Пфррр и мяу!
читать далее
Скучно… Время вечером – как слизняк, его так хочется подогнать…Хоть немного, чтобы промотать кусок до ужина. Одно из немногих развлечений, доступных при нынешнем раскладе. Ужин – так, не от голода, а что-то отличное от вчерашнего. Так сказать, средство забить скуку.
Грома я не видел за свою жизнь ещё ни разу, но почему-то сразу подумалось: «Это же как гром!». Это было… Горячее, оглушительно бьющее по барабанным перепонкам. Ослепляющее. Огненное. Безжалостное.
Клетки вспыхнули сразу. Я видел, как живьём горела нежно-бежевая соседка, как пламя скручивало нежный мех, как боль заглатывала, словно огромный хищник, свою жертву. Видел, но не издал ни звука. Не мог. Носоглотка, опалённая и саднящая, не позволяла. Странное спокойствие… Словно меня уже нет. Помню, как лёг на пол, опустив голову, и ждал. Это будет больно и долго. Но что делать? Как? Зачем…
Пламя с треском пробирает перегородку. Падает решётка соседней клетки…
Инстинкт? Да, видимо, инстинкт! Он заставляет сорваться с места, прыгнуть через огонь, зацепившись за изувеченное тело соседки, и, обожжённому, задыхающемуся, нестись сквозь огонь, сквозь крики, пока лапы не касаются тлеющей, но уже не пылающей травы.
Он заставляет
нестись, словно вихрь, не думая, ломая ветви, впервые не ощущая времени и направления, свободный…
Свободный? Я останавливаюсь, едва сдерживая дрожь, облизывая лапу, которой зацепился за раскалённую решётку. Разум отказывается принимать происходящее, но… Я свободен. Я жив.
Я один.
***
Бушующее пламя расчерчивало ночное небо красными всполохами. Огненные искры рассыпаются вокруг, поджигая прошлогоднюю листву и сухую траву. От чёрного дыма слезятся глаза и першит в горле.
Задыхаясь от вони, Джек упрямо бредет в сторону леса, подволакивая раненную ногу. В лесу воздух. Чистый, без дерьма. Можно отдохнуть. Он оглянулся, утирая выступившие слёзы грязным, пропахшим едким дымом рукавом.
Нога, зараза, кровит. Собаки найдут в два счёта. Тут не надо быть семи пядей во лбу и обладать какими-то сверх навыками. Плевать… В кольте осталось не так много пуль, но последнюю Джек приберёг для себя.
Когда они появятся, он пустит пулю в лоб. Потому что лучше так, чем давиться сырым мясом и слышать звериное рычание из собственной глотки.
Джек сдохнет человеком, чего бы ему это не стоило. Но в начале… В начале заберёт с собой в ад столько тварей, сколько сумеет…
За спиной выют пожарные сирены, кричат люди.
Полиция, медики, труповозки. Эксперимент прошёл неудачно. Джек чист, не подкопаться. Но псы…
Зажмурившись, он устало прислоняется к шершавому стволу лбом. Ногаааа… паскуда…
В пору самому скулить от боли. Почему он не сумел сдохнуть вместе со всеми. И когда это дерьмо вырвалось из-под контроля?
…Поддеть складным ножом тонкую ткань. Рукава рубашки пойдут как бинты. Рана плёвая, прижечь края и завязать. Если повезёт, не загноится. Если не повезёт… Та самая пуля всегда под рукой.
Отчаянно хочется курить, но сигареты остались там, в пропахшей табаком и кофе комнатушке. Кто же знал, что старуха с косой именно сегодня решит над ним поглумиться.
Воют сирены, из глубины леса им тоскливо вторят. Джеку хочется верить, что волки. Он не готов встречаться с тварями, которые умеют смотреть человечьими глазами. Только не сейчас.
Окровавленная повязка, слетает с ноги и мешает двигаться. Эх, надо было все-таки прижечь.
Джек устало падает на землю и, задрав рваную штанину, начинает осматривать ногу. Да... выглядит неважно, хреновая из него медсестра. Он снова отдирает кусок клетчатой ткани от того, что когда-то было рубашкой, и, вдруг, замечает это.
Черные тени неслышно крадутся меж деревьев.
Жаль, если не удастся забрать с собой всех тварей. Ну ничего, хватит тех. Обойма кольта полупустая. Бросок, одна из псин решает атаковать. Джек стреляет, целясь прямо между глаз и... мёртвая тушка отлетает в сторону. В ответ доносится разъярённое рычание. Собаки сбились в кучу и решили нападать всей сворой. Джек отступает на шаг, упираясь спиной в ствол дерева... Глухое рычание надвигается. Жёлтые глаза не мигая смотрят прямо на него и в глубине зрачков Джек видит собственное перекошенное отражение. А потом откуда-то из-за спины выныривает огромная зверюга, и Джеку становится все равно... пока тварь не закрывает его собою, разрывая атакующих шавок на части.
***
Холодно… От холода я почти отвык, но почему-то он радует, словно нечто знакомое, просто забытое, которое вечно крутилось в голове, не всплывая до конца, оставляя чувство незавершённости. Есть не хочется. Наверное, потому, что сильно болит обожжённая лапа, шумит в ушах. Их я вижу. Они идут справа и слева – чужие, не такие, как я. Или это я чужой? Для них?
Поднимая голову, улавливаю - отчётливый запах страха и дикости. Они меня боятся. Смешные. Я крупнее каждого из них почти вдвое, только последние сутки подточили. Сейчас и щенку впору перегрызть мне горло. Лапы холодит дорога… Запах, перебивающий все остальные – и я иду, не отрывая от земли носа, изредка останавливаясь, оглядываясь по сторонам. Он сидит около дерева – грязный, ободранный, камуфляжная форма обожжена, в руках – пистолет. Неужели он хочет справиться? Шесть бродяг окружают его со всех сторон, это – авангард, скоро придут остальные. Я не знаю, почему они атакуют – он же ничего не сделал!
Прыжок – и первый выстрел отшвыривает тело в сторону. Остальные словно ждут – бросаются на него, словно пёстрый комок. Мне страшно. Не то, чтобы я боялся за свою жизнь – это почти нормальное состояние, когда инстинкт просыпается, стараясь сохранить тебя на земле… Для чего?
Прежде, чем я осознаю происходящее, тело реагирует. Три метра – пустяк, и вот уже двое с перебитыми шейными позвонками летят в стороны. Остальные видят нового врага. Поджав хвост, но подняв шею, дрожа поджилками, но оскалив пасть, я закрываю его спиной. Его – чужого, но своего, понятного. Против своих, для которых чужой я. Он приходит в себя. Я поднимаю голову с его коленей, вглядываюсь в глаза. Секунда – он хватается за оружие и видит растерзанную стаю.
…Он касается рукой моей шеи. Кровь ещё идёт – там сложно зализать раны. Молча обрывает лоскут рубашки, затыкая под ошейник, рассматривает. Не осторожничая, протягивает руку, и я с готовностью подставляю голову. Это тепло. И легко.
***
Джек и сам не знал, почему не прогнал Серого и не пристрелил.
Да ещё кличку дал… Идиот.
Но не звать же его «эй ты псина». Пустить в Серого пулю он не мог, но и идти рядом…
По всему выходило, что пёс был из отбраковки. Очередной неудачный образец, который не успели уничтожить. Или не сумели. Среди «белых халатов» попадали и те, кому плевать на людей, но до смешного жалко собак. В результате таких «актов милосердия» в здешних лесах одичавшие псы сбивались в стаи и нападали на всех без разбору: на случайных путников, на мелкое зверьё, и могли всей кучей накинуться на волка. Егеря рассказывали, как находили разорванных хищников со вспоротым брюхом. Отбраковки атаковали кучей. Они сходили с ума от свободы и запаха крови. Но Серый был другим. То ли недавно попал на объект и не успел пройти через первые стадии эксперимента, то ли был таким от природы.
Хотя… Джеку ещё не попадались нормальные среди экспериментального шлака. Если Серый прошёл первую стадию, это всего лишь вопрос времени, когда он окончательно рехнётся и начнёт жрать все в подряд. Но глядя как пёс плетётся рядом, Джек не мог не признать, что такого стоило пожалеть. Красивый пёс. И странный. Было бы проще и понятнее, если бы Серый ушёл к своим.
…По собачим меркам Серый огромен, около метра в холке. Мощные лапы, большая голова с острой мордой и серо-бурый мех. Чем-то напоминает помесь овчарки и волка, только крупнее. Серый бежал впереди, изредка оборачиваясь и заглядывая Джеку в глаза, и от его пугающего почти человечьего взгляда к горлу подкатывала тошнота и хотелось орать во всю глотку.
Не смотри, Серый, нечего на меня смотреть.
Это я их всех взорвал! Я!!! Понял?! Что ты на меня так смотришь?
Когда он покачнулся, Серый незаметно скользнул под руку и шёл рядом, как будто так и надо. Словно не замечая, руки Джека.
Кажется, в тот момент сломался.
А может быть, это произошло раньше, когда они вдвоём сидели у костра и жарили пойманных Серым кроликов.
Джек тогда ещё подумал, что пёс ушёл искать своих. И честно говоря, в какой-то степени был этому рад. После всего… Джек был готов отпустить. Но Серый вернулся и принёс две окровавленные тушки.
Огромная морда легла на колени, и влажный нос ткнулся в раскрытую ладонь.
- Хорошая собака, - от сдавленного шёпота саднило горло, – Хороший пёс.
…От дыма слезятся глаза и рука дрожит. Наверное, просто устал.
***
Мягкий мох не колет лап, и темнота вроде бы даже привычна. Знакома. И в ней должно быть комфортно и легко – опасности нет, и пусть даже болит лапа, эта боль управляема и понятна. Сажусь, оглядываясь, ветер чуть шевелит мех на холке, бока высоко поднимаются – бежать пришлось долго. Шорох в траве – и короткий, жестокий бросок. Тело кролика перебито пополам. Жду, пока закончится короткая агония.
Только мясо. Кожи и требуху не трогаю.
Насытившись, ухожу в сторону, блаженно растягиваясь во всю длину… Сытость. Почти сплю.
Немного не хватает тепла. Того самого, когда осознанно или невзначай человеческая рука касается шеи, морды, теребит уши, тискает мощные лапы.
Он что-то говорит, осторожно перебирая мех за ушами. Не слушаю. От него пахнет покоем. Огонь отпугнёт волков. А я.. я посплю, ладно?
***
Во сне Серый по собачьи дёргает лапой, словно все ещё бежит куда-то.
От него не воняет псиной, он мало рычит, только скалит зубы. И когда лежит у костра больше всего смахивает на большую плюшевую игрушку.
Джеку приходится напоминать себе, что эта игрушка участвовала в Проекте.
Джек не раз видел, как сходили с ума те, чья трансформация прошла неудачно. Как псы перегрызали себе лапы и бросались на решётки вольера, пытаясь свернуть себе шею.
Как дохли от голода, отказываясь жрать сырое мясо.
Джек много чего успел повидать за эти два месяца. В конце концов, в перечень его служебных обязанностей входила «ликвидация брака».
Он мог поклясться, что в обезумевших глазах некоторых Псов в момент выстрела он видел что-то вроде благодарности.
Не все были готовы к такой жизни. По официальной версии в Проекте участвовали те, корму грозил электрический стул или пожизненное. Человеческие отбросы, которым нет места среди нормальных людей. Логика был проста и понятна: если соединить собачью верность, способность поддаваться дрессировке и умение в полном объёме воспринимать человеческую речь – на выходе получается идеальный солдат. Звериной чутье и мощь идут в качестве бонуса.
Поэтому выбирали среди тех, кто был не понаслышке знаком с убийством и кому больше нечего терять. Человек до последнего цепляется за возможность выжить.
Правда, некоторые, на финальном этапе все-таки выбирали «электрический стул».
…Иногда Джек думал о том, что выбрал бы Чарли, доведись ему выбирать.
Чарли всегда был слишком самостоятельным - никто не мог предугадать, что в следующий момент придёт ему в голову. Идея пойти в армию целиком и полностью принадлежала ему. Они с матерью собирались сами платить колледж, но разве Чарли кого слушал?
Тем, кто шёл служить, правительство после трёх лет оплачивало половину обучения. Чарли такой вариант вполне устраивал. Как и многие мальчишки, он в детстве мечтал стать морпехом и не видел в армии ничего плохого.
Да и сам Джек, бывший кадровый военный, хоть и отнёсся к идее сына скептически, палки в колеса вставлять не стал. Как писали в этих идиотских рекламных проспектах, - армия делает из мальчиков настоящих мужчин.
Про то, что из мужчин делают Псов Джек узнал намного позже.
Это случилось, когда Чарли оставалось служить всего каких-то полгода.
Пустяковое ранение. Обычный телефонный разговор. Чарли шутливо отбивался от них с матерью: «Па, я скоро буду дома! Мам, ну что ты? Это только царапина. Зато раньше увидимся. Может ещё наградят».
Весёлые голоса фоном, Чарли явно там не один. С друзьями.
Они тогда с матерью долго успокаивали друг друга.
Парень вырос. Как всегда, всё сам. Утром конечно сразу к нему, если пустят.
Но… Чарли совсем взрослый. Много ли в нём осталось о того непоседливого вертлявого мальчишки?
Джек так и не узнал ответ на этот вопрос.
Чарльз Харви погиб при исполнении.
Началось заражение крови. Ничего не успели сделать. Нам очень жаль, сэр.
В этот день Джек умер. Ему тоже было «очень жаль».
Похороны, развод, виски. Обычная история, ничего нового. И голос Чарли в телефонной трубке.
И вопрос, который не вытравить дешёвым виски.
Почему???
Из-за пустякового ранения не хоронят в цинковом гробу.
… После увольнения у Джека остались кое-какие связи. Он нашёл такого же психа, которому больше нечего терять. Тот и рассказал о Проекте.
Правда, даже он не знал, как в Проект попал Чарли.
И сколько таких, как Чарли, было среди отбракованного материала.
***
Мы идём третий день. Он только сегодня утром смог полностью стать на больную ногу. И мне уже не так больно – раны на брюхе я зализываю, шею он обмывает у водоёмов, так же засовывая клок ткани за ошейник. Я дважды приносил кроликов, и мы ели их вместе. Он жарил… Я тоже ем жареное мясо и свежие головы. И кости. А потом он хлопает рукой по земле, и я с готовностью растягиваюсь рядом с ним, кладу голову на плечо. Он молчит, механически теребя мои уши. Ему нравится зарываться лицом в мех над холкой. Я не против. Тепло.
Капкан он не почувствовал. Глупый. Он же так пахнет! Посмотри! Я успеваю оттолкнуть его за миг до того, как железные челюсти сводит пружина. Лёжа на земле, хрипло дыша, он закрывает глаза, прижимая к себе мою голову, и снова молчит. Я хочу лизнуть его в щеку – но он встаёт, отодвинув рукой мою морду. Начинает он говорить только вечером. Я понимаю его. Точнее – понимаю речь, но не его самого. Значит, виноват он. Взорвал он. Зачем? Там же было ещё семеро таких, как он, и двенадцать таких, как я, и ещё много мелких, белых и суетливых мышей. Он смотрит на огонь, и мне хочется лизать его лицо. Оно такое солёное, и он почему-то не отталкивает, прижимает мою голову к себе.
***
С каждым днём Джек всё отчётливей осознает, что у них с Серым нет шанса. За спиной в паре дней пути воют сирены. После такого взрыва будет трудно замести следы. Но это не означает, что они не попытаются.
Джек ни о чем не жалел.
Собакам - собачья смерть. В том числе и двуногим.
В янтарных глазах Серого что-то вроде… сочувствия.
Не смотри так, я не имел в виду тебя. Ты - другой.
Серый снова опускает морду и, то и дело настороженно поднимая уши, трусит рядом.
Джек наклоняется и гладит его по холке. С ним проще, чем с людьми. Иногда можно обойтись без слов.
Уже вторую ночь Джек слышит, как завывают одичавшие шавки.
Дикие собаки хуже волков. Особенно эти, потерявшие зачатки разума из-за человеческой глупости.
Стая упорно идёт по их следу. Гулкое рычание эхом разносится по лесу.
Джек откладывает две пули, на тот случай, если Серый откажется уходить.
***
…Говорит он тихо, убедительно, и я согласно урчу, показывая: что бы ты ни сделал – я с тобой. Я приму любое твоё решение. Потому что мы – одни, потому что ты – понятный. Ты свой. Он засыпает под утро, и я лежу рядом, вслушиваясь в звуки леса. Странно, мне говорили, что мир – черно-белый. Но он же цветной! Красная кровь, желтоватое брюхо змеи, мои серо-рыжие лапы. Рука скользит по лапе вверх, туда, где под шерстью скрывается клеймо, взъерошивает короткую шерсть. Он смотрит, щурясь, дрожа. Проснулся? Пойдём дальше? Он достаёт пистолет. Зачем? Тут нет врагов! Поверь, я бы их почуял!
Он целится. Молча. В меня.
Я понял… Тебе нужно, чтобы меня тоже не было?
Я поднимаюсь, чувствуя, как предательски дрожат лапы. Одним броском я могу разбить его череп, вонзив в него клыки. Или разорвать горло. Или…
Я подхожу вплотную, так, чтобы дуло коснулось лба, закрываю глаза, укладываюсь. Я жду.
Я принимаю.
Я буду свободен.
Чувствую, как в воздухе стоит отчётливый запах крови.
***
Предназначенная Серому пуля обжигает ладонь.
Навязчивым речитативом в голове прокручивается одна мысль: это не отбраковка. Он ошибся. Серый – удачный образец. Один из тех, кто полностью прошёл все стадии и не сдох.
Знать бы, сколько в этих тварях осталось от людей.
Ты же бомба, Серый! Рванёшь в любой момент, уничтожая все, что встанет на твоём пути. Я столько раз отстреливал таких, как ты, бешеных, с окровавленными мордами и разбитыми лапами.
А на лапе отметина - образец №8. И влажный от крови кусок рубахи на ране, за ошейником.
- Прости, - рука привычно зарывается в густой мех.
Серый поднимает почти… да нет, взгляд у него вполне человеческий. Теперь Джек видит. Никаких «почти».
Ты же все понимаешь, да, Серый? Тебя же создали именно для этого. Чтобы ты все понимал.
Пуля обжигает ладонь.
На самом деле всё уже решено. Джек давно спустил в унитаз то, что можно было назвать «выбором».
***
Они подобрались сзади… Стая… Их же много. Слишком. Он слышит – и оборачивается. Стоит спиной ко мне и лицом к десяти небольшим, злобным, холодным, таким, как я – но чужим. Я тоже встаю. Всего один шаг. Один прыжок. Он будет лежать на земле, и я уйду со своими. Как чужой. Вожак издаёт короткий вой. Я не понимаю его…
Вой… Он оборачивается, встречаясь со мной глазами.
- Ну же! Давай. Они ждут.
Я понимаю его речь. И сейчас я его понимаю.
Я подхожу и становлюсь рядом с ним. Он кладёт руку мне на голову, замирает.
- Прости.
Мне не за что прощать. Мы оба сделали свой выбор.
***
Из отчёта руководителя службы внутренней безопасности:
... Проект "Разум-Альфа", развёрнутый в 2010 году, 21 августа, официально закрыт 11 февраля 2012 года в связи с ухудшением качества отобранного биоматериала после внедрения координирующих микрочипов. Последующие разработки считать нецелесообразными. Родственникам лиц, пострадавших в ходе исследований, выплатить компенсации в пределах, предусмотренных социальными программами регионов проживания.
Скучно… Время вечером – как слизняк, его так хочется подогнать…Хоть немного, чтобы промотать кусок до ужина. Одно из немногих развлечений, доступных при нынешнем раскладе. Ужин – так, не от голода, а что-то отличное от вчерашнего. Так сказать, средство забить скуку.
Грома я не видел за свою жизнь ещё ни разу, но почему-то сразу подумалось: «Это же как гром!». Это было… Горячее, оглушительно бьющее по барабанным перепонкам. Ослепляющее. Огненное. Безжалостное.
Клетки вспыхнули сразу. Я видел, как живьём горела нежно-бежевая соседка, как пламя скручивало нежный мех, как боль заглатывала, словно огромный хищник, свою жертву. Видел, но не издал ни звука. Не мог. Носоглотка, опалённая и саднящая, не позволяла. Странное спокойствие… Словно меня уже нет. Помню, как лёг на пол, опустив голову, и ждал. Это будет больно и долго. Но что делать? Как? Зачем…
Пламя с треском пробирает перегородку. Падает решётка соседней клетки…
Инстинкт? Да, видимо, инстинкт! Он заставляет сорваться с места, прыгнуть через огонь, зацепившись за изувеченное тело соседки, и, обожжённому, задыхающемуся, нестись сквозь огонь, сквозь крики, пока лапы не касаются тлеющей, но уже не пылающей травы.
Он заставляет
нестись, словно вихрь, не думая, ломая ветви, впервые не ощущая времени и направления, свободный…
Свободный? Я останавливаюсь, едва сдерживая дрожь, облизывая лапу, которой зацепился за раскалённую решётку. Разум отказывается принимать происходящее, но… Я свободен. Я жив.
Я один.
***
Бушующее пламя расчерчивало ночное небо красными всполохами. Огненные искры рассыпаются вокруг, поджигая прошлогоднюю листву и сухую траву. От чёрного дыма слезятся глаза и першит в горле.
Задыхаясь от вони, Джек упрямо бредет в сторону леса, подволакивая раненную ногу. В лесу воздух. Чистый, без дерьма. Можно отдохнуть. Он оглянулся, утирая выступившие слёзы грязным, пропахшим едким дымом рукавом.
Нога, зараза, кровит. Собаки найдут в два счёта. Тут не надо быть семи пядей во лбу и обладать какими-то сверх навыками. Плевать… В кольте осталось не так много пуль, но последнюю Джек приберёг для себя.
Когда они появятся, он пустит пулю в лоб. Потому что лучше так, чем давиться сырым мясом и слышать звериное рычание из собственной глотки.
Джек сдохнет человеком, чего бы ему это не стоило. Но в начале… В начале заберёт с собой в ад столько тварей, сколько сумеет…
За спиной выют пожарные сирены, кричат люди.
Полиция, медики, труповозки. Эксперимент прошёл неудачно. Джек чист, не подкопаться. Но псы…
Зажмурившись, он устало прислоняется к шершавому стволу лбом. Ногаааа… паскуда…
В пору самому скулить от боли. Почему он не сумел сдохнуть вместе со всеми. И когда это дерьмо вырвалось из-под контроля?
…Поддеть складным ножом тонкую ткань. Рукава рубашки пойдут как бинты. Рана плёвая, прижечь края и завязать. Если повезёт, не загноится. Если не повезёт… Та самая пуля всегда под рукой.
Отчаянно хочется курить, но сигареты остались там, в пропахшей табаком и кофе комнатушке. Кто же знал, что старуха с косой именно сегодня решит над ним поглумиться.
Воют сирены, из глубины леса им тоскливо вторят. Джеку хочется верить, что волки. Он не готов встречаться с тварями, которые умеют смотреть человечьими глазами. Только не сейчас.
Окровавленная повязка, слетает с ноги и мешает двигаться. Эх, надо было все-таки прижечь.
Джек устало падает на землю и, задрав рваную штанину, начинает осматривать ногу. Да... выглядит неважно, хреновая из него медсестра. Он снова отдирает кусок клетчатой ткани от того, что когда-то было рубашкой, и, вдруг, замечает это.
Черные тени неслышно крадутся меж деревьев.
Жаль, если не удастся забрать с собой всех тварей. Ну ничего, хватит тех. Обойма кольта полупустая. Бросок, одна из псин решает атаковать. Джек стреляет, целясь прямо между глаз и... мёртвая тушка отлетает в сторону. В ответ доносится разъярённое рычание. Собаки сбились в кучу и решили нападать всей сворой. Джек отступает на шаг, упираясь спиной в ствол дерева... Глухое рычание надвигается. Жёлтые глаза не мигая смотрят прямо на него и в глубине зрачков Джек видит собственное перекошенное отражение. А потом откуда-то из-за спины выныривает огромная зверюга, и Джеку становится все равно... пока тварь не закрывает его собою, разрывая атакующих шавок на части.
***
Холодно… От холода я почти отвык, но почему-то он радует, словно нечто знакомое, просто забытое, которое вечно крутилось в голове, не всплывая до конца, оставляя чувство незавершённости. Есть не хочется. Наверное, потому, что сильно болит обожжённая лапа, шумит в ушах. Их я вижу. Они идут справа и слева – чужие, не такие, как я. Или это я чужой? Для них?
Поднимая голову, улавливаю - отчётливый запах страха и дикости. Они меня боятся. Смешные. Я крупнее каждого из них почти вдвое, только последние сутки подточили. Сейчас и щенку впору перегрызть мне горло. Лапы холодит дорога… Запах, перебивающий все остальные – и я иду, не отрывая от земли носа, изредка останавливаясь, оглядываясь по сторонам. Он сидит около дерева – грязный, ободранный, камуфляжная форма обожжена, в руках – пистолет. Неужели он хочет справиться? Шесть бродяг окружают его со всех сторон, это – авангард, скоро придут остальные. Я не знаю, почему они атакуют – он же ничего не сделал!
Прыжок – и первый выстрел отшвыривает тело в сторону. Остальные словно ждут – бросаются на него, словно пёстрый комок. Мне страшно. Не то, чтобы я боялся за свою жизнь – это почти нормальное состояние, когда инстинкт просыпается, стараясь сохранить тебя на земле… Для чего?
Прежде, чем я осознаю происходящее, тело реагирует. Три метра – пустяк, и вот уже двое с перебитыми шейными позвонками летят в стороны. Остальные видят нового врага. Поджав хвост, но подняв шею, дрожа поджилками, но оскалив пасть, я закрываю его спиной. Его – чужого, но своего, понятного. Против своих, для которых чужой я. Он приходит в себя. Я поднимаю голову с его коленей, вглядываюсь в глаза. Секунда – он хватается за оружие и видит растерзанную стаю.
…Он касается рукой моей шеи. Кровь ещё идёт – там сложно зализать раны. Молча обрывает лоскут рубашки, затыкая под ошейник, рассматривает. Не осторожничая, протягивает руку, и я с готовностью подставляю голову. Это тепло. И легко.
***
Джек и сам не знал, почему не прогнал Серого и не пристрелил.
Да ещё кличку дал… Идиот.
Но не звать же его «эй ты псина». Пустить в Серого пулю он не мог, но и идти рядом…
По всему выходило, что пёс был из отбраковки. Очередной неудачный образец, который не успели уничтожить. Или не сумели. Среди «белых халатов» попадали и те, кому плевать на людей, но до смешного жалко собак. В результате таких «актов милосердия» в здешних лесах одичавшие псы сбивались в стаи и нападали на всех без разбору: на случайных путников, на мелкое зверьё, и могли всей кучей накинуться на волка. Егеря рассказывали, как находили разорванных хищников со вспоротым брюхом. Отбраковки атаковали кучей. Они сходили с ума от свободы и запаха крови. Но Серый был другим. То ли недавно попал на объект и не успел пройти через первые стадии эксперимента, то ли был таким от природы.
Хотя… Джеку ещё не попадались нормальные среди экспериментального шлака. Если Серый прошёл первую стадию, это всего лишь вопрос времени, когда он окончательно рехнётся и начнёт жрать все в подряд. Но глядя как пёс плетётся рядом, Джек не мог не признать, что такого стоило пожалеть. Красивый пёс. И странный. Было бы проще и понятнее, если бы Серый ушёл к своим.
…По собачим меркам Серый огромен, около метра в холке. Мощные лапы, большая голова с острой мордой и серо-бурый мех. Чем-то напоминает помесь овчарки и волка, только крупнее. Серый бежал впереди, изредка оборачиваясь и заглядывая Джеку в глаза, и от его пугающего почти человечьего взгляда к горлу подкатывала тошнота и хотелось орать во всю глотку.
Не смотри, Серый, нечего на меня смотреть.
Это я их всех взорвал! Я!!! Понял?! Что ты на меня так смотришь?
Когда он покачнулся, Серый незаметно скользнул под руку и шёл рядом, как будто так и надо. Словно не замечая, руки Джека.
Кажется, в тот момент сломался.
А может быть, это произошло раньше, когда они вдвоём сидели у костра и жарили пойманных Серым кроликов.
Джек тогда ещё подумал, что пёс ушёл искать своих. И честно говоря, в какой-то степени был этому рад. После всего… Джек был готов отпустить. Но Серый вернулся и принёс две окровавленные тушки.
Огромная морда легла на колени, и влажный нос ткнулся в раскрытую ладонь.
- Хорошая собака, - от сдавленного шёпота саднило горло, – Хороший пёс.
…От дыма слезятся глаза и рука дрожит. Наверное, просто устал.
***
Мягкий мох не колет лап, и темнота вроде бы даже привычна. Знакома. И в ней должно быть комфортно и легко – опасности нет, и пусть даже болит лапа, эта боль управляема и понятна. Сажусь, оглядываясь, ветер чуть шевелит мех на холке, бока высоко поднимаются – бежать пришлось долго. Шорох в траве – и короткий, жестокий бросок. Тело кролика перебито пополам. Жду, пока закончится короткая агония.
Только мясо. Кожи и требуху не трогаю.
Насытившись, ухожу в сторону, блаженно растягиваясь во всю длину… Сытость. Почти сплю.
Немного не хватает тепла. Того самого, когда осознанно или невзначай человеческая рука касается шеи, морды, теребит уши, тискает мощные лапы.
Он что-то говорит, осторожно перебирая мех за ушами. Не слушаю. От него пахнет покоем. Огонь отпугнёт волков. А я.. я посплю, ладно?
***
Во сне Серый по собачьи дёргает лапой, словно все ещё бежит куда-то.
От него не воняет псиной, он мало рычит, только скалит зубы. И когда лежит у костра больше всего смахивает на большую плюшевую игрушку.
Джеку приходится напоминать себе, что эта игрушка участвовала в Проекте.
Джек не раз видел, как сходили с ума те, чья трансформация прошла неудачно. Как псы перегрызали себе лапы и бросались на решётки вольера, пытаясь свернуть себе шею.
Как дохли от голода, отказываясь жрать сырое мясо.
Джек много чего успел повидать за эти два месяца. В конце концов, в перечень его служебных обязанностей входила «ликвидация брака».
Он мог поклясться, что в обезумевших глазах некоторых Псов в момент выстрела он видел что-то вроде благодарности.
Не все были готовы к такой жизни. По официальной версии в Проекте участвовали те, корму грозил электрический стул или пожизненное. Человеческие отбросы, которым нет места среди нормальных людей. Логика был проста и понятна: если соединить собачью верность, способность поддаваться дрессировке и умение в полном объёме воспринимать человеческую речь – на выходе получается идеальный солдат. Звериной чутье и мощь идут в качестве бонуса.
Поэтому выбирали среди тех, кто был не понаслышке знаком с убийством и кому больше нечего терять. Человек до последнего цепляется за возможность выжить.
Правда, некоторые, на финальном этапе все-таки выбирали «электрический стул».
…Иногда Джек думал о том, что выбрал бы Чарли, доведись ему выбирать.
Чарли всегда был слишком самостоятельным - никто не мог предугадать, что в следующий момент придёт ему в голову. Идея пойти в армию целиком и полностью принадлежала ему. Они с матерью собирались сами платить колледж, но разве Чарли кого слушал?
Тем, кто шёл служить, правительство после трёх лет оплачивало половину обучения. Чарли такой вариант вполне устраивал. Как и многие мальчишки, он в детстве мечтал стать морпехом и не видел в армии ничего плохого.
Да и сам Джек, бывший кадровый военный, хоть и отнёсся к идее сына скептически, палки в колеса вставлять не стал. Как писали в этих идиотских рекламных проспектах, - армия делает из мальчиков настоящих мужчин.
Про то, что из мужчин делают Псов Джек узнал намного позже.
Это случилось, когда Чарли оставалось служить всего каких-то полгода.
Пустяковое ранение. Обычный телефонный разговор. Чарли шутливо отбивался от них с матерью: «Па, я скоро буду дома! Мам, ну что ты? Это только царапина. Зато раньше увидимся. Может ещё наградят».
Весёлые голоса фоном, Чарли явно там не один. С друзьями.
Они тогда с матерью долго успокаивали друг друга.
Парень вырос. Как всегда, всё сам. Утром конечно сразу к нему, если пустят.
Но… Чарли совсем взрослый. Много ли в нём осталось о того непоседливого вертлявого мальчишки?
Джек так и не узнал ответ на этот вопрос.
Чарльз Харви погиб при исполнении.
Началось заражение крови. Ничего не успели сделать. Нам очень жаль, сэр.
В этот день Джек умер. Ему тоже было «очень жаль».
Похороны, развод, виски. Обычная история, ничего нового. И голос Чарли в телефонной трубке.
И вопрос, который не вытравить дешёвым виски.
Почему???
Из-за пустякового ранения не хоронят в цинковом гробу.
… После увольнения у Джека остались кое-какие связи. Он нашёл такого же психа, которому больше нечего терять. Тот и рассказал о Проекте.
Правда, даже он не знал, как в Проект попал Чарли.
И сколько таких, как Чарли, было среди отбракованного материала.
***
Мы идём третий день. Он только сегодня утром смог полностью стать на больную ногу. И мне уже не так больно – раны на брюхе я зализываю, шею он обмывает у водоёмов, так же засовывая клок ткани за ошейник. Я дважды приносил кроликов, и мы ели их вместе. Он жарил… Я тоже ем жареное мясо и свежие головы. И кости. А потом он хлопает рукой по земле, и я с готовностью растягиваюсь рядом с ним, кладу голову на плечо. Он молчит, механически теребя мои уши. Ему нравится зарываться лицом в мех над холкой. Я не против. Тепло.
Капкан он не почувствовал. Глупый. Он же так пахнет! Посмотри! Я успеваю оттолкнуть его за миг до того, как железные челюсти сводит пружина. Лёжа на земле, хрипло дыша, он закрывает глаза, прижимая к себе мою голову, и снова молчит. Я хочу лизнуть его в щеку – но он встаёт, отодвинув рукой мою морду. Начинает он говорить только вечером. Я понимаю его. Точнее – понимаю речь, но не его самого. Значит, виноват он. Взорвал он. Зачем? Там же было ещё семеро таких, как он, и двенадцать таких, как я, и ещё много мелких, белых и суетливых мышей. Он смотрит на огонь, и мне хочется лизать его лицо. Оно такое солёное, и он почему-то не отталкивает, прижимает мою голову к себе.
***
С каждым днём Джек всё отчётливей осознает, что у них с Серым нет шанса. За спиной в паре дней пути воют сирены. После такого взрыва будет трудно замести следы. Но это не означает, что они не попытаются.
Джек ни о чем не жалел.
Собакам - собачья смерть. В том числе и двуногим.
В янтарных глазах Серого что-то вроде… сочувствия.
Не смотри так, я не имел в виду тебя. Ты - другой.
Серый снова опускает морду и, то и дело настороженно поднимая уши, трусит рядом.
Джек наклоняется и гладит его по холке. С ним проще, чем с людьми. Иногда можно обойтись без слов.
Уже вторую ночь Джек слышит, как завывают одичавшие шавки.
Дикие собаки хуже волков. Особенно эти, потерявшие зачатки разума из-за человеческой глупости.
Стая упорно идёт по их следу. Гулкое рычание эхом разносится по лесу.
Джек откладывает две пули, на тот случай, если Серый откажется уходить.
***
…Говорит он тихо, убедительно, и я согласно урчу, показывая: что бы ты ни сделал – я с тобой. Я приму любое твоё решение. Потому что мы – одни, потому что ты – понятный. Ты свой. Он засыпает под утро, и я лежу рядом, вслушиваясь в звуки леса. Странно, мне говорили, что мир – черно-белый. Но он же цветной! Красная кровь, желтоватое брюхо змеи, мои серо-рыжие лапы. Рука скользит по лапе вверх, туда, где под шерстью скрывается клеймо, взъерошивает короткую шерсть. Он смотрит, щурясь, дрожа. Проснулся? Пойдём дальше? Он достаёт пистолет. Зачем? Тут нет врагов! Поверь, я бы их почуял!
Он целится. Молча. В меня.
Я понял… Тебе нужно, чтобы меня тоже не было?
Я поднимаюсь, чувствуя, как предательски дрожат лапы. Одним броском я могу разбить его череп, вонзив в него клыки. Или разорвать горло. Или…
Я подхожу вплотную, так, чтобы дуло коснулось лба, закрываю глаза, укладываюсь. Я жду.
Я принимаю.
Я буду свободен.
Чувствую, как в воздухе стоит отчётливый запах крови.
***
Предназначенная Серому пуля обжигает ладонь.
Навязчивым речитативом в голове прокручивается одна мысль: это не отбраковка. Он ошибся. Серый – удачный образец. Один из тех, кто полностью прошёл все стадии и не сдох.
Знать бы, сколько в этих тварях осталось от людей.
Ты же бомба, Серый! Рванёшь в любой момент, уничтожая все, что встанет на твоём пути. Я столько раз отстреливал таких, как ты, бешеных, с окровавленными мордами и разбитыми лапами.
А на лапе отметина - образец №8. И влажный от крови кусок рубахи на ране, за ошейником.
- Прости, - рука привычно зарывается в густой мех.
Серый поднимает почти… да нет, взгляд у него вполне человеческий. Теперь Джек видит. Никаких «почти».
Ты же все понимаешь, да, Серый? Тебя же создали именно для этого. Чтобы ты все понимал.
Пуля обжигает ладонь.
На самом деле всё уже решено. Джек давно спустил в унитаз то, что можно было назвать «выбором».
***
Они подобрались сзади… Стая… Их же много. Слишком. Он слышит – и оборачивается. Стоит спиной ко мне и лицом к десяти небольшим, злобным, холодным, таким, как я – но чужим. Я тоже встаю. Всего один шаг. Один прыжок. Он будет лежать на земле, и я уйду со своими. Как чужой. Вожак издаёт короткий вой. Я не понимаю его…
Вой… Он оборачивается, встречаясь со мной глазами.
- Ну же! Давай. Они ждут.
Я понимаю его речь. И сейчас я его понимаю.
Я подхожу и становлюсь рядом с ним. Он кладёт руку мне на голову, замирает.
- Прости.
Мне не за что прощать. Мы оба сделали свой выбор.
***
Из отчёта руководителя службы внутренней безопасности:
... Проект "Разум-Альфа", развёрнутый в 2010 году, 21 августа, официально закрыт 11 февраля 2012 года в связи с ухудшением качества отобранного биоматериала после внедрения координирующих микрочипов. Последующие разработки считать нецелесообразными. Родственникам лиц, пострадавших в ходе исследований, выплатить компенсации в пределах, предусмотренных социальными программами регионов проживания.
@темы: Рассказ