говорила мне мать не смотри далече во второй раз будет намного легче время лечит хорошая время лечит все пройдет дорогая лети лети читать дальшетолько время летит а все так же ноет уже третью осень бегу от боли там где я без условностей не с тобою мой семейный рай белой ниткой шит
не хочу ни воды ни огня ни дома это не плывет это сразу тонет если в душном метро в шумном перегоне нет твоей руки на моем плече да и это в общем почти не важно надо плыть вперед если тонешь даже только мой кораблик совсем бумажный ты способен один превратить в ковчег
третья осень в прострации что же дальше я уже на грани я в самой чаще ты пойми и меня мой хороший мальчик не могу я ни плыть ни лететь ни спать может встретиться нам может выпить чаю мой хороший я без тебя кончаюсь для чего я опять тебя повстречала чтобы после снова тебя отнять?
Путь к сердцу женщины лежит через её желудок. Но кофе - он, знаете ли, не во всяком возрасте приятен (я уж не говорю про полезность). Лучше всего подать любимой женщине в постель ПРАВИЛЬНЫЙ ОМЛЕТ. Пачку плавленного сыра пропустить через мелкую тёрку. Вбить три-четыре яйца. Посолить. Влить около двух третей стакана молока. Можно сметаны. И только в крайнем случае, если больше ничего нет, - кефир. Взбить, но аккуратно: не до пены, а просто тщательно перемешав. И влить получившееся на сковородку с уже очень (очень!) горячим подсолнечным (да!) маслом. Перемешивать без всякого стестения - ни в коем случае не ждать, пока само вспухнет! Переложить на красивую тарелочку и преподнести. Можно предварительно украсить петрушкой, зелёным луком и прочими никому не нужными прибамбасами.
Сердце стучит быстрей. Мысли легки как эфир. Спорят люди в белых халатах. Все хорошо. Не стоит бояться и плакать Здесь просто рожден новый мир, А старый, тихо под утро, из дома ушел. Соленый вкус на губах. В углу ощерилась тень. Отойди от меня, медбрат, Все хорошо. Не стоит сомнений горячих, Это просто настал третий день Иона из пасти китовой всплывает наверх.
Мне было неловко в своем костюме зомби – обсыпанный землей пиджак жал в плечах и ощутимо стеснял движения, лохмотья истлевшей кожи и большая отвратительная трупная личинка на щеке, которой особенно гордилась Анечка, постоянно отклеивались, каждая клеточка кожи задыхалась под толстым слоем краски. Но зато мы ничем не выделялись на фоне окружающих нас ведьм, вампиров, мертвецов и другой хелоуиннской нечисти. Даже наоборот, все смотрели на нас с явным одобрением, как на своих. читать дальше - Нужно было одеться призраком, - в который раз заключила я. - Ну и ходила бы как дура с огромной простыней на голове! – разозлилась Анечка. - Перестань ныть, ты выглядишь шикарно! Ей легко говорить, на ней костюм мертвой невесты: белые кружева, изящные каблучки, настоящий театральный грим, а не какая-то мучная пудра с гуашью, внимательный жених в смокинге рядом, а у меня обсыпанный землей пиджак и гигантская уродливая личинка, закрывающая пол лица. Хотя, оно может и к лучшему… В ожидании момента, когда откроются двери клуба, чтобы хоть как-то занять себя, я глазела на публику. Казалось, все эти люди целый год только и думали, что о костюмах на Хелоуинн: так шли они им, такими необычными и притягательными они в них выглядели. Вот вампир в чудесном двустороннем плаще, сверкая алой подкладкой, вышел из подворотни – худой, высокий, с впалыми глазами, - жутко красивый. Там под фонарем – веселая ватага чертиков со светящимися красными рожками на головах. В стороне нервно курит медсестра-убийца, а за ней - страшная маска смерти с тускло блестящими глазами. Зомби нигде не видно, зато есть еще несколько мертвых парочек. В прошлом году хитом были медсестры, в этом, очевидно - мертвые невесты. Все течет, все изменяется… Я не сразу увидела, скорее, почувствовала их присутствие – в воздухе как будто стало морознее, лунный свет показался острее, темнота гуще, тени длиннее. На них не было костюмов, но никто не смотрел, никто не удивлялся, казалось, никто вообще их не видел, только, может быть, я одна. Они были бледными и строгими, в простой темной одежде, молодой человек нес за плечами футляр с инструментом, девушка – маленькую сумку в руках. Они прошли совсем близко от меня, опустив глаза и держась за руки, и я поняла –призраки, настоящие призраки в костюмах людей. Мы рядились под них, а они – под нас, какая жуткая ирония! Подошла наша очередь, и мы вошли внутрь клуба. С порога в нос ударил запах алкоголя, жар разгоряченных в танце тел (грохот музыки мы услышали еще на улице), крики и топот отплясывающих ног. Так шумно, так весело, и все кругом свои, все кругом лучшие друзья! Все это захватило и увлекло нас глубже, туда, где продают напитки, где почти незнакомые люди хлопают тебя по плечу и шумно целуют воздух у твоей щеки, а потом говорят с тобой доверительно, как с самым близким, как с единственным, способным понять, говорят о том, как они устали от бесконечного притворства окружающих, о том, что давно переросли этот маленький город, о том, что могли бы, о том, чего достойны, о новых платьях, домах, машинах, говорят, пока не выскажут своего монолога до конца, чтобы, наконец, выпить залпом запотевшую стопку и снова броситься в море разноцветных, извивающихся в танце масок. Я и сама бы с удовольствием отдалась этому общему потоку, если бы могла выбросить из головы тех двоих, если бы смогла перестать думать о двух тихих взявшихся за руки призраках, растворившихся в густой темноте. Где они сейчас? О чем говорят на опустевших молчаливых улицах ночного города? А, может быть, все также бредут куда-то, взявшись за руки? Я вышла на улицу, сославшись на духоту. Всего два шага от фонарей и горячих мерцающих окон и оказываешься в замешательстве. Там, в клубе, расписанные кровавыми пентаклями стены, фигурки повешенных, горящие свечами резные тыквенные рожи были такими понятными, такими простыми, такими привычными, а здесь стены домов, лестницы, двери, колонны, балконы – будто все не отсюда, словно бы из другого мира, из того мира, откуда приходят настоящие призраки, настоящие черти, вампиры и оборотни, из Того самого мира. Я поежилась. Вдруг среди всех этих «обычных» вещей я почувствовала себя чужаком, нестерпимо захотелось снова вернуться в клуб, где все было понятнее и проще, а главное безопаснее. Уже повернув назад, я услышала музыку, и остановилась как вкопанная. Конечно, это была не та музыка, которая приглушенно доносилась из клуба, а совсем другая – где-то далеко играли на скрипке. Во рту у меня пересохло. Стало по-настоящему страшно. Я не хотела искать их, но уже знала – буду идти за этими звуками, как жертва идет на голос вампира, как бабочка летит на огонь, буду идти пока не встречу двух призраков, пока не заговорю с ними против своей воли, пока не раскрою их тайны. Я нашла их под мостом, высокие изогнутые опоры которого напоминали своды древней церкви. В лунном свете их тонкие фигуры были особенно хорошо различимы. Мужчина играл на скрипке, играл точно колдун, творящий заклинание, то резко вскидывая руку со смычком, то неся ее над струнами медленно, плавно, едва их касаясь. Девушка стояла рядом. Они смотрели друг на друга не отрываясь. Казалось, именно там, в ее глазах, он находит всю музыку. А что это была за музыка! Ни до ни после того вечера я не слышала ничего подобного. Если вы любите скрипку и, может быть, даже считаете себя знатоком, - уверяю вас, и в этом случае вы вряд ли когда-либо слышали такую музыку раньше. Она не была гармоничной (той самой, которую так любят вставлять в свои фильмы режиссеры в те моменты, когда нужно выжать у зрителя слезу), но и дисгармоничной не была тоже. Это вообще не было музыкой в привычном нам смысле слова. Скрипка извивалась в его руках, плакала как ребенок и рычала как волк, она то звенела, как звенят оледеневшие телефонные провода, когда по ним несутся полуночные разговоры, то шуршала как тысячи гонимых ветром листьев, как страницы старых фолиантов, как ворох непрочитанных писем, она шептала как шепчут заговорщики в темном зале, слегка потрескивая, точно их коптящие факелы, шумела как затерявшаяся в море радиоволна, смешавшаяся с волной настоящей, проникала внутрь как звезды и ветер, если смотреть на них слишком долго, взмывала вверх и сотней стрел врезалась в опоры моста, а потом разлеталась огненными искрами и неслась еще долго над самой водой, смеялась и угрожала, молила и испытывала, призывала и отталкивала… Какой беспомощной я себя чувствую! Мне никогда, никогда не описать услышанного словами… Я видела, как все повинуется этим звукам, как остановилась река, как застыли деревья, как следом за звуками летят над водой сонмы прозрачных как воздух духов, несутся куда-то туда, в сторону клуба, который я покинула, казалось, целую вечность назад… Вот он, настоящий Хелоуинн, - подумалось мне. Я не сразу поняла, что он закончил играть, пока не поймала себя на мысли, что оба они, и мужчина и девушка, повернули ко мне свои бледные лица и смотрят на меня, будто ожидая чего-то. Я сглотнула и услышала, как незнакомый мне осипший голос произнес «Вы отлично играете». Неужели здесь был кто-то еще кроме меня? Нет, это мой собственный голос, вдруг поняла я с легким удивлением. - Спасибо, – ответил мужчина. Они продолжали все так же смотреть мне в лицо. Я машинально коснулась трупной личинки на щеке, кожа под краской нестерпимо горела. - Что вы заканчивали? – снова, будто из-под толщи воды, услышала я свой голос и опять удивилась: что за глупые вопросы он задает. - Музыка никогда не заканчивается. Никогда не начинается и никогда не заканчивается, - ответил мужчина. Его спутница кивнула и подала ему футляр, куда он бережно сложил инструмент. Я, кажется, еще спросила, как их зовут. Они назвали какие-то странные, древние княжеские имена, а потом мужчина вежливо кивнул в знак прощания и пошел к дальней опоре моста, чтобы забраться вверх по склону, к тускло освещенной фонарями дороге, и девушка пошла следом за ним. Она дважды обернулась уходя. Лицо горело. От этого должно быть потекла краска, потому что защипало в глазах. Я спустилась к воде, которая, казалось, еще хранила отражения пролетающих над ней духов, и умыла лицо. Стало немного легче. Накладная личинка окончательно оторвалась. Я долго смотрела, как она тонет в черной воде. Не знаю, зачем я после этого пошла к клубу. С другой стороны, куда еще мне было идти? На углу курила пара скелетов и несколько рогатых демонов с завитыми в пружину хвостами. Глядя на них, я почувствовала себя призраком в костюме человека. Я опустила глаза и молча прошла мимо – никто меня не заметил. Снова хотелось выйти на берег с другой стороны, чтобы плакать, смеяться, кричать и петь – что-то внутри жгло нестерпимо, что-то внутри так жгло. Но кто-то схватил меня за руку. Это была Аня. - Что с тобой? Ты где лазила? – глаза у нее были большие, блестящие. – Тут такое было, - кричит, захлебываясь от обжигающего холода ночи - выключили свет, все сума посходили… и мне, знаешь, в одну минуту стало как-то… Эй, ты меня слушаешь? - Да. Аня… какая холодная у нее рука, будто и правда у мертвой. - Пошли внутрь, - тормошит она меня, - здесь жуткий холод! Жених с пулей в голове подкрался к ней сзади и сгреб в охапку. Весело хохоча и легонько отбиваясь от него, она крикнула – присоединяйся! – и исчезла в темной, дышащей дымом и жаром пасти клуба. - Эй, ты! Это высокий худой вампир. На его губах размазанная красная помада, будто он и правда напился чьей-то горячей крови. - Зомби! Иди сюда. Смотрю на его тонкий прямой нос, на красиво изогнутые губы. - Иди сюда! Обещаю, не съем… сразу, - смеется. А, может быть, и правда всего этого не было? Чего только не надумает себе усталый и одинокий человек в такой день, как Хелоуинн!? Вот и жжение в груди уже не так нестерпимо. На улице холодно. Схваченные морозом листья хрустят под ногами как скелеты неизвестных маленьких животных. Вампир сверлит глазами, ждет, и губы у него красные, горячие от крови. Стоит ли думать о двоих молчаливых призраках, маскирующихся под людей? Может быть, все это игра воображения? Может быть, это обычные люди, у которых просто не было времени подумать над костюмом, может быть ночь, луна, вода и похожие на своды древнего храма опоры моста сделали звук скрипки таким необыкновенным, может быть, он вовсе не был необыкновенным – разве я когда-нибудь разбиралась в музыке? Губы вампира совсем близко, они такие горячие. Стоит ли думать о тех двоих, растаявших в ночи, о тех двоих, которые просто не умеют веселиться.
На шпаге кровь. Застыли циферблаты. Дуэль лишь набирает оборот. Долг чести не выносит иной платы- Таков закон у царственных пород.
читать дальшеСегодня двое в этой адской пляске. И смерть песочные часы перевернёт. В них нет ни подлости, ни страха, ни опаски, В душе огонь, и разум словно лёд.
Они равны. В бою отчаянно прекрасны. Смерть ухмыляется. Один из них умрёт, Но незадача - оба ведь несчастны, Хотя второй не первый раз убьёт.
Он опытен, он убивал так много, Что тем убийствам век назад потерян счёт. Но за сегодняшний свой бой клянёт он Бога - Победа жизни друга оборвёт полёт.
Увы, но так бывает в бренном мире - Прошли бок о бок тысячи дорог, И были братьями и на войне и в пире, Но уступить в любви никто не смог.
А та, по чьей вине случится драма, Давно с другим танцует на балу. Ей всё-равно чьи слушать дифирамбы, Она любовь их принимает за игру.
читать дальшеОтправляются листья на землю, а птицы на юг. Что мне день принесёт ненароком, подумать не смею… что мне день! если я отличить не умею теплоту расставаний от ветреной стужи разлук.
Листья корчатся, будто сгорая в огне. Обнажается осень почти что на грани приличий… что мне осень! когда я не вижу отличий между тем, что случилось, и тем, что привиделось мне.
Непогода как будто пророчит суму и тюрьму. Ветер бьёт по лицу, будто хлещут бичом конокрады… что мне ветер! когда я не знаю пощады ни к ушедшим любимым своим, ни к себе самому.
и если бы не эти твои городские бляди, Если бы не эти клубы простого веселья ради, Мы бы с тобою могли назвать нашу девочку Надей..
Надя-потому что Надежда. Потому что я верю, Что в моём сердце этой весной взорвутся сирени. Ведь не трудно стать счастливой,-казалось бы на самом деле. Только твои промашки до тошноты уже надоели.
А по утрам теперь варить кофе к седьмому часу Кстати,у меня тут свадьба совсем на носу. И засыпать я буду всем сердцем любя.. ..только увы,этой весной уже не тебя.
Шаг в легенду читать дальше Абсент в Чехии в общественных местах пить запрещено, но мы по-русски разлили его по тёмно-синим бутылкам из-под лимонада и отправились осматривать один из многочисленных замков этой полной загадок и тайн страны. Погода в этот день стояла пасмурная и ветреная. Замок не был большим, но впечатлял: чёрные острые шпили будто вспарывали сумеречное небо, вокруг них с карканьем кружили вороны.
Очередной глоток абсента приятным теплом разошёлся по телу. Вдруг самая высокая башня слегка качнулась, и к ней подлетел маленький багровый дракон. Сделав над замком круг, дракончик обвился вокруг шпиля и превратился в знамя с алым гербом на белом фоне.
Мой спутник потянул меня за рукав, и наваждение развеялось. Мы вошли в замковый музей. Я особо не обращаю внимания на стенды с историческими справками, да и экспонаты меня мало интересуют. Больше всего меня привлекает сам замок. Я дотронулся до стены, погладил древние камни, припал к ним щекой; осмотрел камин, подтянулся и заглянул в бойницу... Постепенно я добрался до противоположной стены и собирался уже повернуть обратно, как вдруг заметил в углу за колонной нишу, а за ней узкую винтовую лестницу, ведущую вверх во тьму.
У меня панический страх высоты, а также темноты в замкнутом пространстве в одиночестве, совершенно безосновательный. Я даже изучал магию, ритуалы и вообще различные паранормальные явления, впрочем, весьма поверхностно.Это помогло мне справиться со страхами, но не до конца.
Стоило мне вступить на лестницу , как колени предательски задрожали. Хлебнув ещё абсента для храбрости, я всё-таки полез наверх, втайне надеясь, что меня окликнут и заставят вернуться. Сначала я двигался в полной темноте, потом стало посветлее. Тусклый розоватый свет шёл от маленького окошка. Заглянув в него, я увидел алую закатную полосу на горизонте и — совсем рядом — один из шпилей с сидящим на нём вороном.
Мне показалось, что птица наклонила голову и как-то иронично на меня посмотрела. Я отпрянул от окна и задумался, стоит ли лезть дальше. Похоже, я находился в самой высокой башне — той самой, вокруг которой летал дракон. Кстати... Я опять посмотрел в окно, но дракон больше не появлялся. Зато я обнаружил вырезанные на камне буквы. Уже почти совсем стемнело, так что пришлось разбирать практически на ощупь.
“PÁLITE UTÍKATE LOUČITE”
“Ага, первые слова предлагают что-то сжечь и убежать, а последнее не помню, - подумал я. - Интересно, может, выше какие-то пояснения?» И полез дальше.
Когда я добрался до конца лестницы, глаза понемногу привыкли к темноте. Я оказался в маленькой круглой комнате с единственным окном под самой крышей. Наверное, ветер уже разогнал облака — на стене бледнело пятно лунного света.
Тут моё внимание привлекли знаки на полу — круги, линии, а на местах пересечения линий какие-то странные буквы.
Приглядевшись, я понял, что это пентаграмма. На концах её лучей читались знаки четырёх Стихий и Солнца, и лужицами застыл воск. По стене, будто кровь по вспоротой руке, текла строка . Я подошёл к освещённым лунным светом знакам, похоже, это... Бесстрашие, Защита и…
Внезапно свет заслонила человеческая тень. Она не могла принадлежать моему другу — в ней явственно вырисовывались очертания длинных волос и... плаща? Наверное, это музейный смотритель пришёл меня отсюда выгонять.
- Promiňte – начал я извиняться, разворачиваясь. И тут мне стало по-настоящему страшно, потому что сзади никого не было. А тень резко вскинула руку и замахнулась на меня кинжалом. Я инстинктивно сделал шаг назад и оказался в центре пентаграммы. По глазам резанул свет — это по углам пентаграммы вспыхнули свечи. Когда я вновь обрёл способность видеть, оказалось, что угол обзора изменился — я стал выше, а вид с боков и сверху закрыл капюшон. Зато я приобрёл «внутреннее зрение» - я чувствовал дыхание замка, пульс ночи, пляску темных и светлых сил.
Я утратил контроль над своими движениями, помнил то, чего не знал никогда — я находился, будто во сне, в чужом теле.
Передо мной будто вершинами треугольника лежали нож, стальное перо и крест с рубиновой розой, а в центре стояла чаша с кровью. Я опустился на колени и начал чертить по кругу знаки защиты. Когда я поднял голову... На самой границе охранного пентакля молча стоял человек в багрово-алой мантии. Его глаза пылали ненавистью, в правой руке он сжимал кинжал со знаками Марса и Сатурна на лезвии великолепной стали.
Я знал, что мне надо продержаться до зари, а кровь сохнет быстро. Я снова и снова чертил охранные знаки, молясь, чтобы не погасли свечи. Он смотрел на меня как кот, играющий с мышью, прежде чем убить её. Похоже, ожидание не доставляло ему хлопот, мои попытки защититься лишь забавляли его. От осознания этого я чертил знаки всё более отчаянно и неистово, боясь прервать или перекривить черту. А он молча смотрел. Будто я не первый.
Вдруг послышался стук копыт по брусчатке моста. Сердце ухнуло и сжалось.
«О, желанные гости!» - хохотнул мой палач.
«Может, это наваждение?» - пронеслась в мозгу спасительная мысль. Но «внутренним зрением» я слишком чётко видел, как всадник спрыгивает с коня и бежит по ступеням. Я начинаю стирать знаки защиты, он не знает, с кем ему предстоит иметь дело, это ловушка...
Каждый шаг болью отдавался в сердце. Удар каблука по камню, звон шпор... Вот ножны шпаги задевают стены, звон стали... Ещё лестница, тут очень крутые лестницы, тяжелое дыхание, он поправляет шпагу... коридор... Опять лестница, ещё пролёт... И вот он здесь!.. Стереть последний знак... Только знак Сатурна - и я вырываюсь из круга... Поздно! Он, пришедший на помощь, лежал с кинжалом в горле, а у меня в памяти всплыло значение третьего слова — loučite – прощайте...
Это была моя последняя мысль. В следующее мгновение человек в багровой мантии толкнул меня в спину, и я полетел с лестницы вниз головой. Остановился я только в нише, с которой началось моё приключение.
Я не мог пошевелиться, а тот, молчаливый в багровом, всё стоял и смотрел на меня. Одной рукой он поигрывал кинжалом, другой неспешно опустил рядом со мной тело моего спасителя, и тихо, с усмешкой, сказал: «Заколоть тебя было бы слишком милосердно!» И пришли странные тени, и стали закладывать камнями нишу. А я вдруг стал сосредоточен и спокоен. Пока твоя душа здесь, у меня остался последний шанс, и я его не упущу. Я набрал в ладони его кровь, смешал её со своею, прошептал заклинание призыва души и начал преображение. «Внутренним зрением» я видел как восходит и заходит солнце. Когда оно закатилось в третий раз, я — нет, уже мы — оставили наши тела в каменном мешке, поднялись сквозь потолок, сквозь лестницу, сквозь башню и шпиль выше замка и расправили алые крылья — одну пару на двоих...
...Из ступора меня вывело лёгкое прикосновение к плечу. Упершись в глухую стену, я задумчиво разглядывал пустую бутылку, которую судорожно сжимал в руке. «Пойдём, уже всё закрывается» - раздался голос моего друга. Мы вышли из замка, сели на скамейку возле ограды и закурили.
- Надо же, какие жуткие истории происходили в этом замке! - задумчиво произнес мой спутник. - Оказывается, здесь жил Кровавый Барон. Он воспылал страстью к послушнику, не удовольствовавшемуся книжной премудростью, пожелавшему стать членом тайного ордена, чтобы изучать запретные науки, и заманил его в этот замок...
Тут он посмотрел на меня: «Зря ты не читаешь стенды с историческими событиями, там много интересного.»
Но о таком не стали бы писать в государственном музее! Тем более я глянул мельком - «замок основан в таком-то веке тем-то, затем перешел во владение того-то, в таком-то году превращён в музей...» - всё как обычно.
-...А потом заподозрил его в измене и замуровал в стену... - продолжал меж тем мой друг. Тут он бросил на меня странный взгляд и улыбнулся. Как тот человек в багровом. И - будто в шутку:
- Будешь себя плохо вести, я и тебя замурую.
- Ладно, но только в старинном чешском замке, на меньшее я не согласен! Тогда я стану белоснежным привидением, приду как-нибудь к тебе ночью и задушу.
- Задушить можно только один раз - усмехнулся мой друг - со мной это уже было, придумаем что-то повеселее.
Строя далекоидущие планы на будущее, мы шли к станции. И в шуме ветра за спиной я отчётливо различал звук взмахов крыльев моего маленького дракона.
Чем суровее в стране законы, тем больше люди тоскуют по беззаконию. (С) С.Е.Лец
Проклятие Виктора. Интро. Две тысячи лет назад в одном из древнейших пророчеств было предсказано появление девочки, которой суждено было стать матерью дьявола. В это же время на Иллирийскую землю был послан свиток, открывающий тайну безграничной магической силы. К несчастью, свиток попал в плохие руки – завистливому магу Виктору, мечтавшему о безграничной власти. Он овладел огромной магической силой, и вскоре захватил власть в Скадарской Долине. Но этого было мало: для безграничной власти ему требовалось найти дитя Индиго – кристально чистую душу, ведь тот, кому дитя передаст свое тайное послание, решит судьбу всего человечества и обретет безграничную власть. Виктор искал ключ к бессмертию, поэтому оракулы занимались активными поисками ребенка Индиго, сопровождающиеся массовыми расправами и человеческими жертвоприношениями. Поиски ни к чему не приводили. Виктор был в ярости и, кроме того, опасался мести Михаила – главы Ордена Золотого Льва. Виктор велел построить в ущелье Арклай гробницу и похоронить его там, когда он умрет. Тем временем в долине вспыхнуло восстание. Виктор бежал со Скадарских земель, но был настигнут членами Ордена. Воины Михаила схватили и убили Виктора, но перед смертью Виктор успел поклясться , что однажды наследник Михаила вернет его душу в мир живых и он завершит свою миссию. Прошло две тысячи лет после смерти Михаила. Воспоминания он нем и об Ордене были стерты… читать дальше Глава 1. Самсуддинская сирота. Самсуддин. Префектура Шкодер, Албания. Январь 1937 года. Ночная мгла окутала улицы городка Самсуддин. Кое-где в окошках виднелся призрачный, почти незаметный свет. Спотыкаясь от усталости, и задыхаясь от рыданий, Марьям бежала по улице. Ей было все равно, где прятаться, лишь бы не слышать криков «ведьма!» и «демон» в свой адрес. Она шла туда, куда глядели ее покрасневшие от слез глаза. Больше всего ей сейчас хотелось убежать подальше от жестокой реальности. Туда, где ее никто не найдет, где не будет ее фанатиков-одноклассников. Вскоре город остался позади. Марьям продолжала двигаться по лесной тропе, не замечая усталости. Марьям любила здесь гулять. Лес был для нее лучшим другом. Казалось, единственным на этом свете. Недавно Марьям обнаружила пещеру в глубине леса. Там она могла сидеть часами, наблюдая за животным миром Скадарского перешейка. Всюду тишина и покой. Холодно и ярко сияло на севере над тяжелыми свинцовыми тучами жидкое голубое небо, а из-за этих туч выплывали хребты снеговых гор-облаков. Они бежали низко, затуманивая солнечные лучи. Погасал его блеск, закрывалось окошко в голубое небо, а в лесу становилось пустынно, темно и скучно. Через лес проходила извилистая дорога, ведущая в Шкодер, а с вершины скал виднелся Самсуддинский залив. В ясную погоду можно было видеть рыбацкие деревни на побережье залива. Залив был весь усеян мелями и островками, но превосходно обставлен маяками. Метрах в ста от порта находилась гостиница, как казалось Марьям, абсолютно бесполезное предприятие – приезжие в Самсуддине были довольно редки. Марьям вошла в пещеру и уселась на камень. Она снова зарыдала уже с удвоенной силой. Настолько бедной девочке было жалко себя. Вскоре ее начал пробирать холод. Девочка вся окоченела – на ней была одна жилетка. От холода у Марьям уже зуб на зуб не попадал. Налетел ветер, и Марьям еще больше съежилась от холода. Она с трудом заставила себя встать и выйти из пещеры, чтобы собрать немного хвороста для костра. Земля покрылась тонкой пеленой снега. Однако найти сухие дрова оказалось совсем непросто – ветки пропитались влагой, и вряд ли бы загорелись. А если бы и загорелись, то дыму от них стало бы столько, что весь лес бы задохнулся. Марьям все же удалось собрать несколько пучков сухих веток. «Такой большой лес и так мало сухих дров». – мрачно подумала Марьям. Она выудила из кармана коробок спичек и несколько запачканных чернилами тетрадных листков, взяла своими набухшими от мороза пальцами спичку и чиркнула о глыбу. Спичка загорелась робким дрожащим пламенем, которое могло задуть любое детское дыхание. Марьям торопливо подложила листок под кучку веток и поднесла спичку. Огонь сперва чуть тлелся, но затем загорелся ровным ярким пламенем. Присев на камень, Марьям принялась греть руки над огнем. Воздух в пещере нагрелся, и Марьям даже стало жарко в жилетке. Тепло от костра, казалось, передалось в ее сердце, и настроение немного улучшилось. Возвращаться домой она не хотела. Что там делать-то в пустой квартире? Да и страшновато ночью через лес идти. В углу пещеры лежала куча сухих прошлогодних листьев, так что там можно было спокойно спать, не боясь отлежать бока. Марьям подкинула еще дров и уставилась на свое отражение в луже. В воде отразилась девочка четырнадцати лет с овальным лицом, темными глазами и растрепанными черными волосами. Несчастный вид был у этой девочки. Марьям в последнее время редко улыбалась. Порой ей казалось, что нет, и не может быть на Земле человека несчастнее ее. В принципе, она была не слишком далека от истины. Ее родителей убили, когда ей было всего восемь лет. С тех пор она жила с дядей, который о ней практически не заботился. Дядя постоянно уезжал на работу в Шенгини, и порой отсутствовал больше недели, предоставляя Марьям самой себе. Мубарак Аголли, ее дядя, человек был достаточно замкнутый и необщительный. Да еще и грубо говоря, нытик. Он постоянно на что-то жаловался, ныл. Проще говоря, относился к разряду людей, которым лишь бы кому-нибудь поплакаться в жилетку. Мубарак не был женат, да и вряд ли бы какая девушка согласилась бы слушать его нытье. Знакомые ему давно уже намекали, что вот, мол. Пора тебе, Мубарак, жениться! Тебе ведь уже тридцать три, а ты все еще холостяк. Даже мать попрекала его такой жизнью: «Когда ты, наконец, женишься? Все мои подруги уже внуков нянчат, а ты…» В ответ на это Мубарак грубо отшивал ее: «Слушай, мама, не лезь не в свое дело! Кому-то невтерпеж, а мне это не по нутру! Моя семья – это Марьям!» Одним словом – закоренелый холостяк. Мубарак как-то не особо волновался по этому поводу. Больше всего его беспокоила Марьям, дочь его покойного брата. Ее всячески гнобили в школе(и не только ученики), и с этим Мубарак ничего не мог поделать. От бессилия он часто впадал в депрессию. А уж слезы… Мубарак сам был готов зареветь от бессилия.
Глава 2. Другая реальность. Марьям собралась было прилечь, как вдруг ей в глаза бросилась какой-то проход. Она очень удивилась – раньше его здесь не было. Она подошла поближе. В отблеске неровного света она заметила некие очертания, ступенек, уходящих во тьму. - Интересно, что там? – вслух спросила Марьям. Она сделала шаг вперед, и тут к ее ногам упало что-то тяжелое. Оглянувшись по сторонам, Марьям нагнулась и подняла предмет. Это был светильник, который внезапно зажегся в ее руках. Марьям испугалась: она никогда не видела, чтобы факел сам собою загорался. «Чудеса в решете»! – подумала она и осторожно спустилась вниз. Перед ней возник длинный и ужасно грязный коридор, со стен которого свисала плесень и корни деревьев. Вскоре, пройдя через коридор, Марьям очутилась в просторной комнате. По углам стояли каменные ящики, а посередине – алтарь, на котором лежала книга. Марьям дотронулась до корки и вдруг… - Ай! Края были остры, словно бритва. Кровь капала на обложку. Марьям достала носовой платок и завязала палец. Она поднесла факел, чтобы получше рассмотреть книгу, и тогда на обложке начали проявляться какие-то надписи на непонятном языке. Марьям не знала, что означают эти символы. Осторожно, чтобы снова не поранить руки, она открыла книгу. Страницы были пусты, но нет… постойте! На них начали проявляться надписи на латинице. Скорее, не надписи, а набор букв. Марьям, словно завороженная, начала читать: - Мснгх крти кали самгх мекхбай! Кьисинт мбшкх чадри! Внезапно комнату осветил яркий свет, и тело Марьям пронзила острая боль. Корчась и постанывая от боли, Марьям упала на пол. Левая рука адски болела: на внутренней стороне предплечья начала трескаться кожа, вырисовывая какой-то символ. Превозмогая нечеловеческую боль, Марьям поднялась и взяла факел в правую руку. Шрам перестал вырисовываться, но рука все еще болела. Тут земля задрожала, и потолок обрушился, завалив выход. Путь назад был отрезан. - Что мне делать? Как я теперь выберусь наверх? – Марьям была на грани истерики. - Так, не время паниковать! – сказала она сама себе. – Нужно искать другой выход. Должен же он быть, в конце концов… Она взяла в руки факел и двинулась дальше, по другому коридору. Проход все сужался, но рост позволял Марьям пройти здесь без проблем. Вдруг девочка услышала позади себя шаги, но они не были похожи на шаги обычного человека. Марьям бросилась бежать, уклоняясь от выступающих камней, и сама не заметила, как очутилась в подземельях старой крепости, располагавшейся в окрестностях Самсуддина. Марьям прислушалась… тишина, никого. - Ух, наверное показалось! – облегченно вздохнула она. – Теперь я застряла в этой крепости. Отлично! И как мне отсюда выйти? Девочка сделала несколько шагов вперед, и оказалась на лестнице, ведущей в сторожевые башни. Тут позади нее послышались уже знакомые шаги и чья-то мерзкая рука схватила Марьям за плечо. Она вскрикнула и с омерзением ударила факелом по руке так, что та отвалилась. Позади, одетый в длинный плащ, стоял зомби, от которого так и несло гниющей плотью. Когда мертвец снова приблизился к Марьям, она хватила его по голове факелом, как дубиной. Зомби завертелся на месте, словно юла и упал на пол. - Что здесь, черт возьми, происходит? Марьям поспешила покинуть лестницу. Запах разложения действовал ей на нервы. Пробежав под аркой, она очутилась на мостике, соединявшем две сторожевые башни. Внизу раздавались какие-то странные звуки. Внезапно над ее головой пролетело что-то тяжелое, и Марьям попятилась назад, поскользнулась, упала и уронила факел на землю. Марьям оказалась в кромешной темноте. Поднявшись, она пригнулась и медленно пошла вперед, на ощупь ища дорогу. Внезапно в стену воткнулись горящие стрелы. - Это сон? – вскрикнула Марьям. Тут только она заметила, что на земле целые толпы мертвецов. Позади послышалось рычание – это был гигантский черный пес размером, пожалуй, с матерого медведя. Марьям вскрикнула и бросилась бежать. Юркнув за дверь сторожевой башни, она задвинула засов, но он не гарантировал ей полной безопасности – в дверь уже ломились. - В это даже ребенок не поверит! – причитала Марьям. – Что будет со мной? Когда я проснусь? Выхода не было видно, если не считать таковым маленькое окошко. - Ну, Марьям, если сегодня ночью не умрешь, будешь жить вечно! – эти слова немного подняли ей настроение. – Была, не была! Эх, волков бояться… Марьям вылезла из окошка задом наперед и двинулась по узкому выступу. «Только не смотри вниз!» – шипела она сквозь зубы. Вот уже и лестница виднелась – осталось сделать пару шагов, но башня внезапно обрушилась, и через секунду на земле виднелась лишь груда камней…
Глава 3. Дорога домой. Ранее тем же днем. 20 января 1937 года. Шенгини. Раннее утро. Мубарак, как обычно, проснулся довольно рано – в семь часов. Усевшись на кровать, Мубарак закурил. Вскоре комната заполнилась едким табачным дымом. Мубарак открыл форточку, и дым лениво поплелся на улицу. Мубарак впрыгнул в первые попавшиеся штаны, накинул на себя рубашку, вышел на крыльцо покурить. Только поднес спичку… - Твою мать!!! – завопил Мубарак, сбивая рукой пламя, объявшее его щетину. Он редко брился после смерти своего брата Лорика. Мубарак выкинул спичку и подошел к зеркалу. Левая щека полностью обгорела. Ворча и ругаясь, Мубарак достал из стола бритву и, умывшись, начал бриться. Вскоре из зеркала смотрел тщательно побритый молодой человек с глубоко посаженными темно-карими глазами, взъерошенными черными волосами и унылым лицом. Еще раз, посмотрев на себя в зеркало, Мубарак надел куртку, обул ботинки вышел на улицу. Утренний Шенгини выглядел как-то уныло – темные улицы, раскисшие дороги, облупленные дома. Улица, на которой жил Мубарак, немногим отличалась от остальных, хотя улицей ее можно было назвать лишь с большой натяжкой. Скорее, некое подобие улицы – это был гадкий, грязный и унылый переулок. Рядом с домами стояли, поникнув ветками, голые деревья. Дома довольно убогие и обветшалые, казалось, держались только на божьем слове. Дорога напоминала болотную трясину – лужи, стоящие неделями, грязь, в которой, как казалось Мубараку, грузовик увязнет. Извозчики с трудом проезжали по этой улице. В конце улицы виднелся спуск к морю. По этому маршруту Мубарак регулярно ходил в порт. Он работал судоремонтником. Но не сегодня. Вчера Мубарак выбил себе отпуск на месяц и решил наведаться в Самсуддин. Мубарак закурил и взглянул в небо. С утра туман, моросит дождь. Над городом, как и вчера тяжелые свинцово-серые тучи, но на душе у Мубарака было солнечно и пели птицы. Еще бы – он едет домой. А дома его ждет Марьям. Скучает, поди, без него. Мубарак, конечно, понимал, что не сможет заменить девочке семью, которую у нее отняли, но старался делать все, чтобы его племянница была счастлива. Однако, пока безуспешно, и от осознания этого Мубарак часто впадал в меланхолию. После смерти своего брата Лорика Мубарак перестал бриться. Сегодня он впервые за восемь лет побрился. Сейчас Мубарак стоял на обочине и курил. Докурив сигарету, Мубарак выбросил окурок, тяжело вздохнул и отправился на площадь – ждать извозчика. Погода стояла по-январски отвратительная – грязь, холод, слякоть. На площади, на своем привычном месте сидел чистильщик обуви по имени Арменд. Личность в Шенгини довольно известная – в 18-м году он в шел рядовым в черногорской армии. Он ушел на войну совсем еще молодым. При назначении в полк, Арменд приписал себе три лишних года. В свои 35 он повидал всякой жизни. Много раз он был на волосок от смерти, но всякий раз спасался. Он был больше известен, как рядовой Муарем. В данный момент он старательно драил кому-то ботинки. «Да, брат, в такую погоду ты без работы точно не останешься»! – усмехнулся Мубарак. - Здорово, Арменд! – Мубарак присел рядом. - Да и тебе не хворать. – меланхолично ответил Арменд, пряча щетку в ящик. – Слышал я, ты выбил себе таки отпуск. - Ага. – ответил Мубарак. – Вот, в Самсуддин собираюсь ехать. - Я с тобой! – неожиданно выкрикнул Арменд. Он быстро собрал ящик, куда-то исчез, а через пару минут уже стоял по стойке «смирно» возле Мубарака. - Ты-то там зачем? – удивился Мубарак. Арменд ухмыльнулся, а затем достал из-за пазухи пистолет системы «Маузер». - Э-эй! Ты чего? – засуетился Мубарак. - Пора проучить этих фанатиков неотесанных! – глаза Арменда сверкнули. – Я хочу помочь тебе и твоей племяннице. Думаю, «Маузер» придаст моим словам довольно значительный вес! Я не могу все так оставить. - А…эээ… - Мубарак замялся. Он не знал, что сказать Арменду. - Ладно…где он там? Извозчик!! Подкатил тарантас с двумя ослами в упряжке. Извозчик был испытанный вояка – прошел две балканские войны. На Мировой войне очень скоро дослужился до майора. В черногорском полку он служил гренадером. На правой руке у него отсутствовал безымянный палец, а во рту был выбит весь передний ряд зубов. Вот уже 15 лет он занимался междугородним извозом. Подкатил тарантас. - Здравия желаю, майор Богдани! – Арменд по привычке отдал честь. - Да и тебе не хворать. – ответил извозчик. - Как видите, рядовой Муарем в полном здравии! – Арменд сел в коробку тарантаса. Мубарак тоже влез в телегу. - Везите нас до Самсуддина! – выкрикнул Мубарак, протягивая извозчику бумажный лек. - Вперед! Как тогда, в 18-м! – командирским тоном гаркнул Арменд. Извозчик подхлестнул ослов, и тарантас медленно тронулся по ухабистой дороге. - Остановки будем делать, или так поедем? – спросил извозчик. - Экспрессом. – ответил Мубарак. - Едем, едем! – поддакнул Арменд. – Мне еще нужно кое с кем разобраться. - С кем это? – поинтересовался извозчик. - Не важно. – отмахнулся Арменд. – Не захотят по-хорошему, придется вспомнить лихой восемнадцатый. Я от австрияк не бегал, что ж я от своих побегу? Сколько нам ехать? – Арменд внезапно сменил тему разговора. - Четыре часа без остановки. – ответил Мубарак. – Я этот маршрут использую регулярно. Тут на тарантасе воцарилось гробовое молчание. Следующие часа два никто не проронил ни слова.
Самсуддин. Марьям сидела возле могильного камня на земле и гладила рукой его холодную поверхность. На щеках ещё видны следы высыхающих слёз. - Мама, папа... мне так вас не хватает... Убирав с лица прядь волос, она посмотрела в небо. В школе это время служит началом уроков. Повод развеяться? Атмосфера в учебном заведении всегда казалась ей давящий, но в данном случае это единственный выход побороть тоску. Марьям поднялась на ноги и неуверенной походкой отправилась в школу.
* * * Тарантас, поскрипывая, катил через ольховую рощу. Вдруг ослы начали упираться и кричать. - Что… какого… - замялся извозчик. Вдруг ослы рванули вперед и опрокинули тарантас вместе с пассажирами. Извозчик попытался удержать ослов, но тщетно. Ослы разбежались в разные стороны. - Что с ними? – удивился Арменд. – Чего они испугались? - Твою мать! – извозчик со злости пнул отлетевшее колесо. – Вот глупые скоты! Как их теперь ловить? - Дайте нам арканы, мы попытаемся их поймать. – сказал Мубарак. - Берите. – ответил извозчик. - Тут в получасе ходьбы есть Григорий рок. Я хорошо помню это место – когда-то в восемнадцатом мы с Йовановичем на этой дороге чуть головы свои не сложили. Шутка ли – три минометных расчета по нам лупили. Спокойным шагом туда идти где-то полчаса…хе-хе! Мы с Ненадом добрались туда минут за пять! – усмехнулся Мубарак. – Боже! Прошло уже почти двадцать лет…а я все помню, как будто все завершилось только вчера. - Лично я предпочитаю забыть обо всех этих годах. – отозвался извозчик. - Мудрое решение. – кивнул Мубарак. – Я бы хотел поступить также. - Майор, разберите эту телегу. Нагрузим ослов и поведем в Григорий рок. Мы с Мубараком понесем коробку. Извозчик кивнул и, напевая себе под нос песню, принялся разбирать телегу. Арменд бежал по лесу, то и дело оглядываясь, не видно ли осла. Он ощутимо устал от этой погони, и сейчас дышал, как кузнечный мех. Он уже потерял надежду найти осла, как вдруг увидел над кустарником длинные уши. «Вот ты где, глупая скотина»! – прошипел себе под нос Арменд. – «Вот я тебя сейчас»… Подкрался поближе и накинул ослу петлю на шею. Тот закричал, начал извиваться, но превосходство целиком и полностью было за Армендом. Он оседлал осла и развернул его по направлению к тропинке. Извозчик уже разобрал телегу и, присев на камень, оглядывался по сторонам. - Первый нашелся! – Арменд снова отдал честь. – Где же второй? А вот и Мубарак, легок на помине! – из чащи показался Мубарак, ведущий под уздцы осла. - Фух! Еле поймал! – вздохнул Мубарак. - Значит так, майор поведет впереди ослов, а мы понесем коробку. Ну, раз, два…взяли! Через двадцать минут показались окраины города. Вдалеке виднелся шпиль церкви. Они пришли на постоялый двор, развьючили и привязали ослов. - Я схожу за отрубями и прикуплю парочку предметов. - Мне нужен ящик гвоздей. – сказал ему извозчик. - Будет выполнено. – Арменд развернулся и пошел гулять по улицам города. Купив в продуктовой лавке отрубей, Арменд пошел искать хозяйственный магазин. Около получаса он блуждал по узким извилистым улочкам Григорий рока, но так ничего не нашел. - К черту. – сказал он вслух. – Спрошу кого-нибудь из местных. Он отошел в сторонку, присел на лавочку и закурил. Тут его внимание привлекла толпа зевак и полицейские, отгонявшие толпы любопытных. - О чем это они? – Арменд прислушался. – Аргх! Отсюда не разобрать. Подойду поближе. Он подошел ближе и спросил прохожего: - Извините, где здесь хозяйственный магазин? И что тут, черт подери, случилось? - Магазин там, за углом. – ответил прохожий. – Вы, наверное, не местный? Сегодня утром мальчика загрызли. Проклятые волки! Бедный Умит! А я был так груб с ним. – прохожий поник головой. - Вы с ума сошли! Какие волки? Зверей я здесь, кроме австрияк, отродясь не видел! Да этих волков днем с огнем не сыщешь! Это не волки – это убийство! - Чего? – в толпе раздался шум и гам. Прохожие зло посмотрели на Арменда. - Ой-ё! – только и сумел сказать Муарем и, не желая принимать на себя удар, побежал в хозяйственный магазин, где купил коробку гвоздей. Выбежав на улицу, Арменд стал оглядываться, ища полицейского. - Скажите, - подскочил он к унтер-офицеру, - тело будут осматривать? - Мгм. Его отнесут в амбулаторию в ближайшее время. Если что, она там, за перекрестком. - Спасибо! – выпалил Арменд и побежал к намеченной цели. Амбулатория представляла из себя небольшой домик с покатой крышей. Стены его были выкрашены в светло-бежевый цвет. Над дверью висела табличка: «Приемы ведет доктор Димитриос Ривас». Арменд дернул, что было сил веревку звонка. - Входите, открыто! – послышался из-за двери сиповатый голос. Арменд вошел, совершил с доктором традиционное shake hands и, представившись, изложил суть происходящего. - Тело привезут в ближайшее время. – ответил доктор. – Время осмотра займет примерно часов шесть. У Арменда задергались скулы. «Надо сказать Мубараку обо всем. Думаю, меня поймет».
- Ну тебя только за смертью посылать! – развел руками извозчик. - Прошу прощения, возникли некоторые форс-мажорные обстоятельства. Там, на окраине десятилетнего мальчика убили… - Кого? Умита? – вскочил Мубарак. - Ты его знал? - Знал я его плохо, но довольно часто встречал его в лесу. Любил он там играть. - Так, Мубарак, полиции ни слова! - А…э-э-э… - Мубарак хотел что-то сказать, но, видимо не успел до конца сформировать свою мысль, как Арменд продолжил речь: - Они могут помешать моему собственному расследованию и, возможно, не дадут нам уехать из города до выяснения всех обстоятельств. Мне нужно подождать, пока уйдут зеваки и полиция, чтобы хорошенько осмотреть место происшествия. Мало ли, может, там что-то останется. К вечеру доктор Ривас сообщит мне результаты вскрытия. Нутром чую – это не просто убийство, за этим что-то кроется. - Интуиция тебя еще никогда не подводила. – Мубарак кивнул. – Ты дважды спас жизнь Марьям… - А вот Лорика и Бесу спасти не успел. – Арменд поник головой. А еще Марьям должна была стать жертвой – частью какого-то ритуала. Вызволив ее из приюта, я во второй раз спас ей жизнь. Что на этот раз? - Кончай заниматься гаданием на кофейной гуще. – Мубарак поднял голову и положил на землю гаечный ключ. – Как полиция разойдется, кликни меня. - Заметано! Думаю, ты тогда уже дочинишь эту чертову тележку. Ладно, пойду я прогуляюсь – время надо как-то убить.
* * * Прошло несколько часов. Погода начала портиться. Завыл ветер, пошел мелкий снег. «Так я точно ни хрена не увижу»! – с досадой подумал Арменд, смахивая с лица крапинки снега. - Мубарак, пойдем пока все не завалило! - Это бесполезно – наверняка полиция все осмотрела и унесла все улики. – бормотал Мубарак, осматривая землю. - А может и не все! – торжественно закричал Арменд. – Глянь-ка на это. На камне был нарисован какой-то символ, похожий на змею. - Это еще что? - Я хотел задать тебе тот же вопрос. – пожал Арменд плечами. - Я слышал о многих культах, но этот символ вижу впервые. – в голосе Мубарака ощущалась дрожь. – И в то же время он кажется мне таким знакомым… - Забавно. Мне тоже кажется, что я его где-то видел. Где-то здесь должен быть блокнот и карандаш. Перерисую. Может вспомню. - Дай лучше я! – оборвал его Мубарак. – Я останусь здесь – попытаюсь что-нибудь раскопать, а ты иди к доктору Ривасу. Наверняка заключение уже готово. Арменд кивнул и поспешил в амбулаторию. Доктор открыл дверь прежде, чем Арменд успел постучаться. - Вы так громко топали, что вас мог бы даже слепо-глухо-немой солдат подстрелить в темноте. – усмехнулся Ривас. - Здрасьте! – кивнул запыхавшийся Арменд. – Заключение готово? - Да, конечно! Проходите, а то неудобно с порога. Они вошли внутрь широкой залы. Внутри необычайно чисто и просторно. Посередине стоял стол для вскрытий, а где-то в глубине рабочий стол доктора, на котором лежала кипа бумаг. - Итак, мы начинаем. Если вы не против, можете подождать снаружи. - Если вы не против, я останусь. Я за свою короткую жизнь повидал достаточно мертвецов. – серьезно сказал Арменд. - Ну, как хотите! – развел руками доктор. – Множественные колото-резаные ранения в область сердца, левого и правого плеча, не менее десяти ранений в живот, а также в левое бедро. На теле нет видимых опухолей, на правой руке сломано два ногтя. - Значит, он не видел убийцу до самого последнего момента. Он не смог оказать сопротивления! – выкрикнул Арменд. - Потише, пожалуйста! – строго сказал доктор. – Не перебивайте меня! – и продолжил: - Сильно расширены оба зрачка. «Почему у него расширены зрачки? Что он видел перед смертью»? – Арменд почесал голову. - Так причиной смерти не были укусы? - Нет. Эти раны не похожи на следы от зубов. Скорее всего чем-то кривым и острым. Может, серпом, а может и косой. - Спасибо, доктор! Теперь я знаю – это убийство. - Постойте, я не сказал вам главное! – крикнул Ривас. – В его теле я не обнаружил ни капли крови… Странно это, если не сказать больше. Даже если бы его намеренно хотели лишить крови, в сосудах бы осталось немного. В моей практике такое встречалось лишь один раз. Кажется, семь лет назад. Я тогда работал в Шкодере. Как же его звали… Амили… нет… Алихи… ну… что-то в этом роде. - Алими! – выкрикнул Арменд. - Точно! Его звали Арбен Алими! Вам что-то известно об этом деле? - Пока еще нет. – глаза Арменда сверкнули. – Надо это выяснить. Спасибо, доктор! - Всегда пожалуйста! – Ривас пожал Арменду руку, после чего последний покинул амбулаторию. Мубарак уже был рядом. - Ну как, выяснил что-то? - Это не волки, это убийство! – глаза Арменда загорелись. – Кстати, Арбен Алими тебе ничего, точнее никого не напоминает? - До боли знакомое имя, только вот где я его слышал, вспомнить не могу, хоть убейся! Думаешь, эти дела как-то связаны? - Я не думаю, я уверен! В его теле не было обнаружено ни капли крови. Не буду рассказывать тебе подробности осмотра – ты слишком впечатлительный. Рисунок у тебя? - Ага! - Пойдем, Мубарак, извозчик наверняка нас заждался. Они пошли вперед по узким извилистым улочкам города. Обстановка, в принципе, не слишком отличалась от Шенгини – те же обшарпанные дома с покатыми крышами, такие же грязные улицы. Ночью Григорий рок был мрачен и уныл. На дороге уже виднелись две ослиные головы. - Вот вы где! Я починил эту чертову тележку. Запрыгивайте! В следующий миг в тарантасе воцарилась тишина. В следующие два часа никто не проронил ни слова, пока извозчик не крикнул «приехали». Арменд и Мубарак вылезли из тарантаса. - Пора действовать! – Арменд перезарядил «Маузер» и подмигнул Мубараку.
А больно не будет. В душе просто пусто, И осень пришла обаятельной шлюхой. К чему наставленья? Мне вовсе не грустно. Листы на деревьях болеют желтухой.
читать дальшеК чему улыбаться случайным знакомым, И с кем-то в кофейнях пить мятного чаю? Я буду отныне несносно угрюмой, Мне вы все равны и я с вами скучаю.
Вы что-то твердите про пауло коэльо, И то, что любви/счастья/секса не знали, Но мне наплевать. Я вас слушаю с ленью Я знаю всё то, о чём вы не мечтали.
Мне ветер, как скрипка, играет Сальери, Хотя тот не моден, местами безвкусен. К тому же его все винили в потери Другого – того, кто бесспорно прекрасен.
Но что же поделать. Иду в отступленье, Мне вовсе не нужно победы над миром. К тому, что отвратно, моё тяготенье, Мой жизненный путь нарисован пунктиром.
Ведьма идет босой по лесным корням, В пряди волос вплетает ромашков цвет. Ведьме сегодня сбудется десять лет - Долго ждала, не веря часам и дням.
Бабка-колдунья как-то к себе звала: Чуть подрастешь, приди, научу всему: Как напустить средь полдня туман и тьму, Как сделать воду острым куском стекла.
Как понимать всех рыб, и зверей, и птиц, Как находить дорогу в любой туман... Слушай, мотай на ус, да клади в карман - Мир пред тобой однажды склонится ниц. читать дальше Ведьма рукой тревожит листву тропы, Путь до избушки холоден и не прям... Верить, не верить... Вдруг все напрасно, зря? Лист закрывает след от босой стопы.
Дома сестренка, братья, отец и мать - "Все позабудут, только скажи: "Иду!" - Жить среди них - что танец плясать на льду, Страх превратится в жажду тебя сломать.
Силы подвластны нам и таким как мы, Люди жестоки к тем, кто неясен им..." Вспомнить бы сказки, песни своей родни, Только у взгляда матери страх не смыть.
В снах поселились тропы ночных зверей, В голосе - шелест, шепот чужих ветров... Праздник. Миранда свой покидает кров, Что б никогда родных не открыть дверей.
Что стало с Мири, с Йоханом, что сбежал Прочь из рыбацкой хижины в ранний час? Где затерялись Марта и Николас? Где эти дети? Впрочем, вам зря их жаль.
Где-то далёко, там, где полынь сладка Чудо-страна раскинулась, будто сад, Всяк там приветлив, всякий прохожим рад, Вдосталь в краях тех хлеба и молока...
Там эти дети, там их чудесный мир - Спят беспробудно, видят цветные сны. Бабка-колдунья, внучка лесной весны, Ждет, когда люди станут добры с людьми.
Знаете, чем рок-н-ролл отличается от джаза, чай от кофе, а фотография от текстов? Рок-н-ролл, чай и фотография - это удовольствие, а кофе, джаз и тексты - религия.(с)
Дети странные игры придумывают порой: Старый тенистый парк для них - темный лес, За лесом колдунья живет под огненною горой. Когда она варит зелье, дым стоит до небес.
Шелест дубовых листьев, деревьев протяжный скрип... Снип. С тропинки шаг в сторону - ты погиб.
Старая ведьма угрюма, не любит незваных гостей, Рисует руны сурьмой, запирает входную дверь. Говорят, ворожит на пепле сожженых людских костей, Что приносит своей хозяйке зачарованный хищный зверь.
В дремучую чащу не суйся, коли труслив и слаб... Снап. На пыльной земле отпечатки когтистых лап.
Тени прячут в траве дорогу, тишина забирает звук, Губы шепчут слова заклятья, пару строк из любимой сказки. Ты уже и не смотришь под ноги; не деревья, а сотни рук Оплетают тебя, и щурятся, и хохочут чудные маски.
Испуганный детский взгляд замирает на темной фигуре... Снурре. Алые пятна на угольно-черной шкуре.
Легенда честнее правды, если тебе семь лет. Смерть в мирах "понарошку" страшнее реальных бед.
В игре крови нет - одежда в закатной глазури... Снип, Снап, Снурре. Мы, наверное, просто уснули?