смерть фашистам
Вы вечно молитесь своим богам,
И ваши боги все прощают вам.
Что-то беспокоило меня. Сквозь дрему почувствовал — меня хватают за загривок и куда-то несут. Нюх, пусть говорят, что у кошек он слабый, подсказал — мама. Теплая, ласковая, добрая.
Мама - сладкое молоко, и мягкий, пушистый бок. Мама - шершавый язык, умывающий тебя от розового носа, до кончика хвостика. И потом ты лежишь в коробке весь такой чистенький и сытый, и даже сестра рядом не мешает тебе, а наоборот согревает своим теплом. В животике заурчала музыка голода, вот сейчас, сейчас будут кормить. Мама уже положила меня в коробку. Я сучу лапками от нетерпения, но кто-то грубо впивается в мое нежное розовое ухо, и я просыпаюсь.
- Огурцов, Огурцов, проснись, ты по кухне дежурный. Старшеклассник Валька больно скручивает мое ухо, и я выныриваю из моего сна.
Сажусь и оглядываю, зевая, все 15 кроватей. Все мальчишки спят. В спальне прохладно, в сумраке, осеннего рассвета, спешно натягиваю ненавистные выцветшие колготки, шорты и красную фланелевую рубашку.
На кухне уже полно ребят со всех групп. Мне как дошколенку, доверяют раскладывать хлеб. А пока его режет старшеклассник, я успеваю стибрить с разделочного стола мясные обрезки. Все это я отправляю за пазуху. Животу становиться сначала мокро, потом липко. Ну, ничего, завтрак не такое уж долгое дело. Размазанная по тарелке серая манная каша быстро исчезает и сладенький горячий чай дает чувство сытости и тепла.
Я надеваю курточку и бегу к подвалу. « Муся, Муся»,- зову я.
Кошка Муся не из разряда поварских любимцев, она черна как ночь, и у нее, как и у меня, разноцветные глаза. Один зеленый, другой голубой. Отчего – то нашим теткам это не нравиться, а, по-моему, очень красиво.
Конечно, она побежала за мной не на голос. Восхитительный запах мяса, я ведь расстегнул курточку, вел ее за мной, без обычного для нее страха.
Кошка ела, перетирая зубами жилистое мясо, уши смешно двигались в такт с пастью.
Я уже знал, как отомщу ей за предательство. За мой несбывшийся сон. НА заднем дворе огромный колодец, закрытый деревянной, толстой крышкой, но в ней дыра. В нее я бросил в прошлом году украденного в магазине плюшевого медведя, а уж тощая Муська непременно в дыру пролезет. Рука моя тянется сжать черный загривок. Но Муська отвлекаясь от вкуснятины, вдруг лижет мою липкую ладошку, и еще раз. Кулак мой разжимается, и я глажу, мое единственное близкое существо. Мама. Слезы закипают в глазах. Я размазываю их грязными руками.
«Огурцов, Коленька. Что же ты такой грязный", – нянечка Зоя Федоровна одной рукой вытирает мне лицо, и тут же гладит по голове.- "Пошли скорее, там родители приехали, аж из самой Америки".
Я успел еще оглянуться, и улыбнуться последний раз Маме – кошке.
И ваши боги все прощают вам.
Что-то беспокоило меня. Сквозь дрему почувствовал — меня хватают за загривок и куда-то несут. Нюх, пусть говорят, что у кошек он слабый, подсказал — мама. Теплая, ласковая, добрая.
Мама - сладкое молоко, и мягкий, пушистый бок. Мама - шершавый язык, умывающий тебя от розового носа, до кончика хвостика. И потом ты лежишь в коробке весь такой чистенький и сытый, и даже сестра рядом не мешает тебе, а наоборот согревает своим теплом. В животике заурчала музыка голода, вот сейчас, сейчас будут кормить. Мама уже положила меня в коробку. Я сучу лапками от нетерпения, но кто-то грубо впивается в мое нежное розовое ухо, и я просыпаюсь.
- Огурцов, Огурцов, проснись, ты по кухне дежурный. Старшеклассник Валька больно скручивает мое ухо, и я выныриваю из моего сна.
Сажусь и оглядываю, зевая, все 15 кроватей. Все мальчишки спят. В спальне прохладно, в сумраке, осеннего рассвета, спешно натягиваю ненавистные выцветшие колготки, шорты и красную фланелевую рубашку.
На кухне уже полно ребят со всех групп. Мне как дошколенку, доверяют раскладывать хлеб. А пока его режет старшеклассник, я успеваю стибрить с разделочного стола мясные обрезки. Все это я отправляю за пазуху. Животу становиться сначала мокро, потом липко. Ну, ничего, завтрак не такое уж долгое дело. Размазанная по тарелке серая манная каша быстро исчезает и сладенький горячий чай дает чувство сытости и тепла.
Я надеваю курточку и бегу к подвалу. « Муся, Муся»,- зову я.
Кошка Муся не из разряда поварских любимцев, она черна как ночь, и у нее, как и у меня, разноцветные глаза. Один зеленый, другой голубой. Отчего – то нашим теткам это не нравиться, а, по-моему, очень красиво.
Конечно, она побежала за мной не на голос. Восхитительный запах мяса, я ведь расстегнул курточку, вел ее за мной, без обычного для нее страха.
Кошка ела, перетирая зубами жилистое мясо, уши смешно двигались в такт с пастью.
Я уже знал, как отомщу ей за предательство. За мой несбывшийся сон. НА заднем дворе огромный колодец, закрытый деревянной, толстой крышкой, но в ней дыра. В нее я бросил в прошлом году украденного в магазине плюшевого медведя, а уж тощая Муська непременно в дыру пролезет. Рука моя тянется сжать черный загривок. Но Муська отвлекаясь от вкуснятины, вдруг лижет мою липкую ладошку, и еще раз. Кулак мой разжимается, и я глажу, мое единственное близкое существо. Мама. Слезы закипают в глазах. Я размазываю их грязными руками.
«Огурцов, Коленька. Что же ты такой грязный", – нянечка Зоя Федоровна одной рукой вытирает мне лицо, и тут же гладит по голове.- "Пошли скорее, там родители приехали, аж из самой Америки".
Я успел еще оглянуться, и улыбнуться последний раз Маме – кошке.
-
-
21.03.2012 в 13:09и такая реакция
-
-
21.03.2012 в 13:09А вот давайте навсегда, а? Или слабО?
-
-
21.03.2012 в 13:10Жёсткая. Но по делу.
Лично меня критиковали жёстко. И я этому рад.
-
-
21.03.2012 в 13:19Не, по сравнению с АЧ (и фико-фестами, вроде Фэндомной Битвы) - мягкая
-
-
21.03.2012 в 13:32Achenne, вы предлагаете ей, Астане, заходить на НЕЗНАКОМЫЕ сайты?! бойтесь гнева! впечатления вредны - такое кредо у автора с большой буквы))
ну, пора, думаю, прикрывать обсуждение?
а то автор возгордился и бросился заполнять свой дневник скопи3,14зженными баянами.
А потом будет спрашивать пруфы, мол, откуда упер - докажи. ничего своего, даже какиша "по случаю великой обиды". показательно, что же.
-
-
21.03.2012 в 13:36Пора, пора!
И - баню, баню!
Он заебёт нас,
неебаный!