[Аннушка]

Ну здравствуйте!

В общем, без предисловий, например, вот:

***

Запятые при сравнительных оборотах

Запятыми выделяются сравнительные обороты, начинающиеся союзами как, словно, точно, будто (как будто), что, как и, чем, нежели и т.п., например:

…

Покойно, как лодка, скользит по каменной глади автомобиль (Федин).

Так же, как и в пещерах киевских, тут видны были углубления в стенах и стояли кое-где гробы (Гоголь).

К концу охоты утки, словно на прощанье, стали подниматься целыми стаями (Тургенев).

С высоты мне виделась Москва, что муравейник (Пушкин).

Пустынник наш скорей, чем Мишенька, устал (Крылов).

Сравнительные обороты, ставшие устойчивыми оборотами речи, запятыми не выделяются, например:

Молодые супруги были счастливы, и жизнь их текла как по маслу (Чехов).

Дождь льёт как из ведра. Бледен как смерть. Покраснел как рак.

Примечание 1. Запятая ставится перед как в оборотах не кто иной, как и не что иное, как, например:

Был это не кто иной, как наш кузнец Василий.

Все явления природы суть не что иное, как частные и особенные проявления общего (Белинский).

Примечание 2. Не являются сравнительными оборотами и, следовательно, не выделяются запятыми именные части составных сказуемых, присоединяемых посредством союзов как, словно, точно, будто и т.п., например:

Я вам как чужой (М. Горький).

Ты меж сестёр словно горлинка белая промежду сизых, простых голубей (Некрасов).

Примечание 3. Не ставится запятая перед как и чем в оборотах не более как, (не) раньше чем, (не) больше чем и т.п., если они употребляются не при сравнении, например:

Меньше чем через полчаса прибежал запыхавшийся Прохор (Шолохов).

Я виделся и говорил с ним не далее как месяц тому назад.

Вся операция продолжается не больше чем десять-пятнадцать минут.

Справочная служба русского языка (с)

_______________________________________________________________

Далеко ходить не надо, все эти правила, просто изложенные, можно найти гуглом на сайте rusyaz, к примеру, там и по стандарту изложено.

А дальше уже... только читать. С примерами все намного понятней становится.

Если часто обращаться к источникам/ учебникам/ кому что нравится, на многие правила постепенно выработается привычка.

А еще, никогда не плохо повторить, даже если вы уже используете прием слога в ударном положении=).

Всем удачи!

@темы: Ликбез

---

[Erick-York]

Видел её во сне:
Как целовала звёзды,
Лежа на пыльном дне
Мёртвого океана.
Руки топил в песке,
Сверху гремели грозы,
И вис на волоске,
И это не было странным

Видел её слова,
Розовые на синем
В городе из стекла,
Из облаков и соли.
Руки ломал, а ей
Не говорить просил и,
Голос срывая, пел,
И это не было больно

Видел её лицо,
Как собирала время
В ровную горку; соль
Ей разъедала пальцы.
Не отпускал, держал,
Полз за ней на коленях,
Плакал, кричал, визжал -
Только б не просыпаться

Тихо открыл глаза.

Тихо почистил зубы.

Сам себя перевязал -
За ночь открылась рана.
Мог бы рыдать, но нет:
Здесь, в этом мире - глупо,
Здесь она - призрак, бред
Как это больно, как странно.

---

[White fluffy hedgehog]

хотите посмеяться?)
вспомнила про этот несчастный сценарий утренника, порылась в бумажках и... нашла О_о
написано в 8 (хотя, может и 9) лет к 9 мая (мы действительно с этим выступали х))
если совсем не в тему, удалите)

читать детское творчество

Тебя природа создала,
А ты ее разрушил.
Одумайся! Зачем война?
Ведь мир намного лучше.

Черный цвет заслонил небеса.
Ярко-красного цвета земля.
Солнца вовсе не видно от взрывов.
Не слышны даже ветра порывы.

Напали на русскую землю фашисты.
Напали, как саранча на поля.
От вражеских взрывов дымится
Родимая наша земля.
Но нету пощады фашистам,
И русские гонят их прочь.
И милое слово «Свобода»
Скажет папе любимая дочь.

Когда-то еще малые ребята
Однажды встали на посты.
И стали из них славные солдаты.
Защитники захваченной Руси.
Фашисты вышли из засады
И ринулись на русские войска.
Устроили блокаду Ленинграда…
Но верили в победу на Руси,
И эта вера победила!
И россиян сбылись мечты.

Война идет, и мир уходит.
Солдаты бьются день и ночь.
И каждый ждет того момента,
Когда войну прогонят прочь.

Среди взрывов в ночной тьме
Писал солдат письмо жене:
«Пишу тебе издалека.
Домой дорога нелегка.
Надейся, может быть, вернусь.
Готов я жизнь отдать за Русь!»

Военные песни писали солдаты.
Теперь напеваем и мы их, ребята.
О том, как им трудно в войну было жить,
О том, как хотели они победить.

Война свободна и вольна,
Но наша Родина сильна!
Солдаты смело вышли в бой
И мир возвышен над войной.

Война с победой не сравнится.
Победа – счастье и любовь.
Война под именем «Убийца»
Всей жизни проливает кровь.

Людям не нужна война!
Их Родину, дом разрушает она.
В небе тихонько засветит луна…
Зачем же нужна нам на свете война?

Зачем же нужна в нашем мире война?
Смотри, как чудесно вокруг!
Смотри, этот мир разрушает она!
Зачем же нам это, мой друг?!

Смотри, как прекрасно на свете нам жить!
Смотри, как прекрасно любить и дружить!
Зачем же война, ну зачем же она?!
Кровавое слово – война.

Родная страна!
Тебя не разрушит война,
Тебе проиграла она.
Недаром столица – Москва! *Т_т*

Москва – наша гордость -
Столица!
Ты только взгляни-ка сюда!
Летит златокрылая птица,
Что значит, Россия гордится,
Что значит, по праву столица
Любимая наша Москва!

Военную тайну хранят пуще ока.
Ее не расскажет вам даже сорока.
Военная тайна – большущий секрет.
Ее пронесем через тысячи лет!

Чудо – жить без войны,
Чудо – не иметь врагов.
Будьте же всегда дружны!
Не забудьте этих слов!

9 мая!
Поздравим солдат.
Они воевали за счастье ребят!

---

Война

[twentyfour]

Пройдет война, прольется кровь,
Нет жалости на свете.
Вы убиваете все вновь,
И гибнут ваши дети.
А кровь идет, сплошной поток,
Кровавые озера,
Остановился если бы мог,
Но, Вы, идете снова.
Я не могу на все смотреть,
Ты гибнеш за приказ.
Не стоит на штыки лететь,
Им всерано до нас...
И слезы Ваших матерей,
Которые не спят,
Вы не увидете друзей,
Наверное, лежат...
Земля теперь их вечный дом,
Холодная земля.
Пусть спят они спокойным сном,
Уснули, навсегда...
И каждый миг и каждый час,
Над головами пули.
Летят они, летят и раз...
Его мы не забудем.....
Остался, Я, один живой,
А там осталась рота,
Запомню роту Я такой,
Где все живые снова.
И пусть живут они в сердцах,
У нас, у матерей,
И слезы катятся из глаз,
Вернуться к роте бы своей.

@темы: Стихи

---

Из последних

[скиннер курильщика]

Ты был заносчивым и смелым,
Таким отважным капитаном,
С тобой я стать такой сумела,
Какой ни с кем уже не стану.

Был каждый горделив и молод,
Как данность принимал подарки.
Мы завоевывали город
Со снежной горки в старом парке,

Играли в прятки меж деревьев,
Пока не спрятались однажды:
Я - от тебя - со встречным первым,
Ты - от меня - с красивой каждой.

Мы осознали, к нашей чести,
Что от любви - тоска и беды.
Мы хорошо играли вместе,
Но нас зовут домой. Обедать.

@темы: Стихи

---

[Гай Фокс]

«Бесёнок»

Усмехается и молчит вот уже неделю, не перекинувшись со мной ни словом. В последнее время мы не слишком ладили, но сейчас он откровенно меня игнорировал. Такое поведение не предвещает ничего хорошего, - однажды пришлось выслушивать жалобы от соседей. Я слушал и молчал. Возможно, кто-то упрекнёт меня. Скажет: "ты недостаточно времени уделяешь воспитанию брата". Но мне легче стерпеть гадость, чем накричать. Я столько раз защищал своего маленького бесёнка от родительских припадков, что мысленно возвёл барьер между любовью и насилием в любом его проявлении. И я знаю, он очень талантливый мальчик. Картины умеют говорить за своих хозяев. В этих совсем недетских рисунках – отражение его внутреннего мира, его постепенное развитие и совершенствование. И в каждом – талант. Но талант, как известно, не терпит рамок. И поэтому лучшее, что я могу дать брату – свобода.
Прошло ровно два года со дня смерти наших родителей. Официальной причиной смерти называли вирусную болезнь, которую они подхватили в путешествии. Вот так всегда и бывало: они оставляли нас одних на месяц или два, уезжая повидать мир, безбожно тратили деньги, дебоширили и занимались непонятно чем. А вернувшись, продолжали прожигать громадное наследство, оставленное мне дедом. Тех крох, которые удавалось спрятать, вполне хватало на жизнь. Но, к моему ужасу, основной капитал семьи тёк сквозь пальцы.
Мы с бесёнком никогда не видели от родителей ни ласки, ни заботы, ни опеки. Будучи подростком, я научился заботиться не только о себе, но и о младшем брате. Уже тогда бесёнок начал проявлять свой талант, и я то и дело терял над ним контроль. Обычному человеку вроде меня не понять таких. Я злился, когда не мог отвлечь его от холста, ругал за равнодушие к наукам, к людям. Понимание пришло позже, а вслед за этим – желание помочь. Поначалу приходилось заниматься с ним самому. Я страдал от того, что не мог дать дельного совета, но мог научить его дисциплине. Он стоял за холстом, а я за ним, и с каждым днём больше уходил в тень потрясающего таланта. Я прикладывал всё больше усилий, чтобы не отставать от него. Таким образом, я рос и умнел. И чем умнее становился, тем больше понимал, насколько глупы наши родители. Они появлялись дома только для того, чтобы развлечься, но появлялись всё реже. Дети их не интересовали. А нам было хорошо вдвоём: долгие вечера проходии в домашней библиотеке, где бесёнок кружил кистью по холсту, а я сидел возле и читал. Иногда наше маленькое общество разделял какой-нибудь художник, изъявивший желание взглянуть на талантливого малыша.
Шли недели и месяцы размеренным шагом. Мы разговаривали и смеялись, делились знаниями и открытиями. Бесёнок учил меня держать кисть, а я читал ему что-то интересное из своих книг. Очередной гость не мог налюбоваться на двух замечательных братьев и всё рассказывал, как ценит картины моего брата… В один из таких вечеров наш маленький мир перевернулся.
Июльская жара не спадала, хотя за окном стемнело. В траве пели насекомые, трели наполняли дом жизнью. Занавески на окнах библиотеки едва трепетали под тёплым ночным ветерком. Моим вниманием целиком овладела медицина, и в руках я держал труды по анатомии. Брат был сосредоточен как никогда: обычно он рисовал весело и беззаботно, болтал со мной и с гостями. Но сейчас он стоял у холста так, словно тот его укусил. Он молчал, меж бровей залегла складка, а волевой подбородок так и торчал. Он чересчур важничал и был серьёзен не по годам – так старался произвести впечатление на гостью. Нашей гостьей была без преувеличения магистр искусств. Очень красивая женщина лет тридцати с королевской осанкой. Она представляла единственную в городе школу искусств с мировым именем. Не смотря на то, что я изо всех сил старался не дать бесёнку зазвездиться раньше, чем он научится пользоваться успехом, слухи о его таланте уже распространились. Бесёнок сразу понял, что к чему. Он обладал острым чутьём на людей, обладающий властью. Мне, как человеку, знающему его обычное поведение, было смешно наблюдать за надувшейся физиономией. И потому я весь вечер не мог сдержать улыбку. Гостья наша оказалась человеком прекрасным во всех отношениях. Я ожидал разглядеть в ней чопорную женщину или чересчур громкую, эмоционально неуравновешенную дамочку. Но оказался неправ. Не смотря на властность, гостья вела себя до крайности скромно и вежливо. В глазах читалось искреннее любопытство, а яркие, живые образы, сыпавшиеся с уст, говорили о превосходном чувстве юмора. Бесёнок, не смотря на то, что едва успел вылезти из пелёнок, уже знал, как ухаживать за женщинами (не помню, чтобы я учил его этому). Он с гордым видом взял её за руку и провёл в библиотеку, пригласил присесть и безупречно ответил на все расспросы о себе, обо мне (ей так понравилось говорить с бесёнком, что ко мне она почти не обращалась), о доме и большой библиотеке. Она непрестанно хвалила умения мальчика и обещала взять в свою школу. Вопрос о родителях, правда, вышел конфузом. Я что-то пробормотал о их безучастности, и гостья тактично перевела разговор в другое русло. Она начала расспрашивать меня о моих занятиях. Я, чувствовавший себя ничтожеством в обществе двух талантливых людей весь вечер, даже не знал, что и сказать. Но это была удивительная женщина. Она сумела убедить меня в том, что я – бриллиант! То, чему я не придавал значения, повергло её в шок, ведь к моменту нашего знакомства я помнил наизусть половину книг из нашей библиотеки.
- Это потрясающе! – её прекрасные глаза расширились. – Вот уж не думала, что в одной семье может быть два талантливых ребёнка!
Я пытался доказать ей, что книгомания – не талант, а лишь львиная доля упорства, и что я не раздумывая променял бы все свои знания на умение делать что-то одно по-настоящему хорошо.
- Нет, нет, нет – категорично покачалась головка, от чего каштановые волосы заструились по плечам. – Ты определённо талантливый юноша. Скажи, твой брат действительно такой умный? – обратилась она к бесёнку, и тот кивнул. – Вот видишь? Устами младенца глаголет истина. Уверенна, родители гордятся вами, что бы ты не говорил.
На улице началась сильная гроза. Вино расслабляло гостью с каждым глотком. Искристый смех становился всё звонче, а глаза всё туманнее. Когда мы снова поникли при слове «родители», её тактичность ей изменила.
- Да что с вами такое, я не пойму? – возмутилась она, почти уронив бокал на стол и встала, слегка покачнувшись. – Что они такого сделали?
Бесёнок вдруг сказал - тихо, но очень отчётливо:
- Лучше б они сдохли.
Женщина никак не ожидала услышать такое, да и я, признаться, тоже. Она ничего не сказала. Только опустилась обратно в кресло и вдруг притихла. Уже через несколько минут ей предстояло убедиться в том, что брат прав. Во дворе послышался скрип ворот и весёлый гомон нескольких голосов. По направлению к дому направлялась кучка совершенно невменяемых людей, и среди них мои родители. Мы с бесёнком прекрасно понимали, что ничего хорошего за этим не последует, и гостья смогла прочесть ужас на наших лицах. Некоторое время мы тихо сидели, не смея шелохнуться, все как один прислушиваясь к тому, что происходило внизу. Обычно родители развлекались в саду. Но дождь крепчал, глухие раскаты грома становились всё ощутимее, и праздная компания скрылась из поля зрения, войдя в дом. Крики, глупый смех и непристойные замечания отца становились всё громче – они шли к нам.
- Здр-р-равствуй, сынок! – послышался зычный голос отца. Он в обнимку с двумя откровенно глупыми женщинами направился к бесёнку. Я тут же попытался его опередить и увести ребёнка подальше, но уже через секунду лежал, задыхаясь от удара в живот, возле кресла, где сидела бледная как полотно гостья. Отец умел бить, причём не только кулаками, но и словами.
- Бездарная сопля, - крикнул он мне. – Что ты до сих пор делаешь в моём доме?
На глаза брата навернулись слёзы, но его тут же заслонила голова гостьи, склонившейся надо мной.
- Сынок, папа знает, что ты хорошо рисуешь, и поэтому у него для тебя указ, - сказал отец и захохотал. Нарисуешь нас? – Брат молчал. Послышалась звонкая оплеуха, и бесёнок всхлипнул. – Нарисуй, и на сегодня можешь быть свободен.
Брат согласился. На двадцать минут в библиотеке воцарилась относительная тишина. Дышать было тяжело, я даже не мог подняться. Сильно побледневшая гостья суетилась около меня. Трясущимися руками она достала из сумочки нечто, похожее на платок и принялась стирать кровь с моих губ.
- Мальчик, - шептала она, и её шепот звучал слишком громко под сводами библиотеки. – Мальчик, ты можешь подняться? Тебе нужно в больницу.
Я попытался отрицательно закивать головой: нет, не сейчас. Нельзя привлекать внимание отца. И больше всего на свете я мечтал, чтобы гостья немедленно покинула этот проклятый дом, потому что её красота непременно спровоцирует отца на новые злодейства.
Возможно, всё бы ещё обошлось. Но руки бесёнка тряслись так сильно, что он неуклюже смазал слой только что наложенных красок, и безнадёжно испортил картину. Отец пришёл в неописуемую ярость. Он в порыве неконтролируемого бешенства замахнулся на одну из девушек, когда она захихикала. Послышался глухой удар. Она потеряла сознание, налетев головой на стену. Признаться, как бы он не был зол, никогда не поднимал руку на хорошеньких женщин. Этот внезапный приступ ярости ввёл в ступор всех. Женщины, видимо зная, каков отец в гневе, тут же выбежали из комнаты. Разбушевавшийся отец отшвырнул мольберт, и тот разломался пополам. Этого бесёнок стерпеть не мог и, заплакав, побежал на отца, замолотив кулачками по его животу. И тут бы отец, наверное, порешил малыша, но встретился глазами с нашей гостьей. Теперь её лицо было красным от гнева: она стояла прямо перед нашим отцом и прятала бесёнка за спиной.
- Кто вы такая? – огрызнулся отец.
- А кто вы такой, чтобы поднимать руку на маленького ребёнка? – зашипела она как можно язвительнее, но голос дрожал от страха. – Я видела много отвратительных людей, и вы среди них первый!
Её слова, кажется, позабавили отца. Он долго думал, как воспринимать изобличающую тираду из прекрасных женских уст, а потом захохотал.
- Вы монстр! – пыталась гостья перекричать его. Если бы не вино, она не стала бы провоцировать, а поступила бы по-другому. – Вы только что чуть не убили невинного человека, а теперь смеётесь! – шипела она. – Посмотри на своих детей: они ненавидят тебя. Пока ты пьёшь и развлекаешься, они днями и ночами работают над собой, чтобы не скатиться в пропасть, в которую ты неизменно их тянешь!
Тут отец перестал хохотать. Он вдруг замолчал, и впервые в его глазах проснулось что-то вроде осознания.
- Пропасть. Ты называешь это пропастью? А знаешь ли ты, почему я дошёл до этого состояния?
- Не знаю, - огрызнулась она. – И не хочу знать. Этому поведению не может быть оправданий.
- Я не ищу себе оправданий. Но иногда наказание предшествует вине!
Я взглянул на отца. Сейчас он впервые за долгое время выглядел человеком разумным. И слова его звучали разумно. Можно сказать, я впервые за много лет услышал его трезвый голос. Итак, отец говорил, и чем больше, тем сильнее удивлялась гостья.
Как я уже говорил, родители были людьми недалёкими. Понимая это, мой дед взвалил воспитание внука на свои плечи. Он заменял мне и отца, и мать, попросту не подпуская родителей. Те переживали, но молчали. Их жизнь была лишена всякого смысла, когда они со стороны наблюдали, как их сын рос и развивался без их участия. Когда мне было десять, на свет появился брат, и дед снова подавил родителей авторитетом, забрав его на воспитание. Наш дом поделился на два мира, в одном из которых счастливо жили мы с братом под крылом дедушки, а в другом существовали, доживали свой век беспомощные родители. Их не радовало ни богатство, ни роскошь, ведь дедушка не давал им проводить с нами время. Он был просто помешан на том, чтобы не совершить ещё одной ошибки в воспитании, но не понимал, что уже совершил её.
Но вот однажды он умер. Мне было тогда семнадцать. Стоит ли говорить, что это было чудовищное горе для нас с бесёнком: мы носим траур и по сей день. Родители, конечно, тоже горевали, но для них его смерть, как бы ужасно это не прозвучало, означала просвет. Их не волновало даже то, что они не унаследовали от деда ни гроша: с наступлением двадцати одного года огромное наследство должно перейти в наши с братом руки. Они думали только о том, что вот теперь-то всё изменится между нами, и мы заживём как нормальная семья. Но этого не случилось. Я был упрям и жесток, находившись под влиянием дедушкиных наставлений, и попросту отверг заботы родителей, оставшись вместе с братом по другую сторону баррикад, возведённых принципами. Вот тогда-то и начались наши проблемы: родители начали топить своё горе в вине и развлечениях, решив, видимо, ещё до совершеннолетия сына спустить его будущее наследство. Возможно, не поступи они так, я бы одумался, и со временем принял бы их. Но во мне всё больше росла ненависть. Родители отплатили нам той же монетой, что им платил когда-то дед: они попросту оттеснили нас. Единственным местом в доме, где никогда не появлялись их бесстыдные друзья и они сами, была библиотека: в этих стенах навсегда запечатлелось эхо дедушкиного голоса. Здесь мы и обосновали свой маленький мирок, покорно ожидая моего совершеннолетия. И всё было замечательно до сегодняшнего дня.

Услышав эту историю от отца, гостья надолго замолчала. Голоса внизу затихли, будто бы остальные тоже прислушивались к отцовской исповеди. Теперь тишину нарушал лишь шум дождя. В моих глазах стояли слёзы: я готов был простить отцу всё, что мы с бесёнком натерпелись от него. Я лишь ждал, когда пройдёт, наконец, эта сковывающая боль в животе, чтобы заявить отцу о примирении. Но гостья зашевелилась и вздохнула.
- Всё это понятно, – сказала она. Тон её голоса стал вдруг ужасно ледяным. - Но увы, увы... Я вынуждена забрать ваших детей в приют.
Что-то оборвалось в груди, и в эту минуту даже кузнечики за окном перестали для меня стрекотать. Я понял. Эта женщина действительно была магистром искусств, знакомая со всей художественной и музыкальной элитой города. Люди, бывавшие у нас в гостях, наверняка частенько говорили ей о нас: талантливых детях ужасных родителей. Но эта же женщина была известна тем, что спонсировала детские приюты и заботилась о малышах из неблагополучных семей. А что тогда станет с родителями? Их жизнь станет адом до тех пор, пока я не стану совершеннолетним и не возьму их под крыло: больницы, суды и лишение родительских прав, осуждение со стороны общества...
Это понимал даже мой отец. И брат, который стоял сейчас за спиной у отца с разбитой щекой и держал в руках переломанный пополам мольберт.
- Вы не посмеете забрать у меня детей! – зарычал отец. – Вы не имеете права.
- Вы – алкоголик и сумасброд, вас лишат родительских прав. А дети пойдут со мной, – заметила она хладнокровно. – Мальчики, вы можете собирать вещи.
О, если бы она знала! Эти слова стали для отца последней каплей. Возможно, если бы не алкоголь, он смог бы рассудить здраво и не делать вещей, за которые придётся платить. Он ударил её, и ударил невероятно сильно. Жестоко и по лицу. У отца была сильная рука, и женщина зашаталась на месте, не в силах прийти в чувство. Закрыв глаза и сдерживая слёзы, она, видимо, хотела опереться об оконную раму, возле которой стояла, но промахнулась. Рука скользнула по пустоте. Гостья попыталась зацепиться за раму, сырую от дождя, другой рукой, но и она соскользнула. Миг, и она вылетела головой вниз. Не обязательно было смотреть вниз, чтобы понять: она упала на шпиль забора внизу и умерла не сразу. Эти предсмертные вопли до сих пор стоят у меня в ушах. Отец сначала стоял безучастно, глупо тараща глаза ей вслед. Потом вдруг словно очнулся и куда-то ушёл. Я смотрел на бесёнка, бесёнок смотрел на меня, а внизу стонала умирающая женщина, и шумел дождь. Уже через минуту отец вернулся с ружьём. Это охотничье ружьё ему подарил дед, но до сих пор оно не выстреливало. Отец решительным шагом направился к окну и навёл ствол. Стоны прекратились навсегда.

Я проявил к судьбе этой женщины отвратительное равнодушие. Меня не трогали кричащие о её смерти заголовки газет. Не трогали пересуды прохожих и их догадки о том, кому понадобилось пырнуть ножом в тёмном переулке талантливую художницу, а затем выстрелить в труп. Но я не сумел простить отцу перемены, какие произошли после этого с бесёнком, ведь он стал бесёнком в истинном понимании этого слова, будто сошёл с ума. Он почти ни с кем не говорил, целиком погружался в свои картины. А в картинах уже не было прежней искры и озорства. По ночам его мучали кошмары. Каждую ночь приходилось перебираться к нему в постель и слушать, как он плачет в подушку. Но утром он снова уходил в себя, становился холодным, словно камень, и только всё улыбался, да делал разные мелкие пакости. Ему было девять, а он перестал быть ребёнком. Со временем мне, методом проб и ошибок, всё таки удалось прорваться сквозь его стену, и со мной он стал почти тем же милым маленьким бесёнком, каким был до... Но в обществе оставался нелюдимым и холодным. Впрочем, теперь чужие люди стали редко вторгаться в наш мир: я не допускал того, чтобы история повторилась. Понимание, что твои тайны становятся сплетнями, раздражало. Долгие вечера мы коротали одни. Не смотря на то, что брат впустил меня в свою душу, он продолжал держаться на некотором расстоянии, и тогда я понял, что должен дать ему свободу. Отныне он учился, чему хотел и выбирал учителей по собственному вкусу, и я больше не отвлекал его от рисования.
Отец пить не перестал. Он заявил, что это я виноват в смерти женщины, и мы снова поссорились. Они с матерью всё чаще уезжали куда-то, и однажды пропали совсем. По всей видимости, их занесло в далёкие края, потому что появились они только на моё совершеннолетие, но не в доме, а в больнице с какой-то странной тропической инфекцией. Полное излечение было врачам не под силу, но состояние родителей оставалась стабильным. Когда я предложил отцу примирение, он ответил, что проклинает меня и желает мне смерти. Его слова хлестали по щекам, а мать улыбалась. Я стал убийцей. Медицинские книги, которые я прочел когда-то, дали знание о том, как убивать незаметно. Их смерть списали на врачебную ошибку, и дело замяли, а мы с бесёнком начали, наконец, жить так, как давно хотели.
Наследство вполне позволяло жить, не задумываясь о деньгах. Я посвятил себя дому и брату. Бесёнок вступил в тот возраст, когда приходится преодолевать одно препятствие за другим. Конечно, я помогу ему. Надеюсь, мир ещё услышит о нём, как о великом художнике.

@темы: Рассказ

---

Академик Копытин

[kamisama!]

Академик Копытин вывел формулу рационального расходования любви,
Сиим фактом произведя толчок и научный сдвиг.
Академик Копытин подметая пол, создал Тяни-Толкая,
Глупое животное бродит по улицам, мусорки поедая.
Академик Копытин любит мелких животных и груши,
Думая о том, зачем природа создала детей и игрушки.
Академик Копытин однажды попал под солярный поток,
После чего надолго и страстно влюбится в медный дверной молоток.

@темы: Стихи

---

Правила хорошего тэ

[Erick-York]

0

Вопрос: Стоит ли исключить быдлокуна из сообщества?

1. Немедленно!		7	(12.28%)
2. Да		5	(8.77%)
3. Ну, можно и исключить		8	(14.04%)
4. Ну, можно и не исключать		10	(17.54%)
5. Нет		15	(26.32%)
6. Мне пофиг		12	(21.05%)
Всего:		57

---

[White fluffy hedgehog]

навеяно темой дуэли, самой интересно как

Годы седые лелеят твою усталость.
Годы улыбку твою по кусочкам уносят.
Бабушка, бабушка, милая, как так сталось?
Мягко ступая, все ближе подходит старость.
Осень.
Кажется, что у тебя бесконечная осень.
В ритме дыхания, в блеске, ушедшем из взгляда.
Бабушка, светлая, только останься рядом.
Я стану лучше. Я стану стараться, правда.
Очень.

---

[Unexplainable]

А главное, будь со мной, хоть мысленно, хоть телепатически,
Выражай свою мысль интонационно
Применяй усилия демонические,
Но возвращайся, хватает итак подонков…

Равнодушных, безжалостных
Обещающих сказку во всех ее проявлениях,
Но тех, что не могут дать и малость
Из того, что я так хотела бы.

Они вроде бы слушали, но ни разу еще не слышали,
Они рядом, но их нельзя почувствовать…
Тебя нет – значит ты просто вышел,
Ведь на сотни ступеней возносит твое присутствие.

Надоели, достали Иуды внуки и правнуки,
Оставайся, а хочешь, я брошу курить и уйду в подполье?
Но с тобой, а потом, подари мне однажды радугу…
Она мне нужна и ты. И ни слова более.
(с) мое

Знаю, второй стих выбился из ритма. Остальное интересно, критикуйте:-):-)

@темы: Стихи

---

чё это я?

[polina-kolpakova]

Бей, не останавливай руку занесенную
Над моей графитово - угольной душой,
Разве стоит жалости сука непрощенная,
Пропадать замаху ли? Как же ты смешон...

@темы: Стихи

---

Письмо

[ульяна андреевна бунша]

Смиренно сидя у окна,
Письмо тебе писала я.
Все о погоде,да о доме,
Об именинах у друзей,
О здравие,да общем горе,
Что вызвал неурожай полей.
Но строчки сухо выходили,
Отвыкла я уже писать,
Все больше плачу у плотины,
Где поклялась не забывать.
Не забывать о запахе сирени,
И о последнем солнечном луче,
О вечной соловьиной трели,
Звучавшей в темной вечере.
Теперь же все воспоминанье,
Прекрасной той поры привет,
Не от того ль я плачу так печально,
Что юности давно уж нет.
Смотрю в окно,где в небосклоне
Давно уж догорал закат,
И поняла,что все не горе,
Что не вернуть к себе назад.
Теперь я знаю,что писать,
Чтоб строчки бойко выходили,
Начну со слов,но не с вопроса:
"А помнишь,как наивно мы любили?"

@темы: Стихи

---

[Мама, моё сердце похитил джей-рокер] Глава I-II

[Al Xandrea]

Автор: Al Xandre'a
Бета: Eva-sama
Название: Мама, моё сердце похитил джей-рокер!
Жанр: ангст, юмор, повседневность, романтика (в определении жанра не сильна ><
Направление: Гет
Статус: В процессе
Саммари: Он называет меня деткой, носит на себе как минимум два элемента одежды розового цвета, постоянно шумит и... он ест рисовую кашу! Ну как это можно есть?!!!
От автора: Впервые пишу ориджинал. Я немного переживаю, ибо я не знаю, как его оценят читатели) Мне бы очень хотелось, чтобы всем понравилось. До окончания второй главы даже плана ориджинала не было, а теперь есть, я горда собой) ^^ Идея назревала постепенно и вот, она воплотилась)
Посвящение: Я посвящаю этот ориджинал трём самым дорогим мне людям: Eva-sama - моя названная нее-чан и по совместительству бета (аплодисменты ^^), Tora (То-тян ^^) - незаменимый человечек, в крови у которого нескончаемый оптимизм и клетки вампира, хотя её эти популярные в наше время существа даже не кусали))) И Mokoto - человек, который промывал нам троим мозги про J-rock и J-pop до посинения. В итоге мы подсели на KUT-TUN-ов... горе нам! -_- (спасите меня от Танаки Коки..аааа!)

Глава I Нас уже не догонят и не найдут

Снова крики. Снова осуждения и упрёки. Снова мне пытаются навязать свою точку зрения. И я снова не могу возразить.
Я всегда была податливой и стеснительной девочкой. Я не любила ссориться с людьми, никогда не дралась просто так. Я любила учиться. Но…

Всё моё существо не нравилось другим людям.

Заранее собранная сумка лежала в шкафу, ожидая своего часа. Когда чаша моего терпения переполнилась, сумка покинула свой дом и отправилась в путешествие. Я ушла из дома…
Куда мне идти? Мне не к кому было обратиться. Выбора, как идти в аэропорт, не было. Войдя в автобус, и оплатив билет, я направилась в самый конец салона. Не обращая ни на кого внимания, отсчитывая огни фонарей, стоящих вдоль дороги.

Аэропорт. Я впервые была здесь. Я никогда не летала в самолёте. Для меня всё было в новинку: люди, спешащие по своим делам, носильщики, бегущие с сумками, странный скрипучий голос женщины, объявляющий о посадке и отправлении. Так странно и незнакомо.

Мама всегда говорила мне, что я не аккуратна и не самостоятельна. Она утверждала, что я не смогу справится со всеми тяготами жизни. В чём-то она была права. Я постоянно путала автобусы, и уезжала непонятно куда, каким-то чудом обратно возвращаясь домой, я не очень опрятно одевалась, и за собой мало следила - то волосы растреплются, то майка из-под кофты выглянет, то шнурки развяжутся - во мне много недостатков. Мама постоянно ругала меня, что я не ношу юбки и платья, не одеваю каблуков, и, в общем, не веду себя как обычная девушка. Но мне это не нравится. Я люблю джинсы или свободные штаны, длинные кофты и футболки, кеды и кроссовки - всё, в чём мне удобно ходить. Я не люблю красится, но порой приходится, даже в восемнадцать случаются казусы на лице, бывает, что приходится из-за того, что я всю ночь просиживаю за компьютером, а наутро, вид как у побитой собаки. Печально.
Когда я пошла в школу, учёба была на первом месте. Я любила учиться. Каждое утро бежала со всех ног туда, где учительница стоит у доски с указкой, где в полной тишине светлого класса слышится тихий шорох бумаги, да скрип ручек, туда, где были такие весёлые уроки физкультуры и рисования.
Но всё это пропало со временем. Меня недолюбливали в классе. Постоянные издёвки, завуалированные оскорбления. Я долго не замечала такого отношения, предпочитая не обращать на это внимания и прощать. Даже вне школы, с соседями, было тоже самое. Моё детство пестрело яркими цветами. Его можно было разделить на несколько периодов. В какое-то время со мной дружили, я была нужна какому-то конкретному человеку, помогала ему, а в другое время он даже не взглянет на меня, не подаст руку помощи, а только наоборот отпихнёт её или плюнет. Бывало и такое.
После этого сладко-ядовитого периода стало немного легче. Я стала учиться скрывать свои чувства за маской равнодушия. Всех это устраивало, потому что я не выделялась. Не выпендривалась. Была неинтересной. Так меня оставили в покое, а если и приставали, то получали молниеносный отпор, и долго потом ещё не лезли. Вот так я и контактировала с обществом.
Как бы то ни было, но семья для меня была всегда на первом месте. Папа, мама и старшая сестра. Когда сестра уехала в другой город, центром внимания родителей стала я, и жить стало совсем невозможно. Я бы не хотела вспоминать это время, а вскоре я неожиданно решила для себя, что мне нужно уйти из этого дома. Я должна была это сделать.
Каждый день я трудилась по вечерам на работе в магазине. Получала немного, но больше я не могла заработать. Я продержалась месяца три, потом не вытерпела и, воспользовавшись отсутствием родителей, заранее собрала сумку, и положила её в шкаф.
Так вот всё и случилось. И сейчас я сижу в аэропорте и не знаю, куда мне идти. Печально. Думать совсем не хотелось. Да и о чём? Может о том, что рано или поздно меня вышвырнут отсюда или полиция найдёт и отправит к родителям. Кто знает?
Мне не понравились свои мысли, и я решила пойти развеяться. Сумку я, естественно, взяла с собой, жаль, что гитару пришлось оставить дома. С ней было бы гораздо труднее. Мозг услужливо показал пешеходный переход и певца, играющего на гитаре. Ну что за бред?
Я была настолько увлечена картинкой, подкинутой мозгом, что не заметила человека, идущего мне навстречу.
- Ай, чёрт! - человек, в которого я врезалась был довольно крепким, но то ли я неслась слишком быстро, то ли от неожиданности, но он немного наклонился вперёд и попытался удержать меня от падения.
- Простите, леди, вы не ушиблись?
Леди? Какая я ему леди? Подождите-ка…! Я взглянула на него повнимательней. Высокий молодой парень со светлыми, пшеничного цвета волосами, он был очень хорошо одет. На шее висело с десяток всяких аксессуаров, а на запястьях красовались браслеты, на среднем пальце правой руки виднелось серебряное кольцо. К сожалению, он был в очках, но я сразу почувствовала, что это очень сильный духом человек. И внутри меня всё как будто перевернулось.
- Н-нет, всё в порядке. - Он разговаривает на японском языке! Как славно, что я учила японский!
- Боже! - неожиданно воскликнул парень, - Ты… Эти белые волосы…
Он медленно снял очки, и я увидела мягкие медово-карие глаза, которые смотрели на меня с каким-то шальным восторгом.
- Э?
- Ох, прости, это было так грубо с моей стороны, пойдём в кафе, я хочу сделать тебе предложение!
И не позволив мне и слова вставить, потащил куда-то, схватив мою сумку.

Мы прибежали в большой зал, в конце которого располагалась дюжина голубых столиков, возле которых стояли плетённые стулья. Не гармонично.
- Эй! Ты куда меня тащишь, маньяк?! - Я решила перейти на японский. В том, что он знает мой язык уверенности не было.
- Я не маньяк, я хочу тебя накормить.
- Зачем?
Он повернулся, посмотрел на меня удивлённо и посадил за стол.
- Сиди здесь.
Парень подбежал к продавщице. Мне было очень интересно, как он будет делать заказ. Но тут меня ждала подстава. Мой похититель знал английский, и продавщица, похоже, тоже.
Он возвратился на место.
- Не волнуйся. Я не обижу тебя. - Его голос дрожит. Почему он так волнуется? Такое чувство, будто он зверя дикого приручить пытается.
- Что ты себе позволяешь? Хватаешь незнакомых девушек, тащишь в кафе, да ты вообще кто такой?
- Послушай, - прошептал он, - Как ты, наверное, уже поняла, я певец джей-рок группы. Меня зовут Рокудо. Я хочу увезти тебя в Токио.
- Чего?!
Это что за новости?! Какое увезти? Он издевается?! От такой наглости, я даже тяжело задышала.
- Спятил?!
- Нет. Ты та самая девушка, которая мне нужна. Белые волосы, светлые глаза, в целом красивая внешность, фигура, и тебе некуда идти.
Удар в поддых.
- Откуда ты знаешь?!
Он спокойно посмотрел мне в глаза и сказал:
- Я вижу это. Я очень хорошо разбираюсь в людях, и вижу в их глазах то, что не видят другие.
Врёт. Вон, на губах играет хитрая усмешка. Но чего он добивается?
- Ты понимаешь, что это невозможно? У меня нет загранпаспорта.
- С моими связями, это можно сделать за три дня.
- Ты шутишь?
- Отнюдь. Говорю как есть.
- Да быть этого не может.
- Доверься мне.
Он протянул мне руку. Что-то заставило меня вздрогнуть. Я понимала, что от этой сделки зависит моё будущее, моя жизнь. Этот человек может оказать кем угодно. Он сможет сделать со мной всё что захочет. В моей душе начал расти страх. Да, я хотела бы уехать в Токио, но если это ловушка, то мне лучше оставаться гнить в том месте, в котором родилась. Я не собираюсь подчиняться чужой воле.

Но эти тёплые добрые глаза…

- Откуда мне знать, что это не ловушка, что ты не продашь меня в публичный дом, не бросишь и не используешь как игрушку?
- Я отдаю тебе в залог свою душу.
Что.. О чём он?
- Соглашайся. У тебя будет всё, что ты хочешь. Я дам тебе хорошую работу, только прими моё предложение.
У меня не хватало решимости взять его руку. Я отвернулась. На миг в голове помутилось, всё закружилось. Очнулась я в его объятиях.
- Пожалуйста, соглашайся.
- Хорошо… согласна…
А потом я отключилась…

Очнулась уже в номере гостиницы. Ровно три дня я там прожила. Ко мне в комнату никто не заходил, кроме Рокудо. За два часа до вылета мы составили договор, который вступит в силу с подписями продюсера Рокудо и директора компании, в которой он работал. Если честно этот договор придал мне уверенности в том, что я, по крайней мере, не буду продана в рабство.
К моему удивлению, загранпаспорт действительно был готов. Когда я взяла его в руки, с души словно камень свалился. Если я покину этот город, то смогу забыть все эти ненужные горестные воспоминания…

- Кацураги.
- М?
- Когда мы приедем, тебе придётся побегать по салонам и магазинам.
- Зачем?
- Ну, детка, а как ты хотела? По контракту, тебе придётся работать на нашу компанию, а коллектив у нас встречает новых работников только по одёжке.
- Издеваешься?
Пока мы непринуждённо разговаривали, самолёт оторвался от земли и взлетел…

Глава 2 Щедрый джей-рокер

Голова немного закружилась. У меня было такое чувство, будто я приземлилась на землю с трёхметровой высоты, то есть больно и жёстко.
- Первый раз летала в самолёте? - раздался голос сбоку. Я повернула голову. Всё поплыло, закружилось…
- Нн…да, но не волнуйся, я в порядке. - через силу попыталась улыбнуться. Наверное, улыбка получилась измученной, потому что в следующую минуту Рокудо взял меня на руки.
- Т-Ты что творишь?! Отпусти на землю, изверг! - Чёрт! Я краснею!
- Будешь вякать, сброшу.
- Всё молчу.
Мы прошли регистрацию, утрясли все длительные дела с багажом. Правда, они не были бы столь длительными из-за сумок и чемоданов Рокудо.
У выхода из аэропорта нас ждала машина.
- Ты, конечно, прости, Кацураги, но пока что тебе придётся перекантоваться у меня. - Это ещё что за новости?
- Подожди, Рокудо, как так? А отель? - Ведь и правда, легче остановится в номере отеля, чем в квартире парня. Тем более это просто неприлично.
- Сейчас тебе лучше держаться ближе ко мне. Я боюсь, что белые волосы будут привлекать ненужное внимание, поэтому… - мы уже сидели в машине, когда он достал из сумки, которую нёс с собой, очки, шарф и кепку, - одень это.
- Ты серьёзно?
- В смысле? - его взгляд был прикован к улицам Токио. Свет красиво падал на ровную смуглую кожу. Не чета моей, в отличие от него я в бурно-гормональные годы страдала кожными проблемами.
- Тебе не кажется, что это может навлечь на тебя толпы журналистов? Совместное сожительство джей-рок певца с неизвестной девушкой привлечёт больше ненужного внимания, чем белые волосы одинокой приезжей из отеля.
Крутой поворот. Рокудо немного качнулся и перевёл взгляд на меня. Казалось, будто он растворился в атмосфере Токио, и я растворяюсь вслед за ним. А всё его чёртовы глаза!
- Плевать мне на журналистов. Мне важна ты, а не их внимание.
Почему он так легко об этом говорит? Я ведь ему никто, так почему же он говорит подобные вещи таким серьёзным тоном?
- Не зарекайся. Я тоже не подарочек, - смешок с его стороны. А что ты хотел? Покорную молодуху, которая будет слепо следовать твоим приказаниям? Не дождёшься!
- Хн… Посмотрим, я и не таких усмирял, похлеще были.
- Поживём - увидим. Если доживёшь…
- Рокудо-сама, приехали.

Ну, ничего себе хата! Прямо не квартира, а хоромы. Даже страшно ступать по паркету и коврам.
- И ты предлагаешь мне жить здесь?
- Нет, я приказываю, - Рокудо разулся, прошёл в гостиную, устало выдохнул, бросил куртку и сумку на диван. Вслед за ним прибежали труженики-носильщики со всеми его многочисленными вещами. Я решила скромно встать в сторонке, чтобы получше разглядеть своё «жильё». Много комнат, это я отметила сразу, а как же иначе? Множество переходов и арок. Весь интерьер был сделан в современном стиле. Наверное, поэтому всё мне казалось чужим и холодным. Неожиданно моей ноги коснулось что-то мягкое. Я вскрикнула, как оказалось зря, это была всего лишь кошка. Обычная белая кошка. Зато на крик прибежал Рокудо.
- Кацураги, всё в порядке? - немного обеспокоено проговорил он.
- Да-да, всё хорошо, я всего лишь знакомлюсь с твоей кошкой, - улыбнулась. Не выдавай своих чувств, Кацу, не смей!
Из-за спины Рокудо выглянули носильщики, поклонились и исчезли. Когда за ними захлопнулась дверь, Рокудо как-то даже расслабился. Он присел и поманил кошку пальчиком к себе. Кошка с мявком бросилась к нему и начала мурлыкать.
- Её зовут Юкки, - сказал Рокудо, - она не любит чужаков, но ты ей почему-то понравилась.
- Хех, какая неожиданность.
- Как бы я хотел, чтобы и тебя можно было также приманить пальчиком.
К-как он смеет! Я чуть не взорвалась от возмущения! Этот гад ещё и ухмыляется! Он откровенно издевается! Неожиданно он начал смеяться.
- А-ха-ха-ха! Ой! Как мило Кацураги краснеет! Ой, я не могу, аха-ха-ха-ха!
Прям заливается, узурпатор. Ну как на такого сердится?
- Иди ты…! - я развернулась и… а куда мне идти? Он снова рассмеялся, уже катаясь по полу. Неужели у меня настолько жалкий вид?
- Ну, ты кадр! - успокоив дыхание, утирая набежавшие слёзы, Рокудо встал, - Ладно, пойдём, я покажу тебе комнату, где ты будешь жить…

«… где ты будешь жить…» Да я образец вежливости! Рокудо, ты определённо спятил. В том сером городе меня определённо похитили инопланетяне и промыли мозги. И это случилось в тот день, когда я встретил её.
Это произошло случайно. Я собирался лететь в Египет. Из-за этих репетиций, фотосессий, концертов и атак журналистов я очень устал, и вот, решил устроить себе небольшой отпуск. И ошибся рейсом. Сначала я не понял, где я, а потом сообразил, что влип не по-детски, ибо место было глушью. Желание отдыхать пропало, и я взял билет на ближайший рейс до Токио, а пока я его ждал, решил осмотреться. Всё это время я думал о нотах и словах к новой песне. Фанаты (а точнее фанатки) разорвут меня на тысячи маленьких Рокудиков, если РИМК не выпустит новый альбом к весне. А это очень-очень плохо. А на носу ещё и новый клип, для которого как раз нужна светловолосая девушка.
И вот я, погружённый в собственные мысли, врезаюсь в ту самую, которая смерила меня презрительно-раздражённым взглядом.
- Ай, чёрт! - сильный голос, который не должен был сочетаться с хрупкой фигурой девушки, произнёс что-то на неизвестном мне языке. Краем глаза я заметил у её ног большую сумку. Ей, наверное, итак тяжело было носить её с собой, а тут я ещё налетел.
- Простите, леди, вы не ушиблись?
- Н-нет всё в порядке. - я видел как она внимательно меня рассматривала, однако у неё не возникло такой знакомой всем джей-рок певцам реакции с визгами и прыжками на шею. На меня это произвело сильное впечатление. И тут я заметил её волосы. Из-за плохого освещения я даже и не увидел, что они были чисто белыми. Будто её кто-то напугал до полусмерти и она поседела. Смешное сравнение, но тогда мне было не до шуток. Я нашёл девушку, идеально подходящую для клипа.
- Боже. - Всё что я тогда смог сказать. Я должен был получить её, чего бы мне это не стоило! Это желание было не столько из-за того, что на носу висело создание клипа, в этой девушке было что-то, что заставило моё сердце пропустить удар. Такого со мной ещё не бывало, хотя у меня было множество женщин. Что же заставило меня практически выкрасть Кацураги из этого города? Я этого так и не понял. И ещё долго не понимал, наивно предполагая, что она понадобится мне только для клипа.

В душе появилось неизвестное мне чувство ответственности. Я привык думать только о себе. У меня всегда был только я и больше никого. Мне понравилось тёплое чувство заботы о другом человеке. Я прекрасно понимал, чем обернётся проживание Кацураги в моей квартире, но я хотел почувствовать каково это, когда заботишься о других. Каково это приходить домой, когда тебя ждут и встречают с радостной улыбкой. Разум кричал, что этого будет очень трудно добиться. Кацураги была мне абсолютно чужим человеком со своей жизнью, принципами, мечтами, интересами. Но пусть будет пока что так. Может быть, мы подружимся. В последнее время мне стало не хватать тёплого общения, а ребята были очень далеко отсюда, и приедут только через три дня. Боже, что со мной происходит? Я стал сентиментальным придурком. Но что самое интересное, мне начинает это нравиться.


Я была готова убить его прямо на месте.
- Это что? - указывая пальцем на сероватого цвета жижу.
- Это рисовая каша, знакомьтесь, - с невозмутимым видом ответили мне. Рокудо поставил на стол свою порцию и начал готовить кофе.
- Я понимаю, что полезно, но это не вкусно! - Вау, первый день, а я уже предъявляю претензии, да я смелая девица!
- Не правда, я очень вкусно готовлю кашу, - певец поставил передо мной кружку с кофе, театрально надувая губы, - Между прочим, это основа завтрака любого уважаемого себя артиста.
- Но я же родом не из вашей шайки.
- Неправда, ты уже влипла в нашу паутину шоу-бизнеса. - улыбка а-ля тридцать два не предел.
- Засранец.
- Ха-ха-ха! Давай ешь и собирайся.
- Куда? - на лице Рокудо появилось коварство, а в глазах озорные чёртики.
- Как куда? В салон красоты.
- Нет. Нет-нет-нет-нет-нет-нет! - Но кричать было уже поздно, в рот запихали ложку с кашей. Чёрт!

- Здравствуйте, девушки! - весело прокричал Рокудо, затаскивая меня в один из самых престижных салонов красоты.
- Рокудо-сан! - около десятка работниц салона соскочили со своих мест и перенеслись в холл к певцу.
- Оу, красавицы, не все сразу, - с половиной из них Рокудо успел обняться. Наконец он закончил все эти приветствия. - Я к вам по делу. Видите эту девушку?
Он схватил меня за плечи и поставил перед собой лицом к публике. У меня возникло такое чувство, будто меня пронзил десяток пар маленьких буравчиков. Аж мороз по коже пробежал!
- Европейка…
- Неужели американка?
- Да ладно! А по виду вроде из Англии.
- Может она вообще из России?
От последней фразы девушки в ужасе закрыли глаза руками и дружно ахнули. Я закатила глаза. Опупеть. Лучше мне вообще не говорить откуда я родом.
- Я прошу прощение за то, что привела вас в замешательство и искренне извиняюсь за то, что займу у вас столько времени на себя. Заранее вам за всё благодарна. Меня зовут Шинья Кацураги, приятно познакомиться.
Странно, но вдруг обстановка разрядилась и в помещении стало намного теплее. Рокудо удивлённо посмотрел на меня из-за плеча, словно всем видом показывая: «Ну ты даёшь! Прям девица из благородного пансиона». На лицах работниц стали появляться приятные, удивлённые, робкие улыбки.
- Ну, ладно, красавица, заходи, у нас много работы, - крупная на вид женщина схватила меня за руку и потащила вглубь салона. Не успела я даже вскрикнуть, как дверь захлопнулась, и меня стали раздевать длинные сильные пальцы. Жизнь кончена.


Маски, грязи, ванночки, маникюр, педикюр, пиллинг, татуаж бровей, стрижка, макияж, и многое-многое другое… Мало того, что они меня превратили в куклу местного разлива, так ещё и надавали тысячу самых разных советов по поводу ухода за собой… и не только за собой. Нет, они серьёзно думают, что я девушка Рокудо? Бред! Но советы всё же надо запомнить - на будущее.

Я оделась. Любимые кеды привычно застучали по полу. Ткань одежды приятно облегала кожу. Что-то подсказывало мне, что со всем этим мне скоро придётся расстаться. Я берусь за круглую ручку двери, тяну на себя и вхожу в холл.

Я видела, как медленно вставал Рокудо. По его лицу медленно расползалась довольная улыбка. Он присвистнул.
- Ничего себе, ты полностью преобразилась!
Он подошёл, и начал свой осмотр.
- Офигеть! Ногти, волосы, лицо - е-е-е-е, я в тебе не ошибся, беби!
Каким громкий получился звук подзатыльника!
- Больно-больно! За что?
- Начинай избавляться от этих мажорских выходок.
- И не подумаю, - сильные руки легли на талию, прижимая к себе. Тёплое дыхание защекотало щёку.
- Пре-е-е-еле-е-е-есть!
Вот чёрт! Отталкивая от себя Рокудо, я заметила, что за нами наблюдал почти весь персонал салона.
- Я же говорила, что они пара! - услышала я шёпот в толпе и зыркнула в ту сторону. Голоса тут же стихли.
- Ты… - указывая пальцем на певца, - Ещё раз и в твой красивый карий глаз...
- Не получится, у нас контракт.
- Рррррр!
За всё моё наведение красоты заплатил Рокудо. Вуах-ха-ха-ха! А он даже не подозревал, что я оторвусь на полную катушку.
По дороге в магазин он казался спокойным, но я знала - он нервничал. После похода по магазинам мы должны были поехать в студию его группы. А я даже не знаю её название…
- Рокудо?
- М? Что? - он будто очнулся ото сна.
- Как называется твоя группа?
- РИМК.
- Почему такое название?
- Название составлено по первым буквам имён участников группы… эту фразу мне приходилось повторять каждому журналисту первое время. – пояснил он мне в ответ на недоумённый взгляд.
- Хм… Ясно. А кто у вас в группе?
- Оу, все участники РИМК, просто уникальные люди.
- Расскажешь о них?
- Да не вопрос, - он наконец-то улыбнулся. Ему больше идёт улыбка, чем угрюмое выражение лица. Всё равно мне кажется, что он странный. Эдакий экзотический зверь внезапно появившийся в доме. Мне кажется, что мы разные, но в то же время мы похожи. Наверное, в нас обоих есть некая дикость, отстранённость от окружающего мира. Это одновременно и раздражает и привлекает. Однако мы оба соблюдаем осторожность. У нас есть контракт, который сегодня следует подписать. А потом, я наверняка перестану его часто видеть. Ведь я не буду постоянно работать с ним. Мысли об этом оставляют в душе неприятный осадок.
- Приехали.
Мы вышли.
Шоппинг прошёл как и у всех нормальных людей. Один в восторге, второй чуть ли не загибается от тошноты. Во всех случаях восторженным существом является женщина, в нашем - Рокудо. Он затаскал меня по бутикам. Бесконечные переодевания блузочек, штанишек, маечек, туфелек, шарфиков и всякой прочей дребедени – показались мне сущим кошмаром. Единственное в чём мы сошлись это аксессуары. Тут наш выбор пал на напульсники, кожаные перчатки, ошейники с шипами, банданы, бусы, браслеты, кольца, подвески, чётки - всё-всё-всё, что нравится мне. Это единственное, что подняло мне настроение.
В итоге, мы сошлись на мальчишечьем варианте одежды. Никаких каблуков! Розовой одежды не было и в помине! Свободная, удобная, жутко нравящаяся мне одежда! И оба довольные, измотанные, будто после жаркой ночки, потратившие неимоверное количество денег на рокудовской карточке, сели в машину и покатили в сторону студии.

Но мы настолько сильно устали, что решили посетить студию завтра. Сил хватило только на то, чтобы прийти домой, разойтись по разным комнатам и уснуть, даже не раздеваясь. Перед тем как коснуться головой подушки и отрубиться, я подумала: «А всё же Рокудо хороший»

@темы: Рассказ, Чувства, Отношения

---

[Зебра Ивановна]

Ветка синяя. На "Московской", в тесном плену мраморной ниши, ведущей в вагон, читаю газету. Буквы рассыпаются бисером. Понять, что написано, почти невозможно, приходится вгрызаться в текст снова и снова, отдавая ему все мысли. Как хорошо. Для того только, ради этого мучительного и сладкого ощущения непонимания я ее и купил. Знал, что так будет. Я всегда знаю, что будет.

Рядом переминается с ноги на ногу женщина в мини-юбке. Она похожа на памятник - ее гигантское тело крепче гранита, лицо и грудь состоят из углов, их сумма больше трехсот шестидесяти, и она упивается этим. Массивная грудь тяжело перекатывается под курткой, как мышцы большой кошки перед прыжком. Она некрасива, но некрасива той красотой, которую не получается не замечать, даже если давал себе слово.

Когда двери вагона открываются, я вхожу первым и потому не сразу успеваю понять, что происходит за моей спиной. "Идиот! Мудак ебаный! Долбоеб!", - даже не оборачиваясь, я понимаю, что каменная гостья заговорила. Следом за ней на мистической, непостижимой скорости влетает старик с улыбкой юноши и глазами, полными аминазиновых слез. Он грязен, небрит, пахнет луковой шелухой, его куртке столько же лет, сколько исполнилось мне в феврале. "Мудило! Руку свою старую мне под юбку! Блядун ты морщинистый, руку мне под юбку, представляете?", - памятник, ошалев от обретенного голоса, кричит во всю мощь, чтобы слышал каждый. Больше она не делает ничего, становится в углу и бросает взгляды, тяжелые как чугунные пушечные ядра. Груди под кожей волнуются.

Владелец руки, любитель потрогать нежный мрамор, открывает книгу и проваливается в нее. По лицу его бродит улыбка, дрожащая как стрекоза. На обложке книги - "Карл Маркс, письма". Мне становится плохо, мне становится хорошо, я закрываю глаза - от такой любви.

Ветер треплет мои волосы и руки. Ладони влажные, как внутренняя сторона бедра когда все только-только начиналось, я вытираю их о джинсы, солнце слепит глаза, это ты спускаешься с лестницы. Горло становится каменным, слова стучат в нем, как сушеный горох в пустом кувшине. За дверью понимаю: нужно было купить цветок. Нет денег. Нужно было украсть.

В автобусе висит объявление: "Самолетом в Узбекистан по самым низким ценам!". Мне не нужно в Узбекистан, я еду в дом, откуда ушел ровно два месяца назад. Водитель, которому нужно в Узбекистан, не спешит закрывать двери, - собирает на билет. Я мну в кулаке плюшевый брелок-слоненка, и снова замечаю движение. Сначала на ступеньках появляется грудь. Поворачивается на сто восемьдесят градусов, являя колоссальный зад. Он покачивается на уровне моих глаз, как маятник, если бы маятники были размером с боксерскую грушу. Кружевное черное белье так близко, что я вижу все поры на коже под ним. Грудь снова оборачивается ко мне лицом и на этом не лишенном весны лице я вижу страдание. Что случилось. Чемодан помогите поднять. Что? Ах да, простите, чемодан. Огромный. С наклейками из аэропорта, весь перебинтованный синим казенным скотчем. Втаскиваю одной рукой, садится рядом, спасибо большое вы так любезны.

Когда автобус трогается, ее нога начинает знакомиться с моей. Мои пальцы барабанят по спинке сиденья, чемодан одышливо ухает в проходе, она бросает взгляды, я ловлю несколько и, кажется, краснею. Сейчас мы доедем до конечной. Она приготовится выходить, но я окажусь быстрее. Позвольте вам помочь. Ах что вы, не стоит. Ну как же, такой тяжелый чемодан. Мне нетрудно, да и рядом тут, мне в тот подъезд. Вы так любезны, а можно на ты? Как вас зовут? Вы откуда вернулись? О, здорово, там, наверное, очень тепло. Да, но скоро и здесь будет совсем не холодно. Вот мой этаж, мы почти пришли. Куда же вы? Давайте зайдем, выпьем чаю, я привезла такой вкусный чай, здесь такого нет. Спасибо, я не пью чай. Тогда вина, должна же я хоть как-то тебя отблагодарить. Вино я пью.

А потом ключ скрипнет в замке, в коридоре будет пахнуть двухнедельной пылью, и когда она вопьется в мои губы, у меня не будет сил сопротивляться, а когда одежда окажется на полу, у меня ничего не получится, потому что еще не отпустило и потому что я ехал в дом, откуда ушел два месяца назад, и потому что - как все глупо. Выхожу из автобуса один, иду, не оглядываясь, по дороге ко второму подъезду меня разрывает от хохота. Молодая мама с ребенком в коляске ускоряет шаг.

На тринадцатом этаже все точно так же. Только пепельница на балконе почти пустая, и за ближайшие три часа я наполню ее на треть. В квартире так много места, и я по-прежнему могу ходить здесь с закрытыми глазами. Новый чайник. Новая игрушка у собаки. Новый браслет на полке. Новый парфюм. В комнате летают золотые пылинки. За окном шумит ветер. Собака забыла меня и теперь боится. Ну, ну, не дрожи, не плачь. Только за дверью понимаю, что украсть хотя бы один цветок все-таки было нужно.

@темы: проза

---

Больше нет веры

[*ЙОРГАС МОРИН*]

Мы словно ничьи на ладони вселенной,
Опять между нами холодные стены,
Чужие слова проникают нам в вены,
Но мы лишь молчим, и как прежде смиренны.

Судьба расставляет последние точки,
Но мы добавляем ей новые строчки,
И строим мосты, чтобы снова их сжечь -
Замкнулась на круге любовная цепь.

-----
В полночном бреду, где отсутвуют смыслы,
Мы в дверь постучим ускользающей мысли,
От боли устав, за распахнутой дверью,
В глазах прочитаем, что больше нет веры.

@темы: Мысли вслух, Стихи, Творчество, Философия, Чувства, Я, Отношения

---

Разархивируйте меня

[демодок]

Когда-то, в старшеклассничестве, я увлёкся вензелями. Т.е. старался покрасивше вырисовать свои инициалы — РАР (Рубан Александр Ревович).
И почему-то красивше всего получилось не кириллицей, а латиницей: «RAR».
Странно, но только вот сейчас я это сопоставил...
RAR — это такой архиватор. Или — расширение заархивированных файлов. Когда я увлекался вензелями, его еще, разумеется не было, но... Ономастика она такая ономастика!
Может быть, я и впрямь кем-то заархивирован? И на самом деле я — гораздо больше, чем занимаю места в файловой системе мироздания?
Разархивируйте меня!

Или вы боитесь, что я — вирус?

@темы: Мысли вслух

---

[polina-kolpakova]

Я повзрослел и начал забывать
Когда-то жизнерадостную мать,
А сгинувшего без вести отца,
Без фото мне не вспомнить и лица.

Я постарел и начал забывать,
Как прятался от Буки под кровать.
И как бежал встречать отца босой,
А вечер пах домашней колбасой.

И был Санёк, а у Санька сестра,
В двенадцать лет смешлива и быстра.
И был Полкан, и был драчливый гусь.
(Того гуся я до сих пор боюсь...)

Мой добрый Бог, верни меня назад!
Туда, где подзатыльник дать мне рад
Двухродный брат, что помер в том году.
Да не вернешь... А сам я не дойду.

@темы: Стихи

---

Когда мы дошли до предела

[Та | Самая]

Я рада, что встреча случилась,
Когда мы дошли до передела,
Никому когда не было дела
До того, что у нас приключилось.

Когда Бог, заглянув в наши души
И не зная решить как проблему,
Не найдя для задач теорему,
Вдруг сказал Херувиму: «Послушай!

Я столку этих двух прямо лбами,
Наведу на одну путь-дорогу,
Я пошлю их друг другу в подмогу,
Да помогут себе они сами!»

И вот чудо господне случилось –
Мы знакомы друг с другом года,
Не сказав и «привет» никогда,
Вдруг так идеально сроднились.

---

Фанфикшн-творчество

[Иоганна Лауданум]

Название: Вдоль берегов реки Забвения

Автор: Johannа Laudanum aka Yanot

Бета: opheliozz aka Anna Novalis

Пейринг ГП/ДМ

Рейтин: NC-17

Размер: Мини

Жанр: Darkfic, Drama

События: ПостХогвартс, Раскаявшийся Драко Мафлой, .



Аннотация: Кровопролитная война закончена, но ее герой и победитель остается на обочине судьбы. Он становится чужд для некогда близких ему людей. Герой и победитель вынужден скрываться с врагом и предателем, странствуя вместе. Способны ли они обрести покой? Раскроют свои окаменевшие сердца? Что уготовано двум пилигримам, идущим во тьме?

Комментарии автора: Образы героев, принадлежат Джоан Роулинг, остальное – автору.

В процессе написания.

Вдоль берегов реки Забвения,

Ногами не касаясь темных вод,

Раскрыв сердца навстречу искушению,

Уходят двое в багряный небосвод.

Распнув мечты, желанья и надежды

На алтаре безжалостной войны,

Они остались для празднующих чужды

Бредя, согнувшись по обочине судьбы

Два пилигрима, идущих во тьме ночной

Найдут свой путь в речном тумане,

В нечаянном прикосновеньи рук, во страсти роковой,

Во терпко пахнущем любовном дурмане

И черном саване, где кончится их путь.

Часть I. Безмолвие во тьме.



Он шел по высокой траве, касаясь ее кончиками пальцев. Ветер приятно обдувал лицо, наполняя каждый вздох ароматами вечерниц и прелых листьев. Луна уже зашла. Ее свет просачивался сквозь плотно сплетенные верхушки древних деревьев, создавая иллюзии неуловимых движений в лесной чаще. Казалось, что когтистые ветви тянутся к Путнику, а сами Энты(1) застыли в раздумьях, схватить ли его, и лишь медлительность и лень останавливает их. Если прислушаться к полумраку вокруг, можно услышать их медленное, глубокое дыхание, а шелест крон мог оказаться тихим, неспешным разговором.

Юноша размашисто шагал по еле различимой в ночных сумерках лесной стезе, неустанно оглядываясь по сторонам, пытаясь не сбиться с пути. Он был закутан в длинный черный плащ, и на голове его была накидка. В траве, под ногами, слышались шорохи. Перепуганная им рябая птичка скрылась в бледно-розовом вереске, поросшем по краям тропы. Ветер гнал с запада дождь. Уже сейчас, принюхавшись, можно почувствовать насыщенный прохладный запах свежести. Путник ускорил шаг. В руках его была ноша, завернутая в пеструю ткань. При быстрой ходьбе сверток раскачивался взад и вперед, норовя выпасть из его рук и затеряться в зарослях травы.

Юноша забирался все дальше и дальше в лес. Подол его мантии порвался и был весь в засохшей грязи. К подошвам его ботинок налипла листва, он вспотел, и рубашка липла к спине. На щеках, покрытых мягкими короткими волосками, алым цветом горел лихорадочный румянец. Его напряженный взгляд за стеклами съехавших набок круглых очков был устремлен вдаль. Первые капли дождя уже начинали барабанить по листьям, когда, немного попетляв по лесу, юноша увидел то, что искал.

Выйдя на лесное всхолмье, он высвободил руки из широких рукавов мантии и поправил очки в черной оправе с неприметной трещиной в уголке правой линзы. С высоты взгорья ему был виден дымок, поднимающийся над верхушками елей, растущих у подножия холма. Навязчивая морось уже переходила в холодный обложной дождь. Поскальзываясь на грязи, юноша заторопился в направлении клубящегося дыма. Он окончательно оборвал свою накидку и расцарапал кисти рук, и с трудом преодолев непролазную лиловую стену вереска, все-таки спустился с холма и вышел на небольшую поляну.

В дальнем конце перелесья потрескивал костер, взметая во тьму бесчисленные искры. Около огня, опустив голову, сидел человек в такой же, как и у Путника, накидке с капюшоном, закрывавшим почти все лицо. Он подбрасывал в огонь свежий еловый лапник, от чего дым плотной завесой стелился по земле. Услышав приближающиеся шаги, человек у костра вздрогнул и рывком поднялся, молниеносно вытащив что-то из просторного рукава, но увидев своего ночного гостя, снова сел и устремил на него пристальный, выжидающий взгляд. Путник обошел разгоревшееся кострище и, не дожидаясь приглашения, уселся на трухлявый ствол упавшей ели рядом со смотрящим на него человеком и протянул ему свой узелок. Человек, закутанный в черную промокшую мантию, забрал влажный цветастый куль и развернул его. В льняном полотенце с вышитыми на желтом фоне барсуком, змеей, орлом и львом оказалась простая, но довольно сытная снедь – несколько отсырелых овсяных лепешек и нарезанный большими ломтями бекон. Моментально распространившийся аромат копченого мяса смешивался с запахом дыма от костра, возбуждал аппетит и вызывал бурчание в животах. Вслед за провизией полуночный визитер извлек из объемных карманов небольшую бутыль, поставил возле себя и, наведя на нее палочку из гладкого, темного дерева, пробормотал что-то себе под нос. В это же мгновенье бока бутылочки начали пухнуть, вздуваться, угрожая вот-вот взорваться, а ее горлышко удлинялось и ширилось. В следующий момент на месте крохотной бутыли стоял довольно внушительного размера пузатый сосуд из толстого густо-зеленого стекла.

Дождь все усиливался. Сильные порывы ветра раскачивали верхушки деревьев, кружа в своих замысловатых незримых потоках зеленые иголки, хвою, сухие корявые ветки и листья. В какой-то момент ветер невзначай сорвал капюшон с головы человека, сидящего напротив Путника, и разметал в беспорядке его волосы, заигравшись бисневыми прядями, ниспадавшими на глаза. Гладкие, изысканного цвета волосы причудливо затанцевали в отблесках огня, навевая воспоминания о январских метелях, гонимых северными ветрами, о невесомом снеге, кружащемся в первозданном хаосе, о ледяной маске, по-жемчужному сковавшей озерную гладь.

Под мрачным небом, на поляне, окруженной непроходимым Дремучим лесом, скрытые от обложного дождя раскидистыми еловыми ветками, делили свою незатейливую трапезу двое магов, передавая друг другу пухлую зеленую бутыль и глотая из нее обжигающий горло, дрянной ячменный виски мутного цвета с болотистым, густым запахом, вязким и клейким на вкус. Это был дерьмовый Огден Виски из того обветшалого трактира со скрипучей облупленной вывеской над входом, на которой еще была изысканно нарисована кистью безызвестного Мастера отрубленная голова вепря.

Налитые, хрустальные капли дождя в зареве медных языков пламени мерещились застывшими янтарными слезами, низвергающимися с небес…

Они заторможенно кружили в пропитанном насыщенными терпкими лесными запахами эфире, переливаясь безупречными светло-желтыми гранями. Волшебный, изящный предсмертный танец янтарного дождя обрывался на слякотной земле, в пышных кронах великорослых деревьях, на суконных плащах магов…

Сделав очередной изрядный глоток жгучего мерзкого питья, Путник судорожно вздохнул и протянул юноше с белыми волосами измятый бледно-желтый пергамент. Он наблюдал, как изящные тонкие пальцы в болезненном нетерпении разворачивают пергамент, как серовато-голубые глаза, окаймленные бахромой светлых ресниц, расширяются в ужасе, как и без того бледное исхудалое лицо теряет последние краски и застывает в обезображенной гримасе боли…

Это была популярная газета Магической Британии. Путник получил ее совсем недавно, когда еще находился в одной из тех прохудившихся окраинных гостиниц, которые хоть и не обольщают своими удобствами, зато всегда предоставят возможность скрыться, спрятаться от внешнего мира, что для Путника на тот момент было наиболее важно. Газету принес всклокоченный пыльно-серый почтовый филин, посреди ночи постучавшийся в окно. Путник открыл форточку, и птица величаво приземлилась на письменный стол, декорированный причудливыми каплями застывшего воска и чернильными пятнами, и, воззрившись на получателя своими пристальными, потусторонне-желтыми зрачками, протянула вперед костлявую лапку. Бросив несколько бронзовых кнат(2) в кожаный мешочек, привязанный к когтистой лапке, маг забрал скрученную газету, и почтовая птица с негромким уханьем снялась со стола и снова взмыла в ночное небо, теряя на лету перья. Юноша развернул газету и то, что он увидел… Большого размера колдография, помещенная на первую полосу магической газеты…

И сейчас Путник смотрел, как длинные истомленные пальцы юноши судорожно вцепились в желтоватый пергамент, совсем как у него несколько дней назад, как дыхание его перехватило. И все из-за единственной колдографии. На снимке в воздухе парили не меньше десятка костлявых фигур, облаченных в аспидно-черные, одинаковые оборванные балахоны. На голове у каждого был накинут капюшон, но он не мог полностью скрыть того вселяющего ужас и поистине бесовского зрелища. Под видлогами(3) химер, там, где у человека находится рот, зияли омерзительные, растянутые на все слепое лицо, покрытое струпьями и гнойниками, кривые щели. Висящие в воздухе истлевшие скелеты, закутанные в изорванные смердящие ветоши, тянули руки, покрытые язвами и отходящими кусками гнилой плоти, к полулежащему на каменном полу мужчине, в отчаянии пытающемуся закрыть лицо руками от приближающихся бездушных проводников в царство вечного безумия.

Несчастный, затравленный арестант пытался подняться с пола. Его длинные седые волосы рассыпались по грязным, загаженным мышиным пометом плитам. Тюремная грязно-серая рубаха, разорванная от ворота до чрева, обнажала некогда широкую, покрытую светло-серыми волосами грудь. Подол засаленной робы задрался выше колен, предоставляя для обозрения худые, голые ноги заключенного, покрытые бурой запекшейся кровью вперемешку с грязью. На щиколотках были добротно закрученные железные кандалы, перекрывающие кровоток к ступням, от чего пленник с грязно-алебастровыми, спутанными волосами уже не мог самостоятельно подняться на ноги.

От армии вселяющих ужас кадавров отделился беспощадный, ненасытный Палач и неспешно поплыл по воздуху, протянув свои гнилые руки к обезумевшей от ужаса жертве. Приговоренный к смерти волшебник боролся за свою жизнь из последних сил. Он все еще пытался отползти, звеня кандалами, от своего безобразного душегуба. Прогнившие мощи, облаченные в истлевшую накидку, наклонились над иступленным пленником, вонзив в плечи мужчины длинные, заканчивающиеся острыми черным когтями, зловонные пальцы. По плечам жертвы, окрашивая серую рубаху в гранатовый цвет, текла тонкими струйками густая кровь. Можно было позавидовать выдержке приговоренного к смерти арестанта, когда смердящий монстр, приподняв его за проткнутые плечи на своих острых как кинжалы когтях, мужчина издал лишь тихий болезненный стон, перешедший в протяжный хрип. Спутанные, серовато-седые пакли с запутавшимися в них сухими мышиными горошинами рассыпались по напряженной спине. Его подрагивающие ноги в тяжелых стальных оковах оторвались от пола. Теперь мужчина был полностью в руках своего палача. Его аристократического склада, всегда надменное красивое лицо сейчас было искажено предсмертной гримасой ужаса. Светло-серые, покрытые красной сеткой лопнувших сосудов, глаза жертвы вылезали из глазниц. Жертва с силой сомкнула изящные тонкие губы в бескровную полоску, дабы сохранить перед кошмарным, незрячим лицом смерти остатки мужества, извечно являющегося отличительной чертой их чистокровного древнего рода, и не заорать дико, оглушительно, безумно, прося о помиловании, умоляя, предлагая когда-либо существовавшие фамильные богатства беспристрастному убийце, ведомому извечным и неутолимым голодом. Напротив лица приговоренного очутилась разверзнутая бездна бесконечной потусторонней тьмы, образовавшаяся на месте лица твари и все более расширявшаяся. Как страстный любовник Палач прильнул к плотно сжатым губам жертвы, раздирая их с нетерпением неопытного юнца, с неприсущей человечеству особой извращенностью и яростью. Обдав свою жертву невыносимым смрадом, заставляя ответить на пылкий поцелуй, Палач начал втягивать нечто серебряное из недр тела жертвы с тошнотворным булькающим звуком. Это была воистину ужасная смерть утонченного аристократа, некогда самодовольно смотревшего на окружающий его мир с гордо поднятой белокурой головой…

И когда высосав все счастье и радость до последней невесомой серебристой капли, но так и ненасытившись, Палач отбросил свою жертву на холодный каменный пол и улетел прочь, бывший аристократ так и остался лежать без движенья в нелепой позе. Глаза казненного были стеклянные и мертвые, и лишь окровавленные рваные губы улыбались собравшимся свидетелям казни, почтеннейшим волшебникам Магической Британии, вызывая этим неподдельное отвращение.

Путник с болью смотрел на согнувшегося над измятым пергаментом мертвенно-бледного юношу. Тени от костра плясали на бескровном, с тонкими чертами, аристократическом лице, озаряя порядочно отросшие за последнее время серибристо-белые пряди. Он был копией своего казненного отца, некогда статного аристократа, изворотливого предателя, сереброволосого гордеца. Мертвое безмолвие заполнило перелесье. Лишь янтарные капли обложного дождя завершили свой путь в языках пламени.

Огонь, разгораясь все больше, не испытывая ни сострадания, ни сожалений, отплясывал свой древний страстный танец, сопровождающий как магов, так и людей с начала времен. Путник не знал, как поступить с застывшим в согбенной позе, смотрящим в никуда широко раскрытыми светлыми глазами, юношей. Он потупил взгляд и занялся костром, подбрасывая в него пахнущие смолой дрова. Он наблюдал, как из занимающегося валежника выползают маленькие паучки, пытаясь спастись от неминуемой гибели, как одинокий муравьишка, лишившийся своей истлевшей в огне семьи, в исступлении ищет пути к спасенью, во всю прыть перебирая своими шестью тоненькими рыжими ножками. Но все пути к отступлению охвачены янтарными дрожащими хвостами пламени, и крошечный муравьишка спекается от жара, словно иссыхает, лишь его жвалы(4) подергиваются в смертной агонии, словно он что-то безмолвно кричит, прощаясь со своей неприметной жизнью.

Напряженное безмолвие разрушил беззвучный вздох. Тонкие, бескровные, с силой сжатые губы светловолосого мага подрагивали. Кадык на изящной, длинной шее ходил вверх-вниз, когда он сглатывал и давился осознанием своей потери. Путник, борясь с собственным замешательством, растерянно подошел к оцепеневшему магу и неуверенно положил свою руку на напряженную спину юноши, ощущая под своей широкой ладонью влажную ткань мантии. Взметнув белыми волосами, юный маг резко развернулся, скидывая руку своего бывшего врага, обжег его ледяным взглядом и пошел прочь от костра.

Они оба не знали, как вести себя в компании друг друга. Можно ли показать свое сочувствие? Ведь так трудно помочь противнику своим участием. Ни за что не принимать жалость своего заклятого врага… Что может быть унизительнее? Но одиночество в этом темном, сыром лесу, наедине лишь с дождем и своими мыслями – подобно казни, медленной и изощренной. Он сходит с ума. Он все-таки был рад его неожиданному появлению. Принесенные им вести, выжгли все остатки надежды, оставив отрешенность.

Шлепая по гнусному, мерзкому болоту, маг отошел от костра на другой конец поляны, сел под широким старым дубом, прямо на слякотную землю, и откинул светлую голову назад, подставляя лицо косохлесту. Дождь смывал грязь с его щек и, смешиваясь с соленой влагой на его лице, стекал по бледной шее. Он смотрел вверх, в затянутое исчерно-синими, неторопливо плывущими дождевыми тучами небо. Он ощущал лежащими на мокрой траве ладонями вибрации – где-то во тьме, в лесу, пробегало стадо кентавров, диких обитателей лесных чащ. Но им не было никакого дела до двух затерявшихся в дождливой ночи магов.

Путник шатко подошел к сидящему у могучего дерева, насквозь промокшему магу и остановился в некотором отдалении, не решаясь подойти ближе. Косой дождь нещадно хлестал по щекам, он чувствовал на себе насквозь промокшие, прилипшие к озябшему телу одежды, а пошевелив пальцами ног, понял, что черные ботинки на тонкой подошве, несомненно, полны воды. Один взмах палочкой из остролиста – и его одежда вмиг станет сухой, но он этого не хотел. Льющаяся ручьями небесная вода и пронизывающий до костей холод были неким поминовением лукавому, умудренному в злодеяниях, но воистину величественному, полному собственного достоинства врагу, принявшему мученическую смерть от нещадного Палача.

Сын беловолосого мага сидел на земле, в грязи, обхватив себя руками и смотря в аспидную небесную бесконечность. Вода, вытекая из уголков его глаз, продолжала свой путь, оставляя влажные следы на бледных щеках, и заканчивала свой путь, срываясь во тьму.

Не медля более, Путник быстро сократил то оставшееся между ними расстояние и, взяв юношу за локоть, рывком поднял на ноги. Отрешенность во взгляде мага в испачканном бурой грязью плаще сменилась гневом и возмущеньем. Но юноша в очках лишь сильнее сжал его предплечье и, сделав шаг вперед, прижал его к стволу дерева. Сдерживая негодующего мага своим телом, он впервые в жизни был так рядом со своим недругом. Путник чувствовал дрожащее в гневе или от озноба тело, осязал глухие частые удары чужого сердца. Их лица почти соприкасались. Можно было увидеть капли дождя в светло-серых волосках на дерзком подбородке, который смотрелся немного не к месту на аристократическом, с утонченными чертами лице. Темноволосый маг слышал прерывистое дыхание, ощущал, как часто вздымается его грудь. Немного подняв голову, Путник встретился взором с наполненными талой водой, блестящими в ночной тьме, пасмурными глазами. Он видел в их влажной прохладе скорбь, тоску, гнев и смятение. На мгновение Путнику даже померещилось, что он увидел в охладелых глазах свое отраженье, но, как он ни силился, не мог отыскать былого высокомерия, надменности и презрения. Словно невидимые струны сломались в этом человеке, с белыми, как полуденный январский снег, волосами, и на его некогда презрительном, утонченном лице необратимо легла тень отрешенности и горечи.

Казалось, ход времени замер для двух магов под ветвистыми кронами вековечных деревьев, когда их взгляды встретились. Вокруг был слышен лишь умиротворяющий шум летнего ливня, журчание воды в затопленных низинах, шорох лесной полевки в сырой листве, искавшей сухую норку для ночевки. Придавленный к дереву юноша чувствовал сильные пальцы Путника на своей руке, ощущал запах мокрого сукна его мантии, свежий аромат дождя на его щеках. Призрачные мгновения они смотрели друг на друга, после чего юноша в очках сделал неловкий шаг назад, в смущении отводя глаза. Потрясенный светловолосый маг не предпринимал попытки достать из широкого рукава мантии палочку и направить ее на темноволосого юношу, что миг назад смотрел на него через круглые очки такими странными, изумрудно-зелеными глазами. Лежащая на его предплечье рука приносила приятное оцепенение, притупляя боль, унося чувство покинутости и тоски. Словно против воли, юноша взял руку Путника в свои ладони, ощущая ее тепло и податливость, и, глядя в изумрудные глаза, медленно снял ее со своего плеча.

Путник вздрогнул, когда бледная узкая кисть коснулась его руки, и холодные длинные пальцы, сомкнувшись на продрогшем запястьи, опустили ее вниз. Он наблюдал, как белеющие в ночной тьме, изящные кисти рук плавно поднялись к шее светловолосого мага и, сделав несколько неторопливых движений, сняли с шеи цепочку. Завороженный этим медленным зрелищем, Путник растерялся, когда маг с болезненно-бледным лицом вложил ему в руки свое украшенье.

Купающаяся в пышных густо-черных облаках луна осветила раскрытую ладонь темноволосого мага. На покрытой замысловатым рисунком, морщинистой словно у старца ладони блестела невесомая плетеная цепочка с серебряной подвеской. Это была готовая к нападению змея с горящими в лунном свете крошечными изумрудами на месте глаз. Опираясь на свой свернутый кольцом хвост, она вытянула вверх удлиненное серебряное тельце, заканчивающееся небольшой головкой с разверзнутой пастью, из которой торчали два крупных, загнутых назад зуба. Это был портключ…

Маг со снежно-белыми волосами завороженно смотрел на переливающуюся в лунном свете змею. Затаив дыхание, он провел по ее взметнувшемуся металлическому, мокрому от дождя телу кончиками пальцев, закрывая горячую ладонь Путника, даря вместе со своим единственным сохранившимся фамильным украшением возможность всегда найти его. Пароль – «вскинутая змея».

Отпустив зажатую в кулак ладонь темноволосого юноши, маг развернулся и, не прощаясь, побрел к своему затухающему костру. Проводив его взглядом, с негромким хлопком Путник растворился в дождливой ночной тьме, держа в руках неожиданный драгоценный подарок.



______________________________________

Энты(1) (англ. Ents) — в легендариуме Толкина один из народов, населяющих Средиземье. На синдарине они называются онодрим, также их называют Пастырями Дерев. Их предназначение — заботиться о деревьях. Они живут в лесах и не вмешиваются в события внешнего мира, кроме исключительных случаев, либо когда лесам что-то угрожает.

Кнат(2) - монета Волшебной Британии. Самая маленькая из трёх (кнаты, сикли, галеоны). По подсчётам, в одном галлеоне 493 кната.

Видлога(3) - накидной ворот, капюшон, накидка.

Жвалы(4) - верхние (парные) челюсти ротового аппарата членистоногих.



Автор, пользуйтесь темами сообщества, не плодите сущности. И лунатичный пишется с одной "н". Модер Морга.

@музыка: Coil "Amber Rain"

@настроение: неопределенное

---

Фрагменты

[демодок]

Вот три фагмента (точнее, три предмета, символизирующие фрагменты бытия):
арматурина длиной чуть более метра;
хорошо высушенный кусок дерева твёрдых пород;
крупный бриллиант.

Кто и что увидит в этих фрагментах?

Кузнец-оружейник, наверное, увидит ещё не сделанную шпагу с бриллиантом в рукояти.
Лесной разбойник — орудие преступления, добычу и дрова для костра, возле которого добыча будет пропита.
Старьевщик увидит бриллиант и спрячет его за пазуху, а к остальным фрагментам добавит кучу других из своего мешка...

А что увидит поэт?
Или, например, литературный критик?

Кстати, чем не тема для поэтической дуэли?

@темы: Мысли вслух