно признавался мне в любви.
И всё бы хорошо, но есть одно «но»: во-первых, он был сильно пьян, во-вторых, накурен по самое не могу. Одна из юных лесби принесла с собой гашиш, и никто не отказался его попробовать. Кроме меня, разумеется. И около часа все только и делали, что втыкали. Клубищи дыма наполняли комнату, он грязно-серыми клочьями шатался под потолком, дым был такой густой, что мы плохо видели своих собеседников. Впрочем, никто не пытался никого вовлечь в разговор – все наслаждались нирваной, и лишь изредка раздавались фразы типа «Слышьте, мне так охеренно». Только девочка-неформалка то и дело убегала в ванную и читала там вслух какие-то стихи.
- Ты уматная, Машунь, - бормотал Сиг, пытаясь положить ладонь на мою коленку. Но промахивался. Я сидела неподвижно, и было мне так пасмурно, что хоть плачь.
Как мне потом рассказали, по накурке для Сигмунда каждая баба – гений чистой красоты. И во время жестких приходов он становится сентиментальным и нежным, лезет с обнимашками и даже предпринимает попытки устроить половой акт. Тогда я этого еще не знала, но мнительное сердчишко, видать, всё-таки чувствовало подвох. Сиг бубнил что-то про единственную любовь, а я, вместо того чтобы ликовать, молча нервничала.
- Сиг.
- А-а? – промычал он.
- Слушай, а ты не гей, что ли? – Ну да, это характерно для меня – задавать полузнакомым людям дурацкие и слишком личные вопросы.
Он посидел немного с оторопелым лицом. Потом ухмыльнулся:
- Неа. А кто тебе сказал такую хуйню?
- Да так…
Я посмотрела на него и вздохнула. Ппц, докатились. Красивый мальчик может признаться тебе в любви, только когда его сознание окутано дымом дури. Машка чмошница, что уж там говорить.
Хотелось плакать.
- Не плачь, - вдруг сказал Сиг. И как будто бы даже нормальным своим голосом, а не манерно-протяжным, каким он начинает говорить после нескольких затяжек. – Не плачь, - прошептал он.
Я коснулась рукой щек. Сухие. Потом поняла, что очертания вещей вокруг расплываются, словно я внезапно оказалась под толщей воды. Мои глаза полны соленой морской воды, а я рыба, выкинутая бурлящим приливом на сушу. Слишком всё другое. Слишком чужой мир. Слишком быстро суждено мне погибнуть здесь.
Рассказать об этом Сигмунду, что ли? Вытошнить из недр своих хотя бы одно признание. Хотя бы объяснить то, почему я ничего не употребляю и соглашаюсь взирать на этот мир без помех – и видеть его во всей правдивой, мерзкой красе. Возможно, я просто черства, и никакие несправедливости и ужасы жизни меня не касаются. Возможно, я не хочу лжи. Возможно, я приняла правила игры и согласилась на веки вечные смириться с тем, что мне пришлось появиться на этот бе… черный свет. Возможно, я просто запрограммирована на несчастья, и храбро отказалась топить их в спирте и душить наркотической отравой. Возможно, я тупо боюсь увлечься. Возможно, я сейчас расплету твои волосы, Сиг, погружу в них руки и станет мне хорошо, как после затяжки лучшим гашишем.
Но вместо всей этой ереси я просто слабо улыбнулась и произнесла:
- А я никогда не плачу.
Как мелодия бэкграунда, раздался голос пьяного Муха:
- Говорю же, твой дарк-фолк, особенно отечественный – тупая чушь! Может, зарубежный еще ничего, Hagalaz' Runedance, к примеру… Но с металлом не сравнить даже их! Верно я говорю, ребят?..
***
Потом, когда я собралась домой, Ритка вышла меня проводить и покурить.
Мы стояли на лестничной площадке, Рита курила с закрытыми глазами, я сокрушалась о несбывшихся мечтах всей жизни и вспоминала разную херню, которая со мной приключалась на протяжении этих треклятых девятнадцати лет.
- Рит… Мне тут Сигмунд в любви признался.
- 277.
- Шт… Рит! Ты слушаешь?!
- Угу. – Ритка пафосно выпустила парламентский дымок мне в лицо. – В смысле – это 277 раз, когда Сиг по пьяни признается в любви. Недавно он говорил – 276, и я запомнила. Значит, это 277. Если, конечно, в промежутке не было еще чего-нибудь с кем-нибудь.
- Блять.
Мы помолчали. Потом я что-то пробурчала насчет того, что Ритка ошиблась с гейством. Рита сказала, что она шутила. Мы немного поколотили друг дружку, а вскоре я вышла на улицу – в глубокую звездную ночь.
Весенний ветер дул мне навстречу, пока я шла домой по улице – идти дворами было быстрее, но куда как опаснее. Люблю шататься ночами… очевидно, я всё же вампир. Тьма, голые деревья, протягивающие к небу и ко мне свои ветви-руки, как будто мучительно пытаясь дотянуться и обнять - и небо, и меня... Черные безликие люди, проходящие мимо - такие одинаковые там, вдали, и пугающе разные, когда приближаются и выныривают в область фонарного света. Дома, желтеющие окнами. Клубы тумана изо рта при дыхании и шорох подошв о заледеневший асфальт.
На полпути запипикал сотовый – Ритка прислала смс:
«Маня! Не сметь влюбляться в Прошу! Прошу!»
«Ок. А ты, никак, освоила омоформы?)»
«Кого? О_о Только не надо козырять своим филологическим образованием!»
«Ха-ха. Не смеши. Ложитесь спать».
Очередной день прошел, приблизив эту планету к гибели.

Автор, читайте правила.

@темы: Рассказ, Чувства

---

[мистер селфдестракт]

что же ты на меня смотришь
ты тупое подслеповатое с машинкой пишущей
да я лежу да в луже и чего же
чего ты уставился или уставилась
доставай меня или иди уже
ха можно подумать тебе бы тут нравилось

девочка девочка меркантильная мелкая сука
ещё шести нет а всё понимает в устройстве жизни
я старый облезлый и не похож на новую куклу
а дальше понятно
нет ну какого черта я серый меня же совсем не видно
ну ладно

а она и тот с печатной машинкой наверное дома
пьют чай с печеньем или кипяток с чёрствым хлебом
впрочем какое мне дело темнеет а в луже всё так же хреново
эй не пинайте
мерзкие дети лучше бы их вовсе не было
хозяйка бросила зайку ах оторвать бы руки этой хозяйке

Автор, не юродствуйте. И внимательно прочтите название и цель сообщества - это не выставка достижений литературного творчества, это Школа, куда приходят за критикой.
Модер Морга.

@темы: Стихи

---

Мимолетное

[et anima es]

А у меня все, кажется, неплохо...
Лишь мысленно - короткое "привет",
Прозрачно-легкий иней полуслова
И на стене - эфира тонкий след.

За что Господь так истязает нас?
Ведь ты горишь в проклятой тленной стуже...
Ведь все, что на земле сейчас мне нужно -
Увидеть блеск твоих счастливых глаз...

О! - хоть бы только... Хоть единый раз!..

@темы: Мысли вслух, Стихи, Чувства