[Miku - chan]

Как-то пусто на душе,

Февраль покрыл всю горечь снегом,

Больно мне тебя терять,

Хотя, увы, моим ты не был.



Вот, к примеру, глупость жизни:

Ты всему, всем людям рада,

Но на этом белом свете

Никому тебя не надо.

---

Скажите уважаемые господа!Стоит продолжать идею?Есть ли у меня творческая жилка?

[angel-leralix]

Она не хотела ничего дурного. Себе. О других она не волновалась. Ишрим всегда казалось, что она – так же одинока, как полная белая луна на сером небе. Скорее всего, так и было. Она провела одна всю жизнь, ее большую часть. Пока не нашла его, маленького и беззащитного. И, будто бы в утверждение ее одиночества, он принес ей лишь несчастье и смерть. Но и он ничего дурного не желал…

Он лежал в куче жухлых осенних листьев. Последних листьев, которые видели люди в тех краях перед тем, как выпадет снег. А над головой голубело небо, да так, что резало глаза. И тихо скрипели деревья.

У нее были теплые, мягкие руки. Почему-то он сразу уверился, что это именно она. От рук пахло корой, и чем-то еще, сладким, манящим.

- Пес, - задумчиво произнесла она, хотя точно знала, что никакой он не пес. Наверно, она просто сходу для себя решила его судьбу. Он не мог понять, почему эта самка перевернула его, держа за хвост, и жалобно заскулил. Тогда она встряхнула маленькое пушистое тело, потом попыталась вглядеться в прозрачные и пока еще голубые глаза, но волчонок упорно воротил морду. Она хмыкнула, и убрала его в огромную, как ему показалось, старую корзину, набитую хворостом. Так он стал ее…



Глава 1. Философия сатаниста, как ее нет.

Приди за мной, еще один из сотен таких, как она,

Давно забывший о том, что такое смерть, став огнем.

Мне важно знать, что ты – такой же, как я!

И для нас – смерти больше нет!..

(Неизвестно где подслушанная песня.)

Шел сильный дождь, его большие капли оставляли на стекле дорожки. Я лежал в своей темной комнате, на своей темной кровати, и плевал в темный потолок. Я жалел себя, постоянно думал о том, как несправедлива жизнь. Жалость извивалась во мне, подобно узорам водных капелек. Ах, как мне хотелось просто пойти и повеситься, но я знал, что пока не могу этого сделать – и причиной тому врожденный эгоизм.

Мне почему-то становилось страшно всякий раз при мысли о том, что мы с ребятами делали вчера, что мы проделывали до этого десятки раз.

- Отрыли? Нет, ну кто так откапывает… Поднимите крышку…

Крышка была дорогая, как и весь гроб, украшенный по месту пайки позолоченной каймой. Андрей, топчущийся в могиле уже битых полчаса, постучал по крышке согнутым пальцем.

- Эй! Есть кто живой?

Рядом хохотнула Алиса. Я обернулся – она взобралась на надгробие, и беззаботно болтая ногами, щелкала фисташки. Ирка, стоявшая тут же, сморщилась. Она терпеть не может Андрея с его тупыми плоскими шуточками и излишней горячностью почти так же, как я не переношу ее подружку. Впрочем, об этом знают все, не только я… Зачем я говорю об этом? Наверное, мне просто приятно думать о ней.

Андрей взял фомку (видимо, заключил, что живых здесь нет).

- Debes… - начал он, занося приспособление над головой, расставляя сапоги на крышке как можно шире.

- Ну-ну! – его остановил Егор. – Ты уверен, что могилка не защищенная? Сто лет уже, и ничего. Тем более, здесь старуха лежит.

Я с интересом воззрился на появившегося из кустов Егора, как и остальные шестеро, обретавшиеся на месте откапывания с самого начала. Андрей с глухим стуком кинул фомку на гроб, и плюнул. Алиса снова хрюкнула от смеха.

- Если бы ты пошевелился, вытащил свою задницу из кровати пораньше хотя бы на полчаса, ты бы знал, дорогой, что там, - он стукнул в крышку каблучищем, - не старуха, а женщина. А еще ты знал бы, что ни черта лысого нет здесь никакой защиты…

Андрею двадцать четыре, по образованию он программист, но чем занимается, не имею представления.

- Андрей. Егор прав, там может быть все, что угодно – возраст женщины вполне подходящий, - я ненавижу эту часть кладбища, очень уж там старинные захоронения…но, как назло, именно здесь-то мы и бываем чаще всего.

Андрей раздраженно на меня уставился.

- Если сопли потекли – уматывай отсюда! – отчеканил он. – Мне здесь не нужны слизняки! А ты, - развернулся он к Егору, - разуй глаза! На дату рождения-смерти.

- Не могу! – притворно огорчился тот, и обратился уже к Алисе. – Милая, раздвинь ножки!

Алиска залилась таким истеричным визгливым смехом, что чуть не слетела с надгробия. Ира придержала ее за ногу в драном черном чулке.

- Да заткнись ты, - зло бросил я ей, хотя надеялся, что на свой счет мои слова примет кое-кто другой. И направился прочь. Замелькали надгробия и старые памятники. Статую какой-то женщины я обозвал обдолбанной дурой, но та осталась безучастна. Видимо, знала, что я сгоряча, и такое определение предназначалось вовсе не ей. Вдалеке раздался треск. Верная фомка выполнила свою миссию под традиционное «debes, ergo potes».







Я лежал в комнате, сверля задрапированный в черное потолок взглядом. Мать уже трижды звала меня есть, но кусок мне в горло не лез. Сказать честно, страшно осточертела такая жизнь – нет, мне нравятся мои одинокие ночные вылазки, моя одежда и весь мой готичный образ, но я устал…от осознания, что поступаю неправильно, раскапывая могилы, терпя экзальтированные проповеди, вобщем-то, посредственного, но тиранящего Андрея. Я все больше понимаю, насколько это не мое. Насколько глупо все, что казалось мне четыре года назад таинственным и загадочным. Тогда я был шестнадцатилетним школьником, помешанным на мистике. Сейчас – я сам одна сплошная мистификация. Я не могу с уверенностью сказать, какой я на самом деле – все умело скроено на особый манер. Я потерялся. А дождь стучал в стекло. Ему - все равно.

Я ждал ее, знал, что она придет. По крайней мере, мне сейчас так кажется. Тот случай был особый, день, когда она оправдала мои ожидания.

- К тебе Ира, - тихо сказала мать.

Ирка кивнула мне, и расположилась в кресле. Я даже не пошевелился, только направил на нее свой взгляд.

- Ты слышал? Про нашу вчерашнюю ночь твои телевизионные коллеги уже репортаж наклепали.

- Слышал.

Она смотрела на ползущие капельки. Долго молчала.

- И что? Ты по-прежнему считаешь служение глупым и бессмысленным времяпре…про… - она запнулась, но я понял и так. Поправлять не стал, только улыбнулся.

- Я провожу время впустую и без вашей помощи. Ухитряюсь же, видишь.

Ирка отрешенно смотрела в окно. Ее волосы вымокли под дождем, как и темная одежда – с юбки натекла уже порядочная лужа. Она никогда не носила зонт. Я приподнялся на локте.

- Вы вскрыли ее? Могилу.

- Ты же слышал, - она пожала плечами. Она следила за мной, пока я не скрылся из виду. Чертовски приятно.

- Что это у тебя в руках? – я указал подбородком на небольшую ветхую книжицу.

- Трофей. Эксклюзивно для тебя. – Она потянулась, положила книжку у моих ног на кровать, и мокрые черные пряди полоснули по моей обнаженной лодыжке.

- Это было в гробу? – я сел, с интересом взял в руки эту тетрадку на ленточных завязках, в потускневшем бежевом шелковом перелете.

- Ты любишь необыкновенные истории, - несколько не в тему ответила Ира.

- Ты уже читала?

- Нет. Спать хотелось.

Каллиграфической затертой надписи на шелке было не разобрать, и я уверенно развязал ленты.

«Ишрим». Так было написано все той же рукой на первой странице. Я, прочитав это вслух, захлопнул книгу – Ира поднялась и направилась к двери.

- Позвони мне. Интересно же, все-таки.

И ушла, оставив в комнате запах дождя. Я повалился на подушки.















Глава 2. Ссадина и небольшой порез.

Терпеть приходится эту ложь,

И дни считать, как в повозке – версты.

Все притворяешься, что живешь…

Кому-то нужно твое притворство…

(«От ведьмы слышу» Н. Первухина.)

На следующей странице, пожелтевшей и жесткой, была дата – 1857 г. Если не ошибаюсь – дата рождения женщины, могилу которой мы разрыли. Это личный дневник, подумал я. И ошибся – на третьей странице было прямо-таки книжное заглавие, красиво и витиевато нарисованное от руки: «Ишрим. И я, всего лишь волк». Не похоже, чтобы женщина могла называть себя волком.

Читать было довольно сложно, но можно, как говорится.



Молодой волк проснулся на рассвете – шаги женщины шуршали и шаркали по усыпанному палыми листьями полу. Человек же пробуждаться отказывался, усиленно, еще сквозь сон, подавляя попытки волка, которому до поры оставалось только наблюдать. А видел он ранее невиданное – Ишрим кружилась по большой комнате, где они обыкновенно ночевали, время от времени плавно приподнимаясь на носках, взмахивая руками и что-то тихо напевая. За нею по прогнившему паркету вился шлейф сухих листьев, которые она почему-то очень любила. Пока волчонок смотрел на женщину, юный человек тоже начал пробуждаться. Он сел на своей подстилке, и волк в нем вздохнул с облегчением – наконец, скоро можно будет поесть.

Женщина своей теплой рукой прикоснулась к их щеке. В голубых глазах отразился страх – она часто так делала перед тем, как наказать. Но Ишрим только чуть скривила сухие губы в улыбке – не бойся, не трону.

Она ходила очень быстро и бесшумно, и это она обучила волка охотиться.

- Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо, - с усмешкой шептала она маленькому волку. – Если захочешь научиться говорить. Но способен ли…

Волк не знал. Он не смел. Он старался не делать того, что могло бы привести его к смерти. Однажды, давным-давно, он собственными глазами видел, как Ишрим убивает волков. Он помнил седую зиму, снег, и волчью горячую кровь, его растопившую. А потом она сильно ткнула его лицом в льдянисто-огненное месиво, и посоветовала запомнить смерть, и принять ее как должное – чужую, но ни за что не мириться с нею самому. Он запомнил.

И он – жив еще. Значит, делает все правильно.

Волк привык терпеть боль, слышать, как хрустят и ломаются, мгновенно перестраиваясь, его кости, как выворачиваются суставы. Он мог вытерпеть что угодно, кроме ее недовольного взгляда, ее хлестких пощечин.



Я потер уставшие глаза – их надо было постоянно напрягать, чтобы разбирать текст. Принюхался – от страниц пахло чем-то сухим, возможно – тленом. Чихнув, я отложил это «чтиво с того света». Надо было сходить и успокоить мать – с утра, как в воду опущенная. Выкину телевизор с балкона.





- Алло. Да, подождите минутку…

По коридору прошаркали мамины тапочки.

- Жень, тебя к телефону.

Я выключил душ. Провел руками по мокрым волосам, собирая с них воду. Может быть, и правда стоит подстричься? Как бы не так.

Кое-как влез в штаны, стянул с вешалки полотенце, попутно сбив несколько флакончиков – движения, поначалу нарочито неторопливые, с каждой секундой становились все лихорадочнее.

- Да? – выдохнул я, и тут же понял, что звонок, застигший меня в душе, не оправдал ожиданий.

- Евгений, - протянул Егор. – Здрасте!

- Ну привет, - милостиво ответил я. Не то чтобы я был не рад слышать его, но настроен был совсем на другой разговор.

- Как твое самомнение? Небось, опять в душе отмывалось?

Я улыбнулся в трубку, абсолютно искренне – впервые за последние несколько дней. Друг не давал о себе знать уже почти неделю, а так как вчера «обстоятельства сложились», вчера мы не успели и словом перекинуться.

- В точку, - ответил я.

- Ну и как, отмылось, наконец? Ладно, можешь не отвечать. Я знаю, ты считаешь, что на тебе – несмываемое пятно позора, - Егор хохотнул. – Но я звоню по делу…

- Как всегда, - удовлетворенно вставил я.

- Э, нет. Мои недостатки мы обсудили еще в прошлый раз. Речь о тебе. Андрей очень недоволен, - тон друга стал почти официальным, и оттого раздражающим. Я снял с головы полотенце, которым только что навел себе потрясающий «стайлинг». Глянув в зеркало, я в этом убедился, вздохнул, и только потом посчитал нужным ответить.

- Мне плевать на Андрея.

Егор помолчал, и очень серьезно выдал:

- Уже поздно, Жень. Так просто уже не выпутаться. Помнишь тех девочек? Не думаю, что после всего тебе светит райская одежка…

Я сморщился. Во рту возник неприятный привкус.

Ненавижу, когда говорят слишком очевидные вещи.

- Чересчур наивно звучит, - бросил я.

- Тем лучше. Смысл ясен. Не дури, тебя не выпустят просто так. Ты же его знаешь.

Я постарался глубже вздохнуть. Удалось. Нет ничего невозможного.

Сделав несколько шагов, я внезапно остановился, на мгновение забыв, что хотел. Егор молчал. Спокойно, мысленно приказал я себе – не знаю, зачем. Мое спокойствие казалось твердым, как скала. Только мысли бегали, немного путались.

- Ангелам чужды всякие одежды, - тихо сказал я. – И передай ему, чтобы в следующий раз сам звонил. У меня не так много друзей, чтобы ими разбрасываться.

Я ткнул пальцем в серебристую кнопку музыкального центра. А после – в «off» телефонной трубки.

Взяв расческу, я долго, неторопливо ровнял пробор, тщательно прочесывал подсыхающие свои волосы под печальные звуки скрипки и виолончели. Из зеркала на меня внимательно смотрел молодой парень с крашеными волосами и «синяками» под глазами, причем вовсе натуральными, от недосыпа. А ну его к чертям!

- Нарвался, друг мой! – серьезно сказал я отражению.

Я начал быстро собираться. Рубашка, новые брюки, носки – все благородного цвета. Два тонких колечка – на палец и в ухо.

Выключил музыку, и, упершись руками в шкаф перед собой, опустил голову. Волосы немедленно сползли из-за плеч, и застлали лицо. Подумав так немного, я снова подошел к зеркалу, и снял с него большой серебряный крест. Нет, не перековерканный, как мать выражается, а настоящий. Признаюсь, всегда чуточку боялся, что о нем узнают «единомышленники». Никогда не надевал его на люди. Осторожно опустив цепочку себе на шею, я немного отошел назад. И тут зеркало – любимое, в красивой черной раме – сорвалось со стены, и вдребезги разбилось о паркет. Я грязно выругался, и тут же снял крест, с опаской упокоив его на столе. В душе тлетворной волной подымался страх.

Стараясь сохранять спокойствие, я принялся аккуратно собирать осколки, в каждом из которых отражалось перекошенное лицо. В довершение ко всему, в палец воткнулся небольшой, но острый кусочек верного зеркала. Не зная, что и думать, «устранение последствий» я препоручил матери, пришедшей на шум, а сам потихоньку выбрался из дома, время от времени слизывая с пострадавшего пальца солоноватые капли крови.





Оказалось, дождь давно кончился, и сквозь серые ватные клочки чересчур реалистично прорвало алый летний закат. Честно, я не люблю летний дождь – он зачастую перемежается с солнцем. А по мне, так уж лучше что-нибудь одно. Но вечер был на удивление неплох и свеж, и народу на улицах пока было немного. Поотменили на скорую руку свои вечерние планы, и в данный момент лихорадочно раздумывают, как наверстать упущенное.





Бумага медленно умирала в огне. Горела огромная афиша, съеживалась в корчах неподалеку. Я стоял на мосту, в полном одиночестве. Ощущал, что далеко вокруг меня нет ни единой души, но одиночество почему-то не доставляло мне привычного удовольствия. Кто мог поджечь афишу, я тоже представления не имел. А я - не курю, и не ношу с собой спичек. Ветер подхватил горящий комок, и тот полетел в реку, красиво сверкая искрами в сгустившемся сумраке. Я оторвался от перил. Мне послышались чьи-то шаги, и почему-то внезапно возникла тревога. Звуки затихали, и возобновлялись, словно нарочно дразнили меня. Не выдержав, я развернулся и пошел к лестнице. Ветер запустил пальцы мне в волосы. Спускаясь по лестнице, я ускорил шаг. И вдруг меня сильно и внезапно толкнули в спину – я даже не успел испугаться, или вскрикнуть (оно и к лучшему). Хорошо, что ступеней оставалось всего-то около пяти. Ударившись скулой об утоптанную сырую землю, я возблагодарил тех, кого дернуло не укладывать здесь асфальт.

Со стоном перевернувшись, я попытался в свете фонарей разглядеть кого-либо на лестнице, но там, естественно, никто меня не дожидался. Решив, что вставать мне пока противопоказано, осторожно ощупывая саднящую щеку, сжимая и разжимая пальцы, я попробовал сесть. Но правый мой ботинок в чем-то запутался. Глянув, что не пускает меня, я сильно удивился. И, что уж там, даже испытал испуг. Но быстро понял, что бездыханное тело этой девушки не причинит мне вреда. Видимо, отсюда сегодня всех толкают…но не всем так везет.

Девушка была красивая. Готичная. Длинные черные волосы, почти до пояса – в них то и запутался мой родной ботинок. Одна щека была перемазана в грязи. По другой вились потеки черной подводки и туши. Глаза были полуприкрыты, и казались мертвенно-матовыми. Из разреза длинной элегантной юбки выглядывала нога в черном чулке чуть выше колена. В носу поблескивала маленькая алая бусинка пирсинга, и огонек этот казался единственно живым во всем ее облике. Девушка была без туфель, но чулки остались чистыми. Значит, ее сюда привезли (принесли). Причем, не так давно – труп еще не успел остыть. А значит, убили ее не здесь, и она с лестницы не летала. Как же ее убили, в таком случае?

Оба запястья были глубоко перерезаны.

@музыка: НЭПОПСА!)

@настроение: От такое вот непонятное, но приподнятое!

---

[Флёромания]

я новенькая так сказать...можете оценить плиз? вот:

стих

Красивая ваза. Увядший букет.

Что делать? Молчание. Глупый совет.

Гудки в телефоне. Потом тишина.

И снова в квартире вино и вина.

Спросила, кричала. Ответа все нет.

Осколки души. Обрывки газет.

Бежишь к телефону. Не то и не те.

Лежишь долго-долго в остывшей воде.

На сердце тоска. В бокале она же.

Не то и не та. Но вроде все та же.

Черно-белая жизнь. Пятна. Полоски.

И нет голосов - одни отголоски.

Последний твой первый оранжевый снег.

Растрепаны кудри. Чудесный разбег.

Красивая ваза. Увядший букет.

Кровь на асфальте. Окно. Парапет.

---

Бег времени

[~Jensen~]

На бег часов, смотрю не отрываясь

Все мысли о тебе, но всё не важно

За масками чужими, не скрываясь

Иду по жизни, медленно и важно



Вещание ударов, стрелок точность

Нам известит о том, что всё, пора

Себя не проверяю я на прочность

Но жить без маски, скучная игра



Предел мечтаний, образ одинокий

Идёт по берегу раскатистого вала

И как маяк, забытый и высокий

Он дарит свет, но этого, так мало



На пристани, беседа грузных чаек

Тут тоже время, но гораздо тише

Стою один на стареньком причале

Пытаясь восполнять духовно ниши



А мысли улетают, с боем гулким

К той самой, что заставила мечтать

И пусть сегодня не конец прогулки

Но хочется о главном промолчать

/Jensen/

---

[Адольф]

СЕГОДНЯ Я УМРУ



- Сегодня я умру.

- Что? - я оторвал взгляд от журнала с анекдотами и посмотрел на Андрея.

- Сегодня я умру.

Мы ехали в трамвае, он сидел рядом со мной и задумчиво смотрел в окно.

- Сегодня я умру, - он повернулся ко мне и улыбнулся.

Андрей относился к тому необычному типу людей, которые живут в вечной депрессии, мечтают о смерти и могут часами рассуждать о способах самоубийства, советуясь, какой бы подошёл для них лучше всего... Поэтому я уже давно привык к таким высказываниям.

Я молча показал пальцем на анекдот и протянул ему журнал. Прочитав и усмехнувшись, он снова отвернулся к окну.

Мы вышли из трамвая, перебежали через дорогу и вошли в метро. На эскалаторе Андрей стоял на две ступеньки ниже, лицом ко мне.

- Сегодня я умру.

Я рассмеялся над очередным анекдотом и прочитал его вслух. Андрей грустно улыбнулся и повторил:

- Сегодня я умру.

Эта тема начала мне надоедать.

- Послушай, прекрати уже свою...

- Сегодня я умру, - перебил он меня. - Я знаю, точно...

Что-то неуловимо странное в его голосе и выражении лица заставило меня насторожиться. Это "я знаю, точно" было сказано удивительным образом, не так, как всегда.

- Ты бросишься под поезд?

Он рассмеялся и покачал головой:

- Ты же знаешь, это для меня неприемлемо...

- Так что же тогда? - мне стало немного тревожно.

Я понимал, что это глупо, и злился на себя за это.

- Так что же?

Мы сошли с эскалатора. Андрей неожиданно ускорил шаг.

- Пошли в начало, - предложил он, - люблю ездить в первом вагоне. Поступаю так из принципа.

Ещё одна забавная причуда...

Поезд начал подъезжать к станции, и мы перешли на бег. Но нам всё-таки повезло - в первый вагон мы успели забежать в самый последний момент. Народу было совсем немного, и мы сели на места спиной к открывающимся дверям.

Через несколько остановок стало заметно, что Андрей волнуется. Он наклонился ко мне:

- Уже скоро.

- Что скоро? - заорал я ему на ухо, чтобы перекричать шум поезда. - Скажешь ты наконец?

Он улыбнулся странной улыбкой, от которой мне сделалось не по себе.

- Скоро я умру.

- Да объясни же...

Неожиданно мелькающий за окном чёрный туннель осветился синим заревом, стало очень тихо, в вагоне погас свет, а на меня словно упала какая-то мутная пелена, застилавшая рассудок. Я стал терять сознание. Последнее, что я увидел, были лица сидящих напротив парня и девушки...

Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Я словно я выплывал из мутных глубин мрачного и страшного водоёма. В вагоне горел свет, поезд по-прежнему мчался по тёмному туннелю. Парень с девушкой продолжали смеяться и разговаривать, как будто ничего не произошло.

Я повернулся к Андрею, чтобы спросить его, видел ли он синюю вспышку, гас ли в вагоне свет, терял ли он сознание... но рядом со мной никого не было!

Я вскочил. Первой моей мыслей было, что он просто пересел, чтобы разыграть меня, но оглядевшись по сторонам, я быстро понял, что моим надеждам было не суждено оправдаться... Его просто не было! Меня охватила паника, я стал бегать по вагону, заглядывая в лица пассажирам. Люди глядели на меня, кто удивлённо, кто насмешливо.

- Парень, сидел рядом со мной, вы его видели? - в отчаянии спрашивал я у каждого... - Мы вместе вошли, вы видели?

Все отрицательно качали головой:

- Нет, не видели...

Поезд въехал на станцию и начал тормозить. В растерянности, не зная что делать, о чём думать и как быть дальше, я стоял посреди вагона.

"...Поезд прибыл на конечную станцию...", - как из тумана донеслась до меня привычная фраза. Я вышел из вагона и медленно побрёл к эскалатору...

---

[Даниссимо]

Зацените пожалуйста, надо срочно решить - посылать на конкурс или нет...

I walk along a sunny street

No matter why, but I feel freak

You’re free,

Enjoy.



You’re not the one to feel ashamed,

I’m not the one to feel betrayed.

I’m in

Decoy.



A pair of converses,

A phone, which is switched off.

There happen reverses.

Forget. You know, you’re tough.



If one is able to betray

Before the end he’s gonna pay.

For all

He’s done.



I’m glad to be the one I am.

My soul is pure and I’m a gem.

Don’t call,

I’m gone.



A pair of converses,

A phone, which is switched off.

There happen reverses.

Forget. You know, you’re tough.

---

Вот созданно.....

[wescom]

Вакансии.





Сыграй Реквием на моей душе…

И втыкай мне иглы под ногти!

Я буду «до диезом» в этой пьесе.

Я за это отдам тебе жизнь.

Слышишь, как кричит…

…надоело…

Выбей из моей головы суицид

И я заплачу за это своей жизнью.

Сыграй! Я знаю, ты сможешь.

Получаем вакансии - кондукторов в рай!

Хорошая профессия.

Слушай тишину, она издаёт только писк…

А я знаю Вечность! Не советую встречаться с ней.

Получаем вакансии – Бог!

Сыграй! Избавь меня от суицида…

Пусть я достал тебя! Видишь солнце на домной?

Оно горячее …прикоснись…

И потом будешь долго кричать из-за боли в суставах.

Проверено!

Получаем вакансии – пророков!

…моей жизни…

Хорошее место, но платят мало.

Ты не любишь пачкать руки в крови?

Предпочитаешь вонючую слизь?

Завидую! Вкус железа всегда в моём рту.

Не отворачивайся! Скоро и ты почувствуешь…

Получаем вакансии – Ангелы!

А крылья тяжёлые!

Перья всегда застревают в глотке…

Ты пребывал летать? Страшно?

Я тоже боюсь высоты.

…холодно и ветер в кишках…

Ещё долго ехать? У меня уже ноги затекли,

И уже хочется умереть.

Получаем вакансии – в Гениев!

Оу! Ты не хочешь идти?

А я то думал, ещё секунда и…

Я тебя больше не увижу.

Оказывается, Бог ещё есть на свете!

Его вакансию ещё никто не занял?

Следующая станция…

Ты не знаешь, почему у меня звенит в ухе?

Нет! Я не нюхал ничего!

Больно слышать писк в моих ушах? Слышишь?

Получаем вакансии – в Расстояние!

Кажется, я на следующей выхожу!

Я больше тебя не увижу, конечно, как и всегда…

Если получится, пришли мне письмо.

Ты думаешь, я забыл, как тебя зовут?

Нет, я всегда его помню…твоё имя…

Оно напоминает мне одного человека.

Впрочем, неважно, я сейчас выхожу.

Может, пожмёшь мне руку?

Тебе вить на следующей выходить?

Я пошёл…думаю все же увидимся…

Получаем вакансии – в Пустоту!

Получаем вакансии – в Жизнь!

---

[zmemi]

прошу критики, самой строгой, по форме, по содержанию и по смыслу.

если не указать мне на мои ошибки в начале, то что говорить о продолжении..



заранее благодарю )



Мнимый больной.

Мы придумываем мнимые болезни,

Мнимых нанимаем мы врачей,

Пьём такую же касторку,

И пытаемся сказать, мол, я ничей!

Ко мне, мол, вы не подходите,

И не любите, ради бога, не губите,

Стихов красивых не пишите,

Я умираю от сердечной язвы

Или как там звать её?

И пичкайте меня таблетками,

Вливайте литрами мне валерьяночку,

Хотя позвольте мне одну заминочку

Уж лучше литрами вино.

И я прошу, не плачьте надо мной,

Я болен был уже давно,

Вы просто этого не замечали,

Учтиво вы в любовь играли.

Хотя какая там любовь?

Всего-то пару нежных слов.

Всего-то пару робких жестов

А к чёрту всё, мне медсестра теперь милее

Она румяней и белее.

Забавно суетится надо мной,

Когда страдаю гипорексимией

И задыхаюсь прямо ей в лицо.

И впредь не стали вы добрее,

А только лгать вы научились более,

Ну, как сказать, смелее?

Да не волнуйтесь, не умру,

Хотя бы потому что вам на зло.

Всего-то задохнусь в жару,

Подумаешь, уж мне не всё равно,

Что буду ночью призраком являться,

И заставлять вас удивляться,

От ужаса кричать и выбегать с постели,

Не виноват, вы сами это захотели.

---

[.Арта]

Остановитесь, злоязычные людишки!

Злословие свое вы прекратите!

Ведь в жизни все прекрасно и чудесно.

Ну что ж вы ропщете на этот мир так часто?



Вы перестаньте говорить плохое,

Ведь только хуже делаете словом,

Но изменить по сути вы не в силах

Все то, что так неверно в этом мире.



Но если перестанете злословить,

То что останется для вас как смысл жизни?

Вы станете пусты и бесполезны!

Тогда злословьте, ну а мы не будем

На вас попросту обращать вниманье.

---

Колыбельная

[.петрова]

На огонёк нашей маленькой свечки

Издалека прилетит мотылёк.

Можно впотьмах греться около печки,

Думать о том, кто так близко-далёк.



А за окном - блёклой осени запах,

Шелест теней и стальная луна.

Кошка ступает на плюшевых лапах

Смолкли часы. И вокруг - тишина.

---

[Miku - chan]

Ещё один рассказ. Пожалуйста, если вам он не нравится, пишите, что именно.



Отрывок из мечты.



Середина августа – летнее время, но дни выдались очень холодными и дождливыми. Все носились по городу с зонтиками, в куртках и сапогах: ну а что еще делать, если дождь похож на душ, который на небе забыли выключить? На набережной было почти пусто. Почему почти? Потому что, прислонившись к перилам, там стояло одно существо: неухоженные волосы частично прилипли к лицу, частично развевались по ветру, края сарафана то и дело поднимались порывами ледяного воздуха, обнажая голень и часть бедра, ноги были обуты в старые босоножки, оставившие много мозолей на ступнях. Это существо звали Таней. Ну как можно назвать существом человека? – спросите вы. Нет, ну конечно, с биологической точки зрения это приемлемо, но что бы так… Просто более точного синонима я, увы, не смогла подобрать. Эта девушка… как бы точнее выразится.… Была не из мира сего. Всю свою жизнь она мечтала. Даже сейчас, стоя на пронизывающем ветру она не замечала холода, хотя кожа покрылась мурашками и посинела. Нет, она уже не была ребёнком – ей целых 13 лет, она из благополучной семьи, с нормальными родителями… Так почему же она такая странная? – Она влюбилась. Глупо, да? А для нее это совсем не было глупо – для нее это было трагедией. Ведь в детстве она верила, что за ней прилетит Питер Пен, что, однажды войдя в воду, она обнаружит у себя вместо ног русалочий хвост с чешуей, что, заглянув под лепестки цветов, она увидит целую страну эльфов… Но, раз Таня влюбилась, то, значит, ей предстояло забыть всё это – она выросла.

-Я выросла – шептала Таня.

-Я выросла – губы едва шевелились.

- Я вы-рос-ла… - голос сорвался и девочка заплакала.

Редкие прохожие, появлявшиеся на набережной отшатывались от нее как от сумасшедшей: стоит какая-то девица на холодном ветру в одном сарафане, что-то там себе бормочет… Странная особа, ничего не скажешь.

А для Тани окружающие будто не существовали. Ее даже не волновало, что бы подумал человек, в которого она влюбилась, увидев ее в таком виде здесь.… Ей даже не было интересно, нравится ли она ему…

Повернувшись лицом к Москве-реке, она стала смотреть в грязную воду с проплывавшими в ней банками, тиной и сигаретами. Да, в ее сказочной стране этого бы точно не было. Там бы текли реки Кока-колы, фонтаны из сиропа и горы из шоколада и мороженого, а эта река ей совсем не нравилась. Но, так как Таня выросла, она решила не отрывать взгляда от воды – она ведь взрослая и должна трезво оценивать реальность. Пересилив отвращение, она даже встала одной ногой на перила и наклонилась, что бы быть как можно ближе к «реальности» как она называла про себя всю повседневную грязь.

А мимо девочки бежал какой-то мальчик. Тёма так торопился, что не заметил Таню – ему же надо было успеть на экзамен.… И со всей дури налетел на нее, столкнув в воду… Так и не поняв, но что же он налетел, Тема побежал дальше – осталась всего одна минута… всего одна… Не успеет – жирная двойка будет стоять в журнале и отец не купит ему мороженого…

А Таня, плавно соскользнув с перил, полетела в воду. Перевернувшись в воздухе, она увидела ослепительное солнце… именно такое солнце было изображено на картинке в книге про Питера Пена…

-Сейчас он прилетит! – с восторгом подумала она.

Удар об воду… Пятна в глазах… И еще какое-то пятно, так странно напоминавшее мальчика…

- Это он! – слёзы от счастья - ЭТО ОН!!!!!!

-Питер, я здесь – хотела закричать Таня, но вода попала в рот и, колотя по воде руками, она потерялась в серой ледяной субстанции.

А это пятно было всего лишь двумя бутылками пива, которые бросил в воду студент Юрфака МГУ, неудачно сдавший экзамен… Тот самый человек, в которого влюбилась Таня.

---

Дубль два: "Суставы"

[.по сценарию]

«Спасибо вам, мисс Блосс, что до сих пор не умерли. Продержитесь еще хотя бы лет десять, чтобы я смогла дать образование Дайане…». Так размышляла Карла Минке, протирая фотографию в рамке. С фотографии на нее смотрели два глаза в тяжелом гриме, оправленные аристократичным лицом на тонюсенькой шее.



Стараясь сильнее топать и шуметь, в дом вбежала Агнесса.

- Маааам! – завопила она еще на лестнице. – Я уезжаю.

- Куда на этот раз? И с кем на этот раз? – произнесла Злата Блосс, стараясь не шевелиться.

...

- В соседние три крупных города. Это займет на больше двух недель. У Митчела своя машина, так что нам не придется мучаться с автостопом.

- Итак, его зовут Митчелл. Сколько ты его знаешь, милая?

- Ты опять за свое?! Перестань говорить глупости или уроню на тебя апельсин…

- За что мне такое наказание. «Несохнущих трупов» ты знала три часа, но унесла из дома DVD-проигрыватель, чтобы поехать с ними. Что на это раз? Неужели ты не видишь, что нормальные люди так не живут?! – по недвижимому лицу Златы, пронеслась и мгновенно высохла слеза.

- Где ты видишь нормальных людей? Мы живем в окружении мамаш, которые из-за размера имплантантов в груди не могут обнять ребенка и отцов, которые смотрят порно с похищенными малышами, а своих отправляют в частную школу с телохранителями. О чем ты говоришь…



Карле, находящейся на первом этаже, доносившийся до нее разговор, разрывал сердце. Ей было очень жаль мисс Блосс. Еще бы: в прошлом прима-балерина, теперь она прикована к постели вечными болями в суставах, любое прикосновение или движение приносило ей страшную боль. Родив дочь, она привела себя в форму и отправилась на дальнейшие гастроли. Агнессу воспитывали слишком часто сменявшиеся няни. Результат налицо: с матерью говорит, как настроение подходит, в школе ее, прямо говоря, держат только за деньги. Да и последний год уже. Она вечно в разъездах с никому неизвестными рок-группами, состоящими из грязных пьющих и всяческих нехороших парней. Выглядит Агнесса соответствующе: коротко стриженные (результат самострижки в ванной) белые волосы. Цвет глаз, кроме ее самой, не помнил никто из-за обширной коллекции цветных линз. Эти самые глаза всегда были неаккуратно (а иногда даже только один) густо подведены. Она носила одежду известных марок, но носила так, что казалось одевалась в приюте для бедных.



Агнесс вылетела из дома с дорожной сумкой. В очередной раз она попрощалась с домом навсегда. Только вот все предыдущие «навсегда» не длились больше пары месяцев.



Когда-то маленькая Агнесс мечтала убить всех хореографов и маминых балетных партнеров, чтобы мама принадлежала только ей. И вот, через 10 лет только ей принадлежит мама, но не в том состоянии, в каком хотелось бы…



Переходя улицу, Агнесс заметила автобус неприятно желтого цвета. Из него выходили подростки, одежда которых казалась устаревшей, а прически совершенно однотипными. Они гуськом направились в ближайший общепит. Агни, ведомая любопытством, последовала за ними. Сев за ближайший к ним столик, она жадно разглядывала их. Что-то звериное во взгляде: да, эти верят, что выживает сильнейший. За окном стоял автобус. Надпись на боку гласила: «Осторожно, дети! Детский дом №372/5». И тут эти «зверьки» разглядели что-то смешное в Агнессе. Агни, которая никогда за словом в карман не лезла, вдруг, к собственному удивлению, решила позволить этим никем не любимым человекам, самоутвердиться за счет нее. Когда волна смеха в их рядах спала, Агнесса подскочила, перевернув липкий пластиковый стол, и побежала домой.



Она бежала вот уже несколько минут. На лице проявился белый треугольник, свидетельствующий о том, что ее сердечку ох, как тяжело.



Вбежав в дом, вихрем поднявшись по лестнице, Агни с силой толкнула Карлу, стоявшую в дверях маминой комнаты и с разбегу прыгнула на кровать. На Златины щеки брызнул фонтан слез. Обнимая мать, Агнесса не думала от чего ее слезы: от боли или от радости. Она просто знала, что ее в отличие от сирот, любит Злата Блосс.



Мама. Не плачь. Это насовсем.

---

[Miku - chan]

Прокомментируйте, пожалуйста. Мой первый рассказ.



Жизнь одной девочки



Цвела сирень. Ее пышные ветки украшали все московские дворы. Но самой красивой была белая сирень, росшая в одном из дворов Олимпийской деревни, – именно так считала маленькая Лена, игравшая под ней в куклы.

-Ле-е-на! – раздался строгий материнский голос из окна – Опять бездельничаешь?! Что за ленивая девчонка! Сколько раз повторять, что ты должна по два часа играть на фортепиано – иначе ты упустишь то, чему уже научилась. А ну иди сюда!

Лене совсем не хотелось выходить из своего убежища и идти домой – ей предстояло целый час под строгим наблюдением мамы отрабатывать гаммы на старом черном пианино, стоявшим в душной гостиной, потому она только подальше залезла в кусты, пододвинув поближе своих драгоценных кукол.

К слову, куклы отнюдь драгоценными не были. Сколько девочка не просила родителей, но всё равно получала только дешёвых отечественных кукол по пятьдесят рублей, да и то только по праздникам. Как же она мечтала получить настоящую «Барби»!... Погрузившись в мечты, Лена не заметила, как к кусту подошла Ляля (так звали маму) и потому очень удивилась, когда ее вдруг сильно дернули за ухо и шлёпнули по попе.

- Ну за что мне такое наказание?! – бушевала мама – Все другие дети хорошие, а мне вот попалась ты.… А ну быстро пошла, а то никакого телевизора вечером не будет!

- Ну мам, ну пожалуйста, ну только не сегодня – заныла девочка – Я не хочу быть музыкантом, я хочу быть химиком! – она отчаянно искала предлог, чтоб остаться.

- Что за глупости? Ты даже не знаешь, что такое химия, не морочь мне голову!- и, взяв сопротивляющуюся дочь за руку, Ляля повела ее к подъезду, не забыв захватить ее игрушки.





Глава 2.



Два года спустя.



- Мам, я не хочу в школу!

- Просто ты лентяйка и не хочешь учиться.

- Нет! – в глазах девочки стояли слёзы – Гришка опять будет меня обижать!

- А почему же Ташу никто не обижает?

- Не знаю…

- Зато я знаю – непреклонный голос матери бил по ушам – ты сама виновата, ты не умеешь общаться. Ты пойдешь в школу и точка – Лялина рука схватила Лену за плечо и втолкнула в класс. Сама же Ляля отправилась на этаж выше – она работала аккомпаниатором в балетном классе и, по совместительству, учителем музыки.

Войдя в класс, Лена тотчас получила внушение от учительницы (за опоздание на пять минут) и, наказанная, села за последнюю парту. Она смотрела в окно и мечтала… Она всегда любила мечтать. Ведь только там она могла быть феей, волшебницей, спасительницей всего мира, где все ее любили. Урок давно закончился, а девочка так и сидела. Из задумчивости ее вывил сильный пинок ногой.

- Эй, ты! Че расселась?

- Отвянь – резко бросила Лена, но всё равно встала, на всякий случай.

- Че сказала?! Да я тебя щас – удар по лицу – убью!

(слёзы)

- Вот и лежи здесь, только попробуй нажаловаться мамаше, а то я тебя вообще закопаю- и, забрав из Лениной сумки всю мелочь, Гришка отправился в столовую.

Лёжа на классном полу, Лена думала-думала-думала… Лихорадочные мысли не покидали ее головы. –Что мне делать? Я не могу так больше. Может, уйти в другую школу? Нет, мама не позволит…

- Петрова! – резкий оклик учительницы – Опять ты Ахтырцева ударила? Как тебе не стыдно! – она поставила девочку на ноги – Так… Что у тебя с лицом?

- Упала – прошептала девочка.

- Так ты еще и по классу бегаешь? Сегодня же вызываю мать к завучу. И чтоб не смела больше! Еще раз одну жалобу на тебя от Гришеньки услышу – пеняй на себя!



Глава 3

Семь лет спустя.



-Эй, Ленка! – за спиной слышны Гришины шаги – Пошли, сегодня такой тусняк будет – закачаешься!

- Нет, Гриш, не хочется…

- Эй! – он резко схватил ее за руку – Ты пойдёшь, я сказал, не то скажу, что мобильный Сворина у тебя.

- Но он же не у меня…

- Ты в этом так уверена? – неприятная улыбка на его лице – а где твоя сменка?

- В школе…

- Ну так вот, мобильный в твоём пакете. Ты представь, что будет, если из-за одного анонимного звонка кто-то туда посмотрит?

- Гриш, не надо…

-Я уже пятнадцать лет, как Гриша. А ну пошли….

Он взял Лену за руку и побежал к соседнему дому. Она не сопротивлялась. А что толку? Бесполезно…



Глава 4.



Год спустя.

-Лен… - сонный голос Гриши разбудил спящую девушку – принеси кофе. И быстрее.

-Да, сейчас… - девушка тут же встала и, перешагивая разбросанные вещи пошла на кухню заваривать кофе.

- Что ты так долго? – недовольный Гриша появился на кухне.

- А что, ты хочешь, чтоб кофе за секунду был готов? Раз такой умный, сам бери и делай – огрызнулась Лена.

- Кто-то сильно не в духе… - парень ухмыльнулся –В чем дело?

- Ни в чем. Я ничего не делаю – ты всё делаешь за меня. Я живу у тебя в качестве уборщицы, которой ты платишь зарплату. Я тут подумала и решила…

- Думать – не твоё дело, ты кофе вари – зевнул Гришка, садясь за стол.

Лена отвернулась и промолчала. Налив кофе, она оделась, взяла все деньги, что у нее были и пошла на улицу. Парень этого даже не заметил – зачем? Куда ей идти? Разве что, в магазин…



А Лена бежала… В кармане куртки было семьсот рублей.

-Хоть раз в жизни… Ну сделай же что-то! – бормотала девушка. Она хотела запрыгнуть в автобус – пока двери не закрылись – но, наскочив на кого-то упала и ударилась головой об асфальт. Всё потемнело. Единственное, что она помнила – так это чьё-то лицо с пронзительными зелёными глазами.



Глава 5.



- Ты как? – сказал кто-то приятным голосом, когда девушка пошевелилась.

- Жива… - Ленин взгляд упёрся в белый потолок. – Где я?

- В больнице. Мы не можем найти о тебе никаких данных: родственники умерли, твоя квартира продана. Где ты живёшь? Кому позвонить?

- Я нигде… Нигде не живу – прошептала девушка.

- Странно. Ладно, когда выпишешься, поживёшь у меня. Согласна?

Лена перевела взгляд на говорившего человека: он был старше ее года на два, блондин с красивыми зелеными глазами, приятными чертами лица. Он так отличался от всех тех, кого ей раньше приходилось видеть…

-Согласна – улыбнулась девушка.

-Вот и отлично… Меня Женей зовут.



Глава 6.

Год спустя.



- Лена, принеси чай.

-Да, Жень, сейчас…

-Побыстрее…

-Да-да, я уже несу.

Девушка принесла огромный поднос с кружкой чая и печеньем.

- Можешь идти.

-Жень, я тут подумала… Может, ты сможешь взять меня с собой на встречу….

Парень оценивающе посмотрел на нее…

-Да, ты неплохо будешь смотреться в той обстановке. Я возьму тебя. Оденешь розовое платье и серебристые туфли. А теперь иди.

Она ушла.



Глава 7.

Еще год спустя.



-Жень, я больше так не могу…

-В чем дело? Тебе не понравилось платье? Я сейчас же уволю портного.

- Да нет же, я…

- Хочешь то бриллиантовое колье? На столе лежит несколько тысяч – пойди и купи себе.

- Женя! – в отчаянии закричала Лена – Ты можешь меня выслушать?!

-Не сейчас, дорогая, я ухожу на переговоры.- и, поцеловав девушку в щеку, Женя ушел, оставив в воздухе запах дорогого одеколона.

А Лена стояла посреди квартиры, смотря в пол и глотая слёзы. Слезинка упала на шелковое розовое платье от Армани – от воды мокрое место стало красным. Девушка заворожено смотрела на красное пятно. Вдруг, сорвавшись с места, она открыла французское окно и выбежала на балкон. Холодный воздух обжигал кожу, ветер трепал длинные волнистые волосы. Лена перелезла через перила и, подняв к зимнему солнцу заплаканное лицо, спрыгнула вниз.



Глава 8.

Прошло два дня…



- Да пусть земля будет ей пухом – прозвучал голос священника.

Женя следил, как закрыли гроб и положили в вырытую яму. Зазвонил мобильный…

-Я слушаю. Да. Хорошо. Я выезжаю. Да, я куплю шампанского. Да, дорогая, и я тебя.

Не взглянув более на могилу, он развернулся и пошёл к машине.



Глава 9.



Спустя шесть лет.



Цвела сирень. Ее пышные ветки украшали все московские дворы. Но самой красивой была белая сирень, росшая в одном из дворов Олимпийской деревни, – именно так считала маленькая Аня, игравшая под ней в куклы.

---

[2/0]

АНГЕЛ

Я умею летать от природы. Я поняла это ещё в детстве. Сначала я могла летать лишь над землёй, а потом научилась подниматься над деревьями. Оттолкнувшись легко от земли, я будто ныряла в пустое пространство, меня не пугала высота, я любила её. Приземления мне давались и того легче. Стоило только захотеть, и я уже снижалась, и вот, стою и хожу по земле, как все остальные люди. Конечно, в детстве, я пыталась скрыть этот свой дар даже от себя. Я пряталась ото всех. Летала только по ночам, сидела в пижаме, шарфе и шапке на ледяной железной крыше, блестевшей под светом огромной круглой луны. Считала звёзды над головой, и думала, что я такая одна единственная на всей планете. Именно тогда мне пришло в голову, что есть некоторые качества, влияющие на мой полёт, и без этих качеств я вообще вряд ли полетела бы. У кого-то могло быть одно такое качество, или даже два, но я не встречала людей у которых они были бы в совокупности. Зато я все эти качества видела в себе. Вот они:

1. Смелость. Абсолютно дурацкая, порою. Ничем не подтверждённая, почти что безумная.

2. Вера в себя. И в свою уникальность. В то, наконец, что своим, вроде бы бесполезным, полётом ты действительно можешь кому-то помочь. Или даже изменить мир.

3. Поэзия. Быть может, это глупо звучит, но для того, чтобы полететь, необходим особый, поэтический, склад души. И умение верить в сказки.

4. Мудрость, необыкновенная чувствительность к каждому дуновенью, каждому звуку. Природное качество, дающееся не каждому, и далеко не так часто, как пишут об этом в книгах. Настоящие мудрецы дети, потому что не обременены тяготами бытия. Им ничего не мешает оторваться от поверхности, по которой все остальные ходят.

5. Дар полёта. В конце концов, даже если все предыдущие качества есть, и нет этого, вряд ли человек от земли оторвётся.

Мои сверстники росли. Однажды мы пошли в школу. Я поднималась рано утром с постели, собирала учебники в сумку, одевалась, чистила зубы и шагала из окна. Я не любила завтракать - это затрудняло полёт. Люди смотрели на меня как на ненормальную. Родители говорили своим чадам, чтобы те со мной не водились. Мне надоело скрываться, когда я поняла, что не одинока. В параллельном классе была девчонка, которая слишком высоко, для нормального человека, прыгала с огромным мячом к баскетбольной корзине, но она людей сторонилась. И общаться ни с кем не хотела. Я привыкла к одиночеству. Да мне и не интересно было с этими маменькиными сынками и дочками. Они не понимали красоты, боялись высоты, и не могли разделить со мной радость полёта. Моя жизнь была пресной. Так продолжалось очень долго. До института.

А потом я встретила Ангела. Ангел не понимал кто он такой. Он называл себя по-другому, всего боялся, и потому иногда храбрился. Он был чист душой, мятежен, как я, но невероятно боязлив. Он тоже боялся высоты, как и все остальные. И я долго не могла понять: крылья у него под рубашкой или горб. Он и вправду ходил неуклюже, размашисто и постоянно сутулился. Наконец я набралась наглости и залезла перед ним на подоконник.

- Как ты думаешь, нормальный человек может разбиться вдребезги об асфальт, если шагнет из окна?

Это было в коридоре, это видели и слышали все, но понял только ОН. А я открыла раму, и шагнула. Все видели, как он прыгнул за мной. Все видели, как мы, не долетев до земли пары метров, взмыли в небо. Все видели как, Он расправил крылья, и полетел, полетел вместе со мной. Рядом со мной. А я почувствовала, что меня, наконец-то, обнимают его крепкие руки. Иногда он ослабевал, и тогда я его подталкивала. Наш полёт был прекрасен, как сон наяву. Мы смеялись над всеми глупыми людьми, показывавшими на нас пальцем "смотрите, смотрите, летающие люди"! Наше время было радостным и свободным. Мы все вечера и ночи проводили на крышах. Либо у меня, либо у него. Крыши иногда становились нашими постелями, когда нам не хотелось расставаться. Теперь мы считали звёзды вместе. Мы отныне дарили друг другу свою нежную любовь и радость полёта. Мы вместе мечтали о нашем будущем. Стремились всё выше. Однажды я рассказала Ангелу о моих качествах. Он согласился, но мы добавили ещё одно. Любовь. Это качество волшебным образом вобрало в себя все остальные. Только любовь способна сделать летящего человека летающим. Он начинает ценить свою жизнь, находит её тайный смысл. И любящему человеку по силам всё на свете. Абсолютно всё. Но он постоянно чего-то боялся.

И однажды ему запретили со мной общаться. Ему сказали: "Люди не птицы! Они не должны летать! Им надо ходить по земле!" И тогда мой Ангел стал затухать. Его крылья поникли. Он исхудал, побледнел, ссутулился, и однажды сказал мне: "Я знаю, что ты не любишь ждать, я знаю так же, что без неба ты не можешь. А я не могу без тебя. Мне горько, но я боюсь, что небо упадёт на нас однажды и раздавит нас…Но когда-нибудь я приду к тебе с одним чемоданом в руке, в чёрном пальто и шляпе. И ты примешь меня в свою жизнь. Я верю, что ты меня дождёшься".

И я осталась одна. Я поднималась в небо с яростным желанием бросится вниз, но мой организм был против этого. И тогда я осела дома и не вылезала оттуда. Мне больше нечем было заняться. Каждый угол, каждая стена, каждая нитка моей одежды напоминала мне о моём слабом герое. Больней всего было то, что я отказалась от всех своих родных и знакомых, не способных принять меня, а он пошел у них на поводу. И я лила слёзы. Когда у всех было солнце, у меня за окном шёл дождь. Мне не хотелось есть, спать, читать, летать, мне не хотелось жить. Шло время. Мои силы иссякали, старость подбиралась ко мне. Я начала бояться высоты и уже не поднималась в небо. Мне не нужно было небо без Ангела. Я ездила на работу в подземке, чтобы не было даже мыслей о небе. Я научилась готовить, вязать, консервировать овощи, но мне не для кого было это всё делать - МОЕГО АНГЕЛА СО МНОЙ НЕ БЫЛО. По ночам я горько плакала в подушку. Почему такое несчастье случилось именно со мной. Надо мне было полюбить человека, который был в своей природе похож на меня! Иногда до меня доходили слухи, что мой Ангел обрубил крылья, но я не верила злым людям, они намеренно хотели сделать мне больно. Со временем я начала заново привыкать к одиночеству. И вот решила, что пора привыкнуть совсем…

…Как раздался звонок в дверь. И в мой дом вошёл ОН. Мой Ангел. Он молча вошёл, молча сел на табурет, и молча ел суп из зелёной фасоли, который я приготовила. А я смотрела на него во все глаза и тихо плакала о том, что я счастливее всех на свете. Впервые за долгие годы я плакала от радости. Я, наконец, дождалась его! Он был рядом. Такой родной. С длинными растрёпанными волосами, как он носил со времён института. Глаза его горели, как раньше - его чемодан стоял в коридоре, пальто и шляпа висели на вешалке. Он был ДОМА. Когда он доел, тихо помыл за собой тарелку и убрал её в полку, он, наконец, стал говорить.

"Я был везде, где хотел побывать. Видел разные страны, культуры, людей, но ни одна из культур не одобряет полёт человека. Так чего нам терять? Где бы я ни был, я не встречал ни разу такой красоты, как в твоих глазах. Я не хочу ни одного земного блага в обмен на тебя. Я хочу быть только с тобой. И даже если небо упадёт на землю, оно раздавит НАС, а не ТЕБЯ и МЕНЯ".

С этими словами он влез на подоконник, как когда-то это сделала я, внизу во дворе играли дети, за ними смотрели родители. ОН распахнул окно. "Идём со мной. Мы ещё будем счастливы!" Он протянул мне руку, и я влезла за ним. Удивительно, с какой лёгкостью нас приняло небо. Будто ждало нас всё это время! И нам было так хорошо, спокойно вместе. И мы летели над городом. И все, кто мне говорил, что мой Ангел отрубил себе крылья, смотрели на нас снизу вверх, и у них затекали шеи! А МЫ были счастливы, как дети. Мы снова обрели друг друга. Теперь мы никого и ничего не боялись. Мы стали вместе. Вместе и навсегда…

---

[Miku - chan]

Игрушка-котенок, я сделан из плюша,

Хозяин мой - Саша, а, может, Илюша.

Жизнь моя - сказка, и нет в ней печали,

Да и виданно где, чтоб игрушки кричали?

Просто в глазах моих нежных, стеклянных

Не видно всех слез, но они постоянно

Текут - ты не видишь, ты просто ребёнок,

На что тебе сдался какой-то котёнок?

Захочешь - отбросишь, захочешь - вернёшь.

И в сердце из плюша иголку воткнёшь.

---

[terhora]

Маленькая кошка

Поместилась бы в ладошках…

А в кармашке б потерялась,

Я бы сильно испугалась…

Слёзки капали б с ресничек…

Заведу-ка я синичек…

И взлетят они повыше

И найдут на самой крыше

Мою милую мурлычку…

Эх, спасибо вам, синички…

---

Мелодия любви

[~Jensen~]

Мелодия любви, я слышу такты сердца

Меня ты позови, в ночи, я вновь приду

От мыслей и забот, нам никуда не деться

Я лишь тобой дышу, тобой одной живу



Красавица, как сон и миг любви живой

Ласкает песня слух, мелодия приятна

Любовь моя, прошу, не уходи, постой

Останься, не спеши, мне многое понятно



Ты для меня живёшь, и дышим в унисон

Меня сегодня ждёшь, скучая, как всегда

Одна такая ты, какой счастливый сон

Мелодия любви, не смолкнет никогда



И льётся, душу грея и красотой пленив

Одна твоя затея, как образ расцветает

Меня поймёт не тот, кто умер, не любив

А кто несёт любовь и от желанья тает



Величие судьбы, остатки всех надежд

Ты в песнях о любви, купаешься удачно

И мир, такой живой, уверенных одежд

Распахнутых окон, мелодии прозрачной

/Jensen/

---

Эксперементальная поэтика.

[NoMort]

Пусть думаю будет.

Настроение что-то никакое. Отчего так, господа?

Отчего в сообществе никаких стильных штучек давно нет?

Может это Карма? Или плохой день?

Стереть, говоришь, все смски,

Закинуть все письма в огонь?

И думаешь, что в костра ярком блеске

Сгорят все проблемы? Уволь!



Сотру смс, а ты что-нибудь скажешь,

Но боль все равно не пройдет.

Тем более я давно на бумажки

Все записала. Как идиот...



...ка. Кар. Каркаю. Кровью харкаю.

Разрываюсь.

Кар. Кар. Каркаю. Каюсь.

Устала до хрипа от жуткого гриппа.

Устала. Усмешки кругом.

От гриппа. Кар. Каркаю хрипло.

До нервного тика. Кругом Вавилон.

О Боги!



Пишу. Писанина. Писателям можно.

Можно ли, мой господин?

Можно ли к вам? Вы один?

Кричу. Криминал. Я само. Убийца. Подкожно.

Ввожу.

В сюжет.

Лежу.

Никогда не кончится. Корчиться.

На полу. В момент

Погасло сознанье. Писателям можно. Какой пируэт!

Проклятье!

Из-за угла. Мысли.

Подло. Совершенно не модно.

Модно. Можно. Рассредоточиться.

Дать увлечь себя. В одиночество.

На час.

Один.

Контур вокруг. Белый.

Снимки: Профиль. Фас.

---

Жизнь-игра

[~Jensen~]

Все правила игры, придумали мы сами

Они имеют смысл и в принципе понятны

Общение с врагами, продумано не нами

Закон один на всех, и пункты так занятны



Общение, слова, поступки беспредельны

В порывах мы другие, проверьте, что ни так

Возможности иные, они сюжет отдельный

А жизнь идёт по кругу, задумал всё простак



Вернусь однажды к дому, где отчие леса

Где всё, так мне знакомо, родные пустыри

Там солнце ярче светит, синее небеса

В лесах, на толстых ветках алеют снегири



Пустынно и напевно, так шумно в голове

Свернув с пути прямого, не хочется назад

И пусть упрёки будут, но безразлично мне

Дышать легко и гордо, я так простору рад



А иней всё искрится, зажмурился от света

На ветке дрогнет птица, а лес, как будто ожил

В крови любовь, к живому, и это дань завета

И строчкою простой, я чувства приумножил



А жизнь, опять игра и ждёт меня реальность

За власть и кон борьба, обычные проблемы

Закон один на всех, не это ли банальность

Решать, к чему идём, забыв дедов дилеммы

/Jensen/

---

Мертвый город

[MecheslaV]

Первый опыт соавторства. Так что жажду критики ^_^



Тихий ветер осторожно метет песок по улицам безымянного города, который я никак не хочу называть. Пусть будет безымянным - мертвецы не нуждаются в именах и званиях. Город, песок, ветер... Пожалуй, больше в этом мире ничего не выжило. Ах да - я забыл упомянуть себя и свою любимую. Мы единственные выжившие... Нет, не так. Мы единственные живые в этом мире разрушенных городов и ржавых автомобилей.

Как случилась катастрофа, я не знаю, да и была ли она? Просто однажды, после долгого ночного бдения у монитора, я проснулся и не увидел никого вокруг. Не шумели машины, не голосили люди, даже лампочка не гудела. Пожалуй, я был шокирован. Мне показалось, что я остался один, неприятное ощущение. Я начал паниковать, как и любой на моем месте.

Но тут в голове возникло странное ощущение - я не могу его точно описать, но это как будто ты сразу в двух местах. Одновременно. И мне сразу стало хорошо и спокойно - я понял, что я не один, пусть это даже мой бред. Какая разница: если все мертвы, можно побыть и психом. То, другое, тоже ощутило мое присутствие и улыбнулось. Неплохо, если оно улыбается, значит это хорошее сумасшествие...

- Кто ты? - спросил я вслух - если сходить с ума, то на всю катушку.

- А ты как думаешь? - прозвучал насмешливый голос. Похоже он был только в моей голове.

- Мой бред? - озвучил я то, что вертелось на языке. В ответ я услышал смех, достаточно горький, чтобы быть бредом.

- Я? Кто знает... Теперь это не важно... Приходи в город (я не стану приводить название и тревожить покой мертвеца), я буду ждать тебя. - произнес голос с грустью. Похоже, он не верил, что я приду, придется его разубедить.

Я пошел вперед - машину я умел водить, но где я возьму ключи? Да и не нужно - я пойду пешком, всегда хотел прогуляться по миру. Дни и ночи слились в единую пелену - я шел вперед, проходя в день около сорока-пятидесяти километров. Однажды мне попалась стая бешенных собак, которые, правда, разбежались после того, как я убил их вожака. Все-таки я не зря ограбил оружейный магазин. Мародером себя я не чувствовал. Я вообще ничего не чувствовал после того как, зайдя в одну деревню, услышал вой умирающих собак. Они умирали от голода. Хозяева, прицепившие их на цепь, исчезли, а животные остались без еды. Меня начали преследовать кошмары.

Но голос в голове помогал мне держаться. Я узнал, как ее зовут, я узнал, кто она и кем она работала. Я знал ее так же хорошо, как себя - мы говорили целыми днями, пока я медленно шел в безымянный город. Мы говорили на любые темы, которые я только мог предложить. Иногда в ее голосе была грусть, иногда радость - этого я не понимал. Я всегда был меланхоличным и не любил смену настроений, но ей я это прощал. Ведь она прощала мне мои недостатки.

Медленно я развернулся и сказал голосу:

- Ты где? Я пришел за тобой в твой город. Пожалуй, я не против тебя увидеть. - Интересно, не слишком ли нервно я это произнес? Сколько я к этому готовился. Меня пробрала дрожь, но я, как всегда, ухмыльнулся. Я стоял посреди площади мертвого города и ждал ответа. Ответа от голоса, который я слышал в своей голове всю эту новую жизнь.



...По большей части моей жизнью управляла музыка, и часто мне казалось, что она создала меня. Иначе как я могла знать, что восемнадцать ангелов забрали с собой живых, оставив планету пустой и беззвучной, и не знать своего имени. Помнить сказки молчащих городов и не суметь вспомнить, на что похожи улицы, когда по ним идут люди.

Обрывки чужих мыслей валялись клочками белой разлинованной бумаги на мостовой. Крики, превращенные в песни. Песни, кричащие в оглохшие уши. Призывы и отказы. Счастье и разочарование. Под дождем все это раскисло и пропало. Мертвые письма, не добравшиеся до адресатов.

И каждый день - ливень, и ветер, несущий рыжие листья на запад. Навстречу ему.

Он звал меня голосом, и я не была против. Может быть, я действительно не более чем голос, призрак в голове последнего выжившего. Сказать точно мог только он. Он был мне нужен. Наверное, я ему тоже - стоило позвать, и он отправился в путь. Все, чем я могла ему помочь - это разрушать тишину, цепкую, вязкую, как трясина, и такую же гибельную. Это было нетрудно.

- Кто ты? - в очередной раз вопрос, на который я ответить не могла.

- Никто.

- Ложь.

- Тебе видней, - а потом разговор переходил на что-то другое и тек сам по себе, как песни, которые не оставляли меня. Песни последних дней, бесконечно плавные и бесконечно обреченные.

Он стремился понять меня, думая найти хоть какой-то ответ на один из множества вопросов, что - само собой - не давали ему покоя. Ворон мудро косился на одинокого, говорящего с самим собой путника, но молчал. Он-то знал, что понять нельзя - слишком тяжело, слишком много придется приложить усилий. Притом безрезультатно. Понять - значит оправдать; оправдать меня было невозможно.

Ворон просто не умел говорить.

Дождь. Ветер. Рыжие листья. Слепые дома.

- Ты где? - голос был усталым и лишенным эмоций. Голос человека, шедшего к цели и изменившегося по Дороге настолько, что та цель уже вряд ли что-то значила для него.

Минут двадцать было пути до той площади. Двадцать минут молчания. Я чувствовала ожидание, оно было в воздухе. Наконец, последний переулок какого-то бывшего немецкого альтштадта, старого города, пройден. Слабый луч солнца пробился сквозь тучи.

- Я здесь.

Город зашептался.



Я молча сидел и смотрел в слепые окна мертвых домов. Слушал шепот ветра, говорящего с проводами, по которым теперь не шел ток. Слушал стрекот кузнечиков, поселившихся в парке этого города. Я даже не говорил с голосом, зачем? Мое помешательство, к которому я шел столько дней, сидело рядом со мной и тихо сопело. По-моему, она уснула. Я бы тоже с удовольствием уснул, но я не мог. Я слишком боялся.

Я снова слышал вой собак - вой умирающего мира. Мира, который я больше никогда не увижу. И та, кто меня поддерживала, теперь молчала, отдыхая у меня на плече. Я ее не винил - не так-то легко говорить с последним осколком того мира, который ты никогда не любила. Я это понял, как только взглянул в ее глаза - она видела во мне не только меня, но и его... мир. Она любила музыку того прошлого. Возможно, я напоминал ей о мелодиях, что она постоянно напевала. Вызывал воспоминания.

Шепот улиц перекрыл рык. Собаки. Дикие твари с глазами голодных безумцев - бывшие домашние любимцы, которые стали падальщиками. Они, наверное, сожрали своих хозяев. Грязные, со свалявшейся шерстью, с розовыми бантиками и костюмчиками. Они напоминали своих хозяев, но не собак. Не тех верных дворняжек, что плакали около мертвых тел своих хозяев, не решаясь отойти. Сколько я видел таких сцен на своем пути? Сотни, если не тысячи. Кошка, напавшая на бульдога, который попытался съесть тело ее хозяйки. Я похоронил остатки животного вместе с трупом той старушки. Мир умер, но чувства этого мира все еще жили. Не в людях. В животных.

Револьвер послушно прыгнул в руку, и я жестом попросил свою любимую отойти. Да, я любил ее, поэтому я собирался прикончить всех этих собак. Никто не должен был причинить ей боль. Выстрелы звучали громом. Раз. Патрон высек каменную крошку из стены, стоящей за пуделем. Стая рванула вперед. Два. Терьер падает с оторванной лапой. Три. Бульдог с визгом отлетает к стене, на боку рваная рана. Четыре. Пуделю сносит ухо, эта тварь продолжает бежать вперед, безумец. Пять. Черт, выстрел уходит в небо - на руке повис какой-то гад с вытянутой мордой. Аррр, как же больно.

- Убегай! - кажется, я успею задержать их, прежде чем она уйдет. Ну же, не стой - беги! Не смотри - эта тварь сейчас оторвет мне пол-руки, не смотри! Беги! Больно...

- Ты как? - о... кажется, я знаю этот голос. Я люблю его больше жизни. Придется покинуть эту темноту - не могу не ответить этому голосу. Кажется, закат? По крайней мере солнце красное. Все красное. Даже волосы любимой и те красные. Смешно, честное слово.

- Ты смешная. Чего ты плачешь? Перестань. - я улыбнулся, хоть это и трудно. Почему так болит горло? И рука? А... На руке у меня висел этот чертов урод. А что с горлом? Кажется, она улыбнулась, правда, в глазах грусть.

- Нет.. Не плачу, честно - она вытерла слезы рукавом. Хм - похоже, у нее в руке нож.

- Что случилось? Где собаки? - оглядеться я не смог. Шея не хотела меня слушаться. Плохо.

- Нету. Они ушли, - руку с ножом она завела за спину. Я мысленно улыбнулся - я слишком хорошо узнал ее. Я знал где правда, но я не хотел проверять. Я хотел верить голосу.

- Ты смешная. Почему у тебя такие красные волосы? Ты их покрасила? - ого, кажется она удивилась. Мило. Я захотел кашлять, но почему-то не получилось. Надо было что-то у нее спросить, но что? Ах... Надо сказать ей, что я ее люблю. И про закат. Какой красивый закат. Как огонь.

- Знаешь, - кажется мой голос снова дрожит. Трус. - Знаешь, я кажется...

- Нет, не говори. Я знаю. Мы оба знаем. Молчи - ты слишком устал. - она приложила ладонь к моему рту. Приятно. Значит, она меня тоже любит? Как же хорошо. Правда, почему-то спать захотелось. Сильно. Сейчас, только скажу про закат и посплю, а завтра с утра мы с ней будем говорить. Долго.

- Красивый закат, правда? Как кровь. Как огонь. Я такой первый раз вижу. - что? Почему ее губы задрожали? Не плачь. Черт. Как я хочу спать, надо улыбнуться - может перестанет плакать. О, кажется, она хочет что-то сказать.

- Путник, можно, я тебя так назову? - я кивнул. Конечно, можно. Я путник, который шел на голос. Я не против. - Путник, спи. Ты скоро придешь в другой город. Город, который принадлежит твоему миру. Но даже там я буду ждать тебя. Иди на голос. Слышишь? Иди на голос!



Солнце сияло в зените. На скамейке парка сидела молодая девушка с испачканными кровью волосами, держа на коленях тело юноши. Кажется, по ее лицу катились слезы. Вокруг валялись трупы собак с ножевыми ранами, а в урне лежала голова пуделя со злыми глазами. Девушка взяла из руки юноши револьвер и улыбнулась. Треск барабана и короткий смешок. Последовавший за этим выстрел спугнул окрестных ворон, заставив их черной стаей улететь подальше от неспокойного места.

Ветер тихонько засвистел в проводах. Вдалеке завыла собака. Мир окончательно умер.