Поклон

[Мастер-]

Когда приду я к богу на поклон
(а я приду, хотя в него не верил)
он мне откроет старенькие двери
и чуть устало улыбнётся он.
Я все обиды выскажу в глаза,
ему припомню беды и болезни.
Меноры свет, как семь блестящих лезвий,
воинственно уткнётся в образа.

Я закричу, что он в моих грехах
виновен, позволяя мне грешить!
Виновен, разрешая жизнь прожить
не набело, нелепо, второпях!

Я прошепчу, что он виновен в том,
что жизнь была синонимом сомненья.
И не понять его долготерпенья,
не перепутав пряника с кнутом.
Что я не понял данного мне шанса,
не отличая веры от свободы.
Что принимал уроки за невзгоды...

и удалюсь, не сделав реверанса.

@темы: Стихи

---

Далеким близким

[Ниэби Оленьи Рожки]

Банально - папе и маме.

Ты знаешь, ведь я ничего не боялась в детстве,
ни грозы, ни огня, ни стихийных бедствий,
ни пустых обещаний ни стрел в своем юном сердце,
ни печали, ни зла.

Я боялась лишь встретиться с этим тяжелым взглядом,
что улыбку пропитывал едким шипучим ядом,
и того, что тебя никогда не бывало рядом,
когда я так ждала.

Мне хватало всего: развлечений, поддержки, денег,
материнской любви, ярких шариков в день рожденья,
дорогих инструментов, уроков эстрадного пенья,
не хватало лишь не

ковролина, обоев и мягких домашних тапок,
аромата блинов по утрам и пушистых кошачьих лапок,
а простого, банального слова "папа",
столь далекого мне.

Но я знаю, что ты никогда не проснешься старым,
не забудешь, как петь под струны моей гитары,
и прищурив глаза от слепящей машинной фары,
улыбнешься в рассвет.

Я бы все отдала для тебя за лекарство от боли,
Все тетради, рисунки, стихи и четвертые доли,
все костры и веселье в пьянящих парах алкоголя.
Только в зареве лет

Утекает сквозь пальцы песком под тернистою сенью
та картина, в которой живут, как нормальные семьи
эти трое, в машине поющие Воскресенье,
уходящие в дым.

Я так много тебе не скажу и уже не сказала,
пусть слова остаются в стихах и тени вокзалов,
Но ни в этой ни в следующей жизни я не пожелала,
чтобы ты был другим.

________________________________________________________

Ты прости, что такой на мерцающий берег вышла,
вместо ярких цветов в руке - обветшалая книжка,
вместо грядок на даче - бетон и охранная вышка.
Через холод руки

положенной на грудь пробивается тихое сердце,
я хотела бы дать возможность ему согреться
и стучать побыстрее на пару десятков герцев.
И тогда бы стихи

Я бы не посвящала далеким, бесчестным и нервным,
тем, кто где-то когда-то и в чем-то казался первым,
и кто только на вид оказался до гроба верным.
Я готовясь ко сну

доставала бы ручку, засаленную тетрадку,
на плечах с одеялом, под свет телефона, украдкой,
не была бы такой на чужие ошибки падкой,
а дарила тебе весну.

Ты хотела ходить в магазины и классы чечетки,
чтобы я возвращалсь с "отлично" в графе зачетки,
а добилась пустого прощения третьей щетки
у входной двери в душ,

Но послушай, мне мира и солнца не надо,
ни мужчин, ни котов, ни похвал и тяжелой награды,
если свет твоего бесконечно любимого взгляда
затмевает потекшая тушь.

Ты ведь знаешь сама, для кого чудеса на свете,
для кого пахнут розы и солнце зимою светит,
для кого по морям надрываясь несется ветер,
чтобы лишь донести

то, что я не решусь никогда для тебя оставить
на столе, где неубрано, врезать в короткую память:
Лишь два слова: "Спасибо" и надо к нему добавить
"Прости".

@темы: Стихи

---

прошу раздраконить

[демодок]

Ты такая беззащитная!
Ты бросаешься в зубастую
пасть
судьбе.
Ты отчаянная, чистая.
Но, изжёванный той пастью, я —
Не защита
тебе...
Если б я сошёл с ума,
ты б сумела всё сама,
светлой стала б жизнь твоя...

Но с ума сошёл — не я.

Разумны мы.
Безумен мир,
Офелия...

Очень, очень прошу раздраконить. Мне тут чудится, кажется, бластится тема, но я её никак не могу увидеть.

---

Офелия, о ангел!

[демодок]

Про «быть или не быть»
не надо вспоминать.

Обнять и ощутить,
что поздно обнимать
и не смешно шутить.

Тебя не защитить.
Нам порознь пропадать...

@темы: Стихи

---

/

[Erick-York]

тараканы.

Жемчужина, смотри: жемчужина!
А я ровная. Отутюжили.
Спели нужное. Сплели важное.
А я - женщина, и не страшно мне.
Больше жемчуга, лучше крупного.
Мы же (женщины) любим круглое.
Спрячь поглубже нас – там, где влажно
И темно… И уже не страшно мне:
Лучше жемчугом, чем алмазами!
Не засохнуть бы – всю измазали
Перламутровым, кожа стянута;
Боже, выстрели! Я - без памяти…

Я – жемчужина, ты – жемчужина,
Мы – жемчужины, но – ненужные;
В беззаветное время скручено…
Полюби меня, а то скучно мне.
Полюби меня… Дальше – сложится.
Я же - теплая, там, под кожицей;
Раздеваешься. Я – в сомнениях…
Это сложно так, к сожалению.
Дальше – мучиться. Вместе – маяться.
Тараканами разбегаемся
Прочь от ужасов, самых искренних;
Мы не кружимся. Мы зависли и

Тараканами разбегаемся
Тараканами разбегаемся
Тараканами разбегаемся
Не смеемся. Не прикасаемся.

Жемчужина, видишь…
Жемчужина!

в содружестве с  ironwader

---

На смерть кошки Юльки

[демодок]

Жизнь прекрасная такая!
Каждый свой стакан вина
как последний выпиваю —
по возможности до дна.

Я пока ещё не сдох,
мою сущность рано в ад нести.
Чем труднее каждый вдох —
тем значительней и радостней.

То и дело рвётся нить.
Узелки вяжу во сне,
но живу, пытаясь жить
без вмешательства извне!

@темы: Стихи

---

Замерзаю...

[Морга]

Пишет  Амирам:

Утомлённая жизни бегом
Упаду. Сердце жить не хочет.
Засыпает вчерашним снегом
В моей памяти дни и ночи.

Эти дни в предвкушеньи чуда.
Ночью твой поцелуй небрежный.
Я за счастьем гналась по кругу...
А теперь под лавиной снежной.

Этой глупой судьбы страницу
Мёрзлой болью моей засыпает.
Стынут губы. Бледнеют лица.
Отпускаю их. Замерзаю...

@темы: Стихи, Я

---

Клоун

[Виктория Вэн]

Старый клоун себя разобрал по частям:
На светильник навешан плафон замусоленной шляпы,
семь жанглёрских шаров, словно мыши, по разным углам,
А на вешалке галстук цветастый - смешная удавка растяпы,

Паралоновый нос на резинке алеет, забившись в диван.
На столе банка с гримом, плохой - очень чешется кожа.
Старый замшевый фрак, воротник с красным следом румян,
Ярко-синий парик на коленях, как пудель разложен.

Что осталось без красок, без игр и без лживых гримас?
Кто таков этот клоун, играющий вечную радость?
Слухи ходят, что он алкоголик, а цирк его спас,
Что до сути - она, как всегда, в закулисьи осталась.

И то верно, кому дело есть до чужой ерунды,
Жизнь театр, рядись в свой костюм и учи тексты роли.
Ранним утром шута двое сняли из прочной петли,
Обнаружив записку "Мой внутренний Гамлет просился на волю".

@темы: Стихи

---

Взросление

[Дикотравка]

Дышать было нечем,
Пришлось учиться говорить.
Любить было некого –
Мы усмирили прыть.
Танцевать было негде –
Земля стала водой,
А бог сказал: «Жить хочешь?
Тогда плыви и пой»
Так петь было некому -
Хотели только слушать.
Все выпросили крылья
Взамен отдавши души.
Вид сверху не дал вида,
Так высоко взлетели
Что жаром выжгло сердце,
Вкупе пожрав и перья.
Пройдя, что только можно,
Вконец решив остыть,
Мы научились видеть.
Но…
Не поняли – как жить.

@темы: Стихи

---

[Морга]

Пишет  Лета_Наама:

автор: Лета_Наама
предупреждение: смерть второстепенных персонажей.
размещение: запрещаю!
от автора: возможно напишу вторую часть.

Столько не живут...

Растаяло сердце, исчезли лица
Напротив глаза твои - убийцы.
Дыхание реже и в теле усталость
И мне никогда, никогда не уснуть.
(Макс Барских - Глаза-убийцы)

Интересно, белые занавески всегда напоминают больницу? Даже тем, кто в ней не лежал? Или я просто не помню...может в детстве я была в больнице? Или дело в запахе и занавески не при чем? Резкий запах медикаментов витал в воздухе, забирался в нос, заставлял слезиться глаза... И что я здесь делаю вообще?!
День с самого утра не задался. Для начала я проспала и едва успела собрать сумку, затем все-таки не успела на электричку, и как результат, опоздала на пару. Все последние парты были заняты, пришлось сесть на первой и титаническими усилиями воли не давать себе заснуть. Лекции, как на заказ были невероятно нудными. А в завершение моего столь "удачного" дня, староста заставил отнести материалы для презентации домой заболевшей однокурснице, мотивируя свою просьбу тем, что мне, якобы "как раз по пути". Черта с два! Я не собиралась идти сразу домой! Но вот пришлось. И теперь я стою посреди спальни однокурсницы, с которой с начала года и словом не обмолвилась, и разглядываю белые полотняные занавески. Я видимо не люблю больницы, а тут прямо как в палате - минимум мебели, идеальная чистота, куча лекарств на прикроватном столике и ... занавески. Похоже пора уходить.
В дом меня впустила пожилая женщина, то-ли домработница, то-ли бабушка. Она не сказала ни слова, просто открыла дверь, скользнула по мне равнодушным взглядом, махнула рукой в сторону лестницы и исчезла в глубине дома. Потоптавшись на пороге, я поднялась на второй этаж, и первая же дверь оказалась спальней. С лежбищем больной в центре. Кроватью, эту огромную, несуразную конструкцию, назвать язык не поворачивался.
Я стояла тут уже несколько минут, а возлежащая на этом...хм пусть - ложе, среди горы подушек и вороха смятых простыней, больная не подавала признаков жизни. Я по началу, грешным делом решила, что она спит, но когда я отвлеклась от созерцания занавесок и разглядела ее лицо, обнаружила пару лихорадочно сверкавших глаз, в упор меня разглядывавших из под спутанной, совершенно белой челки. Пора было уходить.
Я переступила с ноги на ногу и еще раз осмотрелась в поисках любой горизонтальной поверхности, на которую я могла бы бросить флешку и наконец убраться из этой спальни смахивавшей на больничную палату. Мысли о врачах, болезнях и лекарстве были мне, почему то резко неприятны...Осмотрелась и не нашла ничего подходящего. Единственный стол был таким маленьким, что кроме ноутбука и пары книг там больше ничего не могло поместиться. Прикроватная тумба была завалена лекарствами. Еще был стул. Мебель на этом заканчивалась. Если не считать огромного лежбища, которое представляла из себя кровать занимавшая почти всю комнату. Я подошла к столу и положила флешку на крышку ноута. Интересно, а где она одежду хранит, тут же шкафа нет. Эта мысль заставила меня вновь взглянуть на больную. Ее бледные, водянистые глаза внимательно, почти настороженно следили за моими действиями. Я невольно скривила губы. Эти глаза наводили на мысль, что я не в спальне у заболевшей гриппом однокурсницы, а в палате для умалишенной. Захотелось отвернуться, чего я разумеется не сделала. Однозначно пора уходить!
- Это,- я ткнула пальцем в сторону флешки, - материалы для презентации, староста просил передать тебе. - Объяснив, наконец свое присутствие в ее спальне, я резко развернулась и направилась к выходу. Уже закрывая за собой дверь, я почему-то обернулась и в последний раз скользнув взглядом по белым занавескам остановилась на ее лице, разукрашенном лихорадочным румянцем.
- Выздоравливай. - не знаю, что заставило меня это сказать, но я почувствовала острую жалость к ней. Тихо притворив дверь я поспешила ретироваться из этого дома, пахнувшего лекарствами и ... старостью что-ли.
Взгляд ее удивленных, прозрачно голубоватых глаз, заставил меня хмуриться всю дорогу до дома, пока ехала в электричке, пока шла по аллеям парка от станции. Это все же странная реакция на мое пожелание. Что в слове "выздоравливай" ее так удивило, вернее поразило - это более подходящее слово, для описания ее совершенно офигевшего лица. Я машинально пнула камень попавшийся мне под ногу, и подняла голову оторвав взгляд от дороги. Надо мной нависал мой двухэтажный кирпичный дом. Быстро я добралась... В этом районе все дома были кирпичные и двухэтажные, с небольшим задним двориком и подъездной дорожкой. Утопавшие в сочной зелени лужаек и низкорослых деревьев почти не дававших тени. От обилия разнообразных цветов на клумбах всех мыслимых и немыслимых расцветок, у меня порой кружилась голова и рябило в глазах. И как всем только не надоедает высаживать все новые и новые виды растений и смотреть на них изо дня в день. Я явно не была любителем природы, по крайней мере не такого ее количества, поэтому привычно скривив губы и стараясь дышать не очень глубоко, чтобы избежать совершенно сумасшедшего количества перемешанных запахов, я быстро миновала низкую калитку и подошла к своему порогу.
Открыв дверь, я с трудом преодолела желание заткнуть уши руками. Из гостиной доносился поразительно высокий и на редкость неприятный голос моей младшей сестры. Она, как всегда играла в свою любимую игру. Похоже я застала середину концерта, Мелинда, а именно так назвали свою единственную дочурку наши родители, любила разыгрывать из себя оперную певицу. Когда затевалась игра, мама пряталась на кухне и прикидывалась что невероятно занята, а так как отец днем работал, а вечером петь не разрешалось, единственным слушателем был наш несчастный кот Куон. Иногда мне удавалось спасти его от сей извращенной пытки, но это бывало не часто, ведь мои занятия занимают почти весь день. Да, кстати имя моей сестрицы melinia – «медовый напиток» это латынь. Мама мне рассказывала что дала ей имя как только увидела темно золотистые, не карие, а именно золотистые, почти желтые глаза моей сестры, и такие же темно золотистые волосы, сейчас длинные густые и тяжелые на вид. Мелинда и правда напоминала мед оправдывая свое имя. И да, она единственный ребенок в семье, их ребенок. А меня удочерили полгода назад. И это, та еще история. Хоть и довольно короткая. Я очнулась в машине скорой помощи, мне сообщили врачи, что я попала в аварию вместе со своими родителями. Что они погибли, а на мне ни царапины, что мне невероятно повезло и это чудо. А через пару минут выяснилось что у меня полная потеря памяти и все что я знаю о себе это имя.
- Мое имя Сая. - это первое что я сказала когда взлохмаченная женщина, очевидец аварии спросила у меня что-то. Из за сирены я не расслышала толком вопрос, но в тот момент это знание, казалось было единственным в моей голове. Эта женщина в последствии меня удочерила. Она не позволила забрать меня в больницу, и отвезла к себе домой. У меня в тот день было подозрение, что она как-то виновата в случившейся аварии, но искореженные, изломанные залитые кровью тела моих, как утверждали врачи, родителей, никаких эмоций не вызывали и я просто перестала думать об этом. Меня позже обследовали в частной клинике, больше смахивающей на дом отдыха, и сказали что память вряд ли вернется. Врачи также сообщили что мне семнадцать лет, что группа крови IV, что я утратила воспоминания касавшиеся исключительно моей личности и жизни, а приобретенный опыт и знания не затронуты и в учебе проблем не будет. Это все случилось весной, а сейчас начало сентября. И скоро цветовое и ароматное летнее безобразие уступит место не менее пестрой осени, хоть оно явно не торопится сдавать позиции.
От воспоминаний меня отвлекла сестрица, умудрившаяся услышать через свои собственные вопли, как я закрываю дверь. И в мгновение ока оказавшись рядом заключила меня в объятия, уткнувшись носом мне в живот. Я проводила взглядом серый комок шерсти мелькнувший на лестнице, похоже Куон не преминул воспользоваться шансом и ретировался в мою комнату, во избежании продолжения пытки которую, судя по скорости отступления, терпел уже довольно долго. Я вздохнула и положив ладонь на медовую макушку сестры покачала головой.
-Мелинда, я ничего не принесла тебе. - она подняла на меня свои невозможно золотистые мерцающие глаза и отклонившись на вытянутых руках назад тряхнула головой, заставив солнечные лучи запутаться в медовых прядях длинных волос.
-Я просто скучала! - на это категоричное заявление мне ответить было нечего, однако и верить я ему не собиралась. Пожав плечами я расцепила ее руки и скинув кроссовки бросила сумку под вешалку, уже предвидя как отец будет возмущаться, вернувшись с работы, что ему некуда поставить свой портфель.
На кухне властвовал стойкий запах плова. Он густой дымкой окутывал маму стоящую у плиты, расползался по обеденному столу, стелился по полу, просачивался в вентиляцию, скользил по стенам к окну и наконец достигнув распахнутой форточки покидал пропитанную им насквозь кухню, разливаясь по округе и дразня соседей. Я сморщила нос, как только настырный запах принялся его щекотать. Я уже смирилась. Это было любимое блюдо всей их семьи. И его готовили примерно пару раз в неделю. И с аппетитом уплетали за обе щеки...все кроме меня. Я вообще была равнодушна к еде, по мне любое блюдо на вкус больше напоминало картон. Я в общем различала оттенки вкуса, но гастрономического восторга и повышенного слюноотделения никакая еда во мне не вызывала. Я узнала что еда это вкусно от окружающих, от моей новой семьи, от однокурсников. Сама я на это и внимания не обратила бы, да собственно и сейчас не обращала. И не помню чтобы я хоть раз испытывала голод, я запросто могла забыть пообедать и поужинать и без проблем на следующий день пропустить завтрак. Я ела скорее по привычке, выработанной со временем проведенном в этой семье. А вот с жаждой другое дело. Казалось что я хочу пить постоянно, и не могу напиться, в сумке я всегда носила минералку. Обычная не газированная вода, единственное что я пила. Все остальное казалось мерзкой жижей и я не представляла как можно заставить себя сделать хоть глоток, к примеру, коричневой мягко пахнущей травами жидкости называемой чаем. Эту странность родители восприняли хоть и не без удивления, но весьма покорно, в холодильнике было полно воды для меня. К нему я и направилась, выудив из прохладных недр сего полезного агрегата литровую бутылку воды, осушила ее пока дошла до мамы. Приобняв мать семейства за плечи в знак приветствия я выбросила пустую бутылку и уселась за обеденный стол.
- Скоро папа придет и сядем ужинать. Сая, ты опять пропустила завтрак. - мама укоризненно посмотрела на меня.
- Да, я проспала. - я равнодушно следила за ее плавными движениями через полуопущенные ресницы, привычно балансируя на задних ножках стула, свесив руки вниз и сцепив их за спиной. Мелинда выжидающе поглядывала в мою сторону. Для нее это было вроде игры, мы почти каждый день сидели вот так за столом в ожидании возвращения отца и ужина. Дело было в том, что как-то раз в первый месяц моей жизни в этом доме, мы так же сидели, и я от скуки принялась раскачиваться на стуле сначала придерживаясь за край стола, а потом и вовсе отпустив его. Мели наблюдавшая за мной попыталась повторить, а вот мама этот акробатический трюк не оценила и долго ругала мою новоиспеченную сестрицу, хотя мне ни слова не сказала. В тот день даже ужин пригорел. И вот с тех пор я, каждый раз пребывая в ожидании за столом, раскачиваюсь на стуле, а Мелинда усаживаясь рядом втихаря наблюдает, ожидая когда я потеряю равновесие, и мама отругает меня тоже. Хотя надо отдать сестре должное она ни разу не попыталась "помочь" мне упасть. Мелинда всегда играет честно, даже в игры придуманные ею самой. Это качество я в ней ценю.
Раздался звук подъезжающей по гравию машины, и через минуту хлопнула входная дверь. Еще пара минут возни в прихожей сопровождавшейся сетованием на отсутствие места для его портфеля и, обругав мою несчастную сумку, на пороге кухни нарисовался отец. Высокий, подтянутый и совершенно ошалелый с взлохмаченными медовыми, как у дочери волосами. Мама смерила его удивленным взглядом золотистых глаз, подошла и чмокнув в знак приветствия, выжидающе уперла руки в бока. Мы с Мелиндой поздоровались и отвернулись, она продолжая свою игру, а я не желая лишать ее удовольствия и поэтому не переставая балансировать на крайне неустойчивых ножках стула.
- Меня какой-то лихач на дороге подрезал - качал головой отец проходя к раковине и своим примером напоминая, что перед едой следует мыть руки. Мама едва заметно вздрогнула, она на любое упоминание дорог и машин так реагировала. Отец, этого как всегда не заметил и пустился в долгий рассказ о своих, с его точки зрения, увлекательных приключениях по дороге домой. Я почти сразу перестала его слушать, выровняв стул встала и прихватив Мели за руку отвела ее к раковине.
Ужин был долгим, после рассказа о путешествии до дома отец вспомнил главную новость дня - его повысили. В общем, в разгар обсуждения всех плюсов и минусов новой должности меня спас телефонный звонок. Тихо поблагодарив за ужин, и прихватив бутылку воды я ушла в коридор. Телефон удалось найти не сразу, даже из последних сил вибрируя и подвывая голосом Mell солистки моей любимой группы Groove Coverage, он упорно отказывался показываться из необъятных глубин моей полу спортивной сумки.
- God is a girl wherever you are... - приглушенно тянул мой мобильник, - Do you believe it, can you receive it...продолжал он, пока я наконец не выудила его, открыв крышку и прекратив тем самым его стенания о том, что Бог это девушка и так далее и тому подобное. В трубке раздался голос Рея.
- Сая, занята? - я пожала плечами, и спохватившись, что он не может меня видеть, неопределенно промычала ответ.
- Ну вот и отлично, через пять минут в парке. - объявил он и отключился, даже не подумав подождать моей реакции. Я хмуро уставилась на мобильник, будто это он был виноват в самоуверенности Рея. Ни здрасти ни до свидания, в этом он весь. Телефон примирительно подмигивал фиолетовым индикатором мол у меня нет больше звонков и сообщений - не грузись. Повернувшись и ловко обогнув подкравшуюся было сзади сестрицу я направилась в свою комнату, на ходу допивая воду из бутылки. Оказавшись в комнате я не долго думая натянула поверх своей полосатой майки черный свитер и завязав длинные, ниже талии, золотисто каштановые и немного вьющиеся волосы в высокий хвост, вышла, напоследок улыбнувшись Куону, серым комком свернувшемуся у меня под креслом, и настороженно поглядывавшего на Мели, стоявшую в дверях. Сестрица всегда таскалась за мной по пятам, однако исключительно дома, на улицу за мной она не шла, останавливаясь на пороге будто натыкаясь на невидимую стену и долго смотрела мне вслед. Я иногда оборачивалась и махала, иногда просто не обращала внимания. Закинув сумку на плечо я быстро шла к парку заталкивая на ходу мобильник в карман джинсов. Тут было совсем не далеко, Хвойный парк находился в центре нашего района в трех минутах хоть бы от дома. Рей уже ждал меня стоя рядом с огромным стволом поваленного дуба, на котором мы обычно сидели. Ждал стоя ко мне спиной. Мне было лень его окликнуть и я просто коснулась его плеча оказавшись достаточно близко. В этот момент у меня под ногой хрустнула ветка, в кроссовках я не слишком хорошо чувствовала дорогу. Рей резко обернулся вскрикнув и махнув руками, в результате потерял равновесие и чуть не растянулся на земле, я в последний момент поймала его за локоть. Еще секунда и он узнал меня.
- Сая! Сколько раз просил ходи нормально, как все! Вечно ты крадешься, как тут вообще можно так тихо ходить, тут же гравий! - Рей возмущенно махал руками и гневно сверкал глазами. Что не произвело на меня ровным счетом никакого впечатления. Я равнодушно пожала плечами и по привычке напомнила что не собираюсь ходить как слон, для его удобства. Ситуации подобно этой часто заменяли нам приветствие.
Мы познакомились через неделю после того, как меня удочерили. Рей жил рядом с парком и мы были почти соседи, если смотреть карту наши дома стояли напротив разделенные только парком и дорогой. В парке то мы и познакомились, как-то это вышло само собой, район маленький и новых жильцов сразу примечают. Рей был первым кто заговорил со мной, первым после семьи в которой я поселилась. Я тогда с любопытством изучала саму себя, свои привычки и предпочтения, а Рей оказался неожиданно приятной компанией, не навязчивый, он с юмором отнесся к моей амнезии и к моим странным привычкам с которыми мы знакомились вместе. С моей стороны это было просто любопытство, а вот он впервые встретил кого-то, кто не пугался и не раздражался от его манеры общения. Грубоватый, шумный, агрессивный и нетерпеливый, ему было трудно завести друзей, имея к тому же немного бандитскую внешность. Черные вечно взъерошенные волосы, острые глаза цвета стали, высокий и жилистый. Широкой уверенной походкой, размашистыми жестами, холодным взглядом и резкими словами он отталкивал людей. А я, не особо обращая внимание на его внешность, в первые же пять минут знакомства от души хохотала над его неудачной, но старательно рассказанной шуткой. Мне было весело. В тот день случилась гроза повалившая самый большой в парке дуб. В тот день мы промокли до нитки, и чудом не простыли. В тот день у меня появился первый настоящий друг. И было ощущение, что подобное случилось впервые в жизни.
Из воспоминаний меня выдернул громкий возглас Рея:
- Сая! Ты опять меня игнорируешь! - возмущенно сопел он мне на ухо.
- Я вспомнила как мы познакомились.- пожала я плечами показывая что его попытки привлечь внимание увенчались успехом, но мне абсолютно безразличен тот факт что я его не слушала, погрузившись в свои мысли. Рей улыбнулся, смены его настроения могли сбить с толку кого угодно.
- Да полгода прошло, ты помнишь? - Рей улыбался так, что Чеширский кот из сказки, мог нервно курить в сторонке. Его улыбка со стороны казалась немного жутковатой, но с первого мгновения знакомства я совершенно точно была уверена в его доброте и теплоте души. Как бы тщательно он это не скрывал. Так что и сейчас я невольно улыбнулась в ответ. Я редко улыбалась искренне, только он мог вызвать мою настоящую улыбку.
- Эй подруга, а у тя страшноватая улыбочка, ты в курсе что у тя клыки намного длинней остальных зубов? - он заметил это однажды и с тех пор повторял почти каждый раз, когда я улыбалась. Хотя это замечание я обычно пропускала мимо ушей или повторяла то, что сказал стоматолог : "приемлемая длина" .
- Я сегодня была у нашей заболевшей. - сменила я тему и перестав улыбаться, откинулась назад, оперевшись на руки и задрав голову принялась разглядывать вечернее небо сквозь листву. Рей повторил мою позу тоже уставившись в небо.
- Зачем это? Не замечал в тебе сострадания чужому горю.
- Тоже мне горе - простуда. - отмахнулась я - меня староста попросил флешку отдать ей. Знаешь у нее в комнате занавески как в больнице...белые, полотняные.
- Ты что в больнице была? - Рей удивленно окинул меня взглядом, - Вспомнила что-то? - оживился он сев прямо и с интересом ожидая продолжения.
- Нет, ничего. Просто они кажутся мне знакомыми, и оказывается я не люблю запах лекарств. - я принялась болтать ногами вспоминая спальню посещенную мной накануне днем, запах лекарств почти стерильность помещения и лихорадочный блеск глаз. Вот оно!
- Она перепугалась когда я пожелала выздоравливать. - припомнила я странную реакцию. Рей усмехнулся:
- Может на занятия не хочет возвращаться, она же недели две уже болеет, долгов куча поди накопилась.
- Да? думаешь простуда сильно мешает рисовать? - я с сомнением поджала губы. Кстати мы с Реем учимся на факультете живописи и искусства, только в разных группах, он изучает историю а я вроде как, рисую.
- Конечно, ты что не болела? Ох...
- На сколько помню, нет. Ты же знаешь.
- Извини, я не подумал. - я пожала плечами, мол мне все равно, и решила не думать больше, ни про белые занавески, ни про испуганные водянистые глаза. Какая в конце концов разница что у нее на уме? Мы и не знакомы толком.
- Так зачем ты меня вытащил в парк?
- А собственно...- Рей растерянно пожал плечами. - ну знаешь полгода дружим и все такое.
- Что случилось? - не повелась я на отмазку.
- Поссорился со стариками. - он сокрушенно вздохнул и поднял руки в знак капитуляции. - Хотелось отвлечься, пройдемся?
Я молча спрыгнула с дерева, поправив сумку на плече и выхватив у него изо рта сигарету сломала, аккуратно стараясь не рассыпать табак на пальцы. Не особо целясь я отправила сломанную сигарету по широкой дуге прямо в урну, мимо которой мы проходили выбираясь на тропинку.
- Прости ты же не любишь запах дыма. - Рей покрутил полупустую пачку и убрал в карман. Он не курил при мне, я попросила лишь однажды и сейчас был первый раз за все полгода, когда я видела у него сигарету. Рей очень внимательный.
- Ты сегодня что-то часто извиняешься, больше чем за все время нашего знакомства, что так серьезно поругались?
- Да не то что бы...как всегда в общем. Настроение просто - отстой.
- God is a girl wherever you are... - напомнил о себе мой мобильник, - Do you believe it, can you - я оборвала надрывные завывания молча откинув крышку. Послушала несколько секунд и коротким "ясно" закончила разговор и бросила телефон в сумку.
- Мои спать ложатся, пора возвращаться, я полагаю.
- Они тебе до сих пор ничего не запрещают? - Рея удивляло как могут родители даже не пытаться контролировать ребенка, пусть даже я не родная и уже не маленькая, они проявляли ко мне не меньше заботы и внимания чем к Мелинде, но ни разу ни слова не сказали против моих решений или действий, что мама, что отец всегда спрашивали как и что я собираюсь делать, и иногда отпускали комментарии. Ни в коем случае не пытаясь что-либо запретить или как-то повлиять на меня. Шестилетняя Мелинда приняла это как должное, что-то решив для себя и не возмущалась по этому поводу. Родители Рея же наоборот стремились контролировать каждый его шаг, считая сына отпетым хулиганом, а он в жизни своей не то что человека, даже котенка не обидел, ну не считая случаев, довольно частых, когда на него нарывались настоящие хулиганы. И надо отдать должное Рею он ни разу не проигрывал. Меня в свою очередь удивляло, как родные люди могут так сильно не понимать друг друга.
На его вопрос я просто пожала плечами, в любом случае солнце село и пора было возвращаться. Хоть мне и хотелось спать исключительно днем,(полагаю, я сова и дело в этом) а сейчас не то что в сон, но и вообще домой не тянуло. Однако я никогда не возвращалась позже десяти вечера. Я знала что родители волнуются. Пусть и не родные, пусть я и не чувствовала себя обязанной им, я просто не видела причины заставлять их нервничать лишний раз.
- Сайка, я вот давно хотел спросить, почему ты ... ну щас вот уже полгода прошло наверно можно, ... ну почему ты зовешь их мамой и папой? Они ведь тебе совсем чужие... - я вновь пожала плечами, что я могла ответить? Они так представились мне, когда эта женщина в день аварии привела меня в свой дом, она поставила меня перед мужчиной и маленькой девочкой и сказала что теперь это МОЙ ПАПА и МОЯ СЕСТРА, а она теперь МОЯ МАМА. Это было три новых знания, три новых слова в дополнение к моему имени. А те залитые почти черной кровью искореженные тела...я не думала о них. Я тогда просто кивнула и спросила как зовут МОЮ сестру. На этом знакомство закончилось, и с этого самого момента мы стали жить как одна семья.
Рею мои ответы не требовались, он меня всегда понимал без слов. Дальше шли молча, прогулялись еще немного по парку и плавно завернули в строну моего дома. Рей, как настоящий джентльмен всегда провожал меня, хотя это была скорее привычка или уже традиция. Мы покинули парк и оставалось пройти всего пару домов, как справа в непроглядной тьме арки мелькнула вспышка отраженного света, возня и вскрик. Мы замерли, секунда и я сорвалась в темноту.
Рей еще пару мгновений разглядывал пустое место, которое только что занимала я. А потом сообразив КУДА я делась бросился следом.
А тем временем я уже успела перехватить руку с перочинным ножом, занесенную для удара. Но улыбка, вернее хищный оскал, того кого я по началу приняла за жертву, мгновением позже заставил осознать мою ошибку. Понимая, что не успею ничего придумать я просто положилась на рефлексы, тело не подвело - шаг, разворот, почти как в танце и сильнейший удар кулака снабженного шипованным кастетом врезался в мои ребра рядом с позвоночником, я успела поменяться местами с парнем у которого в руке все еще был нож, приняв на себя удар предназначавшийся ему. Шипы кастета вошли в тело сквозь слои одежды легко, проткнув кожу, разорвав мышцы и сосуды, поцарапав кости. Майка и свитер тут же пропитались хлынувшей кровью и прилипли к телу. В нос ударил резкий неприятный запах, то-ли соли, то-ли ржавчины, запах МОЕЙ крови. Время будто замерло, вздрогнуло и испуганно остановилось. Я окинула взглядом еще не заметившего удара "жертвы" Рея, он явно собирался отбирать нож у парня, которого я прижимала к себе перехватив поперек живота и выламывая его руку под немыслимым углом. Сзади намереваясь опередить Рея и завладеть ножом, второй, прикинувшийся "жертвой" парень отталкивался от стены рукой с кастетом, явно уже сбросив меня со счетов. Я моргнула и время вновь, вихрем событий выдернуло меня, или мир вокруг, из оцепенения. Толкнув, вооруженного ножом, на землю, я с силой приложила затылком "жертву" по носу, раздался громкий хруст и одновременно звон металла о бетон. Следующим движением едва успела остановить Рея, вцепившись в него железной хваткой. Несколько секунд ему потребовалось чтобы оценить ситуацию и перестать вырываться. Я расцепила руки и осмотрела "поле битвы". Неудавшаяся жертва валялась в отключке со сломанным носом, из раны струилась рубиновая, теплая кровь. Она пахла... не было слов описать этот запах... я невольно облизнулась почувствовав как скрутило живот от голода. Впервые за полгода я почувствовала голод, я узнала ЧТО это. Горло обожгло огнем, я качнулась сделав движение по направлению к объекту моего столь пристального внимания и ... голос Рея вернул меня к действительности.
- Сайка!!! Я не понял что здесь случилось и как ты так быстро их уложила! Ты в порядке сама-то? - я перевела на него тяжелый взгляд, дышать было трудно горло жгло, живот скрутило все мышцы ныли. Но рана от кастета не болела, а так, немного саднила, я решила игнорировать ее и качнула головой Рею, мол я в порядке.
- Этот с ножом защищался, а тот нападал, я сама запуталась с начала. Надо в чувство привести этого - я ткнула пальцем во владельца ножа, рядом с ним что-то мерцало. Рей принялся тормошить несчастного.
- Осторожней я ему руку вывихнула. И не топчи мою сумку.
- Какую еще сумку?! Как ты вообще тут хоть что-то видишь? Я дальше вытянутой руки ниче не могу разглядеть, да и ближе с трудом! - я пожала плечами и прислонилась к стене, сказав про сумку я перестала дышать и избавленная от запахов наполнявших арку, постепенно приходила в себя. Спазмы в животе отпускали, а горло уже совсем не жгло. Окинув взглядом Рея и почти уже очнувшегося парня с вывихнутой рукой, я остановилась на своей сумке. Пусть и темно-синяя, но на ней резко и четко выделялись пятна крови, моей и "жертвы". Рядом валялся мой мобильный, с открывшейся от падения крышкой и исправно подмигивающий фиолетовым индикатором. Новых звонков и сообщений нет.
Сны...Мне никогда, вернее сколько я себя помню, не снились сны. Что это такое я узнала от своей сестрицы. Будучи весьма впечатлительной, она прибегала ко мне ночью, испугавшись очередного посетившего ее кошмара. Вот и сейчас забравшись на мою кровать с ногами и завернувшись в свое одеяло, которое она обычно притаскивала с собой, Мелинда хныкая рассказывала привидевшиеся ей ужасы. Я отложила карандаш, когда она золотистым вихрем ворвалась в мою комнату, я делала набросок сидя в кровати, свет в комнате не горел. Мели боялась темноты везде, кроме моей комнаты. Она всегда просила оставить ей ночник, но прибегая ко мне про свет не вспоминала вовсе. В общем ее визиты были не редки, вот и сейчас сделав кокон из своего одеяла она сидела в изножье моей кровати и продолжала свой рассказ, не обращая внимания на кромешную тьму заполнявшую комнату, и на мой раздраженный взгляд ярко изумрудных глаз, почти светящихся в темноте. Я не особо ее слушала, зная что она выговорится и заснет. Но вот рисовать при ней не хотелось, отложив альбом я подняла с пола потревоженного шумом Куона и раздвинув тяжелые шторы, уселась на широкий подоконник, поглаживая серебристую шерсть кота и ожидая когда Мели заснет наконец.

...

- God is a girl wherever you are... - завыл телефон, до этого мирно лежавший на столе, - Do you believe it...- я не дала ему продолжить сбросив вызов неизвестного абонента и кивнув Мелинде чтоб продолжала рассказ. Вырубив звук на мобильнике и усевшись обратно на подоконник, я терпеливо ждала когда Мели закончит. Она еще немного по бубнила, а потом плавно завалившись на бок, принялась тихо посапывать. Я, не желая разбудить ее, решила оставить сестру спать на своей кровати и ушла в ее комнату, располагавшуюся напротив моей. Куон преданно следовал за мной. Мы уселись в глубокое кресло и я откинув крышку телефона повторила последний вызов.
В трубке раздался слабо знакомый голос:
- Привет, это Крис, извини что так поздно, просто хотел поблагодарить тебя еще раз и вот сказать что взял твой номер. Прости что без спросу. - Крис, это тот парень который размахивал ножом в арке, накануне вечером. Когда Рей привел его в чувство и объяснил ситуацию, он некоторое время удивленно моргал пытаясь разглядеть меня в темноте. А потом поднял здоровой рукой мой телефон и спросил разрешения позвонить брату.
- Он полицейский и все уладит, а этого - он пнул ногой "жертву" - правильно отделали! Спасибо. - набирая номер и разговаривая со своим братом он все время морщился от боли в вывихнутом плече. Мне было его жаль и смирившись с необходимостью дышать я впустила воздух пропитанный запахом крови в свои легкие :
- Давай руку вправлю - я подошла ближе, когда он закончил разговор с братом и присела рядом с ним на корточки. Забрав свой телефон, сунула его в карман и вопросительно подняла бровь ожидая ответа. Ответ последовал с неожиданной стороны.
- Ты разве умеешь? - Рей недоверчиво меня разглядывал присев рядом. Я пожала плечами, мол сейчас и проверим, и не дожидаясь разрешения резким движением вправила руку, не ожидавшего такого быстрого развития событий, парня. Раздался хруст, и сустав встал на место.
- Охх, спасибо. - осторожно прижимая к груди вправленную руку ответил владелец ножа и убедившись что все в порядке, слабо улыбнулся мне.
- А меня зовут Крис, еще раз спасибо за помощь. - продолжая улыбаться он поднял мою сумку и протянул ее, почему-то Рею.
- Я Сая, а он Рей. Не за что, будь осторожнее. А мы пошли. - перехватив свою сумку я потянула Рея из арки, мне давно пора было возвращаться.
До моего дома добирались молча, Рей явно переваривал произошедшее, и что-то у него не сходилось. Он хмурился и раздраженно пинал чугунный забор вдоль которого мы шли. Пару раз резко поворачивался собираясь что-то спросить, но потом будто не решаясь, запускал руку в свои волосы взъерошивая их еще больше. Не знаю о чем он думал, но он так и не сказал ни слова пока мы не дошли до моей калитки. Попрощавшись с Реем я сразу же забыла о нем. Дома я бросила свою одежду в стиральную машинку и залезла в ванну. Рана от кастета выглядела далеко не так как полагается. Она будто зажила за те пятнадцать минут что прошли с момента удара. Кожа выглядела немного странно, вокруг четырех ранок от шипов, проступил уже успевший пожелтеть синяк и в разные стороны расползались небольшие трещины, как бывает если проткнуть пластмассу, к примеру. После душа я, с трудом извернувшись, заклеила это безобразие на спине широким пластырем и ушла рисовать в свою комнату. Все уже давно легли спать и мне никто не мешал, до тех пор пока Мели не ворвалась ко мне разорвав ночную тишину. А сейчас еще Крис зачем-то звонит мне среди ночи. Я не думала что буду вновь разговаривать с ним так скоро.
- Прости я прослушала, что ты сказал Крис. - вспоминая события сегодняшнего вечера я отвлеклась и забыла что говорю по телефону. Рей считал меня рассеянной.
- Эмм я сказал что взял твой номер.
- Ну ладно, еще что-то?
- Да в общем нет...а ты живешь где-то не неподалеку от той арки? Я ... - послушав его еще примерно пару минут я поняла что Крису для разговора совершенно не обязательно присутствие собеседника. Задавая вопросы он сам же давал на них ответы, я лишь иногда вставляла свои "да", когда он угадывал или "нет" если он заблуждался. Так через двадцать минут я уже знала о нем больше чем о себе самой. Он поведал что живет на соседней улице, попутно выяснив название моей. Что вся его семья это дед по линии отца. Что он тоже учится в моем универе на первом курсе и изучает историю литературы. Что он унаследовал внешность матери, которая бросила его почти сразу после рождения, и дед забрал его к себе. Что старик научил его пользоваться всеми видами холодного оружия, и что тот парень в арке его бывший друг. В их отношения я вникать отказалась и выяснив что занятия у нас начинаются завтра в одно время, согласилась встретиться на станции утром. Только после этого разговор удалось закруглить и я захлопнула крышку телефона.
Засыпала я всегда с трудом и только под утро. Проваливаться в забытье, без сновидений мне удавалось лишь когда собиравшееся показаться из-за горизонта солнце окрашивало небо в розоватые тона. К счастью занятия у меня всегда начинались ближе к полудню, и я могла поспать хоть немного. Просыпалась я еще тяжелей чем засыпала, медленно разлепляя глаза и щурясь на лучи полуденного солнца упорно просачивающиеся в щели между, казалось бы плотно сдвинутыми шторами. Вчера я так и заснула в комнате сестры сидя в кресле и прижимая к себе Куона. Он то меня и разбудил выпустив когти. Спать в кресле, оказалась совсем неплохо. Но вот шторы в комнате сестры, в отличие от моей, были почти прозрачными и пропускали слишком много света в комнату. Позволив Куону соскользнуть на пол я встала и зевая направилась в свою комнату переодеваться. Мелинда уже давно проснулась и бегала где-то на первом этаже, но ее одеяло по прежнему валялось на моей кровати. Видимо она решила не будить меня утром.
Натянув темно зеленую футболку и запрыгнув в черные джинсы я спустилась вниз, по пути расчесывая волосы. Мне было лень завязывать их. Мели сидела на кухонном столе, пользуясь тем что мама вышла на задний двор развесить белье. Я потрепала ее по плечу, мол доброе утро, и получила в награду чашку пудинга. Не успев сдержаться я поморщилась. Кисловатый запах творожной массы соревновался в резкости с приторным ванильным. Мелинда, не обращая на меня больше внимания, предусмотрительно спрыгнула со стола - в кухню вернулась мама.
- Сая, сегодня на завтрак - пудинг. - радостно объявила она, кивая на чашку в моей руке и проходя мимо, чмокнула меня в щеку. Я поставила ее кулинарный шедевр на стол и выудив из холодильника бутылку воды залпом осушила ее почти на половину.
- Что-то мне не хочется есть, мам я сумку испачкала в краске...
- Деньги на тумбочке в спальне, а сегодня ты на занятия с чем пойдешь? - я равнодушно пожала плечами и отправилась в спальню родителей. Вчера вечером выяснилось что с сумки кровь не отстирывается и пришлось ее выбросить вместе с порванной одеждой. Отстирав ее я поняла, что не знаю как объяснить дыры от шипов кастета и просто отправила в мусорный бак майку свитер и сумку. Поднявшись в спальню я оставила на тумбочке расческу и отсчитав нужную сумму денег ушла в свою комнату. Собрав рисовальные принадлежности и тетради я схватила их в охапку, сунула мобильник с карман и спустилась в прихожую, где меня поджидала мама.
- Вот возьми пакет, и я завернула пудинг тебе с собой, съешь на обед. - просияла она, помогая засунуть в пакет альбомы и тетради, и вручая пластиковую коробочку с пахучим завтраком, от которого мне так и не удалось отделаться. Я молча приняла свое поражение и сдавшись сунула коробочку подмышку. Натягивая кроссовки я подумала что они единственные вчера не были перемазаны кровью. Хоть в чем-то повезло.
На улице светило солнце, будто в разгар лета. Привычно задержав дыхание я быстро миновала соседские клумбы и направилась к станции. Пока ждала электричку подошел Крис, почти следом за ним появился Рей. Я сунула ему коробку с пудингом.
- Твой обед, а это Крис, помнишь его? - Рей кивнул приоткрыв коробку с пудингом, который я так удачно сплавила ему.
- Твоя мать суперски готовит, она вроде на повара училась, да? - протянул он вдыхая аромат пудинга и плотно прикрывая крышку.
- Тебе стоит чаще есть ее стряпню самой, а не мне отдавать.
- Ага - не слушая его я залезла в подъехавшую электричку.
- А что он тут делает, кстати? - шепнул Рей, сев рядом со мной. Ответить я не успела потому что Крис плюхнулся на сиденье по другую сторону от меня. Закатив глаза я передернула плечами, мол нечего рассказывать. Рей откинулся на сиденье и смежил веки, продремав всю дорогу до универа под монолог Криса обо всем и не о чем.
Занятия теорией как всегда были скучны, мне порой казалось что я все это уже давно и не раз слышала. Для разнообразия день закончился практическим уроком в классе. Стоя у распахнутого настеж окна перед мольбертом, я наконец расслабилась и отдохнула рисуя любимой пастелью. Кабинет находился в теневой части здания и вездесущее солнце не портило мне настроение. После занятий у выхода со двора универа меня поджидали Рей и Крис, я удивленно хмыкнула разглядывая странную парочку. Рей иногда ждал меня, если его занятия заканчивались чуть раньше моих, но вот Криса встретить я не ожидала. Похоже нам с Реем придется смириться с его компанией.
- Сая! Подожди. Это ужасно. - меня догнал староста и мы остановились немного не дойдя до ворот. Рей с Крисом подошли послушать в чем дело.
- Что ужасно-то? - не особо интересуясь переспросила я. Наш староста выглядел растерянным и каким-то
подавленным, он смерил меня удивленным взглядом будто прикидывая стоит ли меня посвящать, если я еще не в курсе. Тряхнув головой и заставив густую челку свеситься на глаза он обреченно вздохнул :
- А так ты не знаешь - протянул он - ну в общем Кейт, ну ты ей флешку вчера отнесла - пояснил он видя мой непонимающий взгляд.
- Ну она этой ночью умерла, в конце недели похороны, я в общем флешку сам заберу зайду. - староста переступил с ноги на ногу, его плечи поникли. Мы все были первокурсниками и толком не были знакомы, однако такое происшествие похоже выбило его из колеи. Я изогнула бровь, качая головой ответила:
- Она не выглядела на столько плохо, ты уверен? Разве от простуды умирают, в наше время? - Рей, бросил на меня задумчивый взгляд, но промолчал. Староста беспомощно смотрел на нас.
- Я не знаю, ее родители позвонили в деканат, мне сообщили только что. Просили передать всей группе, мы пойдем на похороны в это воскресенье. В общем я сам ничего не понимаю, но это так ужасно. - староста вздрогнул и пробормотав что-то невнятное на прощание побрел в сторону здания универа. Мы молча смотрели ему вслед. Перед глазами возник образ белых занавесок и неприятных водянистых глаз, то-ли испуганных, то-ли напряженных. Я зажмурилась прогоняя воспоминание.
- Мне нужно в магазин. - объявила я нарушая тишину, воцарившуюся после ухода старосты. Рей пожал плечами, приняв смену темы. Мы оба не были с ней знакомы, и даже имя ее, я узнала только когда староста назвал его сейчас. Причин скорбеть у нас не было, как бы кощунственно это не звучало, а мне, по большому счету, вообще было безразлично произошедшее. Мы с Реем пошли прочь со двора, и Крис поплелся следом. Он не был знаком с Кейт вовсе, но его, известие о ее смерти, зацепило гораздо больше чем нас. Походив по магазинам нам пришлось затащить Криса в кафе, и отпаивать его крепким кофе, приводя в чувство. Похоже Рей, как и я, смирился с новым членом нашей кампании. После похода в кафе Крис пришел в себя и домой мы возвращались под его рассказы о какой-то ерунде. Мы уже начали к ним привыкать. На станции мы разошлись в разные стороны, каждый к своему дому.
Сегодня занятия у меня закончились раньше обычного и до ужина была еще куча времени. Придя домой и продемонстрировав маме новую черную сумку, смахивающую на прежнюю, я поднялась к себе и до самого ужина не спускалась, проведя все время у мольберта. Рисуя прозрачные, чуть голубоватые глаза. Ее глаза.
Ужин прошел как обычно, если не считать того, что я никак не могла заставить себя съесть хоть кусочек котлеты. Мама приготовила их с подливкой и еще был салат. От котлет поднимался тяжелый аромат жареного мяса и растительного масла, заставляя меня поминутно задерживать дыхание. Подлива усиливала запах котлет и будто выталкивая за пределы тарелки, заставляла его забираться в нос, оседать на волосах. Про салат и говорить нечего, запах мелко нарезанных свежих овощей и зелени был на столько резким, что я не выдержала и переставила пиалу с салатом на дальний край стола, хоть меня это и не спасло. Погоняв кусочки котлеты по тарелке еще минут пять я сдалась. Отложив вилку я сообщила что наелась и выбросив свою порцию в мусор бросила тарелку в раковину. Мне не сказали ни слова. Мама только проводила меня грустным взглядом, видимо решив что плохо приготовила ужин. Поднявшись наверх я направилась в ванну, стремясь избавится от приклеившегося ко мне запаха еды. Если подумать я ничего не ела со вчерашнего вечера. Проведя в горячей воде минут сорок я вылезла и отклеив пластырь с совершенно зажившей раны на спине, завернулась в полотенце и ушла в свою комнату.
Пока я переодевалась в пижаму и закалывала мокрые волосы, чтоб не мочили спину, мой телефон упрямо вибрировал не желая прекращать, вынуждая ответить на звонок. Выключив звук еще ночью, когда звонил Крис я так и не включила его снова. Подойдя к брошенным на кресло джинсам я выудила мобильник и прекратила его страдания открыв крышку. Голос Рея был как всегда резким и громким, я улыбнулась поднося телефон к уху.
- Сая, ты там че делала столько времени? Я тебе уже час названиваю! Какого черта?!
- Я в ванне отмокала.
- А...ты чему радуешься? - Рей как всегда знал что я улыбаюсь. Отвечать я не собиралась,... он и это знал.
- Я хотел узнать как ты там, все-таки ты была у нее прямо перед тем как...
- Да все нормально.
- Хм... ну как скажешь, тогда до завтра. - и он отключился. Я захлопнула крышку глядя на нарисованную мной, перед ужином картину. Белые занавески и блеклые, некрасивые глаза. Ее глаза, настороженно и немного удивленно, следили за мной с мольберта. Я разглядывала свое творение пока в комнату не ворвалась Мелинда. Она тоже была в пижаме, видимо я слишком долго возилась в ванне, раз она уже собиралась спать. Оглядев мою комнату Мели уставилась на мольберт, явно забыв зачем пришла.
- Фу Сая, что это за жуть? - Мелинда поежилась инстинктивно отступая назад. Я решила не подливать масла в огонь, объясняя что это глаза девочки умершей вчера ночью. Поэтому просто промолчала пожав плечами, я поинтересовалась что она хотела. Мели пару секунд пыталась вспомнить потом бросила эту затею и ушла в свою комнату. Как только за ней закрылась дверь, Куон выглянул из-под моей кровати. Видимо она его искала. Я вновь посмотрела на картину. Наверное Мелинде сегодня опять будут сниться кошмары.
Но я ошиблась, в эту ночь кошмары снились мне.
После ухода Мели из моей комнаты, я подошла к окну и проводив взглядом последний луч заходящего солнца, уселась на подоконник продолжив незаконченный вчера, карандашный эскиз. Его нужно было сдать в пятницу, а карандаш мне давался сложнее всего. За работой пролетела вся ночь и когда я почувствовала, что солнце уже достаточно близко подобралось к линии горизонта, отложила альбом. Плотно задернув шторы я забралась в постель и заснула, когда первый солнечный луч расчертил небо.
Она сидела на корточках, балансируя на ребре спинки в изножье моей кровати. Босая, с растрепанными, короткими, невозможно белыми волосами. Ее водянистые прозрачные глаза лихорадочно блестели из-под спутанной челки. Пижама была запачкана землей и пятнами травы. Грязными пальцами она скребла собственные колени, разрезая ткань пижамных брюк ногтями, не хуже ножей. На коже, тем не менее, не оставалось ни следа. Она принесла в комнату затхлый запах сырости. Я не сделала ни одной попытки пошевелиться, только глаза открыла. Так мы разглядывали друг друга некоторое время. Я не чувствовала ничего. Ни страха, ни удивления, только абсолютную уверенность в себе, и полное безразличие к ее воскрешению и помятому виду. Она разлепила пересохшие губы, собираясь что-то сказать. Но изо рта выскользнула струйка крови, сорвавшись с подбородка она упала на мое одеяло. На улице что-то резко и громко хлопнуло, я моргнула и села в кровати. Сон? В комнате я была одна, даже Куон, обычно спавший со мной, куда-то делся. Часы на прикроватной тумбе показывали одиннадцать утра. Пора было вставать и собираться на занятия. Тут мой взгляд остановился на картине, все еще стоявшей на мольберте. Ее глаза были лишь рисунком. Я вздохнула и замерла уставившись на маленькое, свежее рубиновое пятно в ногах на моем одеяле. В комнате витал запах сырости.

Я клялся - ты прекрасна и чиста,
А ты как ночь, как ад, как чернота.
(У.Шекпир. Сонет 147
Перевод Андрея Кузнецова)

Неделя подошла к концу, как-то неожиданно быстро. Мы с Реем окончательно смирились с присутствием навязчивого Криса в нашей жизни. Я совсем перестала есть, отмазываясь от ужина дома, объяснениями что ела в кафе с ребятами. Рисунок глаз Кейт я подарила ее родителям на похоронах. Они плакали, но кажется все же вполне искренне благодарили меня. Сны, как и раньше, мне больше не снились, если это вообще был сон. Всю неделю я была более рассеянна, чем обычно. Мне было о чем подумать. Я знала много мифов и легенд. Я вообще много знала. Поэтому не могла не обратить внимание на определенные моменты. То что мне казалось нормальным, окружающие таковым не считали. Рей не считал нормальной мою длину зубов и отсутствие аппетита. Мелинда хоть и была ребенком, но не считала нормальным мое ночное зрение, поэтому при ней я не рисовала и не читала по ночам. Родители не считали нормальным мой режим сна. И даже я сама понимала, что столь сильное восприятие запахов и способность по долгу не дышать, не являются нормой. Итак что мы имеем, ночное зрение, отсутствие аппетита, повышенное внимание к запахам, возможность заснуть исключительно днем, хмм ну пусть еще длинные клыки. А если вспомнить происшествие в арке тем вечером, чувство голода от запаха чужой крови, шок от запаха своей, и слишком быстро зажившая рана. Не говоря уже о ее странном виде. Сложив все вместе я либо беременна, либо...вампир?! Делиться своими наблюдениями я ни с кем не собиралась по началу. Но после похорон Кейт, Рей слишком долго капал мне на мозги. Даже для него это было чересчур. Я помнила лишь полгода своей жизни, но знала очень много о разных вещах, я представляла какой должна быть его реакция при любом варианте развития разговора на эту тему. Я так думала.

Мы сидели в парке на нашем обычном месте, развалившись на стволе поваленного дуба и побросав сумки на землю. Крис помогал своему старику в гараже и мы были с Реем вдвоем, как раньше. Вчера состоялись похороны, а сегодня после занятий мы не пошли домой и вот торчим в парке. Разглядывая постепенно темнеющее небо я решила что устала он нытья Рея. Он слишком часто в последнее время пытался добиться от меня ответов на глупые вопросы, вроде "о чем ты думаешь" или "почему ты хмуришься" раньше он не вел себя так.

- Знаешь ... - и я неожиданно легко поделилась с ним всеми своими мыслями, о зубах, об отсутствии аппетита, о реакции на запахи о своем прекрасном зрении, и даже рассказала о зажившей ране от кастета и своем сне о Кейт. Рей слушал молча, потом встал и принялся расхаживать передо мной туда сюда. Я не боялась его реакции, даже не волновалась ожидая ответа. "Хочешь сказать что ты вампир?", "На тебя смерть Кейт так повлияла, все будет в порядке" я ожидала чего-то подобного, да в общем чего угодно, но Рей меня удивил. Он остановился напротив меня и выдал :
- Я всегда знал, что ты не такая как все. - ...и все,... больше ни слова. Он смотрел на меня спокойным взглядом и в этот момент я поняла о чем он думал тогда, провожая меня домой после происшествия в арке. И что именно он хотел спросить, но так и не задал ни одного вопроса. Я пожала плечами, мол а дальше что? Он стоял молча разглядывая меня, на парк тихо опустились сумерки. Мы пробыли здесь довольно долго, пропустив ужин, и все еще не собираясь домой. Рей переступил с ноги на ногу и подошел ближе, остановился почти касаясь моих колен. Он медленно наклонился оперевшись одной рукой о ствол дуба на котором я сидела. Не закрывая глаз, он мягко коснулся моих губ осторожным поцелуем. Я сидела не шевелясь, глядя в его глаза. Пара секунд и он чуть качнулся назад прерывая поцелуй, но все еще едва касаясь моих губ. Его шепот, почему-то был до боли знаком мне :
- Если позволишь, я останусь с тобой. Я буду кем угодно. Никогда не предам тебя. - В его взгляде серебристых глаз читалась решимость и, как ни странно, полное спокойствие и уверенность что-ли. В этом он весь, долго колеблется взвешивая все "за" и " против", но приняв решение будет верен ему до конца. Это то, что я ценила в нем. Верность самому себе. Он был вторым человеком, которого я приняла всерьез, и первым кого я впустила в свой мир. Еще была Мелинда, с ее поразительной честностью. Но ей в моем мире делать было нечего. Это золотисто медовое чудо должно было расти счастливым.
Я протянула руку и...схватила Рея за нос. Не сильно дернув рассмеялась. Уж слишком у него было серьезное лицо. Я все еще сама не знаю кто я, но абсолютно точно уверена что вампиры не существуют. Рей возмущенно сопя сел рядом со мной. Нам не нужно слов. Ты сказал что будешь рядом, расставив для себя приоритеты, ты выбрал меня центром своего мира. Ты пообещал мне свою душу и я приняла обещание, позволив скрепить договор поцелуем. Позволив тебе остаться. Отныне и навек ты принадлежишь мне одной. На парк накинула прохладное покрывало ночь, а мы все сидели на нашей импровизированной скамейке. Что же я все-таки забыла? Вернее почему я забыла саму себя? Полгода прошло, а память, как и говорили врачи, даже не думала возвращаться. Тут я вспомнила свой "сон" и резко вскочила на ноги, прихватив сумку с земли. Рей сопроводил мои действия удивленным взглядом. В свете фонаря его глаза были похожи на жидкий металл. Глаза...
- Есть идея. - объявила я, и без дальнейших объяснений направилась на станцию. Пока мы тряслись в электричке, я игнорировала его заинтересованный взгляд погрузившись в свои мысли. Сейчас, когда я озвучила Рею все мои "странности", мне пришла в голову очевидная мысль: Кейт была в моей комнате! Именно эта мысль заставила меня приехать сюда. Мы вышли на предпоследней станции за городом. Рей уже понял что я задумала. Еще пара минут и мы оказались перед закрытыми воротами кладбища.
- Сая, я не думаю, что нам удастся перелезть через забор. - Рей с сомнением разглядывал двух метровый чугунный забор. Я задумчиво прислонилась лбом к решетке ворот.
- Тогда не будем перелезать. - решила я и пошла вдоль ограды огибая кладбище. Мы прошли метров тридцать прежде чем я остановилась, найдя что искала. Небольшая яма или подкоп под проржавевшими прутьями, неприступного с виду забора, была скорее всего работой местных собак. Я присела на корточки и прикинув глубину ямы, предположила что собака, копавшая тут, была довольно крупной. Потому что улегшись на землю я без труда проползла под забором. Поднявшись на колени я протащила свою сумку через решетку.
- Ну? - я встала на ноги и отошла давая Рею место. Он только головой покачал, мол вот учудила-то. Оказавшись рядом со мной он молча кивнул в сторону северной части кладбища. Мы направились к могиле Кейт. Не знаю что я хотела найти здесь, но придя на место я не заметила особых изменений. Похороны были только вчера и сейчас тут, разве что цветы на погребальных венках чуть повяли. Я поковыряла носком кроссовка землю. Кейт хоронили в открытом гробу, она была одета в ярко синее платье. Кажется кто-то сказал что это ее любимый цвет. Волосы были аккуратно расчесаны и живописно рассыпаны по небольшой подушке. А в уголке губ засохла кровь, кажется это заметила только я. Что же я тут делаю? Обойдя надгробие я остановилась позади могилы. В воздухе витал запах свежевскопанной сырой земли и неотвратимо увядающих цветов. Что она делала в моей комнате? Как попала туда? Была ли она там вообще?
- Рей, как думаешь, а призраки существуют? - вопрос похоже застал его врасплох.
- Ктооо? - он недоверчиво смотрел немного мимо меня, не имея возможности видеть в темноте.
- Ну знаешь, если существую я...
- А при чем здесь ты?! - это был скорее не вопрос, а возмущенный возглас, мол не смей так говорить и даже думать. Он понял что я имею в виду.
- Ладно, идем от сюда. - я взяла Рея за руку, фонарей на кладбище почти не было, и он не видел куда идти. Выбрались наружу мы через тот же подкоп. Я буквально тащила его за собой, все ускоряя шаг. Мне казалось что я ужасно опаздываю куда-то. Электричка тащилась слишком медленно, будто знала что я тороплюсь и нарочно издевалась, по долгу простаивая на станциях. Сидя в первом вагоне я хмуро следила за ленивыми движениями машиниста сквозь окно кабины. Рей не зная в чем дело, периодически сжимал мою ладонь, успокаивающе гладя по пальцам. Отпускал, затем брал снова. Я сама толком не понимая в чем дело, торопилась попасть домой. Мне казалось что я слишком поздно сообразила, и затянула с возвращением.
Выскочив на своей станции, через парк я бежала. Рей спотыкался в темноте, но не отставал. Чем ближе к цели мы были, тем больше людей встречалось нам по пути. Вылетев из-за угла соседнего с моим дома я остановилась как вкопанная, Рей едва успел затормозить чуть не врезавшись в меня. Мой двухэтажный кирпичный дом полыхал ярко оранжевым пламенем, как картонная коробка. Стекла полопались от высокой температуры, обрывки горящих штор и торчащие острые осколки, не позволяли воспользоваться окнами, как путем спасения из пылающего ада. Пожарная бригада пыталась тушить огонь, но казалось он только больше разгорался, злясь на ничтожные попытки людишек помешать ему превратить эту осеннюю ночь в яркий полдень. Вокруг суетилась целая толпа людей вперемешку с полицией, врачами скорой помощи и пожарными, все кричали, отдавая друг другу противоречащие команды. Соседи молились чтоб огонь не перекинулся на их дома. До нас долетали вздохи и обрывки фраз: "взрыв газа", "бедные дети" и еще что-то в этом духе. В две секунды оценив обстановку я прикинула план действий и рванула с места.
- Эй! - Рей не пытался меня остановить, но просто смотреть на мою отчаянную попытку тоже не мог.
- Мелинда! - бросила я через плечо и не сбавляя темпа, быстро обогнула толпу зевак по широкой дуге. Остановившись позади дома, и убедившись что на меня никто не смотрит, перемахнула через забор оказавшись в соседском дворе. Рей повторил мой маневр. Мы пробрались к заднему двору объятого огнем дома. Прикинув расстояние я обернулась к Рею :
- Нужно бежать быстро, иначе нас заметят и помешают войти. - Рей напряженно кивнул. Ни слова не сказав о том на сколько это опасно и безрассудно. Он понимал меня, похоже лучше меня самой. Глубоко вдохнув запах гари я одним движением, прямо из той позы в которой сидела, перепрыгнула через забор. Мы приземлились на моем заднем дворе одновременно, и сорвавшись с места понеслись вперед. Никто не заметил две неясные тени метнувшиеся к горящему дому. Крыльцо было объято пламенем, но я и не думала к нему подходить. Добежав до стены я с одного пинка высадила окно подвала вместе с рамой, и плавным движением скользнула внутрь. Сегодня мы и в более узкую щель с Реем пролезли, вспомнила я подкоп забора на кладбище. В подвале было темно и жарко, что меня мало беспокоило, перепады температуры и раньше не особо докучали мне. Я не мерзла ночью на улице в одной футболке и сейчас, выбив дверь подвала, я спокойно встретила поток раскаленного воздуха, рванувшийся мне на встречу. Рей кашлял и пытался закрыть лицо руками пока не сообразил, что ему в общем тоже огонь, пляшущий в сантиметре от его лица, совершенно не вредит. Удивляться было некогда. Сверху доносилось надрывное мяуканье Куона. Я бросилась на звук надеясь найти там же и Мелинду. Мои ожидания оправдались, пинком распахнув горящую дверь я обнаружила названную сестру сидящей на кровати и сосредоточенно зовущей Куона. Несчастный кот залез на шкаф, спасаясь то-ли от огня, то-ли от Мелинды.
- Мели! - я схватила ее в охапку, сестрица уткнулась мне в плечо.
- Я знала, что ты придешь за мной. - уверенно заявила она. Расслабившись в моих руках. Я покачала головой, и откуда такое безграничное доверие? Подойдя к шкафу, я подождала пока Куон спрыгнет мне на плечи и быстро покинула комнату. Рей прихватил одеяло в которое мы завернули Мелинду чтобы пронести ее по лестнице, среди извивающихся обжигающих языков пламени. Куон шипел на моих плечах, но когти не выпускал, он тоже доверял мне. Оказавшись на первом этаже я скинула с Мели, уже успевшее загореться, одеяло и ... наткнулась взглядом на женщину придавленную горящей балкой. Она лежала на животе кашляя кровью. Мать Мелинды. Я медленно приблизилась, удивляясь как мы сразу ее не заметили, едва выйдя из подвала. Рей обнял Мели заставив ее уткнуться лицом ему в живот, не позволяя смотреть на мать. Я опустила Куона на пол и он быстро юркнул в подвал. Опустившись на колени я коснулась ее лица.
- Лисанна - тихо позвала я, впервые называя ее имя. Услышав мой голос она будто очнулась, приподнялась на локтях, на сколько позволяла балка лежавшая поперек ее спины. Она смотрела на меня ясным взглядом медовых, как у дочери глаз.
- Я знала, что однажды это случится. Сая, это я винов.ммм - я приложила палец к ее губам не дав закончить и покачала головой.
- Спасибо, что приютила меня. Я заберу Мели отсюда. - Она кивнула, и протянув руку схватила меня за прядь волос, выбившуюся из хвоста. Мягко, но настойчиво потянула, заставив меня наклониться почти к самому ее лицу.
- Я не могу тебе рассказать о твоем прошлом. Никто не может. Ты вспомнишь себя сама однажды. Но сейчас напомню тебе кое что, кровь человека - это его душа. Я отдаю тебе свою душу. Хоть я и верю что ты спасешь Мел, я хочу хоть что-то сделать для нее. Для вас обеих. - Еще один приступ кашля и на мои губы попали капли ее крови. Мир качнулся и поплыл. Живот скрутила привычная судорога, я глубоко вдохнула невероятный запах ее крови. Дальше я не думала. Перехватив ее руку еще держащую прядь моих волос, я отвела ее в сторону. Лисанна наклонила голову к плечу подставляя шею и я впилась в ее горло. Мягко пронзив плоть и сосуды острыми клыками, я почувствовала как горячая кровь наполнила мой рот, потекла по горлу. Я сделала первый глоток, потом еще. Я пила долго, чувствуя как жизнь покидает тело женщины давшей мне крышу над головой и создавшую для меня иллюзию семьи. С последней каплей крови душа Лисанны была полностью мной поглощена. Я вынула клыки и ранки от них почти мгновенно затянулись. Выпрямившись я заметила что ее муж лежал на кухне, неподалеку от нас. С того места ему было отлично видно меня и Лисанну. На его лице застыл ужас. Похоже он умер пару секунд назад... от страха.
Дом мы покидали молча, и быстро. Рей ничего не сказал. Он слышал все что говорила Лисанна, но когда я обернулась к нему Рей просто смотрел на меня, все еще закрывая уши Мелинде. Я улыбнулась, есть ли предел его всеобъемлющему пониманию? Он протянул руку и стер капли крови с моих губ, прежде чем позволил Мели обернуться.

Пройдя все ярусы подряд,
Сойти с небес сквозь землю в ад.
(Гете. Фауст)

С тех прошло десять лет. Мы жили в крупном городе, на последнем этаже многоквартирной высотки. Мел заканчивала старшую школу в этом году, собираясь пойти в художественный вуз. А мы с Реем вновь учились на первом курсе, как и когда-то я на факультете живописи, а он на факультете истории искусств.
- Мел, спускайся и приготовь себе завтрак! Мы уже уходим.
- Погоди сестра! - Мел, за прошедшие годы выросла в красивую девушку, с совершенно невозможными медовыми глазами и волосами, в которых, казалось, заблудилось солнце. Она стойко пережила потерю родителей и с радостью приняла мое опекунство, повезло что совершеннолетие наступает в семнадцать лет. Мел осталась такой же честной как и в детстве, но стала сильной и умной девушкой. А вот мы с Реем ни капли не изменились, разве что он немного отрастил волосы, что бы можно было собирать их в короткий хвост и научился ладить с людьми. А я вспомнила себя. Я вспомнила все, кроме Кейт. Я была уверена, что знаю ее, что нас что-то связывало, но так и не смогла вспомнить что именно. Жаль, мне было немного любопытно, что так крепко связало нас, что даже собственная смерть не помешала ей прийти и попытаться предупредить меня. Возможно однажды...
Мел бегом спустилась со второго этажа квартиры, в которой мы жили втроем, вернее вчетвером, с нами был сильно постаревший, но резвый как и раньше, Куон. Подлетев к нам с Реем, сунула мне под нос лист бумаги. Секунду я оценивающе его разглядывала потом улыбнулась.
- Карандаш тебе удается особенно хорошо. - Я привычным жестом положила руку ей на макушку.
- Сая, лет через двести мои картины станут шедеврами - уверенно заявила Мел - ты будешь ходить на выставки и смотреть на них?
- Зачем? - вмешался в разговор Рей, с полу взгляда он понимал только меня.
- Мел, столько не живут, ты же знаешь. - улыбнулась я убирая руку с ее головы и выходя на лестничную клетку. Рей закрыл за нами дверь, напомнив Мел про завтрак.
- Люди конечно не живут, но ты же демон, Сая. - тихо ответила моя названная сестрица глядя на разделявшую нас дверь, зная что я ее услышу.
конец первой части

@темы: Рассказ

---

Синее платье. рассказ

[Морга]

Пишет  Лета_Наама:

автор: Лета_Наама
предупреждение: смерть персонажа.
размещение: запрещаю!




Сегодня ей исполнилось 9 лет. Девять лет беззаботной жизни, в одноэтажном уютном домике, на окраине небольшого городка. Она любила этот город, особенно летом. Этот живописный и такой дружелюбный к маленькой девочке городок казался ей почти сказочным.
Ей нравилось гулять по его мощеным улочкам, сидя на лужайке у дороги наблюдать за проезжающими мимо экипажами, бродить по солнечным аллеям парка или прятаться от жаркого летнего солнца в тенистой роще.
А иногда мама даже брала ее прогуляться к центральной площади, и эти прогулки были самым любимым и ожидаемым событием. Ведь около площади располагались различные магазины, пестрые витрины которых, не могли оставить равнодушным ни одного прохожего. Конечно же больше всего ей нравилось смотреть на платья. На чудесные шелковые платья, сколько же прекрасных образчиков этой основной составляющей женского туалета, различных фасонов и цветов было выставлено в огромных стеклянных витринах, похожих, как ей всегда казалось, на окна в другой, волшебный мир. Конечно платья это далеко не все что ее интересовало, она была очень трудолюбивой и умной девочкой. И она понимала что ее семья не может позволить себе купить даже самое простое из этих сказочных нарядов, но в девять лет так хочется мечтать.

- Ах Лилиана, как подошло бы тебе одно из этих платьев. / Говорили мамины знакомые когда заставали ее у витрины любующейся нарядами в ожидании своей мамы.

-Какая у вас прелестная дочь! / Восклицали они, когда мама наконец, приходила забрать ее.

-Ох эти золотые волосы волнами спадающие до пояса, а эти прекрасные глаза цвета свежей листвы, ну разве не ангел?! / Да, Лилиана была невероятно прекрасна для своих девяти лет, все знакомые родителей не упускали случая смутить добрую и скромную девочку, осыпав ее комплиментами. Даже прохожие любовались ее красотой. Однако Лилиану ее внешность ничуть не заботила, ей казалось что все окружающие ее дамы прекрасны, ведь у многих из них были эти волшебные шелковые платья.

И вот сегодня ее день рождения. Родители разрешили ей позвать в гости Маргариту, жившую неподалеку подругу, а мама даже собралась печь праздничный торт. Этот день обещал стать радостным и светлым. Была прекрасная солнечная погода и Лилиана направилась к дому своей подруги чтобы пригласить ее на праздничное чаепитие. Дверь открыла служанка:

-Добрый день мисс Лилиана, мисс Маргарита ждет вас в гостиной.

-Благодарю. / Ее семья, в отличие от семьи Лилианы, могла позволить себе не только экономку и няню, но еще и служанку, ведь отец Маргариты был банковским служащим. Но даже при таком раскладе у Марго не было шелковых платьев, которые Лилиана так любила, и по прежнему у нее не было возможности хотя бы примерить одно из них.

-Доброго дня Лили! Поздравляю тебя! Теперь мы ровесницы. Вот это тебе от меня. / Продекламировала Марго официальным тоном, стараясь копировать манеру своего отца. Девочки весело рассмеялись над столь удачной пародией и Лилиана раскрыла небольшую коробочку, в ней лежала белая шелковая лента.

-Ах не стоило! Она ведь такая дорогая! / Воскликнула Лилиана, в восторге и смущении глядя на подругу.

-Папа сказал что девять лет это важная дата, и такому прелестному ангелу просто необходимо что-нибудь изящное в подарок.

-Спасибо, спасибо тебе огромное! / Бросилась она обнимать Марго.

Через час девочки вернулись в дом Лилианы. Ее мать испекла восхитительный клубничный торт. Любимый торт Лилианы, не часто приходилось его отведать. Сегодняшний праздник удался на славу, думала она: торт от родителей, прекрасная лента от Марго...Лента!

-Мама, папа, смотрите какую чудесную ленту подарила мне Маргарита! / И она продемонстрировала белоснежную ленту. Родители переглянулись:

-Милая давай оденем ее. / Улыбнулась мама. Она сделала из ленты пышный бант, вплела его в прическу оставив длинные концы спадать на плечо вместе с несколькими прядями вьющихся волос.

-Думаю он прекрасно подойдет к твоему новому платью. / Мама ласково потрепала ее по щеке.

-Платью?! / Лилиана озадаченно взглянула на мать.

-Да. / Ответил отец, доставая большую плоскую коробку.
Она улыбнулась и открыв крышку застыла не в силах пошевелиться. В коробке, о чудо, лежало, шелковое небесно синее платье. Лилиана не сумев сдержать слез радости и восторга бросилась обнимать родителей.

-Ты так часто смотрела на них...и мы с папой отложили немного денег чтобы купить его.

-Спасибо, спасибо...спасибо! / Все повторяла она продолжая обнимать их. Этот день стал для нее самым радостным и волшебным.

Конечно Лилиана не знала, что ее матери пришлось продать свое жемчужное ожерелье, единственное украшение, бывшее к тому же ее приданым. Но она была их единственной дочерью, они жили ради нее и старались сделать все для счастья любимой Лилианы, заключавшей в себе весь их мир. Это платье было самым простым в магазине, овальный вырез с маленьким кружевом по краю, завышенная талия по нынешней моде, короткие рукава-фонарики. Однако на Лилиане оно смотрелось просто восхитительно, оно подчеркивало ее природную красоту и любые украшения становились излишни. На ней оно не выглядело простым, в этом платье Лилиана была похожа на сказочную принцессу.
Позже Лилиана и Маргарита отправились в парк. Они прогуливались по аллеям, а прохожие оборачивались не в силах оторвать взгляд от ангельски прекрасной девочки в синем платье. Подруги гуляли весь день, сидели на скамейках в тени дубов, наблюдали за рыбками в пруду, разглядывали причудливые тени деревьев на плитке дорожек аллей. И везде где бы они ни проходили не оставалось ни одного равнодушного человека, все восхищались красотой Лилианы. Хотя следует отметить что и Маргарита была прелестной девочкой: Длинные прямые волосы цвета воронова крыла, светлая кожа и большие миндалевидные золотистые глаза, но рядом с Лилианой ее красота казалась тусклой, приземленной. Вокруг они весь день только и слышали:
"-Ах какая прелестная девочка в синем платье.
-Словно ангелочек.
-Как сказочная принцесса!
-Божественная красота!"
Лилиана не замечала ни всеобщего восхищения, ни повышенного внимания окружающих, она была счастлива и все еще не могла поверить что ее мечта сбылась. Маргарита же напротив слышала каждое слово и становилась все мрачнее и мрачнее, она не злилась на подругу, но происходящее задевало ее самолюбие. Однако она стойко выдержала это испытание до вечера, ни на минуту не переставая улыбаться, не желая портить праздник любимой Лилианы. Солнце садилось чудесный день подходил к концу и пора было возвращаться домой. Девочки расстались у ворот парка, они жили в разных концах квартала.
Лилиана улыбаясь еще раз поблагодарила подругу за чудесный подарок и приятную компанию, и наслаждаясь ощущением абсолютного счастья направилась домой. Идти было не очень далеко, обычно дорога занимала не больше получаса, однако сегодня она шла медленно, мечтательно поглядывая на звезды, которые уже виднелись в постепенно темнеющем небе. Шелк развевающейся при ходьбе юбки платья приятно холодил ноги и она наслаждалась этим ощущением, его нежное прикосновение приносило не только наслаждение но и покой. Счастливая и умиротворенная она не заметила как постепенно сумерки сгустились и улицу затопила ночная тьма. Она едва прошла треть пути, как услышала за спиной чьи-то тихие шаги. Этот легкий размеренный стук постепенно разрушил ауру умиротворения окружавшую ее.
Она с интересом обернулась, посмотреть кому же удается так мягко ступать по мощеной плиткой дороге, однако как только она остановилась шаги стихли и сзади никого не оказалось. Она решила что ей это почудилось и продолжила свой путь домой, иногда оглядываясь по сторонам. Странно но на улице никого не было, ни карет, ни прохожих спешащих домой...неужели уже так поздно?! Подумала она и ускорила шаг. Хотя вокруг по прежнему было тихо, ночь перестала казаться ей прекрасной и таинственной. Теперь каждый угол не освещенный газовым фонарем казался ей враждебным. Ветерок который недавно мягко ласкал кожу теперь дул сильнее и пробирал до костей. Она шла все быстрее, жалея о том что не взяла с собой шаль, она обхватила себя руками за плечи стараясь сохранить тепло. За спиной снова раздались мягкие шаги. Обернувшись на ходу она никого не увидела, однако шаги не стихали, они становились все громче, настойчивее, постепенно приближаясь к ней. Страх уже окутал ее ледяным саваном мешая перейти на бег, неумолимо приближающиеся шаги гулким эхом отдавались в голове. Впереди резко погас фонарь, от неожиданности она приостановилась и тут прямо перед собой услышала рычание уличной собаки. Вскрикнув она бросилась направо и оказалась в темном переулке. Раньше она никогда не была здесь и не знала куда идти, нужно было вернуться, но страх гнал ее вперед. Шаги не стихали, напротив становились все отчетливее, все ближе. Вот она уже слышит чье-то дыхание у себя за спиной. Не в силах обернуться она бросилась вперед во весь дух. Платье путалось в ногах сковывая движения, словно уговаривая остановиться. Эта гонка продолжалась недолго, вскоре за очередным поворотом она чуть не налетела на кирпичную стену...тупик.
Она осторожно огляделась, глухая трехметровая стена похоже была частью какого-то общественного заведения. В этом районе не было частных двухэтажных домов. С лева и с права такие же стены. Ни одного окна. В углу какие-то ящики, похоже пустые, но их слишком мало - не спрятаться. Сзади раздались мягкие шаги ... один...два...три...она почувствовала обжигающее дыхание над ухом и резко обернулась. Над ней возвышался темный силуэт мужчины. Волосы похоже были собраны в хвост, но некоторые видимо не достаточно длинные пряди падали ему на лицо скрывая глаза. Определить цвет и фасон одежды не представлялось возможным из-за скудного освещения далекого фонаря за его спиной. Он сделал еще шаг и она уперлась спиной в шершавую стену. Мужчина склонил голову к ее лицу. Ужас ледяной волной разлился по всему ее телу. Ноги и руки казалось налились свинцом и не было сил сдвинуть их хоть на миллиметр. Он поднес руку к ее лицу и страх тисками до боли сжал ее сердце, ни одной мысли не осталось в голове только животный ужас и ощущение безысходности. И тут в тусклом свете, едва достававшем до них, на его запястье блеснули часы. Она автоматически перевела взгляд на них...эти часы невозможно было не узнать, трудно было не запомнить как он похвалялся редким, необычным плетением цепочки...отец Марианны...
В ее глазах мелькнуло узнавание и его мягкий голос произнес:
-Да, Лилиана, это я. / Облегчение обрушилось на нее как цунами на морской берег, не выдержав напряжения ноги подкосились, но он не дал ей упасть придержав одной рукой. Все ее тело дрожало. Она едва могла справится с бурей эмоций захлестнувших ее в тот момент. Подняв голову она посмотрела в его глаза...пылающие ненавистью.
-Моя дочь станет первой красавицей этого города! Моя Маргарита! /
В смешанном тусклом свете неполной луны и фонаря блеснуло лезвие небольшого ножа для резки бумаги. Лилиана все еще в замешательстве смотрела на отца своей нежно любимой подруги, всегда такого внимательного, подарившего ей чудесную ленту так прекрасно подошедшую к ее волшебному шелковому синему платью, а на груди уже расцвело темно алое пятно. Он ушел оставив Лилиану с удивленно распахнутыми стеклянными, но даже сейчас такими прекрасными, светло зелеными глазами и рваным шелковым синим платьем, насквозь пропитавшимся кровью, совсем еще юной и невинной девочки.

@темы: Рассказ

---

Тристан и Изольда

[Rowana]

Расскажи, как перехватывает дыхание,
Когда видишь вместо белого паруса черный.
Расскажи, как молчать стихами,
Как писать мне письма и опять зачеркивать,
Как чужое сердце в ладонях грустит о чем-то,
Словно медленно затихает.

Расскажи, как учиться каждый раз предавать,
Как изменять друг другу, как изменять друг с другом,
Глотая ласковые слова,
Как одну и ту же ложь говорить по кругу,
Как шептать мое имя в вязком бреду бессонниц,
Не встречаться при свете солнца.

Расскажи, как живые ждут нас на берегу,
Как молитвы шепчут в рассветном тумане только,
Как поцелуй слетает с обветренных рваных губ,
Как я память о нас берегу
На застеленной пылью полке,
Как я ищу тебя, но как всегда без толку,

Как пустая надежда солнцем внутри горит -
Расскажи мне все это и больше не говори.

@темы: Стихи

---

беседа критика с Гомером

[демодок]

— Ответь, — просил я, — о Гомер,
кто сей божественный размер
напел душе твоей возвышенной?

— Чиво? — слепец припал к вину. —
Я просто дёргаю струну
и повторяю то, что слышу!

@темы: Стихи

---

революция

[Ниэби Оленьи Рожки]

Я был ребенком,
ловя осколки
сгоревших планет в слюде.
О, сколько ушло,
растворилось сколько
в морской ледяной воде.

Он брал пальто
и срывался в двери,
где нечего было сказать.
Под крики и дым
не хотелось верить
в зарю, что слепила глаза.

А он убегал
по пустым аллеям,
о камни сминая сапог.
Семнадцатый дождь
моросил, алея,
по серой спине дорог.

Январская пыль
под раскаты грома
сливалась в октябрьский лед.
Нас не ждали здесь.
Гаснут окна дома,
где нас тоже никто не ждет.

В мутной власти "нельзя"
сквозь гнетущее "можно"
мы выходим к морским берегам.

И дышать по-прежнему будет сложно,
лишь станет прохладней ногам.

@темы: Стихи

---

Слёзы матери

[Морга]

Пишет  Хоторо Гин:

А вы когда-нибудь видели слезы своих матерей?
"Это подобно гибели или сотне бессонных ночей?"
Нет, это во сто крат хуже и непомерно больней.
Видимо вы не видели слезы своих матерей.

"Что же такого страшного, если вдруг плачет мать?"
О, это очень страшно так, что нельзя описать.
Душу режет на части маленькая слеза
И ты понимаешь, что раны не заживут никогда.

"Ты же сказал невозможно, чувство сие описать!"
Да, это очень сложно, но я попытаюсь сказать.
Наверное очень важно это сейчас объяснить,
Чтобы потом ты смог бы этого не допустить.

Мама - это святое, мама превыше всего.
Вот что должен помнить ты не смотря ни на что.
И если вдруг плачет мама, ты рядышком с нею присядь.
Ты обними потихоньку и нежно начни утешать.

Это бывает редко, но все таки каждый из нас
Видел такую картину, слезы из маминых глаз.

@темы: Стихи

---

Драконья Кровь

[consolo]

пишет  alarot

Когда то давно, в незапамятные времена существовало такое место, о котором почти никто из смертных и слухом не слыхивал. Оно располагалось в долине, меж Алькских гор.
Там располагался удивительной красоты лес, деревья в котором были настолько напитаны магией, что изменились под её воздействием и превратились в кристаллических исполинов. А жили в этом лесу волшебные существа, кто-то говорит о драконах, кто-то о дриадах, а кто-то и об эльфах... Но конечно сейчас мы мало что можем знать наверняка. Единственное, что точно известно, так это то, что в центре этого леса стоял могучий замок, с которого и начнётся наш рассказ.

Весна была на удивление холодной. Старый Торкус, как его называли обитатели замка, шаркая своими разношенными тапочками, неторопливо шёл по коридору, погружённый в свои мысли.
Торкуса не особо заботило большинство мирских дел. Просела крыша? Звери пролезли во внутренний двор? Замёрзла вода в колодцах? Это не мои проблемы, отвечал Торкус, и более не удостаивая просителя и каплей внимания, он шёл дальше.
А как иначе? Ведь он же был магом. И не простым магом, а посвящённым всех четырёх стихий! И вы предлагаете ему, величайшему из ныне живущих магов, чинить крышу? Нет, спасибо.
Но весна все-таки была холодной...
Будь ты хоть трижды маг, согреться ты сможешь только в своём любимом кресле, у горящего очага. Торкус был бы очень рад сейчас оказаться там, но к сожалению, долг вынуждал его отправиться через весь промерзший замок на поиски Лорда.
Лорд... Старик хмыкнул. Его-то уж никаким холодом не проймёшь. Дедова кровь даёт о себе знать.
- Старина? Ты что-то хотел? – Торкус неожиданно осознал, что стоит прямо перед открытой дверью покоев своего господина, который удивлённо на него взирает.
- Ты уже две минуты тут стоишь и так усиленно думаешь о чём-то, что я буквально слышу скрип шестерёнок в твоей голове.
- Ох, милорд простите. – Старик виновато улыбнулся. – Вы же знаете, после того случая с троллем две трети обитателей замка разбежались и на меня свалилось столько работы...
- Работы, которую ты не делаешь, потому что она ниже твоего достоинства? – ухмыльнувшись, мужчина, отошёл в сторону, пропуская мага в комнату, а затем закрыл дверь. – Только не надо заводить старую песню о том, что у нас мало людей и нужно нанять кого-нибудь из королевств. Мы об этом уже говорили.
- Нанять людей, разумеется, нужно милорд. – Торкус подошёл ближе к камину. – В конце концов, кому-то же нужно будет поддерживать замок в нормальном состоянии. Но сейчас я хочу поговорить не об этом...
Старик тяжело вздохнул и посмотрел в глаза Лорда.
- Алькард направляет своего посла к нам. Он уже идёт через горы.

Алькард был самым могущественным на тот момент государством. Его границы охватывали пустыни, леса, равнины...
Когда-то Алькардом назывался лишь один небольшой городок. Он был ничем не лучше и не хуже сотен других таких же городков расположенных за горами, которые мы сейчас называем Альскими.
Но именно этому городку посчастливилось стать домом для рода будущих королей, которые огнём и мечем, объединили разрозненные земли в единое государство, способное поспорить по силе с прочими.
И сейчас, король Алькарда искал способы укрепить своё могущество и расширить границы своего государства...

- Мда... – Лорд подошёл к окну и распахнув ставни посмотрел на юг, в сторону Алькарда. Он казалось, вовсе не замечал ледяного ветра, что тут же ворвался в покои. Но старый маг его прекрасно почувствовал.
- Милорд... – взмолился он – Пожалейте мои старые кости.
- Да... Извини. – Мужчина с неохотой прикрыл ставни и посмотрел на мага. – Ты знаешь, что им нужно?
- А есть сомнения? – Торкус ухмыльнулся. – Разве Алькардцам нужно что-то, кроме того, что поможет им завоевать пару-тройку других народов?
- Мог бы и не спрашивать...
- Именно, господин.
- Хорошо. – Лорд задумчиво посмотрел на огонь, а затем взглянул на мага. – Я должен спуститься в катакомбы. Ты же должен подготовить все к прибытию посла. Нужно встретить его соответственно и при этом не ударить в грязь лицом.
- Милорд, быть может я смог бы помочь вам там, внизу? – Торкус уже не один десяток раз задавал этот вопрос. И не один десяток раз получал один и тот же ответ...
- Ты знаешь, старый друг, что спускаться туда может только хозяин замка и никто другой. А теперь иди, у тебя ещё много дел... Как и у меня.

@темы: Рассказ, Творчество

---

Песенка Авеля

[демодок]

Куда по жизни я иду?
Не думаю о том.
Мне нравится дудеть в дуду,
пощёлкивать кнутом.

Я к водопою скот веду
и в чистый хлев потом.
Шагаю и дудю в дуду,
и щёлкаю кнутом.

Забавно, если кто-нибудь,
сочтя людей скотом,
в мою дуду захочет дуть
и завладеть кнутом.

Зело серьёзен и суров,
но неумел при том,
он распугает всех коров
дудою и кнутом.

Себе и стаду на беду,
он, в пастыря играя,
быков раздразнит и дуду
растопчет, удирая...

Мой брат! Я твоему уму
завидовал всегда.
Красивый камень! Но к чему
тебе
моя
дуда?

@темы: Стихи

---

Как ветер возвращается на круги

[демодок]

И всё же есть какая-то напрасность
в единоборстве с собственной судьбой.
Всего ценнее в этой жизни праздность,
а вовсе не победа над собой,

не злой восторг отчаянного счастья
сражаться, переделывая мир,
за право ежедневно возвращаться
в мирки своих ветшающих квартир.

Как ветер возвращается на круги
своя, так я вернусь к началу дней
и уроню натруженные руки
на бёдра верной спутницы моей.

@темы: Стихи

---

династии

[демодок]

В ложах помещики ржали, как лошади,
зависть питая к актёрам своим.
Но лицедействовать и скоморошничать
было дозволено лишь крепостным.

Судьбы людей и династий не прямы —
Цель вожделенна, а тропки круты...
То ли шуты возвелись во дворяне,
то ли дворяне подались в шуты?

@темы: Мысли вслух, Стихи

---

Новогоднее желание Сталины

[Catold]

- Без фейерверка – это была бы не Сталина.
У Матвея такое выражение лица, будто он чем-то безмерно удивлён.
Первое января. Город Возледнепровск. Похороны.
Улица пуста и измята, как старая обувная коробка. Серое в желтизну, цвета трухлявого картона, небо крышкой лежит прямо на заборах. Хорошо, что на улице Сосновой такие высокие заборы, а не то лежать бы небу прямо на моей макушке. Вместо этого на макушку сыплется мокрая пакость, которая пытается имитировать дождь. От небесной пакости лицо моментально покрывается маслянистой плёнкой и становится противным на ощупь.
Мелкой мутной моросью испятнаны Юлькины очки, зато глаза за линзами прозрачны.
- Спасибо что приехала, - сказала Юля, слегка качнувшись вперед.
Я так и не поняла, был ли этот жест приглашением к объятиям, или просто у неё подкашивались ноги, но поспешила обхватить широкие и твёрдые как новый диван Юлькины плечи. Четыре снулых гвоздики в моей руке хлопнули Юлю по спине.
- Тая поехала за батюшкой, скоро уже прибыть должны, батюшка у нас очень обязательный, - пояснил зачем-то Матвей.
Я закивала, лихорадочно соображая, при чём здесь батюшка. Не должно быть никакого батюшки, по определению не должно. Иначе основы мироздания окажутся под угрозой.

Сталина Викторовна, тётка моего бывшего мужа, была Железной Старухой.
Самой что ни на есть типичной. Эталонной.
И имя – не более чем удачное совпадение.
Старшая сестра в многодетной семье, она всю жизнь работала и нянчила. Сначала нянчила младших братьев и сестёр. Потом их детей и детей их детей. Помогала выхаживать всех, кого надо было выхаживать в пределах досягаемости: подруг, коллег, родственников. На мужа и собственных детей времени, понятное дело, не хватило, хотя стародевичество и не является необходимым условием принадлежности к клану Железных Старух. Как истинная дщерь этого клана, Сталина Викторовна обладала чувством долга высотой с Эйфелеву башню и двумя справками из разных поликлиник о перенесенных в 1985 и 1978 годах ОРЗ.
Остальные свои болячки она пользовала сама, активно привлекая в клуб самолечения знакомых Железных Старух. О, десятой доли тех невероятных процедур хватило бы насмерть замучить чемпиона мира по сумо.
Одна соевая диета чего стоила. А перекись водорода?! А дыхательная гимнастика с обливаниями?! А…
Да ладно, это не так важно.
Важно, что помогало. Помогало! Железные Старухи вставали после инсультов, инфарктов, радиальных переломов шейки бедра. С диабетом, атеросклерозом, полиартритом и бог ещё знает какими ужасами в анамнезе. Вставали и плелись тихонечко со своими тряпичными кошёлками за молоком на базар, потому что внуки должны пить хорошее молоко, а не то, что продают в тетрапаках. В ненужных, ностальгических очередях за пенсией они делились и обменивались очередными волшебными рецептами, порождая городские легенды о мистических свойствах димексидовых припарок с фикусовыми листьями.
Наивные обыватели в стремлении следовать этим рецептам часто оказывались в реанимации. Тут верить надо, истово верить, в обход, а кое-где и поперёк здравого смысла.
Железные Старухи могут верить во что угодно.
Железные Старухи никогда не меняют своих убеждений.

Неужели миру суждено рухнуть именно сегодня?

В большом, неухоженном, выстуженном доме густой невидимой субстанцией колыхалась тишина. Многочисленные Юлькины питомцы (собака со щенками, два кота, ворона в клетке и абсолютно безбашенный попугай) затаились по углам.
- Не раздевайся, - предупредил Матвей. – Мы со вчера отопление выключили. Эти, на освидетельствование которые приехали, орали, что в морг надо везти, что до похорон Сталя у нас поплывёт, что бригада «скорой» приедет в лучшем случае первого к вечеру, а то и второго.
- А так бы и было, - согласилась Юля. - Если бы не Тая, раньше третьего мы бы не управились. Шутка ли, тридцать первого числа после четырёх кого-то поймать? Морг – полторы тысячи в сутки, а Матвей месяц в рейсах не был, вот как Сталя слегла, так и не был.
Юля монотонно перечисляла многочисленные подвиги своей кумы Таисии, совершенные ею в борьбе с алчным кладбищенским шакальём и безответственной местной бюрократией. И проплывали передо мною мутным хороводом и доктор, Гиппократ местный, упившийся в хлам уже в пятом часу, и наглые менты, и жадные до потери человеческого облика похоронных дел мастера. И соседи, куда ж без них-то. Хотя, наверное, я слишком много хочу. Встать из-за праздничного новогоднего стола и пойти обмывать чужую, трижды ненужную бабку – на такое способны только Железные Старухи. Не случилось на улице Сосновой других, кроме той, что лежала сейчас на досках, Железных Старух, а остальные… Они-то не железные.
Я слушала этот тысячу раз уже слышанный рассказ и мусолила в пальцах гвоздичные стебли, судорожно пытаясь сообразить, надо ли их положить в пустующий пока гроб, или держать, или приткнуть рядом с телом. Никогда не могла постичь всех этих мрачных премудростей. Вот с венком не было бы никаких хлопот: поставила бы в угол, к двум другим, милое дело. И мысль такая приходила, и контора нужная работала (им что новый год, что день ихтиолога – всё едино), но не смогла я придумать, что написать на креповой ленте. «От коллег»? Да, профессия у нас общая, но вместе мы не работали. «От родных»? А считается ли бывшая жена племянника роднёй? Вряд ли. «От друзей»? Нехорошо врать мёртвым. Не были мы с ней друзьями. У нас были прекрасные отношения, взаимная приязнь, к тому же она без памяти любила мою малявку, но дружба… Нет, не то слово. А того слова я не нашла и теперь уже не найду.
То слово я могла, наверное, вспомнить, если бы застала Сталину живой.
А теперь…

…Железные Старухи неузнаваемы в смерти.
Что-то неуловимо смещается в их лицах. Какая-то несущая стена пропадает, и они становятся просто старухами. Одинаковыми, как рубашечные пуговицы.
Железные Старухи живут долго и умирают трудно. Их тела и души, привычные к ежедневной каторжной работе на ниве Нетревоженья Близких, не могут вот так просто взять и перестать жить. А вдруг удастся избежать таких ненужных, противных хлопот? А вдруг получится ещё хоть на год-неделю-день уберечь родных от всех этих неприятностей? А вдруг? А если раков распарить в керосине? Говорят, от всего помогает.
Но в шифоньере – стопка неприкосновенно-чистого белья, «приличное» платье и тощий конвертик с немыслимо как сэкономленными (пенсия-то, пенсия от щедрот государевых!) ассигнациями. Хотя нет, конвертик часто отсутствует – живым нужнее.
Железные Старухи умеют добиваться своего: их похороны доставляют хлопоты минимальному количеству народа. Большинству тех, кого это событие могло бы огорчить, уже безразлично. Железное – оно долговечнее, чем нежелезное.
Железные Старухи умеют добиваться своего хоть мытьём, хоть катаньем, а вот изменять своим убеждениям не умеют.
Железная Старуха Нина Михайловна и православных попов послала к чертям, и синагогальных, и каких-то приблудных свидетелей Иеговы. Не хочу, сказала. Если я жизнь недостойно прожила, то что изменят ваши камлания? Для галочки? И кому галочка зачтётся?
Так и легла в желтую, тощую глину Краснопольского кладбища – без креста и без соломы. Сама за себя в ответе.
Бабушка моя по отцу, Галина Алексеевна – старуха не железная даже, а титановая – в Бога верила всю жизнь. И никакой развитой социализм этой веры не убил. Даже выселки, где они с дедом Витей в непрерывном страхе промаялись больше десяти лет. Прятать веру – да, научилась. Но не изменять ей.
Что же вы, тётя Сталя? Зачем?

Батюшка задерживался.
А я не удержалась:
- Кто ж Сталину креститься уговорил?
Юлька кривовато улыбнулась.
- Уговоришь её, как же. Ага, с разбегу. Сама захотела. Две недели назад велела отца Константина привести. Все хорошие люди, сказала, под крестами лежат, и мне надо.
- Мы сами долго сомневались, надо ли, - вмешался Матвей. – Она уже не совсем в себе была, не вставала, заговаривалась, а ты ж знаешь, как она к поп… то есть к священникам относилась… Но привели, в таких просьбах отказывать нельзя никак. Ползал перед ней батюшка часа полтора навколишки, она-то даже сесть не могла. Имена долго перебирали, пока Ольгу не выбрали.
- Маму Сталинину Ольгой звали, - перебила мужа Юлька. – Она как это имя услышала, у неё слёзы так и хлынули. Так и крестили. И свечку Сталя не уронила ни разу, сама, значит, хотела. А на следующий день у нее речь отняло.
Помолчали. Сталина молчала благожелательно, я – неловко, а Матвей с Юлей просто устали до чёртиков.
- Витьке ты сказала? – очнулся Матвей.
От воспоминания о вчерашнем телефонном разговоре с бывшим супружником у меня ощутимо повело на сторону рот. Пришлось закашляться в гвоздики, хоть какая от них польза.
- Да, - выдавила я, вернув рот на законное место. – Он не смог приехать.
Хороших людей неприятно обманывать, но иногда приходится. Не смог и не смог. Пусть он сам разбирается со своими долгами, глупый мой бывший муж. Я за него тоже немножко постою, мне не жалко. Если мёртвой старухе хоть капельку не всё равно, пусть будет – не смог.
- Жалко, – сказал Матвей. И было видно, что да, ему действительно жалко. – Посидели бы, вспомнили, как нас Сталя в детстве строила слева направо, а потом справа налево. Мы ж её почаще мамок родных тогда видели… Эх!
Матвей вдруг улыбнулся широко и искренне. От этого его скуластая физиономия приобрела совершенно хулиганское выражение, будто он собрался прямо сейчас удрать из-под надзора строгой тётушки для совершения неведомой шкоды. Наверняка даже на пару с двоюродным братцем Витькой, верным соратником и закадычным дружком. И седая не по годам голова тому нисколько не помеха.
Юля хотела что-то добавить, но помешал шум подъезжающей к воротам машины.
Прибыли, надо полагать.

Вот теперь я точно знаю, как именно тарахтит дьячок на бедных похоронах.
Отец Константин – не дьяк, а полноправный иерей, но разница, я думаю, непринципиальна.
Он был великолепен. Отбивая молитвенную скороговорку еще с порога, он пролетел крохотную прихожую на бреющем полёте, выпинал, не тормозя, девятнадцатилетнего кошачьего патриарха Пуха во двор и напялил прямо через камилавку сумрачно-зелёное облачение. Турбулентными потоками за спиной отца Константина нещадно крутило Матвеевского друга Пашу, с которым я успела познакомиться по дороге, незнакомую мне даму решительного вида и высокого мужика с лицом бугристым и асимметричным как свечной нагар. Если дама могла быть только кумой Таисией, амазонкой и воительницей, то мужик меня поначалу озадачил. Но ненадолго. Отдышавшись, неизвестный затянул в терцию с отцом Константином, а ещё заметила я в его тёмных, бугристых руках солидную Псалтирь в латунном окладе с чеканкою. Воистину чудотворец отец Константин: нашёл трезвого певчего в час дня первого января в городе Возледнепровске!
- Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое... почему ещё не в гробе? – выпевал отец Константин приятным, немного глуховатым тенором. - Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих... Ну-ка взялись!.. На руках возмут тя... Хорошо!.. да не когда преткнеши о камень ногу твою, на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия... Гриша, где кадило?.. Яко на Мя упова и избавлю... Теперь порядок!
И всё действительно пришло в порядок. Певчий гудел по низам трудолюбивым шершнем и подавал время от времени своему патрону нужные для дела предметы, Сталина в гробу утратила неприкаянный вид, а я наконец-то избавилась от гвоздик. Теперь цветы нашли своё место в ногах покойной.
Слова молитвы сливались в неразборчивую пулеметную очередь, зато ритм, выверенный двумя тысячелетиями, заставлял сердце сбоить. Мысли мои гуляли, где хотели.

Железных Дедов почему-то гораздо меньше, чем Железных Старух.
Деды предпочитают уходить по-другому.
Сесть, например, на лужайку в парке университетского городка – и больше не встать. Жарища, июнь месяц, две бабы бестолковые, жена и дочь, ни на кого оставленные, воют… Ученики недоученные в ступоре – не у кого спросить… Правда, Юрий Сергеевич?..
Или выпить бутылку водки после сердечного приступа, чтобы «скорая» не успела. Правда, дед?.. Бабушка так и не жила после этого. Восемь лет не жила.
Или… Ладно, папа, я не буду.

Да что же это со мной?! Какое мне дело до всего этого?! Кто я, чтобы решать, кому и как надо умирать?! Трус не может назначать цену храбрости... А я трус. Не трусиха, а именно трус. Трусиха – это нечто, вызывающее снисходительную улыбку в сопровождении легкого пожатия плечами. Трусихи боятся мышей или тараканов. А трус не забрал Нину Михайловну из её вонючей комнаты в коммуналке. Трус решил, что Нина Михайловна всё равно не согласится, трус прикрылся десятком разумных аргументов и промолчал. Понятно, она бы не согласилась, не мне испытывать сталь её сущности на коррозию, но какое это имеет значение?
Для чего я стою сейчас с маслянистой коричневой свечкой в руке и коряво крещусь по отмашке неподражаемого отца Константина? Зачем я здесь?! Ведь воцерквовление моё бесславно провалилось много лет назад. Не знаю, был виной тому избыток скепсиса или недостаток цинизма… Возможно, просто непонимание. Зачем надо унизительно выпрашивать блага прижизненные и загробные у того, кто любит? А в том, что любит, сомнений у меня нет.
Дождусь конца службы и уеду. Никакого кладбища, хватит. Сталина всё равно не объяснит, зачем ей понадобилось это шоу с латунной Псалтирью, святой водой и попом за триста гривен.

Тёмный воск наползал на пёстрый, стеклянно хрустящий в руке платок, в безуспешной попытке изобразить лицо певчего Гриши.
Отец Константин ловко вскубрил блистер с одноразовыми похоронными принадлежностями и несколькими точными движениями распределил бумажные образки и пластмассовые крестики по телу покойной. Мимолётно резануло по глазам яркое пятно рекламы фирмы-производителя на обратной стороне использованного блистера. Ощущение ненужности происходящего усилилось в несколько раз.
Ещё залп старославянских слов, ещё несколько порций сладко-тошного ладанного дымка кусками серой технической ваты вырвались из кадила. Кадило при этом сложно брякало, позванивало и цокало, навевая мысли о негритянском джаз-банде.
Дело близилось к финалу. В свою очередь я приложилась губами к мокрой бумажной ленте на лбу Сталины.
В комнате очень холодно, но лента просто ледяная, обжигающе ледяная.

Пока Гриша собирал утварь в толстый дерматиновый чемодан, отец Константин собрал нас, пятерых, в полукруг, и велел склонить головы. Мы склонили.
Чеканная обложка Псалтири – очень старой, может даже антикварной – ощутимо тукнула меня по затылку. Металл был холодным, но всё равно теплее, чем Сталинин лоб. Отец Константин заговорил голосом неторжественным и негромким. На том самом дивном возледнепровском суржике. Он говорил о послежизненных странствиях души. И настолько резок был контраст между жутковатым, мистическим смыслом его речей и обыденностью их формы, что часть моего сознания, ответственная за сцепление с реальностью, слегка зашаталась в пазах. В образовавшихся зазорах замелькали страшные как беспросветное одиночество видения, и мне пришлось вцепиться в ощущение окружающего. В волокнистую структуру дощатого пола. В ткань куртки, лиловой и глянцевой, как позавчерашний синяк. В запахи: ладан, холод, старая бумага, соль, тлен. В скупые уличные звуки. В своё дыхание.

Помогло. Опять помогло. Серый горячий гвоздь привычно впился в лоб над левым зрачком, но боль на этот раз оказалась кстати. Когда болит, легче держаться.

Надежды на быструю погрузку накрылись медным тазом. Нет, не медным тазом, а картонным небом. С последнего нашего свидания оно осело ещё ниже, провиснув между заборами налитым дождевой водой тентом.
Гроб прочно стал на табуретки. Отец Константин огладил бороду и орлиным оком обозрел свою непутёвую паству. Да, не признаваемый церковью праздник здорово подпортил мероприятие. Несколько очень мятых мужиков мыкались вдоль дороги, уминая ботинками грязь, чёрную и блестящую, как спинка моей кошки. Женщин пришло больше, но ненамного. У всех в глазах болотной водой стояло нетерпение. Они уже пожалели Сталину, перекрестились в сторону гроба, обмяли языками Матвея и Юльку и желали продолжить отдых. Дело житейское. Но строгий вид отца Константина заставил их промедлить.
- Братья и сестры! – возгласил иерей, выдержав МХАТовскую паузу. – Сегодня мы прощаемся не с Сатанилиной, а с рабой Божьей Ольгой. Нету больше Сатанилины, так вот. Отреклася она от заблуждений атеистических и от имени нечестивого, приняла Христа в сердце свое. Чистой ушла она, потому что после крещения сразу отняло у ней речь, и никак нагрешить она уже не смогла.
Последний факт отец Константин озвучил с явным удовольствием. Крылось там, по-видимому, нечто глубоко личное.
- Племянники, небожи, досмотрели её в полном достатке, всё у покойной было, чего душа желала, я сам видел, возле кровати на столике и шоколадка, и лимонка, и апельсинка. Воздаст им Господь за это полной мерой, пусть не сомневаются, всё они как надо сделали.
И ещё один острый, тяжелый взгляд пастыря прошёлся по лицам прихожан. Внемлют ли, овны тонкорунные? Всё ли запомнили, сплетники?
Простите меня, отец Константин. Если можете, простите. Хотите, я ещё раз подставлю затылок, а вы меня Псалтирью треснете? Для вящего просветления?
Но отца Константина мой мелированный затылок интересовал если не в последнюю, то уж далеко не в первую очередь. Он азартно рассказывал о чуде. С подробностями и отступлениями, с примерами и цитатами. Переходя с церковнославянского на верхнеднепровский ежеминутно и непринуждённо. От этой вдохновенной проповеди тоска моя достигла невиданных вершин, а гвоздь над левой бровью раскалился добела. Лица обитателей Сосновой улицы выражали живейший интерес.
Певчий Гриша гулко откашлялся. Отец Константин смял очередной пассаж и посмотрел на часы. Короткая молитва, щедрое благословение, и – погрузка.
- Тая и Паша на своих колёсах поедут, батюшку тоже повезут, - сообщила Юля вполголоса. – А ты давай с нами, на автобусе. Матвейка, ты всё взял?
Язык, на котором вертелась заготовленная фраза про ноги и домой, так и не повернулся.

Я поехала на кладбище.
Но с поминок точно сбегу. Не буду я пить водку с Юлькиными соседями и объяснять, кем я прихожусь покойной, и почему у нас одинаковые фамилии. Да и маршрутки первого января вечером – вещь непредсказуемая.

Почему все дороги на кладбища такие тряские? Вопрос, конечно, чисто риторический, но, тем не менее, на пути к кладбищу крышка гроба непременно должна игриво подскакивать и съезжать с основы, открывая взорам интимный белый тюль покровов. И едущие в катафалке обязательно должны подпирать коленями занозистую конструкцию с разных сторон.
Вот мы и подпирали.
- С автобусом этим цирк был, - хмыкнул Матвей, вынимая щепку из штанины. – В одном бюро нам сказали, что раз мы у них гроб не купили, то и автобус они нам не дадут. Логика, ёлки! А в той конторе, где мы гроб брали, автобусов вообще не оказалось. В которой мы договорились, Юль?
- В четвёртой, кажется, - отозвалась Юля. – Контор этих, как грибов поганок – на каждом пеньке. И все бессовестные.
- Да ладно, Юль, - Матвей махнул рукой. Крышка гроба моментально соскочила влево, но я вцепилась в свой край и не дала ей сбежать окончательно. – Всё уже. Договорились и договорились.
Юля поудобнее перехватила куль с хлебом, поминальными конфетами и сиротливой бутылкой водки (для ублаготворения копальщиков) и тихо фыркнула.
Автобусик чинно подпрыгивал на возледнепровских ухабах, стараясь удерживать равновесие и умеренно скорбный вид. Небо полураскисшей массой папье-маше лежало на крыше автобусика. Оно вместе с нами ехало хоронить Сталину.

Кладбище началось как-то неожиданно. Промежуток времени между исключением из поля зрения последнего дома и появлением в этом же поле первого креста оказался неприлично, исчезающе мал. После знакомых мне кладбищ – плоских как столешница, уходящих за горизонт бесконечными рядами могил – Возледнепровский погост производил впечатление китайского затейливого садика. Разномастные деревца между могилами причудливо выгибали ветки, дополняя такие же разномастные памятники неожиданными деталями. Холмики сменялись низинками, а надгробия располагались хаотично, без рядов и шеренг. Мастер по устройству сада камней, несомненно, оценил бы.
Только один-единственный ряд вытянулся в струнку вдоль обрыва. Обрыв вполне серьёзный, метров десять, а может и больше. Нужное нам место – именно в этом ряду.

Лопата в руках отца Константина смотрелась органично.
- Вот добросовестный человек, - шепнула Юлька. – Тот батюшка, что маму отпевал, на кладбище не поехал, прямо во дворе кое-как запечатал. А через полгода папу хоронили. Мне тогда так погано было... пошла я в храм, а он уже закрыт. Отец Константин домой уже собрался. Но меня увидел, вернулся, открыл. Вдвоём со мной отслужил, для меня и со мной.
Я бездумно наблюдала за обрядом запечатывания могилы. Мог бы и не стараться добросовестный отец Константин. Не нужны Сталине никакие печати. Они у неё с собой. Не вернётся она ни за кем, не потревожит никого. Железные Старухи ненавязчивы, как кошки породы рекс корниш.

Когда наклоняешься за комком земли, горизонт совпадает с линией обрыва. Очень интересно, оказывается, если до горизонта два шага. Не кажущихся, а действительных.
Но интересно, похоже, только мне. Удара третьей горсти земли о крышку гроба я не услышала: её заглушил острый звон лопат. Копальщики – тоже люди. Им домой надо. И мне надо, я тоже человек.
- Те цветы, что с телом прикасались, в могилу бросайте, - тенорок отца Константина суров и безаппеляционен. – А то ходят тут, собирают такие цветы, а потом колдуют, волшебствуют...
Мои героические гвоздики и Пашины жёлтые розы полетели вниз с очередной лопатой кладбищенской почвы.
И та ненадёжная часть моего сознания, которая ответственна за связь с окружающей реальностью, не выдержала. Она с треском вылетела из всех пазов раньше, чем цветы перестали падать. Я ничего не успела сделать.

...Голос – пронзительные всплески синей части спектра.
- Ты это, крестись, Сталя...
- Зачем это, Господи?
Ну, второй голос я узнаю. Характерное повышение тона на второй четверти фразы, сухие звонкие перекаты.
- Надо, Сталя, ну просто надо... Крестись, Сталя, пожалуйста, - вибрирует синева.
- А то – что? В рай не возьмешь, Господи? Так и в аду мне работа найдётся: кому водички принести, кому горшок вынести. Ты же знаешь, Боже, не привыкать мне...
Синий голос смущён.
- Знаю Я, знаю... И в рай возьму, как не взять... Только понимаешь, крестом небо держать удобно... Падает оно, Сталя, держать его надо, а вас, железных, всё меньше. Некому держать. А если и ты без креста явишься, даже и не знаю... Возьми крест, Сталя...
Резкий Сталинин голос смягчается.
- Так бы сразу и сказал, Господи, что для дела надо. Если для дела – возьму. Это не стыдно, это орудие труда, а не побрякушка фасонная. Завтра же и возьму.
Вздох – как горное эхо.
- Я знал, что не подведёшь, Сталя. Хочешь чего-нибудь, что Я смогу тебе дать? Мне в радость будет...
Миг тишины.
- За моими присмотри, Господи, если сможешь.
- Попробую.
- И ещё...
Теперь смущена Сталина.
- Очень я фейерверки на новый год люблю, — решилась она. – Можно – в последний раз взгляну?
- Конечно. Конечно, можно. За это даже не беспокойся, Сталя...

Грохот того последнего фейерверка вышиб серый гвоздь боли из моей головы.

- Холодно, — сказала Юля. – Поехали, что ли...
Действительно холодно. Не спасли ни тёплая зимняя, не на сегодняшнюю слякоть рассчитанная, куртка, ни добротные ботинки. Мозглая стылость пробралась глубоко под кожу.
- Поехали, — сказала я.

Разумеется, я осталась на поминки. Соседи не пришли, водки никто не пил. Я познакомилась с милой амазонкой Таисией. Осмелевшее зверьё повыползало из углов, Пух пожаловался на непотребное обхождение со стороны некоторых несознательных служителей культа и потребовал любви и ласки. Юлька впервые за сегодняшний день улыбнулась и пригладила тусклую от старости кошачью шубку.
Мы хорошо посидели. Кажется, за нами присматривали.
Домой, в Днепровск, меня отвёз корректнейший Паша на чихучем «жигулёнке». Дома меня ждали.
Небо не стало выше ни на миллиметр. Но и не опустилось ни на волос. Сталина, железная старуха, приступила к исполнению служебных обязанностей.

@темы: очень хороший рассказ, Мысли вслух, Рассказ