[Бикфордов шнур]

Ты так и не вырос, мой инфантильный бог,
Опять из песка получается сад камней,
И сердце по-прежнему бьётся чуть выше ног,
Только теперь не для меня, а с ней.

Она, как и все твои, хороша собой,
Она умеет готовить и молча ждать,
Она не имеет привычки спешить домой,
И позволяет тебе всегда побеждать.

Я иногда встречаю её в метро,
Даю ей пару советов и тысячу клятв
О том, что если уйдёшь с одним из ветров,
Я тебя никогда не приму назад.

Она целует мне руки, дарит фруктовый чай,
Тот, что я пил у тебя, что мой временный ад,
И повторяет чуть слышно: "Ты обещай,
Что никогда не примешь его назад."

Я, как и годы назад, всё так же убог -
Ролтон с утра и вермут в один выходной.
Ты возвращайся, мой инфантильный бог,
Ведь я обещал ей, пальцы скрестив за спиной

@темы: Вот как-то так

---

Любимая... (2)

[Фолк]

Любимая, услышь мои молитвы,
Как я восхваляю Тебя -
Глаза, ресницы, словно бритвы,
И губы, которыми гублю себя...

Твои руки привыкли к теплу,
Я же холодный и грубый.
Ты плачешь, повторяя "Люблю..",
Я же скалюсь, обнажая зубы...

Любимая, я делаю все не так,
Люблю так пошло Тебя, не мою...
До боли пью глаз твоих коньяк
И посвящаю лирику свою...

23 ноября 2009 в 22:12

@темы: Стихи

---

Любимая... (3)

[Фолк]

Сворачиваюсь клубком на ее коленях,
Прячу страхи, слезы, боль за руками.
Она жжется кислотой в моих венах,
Ласкает, оставляя ожоги, губами.

Ее болью заглушаю свою боль.
Бессонницы, бессилие, дым,
Память, шлюхи и алкоголь -
Вот чем все это время жил.

Я дарю ей себя без одежды и масок.
Кому я к черту здесь вообще нужен?!
Она литрами выкачивает из меня сок,
Яд и бред и готовит меня себе на ужин...

Из волка превратился в пса ручного.
Я просто выбился из сил немного,
Чтобы вырваться из плена ее объятий...

В ее подвале уже заготовлено для меня распятие.

27 ноября 2009 в 20:56

@темы: Стихи

---

Виртуальные битвы

[demodok]

Не закончено и никогда не будет. Но жалко до ужаса.

«Виртуальные битвы» — это такая компьютерная игра.
В комплекте из пяти DVD-дисков содержалась подробная информация о нескольких десятках наиболее значительных сражений в истории человечества, — начиная от гибели Трои и кончая «Бурей в пустыне». Любую битву можно было заново прокрутить на дисплее и, вводя в игру всевозможные случайные факторы, попытаться изменить результат, зафиксированный в истории.
Это было жутко увлекательно.
Прежде всего я спас Трою, наслав на Кассандру неостановимую икотку, — чтобы не каркала и не угнетала моральный дух осаждённых. После этого никакие деревянные кони ахейцам не помогли. Защитники Трои выследили и вырезали хитроумных диверсантов, когда те уже готовились открыть ворота.
Имена Гедеона и Паттона мне мало что говорили, и название Геттисберг тоже. Эти операции я всего лишь просмотрел, не пытаясь вмешиваться в события.
Зато в Куликовскую битву я влез основательно и надолго. Её исторический результат оказался на диво стабильным. Я мог разбить орду и меньшей кровью, и большей — но НЕ разбить её мне не удалось ни разу. Бушевали покорные мне стихии. Грызлись рассоренные мною князья. Запаздывал по моей прихоти запасной полк. Преуспевали вражьи лазутчики, коим я потакал... Всё было втуне: снова и снова Дмитрий Донской побеждал. Вывести из игры его самого тоже не получалось: княжьи гридники были верны своему господину и преотменно бдительны.
Столь же НЕ подверженными воле провидения оказались Бородинское сражение, битва на Курской Дуге и Ледовое побоище. Но и посодействовать полку Игореву на реке Каяле я тоже не смог: солнечное затмение — это вам не Кассандра, его так просто не удалишь с глаз долой, а боевой дух оно гнетёт куда как эффективнее.
Зато я отыгрался на Бонапарте и наголову разбил его под Аустерлицем. Для этого оказалось достаточно наслать жестокую мигрень на Александра Первого, дабы на день-другой избавить профессионалов от его августейшей и некомпетентной опеки.
При штурме Перекопа я задействовал набор случайных факторов, предложенный в романе Василия Аксёнова «Остров Крым». Автор оказался прав, Перекоп устоял, но... В общем, Красная Армия всё равно пыталась форсировать гнилой Сиваш (на сей раз полноводный), и наблюдать это было больно и жутко. Почти по Пушкину: «Всех утопить!»
Больше я не обращался к отечественной истории.
Разумеется, в игру были заложены кое-какие ограничения. Я обнаружил это на третий или четвёртый день, нащупывая слабые места в тактике наступательных и осадных операций римской армии. Так, в конце Иудейской войны я спровоцировал мятеж в заморских легионах Веспасиана, потопив корабль с казной и задержав тем самым выплату жалованья наёмникам. Но вот доставить по воздуху тонны продовольствия в осаждённый Титом Иерусалим я так и не сумел: подобные попытки программа надёжно блокировала. Тит жестоко подавил мятеж, казнив каждого десятого легионера, после чего взял город и разрушил храм — всего лишь неделей позже исторической даты.
Вскоре правила игры стали мне в тягость.
«Играть в историю, не выходя из рамок исторических реалий — это, конечно, правильно и полезно. Это дисциплинирует ум и раздвигает горизонты познаний. Но...» — примерно так я размышлял, тщетно маневрируя неуклюжими пентаремами Антония в виду мыса Акций в 31 году до нашей эры.
Влюбленный полководец бросил всё на произвол судьбы и Октавиана, умчав на флагманском корабле вслед за своей Клеопатрой. Обезглавленный флот египтян беспорядочно удирал, с кораблей противника летели горящие стрелы. Через пару часов герой-любовник разберётся со своей бабой, но флота у него уже не будет. А спустя год, в Александрии, у него останется всего два легиона, — и даже им он не сумеет выплатить жалованье, поскольку золота в древних гробницах окажется не так уж и много.
Вся надежда — на флот, на то, что он сейчас и здесь продержится до возвращения безумца. Но я не видел ни малейшей возможности протянуть эти пару часов — разве что торпедировать триремы Октавиана или поставить на их пути минное заграждение. Китайцы уже, наверное, изобрели порох, но путь от Китая до Средиземного моря весьма не близок. К тому же, Китай — совсем в другой директории, которую я не только не успел инициировать, но даже не распаковал. Для моего дряхлого «пентюха» с сорока гигами игра оказалась великоватой...
Чёрт бы их драл, все эти блокировки!
Когда была подожжена последняя галера и флот мятежного триумвира снова перестал существовать, я, наконец, решился. И решение моё было таким: либо я действительно лучший программист в этом городе — либо я стану уныло изучать военную историю вместо того, чтобы со вкусом развлекаться! Главное — не разрушить массивы информации, а связки и заслонки между ними я расположу по-своему.
Потратив почти двое суток на перемену правил игры, я снова ринулся на помощь Антонию. Увы, единственная победа, одержанная нами над Октавианом, оказалась пирровой. После этого я напрочь отказался от экспериментов с ядерным оружием в античных войнах.
Антоний был обречён.
Две быстроходные галеры, оснащённые пороховыми петардами, спасли ему флот, но сухопутные войска всё равно его предали, переметнулись к Октавиану, который платил регулярно, полновесными серебряными денариями. Я предоставил Антонию золото инков, награбленное конкистадором Писарро через пятнадцать веков. Внезапное богатство подвигло деморализованную солдатню на несвоевременную пьянку. Наутро они хрипло приветствовали Антония: «Аве, император!» — но сражаться были не в состоянии. Тогда я вооружил гвардейскую центурию автоматами Калашникова и придал ей двух инструкторов из группы «Альфа», только что взявшей дворец Амина.
Бой был яростным и поначалу победоносным. Один из шести легионов Октавиана (варвары-наёмники из Дакии) был обращён в бегство, остальные потеряли до четверти личного состава. Но через двадцать минут рожки автоматов были пусты, и гвардейцы Антония остались при своих мечах. Предавать узурпатора было поздно, бежать некуда, пощады от врагов они теперь не ждали. «Альфовцы» вынесли Антония из сечи, похожей на бойню, и он, как обычно, зарезался на ступенях дворца египетской царицы.
Он был обречён.
Он был любовник и воин, а Венера и Виктория очень редко ладят в этом мире. Если хочешь служить обеим богиням — ставь им алтари как можно дальше один от другого...
В субботу мой душевный покой был нарушен визитом Элоизы Борисовны, бывшей моей благоверной.
Ключ у неё был — один из той дюжины дубликатов, которую я изготовил и раздал сразу, как только мы с нею разошлись и разъехались. Но, прежде чем открыть дверь и войти, она всё-таки нажала кнопку звонка. А войдя, кокетливо осведомилась:
— Не помешаю?
— Нет! — рявкнул я, чудом удержав на краю пропасти семнадцатого Ганнибалова слона (Шестнадцатого, навьюченного двумя миномётами с полным боекомплектом, я уронил, когда она позвонила). — Здравствуй, милая. Извини, я сейчас. Поищи что-нибудь в холодильнике.
Это у нас с нею такая игра. Точнее, у неё со мной. Она старательно делает вид, что боится застать меня наедине с дамой. На самом же деле ей просто нравится мешать мне, когда я наедине с моим компьютером. Следует отдать ей должное: она умеет это делать.
В ту субботу она припёрлась ко мне с идиотским вопросом: за кого я намерен завтра голосовать?
Я сказал, что за дядю Фёдора.
Лиза обиделась, потому что сначала не поняла. Потом поняла, но не до конца — и возмутилась.
— За господина Лимонова? — переспросила она с отвращением. — Разве он тоже выдвигал свою кандидатуру?
Я уронил в пропасть ещё одного слона, остановил игру и повернулся к ней.
С полгода тому назад Лиза разочаровалась в Лебеде и стала «зелёной». Как армейский газон. Нашего нефтяного генерала, Ф. И. Лимонова, она возненавидела из идеологических соображений. Чем ещё заняться разведённой, материально обеспеченной женщине, если не политикой? В её-то возрасте, я имею в виду. И с её внешностью...
— Как там наш курсант? — спросил я, надеясь уклониться от дискуссии. — Пишет?
— Звонил вчера, — сказала она. — Ты что, правда будешь за него голосовать?
— За Димку? Двумя руками. А куда он баллотируется?
— Не притворяйся! Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. Неужели ты не видишь, куда он нас приведёт, этот твой дядя Фёдор?
— Вижу, — вздохнул я. — К пропасти. И тем не менее, мы дружно отдадим наши голоса ему, господину Лимонову. Все мы — и ты тоже. Кто бы ни уселся в кресло мэра, он рано или поздно будет плясать канкан под музыку дяди Фёдора, господина генерального директора Северо-Сибирской Нефтяной Компании. Ибо мы с тобой, Элоиза Борисовна, проживаем в городе нефтяников... Вопросы есть? Вопросов нет. Давай попьём кофе и поговорим о нашем курсанте. Как у него с финансами? Просил что-нибудь?
— Вот из-за таких, как ты, Селянин... — опять начала она.
— Да, — сказал я. — Да, да, да! Из-за таких, как я, мы все имеем то, что мы имеем: дядю Фёдора. А дядя Фёдор имеет всех нас — и таких, как я, и непохожих, и презревших грошевой уют... Ты бы всё-таки рассказала, как там Димка. Не женился ещё?
— Типун тебе на язык, Селянин! Ему и двадцати нет.
— А сколько было нам, когда мы совершили эту глупость? Или я запамятовал? Ну, да ладно... О чём он с тобой говорил? Привет хоть передавал?
— Передавал.
— Спасибо, милая.
— Между прочим, сначала он позвонил тебе.
— Не застал, наверное, — соврал я. — Жаль.
— Селянин, ты что, забываешь прослушивать автоответчик? И потом, что значит «не застал»? Мы в полночь разговаривали, у тебя свет горел!
— Да? Н-ну, значит, я в это время... — промямлил я.
— Что — ты — в это время?
Вот чёрт, подумал я. Примерно в это время, что-то около полуночи, мой Антоний зарезался в последний раз, и я ввязался во Вторую Пуническую... Нет, сначала я пытался провести персов к Фермопилам через ущелье, в котором засели триста спартанцев. С вертолётом прикрытия это оказалось слишком легко, а без вертолёта — безнадёжно, и тогда я переключился на Ганнибала... Ерунду мы затеяли с этими миномётами — растеряет он их вместе со слонами, да и не помогут они ему. Персы вон тоже с миномётом в ущелье совались — а толку?
— А? — спохватился я. — Ты что-то сказала?
— Я спросила: чем ты был занят?
Так прямо ей и скажи, чем я был занят. Съест без лука...
— Отлаживал одну программу, — сказал я. — Искал оптимальные решения.
— В каком мире ты существуешь, Селянин? — спросила она. — Почему тебе на всё наплевать? Родной сын звонит ему из такой дали, из Санкт-Петербурга — и натыкается на автоответчик! Ты хоть знаешь, сколько сейчас стоит минута разговора?

@темы: проза

---

Душа графомана требует внимания =D

[Caelicola]

Это только половина. Не знаю, осилит ли кто. Но тем, кто прочтет и оставит пару слов (или больше=) в комментарии, буду очень благодарна.

Элегия порхающей бабочки

Наверное, в судьбе каждого встречается кто-то, кто меняет не только твою жизнь, но и тебя самого. На моем пути тоже встретился такой человек, которого я никогда не забуду.
Я познакомилась с ней на своей новой работе. Человек я долго привыкающий к смене обстановки, поэтому мне не удалось сходу наладить дружеские отношения с коллективом, и большую часть первого рабочего дня я провела в молчаливом одиночестве, свыкаясь с новым для меня пространством. Со своими коллегами не вышло даже пообедать. Отлучившись в дамскую комнату попудрить носик перед самым перерывом, я застала пустую комнату, когда вернулась. Видимо, с непривычки они позабыли обо мне и благополучно сбежали в близлежащюю кафешку. Уйти из офиса я не смогла по той причине, что входная дверь на радость незваным гостям с нечистыми мыслями осталась бы открытой, ведь ключей у меня не было. Вот и пришлось довольствоваться обедом в виде чая и горстки уже подсохших печенек. Я уговаривала себя особо не огорчаться, твердо уверенная, что за завтрашним обедом уж точно познакомлюсь со всеми поближе. Но не тут-то было. На следующий день ситуация повторилась.
Пока я получала ценные указания по работе от начальника, коллеги умудрились благополучно улизнуть, опять-таки, позабыв меня. Хотя, надо признать, во мне проснулась моя извечная мнительность, и я стала подозревать их в заговоре. И вот, обиженная на ту часть света, что была отведена под офис нашей компании, я флегматично и лениво стучала по клавиатуре, пытаясь не заснуть. Еле поборов очередную душе (и не только) раздирающую зевоту, в своей детской, так и не исчезнувшей, привычке я терла кулаком и без того явно красные глаза. К моему удивлению, когда я вновь распахнула очи, на столе стояла кружка, над которой поднимался едва заметный пар и разносился вкусный запах чего-то травяного и ягодного.
— Травяной чай помогает взбодриться и не заснуть,— раздался за моей спиной мягкий щекочущий слух голос, будто по уху беличьей кисточкой провели.
Будь я не на грани сна, точно бы вздрогнула от неожиданности. А так в моих мыслях лишь немного прояснилось, настолько, чтобы я могла поднять голову и одарить говорящую осмысленным взглядом. Вот так впервые я услышала и увидела ее.
Передо мной стояла девушка, еще молоденькая, но уже с легкими признаками проявления в ней женщины. Худенькая, с правильной осанкой, среднего роста, с прямыми русыми волосами. Она поразила меня своей естественной неброской красотой, гармоничной, и такой… природной. Наверно так и должны выглядеть эльфы или лесные нимфы. Она так отличалась от всех тех девушек, что я встречала, искусственно подчеркивающих свою красоту, дорисовывающих недостающее и закрашивающих лишнее. А вот ей бы такое не пошло, на ней это бы смотрелось также нелепо, как если бы кто-то решил украсить поле с ромашками искусственными пластмассовыми орхидеями. Ее красота не была яркой, такой, которая бросается в глаза каждому, наверное, только тот, кому одуванчики кажутся не менее красивыми, чем розы (а может даже и более), смог бы оценить ее внешность. А я всегда, с детства, очень любила одуванчики.
Так и не дождавшись от меня, замершей и созерцающей, какого-либо ответа, девушка лишь улыбнулась. Улыбка у нее тоже была очень красивая, легкая и неуловимая, будто бабочка пролетела. Такую улыбку ни сачком, ни фотоаппаратом не поймаешь. А после, когда я опять ничего ей не ответила, застряв во втором витке созерцательного оцепенения, она молча вышла из комнаты.
Гадая, пала ли я таки под натиском сна, я отпила чай. И тут же обожглась, немного болезненной ценой убедившись, что это явь. Напиток оказался практически волшебным, разогнав мою сонливость без каких-либо неблагоприятных для самочувствия последствий.
Вскоре, явившиеся коллеги со смехом признались мне, как им стыдно за содеянное и клятвенно поклялись больше обо мне не забывать. Это успокоило мою проснувшуюся мнительность и развеяло отстраненность в налаживающихся отношениях.
В последующие дни я постепенно стала знакомиться, узнавать окружающих меня людей, примериваясь к ним и составляя рейтинг своих симпатий.
Только таинственную незнакомку так ни разу и не удалось увидеть вновь, чтобы хотя бы поблагодарить. И что уж лукавить, только она вызывала во мне искреннее желание стать к ней чуточку ближе, в отличие от других коллег, запоминать которых мне приходилось лишь по необходимости.
В один ничем кроме этого не примечательный день количество накопившегося любопытства превысило количество терпения и скромности, и я пустилась во все тяжкие, расспросив за обедом двух новых «подружек» про таинственную сослуживицу.
Подробно и красочно описав внешность загадочной девы, я была поражена тем количеством информации, точнее говоря сплетен, которыми меня без предупреждения окатили с ног до головы. Похоже, это была любимая, самая красочная серия сплетен из всех тех, что составляли местный офисный фольклор. И тут нашелся новый человек, готовый внимать им с открытым ртом и написанным на лице удивлением.
Моими информаторами стали соседки по служебному кабинету — Светлана и Екатерина.
Тут стоит отметить, что я никогда не любила уменьшать имена людей. Мысленно я всегда использовала полную форму, даже если сам человек всех всегда просил называть его каким-нибудь Женькой. Имя для меня не было пустым словом, простым набором опознавательных звуков, с помощью которого можно окликнуть. Имя определяет судьбу, характер человека, и потому им нужно пользоваться с уважением, без фамильярностей. Называть себя по имени стоит разрешать только близким, родным людям, имеющим право произносить вслух то, что отчасти олицетворяет твою судьбу. Именно поэтому я всегда старалась избегать в разговоре обращения к людям по имени, пользуясь по большей части местоимениями.
Миловидная блондиночка, всегда такая розовая и пахнущая пудрой, работающая секретаршей (Светлана), и слегка полноватая брюнетка, красящая губы ярко алым и пользующаяся приторно-сладкими тяжелыми духами (Екатерина), с радостью пустились в живой рассказ. Их повествование было очень бурным, полным жестикуляции, восклицательных междометий и мимики. Они то перебивали друг друга, то переходили на шепот, то вскрикивали что-то восторженно и громко, постоянно хихикали, блондинка при этом прикрывала рот рукой и опускала глаза вниз.
Итак, интересующую меня девушку звали Рада. Никогда еще я не встречала людей с таким именем. Оно понравилось мне с самого начала. Как только его услышала, я поняла, что это имя стало моим самым любим на свете. В общении с Радой мне нравилось часто произносить его, смаковать эти два коротких слога, довольным мурлыканием выпуская его из гортани. Рада. Когда я произносила его, мне виделись горы и поля, круглое холодное озеро с каменистым берегом, поле ромашек с уходящей вдаль тоненькой тропинкой, по которой где-то впереди шла девушка в легком белом сарафане. И в миг, когда имя слетало с языка, девушка оборачивалась и, заправляя за ухо прядь длинных волос, улыбалась мне.
Но, похоже, такие ассоциативные фантазии Рада вызывала только во мне. Для остальных же все обстояло иначе. Для них она была ненормальной. Не в том оскорбительном смысле, которым обычно наделяют это слово. Хотя, видимо, весь офис все же слегка гиперболизировал непохожесть девушки, возведя ее в ранг местной сумасшедшей, но Рада просто отличалась. Выбивалась из стройного ряда одинаковых по форме и стилю покраски фигур человеческих душ, что наше общество производило практически конвейерным потоком. Она была ненормальной, и, судя по рассказу, ее это не пугало и нисколько не смущало. Девушка ни с кем из своих коллег не общалась, перекидываясь словами лишь по служебной или бытовой необходимости. Никому еще не посчастливилось завести с ней просто разговор на отвлеченную тему. Уже это не могло не насторожить коллектив.
А еще она всегда приходила на работу раньше остальных, никогда не опаздывая, и всегда уходила последней. Работу свою она выполняла вовремя, ошибок не допускала и не подходила к делу спустя рукава. Будь в ней непохожим только это, ее бы сочли лишь трудоголиком, стремящимся побыстрее продвинуться вверх по служебной лестнице. В этом случае ее бы просто невзлюбили, зло судача о том, что человек она явно несчастный и одинокий.
Но Рада не стремилась создать себе карьеру. Несколько раз, когда начальник ее отдела (а работала она в бухгалтерии) предлагал ей повышение, она отказывалась. Странностью виделась и ее патологическая честность. Она никогда не врала, не лукавила, и, не дай бог, не проводила махинаций в своих отчетах. Других это пугало, и все старались лишний раз с ней не пересекаться.
— И это все?— протянула я разочарованно, когда рассказчицы, переводя дух, быстро стали уничтожать свой обед,— Может, просто родители воспитывали ее в строгости, привив жесткие моральные принципы — я пожала плечами, стремительно утрачивая интерес к этому разговору.
Девушки явно заметили следы разочарования на моем лице и быстро улетучивающиеся внимание.
— Нет, это еще не все!— воскликнула блондиночка, вмиг проглотив пережевываемую пищу.
Брюнетка подняла указательный палец и качнула им, придавая весомость своим словам:
— Она разговаривает сама с собой!
Блондинка яростно закивала и, наклонившись ближе, громко и жарко зашептала:
— Многие заставали ее говорящей с кем-то в совершенно пустой комнате!
— А когда ты пытаешься с ней поговорить, она смотрит на тебя как на пустое место, будто и нет никого! И молчит,— брюнетка возмущенно потыкала вилкой в почти пустую тарелку.
На этом запас занимательных фактов все-таки окончательно иссяк, из-за чего девушки слегка приуныли. Минут пять все молчали, пытаясь придумать новую тему для разговора. Гениальная идея первой пришла в голову мне. Взгляну на часы, я суетливо отметила, что перерыв почти закончился и нам пора бы возвращаться. На обратной дороге, очень недолгой, я подметила, каким задумчивым стало лицо моих спутниц. Ни разу, по моим наблюдениям, сидя на своих рабочих местах, они не прибегали ко столь интенсивной мыслительной деятельности.
— В следующий раз мы тебе такое расскажем о нашем начальстве!— лицо блондинки, наконец, просветлело.
— Это точно, есть спокойно не сможешь,— вдохновенно подтвердила брюнетка.
Я всеми силами старалась спрятать свою усмешку. Вот, значит, на что расходовались интеллектуальные силы моих товарок. На сплетни.

* * *

Как не предвкушали нового разговора мои соседки по офису, он не состоялся. Общих тем для разговора ни с блондинкой, ни с брюнеткой у меня больше не нашлось. Я много чем интересовалась, но собрание сочинений офисных сказок занимало самую последнюю строчку моего рейтинга, ибо по большей части люди не близкие были мне безразличны. К моему огорчению, быстро стало понятно, что безразличным мне становится весь наш трудовой состав. Сей прискорбный факт я установила в течение следующих дней, делая небольшие набеги на установившиеся компании единомышленников. И нигде не было мне подходящего места. Каждый раз, вклиниваясь в разговор то в курилке, то на крыльце, то в обеденный перерыв, я понимала, что мне чего-то не хватает.
Мне не хватало знаний о международной политической обстановке, не хватало натуралистических порывов к познанию природы и окружающего мира, моя внешность не представляла для меня столь страстного интереса, чтобы с упоением делиться секретами макияжа и обсуждать лаки для ногтей. Вышивание крестиком, компьютерные игры, интернет форумы, собаки и кошки, разведение попугайчиков — во всем мне не хватало знаний, умений, опыта, интереса.
Со мной это происходит всю мою жизнь. Сколько себя помню, я всегда чувствовала себя нецельной, неполной. Чем больше людей меня окружало, тем больше ощущалась где-то внутри пустота от недостающих частей. Я перебирала новых знакомых, будто части паззла, вертя их, подставляя то одним, то другим боком к моим рваным краям. Но никто не подходил, никто так и не смог дополнить меня и дать мне ощущение целостности. Так что интерес к таким неподходящим мне людям я утрачивала быстро и, забывая о них и почти не замечая их, вычеркивала из своей жизни.
Ничего удивительного, что вскоре я вернулась к привычному одиночеству в рабочие часы, почти ни с кем не разговаривая и не пересекаясь. Только лишь в обеденное время некуда было деться от своих коллег, ведь по большей части все обедали в одном заведении. Поняв, что терпения и желания на общение хватит не больше чем на пару полуденных часов, обеды я решила готовить себе дома.
И вот, в один прекрасный день, сославшись на диету и слабую силу воли, я осталась наедине со своим салатом в пустой комнате. Соседки-болтушки покинули меня, наградив на прощание ободряющими и сочувствующими взглядами, которые просто-таки сочились пониманием — «мы разделяем твою боль».
Признаться честно, мое уединение таило в себе еще одну цель, которую, по непонятным для меня самой причинам, я скрывала. Единственным человеком, не проверенным мною на совместимость была Рада. Я видела ее мельком в коридорах, заставала ее перед зеркалом в дамской комнате, наблюдала во время моих кратких визитов в бухгалтерию как она что-то печатает, рассеяно глядя на монитор.
Но поговорить, перекинуться парой слов или хотя бы взглядами так и не получилось. Возможная встреча меня интриговала и будоражила воображение, ведь Рада была самой отличной из всех тех, кого я могла повстречать в этих комнатах и коридорах.
Вот ее-то я и надеялась где-нибудь выловить в течении предстоящего часа. Для начала решив обследовать коридоры, я вооружилась пустым чайником и отправилась патрулировать территорию. Наполнив его водой, я заглянула в каждую попавшуюся мне на пути дверь, но все комнаты были пусты. Лишь некоторые компьютеры уныло светили своими мониторами, в ожидании, пока их не начнут развлекать терзанием клавиатуры.
Покурсировав от одного края коридора до другого, так никого и не обнаружив, я решила, что глупо будет блуждать так до конца самого обеда, а потом раскатисто урчать пустым животом все оставшееся время.
Подойдя к двери комнаты, где располагалась моя обитель, я услышала женский голос, едва доносившейся до меня. Убрав с лица радостное выражение лица и запрятав его за пазуху, я с предвкушением открыла дверь.
Мои надежды оправдались, и, войдя, я увидела Раду, стоящую ко мне спиной. Она склонилась над одним из столов, что-то тихо бормоча под нос.
Услышав скрип дверных петель, девушка замолчала, но не обернулась. Подождав какой-либо реакции на мое вторжение, но так ничего и не добившись, я поставила чайник обратно на тумбочку и уселась на свое место. Теперь я смотрела на Раду сбоку, и могла прекрасно видеть, что телефона у нее в руке не было, а это значит, что сплетницы были правы – она разговаривает сама с собой. Пока я размышляла, пытаясь определить свое отношение к этому подтвержденному факту, Рада подошла к моему столу.
Ее тяжелый возмущенный вздох отвлек меня от дилеммы и заставил поднять глаза.
— Бедняжка, как же тебя давно не поливали, ты весь засох, — девушка наклонилась над горшком с цветком, угнездившимся на краю стола. Надо же, похоже, я в первый раз заметила растение на своем столе. Мое внимание к деталям всегда поражало меня своей рассеянной «точностью».
Похоже, все-таки не такая уж она сумасшедшая. Разговоры с цветами — не самый худший вариант, вот если бы она общалась с тумбочками… Хотя, что лукавить, сама я порой говорю с холодильником. Точнее ругаю его на чем свет стоит, когда выясняется, что в нем настолько пусто, что недалеко до образования черной дыры.
Наблюдая, как струйки воды льются на сухую в трещинках землю, окрашивая ее в почти черный цвет, я, извиняясь, улыбнулась и произнесла:
— Все время забываю о таких вот мелких обязанностях. Ни один цветок у меня дома дольше месяца не задерживался. Надеюсь, этот простит мою оплошность и не будет сильно дуться.
Но я зря ждала реакции. Рада продолжала поливать цветочек, не поднимая глаз. Спустя несколько секунд она все же выпрямилась и посмотрела на меня. Я ожидала этого момента и тут же поймала ее взгляд.
Тогда впервые я и увидела ее глаза. Такого цвета прежде, да и после, я не встречала. Окрас этот называется среднерусским: коричневые крапинки у самого зрачка переходили в зеленый цвет, заканчивающимся сине-серым ободком. Глаза ее были под стать Раде, так гармонично сочетающиеся с природой и абсолютно чуждые бетонным пейзажам города. Коричневая земля, переходящая в зелень растений, стремящихся к глубокому синему небу.
Рада не отвернулась, как я того ожидала. Она приняла взгляд радушно и открыто. За эти несколько секунд, она будто спустилась глубоко в мою душу, погрузившись в черный колодец зрачков. И увиденное там ей понравилось, потому что девушка улыбнулась. Бабочка на несколько мгновений запорхала перед моими глазами, рассыпая своими цветастыми крыльями искрящуюся пыльцу, и затем исчезла.
— Ничего страшного. Мы переставим бедолагу на стол к Светлане, она не забудет полить. А ее кактус устроим у тебя.
— Хорошая идея, уж кактус я не загублю… надеюсь.
Я коротко рассмеялась и Рада улыбнулась мне в ответ. Это зрелище было восхитительным.
— Может, я помогу с поливкой?
Рада окинула меня взглядом, будто оценивая, по плечу ли мне эта работа или я устрою здесь всемирный потоп.
— Только следи, чтобы не перелить воды, — она протянула мне небольшую леечку, а сама отошла к другому столу и начала протирать листья какой-то небольшой тряпочкой.
— Ты очень любишь цветы?
Продолжая протирать растения, методично переходя от одного листика к другому, Рада, весьма охотнее, чем раньше вступила в разговор.
— Я люблю всю природу. Растений, птиц, животных, рыб.
— А домашние животные у тебя есть? Кошка, собака, хомячок, верблюд?
— У меня дома не так уж много места для верблюда,— поддержала она мою неуклюжую шутку, — и я не хочу заставлять скучать их без меня, пока я целый день провожу на работе. Это слишком жестоко.
— А вот мне на новоселье подарили какой-то экзотический цветок и крыску, — Рада закончила протирать цветочки и подошла ко мне. Я чувствовала, как она смотрит на мое лицо, ожидая продолжения, — однажды, я забыла крыску на столе с цветком, и та его сильно обглодала. Цветочек не выдержал такого изуверства и завял, а крыска похоже отравилась и... в общем больше я не рискую, и из животного мира у меня только микробы обитают.
Я как раз подняла лейку над последним цветочком, как Рада
взяла мою ладонь, сжимающую ручку в свои, и опустила ближе к горшку. Скосив глаза, я заметила, что все остальные горшки, оприходованные мною, окружены блестящей на солнце россыпью маленьких лужиц.
— Думаю, лучшим питомцем для тебя будет камень. В них тоже есть душа, и ухода они не требуют.
Я была слегка обескураженная ее заявлением — стопроцентно правдивым, но слишком прямолинейным. Мы с Радой переглянулись и тут же засмеялись, не сводя друг с друга глаз.

* * *



С этого дня обеды свои я проводила только с ней. В другое время мне никак не удавалось застать ее в настроении, подходящим для беседы. Каждый раз, как я видела Раду, она выглядела слишком отстраненной и рассеянной, будто ее разум прятался где-то далеко, в неведомом прекрасном мире, пока тело что-то считает на калькуляторе и передвигается по коридорам. После нескольких таких встреч в коридорах, когда она проходила мимо, не глядя, а на мои робкие попытки заговорить отвечала молчанием, я не выдержала.
— Ты что, меня стесняешься, стыдишься? Это ниже твоего достоинства, сказать мне «привет» или хотя бы посмотреть на меня? — задала я вопрос в лоб, пылая праведным негодованием, что придавало мне смелости сказать такое.
Рада прекратила накладывать салат мне в тарелку и, аккуратно отложив ложку в сторону, вздохнула.
Тут, пожалуй, отмечу, что Рада была вегетарианкой. Готовила она просто потрясающе, вытворяла с овощами такое, что даже рядом не валялась с моими отбивными, выжженными и высушенными до состояния сухости земли в пустыне. С условием, что питаться мне придется лишь ее пищей, я была готова отказаться от мяса и рыбы раз и навсегда. Однажды Рада без слов просто поставила передо мною порцию овощного блюда, а мою стряпню без сожаления отправила в мусорный бак. Нежная и хрупкая душа девушки просто не выдержала душераздирающего зрелища обеда, приготовленного мною.
Но возвратимся к ее вздоху. Я мгновенно узнала его. Рада всегда так делала: опускала глаза, чуть тяжелее, чем обычно вздыхала, затем снова поднимала взгляд, направляя его прямо в душу.
Она смотрела с горечью и сожалением, и даже с обидой на окружающий мир, что сделал общение людей столь сложным. Рада всегда так реагировала, когда я не понимала ее полностью, упуская из виду что-то важное для нее.
— Я просто не люблю это делить.
— Это? — переспросила я.
Рада отвела от моего лица глаза и снова взялась за ложку, доложив мне, наконец, мою порцию. Ее скорее огорчало не то, что ее не понимают, а то, что время приходится тратить на объяснения, вместо того, чтобы говорить друг с другом. Я и сама чувствовала то же самое и мысленно ругала себя за бестолковость. Но понять ее было намного важнее всего остального, в том числе и моей гордости, и я спрашивала.
— Наше общение. Ведь оно не пустое. Мы обмениваемся мыслями, эмоциями, чувствами, энергией. Я не хочу, чтобы чужие любопытные души перехватывали то, что только наше. Мы принадлежим только нам. Разве ты не чувствуешь этого? Разве ты не говорила, что предпочитаешь общаться интимно, а не среди большого числа людей?
Каждый раз, когда она заканчивала свои объяснения, мне было стыдно и неловко, как я могла не понять таких простых и близких мне вещей. Все это было столь же очевидно и естественно для меня, как и для нее, и, тем не менее, я упускала это из виду.
— Но есть же какие-то общепринятые условности…— начала я, но тут же споткнулась, увидев какой взгляд она на меня бросила. Зайди я дальше в этом вопросе, и она во мне разочаруется.
— Условности придумали люди, просто неспособные на что-то большее, — обронила Рада, подводя итог этому разговору, — сегодня я приготовила для тебя новое блюдо. Думаю, тебе понравится. Оно более соленое и острое, чем предыдущие.
И мы принялись за обед. Торопливо дожевывая пищу, я делилась сумбурными мыслями по поводу книги, что начала читать, а Рада молча, но благодарно принимала торопливую речь моего рассказа.
Слушать она умела. Рассказывая ей что-то, делясь чем-то, чувствуешь, что она ценит это, что она слушает и принимает твои мысли. От того хотелось поведать еще больше, открыться ей еще шире, зная, что твои слова станут чем-то важным, а не пустым мусором.
И я не занималась привычным бартером — я чуть-чуть приоткроюсь тебе, а ты в ответ немного мне. В большей своей части такой обмен мне всегда казался меркантильным и фальшивым. С Радой же было по-другому, уже изначально чувствовалось, что она открыта мне, и я просто стремилась как можно быстрее отворить свои тяжелые двери, которые с трудом поворачивались на заржавевших петлях. Это было то, за что я была благодарна Раде больше всего — она выпускала меня на свободу.
И тем больше контрастно было отношение Рады к другим людям. Она не только не принимала никаких условностей вынужденного по нормам вежливости общения, но и вообще не замечала людей, не нужных ей. Будто она ластиком начисто стерла их из своего мира, как элементы, нарушающие композицию ее вселенной.
Во многом Рада была для меня настоящим идеалом, той мною, которую я жаждала видеть в зеркале, в которую мечтала превратиться порою страстно и одержимо. Словно она — это моя давно потерянная недостающая часть. Мне казалось, что ее душа складывалась из тех кусочков мозаики, что не доставало мне для цельности.
Для меня огромным счастьем было уже то, что я могла любоваться этим образом вживую, смотреть на нее, дотрагиваться до нее, слышать ее голос и перехватывать ее редкие взгляды из-под тумана густых ресниц.
Я обожала ее смех. Он был полной противоположностью моего — громкого и раскатистого, прорывающегося наружу всегда неожиданно и без предупреждения, накатывающегося, как лавина. Рада же смеялась совсем по-другому. Сначала она задерживала на тебе взгляд, на пару мгновений дольше, чем обычно, и смотрела прямо в глаза. Затем на ее лице появлялась улыбка, рассеивающая ее задумчивость, словно рассвет, прогоняющий ночную темноту. А потом, розовыми солнечными бликами по глади воды, по воздуху разносился ее легкий смех, тихий и мелодичный. Рада смеялась нечасто, и это удовольствие для моего взора и слуха длилось недолго. Казалось, никто кроме меня не умеет ее смешить, и от этого я готова была стоять на голове и висеть на люстре, лишь бы она смеялась.
Рада захватывала меня все больше и больше. И вскоре я поняла, что часа в день по будням для меня слишком мало. Мы много не успевали сказать и многое просто не могли в пропитанной официальностью и сдержанностью обстановке офиса.
А я хотела много большего. Впервые в своей жизни я испытывала такую тягу к общению. Впервые я чувствовала, что мне им не насытиться, сколь бы долго оно не длилось. Будто волны наших душ вошли в резонанс, усиливая друг другу, не давая затухать, превращая в вечный двигатель.

* * *


Мною было принято решению вывести нашу зарождающуюся дружбу за рамки обстоятельств. Я хотела видеть ее не потому, что она лучше всех подходит для разговоров из служащих нашего офиса, а потому, что желаю видеть ее в своей жизни. А поскольку Рада была не из тех, кто общается только в силу обстоятельств, не обращая внимания на желания, я не боялась сделать шаг навстречу. Впервые я не убегала, не пряталась, не приковывала себя цепью к столбу в страхе двинуться дальше и раскрыться.
И вот, спустя пару месяцев после нашего знакомства, в жаркий августовский день я решилась.
Было время нашего традиционного обеда. Я уже не старалась найти оправданий тому, что предпочитаю употреблять еду, приготовленную ею, а не мои кулинарные провалы. Хотя истории о том, как мне пришлось выкинуть почти новую сковороду из-за того, что она намертво сплавилась с тем, что когда-то было сырым продуктом, служили хорошим поводом рассмешить Раду.
Наскоро проглотив очередное овощное блюдо, я выложила на стол яркий флаер.
— Выставка цветов? — Рада была удивлена. Кажется, она не поняла, для чего я ей это показываю.
— В эти выходные будет в парке. Давай сходим? Я уже лет десять туда собираюсь, да то желания нет, то компании подходящей, то еще куча незначительных отговорок появляется. Ты же любишь цветы, — привела я свой самый веский аргумент.
— Ты приглашаешь меня, потому что вероятность найти спутника в моем лице больше всего? Или ты приглашаешь именно меня сюда лишь потому, что на выставку я соглашусь охотнее всего?
Я знала, что она проверяет меня на искренность и смелость. Будь на ее месте любой другой, я бы опасливо отговорилась чем-нибудь, выдающим мою заинтересованность скорее в мероприятии, чем в человеке. Но для Рады такой ответ был бы оскорбительным и лицемерным до омерзения.
— Если бы тебе это нравилось, я бы купила билеты в оперу, пусть я ее и не переношу.
Рада улыбнулась, но не ответила. Как бы мне не казалось, что я понимаю ее по незаметным жестам и мельчайшим изменения в лице, мне еще требовалось словесное согласие. И Рада это понимала.
— Я приготовлю нам что-нибудь вкусное, и мы устроим пикник. Мне известна одна очень уютная полянка в глубине парка. Там тихо и кажется, будто ты не в городе вовсе, — озвучила она вслух свое согласие.
— Может, мне тоже что-нибудь приготовить? — спросила я, не скрывая иронии.
— Если тебе не трудно, возьми на себя напитки и подыщи подходящую подстилку, на которой мы будем сидеть. И купи фруктов.
— С этим я справлюсь. И, думаю, без последствий для нашей пищеварительной системы.
Рада улыбнулась и почти засмеялась. Когда я передавала свою тарелку, она коснулась моих рук и задержала это прикосновение чуть дольше, чем если бы оно было случайным. Рада была из тех людей, кого называют кинестетиками. Прикосновение к этому миру несли для нее информации больше, чем слух или зрение, и были намного важнее. Это краткое касание ее пальцев было словно рукопожатие, закрепляющее наш дружественный союз. И почему-то мне показалось, что в выходные меня ждет не просто прогулка по парку, а целое путешествие в волшебную страну, где обитают эльфы, феи и гномы.
— Среди детей ходит легенда, что в глубине парка живет дракон. Может быть, мы его встретим? — это было впервые, когда Рада услышала меня не через произнесенные вслух слова.
— Это было бы очень интересно. Я тогда еще и копье захвачу, — Рада почти засмеялась, а я счастливая и окрыленная, до самого окончания рабочего дня впала в мечтательную кому.
Оставшиеся пару дней до выходных я сильно нервничала, боясь, что вне стен офиса, при более длительном общении, во мне вдруг обнаружится что-то, что может оттолкнуть Раду. Ведь то, как я ем мороженное, или сижу на траве, или смотрюсь в шортах, может оказаться сильнейшим раздражающим фактором для нее. Но самое страшное, чего я боялось больше всего, то, что Рада могла разочаровать меня. Это как узнать, что деда мороза не существует. Терять мечты, вдребезги разбитые об реальность, очень больно.
В попытках успокоиться и уговорить себя, что ни урагана, ни града, ни метеоритного дождя коварная вселенная нам не готовит, я пересмотрела все прогнозы погоды, которые только смогла найти. И они обещали солнечные жаркие выходные без малейшего намека на облачность.
Я нашла этому железное подтверждение в субботнее утро, обнаружив над своей головой синее-синее небо, которое было самым глубоким из тех, что я когда-либо видела в жизни. Мне даже захотелось перевернуть мир и нырнуть в его манящие воды.
Мои размышления о подводном плавании над звездами прервала подошедшая Рада. При звуке ее голоса мое внимание моментально переключилось с неба на землю.
Здесь, на земле, есть множество того, что прекраснее всяких там млечных путей и пушистых облаков. Например, Рада. Я уже упоминала, что она была моим идеалом, и в ней было много того, чего я хотела видеть в себе. В чем-то это касалось и внешности. Рада была хрупкой и нежной, словно полевой цветок, и даже будь она облачена в грязный холщевый мешок, ее женственность это бы не смогло спрятать. Я же была полной противоположностью. Мои короткие, вечно лохматые и постоянно путавшиеся даже при такой длине, волосы словно восстанавливали равновесие вселенной, существуя в противовес длинным, всегда прямым и блестящим волосам Рады. Мой квадратный подбородок, выпирающие скулы, нос с легкой горбинкой служили иллюстрацией антонимов ее тонких и изящных черт лица. Мои шорты, футболка, кеды были заменой платьям, которые я не могла носить, потому что они выглядели на мне точно сарафан на швабре — нелепо и неуместно. Заменой платьям, которые невероятно шли Раде, судя по тому, что было надето на ней в этот день.
Наверное, будь на ее месте другая девушка, это могло стать болезненной занозой в моем самолюбии, что мешала бы наслаждаться прогулкой. Но испытывать зависть, гложущую душу, к Раде я просто не могла. Вы пробовали завидовать прекрасному виду на горы или картине великого художника?
Время было раннее, мы пришли почти к самому открытию выставки и были практически единственными зрителями.
На дополуденной встрече настояла Рада, уверяя меня, что нет ничего прекраснее летнего утра, и пропускать такое ради нескольких часов бессмысленного сна — глупое расточительство. Я с ней согласилась, хотя бы ради того, чтобы понять разницу. Ведь мой цикл сна и бодрствования легко сводился к типу «сова», и мне было интересно узнать, чего же такого я пропускала всю свою жизнь.
Прогуливаясь медленным шагом, мы то и дело останавливались около очередной клумбы или растительной скульптуры. Пока я щурилась на солнце и подставляла его лучам свое бледное лицо, Рада изучала клумбы.
Наклонялась ближе к цветкам, чтобы вдохнуть поглубже их сладкий запах, трогала осторожно и почти невесомо их лепестки, чтобы ощутить всю их нежность, садилась на корточки, чтобы рассмотреть зеленую гусеницу, ползущую по стеблю.
То и дело она дергала меня за футболку, заставляя обратить более пристальное внимание на экспонат, начинала рассказывать что-нибудь интересное об известном ей сорте цветов, или описывала свои ассоциации с этим цветком, критиковала композицию или хвалила оригинальную задумку. Я, сонная настолько, чтобы прибывать в несколько флегматичном состоянии, но не настолько, чтобы в нужный момент не проснуться и не явить миру свое восхищенное удивление, постепенно заряжалась ее энтузиазмом. Время от времени, и я стала дергать Раду, оттаскивать ее от уже поднадоевшей клумбы и волочить в другой конец аллеи, придерживаясь хаотичной системы осмотра.
С собой я прихватила фотоаппарат. Большая часть снимков состояла из кадров с Радой, зафиксированных без предупреждения, где не было нарочитой улыбки и широко открытых (чтобы не моргать) глаз. Фотографии эти были также естественны, как Рада и природа вокруг нее. Хотя иначе выйти и не могло.
Нашлась и пара фотографий со мной, на одной из них я даже пытаюсь залезть на куст с фигурной стрижкой (в процессе съемки я таки не удержала равновесие и грохнулась в клумбу, приземлившись на голую землю, благо, не на сам куст, а Рада смеялась). Когда народу стало прибывать, и люди перестали представлять собой редкие кучки, а начали образовывать толпу, мы сделали пару снимков вдвоем, хотя Рада и была несколько против.
— Я не люблю фотографии. Точнее, не могу придать им такую ценность, как остальные люди, — пояснила мне Рада свое равнодушие к фото, пока мы, сидя на скамейке, давали отдых своим ногам.
Не отрываясь от просмотра фотографий на дисплее фотоаппарата, я лишь изрекла какое-то междометие, означающее, что я слушаю и заинтересована в продолжении. И то вырвалось оно из меня лишь по привычке. Ни я, ни Рада не нуждались в наших разговорах в таких опознавательных знаках. Мы и так понимали, я бы даже сказала, чувствовали, как сильно бьется пульс на запястье нашей беседы, легко определяя: пациент скорее жив, чем мертв или наоборот.
— Я не люблю искусственных заменителей и имитаторов. А фотография именно ими и является. Ими заменяют память, бальзамируют события и верят, что этот желтый труп в растворе и есть живое воспоминание. Но они уже и не помнят, что настоящие ярче, объемнее, в настоящих есть звуки, запахи, ощущения.
— Но воспоминания забываются, блекнут, стираются. А так они всегда в целости и сохранности.
— Глупости все это, мы ничего не забываем, все остается в нашем сердце. Просто нужно не лениться погружаться в свою душу чуть глубже мыслей о новой кофточке или телефоне. Но люди слишком себя боятся для этого.
— А как же фотографии тех, кто покинул нас? Или тех, кого мы не сможем больше никогда встретить или увидеть?
— Люди не просто так уходят из нашей жизни, если это случается, нужно забыть и отпустить, иначе невозможно двигаться вперед. А умершие… Не стоит быть столь эгоистичными и отвлекать души от их новых жизней и обличий, дергая их каждый раз, как взгрустнется во время просмотра старых фотографий.
— Ну, а как же фотография как искусство? Тут она чем плоха?
— Тем, что такое «искусство» воровство. Человек не вкладывает свою душу, как, например, вкладывает художник, рисуя картину. Он лишь ворует ее у своих моделей, у окружающих его пейзажей и выставленных натюрмортов.
Не зная, чтобы еще привести в качестве контраргумента, я лишь пробормотала:
— Кажется я с тобой согласна….— пересмотрев все кадры, я наконец перестала теребить фотоаппарат и положила его на колени. Солнце приятно грело кожу, и я закрыла глаза, откинув голову назад, — вроде бы и всегда была согласна, только вот до того, как услышала от тебя и сознавала, — над ухом зажужжал комар, но мне было лень отгонять его.
По дуновению воздуха и тихому шороху ткани я поняла, что Рада сделала это за меня.
— Это потому, что мы похожи больше, чем ты думаешь. Мы даже можем найти в себе что-то, что у нас одно на двоих, — по голосу я почувствовала, что Рада улыбается, — так что перестань заниматься мелкими кражами моей души. Если она тебе нужна, можно просто попросить.
— А мне иногда хочется вот так вот «заморозить» человека в снимке.
Почувствовав движение с ее стороны, я открыла-таки глаза. Рада встала со скамейки и теперь смотрела на меня сверху вниз:
— В следующий раз попробуй воспользоваться формалином. А теперь пойдем, — Рада повернулась и пошла прочь от скамейки.
Торопливо затолкав фотоаппарат в сумку, я в пару прыжков догнала ее.
— Уже идем на пикник?
— Я слышала, как урчит у тебя в животе. Думаю, стоит покормить того голодного тигренка, что ты спрятала под футболкой.
И Рада повела меня прочь от центральной аллеи парка, куда-то в лесопарковую зону. Вскоре мы сошли с широкой мощеной дороги на тропинку между деревьями. Поначалу тропинка была достаточно утоптанной и широкой, видимо, по ней часто ходили. Идя вслед за своей проводницей, я то и дело замечала компании, расположившееся прямо на земле. Видимо, эта часть леса широко использовалась для пикников. Но, вопреки моим ожиданиям, мы так нигде и не остановились, а все углублялись дальше в начинающую дичать природу.
Тропка стала совсем тоненькой и почти незаметной, на пути стали попадаться всякие коряги, булыжники, ямки. Обо все это я благополучно то и дело спотыкалась, умудрялась проваливаться и пару раз даже заработала оплеуху веткой, слишком низко расположенной над землей. Поначалу я старалась завести разговор, чтобы было не скучно идти, но попытка провалилась. Я могла либо сосредоточиться на речи и получать по лбу от очередной ветки, либо все свое внимание обратить на безопасность нашего небольшого путешествия.
Рада периодически посмеивалась и подбадривала меня, но шаг не замедляла, продолжая идти все также быстро для меня. Под конец дорога пошла в гору, я уж было думала, что не выдержу такого и скачусь вниз валуном, как мы вышли на вершину покоряемого холма.
Передо мной открылась чудесная полянка с густой зеленой травой, перемешивающейся с ромашками. С другой стороны холма был резкий обрыв, и деревья там не росли, так что солнце без преград светило ярко и сочно.
Уже успевшая дойти до середины полянки, Рада обернулась и, улыбнувшись, помахала мне рукой, подзывая к себе. Эту картину я запомнила четко на всю свою оставшуюся жизнь.
Рада была права, фотографии, по сравнению с тем, что хранила душа, были лишь блеклыми дешевыми подделками. Каждый раз, закрывая глаза и погружаясь в воспоминание этого мгновения, я чувствовала тепло солнца на своей коже, легкое дуновение ветерка, запахи травы и леса, и звонкий голос зовущей меня Рады.
Расстелив клетчатый плед, мы, наконец, устроили долгожданный для меня привал. С наслаждением вытянувшись на спине, я закрыла глаза, слушая, как Рада гремит посудой, раскладывая еду по тарелкам. И лишь урчание моего озлобленного и опустевшего желудка заставило меня вырвать себя из этой неги и кинуться на уничтожение пищевых запасов.
После чего я снова улеглась на землю. Недельное недосыпание давало о себе знать, и сон сковал меня со всех сторон с упорством умелого тактика.
Первым, что я увидела проснувшись, была Рада, сладко спящая напротив меня. Между нами обложкой вверх лежала раскрытая книга, старая и потрепанная, за чтением которой,
Рада, видимо, и уснула. А на корешке, сложив крылья, сидела бабочка. Я постаралась дышать как можно легче и не шевелиться, дабы не спугнуть ее. Пожалуй, никогда в жизни я не видела такого насекомого так близко. Рада сонно зашевелилась, видимо, тоже просыпаясь. Когда она открыла глаза, бабочка уже расправила свои крылья, но еще не взлетела, словно давая нам шанс полюбоваться ее красотой. Я почувствовала, что Рада, как и я, задержала дыхание, рассматривая пестрое создание. Так мы и лежали, почти не дыша и не шевелясь, дивясь летней бабочке, словно волшебному чуду. Спустя полминуты чудо, наконец, окончательно приняло решение покинуть наш плед и упорхнуло с книги.
— Это было прекрасное пробуждение после чудного сна, — сказал Рада, садясь, — тебе что-нибудь снилось?
Я призадумалась. На краю сознания и вправду мелькали какие-то яркие обрывки фантазий, похожие на сон.
— Кажется да…— я сосредоточилась, пытаясь выудить эти обрывки из омута остальных мыслей и видений. Я уставилась на корешок книги, будто в ней было написано как раз то, что мне нужно, а затем бросила взгляд на Раду. И в моей голове что-то щелкнуло, словно упал занавес, открывающий повторное представление моего сна:
— Мне снилась ты. Большое широкой поле ромашек, уходящее к самому горизонту и ты. Ты превратилась в бабочку и, улыбнувшись мне на прощание, улетела в небо.
Рада засмеялась в ответ на такой рассказ. Солнце засветило мне прямо в глаза и, укрывшись от его лучей пеленой ресниц, я видела сквозь них ее силуэт. От света, обрывисто пробивающегося сквозь ресницы, и правда казалось, что у Рады выросли большие крылья бабочки.
— Это хорошо, что ты вспомнила этот сон. Такие сны обычно бывают очень важны.
— Думаешь он вещий? — я рассмеялась о нелепости своего предположения и тоже встала, с наслаждением разминая затекшие ноги.
— Ну, не стоит понимать его буквально. Поле может оказаться не полем, я не — не мною, а ромашки — не цветами, — Рада улыбнулась при виде скептического выражения, которое я повесила на свое лицо. — Давай собираться, близится вечер, и начинает холодать.
Пока я пыталась сложить плед аккуратным пухлым прямоугольником, Рада неожиданно продолжила разговор про сон:
— В конце концов, все мы станем бабочками, так что твой сон вполне точен.
Я прекратила свои попытки совместить углы пледа ровно и точно и удивленно переспросила:
— Все станут?
— Все. — Рада отобрала у меня мой кособокий сверток и начала складывать заново. — Бабочка — это символ души, бессмертия, возрождения и воскресения. Всем нам дадут отдых в теле бабочки после смерти. Дадут возможность насладиться короткой беззаботной жизнью, полной свободы и красоты. Это будет отдых для уставших за жизнь душ.
Как всегда, ее слова заставили меня задуматься. Приметив недалеко бабочку, то ли ту же самую, что охраняла наш сон, то ли другую похожей же расцветки, я попыталась представить, как это порхать под солнечными лучами, не подозревая и не задумываясь над тем, какая короткая жизнь предстоит.
— Я бы не отказалось от такого отдыха, небольшого реинкарнационного отпуска перед новой суетой рождения. Иногда это жизнь так утомляет, — вздохнула я притворно чуть тяжелее обычного.
— Может быть, мы даже будем порхать на одной поляне, — Рада подошла ко мне, и некоторое время мы вместе наблюдали за двумя бабочками, расположившимися на цветах в паре шагов от нас.
После чего, в тишине двинулись в обратный путь. Наше с Радой молчание никогда не было тяжелым от безысходности ощущения, что нечего сказать. Скорее оно было выходом из ситуации, когда слова оказываются слишком ничтожными, не вмещая в себя все, чем хочется поделиться. И тогда мы передавали свои мысли напрямую, без посредничества звуков речи. С Радой молчать я любила, это стало одним из моих любимых занятий. Никогда в жизни я больше не встречала человека, способного дать мне то же самое.

---

[Джайя]

* * *

Верите, нет? Вьюга.
Знаете, нет? В полночь.
Слышите ведь? Упруго
Бьет по часам круга.
Выйдите вон, срочно!
Спрячьте шаги бегло.
Любите, да? Не прочно.
Ждете, ведь так? Точно.
Будете жить? Бездной!
Выбор - не спать снова.
В полночь не быть полезной.
Завтра - не просто слово.

@темы: Стихи

---

[Why me]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Побрякушки

[Eric_Midnight]

- У тебя есть полминуты. Ответь мне, в чем смысл твоей жизни.
Он сглотнул, а я тверже упер клинок в его кадык.
- Если ты не скажешь мне, в чем смысл твоей жизни, я убью тебя. Ты знаешь об этом.
- Я хочу заниматься саморазвитием, - ответила жертва.
- Ради чего?
Его взгляд изобразил непонимание. Так, будто бы вопрос был для него новым.
- Цель – саморазвитие, - наконец пояснил он.
- Бессмысленная же у тебя цель, основанная на средстве. Средство ради средства, цель ради цели.
- Ты имеешь право на свое мнение, я имею право на свое. Каждый имеет право на собственное мнение.
- Какую умную фразу ты только что сказал, - ухмыльнулся я. – Я бы сказал даже, умническую. Сумничал, значит.
Раздались шаги на лестнице. Я толкнул жертву к стене подъезда, чтобы полностью закрыть от глаз посторонних, и твердо посмотрел на него, чтобы он не вздумал сказать что-нибудь в этот момент. Иначе нас могли бы услышать.
Боковым зрением я видел, что это женщина в шубе спускается к двери. Мы стояли в молчании. Она посмотрела в мою спину, но прошла мимо. Домофон запищал, и дверь издала хлопок, закрывшись.
- Твоя жизнь ценна? – спросил я, стоя вплотную к нему.
- Думаю, да, - ответил он.
- Докажи мне это.
- Но как я могу тебе это доказать? – нервно засмеялся он. – Разве есть однозначная ценность жизни? Разве есть? Разве жизнь того дворника, который подметает этот двор, не ценна? Откуда нам знать, что наполняет его голову?
- Кто тот дворник – я не знаю. А вот кто ты – мне известно. И мне нужно твое тело. Если ты не докажешь мне, что представляешь ценность, я не задумываясь возьму твою жизнь. Знаешь, что это за механизм? Знаешь?
Парень покачал головой.
- Я не вижу перед собой тебя как человека. Я вижу в тебе, твоем теле, средство. И мне нужно оно. Я не испытываю к тебе никаких чувств или эмоций. Я вообще тебя не вижу. Если ты не остановишь этот механизм, твоя жизнь будет кончена. Я дал тебе шанс.
- Кто ты, что можешь так легко решать за других людей?
- Сейчас я никто. Я просто выполняю свое дело. Скажи мне, у тебя есть цель?
- Само.. развитие… - промямлил он.
- Для чего?
- Я не… Я не понимаю тебя! Разве это само по себе не важно?
- Нет, не важно. Ты напоминаешь мне школьника-эрудита. Не правда ли, ты получил очень много знаний. Но зачем ты это сделал?
- Я хочу познать мир.
- Для чего?
- Но именно это отличает нас от быдла!
- Кого «нас»? – спросил я, не моргая глядя ему в глаза.
- Интеллектуалов, - пожал он плечами.
- И чем же вы от них отличаетесь, если живете так же бесцельно? Не замечаешь, что это какой-то бутафорный интеллект, ни для чего? Зачем тебе это? Зачем тебе знания? Что ты с ними сделаешь? Известно ли тебе, что отличает библиофила от библиомана? Первый любит книги за пользу, второй – за то, что они книги, и за то, что их много. Это ненормально.
- Зачем ты мне впариваешь свои мысли?! У каждого – свое мнение! – закричал он.
- Зачем тебе твое мнение?
- Да ни за чем! Оно должно быть у человека думающего! Должно быть!
- А зачем человек думает?
- Ты убиваешь меня! – парень стал часто дышать.
- Я еще даже не начал. Я могу заключить, что твое мнение – одна из множества побрякушек, которая не имеет никакой ценности, потому что ты не можешь его отстоять, и даже постоять за него не можешь. Потому что это не важно. Потому что на самом деле тебе важно просто иметь свое мнение. И это все. Я всего лишь хочу, чтобы ты доказал мне ценность своей побрякушки. Но тебе не важно проверить ее на истинность, тебе не хочется нести ее к ювелиру и спрашивать ценность. Тебе просто важно ее иметь, эту побрякушку, вот и все. Чтобы блестеть перед всеми. Так в чем смысл твоей жизни? Раскрой мне свою сокровищницу, покажи мне свои драгоценные мысли. Будешь ли ты отстаивать их, или это побрякушки, которые и гроша не стоят?
Он замолчал. Я перерезал ему горло. Хрипы, исшедшие из его рта, были самыми ценными из того, что было произнесено им за всю жизнь. Я подхватил тело, вышел из подъезда, положил в машину и поехал в лабораторию для проведения опытов.

@темы: Творчество

---

Наизнанку глагольное

[Фолк]

— Я ненавижу это солнышко, что светит сейчас мне в глаза.

Да, это так. Выбросило на сушу. Гребанный город в серебре с холодным солнышком. Там, где я пробыл с осени до вчерашнего дня, воистину - курорт на острове в центре Ада! Славился своей улыбкой до блевотины счастливой. А все из-за Нее. Забывал обо всем, ловил ее парфюм, надолго въевшийся в письмо. Сладко до боли в издерганной памяти при каждом вздохе. Выпотрошил из себя свои эмоции. Захотелось стать мальчиком. Чтобы не ныло, не било, не хлестало горячей кровью по слабости, по нежности девичьей.
Перебираю судорожно варианты "быть" - как быть дальше.
Сейчас одно желательно "Быть" - не просыпаться. Врубить футуристический индастриал Ганса и Греты, закрыть глаза и погрузиться в пустоту. Не хочу больше снов, особенно с ней. Живые, свежие раны. Дышат, пульсируют артериальной влагой.
Может, игла? Цена одной дозы - 358 мл слез, 48 минут разговора с Тобой и еще одна миниатюра. Хватает на пару часов.
Значит, нужно искать другое.
Валяться и дрожать в темном холодном углу вместе со своей собакой, болеть, бояться. Насиловать память, убить, как свойство помнить. Просто выдохшись, падать с высунутым языком и долго-долго приходить в себя. Так и получается при каждом полете от пинка под зад. Вот и бросило сначала в жар, потом в холод, а затем и на сушу. Набив рот землей при падении, пытаться перевернуться на спину. А солнышко холодное, не греет, лишь обжигает ледяной волной. Чужое солнышко, не любимое, не любящее.
Играть с людишками? Трепать им нервы до злостного посыла, до крепкого удара во вставную челюсть. Не вымаливая больше остаться, простить. А я ведь и так буду рыдать, кусая пальцы, путаться в волосах, прикидываться бешеными.
Радоваться, что прожил день и испортил еще одной жизнь? Циничная рухлядь, самовлюбленная утварь.
Нет.
Яростное "Ни за что".
Да - учиться заново дышать. Да - учиться радоваться всему, что переехало, перерезало горло.
Выписывать вместо "Один" - разящее М.Ы.
Снова мы. С головной болью - пусть. Пройдет. Это весна.

14 марта 2010 в 17:05

@темы: Стихи

---

[Jake Enotoff]

Два пути после смерти знаю я -
Либо в ад идти, либо в рай.
Так стреляй же, моя хорошая!
Дорогая моя, стреляй!

День за днём пропадаю без вести,
И пишу на воде круги.
Это высшая степень нежности -
Умереть от твоей руки.

В этом мире родился, вырос. Но
Всё, что вижу - всё не моё.
Совпаденье, что ты уверенно
В свои руки взяла ружьё?

Эти цепи уже не сброшу я,
И поэтому стал на край.
Так стреляй же, моя хорошая!
Дорогая моя, стреляй!

@темы: Стихи

---

Это осень

[demodok]

Это осень, это просто осень.
Мелкий дождик в душу моросит.
Каждый получает то, что просит,
то, чего осмелится просить.

Это вечер, это просто вечер
обещает утро, но не всем.
Надо было днём, ещё при встрече...
Я и попросил бы, а зачем?

Это тучи. Где-то там красиво
падает ещё одна звезда.
Эх, да я такого попросил бы!
Только не осмелюсь никогда.

Это просто вечер, старость, осень.
На исходе — день, судьба и год.
Каждый получает то, что просит,
зная, что когда-нибудь вернёт.

@темы: Стихи

---

Всех с весной=)

[Losber]

Рваным,унылым,сереньким небом
Город от солнца укрыла весна,
Жёлтым ,дрожащим,слабеньким светом
Робко в окно заглянула Луна.

Тихою мыслью неспешно подкралась
И разбудила горячую кровь,
Сквозь все барьеры,преграды прорвалась
Красавица дева-Злодейка Любовь.

Глаза засияли и сердце забилось
Раздробленным льдом от суровой зимы
Ручьем солнца вешнего в души пролилось
Нам имя Весна,и Любовь это мы.

@темы: Стихи

---

сон или не сон

[Рин~сан]

Мое сочинение

Луч солнца скользнул по моему лицу. «Ммммммм, как хорошо я выспалась…Наверно уже куча времени». Я сладко потянулась. «Блин, какие-то странные ощущения….Да, точно, слишком долго спала.Обычный пересып». Приоткрыв глаза, я оглядела комнату. Все было как обычно. Ну или почти все. В висящем напротив кровати зеркале я увидела то, чего там быть не должно: длинный пушистый хвост, острые ушки….на том месте, где лежала я, в зеркале отражалась черно-белая кошка.

«Наверное, я еще не совсем проснулась»,решила я, снова закрыла глаза и прислушалась к себе. «Нет, тут что-то не то…» я снова открыла глаза, но зеркало показывало тоже самое, что и раньше: на моей кровати лежала кошка. Я оглядела себя…а зеркало, оказывается не врало…по какой-то непонятной причине я стала представителем семейства кошачьих. «Мама!» хотела закричать я, но изо рта вырвалось только пронзительное «Мяяяяяяяяяу!». Я подскочила и заметалась по комнате. Внезапно, в дверь постучали. За дверью я услышала голос моей соседки по квартире:

-Аленка, что у тебя там за вой? Все в порядке?

Не дождавшись ответа, она приоткрыла дверь. Я не придумала ничего умнее, кроме как залезть под кровать.

-Куда это ее с утра пораньше унесло? Так, а это кто у нас тут? – она наклонилась и вытащила меня из под кровати, хотя я и упиралась. – да не бойся же ты! Не съем же я тебя!

 

Сердце было готово вырваться из груди: она была просто огромна! Позже, успокоившись, я конечно поняла, что это не она огромная, а я маленькая, но в первый момент было страшно.

 

-Да успокойся, ты и не врывайся!Вот что Алена за человек? Опять кошку принесла домой, а мне не сказала. Да тихо ты!

Я решила больше не пытаться высвободиться. Настя – человек привычный. кошки в моей комнате появлялись с завидной регулярностью. Скорее всего она отнесет меня на кухню и накормит.

Так и случилось. От страха на меня напал дикий аппетит. По началу мне было ужасно неудобно есть. Но потом я наловчилась.

После сытной еды мне захотелось спать. Я улеглась в кухне под батареей. «А что, неплохо так жить….Тебя кормят, поят. Поел – и баиньки… красота….» И тут мне пришла в голову мысль, от которой сон пропал: «А, собственно, с какого это перепугу я стала кошкой?»

 

под нашими окнами кто-то взвыл. С большим трудом я могла различать отдельные голоса.

-Опять кошки под окнами орут. Да, март месяц пришел, сразу слышно…-она повернулась ко мне – Значит слушай меня. До твоей хозяйки я дозвониться не могу. А мне пора уходить. Чтобы к моему возвращению в квартире был полный порядок, а то выкину на лестницу, будешь там Алену дожидаться. – Настя развернулась и ушла. Хлопнула входная дверь.

«Таааак, ладно, что же мне делать? Значит так, пункт первый на повестке дня: выбраться из квартиры. Ну, это будет не так сложно. Благо, живем на 1 этаже, а Наська оставила приоткрытой форточку на кухне», решив так, я забралась на подоконник и выглянула в окно. «Блииииин, а высоко-то как! Ну ладно, рискнем. Сколько там жизней у кошки, девять? Надеюсь, это правда» Я забралась на подножку под форточкой. Подножка была сделана для котов, чтобы они могли высовываться в форточку и дышать воздухом. «Мама, как высоко!!!» Закрыв глаза, я спрыгнула на землю. Приземлилась я точно на 4 лапы. «Ишь ты, правду говорят» Я отряхнулась и огляделась. Мой двор предстал предо мной совсем в другом свете.

Тут на меня что-то налетело и сбило с ног. Я не успела ничего сообразить, как меня затащили в ближайший подвал.

«Да кто ты вообще такая!»

Я огляделась. Меня окружало почти полсотни котов. Они были разные:разных пород, размеров, окрасок. Единственное, что их объединяло – это следы борьбы.У многих были царапины на мордах, у кого-то разорваны уши. Среди них явно выделялся один крупный, черный. Он стоял впереди всех и его взгляд,направленный на меня был полон ненависти.

«Что-то я тебя у них раньше не видел? Говори, ты шпионка? Правду говори! Отпираться бесполезно!»

«Да что вообще происходит! Кто вы такие! Я…я…вообще ничего не понимаю!!! Объясните мне наконец, что тут происходит!»

«Таааак, значит не хочешь по-хорошему говорить! Значит так, оттащите ее в клетку, я позже с ней сам разберусь»

Трое отделились от общей стаи и окружили меня. И потащили в дальний угол подвала. Там они запихнули меня в ржавую клетку и захлопнули дверь. Как они это все проделали, будучи котами – я не поняла.

Я просидела в этой клетке очень долго. Поначалу я пыталась кричать, но на меня никто не обращал внимания. Когда мне надоело кричать я решила: а будь что будет. Как-никак моя жизнь поменялась кардинально и мне это нравилось. До этого момента моя жизнь была скучной и однообразной. Каждый новый день походил на предыдущий. Учеба –дом –учеба-дом-учеба-дом…. А теперь, пусть я и кошка,пусть я и заперта в старой ржавой клетке, пусть я в подвале, заполненном воинственно настроенными котами, но это было здорово!

За этими размышлениями я не заметила, как заснула. Разбудил меня скрип открываемой двери. Я открыла глаза,и, поняв, что я все еще нахожусь в той самой клетке, потянулась и встала. Передо мной стоял тот самый черный кот.

«Итак, теперь ты будешь говорить, кто тебя прислал?»

«Вообще-то до этого ты мне и слова не дал сказать! И вообще, какое это ты право имел меня хватать и тащить сюда? Я стояла себе и никого не трогала, а тут ты со своей стаей…схватили,притащили, наорали, а еще и в клетку посадили! », я решила, что с данным типом церемониться не надо и сразу перешла на ты.

 

«Ну, знаешь ли. Сама виновата…свалилась около нашего штаба с неба.»

«Штаба? У вас тут что, война?»

«А то ты не знаешь!»

«Ну если честно, то нет. И вообще, кошкой я стала не далее как несколько часов назад! А до этого я ходила на 2 ногах и носила одежду. Человеком я была»

«Ах, человеком… Вот оно что!Да….не на такую помощь я рассчитывал. Совсем не на такую…», казалось, что он задумался. Но при этом он не переставал разглядывать меня.

«Значит так. Начнем с начала. Во-первых, как тебя зовут, чтобы я знала как к тебе обращаться?»

«Нарустранг. Что во-вторых?»

«Спасибо, запомним. Далее, кто вы вообще такие и что тут происходит?»

«Как ты могла заметить, мы коты.Ну, точнее…..как бы тебе это попроще объяснить…. В общем так, мы –оборотни и мы…»

«Странно, а я по наивности своей думала, что оборотни только в волков превращаются.», прервала я его

«Не удивительно. Это очень распространенное заблуждение. И не перебивай меня, если хочешь получить ответ на твой вопрос»

«Ладно, ладно….молчу», я постаралась улечься по удобнее и вся обратилась в слух.

«Значит так», Нарустранг сел напротив меня, «мы – оборотни…

***

Как ты наверное знаешь, ваш мир– не единственный. Существует много параллельных ему. Каждый мир чем-то отличается от предыдущего. Двух одинаковых миров не существует.

В вашем мире магия скрывается.Есть миры, где живут только волшебники, если миры, где живут только волшебные существа, а есть наш мир, где живут оборотни. И, не все мы живем в гармонии и согласии. Там, откуда мы пришли война - явление постоянное. Мы живем войной. Кошачьи воюют с Собачьими и Крысячьими. Но эти войны- дело постоянное и не выходит из под контроля.Понимаешь, нами нельзя управлять. У каждого клана есть свой вожак, которого все слушаются.

В нашем мире никогда не было людей. Мы даже не подозревали о вашем существовании. И тут, в один далеко не прекрасный день, к нам пришел Человек. Он потребовал созвать всех вожаков всех кланов. Сначала, мы не поняли, что ему надо. Но с его приходом наша сила резко уменьшилась. Мы не могли спокойно превращаться. Наша вторая ипостась – это существо чем-то напоминающее человека, но гораздо более беззащитное. Нам казалось, что один человек нам ничего сделать не сможет. Но за ним пришли другие Люди. Они принесли хаос в наш мир. Те, кто был в облике гономита не смогли превратиться обратно. Многие погибли. Но те, кто не погиб присоединились к людям. Они стали охотиться на нас. Страдали все кланы. Те, кого они ловили, уже не возвращались. И тогда я, и несколько отрядов солдат решили попасть туда, откуда они пришли. Я не буду рассказывать,как нам это удалось. Поверь, это было крайне не просто.

И вот, мы оказались в твоем мире. Мы очень долго скитались по нему и не могли понять, как здесь можно жить. Часто мы встречали существ, похожих на нас. Но похож был только внешний облик.

Что-то вело нас именно сюда, в этот дом. В этом городе мы уже несколько сотен дней. Создания, похожие на нас объявили нам войну. И ты появилась как раз в самый разгар боевых действий.

***

Нрустранг закончил свой рассказ и замолчал.

«Так, кто вы такие и что происходит мне теперь понятно. Но у меня остался один вопрос, который меня волнует больше всего: причем тут я?» -прервала я молчание.

«Ты….», казалось, что за своими мыслями он вообще про меня забыл, «ты….Понимаешь, мы обладаем магической силой.Но произносить заклинания мы можем только в облике гономита. А здесь мы полностью потеряли возможность перевоплощаться. Но мне удалось, собрав все свои силы и силы части войска перевоплотиться и произнести заклинание. Суть этого заклинания в том, что оно находит ближайшее живое существо, наделенное магией и делает его подобным нам. Конечно, это был огромный риск, так как к нам мог присоединиться просто один лишний боец.
Но, кажется, заклинание сработало как надо. С нами теперь человек. И причем, человек, наделенный магической силой. Иначе заклинание попросту тебя не тронуло.»

«Знаешь, не хочу тебя огорчать,но магической силой я не владею. Мама рассказывала, что какие-то наши далекие предки были магами, но уже много поколений наша семья – обычные люди»

«Этого не может быть! Заклинания подобного уровня не ошибаются! Раз ты стала такой как мы, то магическая сила в тебе. Но, в любом случае, человеком ты не станешь до тех пор, пока не отправишь нас обратно»

«Ты же говорил, что в твоем мире творится хаос»

«Лучше хаос там, чем здесь. Ты должна помочь нам. Иначе, впрочем, ты будешь жить с нами, и воевать с нашими врагами как простой солдат»

«Сомнительная перспективка…Знаешь что, меня она не устраивает. Но и как помочь вам, я просто не знаю. Хотя….есть у меня одна идея.У нас в семье хранится древняя книга. Кажется, этой книге уже несколько веков.Странно то, что она не рассыпается….так вот, в этой книге как мне кажется, были какие-то заклинания…»

«И ты мне будешь говорить, что у тебя нет магической силы? Если бы это было так, то никакой книги у тебя бы не было. А если бы и была, что ничего ты бы в ней не видела. Где эта книга?»

« У меня дома»

«Ну значит идем туда!»

«А как ты планируешь попасть ко мне домой? Дверь-то заперта!»

« Точно так же как и ты попала к нам. Через окно.»

«Ну-ну. А то, что там высоко –это тебя не смущает?»

«И это ты называешь высоко? Ха!Пойдем!». Мы выбрались из клетки и он повел меня по длинному коридору. Через несколько метров мы вышли в комнату, заполненную кошками. Поистине, это было потрясающее зрелище. Нарустранг что-то скомандовал, и часть котов исчезла в проеме. Вслед за ним я вышла на улицу. После приятного полумрака подвала солнце светило просто нещадно. Под моим окном пирамидой стояли коты.

«Прошу!»

«Как, прямо по ним?»

«Ну да, а что тебя удивляет.Ладно, я пойду первый, а ты за мной», сказав это, Нарустранг быстро поднялся по спинам котов и исчез в форточке. Я последовала за ним. В кухне его не было. я спрыгнула с подоконника и направилась в совю комнату. В комнате я застала его сидящим около шкафа.

 

«Эй, а как ты узнал, что эта комната - моя?»

 

«Отсюда веет магической силой»,заявил он. «Хотя квартира вся пропитана магией, здесь ее больше всего.»

«Да, книга лежит именно здесь»,с помощью Нарустранга мне удалось открыть шкаф и вытащить книгу.

«Пойдем обратно в подвал»,сказал он и потащил книгу к окну. Спустя всего несколько секунд он сидел на подоконнике, окно было открыто.

«Ловко!». Со второй попытки на подоконник забралась и я. «А как ты собираешься вынести книгу?»

«А ты не заметила? Она уже внизу!»

«Да? Ловко ты»

Мы спустились вниз. Я открыла книгу на содержании и принялась посматривать его.

«Так, это не то….это тоже…о,нашла. Смотри, открытие портала в другой мир.»

«Для меня эта книга совершенно пуста»

«Да? Как интересно. Во только как это будет действовать. Я прочитаю заклинание и, предположим, что откроется какой-нибудь портал. Но как ты узнаешь, что это проход именно в твой мир?»

«Не знаю, но думаю, что я пойму это. И тем более, я –часть другого мира. От меня должна исходить энергия, которая поможет мне попасть обратно. Читай, не бойся!»

«Ну хорошо, давай попробуем».Внимательно вглядываясь в книгу, я прочитала слова на незнакомом языке.

«Кажется, получилось», услышала я голос у себя за спиной. Я оглянулась и увидела сияющую стену. За ней виднелись очертания деревьев. «Это то,что нужно. Там, за стеной мой мир. Нам пора».

Коты стали уходить сквозь стену стройными рядами. Наконец, они все ушли. Остался только Нарустранг

«Спасибо тебе за все. Возьми это на память.Береги себя. Прощай!» он повесил мне что-то на лапу и исчез вслед за остальными. Стена пропала.

Несколько мгновений я стояла неподвижно. Внезапно у меня закружилась голова...

***

Луч солнца скользнул по моему лицу. «Ммммммм, как хорошо я выспалась…Наверно уже куча времени». Я сладко потянулась. «Блин, какие-то странные ощущения….Да, точно, слишком долго спала.Обычный пересып. Какой странный сон мне приснился». Открыв глаза я обнаружила, что сжимаю что-то в руке. Разжав руку я увидела, что это камень в форме кошачьей лапы. «Нет, это был не сон….»

@темы: Рассказ

---

...

[Вербена]

Восемнадцать ноль-ноль.
- Здравствуй –
- Снова привет –
- Мы не виделись сколько? -

«Всю тысячу лет,
Я в дупло старой ивы шептала ответ,
Я запястья связала, не выпустив боль»

- Пару дней. Как погода? –
- Все то же, все там,
Я сегодня устал, -

«…И не можешь прийти.
Знаю, должен точить полумесяца сталь,
Знаю, к замкам моим в ночь остыли пути».

- Ты не грустная? -
- Нет, это дождь и диплом.

«И покинутых гаваней скрип под ногой,
И разрушенный храм,
И плач за рекой,
И рыбацкое судно с расколотым дном…»

- Я пойду уже? –
- В путь. –

«Будет снова рассвет,
Завтра день разлинует чертами дела,
На губах немотою лежит пастила».

Я дышу.
Гудки в трубке.
Тебя рядом нет.

@темы: Стихи

---

Война Алой и Белой Звёзд

[demodok]

Замышлено было давно. а вот сейчас вдруг подумалось: а нет ли тут неких иных смыслов, акромя сугубо политических, и не имеет ли смысл типа этими другими смыслами заняться?
Короче: жду тапков!

Предназначенные любви,
или Война Алой и Белой Звёзд
Конспект ненаписанного романа

Действующие лица:
Господь Бог, Всемилостивый и Всемогущий;
Лиз Невада, родившаяся в Сиэтле в 1918 году. В сентябре сорок второго ей должно было исполниться 24 года;
Петр Поморцев, родом из-под Северо-Троцка (бывш. Архангельск). Он был на семь лет старше Лиз;
и прочие разные люди.

Основные события.

Русский Петер Поморцев и Рыжая Лиз встретились в небе Аляски и полюбили друг друга. Три дня они прожили вместе и три месяца врозь, а умерли в один миг. Вместе со своим не рождённым сыном.
Вот, собственно, и всё. Остальное -

подробности.

Первая половина 1942 года. Аляска. Советский Союз ведёт освободительную войну, осуществляя свои законные территориальные притязания.
Германию мы задавили походя, ещё в 36-м, не давши Гитлеру окрепнуть. Танковые армии Тухачевского прошли её от границы до границы, ведя незначительные бои. Так что, Эльзас и Лотарингию продолжает отспаривать у Франции уже не Германия, а Немецкая Советская Социалистическая Республика, добровольно вошедшая в состав СССР.
Скандинавия тоже наша, не говоря о всяких там Польшах. Австрия порыкивает, но поджимает хвост. Швейцария традиционно нейтральна. Дуче строит социализм оригинального толка в Народно-Демократической Италии. Родина Гомера ищет поддержки у буржуазных Франции и Великобритании, которым не до неё; поэтому Афины тоже на всякий случай дебатируют проекты оригинального социализма и похвально отзываются о дуче. Ну, а хата Испании — с краю. Таково в Европе.
Ближний Восток — дело тонкое, да и не слишком богат, чтобы обращать на него внимание. На Дальнем — свои заморочки. Япония чего-то хочет от Китая? Отдай Курильскую гряду коммунистической державе — и делай с Китаем всё, что тебе заблагорассудится, а про Маньчжурию доспорим потом. Наша цель севернее — там золото и прочие природные ресурсы...
Как могло сие произойти?
Да так же, как всё в истории: от пустяка.
На третью (якобы отравленную) пулю прыгнул верный Бухарчик, и Ленин дожил аж до 1939 года. Пролетарского героя и философа хоронила вся страна, на карте которой появился город Бухаринабад (бывш. Кзыл-Орда), а спустя полгода был даже учреждён орден Бухарина. Правда, награждали им либо посмертно, либо высших чинов из личной охраны вождей...
А Николай Иванович Бухарин так и не успел написать свои экономические труды и составить разумную оппозицию Троцкому. До нэпа ещё кое-как без него додумались, но свернули примерно в то же самое время. Потому что трудовые армии Льва Давидовича Троцкого показали себя (показали-сь) гораздо более эффективными, чем буржуазное растление народа... К старости Владимир Ильич всё более склонялся пробовать различные пути, дабы было из чего сделать окончательный пролетарский выбор в пользу кратчайшего. Но он его всё-таки делал.
Зато хоть внутри себя при живом Ильиче почти что не грызлись. По крайней мере, не насмерть.
Интригана Иосифа Джугашвили (партийная кличка Сталин) тоже долго терпели, а в конце 1935-го, не вытерпев, с позором изгнали из партии и чуть было не шлёпнули под горячую руку. Но, демонстрируя пролетарское великодушие к подлецам, потомили пару лет в Таганке, да и сослали пожизненно в Норвежский Национальный Округ Скандинавской СФСР. Оттуда тёртый революционер бежал в Боливию, где занялся торговлей наркотиками и контрабандным импортом крокодиловой кожи: сколачивал капитал, потребный для свержения антимарксистской диктаторской клики в России. Сколачивать капитал оказалось интереснее, чем свергать клику, и он увлёкся. К моменту смерти Владимира Ильича мистер Коба уже богатенький, голыми руками его не возьмёшь, а все на свете революции ему до фени.
Короче говоря, к началу сороковых годов Советский Союз — индустриально мощная держава с нищим и голодным населением, до истерии преданным режиму. Снижение истерии чревато исчезновением преданности. Поэтому коммунисты-троцкисты, верные ленинцы, озабочены перманентным истреблением буржуазии и освобождением пролетариата в богатых приграничных странах. Поэтому военные таланты не пускаются в распыл почём зря, а пестуются и процветают. Поэтому вся страна, от Копенгагена до Магадана, как один человек, работает на мировую революцию и собирает крохи с разорённых буржуазных столов. Машина идёт вразнос.
Итак,

война за Аляску.

Танковые армады прут по снегам Чукотки, а на мысе Дежнева затевается грандиозное военно-инженерное копошение. Американские ястребы остервенело бомбят сначала ледовые, а потом и понтонные переправы через Берингов пролив, но несколько танковых корпусов успевают прорваться и закрепиться. К началу лета, неуклонно расширяя плацдарм, легендарная Красная Армия занимает почти весь полуостров Сьюард.
Одновременно массированным морским десантом развёрнуто несколько аэродромов для дальних бомбардировщиков на островах архипелага Александра. Именно эти аэродромы окончательно утихомиривают Канаду. Если сначала она колебалась в позе выжидания, то теперь в категорической ноте отказалась предоставить Соединенным Штатам свои дороги и своё воздушное пространство. А переброске американских дивизий морским путём успешно препятствует Краснознамённый, ордена Якира Тихоокеанский флот. Население штата Аляска фактически предоставлено самому себе и готовится к ведению партизанской войны.
В апреле-мае основные схватки происходят в воздухе. Белозвёздные истребители сопровождают свои бомбовозы к русскому плацдарму, а краснозвёздные встречают, имея задачей не допустить.
На фоне этих подробностей и начинается центральная история романа,

история любви.

Рыжая Лиз Невада, ас-истребитель ВВС США, сбивает русского аса-истребителя Петра Поморцева, который, расстреляв боезапас, уже удирал от неё, радуясь, что отвлёк на себя хотя бы одного аса. Сбитый Пётр Поморцев выбрасывается с парашютом на вражью территорию, а Рыжая Лиз, в пылу погони забывшая о горючке, делает вынужденную посадку рядом. Схватка асов продолжается на земле.
Пётр одолевает. Но, будучи не в силах застрелить красивую женщину, чуть не стреляется сам. Лиз препятствует его благородному порыву. Силой. Ей это удаётся довольно легко, поскольку Пётр ненадолго обезножел при неудачном приземлении.
На пути к ближайшему центру американской цивилизации (забытому Богом старательскому посёлку) пылкая американка влюбляется в русского Петера, которого ей приходится волочь на себе. В итоге первого этапа приключений она проводит русского Петера через партизанские кордоны к русскому плацдарму и отпускает восвояси. Женская суть плюс буржуазные предрассудки!
Впоследствии они следят за судьбами друг друга и успешно уклоняются от встреч в воздухе. Весь лётный и вспомогательный состав ВВС США (кроме высшего офицерства и генералитета) знает об этой любви двух асов и всячески способствует их невстречам.
— Где будет Петер? — спрашивает Лиз перед каждым боевым вылетом. И ей отвечают.
— Где Петер? — спрашивает она, едва коснувшись земли и откинув колпак “Эйр-Кобры”. И техник, если не знает, бежит узнавать.
Петру Поморцеву, конечно, сложнее — но это уже его, советские подробности.
Таким был второй этап их любви.
А на последнем этапе жизни они, конечно, всё-таки встречаются. В небе над водами Берингова пролива. Два любящих друг друга врага. Два аса со звёздами на фюзеляжах — алой и белой.

Эпилог

Господь Бог заплакал, повернул время вспять и услал Николая Ивановича Бухарина на другой митинг.
Испания, 1936-й год. В Барселоне, в переполненном эвакопункте для тяжелораненых интербригадовцев, встретились и полюбили друг друга восемнадцатилетняя рыжая медсестричка из Сиэтла и компаньеро Поморцев — уже ас, уже Герой Советского Союза, но пока ещё не враг народа и не американский шпион...
Впрочем, это уже совсем другая история любви. И гораздо более печальная, ибо в ней приняли участие такие персонажи, как Сталин и Берия.

---

Где твои Крылья, которые так нравились мне?..

[Al Shinigami Dracula]

удалено по просьбе автора. consolo

@темы: Рассказ, Чувства, Отношения

---

Любимая.. 6

[Фолк]

Просыпаться - видеть лишь белый потолок.
Засыпать с засохшей горькой солью на глазах,
Которая жжется, будто раскаленный песок.
И слова черствеют - их больше некому сказать,
О том, что я, увы, не смог
Никого полюбить сильнее, чем Вас.

И Вы, Любимая, ушли без фотографии на память,
Не бросив даже "Не люблю" или "Не нужен".
Но эти слова, Вы знали, не смогли бы так ранить,
Как бездушное молчание. Я жив, и мне хуже.
Вам вслед мне бесполезно отчаянно лаять,
Срывая голос, который и так простужен...

12 марта 2010 в 13:10

@темы: Стихи

---

несколько стихов

[Афина_Диана]

Я бегу и пульсирует кровь,
А вокруг меня только небрежность
Я забыла, что значит любовь.
Я не знаю, что значит нежность.
…Каждый день станет долгим, как год.
И изменится каждая мера.
Только мудрый, конечно, поймёт,
Сколько стоит надежда и вера...







Удалено из-за нарушения правил сообщества. Предупреждение. Читайте правила.

Модер Морга.

@темы: Стихи, Творчество

---

Как кенгуру

[Agent_Blik]

Обрыдло. Все обрыдло.

Читать дальше

По ящику опять всякая х…ня. Надоело все. Пойду хоть на кухню покурю.
Закурив сигарету, я стал смотреть в окно. Вон девушка в красной куртке с собакой гуляет. Симпатичная деваха. У нас подъезде живет на восьмом этаже живет. Эх… был бы я моложе лет на двадцать. А что на двадцать? Я и сейчас ничего.
Я перевел взгляд на себя. Хм… Вот именно – ничего. Трико с вытянутыми коленками и старая застиранная майка. Мда… Проведя рукой по щеке я вспомнил, что сегодня еще не брился. И вчера тоже. Надо хоть побриться. А собственно, зачем? Все равно идти не куда. Я, как говориться, - в законном отпуску.
Взглянув снова в окно, и выпустив колечко дыма, я опять стал смотреть на девчушку. Эх… Хороша, шельма. Я ее еще с пеленок знаю. Мы тогда только переехали в эту квартиру. Когда это было? Пятнадцать? Семнадцать лет назад? Сейчас точно скажу. Димке тогда три года было. А сейчас ему… Сколько ему сейчас?
- Мать! Сколько нашему Димке лет?
- Чё? Чё сказал? Я в ванне была, не слышала.
- Я спрашиваю: Димке нашему сколько лет?
- Совсем сдурел старый? Не знаешь сколько родному сыну лет? Месяц назад же 20 лет отмечали. Ты еще тогда нажрался как свинья, двух слов связать не мог. Зато пытался радио подпевать, и даже танцевать.
Я вспомнил. Действительно месяц назад мы сыну двадцать лет праздновали. Да как праздновали… Мы с матерью посидели вдвоем, выпили за сына. А тот еще с утра к друзьям удалился, только на следующий день пришел «ни петь, ни рисовать».
Я снова посмотрел в окно. Так сколько же ей лет? Раз Димке двадцать, значит ей семнадцать.
«Где мои семнадцать лет? На Большом Каретном. А где мои семнадцать лет…» пропел хриплый голос в моей голове. А и правда? Где мои семнадцать лет?
Я тогда только школу кончил. В институт пошел поступать. В МАИ. Хотел самолеты проектировать. Мечта такая была. Да не поступил я. На физике меня срезали. Тогда подал документы в техникум. Выбрал поближе к дому. Думал – через год точно поступлю. А весной отчислили за непосещаемость и призвали меня в армию.
Вернулся весной в 80-ом. Отец меня на завод устроил сварщиком, чтоб не болтался. Да так и работаю до сих пор.
А летом мы с Зинкой познакомились. На танцплощадке. Я когда увидел ее – сразу танцевать пригласил. Уф…. Как она танцевала! А вместе с ней двигались ее волосы, а ее огромные глаза смотрели на меня и хитро-хитро улыбались. Я ночью заснуть не мог: все ее глаза вспоминал.
А потом как дурак за ней ухаживал: и в кино приглашал, и цветы-конфеты дарил, в кафе водил, даже несколько раз в ресторан приглашал.
Нашу свадьбу весной праздновали. Народу… Вся общага была. А зимой родился Димка. Я тогда двое суток не просыхал – со всеми родственниками и друзьями ящик водки выпил. Да… хорошо погуляли.
А когда Димке три года было, я получил эту квартиру. Отметили мы новоселье и стали жить.
Через несколько дней мы с мужиками с работы зашли к ним в общагу посидеть. Вернулся я часов в девять вечера. Зинка мне тогда такой скандал закатила, я прямо опешил. Она кричала, что меня не бывает дома, что весь дом на ней, что только она одна с Димкой водится, что ее никто не жалеет, и еще чего-то там.
Я ответил что мы с мужиками посидели, по пивку пропустили. Она стала орать еще громче, что мол пока мы в общаге жили, она терпела, думала, квартиру получим и заживем как надо. А потом она села в кресло и заплакала. Тут я совсем растерялся и не знал куда себя деть. Сквозь слезы она говорила, что любит меня и боится потерять. Что когда я смотрю на других девушек – у нее все внутри переворачивается от ревности. А если я с друзьями, то ей кажется, что там есть девушки, и они меня уведут. Она говорила, что ревнует меня ко всем, даже к родителям. И я пообещал ей встречаться с друзьями реже.
Но все равно каждый раз она закатывала скандалы, а потом ревела. Я и перестал ходить к друзьям. А к нам ходить она не разрешала. Говорила, что у нас ребенок, что она очень устает на работе и хочет дома отдохнуть, вспоминала поговорку «Мой дом – моя крепость», и что-то там еще. Так что в дом к нам никто не приходил. Так я и порастерял всех своих друзей.
Да и Зинка после замужества к подругам не ходила, а к нам тем более не звала. А вдруг кто-нибудь из них меня уведет? Сын вырос, у него появились свои друзья, и мы остались с Зинкой вдвоем.
Она снова зашла на кухню и сказала: «Фу!!! Надымил. Опять две сигареты сразу выкурил. Вся кухня провонялась».
Я посмотрел на нее, но ничего нового не увидел: старый, выцветший халат с оттопыренными карманами как у кенгуру, а на голове химия. Как у Анжелы Дэвис. Э-э-э-х! Где та Зинка с длинными волосами и огромными улыбающимися глазами?
Я прошел в комнату, снова лег на диван и стал читать программу: может чего найду посмотреть?
А голова в это время думала: Как мы дошли до такой жизни? Мы вот с Зинкой уже две недели в отпуске, у нас с ней впервые отпуск совпал, а один день похож на другой. Да что там отпуск? Всю жизнь так: каждый день похож на предыдущий, как братья-близнецы. Даже праздники мы с Зинкой вдвоем отмечаем. Гости к нам не ходят, поэтому мы не переодеваемся и сидим с ней вдвоем за столом. Я в трико с большими коленками и она в своем старом засаленном халате с карманами как у кенгуру.

@темы: Рассказ

---

[Why me]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра